Лил дождь. Магда сидела дома с веретеном и терпеливо учила дочь прясть. Девочка капризничала, отвлекалась, нитка рвалась и дело не ладилось. Магда вздыхала. До того, как она пустила в дом этого паршивого батрака, у неё не возникало таких трудностей. Коз надо было кормить, поить, доить, ещё и хлев за ними чистить. Куры тоже требовали внимания. Ещё больше внимания требовала разболтавшаяся от общения с разными добрыми дядями и тётями девочка. Магда начала уставать и раздражаться. Проклятый батрак! Это из-за него появились и козы, и куры и все связанные с ними проблемы. Сначала это почти не мешало: он прекрасно со всем справлялся. А теперь он ушёл. А животные остались.
Магда никогда особенно не умела возиться с животными. Она, положим, могла зашептать их с Веймой козу так, чтобы та не просто оставалась живой, но и постоянно давала молоко, но вампирша выдаивала животное досуха. И возилась с козой тоже Вейма. Она не особенно любила эту работу, но полагала справедливым, в конце концов, это же её еда. На предложение так же выдаивать хотя бы одну из дарёных коз подруга ответила категорическим отказом. Зачем ей, у неё возле замка целое стадо пасётся. Раньше, когда Леон был совсем маленьким, вампирша не стеснялась даже время от времени выдаивать его кормилицу. Мальчика тайком кормила настоящая мать, и надо было как-то обмануть женщину, взятую для отвода глаз. Магде это казалось чем-то сравнимым с людоедством, на что Вейма обычно отвечала, что, во-первых, вампиры и должны есть людей, а во-вторых, кое в каких рецептах используется женское молоко и никого это не смущает. Ведьму смущало другое: вместе с молоком несчастная кормилица теряла и силы, как теряли их доимые вампиршей козы. Но Вейма пожимала плечами. Она вполне освоилась в роли хозяйки замка и считала, что небольшая подать людей не так уж обременит. К тому же кормилице щедро платят. К тому же Магда её лечила. К тому же…
Ведьме было проще махнуть рукой.
Нитка опять порвалась. Эрна заныла, что хочет играть с ёжиком и так обиженно уставилась на мать, как будто та назло ей вызвала дождь.
Магда снова вздохнула.
Одно дело — встать до рассвета, чтобы босиком войти в лес и там в тишине познать ещё одну колдовскую тайну. И совсем другое — брести в хлев и доить этих паскудных коз. Кормить кур. Потом выводить коз и привязывать их за забором, позволяя животным объедать всё вокруг. Она пару раз «случайно» забывала закрепить верёвку, но старательная девочка обнаруживала это прежде, чем козы успевали уйти. Магда подозревала, что Эрна коз немного приворожила. Она вообще как-то очень легко сходилась с животными, но одно дело ладить, а другое дело — уметь всё делать. Виль потихоньку начал её учить, но не довёл дело до конца.
Если не извести этих проклятых коз с курами, жизни тут не будет.
Вейма навела на дом подруги морок, скрывающий сделанные Вилем постройки. Постепенно — очень медленно — морок сходил, так что все изменения можно было бы списать на неких случайных прохожих, расплатившихся с ведьмой работой. Конечно, у них уже давно не принято было привечать чужаков без доклада в замок, но, во-первых, ведьме никто не указ, а во-вторых, Вейма же вроде как в курсе?..
Магда снова вздохнула.
Кто бы знал, что этот паршивец окажется таким полезным?
Мало того, что он делал всю работу, какая была и даже ту, какой не было. Он ещё и знал бы, что делать с разными неприятностями, которые на неё всё время сваливались. Когда в курятник пробрался хорёк и передушил всех цыплят. Визгу было! Когда коза забралась на дерево и её надо было снимать. Когда околел старый пёс и снова было много визгу, а потом пса ещё надо было закапывать. Виль бы справился бы с этим. Он бы закопал животное, цыкнул бы на девочку, а потом придумал, чем её отвлечь. А теперь надо было справляться самой. Пёс, кажется, был первой смертью, которую Эрна вообще увидела… не считая, наверное, цыплят. Но пёс умер сам. Есть вещи, о которых говорить не хочется. Например, о том, что никто не вечен. И что недостаточно дружить со всякими добрыми плохими дядями, чтобы быть в безопасности. И что безопасности вообще не бывает. Ни для кого. И для ведьмы тоже. Особенно для ведьмы. И что жизнь вообще удивительно мало похожа на игру…
Виль бы справился лучше…
Виль бы такого наговорил, что потом за сто лет не расхлебаешь.
Самое паскудное, что, отыскивая лопату, Магда наткнулась в сарае на кусок дерюги, которой там точно делать было нечего. А под дерюгой не было ничего. Совсем. Была яма, в которую мог бы влезть один человек… один крупный человек или два… не очень крупных.
Например, щуплый с виду батрак с маленькой девочкой…
Неприятно заинтересовавшаяся этим открытием, Магда обнаружила в стене сарая выломанную и вставленную обратно доску. Она заинтересовалась ещё больше и нашла несколько мест в заборе, через которые вполне можно пролезть наружу.
О своём открытии она никому не сказала. Пожалуй, даже успокоилась.
На Виля, оказывается, можно было положиться, во всяком случае, есть надежда, что в её доме его не поймают.
Пусть его.
— Эрна, золотко, — позвала она, — смотри, надо распушить концы вот так, а потом…
Эрна насупилась.
— Мааам! А когда ты мне колдовство покажешь?
Магда начала учить прясть дочь ещё до ухода батрака и в первый раз уставшая девочка заныла о том, что она-де ведьма, а не крестьянка, к чему ей возиться с куделью?.. Ведьма была глубоко оскорблена. Кто успел внушить это девочке? Ни в одной уважающей себя семье не приветствовалось безделье девочки. Дочери рыцарей ткали и пряли не меньше, а, пожалуй, даже больше крестьянских дочерей. Им же не надо было отвлекаться на другую работу!
Виль тогда как раз зашёл в дом и, услышав нытьё Эрны, удивился не меньше ведьмы.
— Ах, прости, твоё дюкское высочество, — отвесил он издевательский поклон, — не признали.
Девочка насупилась ещё больше, а батрак вышел, ворча что-то о белоручках, от которой никакой пользы не дождёшься.
И после этого Эрна послушно просидела рядом с матерью до самого вечера.
Магда снова вздохнула.
Быть матерью и учить — это разные вещи. Она была хорошей матерью, но учить дочь становиться ведьмой было не так-то просто. Обычно ведьмы вообще редко этим занимались, отдавая своих детей или в Бурую башню или к наставникам.
Наставник. Или наставница. Если отдать им Эрну, Виль её, может, и не найдёт.
Но кто?
В Бурую башню ход заказан. Там девочку заставят принять проклятие.
Нет, нужно найти ведьму, которая, как старая Верена, живёт на своей земле.
Но все ведьмы связаны с Бурой башней.
Не может быть, чтобы больше никто не порвал с общиной.
Их надо просто найти.
Ведьма выдернула волос из косы и показала его дочери.
— Смотри, солнышко…
Её пальцы ловко впряли волос в нить.
— Что ты видишь?
— Нитку, — насторожено ответила девочка.
Ведьма покрутила пряжу перед носом дочери.
— Обычная нитка, ведь правда? Волос совсем незаметен. Но если ты сделаешь несколько стежков на одежде другого человека, он никогда тебя не забудет.
— Правда, мам?! — вспыхнула от восторга девочка.
— Правда, доченька.
Это было самое простое приворотное средство. Оно не вызывало любовь, только память.
Может, не стоило показывать его девочка так рано…
Эрна выдернула у себя целый пучок волос и принялась крутить веретено. Магда засмеялась и отняла волосы.
— Сначала научись нитку прясть, — непреклонно сказала она. — Сперва простое, потом сложное. А я тебя поучу, что при этом говорить, чтобы сбылось загаданное.
Эрна опять насупилась, но на этот раз спорить не стала. За окном уныло шумел дождь, в очаге потрескивал очаг.
Надо найти наставника. Хоть совета спросить, чему Эрну учить сначала, а чему потом.
Врени стояла, перетаптываясь, за спиной брата Полди.
Перед ними на лёгком изящном кресле сидела хозяйка замка. В прошлый раз она была одета в мужскую одежду и не стеснялась своих коротко стриженных волос, сейчас она была в рыцарском платье[18] цветов своего сюзерена — чёрном с серебристыми полосами. Голову Веймы скрывало тёмное покрывало, поверх которого высился эннен[19]. С эннена свисало тонкое полотно, которое непривычному к роскоши монаху казалось сотканным из паутины. Из чёрной паутины и «добрая госпожа» казалась посланницей тьмы. За креслом стоял одетый в кожаные штаны и куртку мужчина, при взгляде на которого у Врени застывала кровь в жилах. Оборотень. Оборотни хороши на встречах, где все пьют со всеми, хвастаются, как напугали глупых людишек… и многое такое же в этом духе, о чём позже, днём, не всегда хочется и вспоминать. Но тут! Вампир и оборотень, рядом с ними, в комнате, лицом к лицу! Цирюльнице казалось, что она слышит глухое рычание каждый раз, когда переносит вес с ноги на ногу.
— Итак, — проговорила вампирша, когда гости достаточно промучались ожиданием. — Книга. Ты по-прежнему хочешь её продать университету?
— Добрая госпожа…
— Вижу, хочешь. Сколько ты просишь за это сокровище?
— Добрая госпожа, у меня и в мыслях…
— Я наводила справки. Если ты не солгал, за твою книгу можно отдать весь этот замок. Ты хочешь получить замок, монах?
— Добрая госпожа…
— Я не добрая и я не твоя госпожа, — оборвала его вампирша. — Ты понимаешь, что никто не отдаст тебе столько, сколько стоит твоя Книга? Она бесценна. Но не менее ценен и ты сам, ты, который утверждает, что может и лучше. Так чего ты хочешь? У каждого есть цена.
Она дёрнула уголком рта.
— Во всяком случае, себя ты выставил на продажу.
Монах глубоко вздохнул. Оглянулся на Врени. Та пожала плечами.
— Добрая госпожа, деньги мне нужны не для себя… Я маленький человек и нуждаюсь только в защите и помощи…
— Кто-то хочет убить тебя, монах? — презрительно фыркнула Вейма. — Кому ты нужен?
— Для моего ордена, — закончил Полди.
— А у тебя губа не дура, — отозвалась вампирша. — Ах, да… магистр Эрвин… Ты хочешь знать, кто его убил? Я скажу тебе. Его убили братья-заступники. Но, к сожалению, я не могу тебе дать доказательств. И чего ты хочешь? Чтобы я защитила тебя от них? Или университет? Ты представляешь себе, кто мог бы с ними поспорить?
— Терна, — ответил монах. — Власть Святого престола. Сам Святейший отец.
Вампирша присвистнула.
— Так что же, монах, дать тебе провожатых в Терну? Ты об этом просишь? Или вызвать сюда самого папу и он придёт, чтобы спасти тебя, а?
Брат Полди, казалось, не замечал насмешки.
— Добрая госпожа, — отозвался он вежливо. — Я должен прибыть в Лабаниан, там большой монастырь нашего ордена. И я хотел бы там получить деньги. Я оскорбил бы вас, если бы попросил меньше, чем Книга стоит на самом деле.
Вейма подняла брови.
— И что ты тогда забыл в Раноге на севере, когда тебе надо в Лабаниан на запад?
— Я искал покупателя для Книги, — твёрдо ответил монах.
— И ты считаешь, что нашёл? — хмыкнула вампирша.
— Это уж тебе виднее, добрая госпожа. Я знаю, найти такие деньги непросто, но университет, без сомнения, мог бы это сделать…
— Хорошо, — пожала плечами Вейма. — Отдавай Книгу, я что-нибудь придумаю, чтобы тебе помочь.
— Но у меня нет Книги, — вежливо напомнил брат Полди. — Я её спрятал, потому что боялся, что не смогу пронести её в целости через страну. И не зря: недалеко от Фирмина на меня напали разбойники.
— То есть ты хочешь, — принялась загибать пальцы вампирша, — чтобы я дала тебе провожатых до твоего тайника, потом провожатых до Лабаниана, а там ещё и требуешь денег… на домик и коровку… А?
— Добрая госпожа, я не прошу ничего, что бы ни было…
Вейма подняла руку и монах умолк.
Лабаниан. То графство, где Вейму чуть не убили… она была ещё слишком молода и плохо умела притворяться человеком. А учитель смотрел и улыбался. Он вмешался в самый последний момент…
…но вряд ли её узнают в её новом облике, если встретят…
— Мне стоило бы выставить тебя вместе с твоей краденой Книгой, — медленно произнесла хозяйка замка. — Но меня просили разобраться и, в конце концов, такие сокровища нельзя выкинуть на дорогу. Было бы честно отсыпать тебе денег на пороге университета и выставить вон, чтобы ты сам отбивался от воров и грабителей. Но ты просишь ещё и помощи… Эта помощь тебе обойдётся не только в Книгу. Нам нужен ты, монах. Что скажешь?
Брат Полди смертельно побледнел, но казался решительным.
— Добрая госпожа, если ты поможешь мне… располагай мной до самой смерти!
Вейма подняла брови.
Брат Полди был искренним, но… казалось, он немного… нет, не притворялся… но как будто играл. Будто боялся, что иначе она ему не поверит…
— Ты проведёшь в университете немного меньше. Напишешь для нас три книги — и можешь быть свободен.
Брат Полди тихонько охнул. Врени припомнила, что Книгу Врага он писал семь лет. Сколько ему сейчас? Двадцать? Двадцать пять? Вряд ли многим больше. Вампирша предлагала ему провести вдали от родного монастыря столько же, сколько он вообще прожил на свете. В юности это кажется страшным.
— Я согласен, добрая госпожа. Ты дашь мне провожатых?
— Хуже, — мрачно ответила Вейма. — Я дам тебе своего мужа. Он много лет… помогал разным людям. Но тебе нет необходимости идти с ним. Расскажи, где спрятал Книгу — и он сам заберёт твою Книгу и отправит её в университет.
— Но, добрая госпожа, — покачал головой монах, — я должен пойти сам. Только я смогу найти место, куда…
— Посмотри на меня, — перебила его вампирша таким певучим голосом, что все вздрогнули. Монах повиновался и застыл, глядя Вейме в глаза. Врени охнула. Проклятая вампирша снова взялась за свои шуточки!
Вейма отвела взгляд и покосилась на своего мужа. Тот поморщился, но застыл точно так же, как перед тем монах. А потом решительно покачал головой. Вейма пожала плечами.
— Что ж… В таком случае, вы пойдёте вместе.
Она покосилась на цирюльницу.
— И, конечно, ты пойдёшь с ними. Вир, я всё ещё не думаю…
— Мне всё равно придётся открыться, — возразил Вир.
Вейма пожала плечами.
— Как знаешь.
Шателен выступил вперёд, обстоятельно огляделся по сторонам, подпрыгнул и перекувырнулся в воздухе с такой ловкостью, что Врени потрясённо охнула. Следом за ней охнул монах — когда на каменный пол вместо мужчины приземлился здоровенный волк.
— Какой красавец! — вырвалось у брата Полди.
Он присел на корточки так, что его голова оказалась чуть ли не ниже, чем у волка, и протянул руку ладонью вверх. Волк подошёл и понюхал сначала руку, а потом обнюхал человека. Врени попятилась, отчаянно жалея, что здесь некуда спрятаться. Она не была чересчур пугливой, но оказаться в небольшой комнате со здоровенным зверем, которого никто и не думает удерживать — испытание не из лёгких.
Полди оглядел волка глазами, сияющими от восторга — крепкие лапы, пышную гриву, густую шерсть, пушистый хвост…
— Обожаю собак, — заявил он и вдруг вздохнул. — Дома у меня была собака почти такая же крупная, как и ты, добрый господин.
Волк забавно встряхнул головой, взвился в воздух и кувыркнулся обратно. Врени облегчённо выдохнула, снова увидев человека. Она понимала, что опасность никуда не делась, но всё-таки оборотень в человеческом облике внушал меньше ужаса, чем в волчьем.
— Зачем тебе собака? — грубо спросила она. — Вы же бедный монастырь, пасёте скот и пашете на огороде. Или ты сам за стадами ходил?
Брат Полди взглянул на неё с упрёком.
— У нас рядом горы. Как бы мы помогали путникам, которых застала врасплох лавина, если бы нам не помогали наши младшие братья?
— А! — прояснилось лицо у Веймы. — Конечно! Сюдос! Как я забыла? Знаменитый перевал? Так это вы с собаками спасаете попавших в беду путников?
— А говорил — только переписчиками и славитесь, — пробормотала Врени.
Полди покачал головой.
— Тому, кто служит Заступнику, не пристало хвастаться добрыми делами, — пояснил он. Лицо его внезапно омрачилось. Вейма принюхалась.
— Ха! Рассказывай, монах! Кто умер у тебя на руках? Кого ты не смог спасти? Не отворачивайся. Я-то вижу, как ты помрачнел. Ну же!
Она посмотрела так строго, что брат Полди поёжился и опустил голову ещё ниже.
— Я не знаю, добрая госпожа, — глухо пробормотал он. — Он… я не знаю его имени. Он умер. Я нашёл при нём… отец приор сказал, что это может быть важно.
— Бумаги, — медленно произнесла Вейма. — Прекрасно. Теперь появляются ещё и бумаги. Украденные у мёртвого.
— Госпожа, я клянусь тебе, в моих действиях нет ничего дурного. Добрая госпожа, молю, поверь мне! То, что я нашёл… это предательство братьев-заступников! Это секрет, который…
— Замолчи, — тихо произнесла Вейма. — И убирайся. Завтра на рассвете вы уйдёте отсюда…
Она помолчала и, глядя на бледное лицо монаха, добавила:
— Вир пойдёт с вами. Он отнесёт книгу в университет, а ты отправишься в город Сетор. Там будет проходить рыцарский турнир, на котором соберётся весь Тафелон.
— Но я не…
— Сетор находится у самых границ Лабаниана, — пояснила вампирша. — Там я смогу передать тебе деньги и помочь добраться туда, куда тебе нужно.
Она помолчала, с сомнением на монаха.
Его стоило бы прогнать…
…он бесценен…
То, что он несёт, может навредить братьям-заступникам.
…это прекрасно…
Брат Полди дождался, когда они останутся одни с Врени на дороге в деревню и тихо спросил:
— Он оборотень?
— Как ты догадался? — издевательски ответила цирюльница. — Кто бы это ещё мог быть?
— Все мы дети Создателя, — со своей обычной кротостью отозвался монах.
— Он проклятый, — зло напомнила Врени. Брат Полди пожал плечами.
— Святой Батсо, основатель ордена нищенствующих монахов, проповедовал перед волками, — сказал он. Я иногда думаю, не были ли это оборотнями. Ведь волки не понимают человеческой речи.
— Да ну? — недоверчиво отозвалась цирюльница.
— Я бы проповедовал перед собаками, — вздохнул монах.
— Я не хочу ехать в Сетор, — тихо сказала вампирша, когда они с мужем остались одни.
Вир обнял её за плечи и притянул к себе.
— Я кое с кем поговорил, — ответил он. — На время турнира Сетор объявят местом сбора клана. Любой вампир может приехать туда и на него не будут нападать его сородичи.
— Сетор! — вывернулась из объятий вампирша. — Нас с учителем там чуть не убили!
— Ну… — со смешком притянул её обратно к себе оборотень, — прежний хозяин Сетора был старомоден…
— Старомоден?! Да он бросался на любого вампира, которого видел!
— Ты ведь никогда не общалась с братьями по клану? — спросил Вир. — Ты знала только своего учителя, который не знакомил тебя с другими вампирами, и немного Липпа.
— Ну и что? — нахмурилась Вейма.
— Они все такие, — пояснил оборотень. — Совершенно не терпят себе подобных, тем более близких им по силе. Да и ты тоже. Ты же даже имени Липпа слышать не хочешь.
— Я не хочу слышать его имя потому, что он сильнее меня и едва не погубил Магду, — надулась вампирша.
— Не бойся, — крепче обнял её оборотень. — Твоему пугалу в Сеторе давно брошен вызов. Сейчас у Сетора другой хозяин, более… сдержанный. Не советовал бы тебе ехать туда одной, но на турнир он тебя пропустит. Как и других.
Вейма передёрнула плечами — насколько это позволяла крепкая хватка мужа. Пустит, ага! Похоже, в Сетор явится много вампиров, конечно, хозяину города выгоднее делать вид, что он их гостеприимно принимает, чем принять безнадёжный бой сразу со всеми.
— Но я-то не дочь клана! — напомнила она.
— О тебе я договорился, — успокоил её Вир.
Вейма вздохнула.
Для клана она не была ни вампиром, ни женой Вира. Она была его рабыней, наградой, которой он потребовал у проклятых за свою помощь с Гандулой — развалинами замка старого Дюка, где проходили встречи. Он сумел сохранить эти развалины… развалинами. Союз баронов так и решился ничего строить на этом месте. И когда он потребовал отдать ему её — вампиршу, не пьющую крови, женщину, сбежавшую от него, проклятую, нарушившую его территорию, её просто… отдали. Как вещь. Как нечто ненужное. Кто-то хотел, чтобы её убили. Кто-то считал, что отдавать оборотням детей клана, пусть и провинившихся — неверно. Но в конце концов её швырнули к его ногам — забирай, пёс. И теперь он договаривался, чтобы вампиры… сделали вид, что её нет.
Она жива только пока он просит за неё.
— Я не хочу, — устало уткнулась она лбом в её плечо.
— Ты должна сопровождать свою госпожу, — напомнил оборотень. — Ты — её советница. Она и так отпускает тебя жить здесь, со мной, не требует, чтобы ты всё время была подле неё.
Вейма скривилась, но промолчала.
Некоторые вещи невозможно исправить.
Если ты больше не доверяешь человеку… бесполезно притворяться, что это не так.
Виру проще.
Он предан барону — и точка. Он умел быть преданным.
Вейма… не умела.
— Она была молода и напугана, — мягко произнёс Вир.
Вейма промолчала. Когда она была молода и напугана, её обратили в вампира и вскоре бросили скитаться одну, необученную, неспособную себя защитить. Она боялась всего и больше всего — саму себя, то чудовище, которое в ней жило после обращения. То чудовище, которым она стала. Вампир, который теряет сознание при виде крови — вот чего она добилась своими попытками отторгнуть новую сущность! Вир как-то не собирался извинять её слабость, её страх, её молодость. Он спас ей жизнь, а после угрозами и хитростью заставил остаться с ним.
Врени быстро шагала по дороге, но едва поспевала за размашистым шагом оборотня. Он вроде бы и не торопился, но легко оставлял спутников позади. Брат Полди упрямо ковылял последним. Он был упорным и, даже смертельно устав, упорно шёл вперёд. Врени подозревала, что он с непривычки сбил себе ноги.
— Монах, — угрюмо произнесла цирюльница. — Так ты никуда не дойдёшь. Сядь.
Вир прошёл немного вперёд и остановился, пережидая, пока цирюльница перевяжет монаху ноги.
— Зря ты отправился в путь, монах, — сухо сказал оборотень.
Полди поднял на него отчаянный взгляд. В бледно-карих глазах монаха плескалась боль.
— Это мой долг, — ответил он. — Я дойду.
Врени пожала плечами. Они шли уже пятый день. Когда Вир чуял людей, он уводил монаха и цирюльницу в лес. Это замедляло путь, но давало монаху возможность отдохнуть. Полди не жаловался и не просил пощады. Врени подозревала, что он там бы и шёл, не останавливаясь, пока не свалился бы. Она ещё подозревала, что оборотень предпочёл бы пробежать через лес на четырёх ногах, но ради спутников шёл на двоих и по дороге. Деревни они тоже обходили. Вечерами оборотень оставлял их одних и воровал в деревнях еду. Брат Полди пытался отказываться, но цирюльница пригрозила накормить его насильно. Ей было плевать на такие вещи. Пусть этот грех будет на совести оборотня, ей дела нет. Хуже всего было ночевать в лесу. Из предосторожности они не разводили костров и осенью было уже слишком холодно. Приходилось жаться друг к другу. Брат Полди дрожал от стыда и смущения, но возражать не осмеливался. Вир менял облик и убегал в лес что-то разведать, но к середине ночи возвращался и прямо в волчьем облике приваливался к ним. Тогда брат Полди расслаблялся, согревался и мог уснуть. А вот Врени, напротив, принималась мелко дрожать от страха, ненавидя и себя, и оборотня за то, что может промолчать, но не может скрыть от него свой ужас.
Впереди высились горы. Врени очень надеялась, что им не придётся туда карабкаться. В горах не так много дорог, чтобы они могли затеряться, а, если придётся идти до самого монастыря… хуже всего, что через лес по краю человек ещё пройти может, там, где лес не слишком густой. А вот по горам пройдёшь не везде.
— Долго ещё идти-то? — хмуро спросила она.
Брат Полди рассеянно огляделся по сторонам.
— Я думаю… к вечеру дойдём.
— Хотелось бы, — буркнула цирюльница. Вир промолчал.
— Деревня, — вечером сказал оборотень задолго до того, как Врени что-то услышала и даже увидела. — Там, за поворотом дороги.
— Нам надо туда, — подал голос монах.
Он немного подумал и добавил:
— Но, наверное, лучше дождаться ночи…
— Ты спрятал книгу в деревне? — подняла брови Врени, следом за оборотнем сходя с дороги в лес. Она давно изодрала плащ о ветки, на рясу монаха смотреть было страшно, а Виру, разумеется, хоть бы хны.
— У меня там друг, — пояснил монах.
— Я думала, ты всю жизнь провёл в монастыре, — удивилась Врени.
— Да, — коротко ответил брат Полди.
Вир рыкнул, напоминая людям, чтобы они замолчали. По его мнению, они поднимали слишком много шума. По его мнению, люди вообще слишком много шумели, суетились и пахло от них тоже слишком сильно.
— Нам надо выйти к окраине, — шёпотом сказал Полди, когда вслепую шёл за оборотнем ночью. Вир что-то прорычал.
— Ты сможешь найти нужный дом? — спросила Врени.
Полди покачал головой, потом понял, что его не видят и ответил:
— Нет, не могу. Надо просто обойти деревню.
— И что? — разозлилась цирюльница. — Твой друг сам нас найдёт?!
— Да, — просто сказал монах.
Он шёл, стараясь не шуметь, обходя окружающие дома. По мнению Вира, у него получалось очень плохо, по мнению Врени… тоже не очень. Монах в темноте натыкался на все корни, то и дело спотыкался. Если бы не Вир, он бы ещё и падал. Вдруг послышался лай.
Брат Полди сказал какое-то слово на непонятном Врени языке. Виру показалось, что что-то такое он слышал от знавшей древний язык жены, но точно он не был уверен. Лай сделался громче. Полди сказал что-то ещё и лай смолк. А потом над забором взвилась огромная тень…
Оказавшаяся здоровым, ростом чуть ли не с медведя, как показалось Врени, псом. Вир презрительно попятился, а пёс метнулся к Полди и подмял его под себя. Дёрнувшуюся на помощь цирюльницу задержал оборотень.
— Оставь, — коротко сказал Вир.
Врени прислушалась. Из-под мохнатого тела доносилось что-то очень похожее на любовное воркование, только на непонятном ей языке.
— Это — твой друг?! — потрясённо спросила она.
Монах что-то невнятно ответил.
— Мы слишком шумим, — раздражённо сказал Вир. — Монах!
Полди с трудом отпихнул пса и сел, погрузив пальцы в густую шерсть.
— Это мой друг, — сказал он. — Руфус. Он помогал нам, пока не состарился, а теперь живёт на попечение доброго человека…
Он слегка замялся.
— Этот человек… ему щедро заплатили за то, чтобы он ухаживал за Руфусом. Но он, кажется, думает, что Руфус сторожевая собака.
Монах коротко рассмеялся.
— Я постучался к нему, просил о приюте, но он закричал, что спустит на меня собаку. Я говорил ему о Заступнике, а он свистнул Руфуса… я побежал в лес, Руфус, конечно, за мной… потом он вернулся, а я пришёл следом.
— Добрый человек, — хмыкнула Врени.
Брат Полди встал. От недавней его усталости не осталось и следа.
— Прекрасный мой, — сказал он собаке на древнем языке, — сильный, красивый, умный. Красавец. Спаситель.
Собака тыкалась в него носом, напрашиваясь на ласку.
— К сожалению, я не могу предложить вам разделить гостеприимство моего друга, — с явным сожалением произнёс монах, — его жилище слишком тесно. Мы встретимся на рассвете.
Он подтолкнул собаку и та перескочила через ограду назад, а сам Полди нащупал дыру в заборе и с трудом протиснулся туда.
Проклятые остались стоять.
— Жилище?! — переспросила Врени.
— Наверное, конура, — предположил Вир.
— Прекрасно, — процедила цирюльница. — Он будет ночевать в конуре, а мы где?!
Она почувствовала, как устала от постоянных ночёвок в лесу, от ощущения занемевшего и озябщего тела, от запаха волчьей шерсти…
— Я могу предложить тебе разделить гостеприимство моего друга, — с еле заметной усмешкой произнёс Вир. — Если ты не побрезгуешь переночевать в доме оборотня.
Они снова шли через лес. Проклятый оборотень плутал и даже, кажется, ходил кругами. Двигался он совершенно бесшумно и Врени приходилось держаться за его пояс. Куда он её вёл, она запуталась уже давно и женщине внезапно стало страшно. Дура она, дура. Идёт неизвестно куда, в темноте, в лес… С оборотнем.
— Верю в Освобождение, брат, — тихонько сказала она.
— А? — не понял оборотень. — Ах, это. Брось. Хотел бы тебя съесть, далеко ходить не надо было.
— Верю в Освобождение, брат, — настойчиво повторила Врени.
— Приблизим Освобождение, сестра, — раздражённо отозвался оборотень и вдруг завыл — протяжно и жутко.
Врени похолодела, но тут раздался ответный вой и она вынуждено придвинулась ближе к своему жуткому провожатому. А после в темноте перед ними что-то заскрипело.
— Серый? — раздалось ворчание, в котором человеческая речь смешивалась с волчьим рычанием. — Заходи.
— Иди за мной, — приказал Вир.
Врени кое-как разглядела в темноте перед ними стену. Подошла, коснулась рукой. Каменная. Оборотень ухватился за что-то и легко перемахнул через стену. Внутри раздалось ворчание и Врени ударило что-то по голове.
— Не стой там, — приказал Вир. — Залезай.
Цирюльница разобралась, что ей скинули верёвочную лестницу. В таких делах она была не мастерица, но кое-как смогла забраться внутрь. В за стеной стоял каменный дом и в окнах его горел свет. В раскрытых дверях стоял незнакомый оборотень.
— Заходи, — пригласил он. — Я Хлольф.
— Верю в Освобождение, брат, — поспешно сказала Врени.
— Приблизим Освобождение, сестра, — хмуро ответил оборотень.
Врени вошла в дом. Там было… обычно. Очаг посреди единственной комнаты, немудрящая мебель, пара сундуков. Вкусно пахло выделанной кожей. Горел огонь. У самого очага сидела хрупкая женщина в плаще светлых волос поверх обычной одежды и шила что-то из кожи.
— Верю в Освобождение, сестра, — сказала ей Врени. Женщина подняла на неё ничего не выражающий взгляд голубых глаз и ничего не ответила.
— Илса тебя не понимает, — раздалось откуда-то сверху. — Она волчица.
Врени подняла взгляд, ругая себя на рассеянность.
В доме не было потолка и под самой крышей на балке сидела ещё одна женщина — в сером платье, отороченном мелкими чёрными пёрышками. В неровно обрезанных тёмных волосах тоже торчали перья.
— Я ворона, — представилась женщина.
— Это моя сестра Марила, — хмуро сказал Хрольф. — Она человек.
— Я ворона! — настойчиво повторила Марила.
— Будете ужинать? — спросила женщина у очага.
— Будем, — за двоих ответил Вир.
— Я тоже хочу, — закричала сверху Марила. — Сейчас…
Она заёрзала и тут женщина у очага поспешно вскочила, схватила стоящую у стены тяжёлую лестницу и легко приставила её к балке.
— Я бы и так слетела, — заявила женщина, но всё же спустилась по лестнице. — А ты кто?
— Я Врени, — сказала цирюльница.
— А кто ты?
— Эээ… цирюльница, — отозвалась проклятая.
— Так ты лечить умеешь? Здорово! Я давно ищу лекаря!
— Ты хочешь лечиться?.. — с сомнением спросила Врени.
— Да! У меня крылья слабые. Машу ими, машу, а в воздух не поднимаюсь!
И она захлопала рукавами. Врени почувствовала, как сама сходит с ума.
— Она устала, Марила, — сказала Илса.
На гостью она смотрела хмуро и не спешила подходить ближе. На Марилу — со смесью любви и сожаления.
— Это моя жена, — запоздало представил Хрольф.
— Хрольф нашёл её в лесу! — тут же пояснила Марила. — Она волчица.
— Ужинай и спать ложись, Большеногая, — приказал Вир. — Не бойся, никто тебя до утра не съест.
Оборотни переглянулись и засмеялись неприятным лающим смехом.
Илса кинула в угол шкуру и указала на неё цирюльнице. Женщина поспешно кивнула и взяла у волчицы миску с кашей.
— Благодарю, хозяюшка, за приют и ласку, — проговорила она.
— Не за что, — неприветливо отозвалась Илса.
— Она людей не любит, — пояснила Марила. — А я ворона. Я раньше на мельнице жила.
— А потом люди мельницу сожгли, — подхватила волчица. — Будет лясы точить.
Врени поспешно занялась едой. Ей казалось, что Илса в любой момент может перекинуться и наброситься на неё. Да и мужчины доверия не внушали. Впрочем, они давно занялись своим разговором.
— Вот таких самострелов смогу штук десять до турнира тебе отдать. Мечи готовы. Остальное только после турнира. Заказ большой взял.
— Опять ты со своими заказами, — раздражённо отозвался Вир. — Мы же договаривались, что ты всё закончишь в срок!
— Заплатили больше, — пожал плечами Хрольф. — Будут тебе самострелы. Я знаешь какой там ворот поставил? Доспех пробивает!
Вир что-то невнятно прорычал. Врени доела кашу и Илса непреклонно указала ей на шкуру.
— Я тоже спать буду, — заявила Марила, но Илса поспешно ухватила лестницу и прислонила её к стене. Безумная подскочила к лестнице и попыталась сдвинуть её к балке. Лестница даже не шелохнулась.
— Ну, Илса! — надулась сумасшедшая.
Илса указала ей на покрытый тюфяком сундук. Марила пожала плечами, но больше спорить не стала.
— Завтра я всё объясню, — посулила Марила гостье и отправилась спать на сундук.
Вир разбудил Врени ещё до рассвета, когда небо только-только начало светлеет. Марила сладко спала и оборотни заспорили — зловещим шёпотом, то и дело переходя на вой и короткое волчье взлаивание, — надо ли завязывать женщине глаза. Илса утверждала, что гостья свалится и сломает шею, Вир — что она никому не скажет, а Хрольф — что людей не жалко. С этим Илса согласилась, а Вир не стал спорить и Врени завязали глаза ещё до того, как выпустили из дома. Цирюльницу обвязали под мышками и Вир перетащил её через стену. Вернул верёвку хозяевам и повёл по лесу, так и не развязывая глаза.
— Почему мы не вышли через ворота? — спросила цирюльница.
— Ворота там никому не нужны, — отозвался Вир.
— А что такое Марила говорила об Илсе? Что значит — волчица?
— То и значит. Не все оборотни растут людьми. Некоторые — волками. Медленней, чем обычные, конечно. Она перекинулась в человека переярком[20]. Такое бывает, хотя и редко.
— А… Марила?
— А Марила увидела, как брат перекидывается, и сошла с ума. Ворон-то волки не трогают. Раньше жила с людьми, потом они её в лес забрали.
— А…
— Тихо.
Впереди показался забор. Гавкнул пёс. Вир что-то взлаял в ответ. Собака заскулила.
— Монах, — тихо позвал оборотень.
Скулёж усилился. Потом из дыры в заборе показался брат Полди, прижимающий к себе какой-то здоровый свёрток.
— Всё взял? — уточнил оборотень. Полди кивнул.
— Уходим отсюда, — приказал Вир.
Они вернулись в лес. Вслед им скулила собака.
— Здесь всё, — просто сказал Полди, вручая оборотню свёрток.
— Что это, одеяла? — удивилась Врени.
— Завернул, чтобы Руфус не растрепал, — пояснил Полди. Он у меня, конечно, послушный, но кто знает… но он ждал меня и охранял.
Вир тем временем снял сумку, положил в неё свёрток, повозился с пряжками и подпрыгнул в воздух. На землю приземлился волк, который просунул в ремни морду и лапы. Сумка удобно пристроилась у него на спине. Волк встряхнулся и скрылся в лесу.
— Он, что, насовсем ушёл? — ошарашено спросил Полди.
— Похоже на то, — отозвалась не менее ошарашенная Врени. — Ты же просил книгу доставить, а не тебя.
— А нам куда?
Врени пожала плечами.
— Подальше отсюда.
— Через лес?
— На дороге нас заметят.
— А ты знаешь как пройти через лес?
Врени пожала плечами.
— Туда, — ткнула она на северо-запад.
Полди с сомнением посмотрел на в ту сторону. Подлесок рос так густо, что им пришлось бы прорубать дорогу.
— Может, выйдем на дорогу? — всё-таки предложил монах.
Врени задумалась. Возможно, стоило выйти на дорогу. Она предпочла бы выйти подальше отсюда, там, где их никто не мог бы связать с монастырём монаха. Но через лес ей не прорубиться — с одной-то бритвойо. И потом, здесь могут водиться не только оборотни.
Пока она думала, что-то свистнуло, чавкнуло и цирюльница с монахом как зачарованные уставились на вонзившуюся в дерево стрелу. Врени посмотрела туда, откуда она прилетела. Из-за деревьев неторопливо выходил Хрольф, держа в руках здоровенный самострел. При свете дня Врени увидела, что у него такие же серые волосы, как и у Вира, а вот глаза голубые. Двигался он сторожко и одновременно размашисто.
— Хороший самострел? — спросил он вместо приветствия. — Не хочешь купить? Это ваш монашек? Собаками несёт. Эй, монах, посмотри. Такого самострела тебе никто не продаст.
— Данные мной обеты… — начал брат Полди.
— У нас нет денег, — оборвала его Врени. — Верю в Освобождение, брат.
— Приблизим Освобождение, сестра, — неохотно отозвался оборотень. — Ты подумай. А, может, меч хочешь? Кинжал? Топор?
— Нам ничего не нужно, — решительно отозвался монах. — Мы — мирные путники.
Он помедлил и всё-таки добавил:
— Но, добрый человек, если ты покажешь нам дорогу к Сетору…
Хрольф не ответил. Он повернулся в ту сторону, откуда пришёл. Врени посмотрела туда же и снова прокляла себя за невнимательность. Между деревьев стояла сумасшедшая сестра оборотня.
— Вы идёте в Сетор? — обрадовалась безумица. — На турнир? Я иду с вами!
— Я провожу вас до Дитлина, — пояснил оборотень. — Короткой дорогой через лес. А дальше присоединитесь к чьему-нибудь обозу.
— Она с нами?! — ахнула Врени. — Но…
— Если он, — оскорблённо кивнула сумасшедшая на брата, — может притворяться человеком, то и я смогу!
Хрольф повернулся к сестре.
— Ты обещала…
— Я ни слова больше не скажу! — торжественно поклялась Марила и хихикнула. — Люди такие смешные. Они не видят ворону, даже когда я стою у них перед носом! А кто этот смешной человечек?
— Это брат Полди, — пояснила Врени.
— Твой брат? — обрадовалась безумица.
— Нет! Он монах.
— Монах? — захлопала глазами Марила. — Ах, это которые бреют головы, плохо едят и боятся женщин?
Брат Полди покраснел и не нашёлся с ответом. Сумасшедшая подошла к нему — она была с ним одного роста и отнюдь не дурна собой, несмотря на сажу на лице и перья на одежде и в волосах. Монах попятился. Марила похлопала его по плечу.
— Не бойся меня, — снисходительно сказала она. — Я не женщина, я ворона.
— Марила… — укоризненно произнёс её брат.
— Но он же должен знать! — возмутилась сумасшедшая. — Иначе он будет бояться всю дорогу.
— Пусть боится, — отозвался Хрольф. — Слушай, монах. Моя сестра хочет повидать мир. Ей тяжело с нами сидеть в лесу. Ты её проводишь до Сетора и позаботишься, чтобы её никто не обидел.
— Но я сам слаб и беспомощен… — удивился монах. — Разве ей не безопасней будет с тобой?
Хрольф только рыкнул.
— Марила привлекает слишком много внимания, — пояснила Врени. — И не может быстро скрываться, если вдруг придётся туго. Так, Хрольф?
— Так, — рыкнул оборотень. — Вы скажете…
— Я скажу, что мы идём поклониться мощам святого Герарда, — нашёлся брат Полди. — Он исцеляет больных и просвещает заблудших.
— Мощам? — подняла брови цирюльница.
— Ты что же, думаешь, — обиделась Марила, — если я ворона, то меня и в церковь не пускали?
Врени опять почувствовала, что сходит с ума.
— И ты за это дашь нам самострел? — скептически уточнила она.
— Я за это оставлю вас в живых, — неприятно усмехнулся оборотень. — И покажу дорогу через лес. По-моему, достаточно.
Он повернулся и пошёл прочь. Марила дёрнула за руки монаха и цирюльницу.
— Пойдём же! — закричала она.
Она пошла следом за братом, потом повернулась к своим будущим товарищам.
— Вы не бойтесь, — сказала она, — он людей не ест.
По лицу сумасшедшей прошла странная тень, но потом она снова просияла.
— Он вообще добрый, — заверила Марила.
Полди и Врени переглянулись. Делать было нечего.
— Мы будем в Сеторе через неделю, — заявила Нора. Как и Вейма, она была одета в чёрное серебром, только вместо простого полотна на ней было бархатное платье с длинным шлейфом. Голова её была прикрыта серебристой вуалью.
— Да, ваша милость, — кивнула вампирша. Они сидели в баронском доме в Тамне. Отсюда верхом было около трёх-четырёх дней до Сетора, но будущая баронесса должна была ехать с помпой.
— Мне не нравится, что Вир с тобой не едет, — проворчала Нора.
— Он присоединится к нам в Сеторе, — ответила вампирша. Нора пристально вгляделась в советницу.
— Вы что-то затеяли, — подозрительно сказала она. — Мне не нравится твой отчёт о Латгавальде. Ты говоришь, что деревня процветает, а привезла так мало. Чем вы занимаетесь? Где подати?
— Мы привезли всё, что могли, — ровным голосом ответила Вейма.
— Ты обещала послать работников в Барберг, — напомнила Нора.
— Пришлю, когда закончится страда, — так же ответила вампирша.
— Отец раньше вернётся из похода, чем мне построят замок! — рассердилась дочь барона. — Ты могла бы помочь.
— Да, ваша милость, — кивнула Вейма. — Я найду мастеров. Но они захотят денег.
— Ты же можешь их заставить! — возмутилась Нора.
— Нет, ваша милость. Люди не забывают такие вещи. Это привлекло бы к вам слишком много внимания.
Нора передёрнула плечами.
— Никакого прока от тебя нет!
— Да, ваша милость.
— Перестань! — вспылила Нора.
Вампирша промолчала. Она втайне ненавидела свою госпожу. За тот день, когда та воспользовалась слабостью наставницы, за ту капельку крови, из-за которой Вейма потеряла сознание и не смогла удержать подопечную от побега. За взятый без боя замок барона, защитники которого открыли ворота перед захватчиками, привезшими под стены связанную дочь властителя. За Магду, которую чуть не сожгли, потому что братья-заступники поймали её в ещё недавно безопасном замке. За всё.
Но больше всего Вейма ненавидела Нору за то, что та захотела обрести власть, недоступную обычным людям, — и обрела её.
— А учитель собирается на турнир? — спросила баронская дочь.
— Мастер Лонгин писал, что там будет, — кивнула Вейма.
— А… его жена? — опасливо спросила Нора.
Женщины обменялись понимающими взглядами. Виринею они не любили обе. Вейма на дух не переносила окутывающий белую волшебницу гибельный для вампиров свет, а Виринея уверяла, что в последнее время Вейма сделалась злой и жестокой. Что касается Норы, то та не выносила жену наставника за то, что волшебница была категорически против её обучения.
Вообще-то чёрные волшебники редко брались учить кого бы то ни было вне Чёрной башни с её раз и навсегда установленными правилами. И тем более неохотно они связывались с феодалами. Они считали, что занятия серьёзной магией несовместимы с управлением людьми, к тому же бароны всегда на виду и скрыть принадлежность к волшебникам будет трудно. А до чего додумаются люди, если узнают, что их правитель занимается чёрной магией, можно себе представить. Братья-заступники только и ждут, когда им представится случай похозяйничать на чужой земле.
Но в этот раз Лонгин согласился.
Было заключено соглашение между Норой и проклятыми. Лонгину ничего особенно не было нужно — кроме денег и кое-каких возможностей для кое-каких испытаний в безлюдном месте. Но он согласился поторговаться и за других.
— Ты была в Кордуле? — неохотно спросила Нора.
— Да, ваша милость, — покорно ответила Вейма.
Нора помялась. Во исполнение соглашения между нею и проклятыми, она давала клятву, подтверждённую письменно, что Ордула и Латгавальд перейдут к Виру и его наследникам, кровным или усыновлённым, не важно, с правом управления и проживания, хотя Нора и останется госпожой как всего Фирмина, так и этих земель и будет получать свою долю с оброка.
— И… — ещё более неохотно спросила наследница барона. — Как… они?
Кроме прочего Нора обязывалась родить наследников «если муж не будет ей слишком противен» и не вмешиваться в их воспитание. Нора к тому моменту уже успела увидеть возмужавшего Клоса, одного из многочисленных младших сыновей графа цур Вилтина и юноша вовсе не был ей противен. Они сходились несколько раз и сейчас у наследницы Фирмина было трое сыновей, которые были отданы на воспитание отцу, едва для матери было прилично от них отказаться. Старший должен был унаследовать баронство, едва ему минет семнадцать лет, остальные скорее всего войдут в свиту сперва своего деда, а после дяди, пока ещё молодого рыцаря Бернда. Клос же почти постоянно жил в графстве отца, получая не слишком щедрое содержание от тестя. Содержание он целиком спускал на пирушки и девок, которыми окружал себя. Арне, самый старший брат, отказавшийся от наследства отца из-за того, что стал оборотнем, вежливо говорил, что у Клоса слишком много жизнелюбия.
Вейма по распоряжению Норы иногда навещала графство Вилтин и смотрела, как растут дети. Перед тем, как явиться к Норе, Вейма отвезла туда своего приёмного сына. Няньки графства Вилтин могли присмотреть за ещё одним ребёнком.
— Алтман получил первый меч, — доложила Вейма. — Брунса впервые посадили на коня. Вилберт здоров и весел на руках кормилицы.
Мальчики были здоровыми и сильными, дед растил их вместе со своими многочисленными внуками и младшими сыновьями. О матери с ними почти никто никогда не говорил, хотя Вейма обязательно привозила им «подарки от вашей почтенной матушки», которые для мальчиков придирчиво выбирал Вир. Все подарки очень нравились мальчикам. Хотели ли они видеть мать? Вейме казалось, что не особенно. Дед окружал их заботой, няньками младших, дядькой старшего. Они не страдали от пренебрежения.
— Очень хорошо, — кивнула Нора, не желая дальше обсуждать своих сыновей.
Все условия Лонгину продиктовала Магда, которая, в свою очередь, внимательно выслушала советы Вира. Что заставило волшебника согласиться с ведьмой, Вейме было непонятно. Кажется, ему было всё равно, что просить, лишь бы условий было так много, чтобы ученица сама отказалась. А, может, он действительно хотел помочь приятельнице.
Во всяком случае, Нора теперь была личной ученицей чёрного волшебника. Училась она, как и прежде, неохотно, а Лонгин был не из терпеливых учителей. Но всё же у наследницы барона постепенно начинали получаться первые иллюзии и смешиваться кое-какие особенно вредные составы.
— Завтра выезжаем, — сухо сказала наследница барона.
— Да, ваша милость, — кивнула Вейма. Она не очень любила города. Тут было трудновато охотиться, хотя коз, конечно, тоже держали, но попробуй ещё пробраться в городской дом! И она никогда не знала, нет ли поблизости другого вампира. Если он окажется рядом, она просто не успеет сбежать, ведь обычно вампиры сильнее и быстрее неё, пьющей кровь вместо молока.
Нора помедлила, но всё же спросила:
— Скажи, а Клос собирается в Сетор?
— Да, ваша милость, — опять кивнула вампирша. Она пристально вглядывалась в свою госпожу, но так и не смогла понять, что та чувствует.
Вейме казалось, что, при внешней беспечности, Клос в свою очередь был уязвлён тем, что жена отказывается жить с ним под одной крышей, однако вслух юноша ничего не говорил. Отец то и дело требовал, чтобы рыцарь отвлекался от своих пирушек и осваивал военное дело, не только бой, но и стратегию и тактику. Как муж будущей баронессы цур Фирмин, Клос должен был возглавить войска Тафелона, если дойдёт до серьёзной войны. Пока юноша, по мнению Веймы, обещал не слишком много и оставалось надеяться, что ему не придётся показывать свои способности на деле. Вир, впрочем, был настроен на лучшее и даже время от времени уезжал поднатаскать мужа своей будущей госпожи.
Идти с Марилой было одно мучение. Как и брат Полди, она не привыкла далеко ходить, но не обладала его упорством и стойкостью. В первый же день после того, как они расстались с её братом, сумасшедшая сбила ноги и плакала от боли как ребёнок. Врени предложила вскрыть мозоли и перевязать ноги лечебными повязками, но Марила забилась в истерике, крича, что она точно знает: будет больно. К тому же она боится железа. Одним словом, она не позволит себя резать, а если Врени будет настаивать, она пожалуется брату и тот их съест! Пришлось обойтись перевязкой и ждать, не проедет ли кто по дороге. Им удалось напроситься в телегу, в которой крестьяне везли оброк графу цур Дитлину. Вернее, туда пустили воющую от боли сумасшедшую, а Врени и брат Полди пошли пешком. Цирюльница очень боялась, что Марила проникнется доверием к крестьянам и расскажет им что-нибудь о своём брате, а нет, так рассердится и пригрозит его зубами. Но Марила держала слово и старательно «притворялась человеком». Разве что заладила время от времени поворачиваться к своим спутникам и то подмигивать, а то прикладывать палец к губам: молчите, мол. Полди на ходу повторял молитвы, а Врени разговорилась с крестьянами об оброках, вредителях, видах на урожай (не оправдавшихся из-за осенних дождей) и о том, что, какие бы ни были урожаю, графу всё мало. Бароны не могли ему простить участия в мятеже самозванного Дюка семь лет назад и своё графство Дитлин сохранил только благодаря щедрому выкупу, который продолжал выплачивать и по сей день.
Доверием Марила прониклась к цирюльнице и разговорилась, когда они остались одни на сеновале на постоялом дворе. Под крышу дома их никто не думал пускать: перед турниром все дороги были заполнены путниками. Монах, не оставляющий надежды, что Заступник «просветит тёмный разум несчастной», присоединился к ним.
— Папаша наш был колдун, — рассказывала сумасшедшая. — Всё хотел открыть, как человеку можно зверем стать. И открыл. И на брате проверил. Я всё видела! Зубищи — во! Лапищи — во! Глазищи!.. Завыл и в лес убежал. А я вороной стала и улетела на мельнице жить. Мельник добрый был, пустил меня на чердак.
— А почему ты оттуда ушла? — мягко спросил монах. Сумасшедшая непонимающе на него уставилась.
— А, ты не знаешь… Так сожгли мою мельницу. Люди… Люди говорили, что колесо моему мельнику Враг крутит… А там болезнь к нам пришла. Люди меня винили…
Она помолчала и вдруг крикнула каким-то чужим, не своим голосом:
— Ворона на хвосте принесла!
— И ты ушла?
— Куда там! Дверь люди подпёрли, а меня крылья не носят. Болею, что ли?.. Не пойму… Братец еле успел. Сам чуть не обгорел тогда. Хорошо, он кузнец и жара не боится. А мельница так и сгорела.
Брат Полди ошеломлённо молчал. Врени пожала плечами. Обычная история.
— Ты спроси, что потом с деревней стало, — посоветовала цирюльница, отлично знавшая, чем заканчиваются такие истории. Оборотни очень не любили, когда люди начинали преследовать колдовство, и совсем они не любили, когда нападали на кого-то из них. Для расправы они могли собраться со всей страны — и те, кто жил, скрываясь, среди людей, и те, кто, по слухам, поселился где-то за Серой пустошью, подальше от человеческого жилья. Марила зябко передёрнула плечами и не ответила.
Воцарилось долгое молчание, которое снова нарушила сумасшедшая.
— Ты не думай, Илса очень добрая. Правда, никак не может поверить, что я ворона. Когда… Когда мы среди людей жили, она всё сердилась, если меня так звали. Говорила, дескать, это сестра наша, Марила, у неё имя есть! А зачем спорить? Если я ворона!
— Ты ведь обещала притворяться человеком, — мягко напомнил брат Полди.
Врени с благодарностью на него покосилась. Сама она могла и не сдержаться и стукнуть упрямую юродивую.
— Но сейчас-то можно не притворяться! — искренне удивилась безумица. — Вы же никому не скажете!
— А вдруг нас подслушают, — мрачно буркнула Врени.
— Чтобы хорошо притворяться, надо притворяться даже наедине с самим собой, не только с друзьями, — так уверено сказал брат Полди, что Врени вздрогнула и потом ещё долго на него подозрительно косилась.
Дальше пошло полегче. Им повезло найти не только обоз, идущий в замок Дитлина, но и напроситься всем троим в пустые телеги, едущие оттуда до самой границы графства, а затем найти купца, который вёз через все баронства и графства нарядные шлемы, украшенные геральдическими фигурками. В отличие от крестьян, купец был не так сердоболен и брату Полди пришлось долго его уламывать, обещая помощь Заступника на небесах и на земле за маленькое место, крошечное место на телеге для бедной несчастной сумасшедшей, которая жаждет исцеления, а купец, разумеется, за это будет спасён здесь и на небесах… Врени только глаза закатывала, но в конце концов красноречие монаха победило подозрительность купца.
Марила взгромоздилась на переднюю телегу и тут же, воровато замирая, когда на неё кто-то смотрел, принялась ковырять тряпки, которыми были переложены шлемы. Врени слегка успокоилась. Купец путешествовал солидно — двумя телегами, на вторую были нагружены праздничные кубки и блюда, с оравой сыновей и подмастерий и даже с двумя вооружёнными до зубов рыцарями, которых отправила к нему баронесса цур Кертиан. Сыновья и подмастерья, впрочем, тоже смотрелись весьма успокаивающе — крепкие парни с дубинками на плечах и, как углядела намётанным глазом Врени, кое-чем в рукавах и за сапогами.
Дело пошло на лад. Им даже дали переночевать в замке баронессы цур Кертиан, пристроив их на конюшне. Рыцари остались при дворе своей госпожи, но их место заместили люди графа цур Ладвина, которые ни в чём им не уступали.
В Ладвин не было прямой дороги, надо было выехать к тракту, ведущему из Тамна. И вот тут-то всё и случилось.
Сначала у телеги слетела ось.
Марила пробормотала себе под нос: «Ворона накаркала». Хотя сумасшедшую никто и не думал винить, она спряталась за Врени.
— Пойдём отсюда, — прошептала Марила. — Пойдём, я тебе говорю.
— Мы подождём, пока починят телегу, и поедем дальше, — предложил брат Полди. Врени скептически хмыкнула. Если Марила почти излечилась, то ноги монаха были в ужасном состоянии. Црюльница каждый вечер вскрывала нарывы, промывала отварами из трав и по утрам перевязывала ноги брата Полди, но пока ничего не помогало. Однако лицо монаха не теряло своей безмятежности и он был всё так же полон решимости идти вперёд и заботился только о своих спутницах, но уж никак не о себе.
— Пойдём отсюда! — настойчиво потребовала сумасшедшая.
Врени не выдержала.
— Мы никуда не пойдём! — сердито прошипела она и схватила Марилу за руку.
— Я и одна пойду! — возмутилась безумица. — И не смей меня трогать! Я всё брату скажу!
Прежде, чем цирюльница успела её схватить, сумасшедшая увернулась, отпрыгнула и решительно зашагала по дороге. Врени с монахом переглянулись.
— Идём за ней, — предложил брат Полди. — Одна она попадёт в беду.
— Будто с нами не попадёт, — фыркнула цирюльница, но делать было нечего.
Её дурные предчувствия быстро оправдались.
Сначала Марила сбила ноги. Поначалу она плакать не стала, а упрямо ковыляла, пока боль не стала совсем уж нестерпимой. После этого ноги у сумасшедшей подкосились, она села прямо посреди дороги и зарыдала.
Врени подхватила Марилу под мышки и, не ставя на ноги, оттащила с дороги.
— Держи её, — приказала цирюльница брату Полди, — я вскрою нарывы.
— Нет! — забилась сумасшедшая. — Нет, ты не будешь! Я не дамся! Нет! Не смей! Я брату пожалуюсь!
— Твой брат мне спасибо скажет, — отрезала разъярённая Врени.
— Неправда! Он хороший! Ты плохая! Я не дамся! Не смей!
Брат Полди не имел привычки удерживать больных, тем более сопротивляющихся, тем более женщин. Марила увернулась от него и от цирюльницы и бросилась прямо по дороге. С перепугу она бежала так быстро, что Врени за ней не успевала, и сумасшедшая выскочила прямо на тракт, ведущий из Тамна в графство Ладвин.
По тракту скакала кавалькада, возглавляемая двумя дамами в чёрных с серебром одеяниях. Марила выскочила прямо им под копыта. Врени с ужасом смотрела на неминуемую гибель несчастной безумицы… остановить коней было нечего и думать, а оттащить Марилу она не успевала… Врени всё-таки выскочила следом за ней…
И ничего не произошло.
Кони хрипели, осаженные рукой одной из всадниц — высокой тощей дамы со злым выражением лица. Та спрыгнула на землю и легко удерживала лошадей под уздцы. Врени так и обмерла, узнав в спасительнице хозяйку Ордулы, вампиршу Вейму. Рядом с ней ехала, без сомнения, её госпожа, будущая баронесса цур Фирмин. Лицо знатной дамы не предвещало ничего доброго. Она подняла хлыст, но в сомнении смотрела на свою спутницу. Марила, забыв и о страхе и о пережитой опасности, открыв рот, смотрела на разряженных в рыцарские платья дам.
— Кто вы? — холодно спросила будущая баронесса.
Она покосилась на Вейму и наполовину вопросительно произнесла:
— Дать им плетей?.. Я чуть не убилась из-за этих смердов. Или лучше дотащить их до Ладвина, пусть граф повесит, чтобы неповадно было кидаться на дорогу перед знатными людьми.
— Ваша милость! — бухнулась на колени Врени.
Марила, кажется, даже не поняла, что ей угрожает. Она продолжала пялиться прямо в лицо баронской наследницы. Спутники дам подъехали поближе, но не вмешивались, предоставляя госпоже самой решать судьбу простолюдинок.
— Какая красивая! — протянула безумная. Губы будущей баронессы тронула слабая улыбка.
— Ваша милость! — взмолилась Врени. — Пощадите! Это бедная безумица, порученная моим заботам её несчастными родными. Она не ведала, что творила! Мы…
— Мы вели её поклониться мощам святого Герарда, — сказал подошедший брат Полди и осенил дам благословляющим жестом. — Он возвращает разум и утешает заблудших.
— Сумасшедшая… — брезгливо протянула баронская дочка. — Сумасшедших надо держать на привязи.
Врени склонила голову. Марила всё ещё рассматривала знатных дам, глаза её сияли, как у ребёнка, увидевшего игрушку.
— Преееекрааасная госпожаааа, — блеющим голосом завела сумасшедшая, — сжааальтееесь над бееедняжкооой. Пееешком шлиии, нооожкиии отбилииии. Мооочиии нееееет, нооожееенькииии нееее дееержааат.
В подтверждении своих слов она плюхнулась прямо на землю.
Наследница барона цур Фирмина тронула поводья. Её конь переступил ногами.
— А бегает как здоровая, — пробормотала она. Гнев Норы уже прошёл, расправляться с жалкой безумицей стало противно.
— Кто вы? — повторила она свой первый вопрос. — Что вы умеете?
— Я цирюльница, ваша милость, — представилась Врени. — Я могу подстричь, побрить, вырвать больной зуб, вскрыть нарыв, сложить сломанную руку или ногу, приложить компресс или пустить кровь.
— Я бедный монах, — сказал брат Полди. — Я знаю только свои молитвы и могу молиться три дня кряду, прерываясь только затем, чтобы утолить жажду.
— А я Марила! — объявила сумасшедшая. — Я могу смеяться весь день напролёт, ничего не делать неделю за неделей, спать, есть, пить и петь дурацкие песни.
— Дурацкие песни? — смеясь, переспросила баронская дочь.
— Дурацкие! — подтвердила Марила и вдруг затянула нечто невообразимое:
— Ты на что это намекаешь?! — внезапно возмутилась наследница барона цур Фирмина.
— Оставьте её, ваша милость, — вздохнула Вейма и вернулась в седло. — Эй, цирюльница, убери свою сумасшедшую с дороги.
Марила увернулась от протянутой руки цирюльницы.
— А ещё я могу поймать любой предмет ртом! — заявила она торжествующе. — И промолчать целый день от рассвета до заката и никто не заставит меня открыть рот!
— Это самое ценное, — пробормотала Нора, у которой хриплый голос сумасшедшей уже звенел в ушах. Баронская наследница отвязала от пояса увесистый кошелёк и швырнула в воздух. — Ну-ка, покажи своё искусство.
Сумасшедшая прыгнула как собака. Ап! — и от кошелька не осталось и следа. Врени, перепуганная, кинулась к ней.
— Неужели проглотила? — ахнула цирюльница.
Марила торжествующе открыла рот, показала пустые руки.
— Эй! — не выдержала баронская наследница. — А где кошелёк? Эй, обыщите её!
Кто-то из её свиты соскочил на землю и, не слушая протесты Врени, грубо обыскал сумасшедшую. Марила только хихикала. Баронская дочка махнула рукой и на землю соскочило ещё несколько человек, которые принялись обыскивать всё вокруг.
— И этих! — велела госпожа. — Вдруг она им что-то передала.
— Ваша милость, — тихо сказала Вейма. — Не пристало вам…
— Замолчи! — рассердилась Нора.
Врени сжала зубы и выдержала обыск, сделав вид, что не замечает, что обыскивающий её кнехт шарит руками совсем не там, куда пристало девать руки добропорядочному человеку.
— Ничего нет, ваша милость! — заявил тот, кто её обыскивал. К нему присоединились остальные.
— Проклятье, — процедила наследница барона. — Как ты это сделала?! Ты колдунья?!
Сумасшедшая только хихикала.
— Эй, кто-нибудь!..
— Ваша милость, — снова вмешалась Вейма.
— Возьмите меня с собой, не пожалеете, — предложила Марила неожиданно разумным голосом. Дамы переглянулись.
— На пиру в Ладвине она сможет развлечь многих, — с сомнением произнесла Вейма.
— Отдашь кошелёк — возьму, — предложила Нора, не готовая смириться с потерей денег.
Марила насупилась и Врени боялась, что она выкинет ещё что-то невообразимое.
— Да что там, — пробурчала сумасшедшая. — Он у вас под ногами.
Кто-то ахнул. Один из кнехтов бросился проверять — и торжествующе поднял из пыли увесистый кошелёк. Почтительно подал госпоже, та, не глядя, перебросила его Вейме. Вампирша подкинула кошелёк на ладони и вернула Норе.
— Монеты не хватает, — был вердикт вампирши. Нора удивлённо коснулась завязок. Те были за месте и узел крепкий. Кто-то засмеялся, но Нора покосилась назад и смех оборвался.
— Хитра, — покачала головой наследница барона. — Эй, Куно Большой! Возьми её в седло, да смотри! Чтобы никаких обид не чинил! Знаю я вас!
Марила завизжала от восторга.
— А вы догоняйте как можете, — перевела взгляд наследница барона на цирюльницу и монаха. Вам оставят место среди моих людей… если вы так искусны, как утверждаете…
Врени почтительно поклонилась. Марила в седле баронского кнехта заливисто смеялась и норовила врезать воину локтем под дых.
— Что у меня украдёшь — повешу, — посулила Нора и причмокнула, погоняя коня. Врени и брат Полди еле успели отскочить. Следом за своей госпожой тронулась вся кавалькада. Цирюльница и монах остались кашлять в клубах пыли.
Врени и брат Полди вернулись к купцу. Тот успел послать в ближайшую деревню за двумя телегами — крестьянские были хлипче, чем его, специально снаряженная для дальней поездки, — и сейчас как раз перекладывали товар. На цирюльницу и монаха недобро покосились и Врени поспешила предложить свою помощь в общей работе.
К замку графа цур Ладвина они добрались только к ночи и не собирались проситься на ночлег среди людей Фирмина. Врени предпочла бы заночевать подальше, ведь в замке собрались все люди графа цур Ладвина, отряд баронессы цур Кертиана и, конечно, люди из Фирмина. Столько вооружённых людей за раз, по мнению цирюльницы, было точно не к добру.
Но их отыскала Вейма, которая сухо потребовала, чтобы цирюльница шла за ней. Брат Полди встревоженно присоединился к женщинам. Вампирша сделала вид, что не обратила на них внимания.
— Тебя зовёт твоя сумасшедшая, — заявила вампирша. — Очень громко зовёт. Где вы её взяли? Умно. Ты смогла напроситься в свиту баронессы проще, чем это сделала бы я.
— Уверяю тебя, я не думала…
— Это неважно, — отмахнулась вампирша. — Она сумела рассмешить баронессу цур Кертиан и задеть графа цур Ладвина, но он ни за что не признается, что его оскорбила чужая дура. Присматривай за ней, иначе однажды утром можешь не найти на месте.
Врени сглотнула.
— Послушай, госпожа, я вовсе не хотела…
— Никого не интересует, что ты хотела. Откуда ты её взяла? Чему подучила?
— Это сестра оборотня, который живёт в днях двух до Сюдоса, — проворчала цирюльница. — Твой муж ведёт с ним какие-то дела… с самострелами.
— Да? — удивилась вампирша. — Как интересно…
Больше ничего Вейма говорить не стала, но новости ей не понравились. Она совершенно точно знала, что отряд Фирмина не вооружается самострелами и что никаких переговоров о новом вооружении ни с кем не велось. Какой-то оборотень… какие-то самострелы… ещё и эта сумасшедшая…
— Он просил её взять в мир, — пояснила Врени, слегка встревоженная воцарившимся молчанием. — Мы не могли…
— Оборотень недалеко от Сюдоса… — медленно проговорила Вейма. — Известно ли тебе, что оборотни последнее время редко селятся среди людей и тем более редко занимаются человеческими делами? По их мнению, мы слишком сильно пахнем.
— Да? Я не знала, — пожала плечами цирюльница.
— Эта женщина тоже оборотень? — уточнила Вейма. Она чуяла, что это не так, да и одета безумица была иначе, чем обычно одеваются оборотни. Но копаться в голове у сумасшедшей вампирам самим грозило безумием.
— Нет, — вздохнула Врени. — Она просто больна.
— Отвечаешь за неё головой, — заявила Вейма.
Врени снова вздохнула.
Они прошли через внутренний двор, который был частично замощён камнем, и Вейма кивнула цирюльнице на наскоро возведённый шатёр.
— Наши люди ночуют здесь. Её милость велела, чтобы сумасшедшая оставалась под присмотром, она обещала, что та будет развлекать людей на завтрашнем пиру. Послезавтра мы едем дальше. Если она позабавит господ — вы поедете с нами. Если разозлит — останетесь без головы.
Вампирша поморщилась.
— Так приказала её милость, — пояснила она почти что извиняющимся тоном. — Идите к ней. Большой Куно сказал, что придушит паршивую девку, если она не прекратит орать. Я уже сказала ему, что тогда он разозлит её милость, но предпочла бы не рисковать.
Врени, не прощаясь, вошла в шатёр, брат Полди последовал за ней, а Вейма вернулась в главный дом замка, туда, где, на втором этаже её бывшая воспитанница собиралась поразить общество пением и требовала, чтобы советница ей аккомпанировала.
— Правда, здорово? — заявила Марила, едва увидела Врени. — Я знаешь как всем тут понравилась? А вот тот красавчик с меня глаз не сводит!
Она подмигнула Большому Куно, который весь перекосился под громкий хохот своих товарищей.
— Ложись спать, — вместо ответа потребовала цирюльница. — Уже поздно.
Марила надулась.
— Илса бы хотела, чтобы ты как следует выспалась, — напомнил брат Полди.
— Но Илса дома осталась! — запротестовала Марила. — Она не узнает!
— Ещё как узнает, — пригрозила Врени. — Я ей расскажу.
— Нет!
— Если ты ляжешь спать, я ничего ей не скажу, — «уступила» Врени.
Марила с ворчанием повиновалась.
На пиру затея будущей баронессы цур Фирмин всем понравилась. Мариле предложили колпак, похожий на петушиную голову, и сумасшедшая носила его с гордостью, как корону. Она наотрез отказалась менять свой наряд, но с благодарностью украсила его разноцветными петушиными перьями. Кто-то вручил сумасшедшей шутовской жезл — палку, к которой привязали набитый горохом бычий пузырь. Марила была счастлива. Она пела дурацкие песни своим ужасным хриплым голосом, сочинила хвалу про всех, кто ей чем-то понравился — этих было большинство и в их число вошли и Нора, и баронесса цур Кертиан, — и хулу про всех, кто не удостоился такой чести. Графу цур Ладвину повезло: про него сумасшедшая не вспомнила вовсе. Потом Марила похвасталась своим чудным умением ловить предметы ртом, и в неё полетели монеты, кольца и даже целые кошельки. Кошельки Марила возвращала, умудряясь как-то облегчать каждый ровно на одну монету. Все остальные предметы сумасшедшая не возвращала, хотя её обыскивали несколько раз за вечер и кто-то даже предлагал раздеть её донага. Один рыцарь даже запустил в сумасшедшую кинжалом — правда, в ножнах, — и Марила умудрилась поймать его ртом за рукоять.
Наконец, уставшая, она упала в дальнем углу залы, у самого края стола. Кто-то со смехом предложил ей кубок вина и кусок жаркого. Марила с удовольствием принялась насыщаться.
— Где ты так навострилась? — подошла к ней Врени. Она успела предложить свои услуги многим в отряде Фирмина, и сейчас её встречали вполне дружелюбно.
— Брата моего видела? — пробурчала сумасшедшая, зубами отрывая кусок жёсткого мяса. — С ним навостришься. Знаешь, сколько у него блестящих штучек в кузне? Думаешь, он ими делится? Только найду, сразу отбирает.
— Брат у неё кузнец, — на всякий случай пояснила Врени.
К ним подошёл Большой Куно. Лицо его выражало отвращение.
— Её милость говорит, что ты поедешь с нами, — сказал он. — Тебе дадут место в обозе.
Он скривился и добавил:
— Твоим спутникам тоже.
Вместо того, чтобы обрадоваться, Марила неподдельно огорчилась.
— Как — в обозе?! Ты не возьмёшь меня к себе?! Я тебе не нравлюсь?!
Все расхохотались.
Куно сплюнул и попытался уйти, но Марила вскочила, опрокинув кубок с вином, и завопила:
— Люди добрые! Посмотрите на него! Вскружил голову бедной девушке, а сам — в кусты?! Он меня бросил! Люди добрые!
— Пошла прочь, дура! — отскочил под общий гогот кнехт. — Я тебе ничего не обещал!
— Как?! — ещё громче заорала сумасшедшая, намертво вцепившись мужчине в рукав. — А кто меня в седле вёз?! А кто меня тискал?!
— Да не тискал я её! — завопил Куно.
Он размахнулся и отбросил сумасшедшую, но она, как кошка, приземлилась на ноги.
— Убери это от меня, — процедил Большой Куно, обращаясь к Врени, — пока я не разбил ей голову.
Рядом с ними появилась Вейма.
— Куно, — сердито сказала она, — её милость будет недовольна, если ты покалечишь её дуру. Госпожа баронесса Нора только что сказала баронессе цур Кертиан, что Марила будет веселить нас на пиру в Ерсине и развлечёт всех перед турниром в Сеторе.
Она повернулась к сумасшедшей и протянула ей начищенный медный медальон. Марила, взвизгнув как ребёнок, схватила подарок.
— Это дарит тебе баронесса цур Кертиан, — сказала вампирша. — Она изволила сказать, что с мужчинами так и надо обходиться.
Большой Куно поспешил сбежать.
— Но если ты не оставишь кнехтов её милости баронессы цур Фирмин в покое, я лично прослежу, чтобы подарки тебе не понадобились, — добавила вампирша и пошла успокаивать Большого Куно.
Вечером, когда все уже расходились, Врени вдруг спохватилась, что уже какое-то время не слышала криков своей подопечной. У цирюльницы упало сердце. Сначала оборотень, который, небось, рано или поздно спросит, куда Врени девала его сестрицу. Хотя сейчас Врени задумывалась, не отослал ли Хрольф Марилу потому, что больше не мог терпеть её выходки?
Теперь ещё и вампирша с её милостью, чтоб их обеих Враг в преисподней… встретил.
Как уследить за спятившей… вороной, которая так и норовит во что-нибудь вляпаться?
— О чём ты задумалась? — подсел к ней брат Полди. Почти весь пир он провёл один, в молитвах, и успел заслужить у людей Фирмина уважение пополам с жалостью.
— Марила куда-то делась, — раздражённо отозвалась Врени. — Где прикажешь её искать?
— А зачем её искать? — удивился монах. — Нет, не сердись. Вот она, спит в углу.
— Я её сама убью, — прорычала Врени. — Что стоишь, монах, помогай тащить.
Она подхватила Марилу под мышки и кивнула брату Полди на ноги сумасшедшей, но монах покраснел и отшатнулся. Врени закатила глаза.
Магда отправила дочь в город, к Лонгину и Виринее. Она настрого запретила друзьям учить девочку магии, но не слишком надеялась, что они сдержат слово.
Это значит, что у неё очень мало времени…
Ведьма не должна учиться магии, не должна усваивать быстрое и противное природе волшебство, которому учили в Белой и Чёрной Башнях. Заклинания позволяют творить чудеса. Менять саму суть вещей. Калечить этот мир. Ни чёрные, ни белые маги не задумываются о цене, которую платят за их могущество другие.
Ведьма так не делает. Колдовство ведьмы — понимание, проникновение, мягкое вползание, может быть. Колдовство ведьмы — долгий путь, у которого нет конца. В Серой пустоши или там, где проводятся встречи проклятых, или в доме, где ведьма много раз колдовала — там колдовство бывает похожим на магию. Там мир становится союзником ведьмы, там оживают вещи, там всё делается быстро и ярко.
На самом деле… так не бывает.
Игра огня и света, иллюзии, гром и молнии, голоса, раздающиеся с неба, расступившаяся или разлившаяся река — это магия волшебников. Это не для ведьмы. И ведьма не должна приучать себя к этому. Слишком просто. Слишком ярко. Слишком поздно ты понимаешь, какая у всего этого цена. А ведьма платит сразу. Не откладывая, не прячась от неприятной правды. Она — или тот, кто к ней обратился. Плата за то, что в своём доме, в своём лесу, получается всё, что задумала ведьма — хватило бы сил — в том, что колдуньи не покидают выбранной ими земли.
Это всё равно что для улитки покинуть свой домик. В своём лесу Магда не только знала все тропинки, но и открывала новые — для себя. В своём доме она могла бы задушить обидчика одним движением… если бы чувствовала себя правой. В своём доме она была почти что всесильна.
Почти…
Вне его…
Вне своего леса…
Она была…
Чуть удачливей, чем обычная женщина.
Могла найти дорогу через чужой лес. Не заставить разойтись кусты и деревья, а найти тропинку, которую протоптал кто-то другой. Могла почуять опасность… не всякую, конечно. Могла очертить колдовской круг и уснуть внутри него… нет, это только у себя дома, в своём лесу.
Могла, не глядя, сунуть руку в свою сумку и достать нужные травы.
Могла выйти туда, где растёт плакун, сон-трава или что другое для снадобий.
— Идёшь, идёшь, споткнёшься раз — нет ничего, споткнёшься два — нет ничего, вдруг упадёшь, лоб разобьёшь, коленки обдерёшь, глянь — вот они, голубчики! — так, бывало, говорила старая Верена.
Но чтобы сотворить настоящее колдовство, ей нужно было приглашение. Разрешение от тех, чья земля была по праву.
И две ведьмы на одном месте не становились сильнее, чем по одиночке, разве что одна из них старела и слабела и нуждалась в ученице. Эрна… Эрна ещё ребёнок. Она не отберёт у матери много. Потом… потом она будет расти. Магде придётся отдать ей всю силу, чтобы девочка могла защищать землю так, как сейчас это делала её мать. Две ведьмы — это никогда не лучше, чем одна, разве что в Пустоши или на месте встречи, там, где земля впитывала зелья из года в год, а воздух впитывал ведьминское колдовство.
И поэтому Эрне нужна наставница.
Кто-то, кто научит, как поступать с нарождающимися силами.
Кто-то, кто умеет это делать.
…но для этого Эрне нужна защита…
Защита от того, кто собирается отобрать девочку. Превратить её в такое же изуродованное существо, каким был сам.
Там, в Корбиниане, в разорённых землях старого Дюка, где осталось всего несколько деревень на месте когда-то процветающего края, жила рыжая ведьма, о которой говорили, что она выводила к людям рогатого духа леса. О таком колдовстве Магда даже и не слышала. Рыжая ведьма могла сотворить оборотня по обещанию, но это теперь умела и сама Магда. И поэтому она надеялась, что та ведьма её выслушает.
А ещё она могла не показаться ей на глаза. Могла прогнать. Могла не пропустить через лес. Могла натравить на неё крестьян. Вейму хотели сжечь как раз в Корбиниане, когда жители деревни, где она остановилась, догадались, почему пропадает молоко у их коров. Конечно, они не поняли, что Вейма вампир, они решили, что переодетая в мужское платье девушка — пришлая ведьма. Ни сила, ни скорость, ничего не помогает, если ты падаешь в обморок при виде крови.
Вейме повезло… Её спас Вир…
Или не повезло, это как посмотреть…
Люди не любили чужих ведьм. Чужих, не принятых землёй, не принятых уже проверенной ведьмой. Чужая ведьма могла наслать порчу. Могла внести разлад, ради выгоды варя приворотные и отворотные зелья тем, кого своя колдунья прогнала бы поганой метлой. Чужая ведьма могла сгноить посевы.
А ещё чужая ведьма могла попасться…
Магда слышала, что когда-то в Лабаниан пришёл молодой колдун, который ещё не успел укорениться на новой земле, но уже решил, что может решать за других людей. Обычно так не делают. Ни колдуны, ни ведьмы не указывают людям как жить. Они поселяются в стороне от жилья, помогают незримо и ждут, когда то один, то другой человек поймёт — теперь им есть куда идти за помощью.
Ни ведьмы, ни колдуны не ставят людям условий.
А этот поставил.
Этот попробовал.
Граф цур Лабаниан — говорят, ещё отец нынешнего — тогда ввёл новые подати. На что — людская память не сохранила. Граф цур Лабаниан забыл, что его крестьяне — свободные люди. Он обращался с ними как с рабами.
И когда туда пришёл колдун, он решил положить конец бесчинствам феодала.
В Бурой башне этому не учат.
Ни в одной из башен не учат вмешиваться в людские дела.
Или магия — или власть.
Ты не можешь владеть и тем, и другим.
Граф цур Лабаниан умер.
Говорят, это была не самая приятная смерть.
А его сын уехал.
Бросил графство победителям.
Чтобы потом вернуться с конным отрядом братьев-заступников.
Он не так много выиграл, молодой — тогда молодой — граф.
Братья-заступники построили свой монастырь и одна из деревень платит подати только ему, а монахи вмешиваются во все дела Лабаниана.
Но он остался графом.
А колдуна того сожгли.
Он не захотел каяться в содеянном. Не захотел приносить покаяния.
Магда пробиралась по лесу. За день она дойдёт до границы Фирмина. На следующий день дойдёт до Корбиниана. Ей не надо идти, как в прошлый раз, до развалин Гандулы. Достаточно будет поколдовать в чужих владениях — и её заметят. А дальше… остаётся только ждать.
…может быть, она не вернётся из этого странствия…
Она слышала — когда-то давно, от одной из учениц, вернувшихся в Бурую башню… — что ведьмы знают, как найти друг друга… что есть тайные отметки, знаки… что можно найти место в чужих владениях, где ты оставишь знак, может, просто лоскуток, прядь волос, клок шерсти… и тебя найдут. И помогут. Может быть.
Но девчонку прогнали прежде, чем она успела рассказать подробности. В Бурой башне считали — незачем это. Если ученицам что-то нужно, пусть возвращаются домой, в Пустошь, пусть просят совета у наставниц. Заодно покажут свои книги, в чужом колдовстве всегда полезно разобраться. А старая Верена не торопилась раскрывать ученице тайны. Магда ведь ещё не привязалась к земле, могла уйти и поискать другую наставницу. Магда ведь пришла в первую же деревню от Серой пустоши. Почему-то другие молоденькие ведьмы Латгавальд обходили стороной, а Магда осталась. Конечно, Верена не хотела рисковать. Она ведь не собиралась передавать землю ученице, она хотела выпить силы молоденькой ведьмы, да не успела.
Колдовать на чужой земле — это опасно. Это вызов. Если ведьма по-настоящему сильна, она почует чужое колдовство, как человек слышит навязчивый писк комара.
Можно так не делать. Можно войти в деревню и попытаться разузнать, что да как. Виль когда-то говорил, что рыжая ведьма жила возле озера. Вейма говорила, что деревня, где её поселил Вир, стояла недалеко от озера, но никакой ведьмы она там не видела. Или не обратила внимания?..
Можно пройти прямо на запад, в ту деревню, куда её принесли в тот раз, когда она лишилась своей колдовской силы. Там могли что-то знать… но что же ей? Приходить и спрашивать всех?
Стоило войти в деревню с юга, из Вилтина, ведь люди могли знать, что в Фирмине есть своя ведьма, и отказаться с ней разговаривать. Да, войти со стороны Вилтина и спросить… спросить… ну, скажем, о том, как дочку вылечить. Мол, слышала она, что есть в этих краях ведьма. А там…может, кто что и скажет…
Надо было находить место для ночлега. Разводить костёр… она ещё была в своих владениях и, потом, ей же не надо прятаться…
Что-то изменилось на дороге. Как будто тень легла… или…
Перед Магдой стоял, вздыбив шерсть на загривке, здоровенный волк со светлой шкурой.
Ведьма попятилась.
— Арне? — наудачу произнесла она.
Волк приник к земле и зарычал.
— Арне! — строже окликнула ведьма. Вир как-то говорил ей, что мальчик… не доучился. Оборотню после превращения надо побегать со стаей, привыкнуть подчиняться вожаку, занять своё место на охоте… У Арне не было на это времени и временами он… как будто забывал о том, кто он такой. В волчьем обличьи забывал о том, что он человек, а в человечьем — что он волк.
А, может, дело в том, что для юного рыцаря было неприемлемо стать лесной тварью.
Или Магда плохо его заколдовала…
Волк поднял на неё пустые глаза и как-то нервно облизнулся.
— Арне! — в отчаянии позвала Магда. — Арне, очнись! Вспомни меня! Луной заклинаю! Лесом!
Она была слишком близко к границе своих владений…
Волк тоненько завыл. В его глазах что-то мелькнуло. Он спрятал хвост и на брюхе пополз к ведьме. Магда сглотнула. Волк дополз и ткнулся ей в ноги. Ведьма наклонилась и потрепала его за холку.
— Ты чего? — спросила ведьма ласково. Волк тоненько заскулил и перевернулся брюхом кверху.
Магда его приласкала. Волк совсем размяк.
— Милый ты мой, — вздохнула Магда. — Что же нам с тобой делать?
Арне перевернулся на живот и снова ткнулся ведьме в ноги, подставляя голову. Магда послушно принялась его начёсывать.
— Хватит, — сказала ведьма, оттолкнув волчью голову. — Превращайся обратно, Арне. Я не хочу просидеть здесь до утра.
Волк поджал хвост и заскулил ещё жалобней, чем прежде.
— Арне! — строго произнесла ведьма.
Волк отвернул голову, открывая шею, но превращаться не стал.
Магда села на колени, обхватила шею Арне и вгляделась в волчьи глаза. Арне скулил и норовил лизнуть в ведьму в нос.
— Ума ни приложу, что нам с тобой делать, — вздохнула ведьма.
Волк жарко задышал ей в лицо и принялся вылизывать — глаза, щёки, нос, шею…
— Арне! Прекрати!
Волк толкнул её носом и отбежал. Увидев, что ведьма не торопится за ним идти, снова ткнул её носом, отбежал и бочком вернулся.
— Милый мой, — засмеялась ведьма. — Хороший. Я не могу с тобой играть. Мне надо найти, знаешь, может, рыжую ведьму, которая живёт в Корбиниане.
Кто его знает, что и как понимают оборотни в превращённом состоянии, но только Арне как-то коротко взлаял, ткнул ведьму носом, пробежал по дороге на запад, потом вернулся, обежал вокруг ведьмы и, остановившись, подставил ей спину.
Не хвались, что на мне ездил… — вдруг вспомнилось Магде. Слова из сказочки. Она вспомнила их давным-давно, когда Вир предложил ей оседлать его, чтобы доставить домой. Чтобы ему встретиться со своей женой.
Магда осторожно, держась за холку, присела волку на спину. Он ободряюще тявкнул. Магда устроилась поудобней. Волк взвился и бросился бежать. Магда крепче вцепилась в его светлую шерсть.
Волки бегают быстро, а оборотни ещё быстрее. Осенние ночи длинные и ещё только-только светлело на востоке, когда Арне, проплутав по лесу, остановился у частокола, во многом похожего на тот, который окружал дом самой Магды. Ведьма слезла. Волк вывалил язык и коротко взвыл.
— Опять?! — донёсся из дома сонный женский голос. — За курами, небось, явился?! Вот как палкой-то поперёк хребта вытяну — дорогу-то и забудешь!
— Это здесь? — шёпотом спросила Магда.
Волк сел и по-человечески кивнул.
— Хозяюшка! — позвала Магда. — Ты прости нас, что явились незваными…
Хлопнула дверь. К Магде вышла, на ходу заплетая рыжую косу, женщина, одетая в залатанное деревенское платье. Обычная женщина. А потом Магда увидела её глаза. Обычные глаза, но в глубине их как будто таился свет.
— И что разбудили, — недовольно подхватила женщина и перевела взгляд на волка. — Ты зачем пришёл?! Я тебе что сказала — убирайся отсюда! А ты что сделал?!
Волк спрятался за Магду.
— Хозяюшка… — робко позвала Магда. — Не сердись на него. Он… я не знаю, в чём он виноват, но он…
— А! — поняла женщина. — Я тебя знаю! Это твой, да?
— Мой! — с вызовом ответила Магда.
— Ты сделала его оборотнем, — произнесла рыжая и снова заговорила с волком. — Я тебе сказала — беги и ищи свою стаю! А ты что? Спрятался за мамкиной юбкой?!
— Он решил помочь мне, — снова вмешалась в разговор Магда. — Я искала тебя.
— Да? — ничуть не обрадовалась рыжая. — Ну, что же, проходи. Я Денна. Ты, верно, Магда, ведьма из Латгавальда. А ты, мальчик, посиди во дворе. И если ты опять полезешь в курятник…
Арне смешно спрятал морду между лапами и прикрыл глаза. Денна хмыкнула и кивнула Магде на порог.
— Ты зачем пришла? — спросила Денна, протягивая Магде краюху хлеба, густо посыпанную солью.
— Я… — растерялась Магда. — Я слышала о тебе…
— И продолжала бы слушать, — отрезала рыжая. Взглянула на обескураженное лицо Магды и чуть смягчилась. — Не в укор говорю. Если бы не мальчишка, нипочём бы меня не нашла.
— Почему он не превращается обратно? — спросила Магда.
— А нечего было у меня кур таскать, — отозвалась Денна. — Да нет, ты не подумай. Это не наказание. В наказание я бы его палкой отходила, да в человеческом облике бы вожжами добавила. Сразу бы за ум взялся. Только не за что ему браться. Плоховато он у тебя получился.
Магда покраснела.
— Первый он у тебя, да? — продолжала рыжая. — Виров брат? Вот Вир — хорош. Не потому что мой говорю. Я брала для него кровь вожака, матёрого волчища. А ты взяла кровь вчерашнего человека.
— У меня не было выбора! — не выдержала Магда. — Он умирал! И Вир сам предложил!
Она осеклась.
Оправдание звучало по-детски.
Если ты оправдываешься, значит, ты виновата…
— Оборотень, который лазит на птичий двор — курам на смех, — сказала Денна.
Магда слабо улыбнулась.
— Ну, вот что, — отвернулась от неё рыжая. — У меня дел полно, а ты с дороги устала. Пошли, натаскаем тебе воды, помоешься, да и ляжешь спать. А ночью сходим с тобой кое-куда. Справишься, сделаешь всё как надо — тогда и поговорим. Про Арне поговорим. Про твоё дело тоже.
Они в четыре руки натаскали воды в большую бадью в сарае и вылили туда чугунок кипятка, который согрела рыжая ведьма. Помывшись, вылив всю воду и вернувшись в дом, Магда не нашла в доме хозяйки, только постеленный на лавке тулуп. Она послушно улеглась на него и уснула — может быть, даже слаще, чем спалось под собственной крышей. Сны ей не снились.
Пир в Ерсине немногим отличался от пира в Ладвине, разве что Большой Куно сбежал оттуда под каким-то предлогом, и Марила так понравилась всем собравшимся сеньорам, что её оставили ночевать в господском доме, а Врени и брат Полди должны были спать вместе с остальными людьми Фирмина в расставленном для них шатре.
Врени, когда не работала, сторонилась людей и ушла проветриться после душного зала. Брат Полди увязался за ней. Врени не возражала. Она привыкла к обществу монаха, его молчание действовало успокаивающе, его беседы не раздражали, а молитвы… когда молитвы — единственное, что стоит между тобой и прокушенным горлом, ты будешь рада любым молитвам. Врени и была рада.
— Врени, я давно хочу тебя спросить, — осторожно начал монах, когда они отошли подальше от других людей. Цирюльнице не мешала ночная темнота, а брат Полди привычно держался поближе к ней. Если он спотыкался, Врени так же привычно не давала ему упасть.
— Спрашивай, — равнодушно бросила цирюльница.
— Почему ты стала проклятой? — тихо произнёс монах. Врени споткнулась и с трудом удержалась на ногах.
— Тихо, ты! — зашипела она.
— Рядом с нами никого нет. Так почему?
— Я не проклятая, — яростным шёпотом возразила Врени.
Брат Полди удивлённо моргнул.
— Но ты говорила…
— Так нас зовут слепые. Те, кто не хочет поверить… понять… Я прозревшая. Я верю в Освобождение.
— Освобождение — от чего? — тихо спросил монах.
— От мира, где нас запер Создатель, — тихо и зло выплюнула Врени.
— Чем тебе не нравится этот мир? — мягко спросил монах.
— Чем?! — вскинулась проклятая, но тут же взяла себя в руки. — Отвяжись, монах.
— Врени, пожалуйста, — настойчиво произнёс брат Полди.
Цирюльница вздохнула.
— А ты сам посмотри, — посоветовала она. — Вон, на Марилу. Чего хорошего она в этом мире видела? Она чуть не сгорела только потому, что отличается от других людей. Оборотни целые деревни жрут. Вампиры где попало летают. Колдуны… житья от них нет. Война, вон, недавно была. А помнишь, мы были в графстве Дитлин? Граф поддерживал самозванца и что ему с этого было? Кто платит? Люди его платят. Самозванец тот…
— Но вампиры, колдуны и оборотни — сами проклятые, — напомнил брат Полди. — Зачем же ты с ними заодно?
— Я сама… — начала Врени и махнула рукой.
— Врени, послушай…
— Что — послушай?! — всё так же шёпотом вспылила цирюльница. — Что ты мне можешь сказать? Все мы дети Создателя, да? Только одни детки кушают яблоки в меду, да дичь, да спят на перинах, а над головой у них — крыша их замка, да под седлом породистой конь ходит. А другие — ноги по дорогам сбивают и под кустом ночуют! С одних деток пылинки сдувают, с ложечки их кормят! А другим с малых лет — инструмент в руки и работай, работай, дома ты лишний рот! Тебя никогда не травили собаками, а, монах? Так, чтобы всерьёз и свора заливалась за спиной? Тебя не били батогами? Тебя не бросали в подвал? Не разбивали в кровь лицо? Ты не знаешь жизни, монах! Ты сбежал как только запахло жареным! Ты один раз столкнулся с опасностью — так с тобой чуть родимчик не случился! Ты не дрался, защищая свою жизнь. Ты не убивал, чтобы спасти себя, спасти другого человека. Ты не видел епископа, который, кряхтя, залезает на молоденькую девочку! Ты…
— Врени, всё это зло творят люди, а не Создатель, — прервал её монах. — Люди, которые отвергли заповеди Заступника…
— Или пользуются ими для своих прихотей, — перебила Врени. — Оставь это, монах, тебе меня не убедить.
— Позволь мне хотя бы попытаться.
— Нет.
— Врени, прошу тебя. Вспомни: мои молитвы отгоняют вампиров. Разве это не доказательство того, что Заступник действительно защищает своих последователей?
Врени передёрнула плечами.
— А ты видел, как на тебя при этом смотрят? — парировала она. — Как на блаженного. Как на Марилу. Только она каркает, а ты молишься!
— Послушай, Врени. Создатель сотворил нас, чтобы мы стремились к лучшему.
— О, да! И мы и стремимся. Только одни стремятся к лучшему под кустом или в канаве, а другие начинают в шелках. И продолжают стремиться к лучшему. Есть на золоте лучше, чем на дереве, глине и меди, а?
— Нет, Врени, всё не так. Мы должны становиться лучше сами — и помогать другим людям.
— Ах, вот чем ты занимаешься! Оставь меня в покое, монах, избавь от своих поучений.
— Врени, я тебя очень прошу.
— О… — цирюльница проглотила грубое ругательство. — Ты не отстанешь. Валяй, монах, проповедуй.
— Все мы дети Создателя, — напомнил брат Полди. — Он сотворил нас из собственного света, как сотворил и мир, в котором мы живём.
— Из света, — хмыкнула Врени. — Уж конечно. Тогда откуда в мире столько всякой… сволочи? Откуда они взялись?
— Быть… — монах замялся, пытаясь найти неругательное определение, но быстро сдался, — быть сволочью — это выбор каждого человека. Создатель дал нам волю, которой обладал и сам. Его выбор — творить добро, но люди для себя решают и по-другому. Не Он творит зло, Врени. Зло творят люди.
— Которые дети Создателя? — насмешливо переспросила цирюльница. Всё это она уже слышала. Единственное, что отличало эту проповедь от всех остальных — искренняя вера монаха.
— Дети. Но ведь ребёнок может по недомыслию… разбить чашку, порвать свою одежду, выкинуть пищу… он не творит зла, он просто ещё слишком мал, чтобы понимать.
— И поэтому получает хворостиной, — дополнила цирюльница. — А у тех, кто победнее и попроще — может и поленом схлопотать. Особенно если сломает что-то нужное.
— Создатель нас не наказывает, мы сами наказываем себя — и друг друга.
— А Создатель позволяет.
— Но эта наша воля. Мы не могли бы ничему научиться, если бы Он решал за нас.
— А чему мы учимся, монах? Скажи мне? Вот чему научилась я? Чему научился ты, а? Или ты думаешь, на том свете кому-то понадобится рисовать твои картинки?
— Чтобы ответить на твой вопрос, надо умереть, — спокойно ответил брат Полди. — пока мы живы, мы должны жить. И учиться.
— Чему учиться?!
— Выбирать. Между добром и злом. Между праведным и неправедным.
— Вот ты, похоже, умеешь, монах. Так зачем тебе жить? Не лучше ли вернуться к Создателю и доложить, так, мол, и так, я всё постиг, давай мне теперь тёплое местечко?
— Думать так — гордыня, — мягко возразил брат Полди. — Никто не знает, что ему суждено, и не должен приближать своего часа. Быть может, завтра я смогу спасти чью-то жизнь… или душу. Быть может, погибну. А, может, создам ещё одну книгу, которая обратит души к Заступнику.
— Гладко у тебя выходит, — проворчала цирюльница. — Ну, хорошо, а как же Освободитель? Тот, который пришёл рассказать нам, что когда-то наши души были не связаны плотью? Тот, которого вы называете Врагом? Вы ведь думаете, что всё зло от него? Он, небось, нашёптывает «убей», «соблазни девчонку», «отбери овцу у соседа»? А?
Монах покачал головой, потом спохватился, что Врени этого не видит.
— Нет, Врени. Враг является туда, куда его приглашают. Души… слишком слабые… которым не хватило мужества… или веры… находят простой путь — проклясть этот мир… и тогда начинают ему поклоняться. Или отступают от заветов Заступника, а там уже и Враг рядом.
— Но откуда они? — не выдержала Врени. — И Враг, и Заступник? Почему Создатель отступился от созданного им мира?
— Потому что как в человеке есть дурное и доброе, так и в Создателе. И с проявлениями этого мы и сталкиваемся.
— То есть он дурен хотя бы наполовину? — торжествующе подытожила цирюльница.
— Нет, потому творение — это добро.
— Даже злых людей?
— Зла самого по себе не существует, зло — в нас самих. Мы должны победить его, отвернуть голос Врага, принять Заступника. Тогда Создатель сможет создать мир, в котором тебе не придётся задавать эти вопросы. Мир, в котором не будет ни боли, ни зла.
— Ни вампиров, — закончила за него цирюльница.
— Я уверен, они останутся, только избавятся от своей пагубной страсти.
— А я не думаю, что они захотят жить без этого, — пожала плечами Врени. — Идём спать, монах. Завтра мы опять выдвинемся на рассвете.
Денна растолкала Магду на закате, без лишних слов накормила кашей на козьем молоке и кивнула на дверь. У калитки вручила ведьме старую, видавшую виды метлу, сама взяла другую, чуть поновее. Магда заморгала. Простые люди любили рассказывать, мол, видели, как ведьма оседлала метлу или лопату или скамейку, да и взвилась на ней в небо, но Магда-то точно знала — это всё неправда. А эта…
— Остальное я там припрятала, — вместо пояснений сказала рыжая. — Пошли, что ли, путь неблизкий, дела много.
Они вышли за калитку и к ним подбежал, радостно поскуливая, светлый волк.
— И ты с нами иди, — пригласила рыжая. — Успеешь ещё к своим податься.
Она зашагала вперёд. Магда отстала. Поведение Арне начинало её беспокоить. Да полно, Арне ли это?
— Арне? — позвала она. Волк ткнулся ей в ноги. — Что с тобой, милый?
Волк запрыгал вокруг, как будто бы чем-то она его осчастливила.
— Арне, послушай… что ты сделал, когда нашёл меня тогда, в развалинах? Семь лет назад? Ты помнишь?
Волк тоненько заскулил, замотал мордой, а после, как собака, кинулся к ней, встал на задние лапы и передние сложил ей на плечи. Магда рухнула на землю. Волк виновато отскочил, но тут же прыгнул к ней и попытался улечься сверху. Магда, смеясь, оттолкнула его.
— Поняла, поняла! Показывать-то не надо.
— Да он это, он, — тихо сказала Денна, воротившись к ним. — Вставай, некогда разлёживаться.
— Но что с ним? Почему он ведёт себя так… так… Он же раньше всё понимал!
— Он и сейчас понимает, — пожала плечами Денна. — Не спеши. Сказала, дело есть. Сделаем — тогда и поговорим. И пойдём.
Она привела Магду к развалинам Гандулы. Догорал закат и старая крепость казалась огромным разбитым горшком на фоне темнеющего неба.
— Гляди, — повела рукой рыжая ведьма. — Нравится?
Она шагнула вперёд, подобрала что-то с земли, ударила кремнем по кресалу и зажгла факел, который укрепила на торчащую из земли подпорку. Потом другой, третий… и перед Магдой во всей красе предстала картина полного разгрома.
— Пока Вир-то шателеном был, он уж следил, — пояснила рыжая. — Приходил сюда, порядок-то наводил. А теперь, смотри. Как мальчишке-то всё передал, так смотреть противно. Фу! Щенок-то твой, барчук, ручки запачкать боится. Шателен если, так следи за своим замком! Ишь, загадили! Прозревшие-то. Им бы только ломать.
На склонах холма валялись какие-то тряпки, черепки, обломки и осколки всего, чего можно. Был безжалостно вырублены подступающие к замку деревья, земля усыпана щепками. Кое-где заметны были подсохшие уже кучки испражнений, лужи рвоты. Валялась ткань, которой проклятые отделяли место, где проходил суд, от места, где веселились вампиры или ведьмы. Поваленные шесты, столбы… разбитые бочки. Хлам, мусор, отбросы.
— Что стоишь? — удивилась рыжая. — Делом займись. Раз щенок твой, так тебе за него и отвечать. Вон, я тут лопаты припрятала, вилы даже принесла. Метла у тебя в руках. Справишься? Али помочь надо?
Магда пожала плечами.
Зрелище, конечно, было гадкое.
Она поднялась на самую вершину холма и огляделась. Работы здесь было… Свернула и отложила в сторону ткань. Её позже можно будет постирать, а после припрятать, скажем, вон в том сарае, который, на удивление, сохранился целым. Брать что-то после проклятых — себе дороже, да и припомнят они наверняка. Мусор — это просто. Магда сгребла всё в одну кучу, а после принялась сортировать. Остатки костей, разгрызенных зверьём — это закопать. Черепки — просто свалить в кучу. Тряпки, деревяшки какие-то, рваные бурдюки, остатки бочек — сжечь. Обручи, гвозди, о, вон, подкова валяется — это, наверное, отдать Денне, пусть сама решает, как поступить с железом. Не выкидывать же.
Дерь… всякую гадость — присыпать золой и закопать.
Это не сложно. Просто долго и местами противно.
Денна прошлась по развалинам, зажигая и устанавливая факелы, а после взяла метлу и присоединилась к товарке. Арне рыскал поблизости, пока рыжая не окликнула его и не велела выкопать вооон там яму, да поглубже. Да чтобы глаза не пялил. Лапами пусть копает, лапами. Чтобы волк, да копать не умел, а тем паче оборотень.
Арне подскочил к Магде, ища утешения, она взлохматила его роскошную шубу и шёпотом, на ухо, попросила не упрямиться. Работы и так до утра, если не до обеда, так неужто он не поможет?.. Арне обиженно фыркнул и убежал.
Рыжая засмеялась. Они быстро отчистили самый верхний уровень и принялись спускаться вниз. Денна тихонько запела — старую-старую песню про ярмарку, пряности и невыполнимое задание для любимой. Магде всегда казалось, что надо быть ведьмой, чтобы сделать всё так, как пелось в этой песне. Она подхватила припев и дальше они пели уже вместе. Из-за осколка крепостной стены выглянул Арне. Что-то провыл, удивительно попав с ведьмами в такт, и принялся копать яму.
Когда закончилась эта песня, Магда завела другую, колыбельную, в которой ведьма обещает своей ученице красоту, любовь, могущество… и вечную опасность от других людей. Рыжая подхватила, не дожидаясь припева.
Ведьмы управились с работой, когда не по-осеннему тёплое солнце уже достигло зенита и стало припекать. Осталась самая малость — оттащить ткань к озеру и отстирать, но Денна заявила, что пусть прозревшие сами возятся со своим тряпьём, а ей работы и так хватает. Они потушили уже почти догоревшие факелы и спустились к озеру, где Арне было строго-настрого велено отбежать от озера подальше и, если будет подглядывать, останется без ушей и хвоста. Волк обижено взвыл и убежал.
— Вот дурень-то, — беззлобно сказала рыжая ведьма, когда они сохли на берегу в одних рубашках, расстелив рядом постиранные платья. — Взрослый уже, а ума так и не нажил.
— Ты обещала объяснить, — напомнила Магда, расчёсывая мокрые волосы гребнем, который ей протянула рыжая. — За что ты с ним так?
— Дурень потому что, — охотно ответила Денна. — Не доглядел с ним Вир, а я исправляй. Молодому оборотню хоть месяц со стаей бы побегать. Особенно такому, который не родился со второй шкурой. А этот чего? Всё боялся, как бы папенька не узнал. В стаю носа не показывал, Вир его всему учил. А один разве научит? Да Вир и сам не рождённый. С ним проще было. Как оправился — живо на четыре лапы и в лес. И пока всю науку не постиг, домой не возвращался. А вы чего? Так жил, жил, а ума не нажил. Не взрослел он у тебя, потому что щенком не набегался. Вот потому и по курятникам промышлять и повадился. Щенок, как есть щенок. Людей не боится, охотиться не умеет. Он бы ещё подождал, вовсе с ума бы сошёл. Или бы в человечьем облике завыл бы, на людей бросаться бы стал, или в волчьем на задних лапах бы в замок вошёл, да сел бы на лавку. Вот я его и поймала. Нечего на моей-то земле такому дурню бегать. Ишь! Шателен нашёлся! А сам даже прибраться в замке не может. Велела своих искать. Примет стая — его счастье. Живо дурь-то выбьют. Побегает на свободе, повоет с ними, да поохотится, глядишь, и поумнеет. А он чего? К тебе бросился. Расколдуй, мол. Ну, расколдовала бы ты его, а дальше что? Свою голову-то не приставишь.
— Он не бросился, я сама сюда шла, — возразила Магда.
— И шла бы, — засмеялась рыжая. — Нашла бы ты меня, если бы не он. За что их племя не люблю — не спрячешься от них, чарами-зельями не обманешь. Всегда найдут, всегда учуют. А этот ещё дорожку запомнил. Нет, к тебе он бежал. Повезло тебе, что сама навстречу ему вышла. Слышала, дочка у тебя? Так он одичал бы, пока до тебя добрался. Выбирал бы потом, то ли дочкой твоей закусить, то ли курицей. Страха-то нет у него, одно слово, дурень. Тебя бы не тронул, помнил бы, а вот насчёт девочки не уверена.
Магда вспомнила дикие глаза выскочившего перед ней на дорогу волка и поёжилась.
— Девочка в городе, — сказала она больше для себя, чем для Денны.
— А ты зачем ко мне шла-то? — спросила рыжая ведьма. — Ежели дочку-то отослала, так, небось, давно собиралась? Рассказывай. Эй, как тебя там, Арне!
Волк высунул морду из прибрежных кустов.
— Помог, молодец. Теперь бери… лапы в лапы — и вперёд. Ищи свою стаю. Говорят, на востоке они, за Пустошью-то. Трудно тебе будет, но ты проберёшься, чай, волк, не кто-нибудь. И чтоб от людей подальше держался, слышишь? Иди вот, с мамашей своей попрощайся — и беги.
Арне кинулся к Магде и ткнулся носом в её руки. Повизгивая, подставлялся под её ласку, вылизывал лицо и тихо, жалобно, подвывал. У ведьмы разрывалось сердце.
— Ну, будет, будет, — вмешалась Денна, когда Магда уже была готова взмолиться, чтобы рыжая сняла своё заклятие. — Не со зла говорю, а для твоей пользы. Беги, серый. И пока не научишься между зверем и человеком выбирать-то, чтобы я тебя тут не видела!
Она хлопнула волка по пушистому боку, тот обиженно взвыл, отскочил — только они его и видели.
— Жадная ты, — осуждающе сказала Денна. — Своё отдавать не любишь. Знаешь, почему ты жива осталась? Тогда, семь лет назад. Слышала я про тебя. Ведьмы-то из башни, они тоже жадные. Им бы убить тебя, а они — нет. Пожадничали. Вот ты от них и сбежала. И сама тоже жадная стала.
— А ты — нет? — в упор спросила Магда. — Не жадная?
— Жадная, — рассмеялась рыжая. — Очень жадная. Только есть жадность, когда хочешь больше, а есть — когда своё отдавать не любишь. Вот ты — очень не любишь, а так нельзя жить. Ничего не отдавать — всё потерять, не знаешь разве?
— А почему ты назвала меня его мамашей?
— Мамаша и есть. Ты ж его оборотнем сделала. Вторую жизнь ему подарила. Кто ты, если не мамаша? А что он влюблён в тебя, так это человеческая блажь. Глядишь, перерастёт-то её. А, может, и нет.
— Я дала ему отворотное зелье, — тихо сказала Магда.
Рыжая засмеялась.
— Всему тебя учить надо! Какое ж отворотное зелье, ежели он оборотень? Перекинулся туда-сюда — и нет никакого зелья. На них же ничего долго не действует, две-то шкуры у них, куда с ними справиться?
— Но ты же как-то сумела…
— Так я ему, почитай, бабкой прихожусь. Конечно, сумела. Бабку-то слушаться надо! Да и не колдовала я над ним, а просто подтолкнула маленько.
Они поели хлеба и варёных яиц, припасённых Денной, запили вином, которое принесла с собой Магда, поднялись и пошли вдоль берега Корбина к дому рыжей ведьмы.
— Рассказывай, — снова велела Денна по дороге. — Зачем ты меня искала?
Магда пожала плечами и принялась рассказывать. О себе. О своём проклятии. О бароне, о его дочери, о своём любовнике и о том, как потеряла силу. О том, как попалась в руки братьев-заступников и как убийца, проклятый, её спас. О страшном условии, которое он ей поставил — за спасение сперва Норы, потом Арне. О том, как пыталась отказаться, даже не зная, что ей будет, что отдавать. О долгих, долгих годах борьбы и отчаяния. О том, как сдалась… и о том, как не сдалась. О дочери своей, как та привязалась к «доброму дяде» и как без ведома и согласия матери проявила талант, который Магда думала, она вовсе никогда не проявит. Ведь колдовской дар — это проклятие, а девочку некому было проклинать. Рыжая ведьма слушала очень внимательно. Она казалась обычной женщиной, бедно одетой в стоптанных башмаках, одно только — по её лицу, стати, волосам никак нельзя было понять возраста, а ведь она была полна колдовских сил, когда Вир ещё был юным мальчиком. Она была обычной женщиной и вела себя тоже… обычно.
Эта женщина смогла закрепить оборотня в зверином облике…
— Ой, наворотила ты, — покачала головой Денна, когда Магда рассказала всё и уже успела охрипнуть. — Ой, наворотила… В дом проходи. Ты всё рассказала, я теперь думать буду. Спать-то не хочешь? Нет? Тогда, сделай милость, в огороде помоги?.. Грядки там перекопать-то надо, потом кур покормишь, козам корму задашь… Сама посмотри ещё, что тут переделать-то надо.
Магда пожала плечами.
— Как скажешь, хозяюшка. Где у тебя лопата?
Эрна ухватила со стола кусок хлеба с вареньем и выбежала на улицу. Ух, и весёлый был город Раног! Столько народу — да дома она бы и к старости стольких не перевидала, сколько за один день. А вон там, гляди-ка, толпа в ярких рубашках ведёт на цепи живого медведя! Бедняга! Кто ж его так поймал, несчастного?
А тут! Женщина в алом платье, да и чудном каком-то, широком, с разрезами, таких нигде и не увидишь даже, а на плече у неё птица сидит… когти! А перья-то! Ни у одного петуха таких не увидишь! А клюв-то, клюв! А птица ещё и кричит человеческим голосом! Скворец тоже может за человеком повторять, да где ему до той птицы! Вот бы себе такую!
Или вон! Мальчишка! Взрослый почти! А за ним… вот диво-дивное! Зверёк какой-то… вместо передних лап — руки и вместо задних лап — тоже руки! В курточке! Заметил, что Эрна на него смотрит, рожу скорчил! Эрна ему в ответ язык показала, вот смеху-то!
Когда она в прошлый раз у тёти гостила, та её на улицу и не выпускала даже. Берегла, мама говорит. А тут — чего бояться? Дядя Виль совсем нестрашный, хоть и плохой, но на самом деле он ведь добрый, правда? А тётя Виринея ворчит и губы поджимает. Заладила — плохой да плохой. А когда Эрна на яблоню залезла, упала и коленку расшибла, кто её перевязал и сказал, что маме не скажет, чтобы не ругалась? Откуда тёте Виринее знать? А когда дядя ушёл, мама уставать стала. Всё ворчит и ругается, да дядю поминает. Он бы сделал, да он бы помог. И про коз что-то. А козы же забавные! Только тот зверёк ещё лучше. Вот бы себе такого! А если маму попросить, она разрешит? А дядя достанет? А где такие зверьки водятся? У кого бы спросить?
Эрна уже почти решила бежать за мальчишкой (хотя тётя строго-настрого запретила уходить далеко от дома), как кто-то сзади тронул её за плечо. Девочка резко обернулась.
Ух ты!
Это ещё получше зверька будет!
Рыцарь — такого красивого она и не видела даже и не знала, что люди такие бывают!
Как в сказке… ну, не в такой, как дядя Виль рассказывал, он про рыцарей вообще мало упоминал, а герои у него все какие-то нехорошие получались, мама даже ругалась. Он просто такой человек… а рыцари — они у барона служат или сами по себе… только они обычно какие-то… ну… не такие… как-то попроще, что ли?.. Под тонким плащом на незнакомце была — ой, мамочки! — рубашка, расшитая золотом, и на поясе висел меч в драгоценных ножнах, и волосы его золотились на солнце, а глаза были ярче неба…
— Здравствуй, девочка, — приветливо улыбнулся незнакомый рыцарь. — Я тут в первый раз, ты не скажешь, здесь ли живёт госпожа Виринея?
— Здесь, здесь! — торопливо закивала Эрна. Вот ей повезло-то! — А вы заболели?
Она с сомнением оглядела ладную фигуру рыцаря. Выглядел он совершенно здоровым.
— Нет, я здоров, — подмигнул ей рыцарь.
— А если вы погадать, то тётя Виринея на любовь не гадает, — надулась девочка. — Она говорит, нечего ерундой заниматься. Она только тогда гадает, когда кто-то в беде большой. А вы вон здоровый.
— Она твоя тётя? — заинтересовался незнакомец. — Ты у неё живёшь?
— Я живу у себя дома, а тётя Виринея подруга моей мамы, а мама говорит, нечего с посторонними людьми разговаривать, а зачем вы спрашиваете?
— А маму твою как зовут? — не отставал незнакомец. Девочка почуяла недоброе и попятилась, готовясь задать стрекача. — Не бойся! Я угадаю, хочешь?
— Ты же не здешний? — удивилась девочка.
— Не здешний, а маму твою зовут Магда и она ведьма в Фирмине, верно?
— Ух ты! — пришла в восторг девочка. — А где мы живём, знаешь?
— А живёте вы в старом охотничьем домике в лесу в Фирмине.
— А вот и неправда! Маме этот дом барон отдал, ещё когда я не родилась, и грамоту пожаловал!
— Этого я не знал, — как-то грустно улыбнулся незнакомец и Эрне сразу захотелось его порадовать.
— А откуда ты про нас столько знаешь?
— Видишь ли… Я думаю, что я твой папа.
— Ух ты! Настоящий?!
У Эрны никогда не было папы. Вот у братика сразу два папы, правда, про одного нельзя говорить никому-никому, это секрет, но вот у него есть, а у Эрны ни одного. Она спрашивала у мамы, почему так, но она сказала, что папы нету и всё тут. Эрна даже у дяди Виля спрашивала, а он вообще не ответил, только глянул так… сразу спрашивать расхотелось. Эрна даже на всякий случай спросила маму, может, дядя Виль её папа, а мама сначала охнула и долго держалась за сердце, потом сказала, что никогда такого не было и быть не может. А потом ещё дольше смеялась и велела не выдумывать.
А тут! И куда лучше, чем дядя Виль! Вон какой красивый, статный! Дядя Виль, правду сказать, был человек неказистый. Мелкий какой-то и… ну, не такой красивый, как папа.
— Самый настоящий, — заверил рыцарь.
— Вот здорово! А как тебя зовут?
— Алард. Меня зовут рыцарь Алард.
— А меня Эрна. Меня так мама назвала. А дядя зовёт Эрлейн. А ты как меня будешь звать?
— Ты моя старшая дочь, поэтому я буду называть тебя Атала.[22] Хочешь?
— Хочу! А ты точно мой папа? А как вы с мамой познакомились?
— Точно, — улыбнулся Алард. — Я шёл через лес и хотел переночевать в охотничьем домике. Дверь открыла твоя мама… её окружал свет… глаза её сияли… она сразу узнала меня и сказала, что давно ждёт… я вошёл и она дала мне напиться…
Эрна как завороженная его слушала. Было так здорово услышать про маму! Дядя Виль тоже рассказывал, только у него мама выходила какая-то… глупенькая. Всё-то дядя лучше неё знает. А Алард… папа так красиво рассказывает.
— А ты в маму сразу влюбился?
— Как в такую не влюбиться? — по-доброму засмеялся Алард. Девочка просияла.
— А ты нарочно меня искал, да?
— Конечно, нарочно.
Эрна задумалась. Что-то было неправильно, но что — от неё ускользнуло.
— А почему ты от нас ушёл? — строго спросила она. — Почему ты с нами не живёшь?
— Ну, доченька, ты ещё маленькая, ты не поймёшь…
— Я всё пойму! Мама сказала, что ведьма всё знает! Вы с мамой поссорились, да? Она тебя прогнала? Она может. Она и с дядей всё время ссорится.
— А… что за дядя? — напряжённо спросил Алард.
— Просто дядя, — надулась девочка. — Может быть у меня дядя?
— Твоя мама его любит? — прямо спросил рыцарь.
— Нет! — засмеялась девочка. — Мама никого не любит. Она говорит, только дураки время на любовь тратят. А дядя ушёл. Они поругались и он ушёл. Но мама его не любит, ты не думай! А ты маму любишь?
— Очень люблю.
— А она, наверное, из-за тебя так думает, да? Ты её сильно обидел?
— Сильно, — погрустнел рыцарь.
— Так а ты извинись! Помиритесь! Я, знаешь, как делаю? Подхожу и говорю: «Мамочка-прости-меня-пожалуйста-я-больше-так-не-буду-я-очень-тебя-люблю!». И она всегда прощает. А ты так можешь?
— Я попробую, — заверил рыцарь.
— Ты же придёшь к маме? — потянула его за рукав Эрна. — А, хочешь, я тебя с тётей познакомлю? Она добрая! Она всех сразу насквозь видит! А что сразу не видит, в зеркале может посмотреть! Хочешь, она посмотрит, как вам с мамой помириться? Ты ей сразу понравишься!
— Не надо, — торопливо отказался Алард. — Я… мне надо кое-что устроить, а потом я к вам обязательно приду. Ты только жди, хорошо? А тёте ты не говори. Когда… когда взрослые люди вот так ссорятся, как мы с твоей мамой, им надо вдвоём поговорить, понимаешь? А если кто-то знать будет, они ей советов надают и она уже не так меня встретит. А я очень хочу с ней помириться!
— Тётя может, — согласилась Эрна. — Она маме про дядю всё время говорит… ты не думай только! Это мой дядя! Не мамин! Он меня всему учит, вот! А тётя Виринея маме про него гадости говорит. И мне тоже. Волнуется очень за нас. А дядя хороший!
— Конечно, хороший, — заверил рыцарь. — Раз тебе нравится, значит, хороший. А я тебе нравлюсь?
— Очень нравишься! А ты рад, что у тебя дочка есть?
— Как не радоваться? Ты у меня красавица такая, а я и не знал.
— Так ты придёшь? А как ты через лес пройдёшь? Он же заколдованный!
— А как в сказках через лес проходят? — подмигнул ей Алард. — Ты меня очень ждать будешь — и я приду.
— Верно! — просияла девочка. — Вот, держи!
Она быстро-быстро расплела косичку и ножиком, который ей перед уходом подарил дядя Виль (не его ножик, про который мама говорила, что он заговоренный, а другой, поменьше, но ничуть не хуже) отрезала прядь волос. Спрясть её на улице девочка не смогла, но сплела косичку и протянула отцу.
— Руку протяни! — велела девочка и повязала косичку на руку. — Вот… теперь ты меня никогда не забудешь, правда?
— Я тебя и так не забуду, — искренне сказал Алард. — Ты только никому не говори, даже маме. Это будет наш секрет. А потом я приду к вам и сам всё расскажу. Ты только жди, хорошо?
— Эрна! — донеслось из окна. — Эрна, иди домой, детка.
— Мне пора, — заторопился Алард. — Никому не говори, будь умницей. Я обязательно к вам приду.
— Честно-честно?
— Честно-честно. Дождись, Аталейн.
— А имя — это тоже секрет?
— Конечно!
— Атала. Очень красиво.
— Красивой девочке — красивое имя, — заулыбался Алард.
— Эрна! Пора домой!
Когда работаешь у себя дома — устаёшь почему-то больше, чем в гостях. Магда без труда справилась со всем хозяйством Денны, которое, правду сказать, не слишком отличалось от её собственного.
К вечеру ведьма переделала все дела, а рыжая вернулась домой и предложила ужинать. Была у неё всё та же каша, только Денна принесла к ней круг колбасы да каравай хлеба, от которых отрезала щедрой рукой.
— О чём думаешь? — спросила рыжая. Когда они допивали вино, принесённое Магдой с собой из Фирмина.
— Про Арне думаю, — призналась ведьма.
— Забудь, — махнула рукой Денна. — Ему пора своим умом жить.
— Да нет… я думаю о том, как вовремя он меня нашёл…
— А, это. Так ты же ведьма. С ведьмами всегда что-нибудь да случается. То хорошее, то плохое. Всё к нам притягивается. И нужные встречи чаще случаются, и от ненужных не спасёшься. Так что берегись. Того и глядишь, кого не хочешь, встретишь.
Магда махнула рукой и они замолчали.
— Думала я о твоём деле, думала, — сказала рыжая, когда всё было съедено, крошки сметены в очаг и даже выскоблен стол. — А чего ты хочешь-то? От меня? Сама сделать чего собираешься?
Магда вздохнула и принялась рассказывать заново. О том, что видела в зелье. О том, какой провела обряд — об этом говорила только вскользь, потому что некоторые вещи нельзя обсуждать. Кому надо, сами знают, а кому не надо, тот пусть не слышит. О том, какое зелье она придумала и как увидела все травы, которые надо сорвать, но только от чего-то сил, как ни пытается, на такое колдовство не хватает. О дочке, которую надо учить и которая всё время капризничает. О том, что ей не хватает сил и знаний…
— И думать забудь, — прервала её рыжая ведьма. — Раньше, чем она дюжину лет проживёт, не возьму. Да и тогда, если толк будет. А не будет толку — так и учить незачем. Маленькая она у тебя-то. Такая сегодня одного хочет, завтра другого. Вот подрастёт — тогда посмотрим.
Магда взглянула ей в глаза и поспешно ответила:
— Как скажешь.
— Не сердись, — тронула её за руку рыжая. — Не со зла говорю.
Магда молча кивнула. В таких вещах нельзя торопить, нельзя требовать. Рыжая была с ней вежлива, даже приветлива, но это ничего не означало. Она могла прогнать гостью, могла отказаться с ней разговаривать. Могла даже порчу навести, если бы ей показалось, что Магда слишком многого хочет.
— А про другое что… наворотила ты, ох, наворотила… подумай ещё, надо ли тебе это? Ради своей-то прихоти, да в чужую жизнь вмешаться.
— Я не ради прихоти, — упрямо возразила Магда. — Я ради Эрны.
— Ты очень жадная. Почему бы тебе не убить его?
Магда растерялась.
— Я… я не могу…
— А ты знаешь, что чужая память прорастёт, как ты её не закапывай?
— Значит, буду выпалывать, — пожала плечами ведьма.
— Ой, не дело ты затеяла, ой, не дело…
Магда пожала плечами и поднялась на ноги.
— Спасибо, хозяюшка, за хлеб, за ласку…
— За колбасу, — подхватила рыжая и весело рассмеялась. — Сядь.
Магда немедленно опустилась на лавку.
— Ты не дело затеяла, но это твоя жизнь. Всё будет как будет. Одно скажу — брось зелья-то варить, брось в будущее заглядывать. Обманут они тебя.
— Зелья же не лгут, — растерялась ведьма.
— Не лгать-то не лгут, да только не то показывают, что тебе надо, а то показывают, что может сбыться, а может и не случиться с тобой. Зачем ты девчонку свою ведьмой сделала? Смогла, молодец, сильна ты. Не всякая так сможет. Да только зачем? Учить её не умеешь и радости тебе с этого никакой. Учи теперь сама, раз сумела. А зелье-то своё больше не вари, слышишь? Умирать будешь — не вари. Доваришься не то. Поняла меня?
— Поняла, как не понять, — проворчала Магда.
Рыжая покачала головой.
— Так сильно хочешь от этого батрака своего избавиться? Сказку знаешь? Про злых духов, которые у ведьмы работу требуют?
— Знаю, — буркнула Магда. — А если ты не найдёшь работу, он тебя замучает.
— Так нашла бы работу ему. Чем мешает?
— Не он мешает, — терпеливо разъяснила ведьма. — А то, что найдут его у меня — нас обоих убьют, глядишь, и Эрну не пощадят.
— Найдут-не найдут, — рассердилась рыжая. — Его ещё только могут найти-то, а ты хочешь наверняка его с ума свести! Зачем — ты думала?
Магда отвернулась.
— Гляди-ка, обиделась. Ну, вот что, слушай. Как зелье варить, ты и сама знаешь. И как его поднести. Дело твоё. Ты силы просила — вот и скажи, много ли отдашь за неё?
Сердце у Магды заныло. Разговор, наконец, перешёл к делу.
— А… что надо отдать? — тихо спросила она.
— Ну, не дочку же, — хмыкнула рыжая. — Лес свой отдашь. И не мне.
Магда ждала.
— Слышала, небось, обо мне. Не зря же ты искать меня явилась.
Магда кивнула.
В памяти всплыл старый разговор — тогда, семь лет назад, когда они с Вилем сидели у костра на дороге в Кординиан…
— Плохая идея — вывести к людям мужика с рогами, — сказал тогда батрак. — Да ещё назвать его хранителем здешних мест. Святоши этого не любят.
— Твой лес хорош, — со странным, жадным выражением потянула Денна. — Очень хорош… он живой… но у него нет своей души. Ты дашь ему душу. И тогда… тогда я дам тебе силы. А силы тебе пригодятся…
— А… где… — сглотнула ведьма, — где ты возьмёшь эту душу?..
Рыжая торжествующе улыбнулась.
— Там, где ты никогда не догадывалась посмотреть! Я предлагаю тебе обратиться к тем, кто правил этой землёй задолго до того, как сюда пришла ложь о Заступнике и Освободителе! К тем, кому поклонялись на этих землях задолго до того, как сюда пришли церковники с их ложью!
— Но это… язычество, — ахнула Магда.
Рыжая засмеялась.
— Это важно для тебя? Во что ты веришь, ведьма Магда? Дочь рыцаря Бертильда? Чему тебя учили? Ты хочешь всю жизнь колебаться между двумя лжецами, которых даже не существует? А тот, о ком говорю я — ты увидишь его.
Она протянула руку.
— Идём. Ты всё увидишь своими глазами.
Магда взяла предложенную руку. Сердце отчаянно колотилось. Денна предлагала привести в её лес — кого?
Когда идёшь с ведьмой по её лесу, ты не можешь запомнить дорогу. Так Магда водила людей по своему лесу. Так теперь вели её саму. С каждым шагом — ты как будто пересекаешь границу миров. С каждым шагом — ты как будто оказываешься… где?
— Ты должна сама сделать выбор, — тихо говорила Денна и дорога расстилалась под её ногами. — Приняв его, ты откроешь ему дорогу в свою душу. Совершив обряды — ты впустишь его в свой лес. Позже… позже ты приведёшь к нему и других. Шаг за шагом мы восстановим древние обычаи. Приняв его, ты станешь сильнее. Тебе откроется мудрость, которой ты лишена.
— Но я…
— Ты сама решишь, — напомнила рыжая ведьма. — Никто не может принять решение, кроме тебя. Ты хочешь силы, защиты… Ты хочешь разорвать навязанные узы. Решайся. Я не могу тебе дать этого. Никто не может. А он — сможет. Только он.
— Но цена…
— Мы всегда платим цену, — прервала её рыжая. — Ты пытаешься отвертеться от платы, но сделать это можно только заплатив кому-то, кто ещё сильнее.
— Что я должна сделать?
— Потом. Позже. Сначала ты должна ему открыться. Если он примет тебя… если ты примешь его… тогда… тогда…
Она вывела Магду на поляну. Там, как и у Магды, клубился туман и в самом центре темнел большой плоский камень. А за камнем возвышалось что-то вроде грубой статуи, украшенной настоящими козлиными рогами.
Перед алтарём было кострище, в котором заранее были приготовлены дрова. Рыжая ведьма встала на колени и быстро и умело развела костёр.
— Смотри на него, — кивнула на статую рыжая. — Смотри и жди…
Магда послушно вгляделась в статую сквозь разгорающийся костёр. Она тоже так умела. В огне всё кажется нечётким и если долго в него всматриваться, то может показаться, что статуя движется. А статуи не движутся. Это просто обман зрения и игра воображения, которая его подкрепляет.
Где-то в стороне раздалось тихое пение, зазвенели серебряные колокольчики. Краем глаза Магда увидела рыжую ведьму, танцующую вокруг алтаря и статуи. Это было… было…
Статуя зашевелилась. Дым от костра потемнел, повалил прямо на ведьму и стал разъедать глаза. Магда сморгнула. Она думала, что ей показалось… почудилось…
С трудом, словно устав от неподвижной позы, он распрямлялся, поднимался, вставал на мохнатые козлиные ноги и поднимал к небу гордую голову, украшенную рогами как короной.
Он был вовсе не похож на свою статую. Огромный, он перешагнул через алтарь, перешагнул и через костёр и склонился над Магдой. В стороне… кажется, что отовсюду слышалось тихое пение и рыжая ведьма по-прежнему извивалась вокруг в танце, но это стало неважным… Ей кажется? Или она спит? Он протянул руку… кажется, уменьшился, став только немного выше Магды… ведьма вложила свои руки в его. Кем он был? Видением? Сном? Древним божеством? Духом-хранителем этих мест? Глаза его сияли как звёзды, как пламя костра… он был совсем близко от Магды… дыхание её прервалось и…
В мысли ворвалось разъярённое рычание. Откуда-то из темноты выскочил волк со светлой шкурой и с яростью вцепился в ногу божества. Так в лесу хищники охотятся на загнанного оленя… Вот только волк был один. Арне?.. Откуда он здесь взялся?.. Лесной хранитель издал пронзительный звук, что-то, похожее одновременно на олений крик и на козлиное блеяние. Волк только рычал сквозь сомкнутые зубы. И тогда хранитель стал расти, расти, расти… Арне разжал челюсти, отпрыгнул, но снова с рычанием набросился на божество. Магда растерялась. Из темноты вынырнула рыжая ведьма.
— Что стоишь? — спросила она требовательно. — Помогай.
Денна вручила Магде огромную кривую корягу, на конце которой тлел огонь, и отступила в тень. У лесного хранителя в руках появилась такая же коряга. Он медленно, всё ещё с усилием, занёс её над головой… волк покосился наверх, но продолжал отчаянно сжимать зубы, а хранитель, казалось, не чувствовал боли и всё поднимал и поднимал своё оружие…
Сердце пропустило удар.
Арне.
Её мальчик. Её рыцарь.
Тот, за жизнь которого она когда-то обещала такую страшную цену.
Магда рванулась вперёд, подставляясь под удар чужой коряги, которая стремительно полетела вниз. Палка ударилась о палку. Откуда силы взялись? Магда сама не знала, что сделала. Только страшно болели руки, да стоящее перед ней чудовище потеряло своё оружие. Оно отступало, уменьшаясь в размерах. Волк с рычанием рванулся за ним.
— Хватит, — произнесла рыжая, снова выступая из тени. Она повела рукой — и Магда застыла на месте, выронив корягу в костёр. К небу взлетел сноп искр. Волк замер рядом. — Ты сделала выбор. Вы оба сделали выбор. Вы могли бы обрести могущество… но вы отказались.
Она повернулась к Арне.
— Я же велела тебе уйти! Забудь эту ведьму, сказала я, возвращайся к своим сородичам! Ты должен был стать тем, кем тебе предназначено — лесным зверем! Я сказала тебе — приведи её ко мне и убирайся!
— Приведи её? — переспросила Магда, пристально глядя на оборотня. Тот выдержал её взгляд. — Арне? Что это значит?
— А разве ты не хотела меня найти? — вместо Арне ответила рыжая ведьма. — Твой рыцарь обратился ко мне… за советом. Но я не помогаю в детских прихотях.
— Так что же… — не укладывалось в голове у Магды. — Ты лгала мне?
Этого попросту не могло быть. Ведьмы редко лгали друг другу, особенно в делах, связанных с могуществом. Могли хитрить, изворачиваться, не договаривать, но лгать…
— Зачем? — усмехнулась Денна. — Ты не нашла бы меня, если бы не он. И я давала ему возможность выбрать — как дала её и тебе. Твой волчонок взял на себя обязанности, которых не исполнял. Я дала ему возможность повзрослеть. Но ему не хватило духу расстаться с тобой.
Магда почувствовала, что вся дрожит. Осенние ночи холодные… Она хотела закутаться в плащ, но обнаружила, что на ней только сорочка — тонкая, не здешней выделки, ей подарил её барон, давно, ещё тогда, когда…
От ночного ветра сорочка не защищала.
Как это произошло? Где её одежда? Магде стало страшно. Что же с ней случилось? Была ли она околдована или обманута, сбита с толку? Огонь. Дым. Что туда могло быть подмешано? Что здесь успело произойти, пока Магда таращилась в пламя?
Начиналось всё… правильно. Рыжая испытывала её, предлагая работу. Соглашаясь, Магда принимала её главенство. А потом? Что случилось потом?
Как она допустила, чтобы с ней случилось… такое?
Рядом раздался вздох и ведьма увидела у своих ног вместо волка коленопреклонного рыцаря. Арне был полностью обнажён, значит, превращение в волка застало его врасплох. То ли ночь была виновата, то ли он привык уже быть оборотнем, но нагота его ничуть не смущала.
— Он узнал кое-что о тебе, — пояснила рыжая ведьма. — Это разбило ему сердце и он захотел… забыть. Он пришёл ко мне и попросил помочь ему в этом. Я сделала его таким, каким он и должен быть, но он никак не хотел убегать туда, куда я велела. Всё крутился поблизости, выл, пытался что-то сказать… Охотился на моих кур. И тогда я послала его за тобой. Я сказала, что лучше ему бежать на восток, за Пустошь. Но если он не хочет… Пусть приведёт тебя. Я обещала дать тебе выбор — и я дала его тебе. Тебе и ему.
Магда вся дрожала от холода. Страха не было, но не было и надежды, что Денна их отпустит. Она показала им божество, хранителя леса, которому поклонялась, а они отвергли его, они подняли на него руку… и зубы. Такое не прощают.
— Прости, — сказал рыцарь, не поднимая глаз. — Я подвёл тебя.
— Что ты такое узнал обо мне, милый? — ласково спросила Магда, касаясь его светлых волос. Она почувствовала, как под её рукой юноша вздрогнул всем телом. От него словно исходил жар. Жар молодости, жар силы, жар оборотня. Жар мужского тела. Ведьма против воли почувствовала, что её тянет придвинуться поближе к его теплу.
Осенние ночи холодные…
— Я видел сына Вира, — объяснил Арне, по-прежнему не поднимая взгляда. — Приёмыша. Его и Веймы. Я почуял в нём твою кровь. Твою и… твоего барона. От тебя и сейчас им пахнет. Почему?! Почему ты отказала мне?
— Я говорила тебе. Я не могу тебя любить. Я никого не могу любить. Больше нет. Прости.
— А барона?!
— А барон никогда ничего не просил и не ждал.
Она ласково коснулась его плеча — и тут же об этом пожалела. Арне содрогнулся и перехватил её руку. Поднёс к губам и так и застыл, не в силах отпустить и не осмеливаясь просить о большем. Он, кажется, забыл, что им угрожает.
— Я отпускаю тебя, — откровенно усмехаясь, сказала рыжая ведьма. — Не ищи меня больше — никогда, если не хочешь беды. А когда твоей дочери минует полторы дюжины — пусть придёт сюда…
— Нет!
— Пусть придёт сюда и сделает свой выбор, — спокойно закончила Денна.
Она шагнула ближе и принялась расти, как это делало призванное ею божество.
— Ты очень жадная, — прогремел с вышины её голос. — Смотри, как бы тебе не пожалеть об этом.
Рыжая ведьма доросла до верхушек деревьев и спокойно шагнула в костёр. К небу взвились искры, повалил густой дым… Когда он рассеялся, на поляне не было ни костра, ни ведьмы, только камень, грубо сделанная статуя с рогами, да клубился вокруг белый туман. Небо на востоке начинало светлеть.
Арне прижался ртом к руке Магды и поднял на неё взгляд, полный любви и желания. Второй рукой медленно, робко коснулся подола её сорочки.
Магда снова коснулась его волос. Ласково провела по волосам. А после резко толкнула.
— Арне! Арне, очнись! — потребовала она.
— Я люблю тебя…
— Вот наказание! — вздохнула ведьма. — Арне! Ты хоть понимаешь, что происходит? Дым! Понимаешь? Ты надышался!
— Я всегда любил тебя, — упрямо возразил рыцарь. — Прошу тебя… хотя бы на миг…
Магда покачала головой.
— Арне, — строго произнесла она. — Приди в себя!
— Я давно не мальчик, Бертильда, я мужчина.
— Тогда ты должен понимать, когда женщина тебя не любит.
— Бертильда…
— Прости, мой хороший, — вздохнула Магда и отвесила рыцарю такую оплеуху, что у неё заболела рука.
Арне вспыхнул и отшатнулся. Вскочил на ноги.
— Как ты…
— Очнись, — холодно потребовала Магда. — Я хочу уйти отсюда.
— Ты ударила меня по лицу…
— Арне, — медленно, терпеливо проговорила ведьма. — Мы в тайном месте Корбиниана, там, где никто не должен появляться без разрешения. Мы только что оскорбили хранителя здешних мест. Начинается утро, а на нас нет одежды и я не знаю, куда исчезла моя. Мне холодно!
— Бертильда…
— Арне, рыцарь ты или нет — я хочу уйти отсюда, пока жива и не замёрзла насмерть!
Арне густо покраснел и Магде стало его жалко.
— Она подбросила что-то в костёр, — пояснила Магда. — Я тоже так умею, но этого снадобья не знаю. Ты… это как опьянение.
Рыцарь молча отвернулся. Магда вздохнула.
— Пойдём отсюда. Вейма говорила, у Вира здесь где-то был дом.
— Да, дом шателена, — спохватился Арне. — Теперь в нём живу я.
— Далеко до него идти?
Арне что-то прикинул, повернув нос по ветру.
— Мы дойдём к середине дня. Только…
Магда закатила глаза.
— Найди лопухи, — нетерпеливо сказала она. — Идём же!
Дорогу через лес Магда запомнила надолго. Арне вывел её из тайного места леса, где никто не мог их увидеть, а потом они крались между деревьев и бедолага Арне то и дело останавливался и принюхивался. Несколько раз он поспешно хватал её за руку и утаскивал подальше в лес — чтобы не столкнуться со своими же крестьянами, которые искали грибы, валежник или проверяли силки на зайцев. Ведьминская сила здесь не могла помочь — Магда была на чужой земле и не хотела злить хозяйку, а превращаться Арне боялся. Но вот они вышли к дому шателена. Магда увидела добротный дом — не господский, но и не такой, в каких живут крестьяне. Два этажа, высокое крыльцо, хозяйственные пристройки… вокруг суетились люди.
— Ты замёрзла? — виновато покосился на неё Арне и тут же, мучительно покраснев, отвёл взгляд.
— Я уже умерла от холода, — процедила ведьма. Рыцарь покраснел ещё мучительней.
— Я отдал бы тебе свой плащ…
— Но ты голый, — безжалостно закончила Магда. — Слушай. Ничего не поделаешь. Ты должен к ним выйти.
— Но я…
— Выйди к ним. Скажи… что угодно скажи. Скажи, что тебя заколдовала ведьма. В конце концов, это правда!
— Но как же…
— Скажи, что ты сражался с демоном, который хотел похитить твою душу, — ещё нетерпеливей потребовала ведьма.
Рыцарь замотал головой, как ребёнок. Он был готов умереть, но не опозориться перед всеми.
Магда задумалась.
Надо было что-то сделать… надо было что-то…
Виль бы придумал… он знал, что делать в таких случаях…
Когда-то давно… семь лет назад…
Они ждали в лесу у самой дороги, на которой гарцевали всадники, пришедшие ловить висельника по прозвищу Медный Паук. Мимо них из леса на дорогу вышел наполовину обезумевший знахарь — человек, который мог бы стать здешним колдуном, если бы в Латгавальде уже не было ведьмы.
— Сейчас они на него отвлекутся, — предсказал батрак, наблюдая, как знахарь отказывается остановиться, как он разыгрывает перед всадниками целое представление. Они один за другим подъезжали поближе, чтобы разобраться, что делать с пляшущим с факелом человеком.
— Теперь, — решил Виль, хватая Магду за руку. Они перебежали дорогу за спинами всадников и углубились в лес с западной стороны.
— Умение ждать, — позже объяснял батрак, очень довольный тем, как они избавились от погони, — это главное в нашем деле.
Магда, всё ещё бледная от страха, молча кивнула. Она никогда не решилась бы перебегать дорогу, не укрытая ни лесом, ни магией, ни даже тенью. А если бы кто-то из всадников повернулся?!
— Не надо суетиться, — продолжал убийца. — Ты выбираешь нужное место, подгадываешь время, а дальше ждёшь. Тех, кто бегают и кричат, убивают первыми. Сиди молча и жди.
— А если путь закрыт? — уточнила ведьма, просто чтобы поддержать разговор. — Они же могли бы не отвлекаться.
— Но они отвлеклись. В этом всё дело.
— Хорошо, — процедила Магда. — Прокрадись в другую сторону и завой.
— Как? — заморгал рыцарь.
— Страшно! Ты совсем поглупел от этого дыма! Страшно завой. Они или кинутся туда, откуда услышали звук, или убегут прочь. Ты сможешь войти в дом и взять свою одежду.
— А ты?
— Было бы странно, если бы я появилась у тебя внутри дома, верно? Забери свою одежду и принеси свой плащ. Мы выйдем к людям вместе. Скажешь, что нашёл меня в лесу. И спас от чудовища.
— Но я рыцарь, я не могу лгать своим людям!
— Ты не солжёшь! Ты скажешь правду!
Она поперхнулась и с трудом подавила кашель. Долго шептать было очень больно.
Ей надо оказаться дома… надо заварить травы… нужно выпить подогретого вина…
Арне кивнул и исчез. Спустя мгновение у самого дома раздался такой леденящий душу вой, что Вир мог бы гордиться своим воспитанником. Люди зашептались. Вой повторился. Кто-то пустился бежать, но большинство бросились в дом шателена, чтобы укрыться в его стенах.
Арне вернулся к Магде, весьма обескураженный результатом своих действий.
— Прекрасно, — прошипела ведьма сорванным голосом. — Ты же оборотень! Ты ловчее, чем обычные люди, а тут и человек справится. Заберись в свою комнату и забери свою одежду. Они закрыли ставни и тебя не увидят, если ты будешь осторожен.
Арне покраснел ещё сильнее, чем прежде. Вой повторился, прошло немного времени и рыцарь вернулся, наскоро одетый в штаны, сапоги и рубашку. В руках он держал плащ, который поспешил набросить на плечи ведьмы.
— Умница, — просипела Магда. — А вот теперь мы можем выйти… да не здесь, балда! Надо выйти на дорогу, чтобы нас видели издалека… Кстати, а где твой меч?
Арне кивнул и снова скрылся.
Они пробрались подальше от дома и вышли на дорогу, вернее, широкую лесную тропинку. Вышли к дому, не зная наверняка, видит ли их кто-нибудь. Наверное, всё же видели, потому что, когда они шагнули во двор, из дома стали осторожно выглядывать люди.
— Господин Арне? — робко спросил какой-то крестьянин. — Вы вернулись…
— Да, Гоззо, — приветливо кивнул ему рыцарь. — Это — Бертильда, дочь рыцаря Криппа. На неё напало чудовище, она насилу спаслась. Я… я помог ей.
Лицо рыцаря залила краска.
— Чудовище? — вскинулась какая-то женщина. По тому, как она придвинулась к Гоззо, Магда поняла: жена. — Что за чудовище?
Ведьма быстро соображала. Вой доносился поблизости, но следов нет.
— Крылатое, — закашлялась она. — Огромное. С когтями. Поймало меня… я… мы выехали… ехали через Вилтин… на привале…. я… отошла…
Люди понимающе закивали.
Отряд встал на ночлег посреди леса. Так редко делали, предпочитали добираться до жилья, но иногда всё-таки выбирали не тратиться на постой. Женщина отошла по нужде. Богатая, видать, судя по сорочке. Небось, шатёр поставили, перину приготовили, она и разделась перед сном, да вот — приспичило. Тут-то её чудище и схватило.
— А где остальные? — раздался резонный вопрос.
Магда изобразила на лице беспокойство и развела руками.
— Сожрало, видать, — прошептал в толпе кто-то.
— Разбежались? — трезво предположил Гоззо.
— Ищут госпожу Бертильду в Вилтине? — предположила его жена.
— Надо разузнать, — решительно заявил всё ещё красный от стыда Арне.
— Послать людей? — спросил Гоззо. Все испуганно попятились.
— Нет, — покачал головой рыцарь. — Я сам. Съезжу к отцу…
— Как бы вас самого, господин, не слопали, — опасливо произнесла какая-то старая бабка.
Арне похлопал по мечу.
— Но, господин! — спохватилась жена Гоззо. — Чудовище где-то рядом! Мы слышали, как оно воет!
Рыцарь не удержался и бросил на ведьму растерянный взгляд.
Магда хотела застонать, но вместо этого закашлялась.
— Госпоже Бертильде нужен отдых, — спохватилась жена Гоззо.
— Да, Лота, — благодарно подхватил Арне. — Ты позаботишься о ней?
Женщина поклонилась и взяла ослабевшую уже Магду под руку.
— А мы поищем чудовище! — воодушевился Гоззо. — Возьмём факелы… и с нами господин Арне! Он ведь уже отогнал чудовище от госпожи Бертильды!
Арне тихонько вздохнул. Магда бы ему посочувствовала… если бы у неё были силы.
— Обязательно поищем, — обречённо согласился оборотень.
Магда позволила женщинам увести себя. Они вовсю хлопотали, дали ей новую одежду, пусть и из грубого полотна, но зато тёплую, накормили, дали подогретого вина и уложили спать. Ведьма пообещала Лоте, что обязательно расскажет ей всё-всё про чудовище — какие у него крылья, какие когти и, разумеется, как у него воняет из пасти. И, конечно, о господине Арне, который был великолепен, когда бросился к чудовищу, вытаскивая меч и рубанул прямо по ядовитому хвосту…
Договаривала ведьма уже с закрытыми глазами. Усталость, тепло и вино сделали своё дело.
Виринея встревоженно приглядывалась к Эрне. Та сделалась какая-то странная. Отказывалась учиться и под любым предлогом убегала на улицу. Оттуда возвращалась неохотно, то счастливая, то расстроенная, а на все вопросы отвечала уклончиво и не смотрела в глаза. Волшебница пыталась за ней проследить, но ничего особенного не углядела, да и где ей было угнаться за девочкой. Пыталась разглядеть происходящее с Эрной в зеркале, но, то ли не везло ей так, то ли что, но и там ничего не увидела. Девочка просто бегала по улицам и, казалось, кого-то высматривала. Кого? Виринея попыталась заглянуть в прошлое, но зеркала, не в пример ведьминским зельям, были плохими в этом помощниками. Тогда волшебница посмотрела в будущее. Это тоже было ой как непросто. В прозрачной глади серебряной пластины Виринея увидела сперва картины мирной жизни. Вот Эрна прядёт, ухаживает за огородиком, помогает матери по дому… в лесу… а потом видения стали сменять друг друга так часто, что у волшебницы зарябило в глазах. Это означало — выбор. Это означало, что с Эрной может случиться всё, что угодно.
Даже очень плохое…
— Солнышко, — перехватила девочку волшебница, — хочешь, посмотрим на братика? Или на маму?
— Неа, — отмахнулась Эрна. — Мама сказала, ещё раз буду подглядывать, она меня вицей проучит, а дядя Виль сказал, что скоро в нужник нельзя будет без лишних глаз сходить.
Дядя Виль.
Дядя.
— Он так у вас и живёт? — настороженно спросила Виринея.
— Нет. Они с мамой поругались и он ушёл. Сказал, что потом вернётся. А он тебе не нравится, да?
— Эрна, золотко, — обняла девочку волшебница, — он очень, очень плохой человек.
— Ага, — охотно подтвердила Эрна. — Он так и говорит, что он плохой. А что это значит? Он маме помог! А ещё маму когда-то спас. Это же хорошо, да?
— Конечно, хорошо, детка. — Но, видишь ли, он помог твоей маме не просто так.
— Я знаю, — так же безмятежно подтвердила девочка. — Он хотел, чтобы я ему помогала, когда вырасту. Но он сказал, только если я захочу.
— Ты же понимаешь, в чём ему нужна помощь? Он убийца. Он убивает людей.
— Ага. Я знаю, тётя Виринея. Он очень плохой. Только он помогает, понимаешь? Маме никто никогда не помогал. Даже дядя Алмарик. Мама и сама не хотела. Она говорит, что ведьме не нужно, чтобы рядом другие люди крутились.
— Какой дядя Алмарик? — не поняла волшебница.
— Папа моего братика, — широко распахнула глаза девочка. — Настоящий, не дядя Вир. Ты же знаешь! Только он к нам никогда не приходил. Он людей присылал помочь чего надо. Только мама так не любит.
— А дядю Виля любит? — нахмурилась Виринея.
— Неа. Они всё время ругаются. Мама всё ворчит, а дядя Виль говорит, что за работу слова доброго не слышит. Только он помогает. Понимаешь? Он полезный! И добрый.
— Он плохой, — повторила волшебница.
— Ага.
— О чём он с тобой разговаривает? — не отставала Виринея.
— О разном, — растерялась Эрна. — Сказки рассказывает. Про маму говорит. Советы всякие даёт. С ним интересно!
— Какие советы? Чему он тебя учит?
— Да всякому, — ещё больше растерялась Эрна. — Ножики кидать научил. Правда, здорово?!
— В кого это вы кидали ножики?!
— Мама сказала, если будем в птичек и зверюшек кидать, она нам всыпет, — надулась Эрна, — а дядя Виль сказал, больно надо. Ни в кого мы не кидали. Он сказал, у меня хорошо получается!
Виринея глубоко вздохнула. «Добрый дядя» совсем заморочил девочке голову.
Ещё несколько лет и она будет верить его словам больше, чем самому Заступнику.
— Пойдём-ка, милая, — обняла она Эрну за плечи. — Я покажу тебе, чем на самом деле занимается твой дядя.
— Он будет ругаться, — неуверенно запротестовала девочка. — Он говорит, за людьми нехорошо подглядывать.
— Ничего, — заверила её волшебница. — Зато ты узнаешь, в чём ему помощь нужна.
— А это очень страшно?
— Но ты же не боишься? Ты ведь большая девочка?
Им пришлось провести в Корбиниане ещё один день. Пока Арне искал «чудовище», пока они с мужчинами судили и рядили, куда оно делось и почему утащило именно Магду. Тощий прыщавый паренёк, который помогал мельницу засыпать зерно, предположил, что чудовище в темноте перепутало «госпожу Бертильду» с прекрасной девой, на которых они, ясное дело, особенно падки. Она же благородная! Его предположение сперва высмеяли, но после местный бондарь высказал общее мнение, что на месте чудовища тоже предпочёл бы такую вот бабу в самом соку юной деве, будь она сколько угодно прекрасная и благородная. Арне, ещё не утративший юношеской привычки краснеть, потребовал прекратить такие речи и отнестись к благородной даме со всем уважением.
Гоззо осторожно отвёл его в сторону.
— Вы, господин Арне, не серчайте, а только было ли чудище, а? Мало ли от кого она ушла? Бывает, припекает так, что и в сорочке сбежишь, а то и вовсе в чём мать родила. Лота говорит, сорочка рваная, так что через лес госпожа шла — это было, а вот чтоб от когтей следов — того не углядела.
Арне хотел возмутиться, потом передёрнул плечами.
— Я чудовище не видел, — «признался» он, мысленно обещая себе зайти в церковь и отмолить эту ложь. — Прибежал на крики… может, ей привиделось, а только она была напугана.
— Не нашего ума дело, — заключил Гоззо, — а только вы бы её домой отвезли, а? Пущай с ней её граф разбирается или откуда она там? Нехорошее с ней дело.
Арне кивнул. Гоззо был старым другом Вира и, пусть не знал, что бывший и нынешний шателены оборотни, понимал многое. Например, догадывался, что они исчезают из Корбиниана не просто так и не всегда по делам, о которых могли бы рассказать перед союзом баронов.
— Высплюсь — и отвезу, — пообещал Арне и выразительно покосился на второй этаж своего дома. — Скажи, чтобы Минна принесла мне поесть, когда проснусь.
Минной звали крестьянку, жену бортника, которая готовила и убиралась в господском доме. В отличие от Вира, Арне сам себя обиходить не умел, не тому его учили.
— Скажу, господин. И в дорогу еды соберёт.
— Лошадь пусть для госпожи найдут. И моего коня пусть подготовят.
— Сделаем, господин.
В Фирмин Магда возвращалась верхом. Ехать было… непривычно. Когда-то давным-давно, когда она была дочерью рыцаря, её, конечно, учили ездить верхом. По-мужски, потому что дамского седла у них в замке не водилось. Но выучили едва-едва: лишних лошадей, которые не были бы заняты на более важных работах, в Лотарине не было. Позже… не приходилось. Потом, когда она… сошлась с бароном… он пытался вернуть Магду в рыцарское сословие. Ещё раньше, после её помощи Норе, он, в благодарность за помощь, отправил людей в Лотарин и добился от рыцаря Криппа грамот, в которых он признавал обеих своих дочерей и их потомство — хотя и не обещал им наследства. Тогда же он подарил Магде рыцарское платье в цветах её отца, голубое, в цвет верности сюзерену, с белым поясом, цвета чистоты и честности. А потом, после — он приглашал ведьму в замок и настаивал, чтобы она одевалась как полагается. Звал и на конные прогулки, и на охоту. Дарил одежду и даже украшения. Всегда понимающий, тут он не хотел видеть, как чужды его любовнице все эти рыцарские символы и занятия.
Словом, ездить верхом она умела. Но, как всякая ведьма, не любила, доверяя только ногам. Арне, оправившись и от ночных страхов, и от стыда, ничего не желал слушать. Она дочь рыцаря. Он сам рыцарь. Он обещал проводить её домой и он проводит. Это его долг и его право. Магде пришлось подчиниться. Они доехали до Вилтина — чтобы не вызывать вопросов, почему они свернули в сторону, — и заночевали в той самой деревне, которую когда-то грабил Увар по приказу Вира. Увар был зять Магды, муж её старшей сестры Агнеты — и главарь банды наёмников, которая подчинялась Виру.
Арне там почитали как бывшего наследника графа и в историю о женщине, спасённой между Вилтином и Корбинианом, поверили легко. Правда, ему пришлось пообещать, что возьмёт у отца людей, чтобы прочесать все окрестности, чтобы отыскать чудовище или разбойников или кто там напал на госпожу Бертильду. Но это потом, а сейчас им надо следовать в Тамн.
Выехав из деревни, они немного проследовали на юг, но, наконец, свернули на дорогу в Фирмин и въехали в Латгавальд к вечеру — к немалому изумлению всего народа. Прибежали Аццо, сын кузнеца, Уво-длинноногий из замка, Куно из кабака и его тёзка Куно-маленький, сын Креба, которому удалось всё-таки жениться, и все остальные дети, носившееся по деревне. Приезжий рыцарь был и силён, и статен, и пригож, а уж увидеть свою ведьму верхом — это ни в какие ворота.
Магда хотела идти к себе — она устала от людей, устала от людского внимания. Устала врать, но в дверях кабака тут показалась Рамона и решительно кивнула ведьме внутрь.
— Не спрашивай, — взмолилась Магда, усаживаясь за стол. Кабатчица поставила перед ней дымящуюся похлёбку, в которой плавали кусочки мяса.
— Всё так плохо? — усмехнулась Рамона.
— Не спрашивай, — повторила ведьма и принялась за еду. Голос её хрипел, руки дрожали.
— Подлечиться бы тебе, — покачала головой Рамона.
— До дома доберусь — и подлечусь, — пообещала Магда и устало прислонилась к стене.
— Ты ешь, ешь. Устала поди. Не зря хоть ходила?
Магда покачала головой.
— Зря, — призналась она. — Лучше бы я осталась дома.
— Ну, что же, нельзя, чтобы всё время везло.
— Твоя правда, — со вздохом согласилась ведьма.
— А знаешь, что о тебе в деревне говорят? — спросила Рамона.
— Откуда? — хмыкнула Магда, доедая похлёбку.
— Спорят, ты лесных духов уговорила или дом свой заколдовала. Люди заглядывали, ждали, когда ты вернёшься. Внутрь не пошли, а только видели, как день ото дня забор крепче, посреди двора навес появляется… как это ты умудрилась? Людей никого не видно, а двор чинится.
Ведьма криво улыбнулась, подбирая хлебом похлёбку. Вейма наводила на её дом морок… вернее, на людей, живущих поблизости. Вампиру это несложно — внушить ночью то, что люди увидят днём. Так действовал Липп, когда притворялся сыном бобыля-кузнеца. Вейма была даже сильнее Липпа в наведении таких вот обманок. Но она уехала. Чары спадали. Вышло… даже забавно.
В кабак заглянул Арне, которого осаждали мальчишки, упрашивая, чтобы он рассказал им, где нашёл их ведьму, почему привёз её верхом и правда ли, что он победил чудовище.
— Хозяюшка, — спросил рыцарь, вертя в пальцах золотую монету. — Кому бы у вас лошадь доверить, а? Госпоже Бе… Магде не помешала бы лошадка.
— Какая лошадь? — просипела ведьма, слишком усталая, чтобы протестовать.
— Твоя, — отрезал рыцарь. — На которой ты приехала.
— Это же твоих людей лошадь, — не поняла Магда.
— Я её купил, — нетерпеливо ответил Арне. — Для тебя.
— Мне не нужна лошадь!
— Нужна. Случись что, тебе каждый раз пешком ходить?
— Да что со мной может случиться? — вяло ответила ведьма.
Арне отвернулся.
— Хозяюшка?..
— Да вот, у нас оставьте. Куно, сын мой, присмотрит, он привык за лошадями-то ходить. К нам же разные люди заглядывают.
Арне протянул монету.
— Этого на год хватит, — отметила кабатчица.
— Хватит, — подтвердил рыцарь. — Я после ещё заплачу.
— Ты не должен, — снова начала ведьма, но рыцарь её не слушал. Самое неприятное, что Рамона была с ним полностью согласна. Она вообще считала, что их ведьма могла бы побольше о себе заботиться и в своих колдовских делах слишком уж забывала о земном.
— Я провожу тебя до дома, — пообещал Арне. Магда утомлённо кивнула.
— Это шателен Гандулы, — запоздало представила она. — Арне цур Вилтин.
— Я так и поняла, — улыбнулась Рамона. — Господин Вир приглашал его в Ордулу, вся деревня видела.
Они оставили коней в деревне на попечении Куно и прошли через лес к домику ведьмы. Для Магды было огромным облегчением почувствовать, наконец… нет, не власть, но родство с природой. Ощутить, как сердце бьётся в одном ритме с лесом. Свернуть в кусты и пройти напрямик, не выискивая тропинок. Арне как-то нервно принюхивался и прислушивался непонятно к чему, пока они не дошли до подновлённого Вилем забора. Арне зарычал — глухо и страшно.
— Что с тобой? — испугалась ведьма. Таким она своего рыцаря ещё не видела.
— Бертильда… — медленно, как будто с трудом подбирая слова, начал оборотень. — Что здесь делал тот человек?
— Кто?
— Не притворяйся! Тот человек! Который меня убил! Ты знаешь! Я почувствовал ещё раньше! Но здесь… его запах повсюду! На каждом предмете! Здесь провоняло им! Что он здесь делал?!
Магда разозлилась.
— Что он здесь делал?! — переспросила она, упирая руки в бока. — Он здесь жил! Потому что ему обещана моя дочь, господин рыцарь Арне! Потому что такой выкуп он потребовал за то, чтобы спасти твою жизнь! Вот что он делает здесь! Потому что без его помощи я никогда не пробралась бы в замок! И никогда не уговорила бы тебя!
— Но он убил меня!
— Он не тронул бы тебя, если бы ты не помешал ему спасать Нору!
— Но ты велела ему уходить… — растерялся рыцарь. — Тогда… семь лет назад…
— Он и ушёл, — утомлённо ответила ведьма. — И вернулся. Ты ведь пробовал его остановить — ну, как, получилось?
— Но ты же ведьма…
Магда вздохнула.
— Получая силу, ведьма получает и проклятие. Проклятье ведьмы — невозможность исполнить самое заветное желание. Я не могу его прогнать. Я не могу от него избавиться. Я пыталась найти средство. Ты видел, куда меня это привело.
Арне сник.
— Бертильда, но он же убийца, разбойник… он вне закона…
— Я знаю.
— Ты должна просить защиты… в замке… неужели Вир ничего не может сделать?
— Не в этом случае, — сухо ответила ведьма. Вир считал батрака… полезным. Опасным, вредным, неприятным типом, но полезным. При необходимости он даже мог найти с ним общий язык.
— Но если его найдут тут… в твоём дом… ты разве не понимаешь?..
— Его не найдут, — отрезала Магда. — Его невозможно найти. Он… заколдован.
— Бертильда, ты устала… ты не понимаешь опасности.
— Я всё понимаю.
— Он собирается вернуться сюда? — уточнил Арне.
— Не знаю. Наверное. Что ты задумал?
— Я избавлю тебя от него.
— И думать забудь! — всполошилась ведьма.
— Я не боюсь, — оскорблённо выпрямился Арне.
— Зато я боюсь! Не глупи, Арне, он один раз чуть не убил тебя… он даже Вира чуть не убил однажды. Ты не знаешь его, он…
Она всмотрелась в непреклонное лицо рыцаря и поняла, что говорит не то, что нужно.
— Ты не можешь ждать его здесь, — заявила ведьма уже спокойно. — Ты ведь не хочешь навлечь позор на меня и мой дом?
— Позор? — изумлённо моргнул оборотень.
Для ведьмы драка между её гостями или если кто-то, кто ей доверился, будет схвачен, или если она будет как-то замешена в дела правосудия, было несмываемым позором. Ведьмы от всего держатся в стороне. У ведьмы любой может найти приют и помощь. Даже её враг.
— Да, в самом деле, — после недолгого раздумья кивнул Арне. — Твоё имя не должны связывать с этим человеком.
Он вошёл во двор и принялся принюхиваться. Прошёлся вдоль забора.
— Бертильда, ты знаешь, что в твоём заборе доски вынимаются? — спросил он уже совершенно спокойно.
— Да, вон там, — рассеянно указала совсем в другую сторону ведьма.
Потом подошла к оборотню. Оказалось, что из двора ведьмы можно было незаметно выскользнуть в нескольких разных местах.
Или проникнуть в него…
Оборотень повёл носом и пошёл рыскать по двору.
— Смотри… вот тут деньги… золото… не очень чистое… меняла две такие монеты за одну хорошую даст… вот тут… железки какие-то… ими с железом работают… инструменты… серебро… а здесь медные монеты… нож…
Зашёл в дом. Фыркая, обнюхал кухню и жилую комнату. Там не было ничего подозрительного, если не считая тайника с ещё одним запасным ножом за кадушкой, но оборотню что-то не давало покоя и он полез на чердак.
— Он припрятал у тебя деньги за стрехой, — доложил Арне, возвращаясь в кухню, — одежду и съестные припасы, их подвесил на крюк к балке. Среди твоих трав.
Он сморщил нос и смешно чихнул.
— Ты не понимаешь, что это значит? Этот разбойник в любую минуту был готов бежать — и приготовился. В лесу тоже им пахло. Готов спорить, он зарыл там свой разбойничий клад.
— Ну и что? — пожала плечами ведьма. — Хорошо, что готов бежать. Значит, у меня его не поймают.
— Ты не понимаешь? — взмолился Арне. — Прогони его! Он опасен!
— Это ты не понимаешь! — снова рассердилась ведьма.
Кричать уже не было сил. Как бы не начался жар — после всего, что случилось. Она принялась разводить огонь (Виль всегда говорил, что она слишком долго с ним возится). Надо принести воды из колодца (возле которого Виль, оказывается, зарыл золото)… Арне, конечно, помогать не приставишь, только знает, как приказывать…
Хорошо, Рамона накормила.
Надо отправить Арне в деревню. Они приехали вдвоём, на виду у всех. Что люди подумают, если он останется тут ночевать? Что они подумают из-за того, что он так задержался?
Надо его выставить.
Надо остаться одной.
Наконец-то — одной.
— Ладно, — решил Арне и шагнул к двери.
— Куда ты отправишься? — обессиленно спросила ведьма.
— К отцу, — ответил рыцарь. — А от него — в Тамн. Там собирается тот отряд, который ловит разбойников. Я присоединюсь к нему. Если этого разбойника не может поймать человек — его поймаю я, пока он сюда не вернулся. Ты же помнишь, Денна говорила, на нас ваше колдовство не действует.
Магда ничего не ответила. Было ясно, что Арне невозможно отговорить от его намерения.
В этом он весь…
Врени почти успокоилась. С каждым днём их всё охотней принимали в свите молодой баронессы. Её острый язык и умение вскрывать нарывы пришлись по вкусу людям Фирмина, а искренняя вера брата Полди снискали ему уважение — пусть и пополам с жалостью. Марила же быстро стала любимицей баронов, которых забавляли её нелепые ужимки.
Всё было хорошо.
Полди был в безопасности. Кто его узнает? Один из многих странствующих монахов. Последнее время его даже звали к баронам, чтобы он поговорил с ними о вере. Это было прекрасно. Множество глаз, множество вооружённых людей. Конечно, на них нельзя полностью полагаться, но подобраться к нему будет непросто.
Всё было хорошо.
Пока они не остановились под Аншем, за ночь до прибытия в Сетор. Врени отошла от остальных, и, пробираясь обратно в шатёр людей Фирмина, заметила… ничего она не заметила. Просто колыхнулась матерчатая стенка и знакомый голос лениво сказал:
— Ты, знаешь, Большеногая, заказ мне тут подкинули… дурацкий какой-то заказ… светошу очередного прирезать.
Врени наклонилась и принялась поправлять башмак.
— Ну и что? — тихо спросила она. — Тебе всё время дают такие заказы, Медный Паук.
Стенка снова заколыхалась.
— Да вот, знаешь… не такие… Этого прикончить — ну, что котёнка… мне того святошу подробно описали… мелкий… беглый… при нём может быть книжка такая занятная… знакомо, а?
— Чего ты хочешь? — напряглась Врени, нащупывая за пазухой бритву.
За стенкой раздался тихий смешок.
— Брось, Большеногая. Ты даже дёрнуться не успеешь. Не взял я этот заказ. Я младенцев не режу. Только, знаешь, странность какая… Такого прирезать — медяка два, не больше. А обещали пять золотых, смекаешь? Кто ж его так любит, ты подумай? Я ведь не один у нас такой, есть и другие. Ржаной Пень, сама знаешь, шлюха та ещё. Пока только я знаю, где твой святоша. А вот в Сеторе… народу там много собирается… нашего тоже… имя вы ему не сменили… лысину тоже старую оставили. Смотри за ним, Большеногая. Заказ — ну, совсем плёвый. Смешно даже.
Врени выпрямилась, шагнула туда, откуда доносился голос Медного Паука… но там, конечно, никого не было. Искать его она не стала.
Конечно, не всё было так уж безоблачно. Например, когда однажды на пиру Марила стала обходить одного за другим людей баронессы, пока не дошла до высокого сухого старика со строгим лицом, будто бы списанным с ликов святых. Она каждого спрашивала, что он умеет и каким подарком её одарит. Иные отшучивались, иные огрызались, иные отдаривались. Старика сумасшедшая спросить о подарке не успела.
— Я палач, моя милая, — ответил он с суховатой улыбкой. Врени только тогда поняла напряжённое ожидание, которое воцарилось среди людей баронессы, когда Марила подошла к нему со своими шуточками. — Я могу заставить человека говорить — или замолчать. Могу помочь ему пожалеть о том, что он сказал или сделал… могу…
Марила зажала уши руками и замотала головой.
— Не надо! — взмолилась она. — От тебя пахнет смертью и болью!
Она ушла в дальний угол и долго сидела там, молча раскачиваясь из стороны в сторону. Если к ней кто-то пытался подойти, она мотала головой и каркала со слезами на глазах.
Врени попыталась её расшевелить, плюнула и вернулась на своё место.
Кто-то подошёл к ней, протянул полную кружку сладкого вина. Цирюльница подняла взгляд — и увидела давешнего старика.
— Меня зовут Клеменс, — сказал палач. — А ты — Врени, цирюльница? Я всегда считал, что наши ремёсла родные друг другу, только вам нельзя людей привязывать… зато нас они не благодарят, когда мы заканчиваем.
Врени немного подумала и приняла кружку.
В Сеторе госпожа баронесса изволила распорядиться, чтобы всех троих поселили при ней — в большом доме, больше похожем на замок, с внутренним двором, галереями вдоль каждого этажа во дворе и толстыми внешними стенами. Пока слуги поспешно наводили порядок, все остальные собрались во дворе. Норе принесли кресло, Вейма пристроилась на скамеечку у её ног, остальным предложили пока позаботиться о себе самим. Для старика Клеменса по настоянию Веймы сняли отдельный дом в соседнем квартале. Вампирша не любила об этом распространяться, но в присутствии палача её всегда мутило, ему даже в Ордуле пришлось переселиться к самой крепостной стене, чтобы не попадаться на глаза госпоже жене шателена.
К креслу баронессы своей подпрыгивающей походкой подобралась Марила.
— Здравствуй, сестрица! — дурашливо поклонилась шутиха.
— И ты, — благосклонно кивнула молодая баронесса. — Развеселишь меня?
— А чего тебя веселить? — беспечно отмахнулась сумасшедшая. — Уж я тебя веселила-веселила, все шутки истратила. Отпусти за новыми, сделай милость?
— Как же я тебя отпущу? — засмеялась Нора. — А кто меня развлекать будет?
— Да неужто у тебя своих дураков мало? — округлила глаза Марила. — Так ты бы на кухню зашла, посмотрела, как тебе неощипанных каплунов жарят — вот бы посмеялась!
Нора изменилась в лице и хлопнула в ладоши. Один из её слуг немедленно подбежал к Вейме, выслушал быстрый приказ и умчался на кухне. Пока его ждали, Марила успела пропрыгать два круга вокруг кресла баронессы на одной ноге и три на другой, при этом всё время она подбрасывала и ловила свой шутовской жезл. Слуга вернулся и так же тихо доложился Вейме, та приподнялась и шепнула что-то своей госпоже. Нора кивнула и слуга поспешно ушёл.
— Откуда ты знала? — удивлённо спросила баронесса.
— Ой, а ты не знаешь, как жжённые перья пахнут? — покрутила носом сумасшедшая. — Небось, и на кухню никогда не заглядывала, а, сестрица?
— Ладно, говори, чего хотела, — прервала её баронесса.
— Так я и говорю — умная я с тобой становлюсь — спасу нет! Отпусти глупостей насобирать!
— Да куда ты их собирать будешь? — рассмеялась Нора.
— Да хоть бы и в подол! — нашлась Марила. — Были бы глупости, а куда собрать завсегда найдётся!
— С кем ты пойдёшь? — уточнила Нора.
— А вот с ними, — кивнула сумасшедшая на своих товарищей. — Они меня знаешь как любят? Тебе и не снилось!
Нора покосилась на кислое лицо Врени, отрешённое брата Полди.
— Может, послать с ней кого? — с сомнением спросила она Вейму.
— Да! — захлопала в ладоши Марила. — Большой Куно, Большой Куно! Пусть он со мной прогуляется!
— Нет! — резко возразила Вейма. — Только не Большой Куно!
Сумасшедшая надулась, но тут же просияла.
— Тогда другого пошли! У вас красавчиков много!
Нора и Вейма переглянулись.
— После того, что она устроила Большому Куно, вряд ли найдётся мужчина, который согласится её сопровождать, — покачала головой Вейма.
— Может, двоих? — задумчиво спросила Нора, но безумица так радостно запрыгала, что эту идею пришлось отбросить.
— Ладно, идите, — решила Нора, — только держитесь людных мест. Когда вернётесь, кто-нибудь вас накормит.
Врени предпочла бы отсидеться в доме. Сетор был маленьким тесным городом, слишком мелким для того количества народу, которое съехалось к турниру. Марила как завороженная, вертела головой. Брат Полди шёл, то шевеля губами и глядя себе под ноги, то вглядываясь в каждого встречного. Врени слишком устала, чтобы кого-то искать, к тому же отчаянно боялась за брата Полди. Она не была уверена, что сможет его защитить, решись кто напасть. Защита не была её сильной стороной.
— Ты тоже их высматриваешь? — тихо спросила Марила.
— Кого? — почти испугалась Врени.
…она знает…
— Братьев моего брата, — загадкой ответила сумасшедшая.
— Откуда им здесь взяться? — отмахнулась цирюльница, поняв, что речь идёт об оборотнях.
— Как это — откуда? — поразилась Марила. — Живут они здесь! Они везде есть! Вон тот медник, например, или тот булочник.
— Но… — оторопела Врени. — Все знают, их по одежде можно узнать.
— Ой, да зачем? — отмахнулась Марила. — Они как все люди одеваются! Ты вот, когда тебе страшно, не вздыхаешь же всякий раз, что хотела бы перекинуться? Так и братья обходятся. Чай, не глупее тебя!
— Но госпожа Вейма говорила, им мешают наши запахи…
— Глупость она сказала! И ничего не мешают! Вон, через нашу деревню как-то проходил купец с большой охраной, так они все, и купец, и охрана, и даже стряпуха были оборотнями. А знаешь, что везли? Пряности с востока! И ничего, нюх не помешал. Через Пустошь спокойно ходят. А если разбойники нападут, ну, что же, кому-то одеждой придётся пожертвовать. Разбойники всё равно ничего никому не скажут, от них и костей не осталось.
— Они людоеды?! — в ужасе спросила Врени.
— Ай, ты думаешь, разбойники с ними о Заступнике собирались побеседовать? — досадливо отмахнулась Марила. — Ты не думай. Кто с ними торгует, тех они не едят. Люди вообще не очень-то вкусные, особенно мужчины. Ну так и ты ведь лучше козу зарежешь, чем козла, верно? А женщины редко нападают…
Она вдруг замолчала и уставилась в толпу перед собой невидящим взглядом.
— Тсс! — прошипела она таинственным голосом. — Слышишь?!
Врени так и не узнала, что напугало Марилу. Дальнейшее произошло быстро. Какой-то оборванец, который шёл за ними, качнулся в их сторону. Спьяну или не успел остановиться, когда сумасшедшая застыла на месте посреди улицы. Марила завизжала и с силой толкнула монаха так, что он упал на цирюльницу, та еле успела его подхватить. Качнувшийся чуть не потерял равновесие и замахнулся на Марилу. Она заверещала ещё громче. Между людьми скользнула большая серая собака, которая вцепилась пьяному в ногу. Сумасшедшая принялась хлопать руками как крыльями и хрипло каркать. Сквозь толпу к ним начала пробираться стража.
Цирюльница глубоко вздохнула и повернулась к ним. На рукавах стражники носили красные повязки, а, значит, подчинялись союзу баронов, а не Сетору.
— Эта женщина, — ткнула она пальцем в Марилу, — придворная дура при госпоже баронессе Норе цур Фирмин.
— Я не дура! — возмутилась сумасшедшая. — Я — дурочка!
Стражники заухмылялись.
— А вы кто такие?
— Несчастные родные этой бедной сумасшедшей попросили меня проводить её на поклонение мощам святого Герарда, — без запинки отозвалась Врени. — Добрый брат взялся наставлять нас в пути. По дороге мы встретились с госпожой баронессой и она изволила приблизить Марилу к себе.
Стражники переглянулись. Собаки в толпе уже не было, но оборванец ещё сидел на земле. История казалась плёвой, не стоящей внимания.
— А это кто? Вы его знаете?
— Он напал на нас! — выкрикнула сумасшедшая. — У него удавка в рукаве!
Ближайший стражник шагнул к оборванцу, наклонился, чтобы поднять его на ноги, но тот боднул стражника головой в живот и помчался сквозь толпу — быстро, хоть и припадая на прокушенную ногу. За ним тут же кинулась погоня, но главный из стражников остался на месте — как и тот, кого боднули, он ещё пытался отдышаться после удара.
— Тут ещё была собака, — услужливо подсказали из толпы.
— Это волкодав из своры её милости! — заявила Марила. — Он увязался за нами из дома Фирмина.
Врени только заморгала. Она могла поклясться, что в свите баронессы никаких собак не было, тем паче волкодавов.
— А сейчас он где? — подозрительно спросил стражник.
— Убежал домой, — терпеливо, как ребёнку, объяснила сумасшедшая. — Он очень умный! Ты не бойся, он не кусается! Он просто этого испугался!
Стражник махнул рукой и принялся проталкиваться сквозь толпу вслед за сбежавшим оборванцем. А Марила подпрыгнула, опираясь на плечо Врени, и закричала. Размахивая руками:
— Большой Куно!!! Милый! Иди к нам — поцелую! Да Большой Куно!
— Оставь его в покое, — хмуро посоветовала Врени. — Это уже не смешно.
— Позови его сама, — неожиданно разумным голосом потребовала Марила и, прижавшись к цирюльнице, шепнула: — Пусть посторожит монаха. А ты иди за мной, слышишь?
— Что? — не поверила своим ушам цирюльница.
— Большой Куно! — продолжила прыгать сумасшедшая. — Люди добрые! Вон мой милый ходит, нос воротит! Помогите, люди добрые! Уйдёт же!
Народ хохотал. Мальчишки свистели, кто-то кинул в Марилу грязью, но Врени успела поймать его за ухо и так выкрутить, что тот завизжал поросёнком и насилу вырвался. Красный как рак Куно пытался ретироваться, но его подталкивали к сумасшедшей.
— Если ты её не заткнёшь, я проломлю ей голову! — взбешённо заявил он цирюльнице.
— Заткну, — пообещала Врени. Марила перестала кричать и принялась прыгать на одной ножке, хлопая в ладоши. — А ты мне за то помоги, пожалуйста.
— Чего тебе надо? — неприязненно спросил баронский кнехт.
Врени кивнула на брата Полди, который глазел по сторонам с восторженным видом впервые взятого в город ребёнка.
— Видишь? Его убить хотят. Только что напал какой-то оборванец. А нам отойти надо, да без него. Присмотришь?
— Так бы сразу и говорила, — проворчал Большой Куно и кивнул подошедшим товарищам. — Брату Полди отчего не помочь?
— Никого не подпускай к нему, понимаешь? — настойчиво продолжала цирюльница. — Кто шаг к нему сделает, сначала бей, потом спрашивай, понимаешь?
Большой Куно пристально вгляделся во встревоженное лицо женщины.
— Секреты какие-то развела.
— Это не моя тайна, — пожала плечами Врени. — Но на нас только что напал кто-то, убёг потом. Марила, вон, удавку у него углядела.
— Эта углядит, — проворчал Большой Куно.
— Я правду говорю! — обиделась Марила и схватила его за руку. — А ты сам дурак, слышишь! Если с Полди случится что, я… я… я тебя так расцелую, что ты обо всём на свете забудешь!
Большой Куно вырвал у неё руку под хохот товарищей.
— Иди отсюда, дура! И чтоб ко мне не подходила!
— Нужен ты мне больно! Я себе другого дружка найду, получше, чем ты! А Полди сбереги, слышишь?!
— Да я и без вас его сберегу, — рассердился кнехт.
Народ вокруг хохотал и принялся давать скабрезные советы — кто Куно, а кто Мариле.
— Кабак не знаешь тут? — спросил Кривой Ланзо, один из кнехтов Фирмина.
Врени огляделась по сторонам.
— Знаю, как не знать? — пожала она плечами. — Пошли, проведу.
Кабаки она знала по всему Тафелону. Много где приходилось побывать. За углом был неплохой, назывался Варёная Селёдка, и, пожалуй, мог выдержать посещение десятка баронских кнехтов.
— Пойдём, — задёргала её за рукав Марила, когда они попрощались с людьми Фирмина. Врени запоздало задумалась, почему так беспрекословно подчинилась сумасшедшей и так легко отложила своё главное задание. Но Марила была совершенно уверена и, что реже бывает — разумна.
Сумасшедшая шла так, как будто знала дорогу. Она то и дело втягивала цирюльницу в переулки настолько узкие, что там едва можно было пройти вдвоём. Какое-то время за ними ещё бежали мальчишки и парочка досужих прохожих, но повторять петляния безумной всем быстро надоело. А Марила всё шла, шла и шла…
— Всё! — торжественно заявила сумасшедшая и встала как вкопанная посреди глухого переулка, куда не выходили окна. — Вот теперь мы заблудились! Правда, здорово?!
— Что?! — вскипела Врени. — Ты зачем меня за собой потащила?!
— А зачем ты шла? — пожала плечами Марила. — Я ведь дура, забыла?
Врени выругалась. Настолько хорошо она этот город не знала. Марила расхохоталась.
— Испугала я тебя? Ничего, сейчас ещё страшнее будет. Вон там братец идёт!
Врени оглянулась по сторонам, но всё-таки пропустила тот момент, когда возле них оказался оборотень.
— Я сказал тебе присматривать за ней, — рыкнул Хрольф, — а вместо этого она за тобой присматривает.
Врени промолчала.
Хорошо, что он не знает, как она с баронессой познакомилась…
— А у меня что-то есть! — радостно заявила Марила. — Показать, братец?
— Пошли, — кивнул оборотень, — покажешь.
Он пошёл вперёд, скрылся за углом… когда женщины пришли туда, оборотня нигде не было видно.
— Что чего стоишь, головой крутишь? — удивилась Марила. — Идём.
Врени только диву давалась. Сумасшедшая шла так уверено, как будто ей кто-то показывал дорогу.
— Ты думаешь, я тебя разыграла, — почти извиняющимся тоном сказала Марила. — А я не нарочно. Как ты его найдёшь-то? Он знаешь как прятаться умеет? А вот он нас легко найдёт. Я специально, ты не думай.
— А сейчас что?
— Так он следы оставляет! — округлила глаза сумасшедшая.
Врени не стала спорить. Что бы там ни видела Марила, она завела цирюльницу к какой-то двери, как будто даже заколоченной, которая резко отворилась, едва они к ней подошли.
— Мы его поймали, — пояснил оборотень, пропуская женщин внутрь, и добавил для Врени: — Тут подвал.
— Ты тут живёшь? — разочарованно спросила Марила.
— Нет, — отмахнулся оборотень. — Здесь удобно.
Они спустились в подвал, освещаемый лишь тусклым масляным светильником. Врени поморгала, привыкая к полумраку. За спиной хрипло закаркала Марила. В глубине лежал связанный по рукам и ногам оборванец с мешком на голове, на которого рычала волчица. Услышав карканье невестки, она глухо взлаяла, крутанулась волчком и превратилась в женщину в мужской кожаной одежде, скроенной, однако, по фигуре. Илса.
Сумасшедшая тут же перестала каркать.
— Надо было его сразу убить, — сказала Илса Хрольфу и толкнула оборванца ногой.
— Успеем, — сказал оборотень.
— Ему надо перевязать ногу, — привычно заметила Врени. — Если вообще не потеряет её после волчих зубов.
— Он замахнулся на Марилу, — пожала плечами Илса. — Я его ещё пожалела. Надо было целить в горло.
— Не мешает расспросить его, — предложил Хрольф и рывком поднял оборванца на ноги.
Врени подняла мешок. По лицу бедолаги лились слёзы, он до боли закусил губу. Марила, сильно побледнев, отошла в сторону и села рядом с Илсой, отвернувшись к стене.
— Я его знаю, — мрачно улыбнулась Врени, возвращая мешок на место. — Это Резаный Медяк[23], его Ржаной Пень в ученики взял, когда я ушла.
— Ржаной Пень тебе покажет, Большеногая! — простонал проклятый.
Врени расхохоталась.
— Ты совсем мозгов лишился, а, Медяк? Сколько ты за Ржаным Пнём ходишь? А всё не посвящённый. А теперь и вовсе без посвящения помрёшь. И правильно, таким, как ты, вторая попытка нужна, с первой-то ума набраться не получается.
— Болтай-болтай, — сквозь зубы пригрозил оборванец.
— Больно надо. Зря ты на учителя надеешься. Вот уж кому до учеников дела никогда не было.
— Режь на куски — ничего не скажу!
— Больно надо, — повторила цирюльница и принялась копаться в своей сумке. Достала жаровню, угли, небольшой котелок и связку резко пахнущих трав. — Бедный ты, несчастный. Ногу пора спасать. Куда ты с такой-то раной убивать людей будешь?
— Что собираешься делать? — спросил Хрольф.
— Как — что? — удивилась цирюльница. — Сейчас с раной посмотрю, что можно сделать. А потом Медяк нам всё-всё расскажет. По дружбе. Правда, Медяк?
Она некстати вспомнила палача Клеменса. Старик бы сейчас пригодился. Разговаривать с ним было… странно. Не то чтобы проклятую шокировало его ремесло, но не оставляла мысль, что однажды он может применить своё умение на ней самой… Клеменс, впрочем, не слишком вдавался в подробности своего ремесла, ему интересней было говорить о том, как перевязать рану, как избежать воспаления… и просто вспомнить многое, чему он был свидетелем со времён своей молодости.
Лицо цирюльницы перекосила недобрая улыбка.
Проклятый попытался отползти, но Илса ногой толкнула его обратно.
— Обычно я вру, что будет небольно, — сообщила Врени, разводя огонь на жаровне. — Но тебе, моему брату по прозрению, я скажу правду. Будет очень, очень больно. Есть где-нибудь вода, а? Нет? Обойдёмся вином. Правда, это больнее…
— Не трогай меня! — завопил проклятый. Оборотни поморщились.
— Поразительно, как люди не любят цирюльников, — покачала головой Врени, выливая в котелок вино из фляжки. — И это я ещё тебе зубы лечить не стала.
— Отстань от меня!
Врени достала нож и разрезала верёвку. Проклятый дёрнулся, но Хрольф предупреждающе рыкнул и Медяк затих, сжавшись на полу. Врени распорола штанину и покачала головой.
— Ай-ай-ай. Надо же тебе так вляпаться, а, Медяк? Что же ты это так подставился?
— Да не собирался я никого убивать! — застонал Медяк. — Пень сказал — уволоки этого блаженного, а ты к нему как приклеилась!
— Ай, как интересно. Вино уже вскипело, осталось кое-чего засыпать… Сейчас больно будет, потерпи, милый.
— Не трогай меня!
— А куда ты его оттащить собирался, а, Медяк?
— Не знаю!
— Ой-ой-ой, так я тебе и поверила!
Врени достала из мешка не слишком грязную тряпку и опустила её в кипящее вино.
— Ты же ему ногу обваришь, — напряжённо сказала обернувшаяся Марила.
— Рану надо не обваривать, а прижигать, — поучительно заявила цирюльница.
Проклятый заорал.
— Держите его, — деловито приказала Врени.
Хрольф, хмыкнув, прижал Медяка к полу.
— Я покажу! Я покажу! — закричал Медяк. — Это возле восточных ворот! Там ещё рядом дом с синей дверью!
— Вот видишь, какой ты хороший мальчик, — сказала Врени и принялась протирать рану ещё тёплой тряпкой. Проклятый визжал и пытался извиваться.
Когда Врени закончила, Марила была белее мела и сидела, зажав уши. Оборотни напряжённо облизывались. По лицу Медяка текли слёзы вперемешку с потом, он был почти что без сознания, а на его ноге красовалась свежая повязка.
— Ну, вот и всё, — бодрым лекарским голосом подвела итог Врени. — Какой ты хороший мальчик. И стоило так бояться?.. недельку полежи, милый, потом ещё неделю ногу береги… трав бы тебе дала, но у самой мало… ну да найдёшь кого-нибудь, кто тебе повязку сменит. И не дёргайся, а то, глядишь, швы разойдутся, я заново шить не буду. Как рана зарубцуется, ногу будешь разрабатывать. Тебе ж жилы[24] порвали, глядишь, на всю жизнь хромым окажешься.
Она поднялась на ноги и легонько пнула проклятого. Хрольф поправил мешок на голове Медяка и поднял его на ноги.
— Отведу его, — хмыкнул он и скрылся за дверью.
— Убить его надо, — рыкнула Илса.
— Без нас найдётся кому это сделать, — пожала плечами Врени. — Как вы нас нашли?
Волчица не то засмеялась, не то разразилась отрывистым волчьим взлаиванием.
— Им нас и искать не нужно, — объяснила Марила. — Илса, смотри, что у меня есть!
И снова Врени не поняла, как сумасшедшая это сделала. Только что её руки были пустыми — и вдруг она раскладывает перед невесткой с десяток позолоченных нашлемных фигурок.
— Откуда ты это взяла?! — ахнула цирюльница.
— Отковыряла, — пожала плечами Марила. — Пока ехала. Я же говорила, что нам надо от них подальше уйти. А ну как обнаружили бы?
Врени попробовала представить, каково это — отодрать такую фигурку от шлема, — и не смогла. А Илса, посмеиваясь, принялась разглядывать добычу Марилы.
— Но ты…
— Я ворона, — обиженно напомнила сумасшедшая. — А они блестят и такие красивые, правда, сестрица?
— Красивые, — подтвердила Илса.
— Ты Хрольфу скажи, пусть он тебе ожерелье сделает, — предложила Марила. — А мне пусть браслеты подарит медные, я давно хочу, а никто не дарит!
— Скажу, — пообещала Илса, взяв в руку искусно сделанную фигурку лошади.
Хрольф скоро вернулся.
— Прыткий попался, — сказал он, вылизывая ладонь, — у самых восточных ворот цапнул меня и убежал.
— А я слышала, люди говорят, — торжественно возгласила Марила, — кого оборотень укусит, тот сам станет оборотнем.
— А кого дурак укусит, кем станет? — засмеялся Хрольф. — Надо уходить отсюда.
— Зачем ты его отпустил? — недовольно спросила Илса. — Он всё расскажет своим дружкам. Учителю этому своему.
— Расскажет, ага, — неспешно кивнул Хрольф. — Как от оборотней на одной ноге убежал да как ему тут рану лечили. Пропала твоя работа, Большеногая. Не дожить ему до смены повязки.
— Я своё дело сделала, — пожала плечами Врени.
Услышанное от Медяка ей не понравилось. В Сетор приехало сразу несколько прозревших, даже высших посвящённых, с учениками. Зачем? Вряд ли они так уж интересовались турниром. Говорят, вороны летят за войском, ожидая поживы. Чего ждут эти падальщики? Неужели все они собрались, чтобы похитить брата Полди? В самом деле, его убить — два медяка, украсть — три, ну, может, пять. Будут ли уважаемые люди о такого мараться? Нееет, он нужен был для чего-то очень важного… И что-то затевается ещё, но Медяку этого уже не сказали.
Может, повидаться с учителем?..
Можно повиниться… не поверит, но захочет поиграть. Поиграет-поиграет… что-нибудь да сболтнёт. Можно и проще. Поймать его в кабаке… если один пить не будет, то по нужде-то отойдёт. И закончить начатое. Пожалела она его тогда, ой, пожалела. Прибить надо было гадину. Но тогда Врени ещё верила прозревшим. Она не имела права, она, не прошедшая испытания, не могла убить посвящённого, а вот он её — мог и имел права, ведь руки его даруют Освобождение. Но какая разница? Он уже получил это своё Освобождение, став высшим посвящённым, вот и надо отправить его туда, за пределы мира, чтобы он не страдал от злого мира, где всякие непослушные ученицы в ярости размахивают бритвой и ругаются последними словами.
Убить его надо.
И узнать, что он затеял.
У Врени чесались руки исправить свою старую ошибку.
Она не сможет.
Когда она его увидит — она не сможет сдержаться.
Прибить ядовитую гадину.
Он близко.
Он почти у неё в руках.
Она не сможет сыграть.
Первое, что она сделает — ударит.
Только так.
Руками, а не ядом.
Ударит и увидит, как мерзкая улыбочка сползает с его поганого лица.
…как давно она об этом мечтала…
Иногда он снился ей по ночам.
Одного удара будет довольно.
Убить.
Убить и закончить с этим.
— А ты жестока, — вдруг сказала Марила, касаясь руки цирюльницы. Это прогнало наваждение.
— Люди хотят совершать ошибки и чтобы им за это ничего не было, — холодно ответила Врени, отдёргивая руку. — Исцеления без боли не бывает. Его никто не заставлял похищать брата Полди или замахиваться на тебя. А если бы я не вмешалась, он потерял бы ногу.
— Но теперь он потеряет жизнь, — неожиданно грустно сказала сумасшедшая.
— Это будет не мой выбор, — пожала плечами Врени.
— Но тебе случалось убивать? — не отставала Марила.
Врени холодно усмехнулась и принялась подниматься из подвала на улицу.
Хрольф довёл Врени и Марилу до какого-то тупика, после чего развернулся и быстро скрылся. Марила завертела головой и потянула Врени за рукав.
— Отсюда мы быстро выйдем! — бодро заявила она. Врени не спорила и в самом деле скоро оказалась перед вывеской знакомого кабака. Сумасшедшая толкнула дверь и остановилась, удивлённо глядя на остриё меча.
— Толстый Уво, это мы! — поспешно сказала Врени. Кнехт кивнул женщинам проходить внутрь и закрыл дверь. Цирюльница огляделась.
Большой Куно выставил из кабака всех, кроме хозяина и его слуг. Сейчас здесь были только кнехты барона цур Фирмина и монах. Кнехты ели, пили и веселились, а перед ними на столе сидел брат Полди и что-то рассказывал. Врени прислушалась.
— И тогда жаба его укусила, — сказал монах, — он долго болел, да тем дело и закончилось.
— Расскажи ещё! — послышалось со всех сторон. Монах смущённо улыбнулся. Кто-то поднёс ему кубок, из которого Полди без всякого смущения отпил, словно забыв о своих обетах.
— Сам я этого не видел, — начал он следующий рассказ[25], - но знаю монаха, который видел доподлинно монаха, который принимал исповедь у своего брата по вере, с которым это и случилось. Жил в одной стране епископ, известный своими грехами, и однажды его постельничий[26] ехал через лес, но остановился, услышав грозные крики. Он увидел демонов, гарцующих на конях, которые тоже были демонами, и как они сговаривались достать из тела душу епископа, чтобы отнести её Врагу. Монах поспешил вернуться домой и рассказал об увиденном, но епископ не поверил монаху. Тот долго болел, а епископ умер.
— Расскажи что-нибудь повеселее, — попросил Кривой Ланзо.
— Охотно, — кивнул брат Полди, — жил в одной стране человек, которому удавалось всё, за что он ни брался. И вот однажды…
Врени, не веря ушам, вместе со всеми слушала историю, полную удач и разочарований, несчастной любви, колдовства и вещей столь отвратительных, что она даже не могла представить, чтобы выросший в монастыре монах знал о подобных мерзостях. Не иначе как вычитал их в своих книгах. Когда рождённая от мёртвой женщины голова упокоилась в морских волнах, в кабаке повисла тишина.
— Вот это веселье, — проворчал хозяин кабака. — от таких историй спать не будешь. Заткните своего монаха!
— Цыц! — прикрикнул Большой Куно. — Монах нас учит о душе заботиться, а тебе лишь бы карманы набить! Тащи ещё вина!
— Да, был мальчик, который думал о своей душе больше, чем иные монахи, — поддержал разговор разгорячённый вином и вниманием монах.
Врени поняла, что больше она не выдержит.
— Куда ты? — остановила её у двери Марила.
— Надо, — мрачно буркнула Врени. — Останься здесь. И не приставай к Большому Куно. Я ему обещала.
— Ты же за себя обещала, — пожала плечами сумасшедшая. — Вот ты и не приставай.
— Марила…
— Я иду с тобой!
— Нет.
— Ну, пожалуйста!
— Тебе там не понравится, — посулила Врени.
— А ты без меня дорогу не сыщешь!
— Если спросят, скажи всем, что у меня живот прихватило, — попросила Врени. — И не приставай к Большому Куно.
— Да забирай себе этого красавчика, — досадливо отмахнулась сумасшедшая. — Я себе лучше найду! — Пойду поищу, кстати.
— Нет, сиди здесь. Мы потом с тобой прогуляемся.
— Обещаешь?
— Клянусь Заступником, — легко ответила цирюльница. Марила ответила бессмысленным смехом.
Отделавшись от всех своих спутников, Врени шла по городу, наслаждаясь свободой. Она ещё раньше приметила особые метки, которые оставляли прозревшие, и теперь ей не терпелось пройти по ним.
Метки вели в восточную часть города, но не к воротам, а немного южнее от них. Искать тот дом, рядом с которым синяя дверь она не стала. Пробираться незаметно, как Медный Паук, она не умела. Зато вполне могла по меткам найти кабак, в котором можно было, потратив немного денег, получить немного полезных сведений. Кабак ничем не отличался от остальных, такая же грубо расписанная вывеска с дымящейся похлёбкой, такая же замызганная дверь… Врени обошла кабак и постучалась с заднего входа.
— Верю в Освобождение, — шепнула она, услышав шаги. Дверь отворилась. За ней был зал, который отличался от обычных кабацких залов только меньшими размерами.
Врени вошла туда, села за стол, покатила по столу серебряную монету. Монета сделала круг и вернулась в руки цирюльницы. Ничего не произошло и Врени покатила по столу две монеты. Когда монеты стало четыре, их прихлопнула чья-то рука. Врени подняла взгляд.
— Паук, — устало произнесла она. — Ты теперь здесь за подавальщицу?
— Поиздержался в работе, решил подзаработать, — беспечно отозвался проклятый. — Не жди, еда закончилась. В большом зале гуляют стражники. Они теперь по всему Сетору гуляют. И вино разведённое. А ты зачем пришла?
— Не твоё дело, — неприязненно отозвалась цирюльница.
— Ай-ай-ай, как невежливо, — засмеялся убийца. — А сама в чужие дела нос совать любишь. Не ищи его, не надо.
— Кого? — сделала непонимающие глаза Врени.
— Дурочку-то не строй. Учителя своего не ищи. Не твоего он ума дела. С монахом своим возись, коли нравится, а Пня оставь в покое.
— Ты мне не указ.
В руке Медного Паука появился нож.
— С чего бы это, а, Большеногая? По дружбе тебе говорю — оставь Пня в покое.
— Твоя дружба… — выругалась цирюльница и встала. — Ты теперь всюду за мной ходить будешь?
— Освободитель с тобой! Это я куда не сунусь, твою харю вижу. Сюда пришёл — и сюда ты добралась. Спасу от тебя нет. Катись подобру-поздорову.
Врени пожала плечами и шагнула к двери.
— Эй, а деньги? — спохватилась она.
— Деньги препятствуют Освобождению, — назидательно заявил Паук. — Давай, проваливай, Большеногая, пока я добрый.
Цирюльница выругалась и ушла.
Слуги первым делом прибрались в личных покоях баронессы и Вейма с Норой ушли туда. Туда же госпоже жене шателена принесли и письма из университета. Вампирша, касаясь их кончиками пальцев, разложила письма по времени и принялась читать сначала.
Первое было из университета, отправлено ещё в замок, а оттуда его переслали в Сетор. Вейма тогда написала, что сама займётся переписчиком, и отдавала распоряжение написать всем попечителям и благотворителям, чтобы собрать цену, которую стоила книга. В том же письме она извинялась и, отговариваясь турниром, говорила, что не сможет приехать в университет до самой зимы. И вот теперь ответ. Ничего особенного в нём не было. Госпожу доктора богословия и права благодарили за помощь и сообщали, что ссора между мясниками и школярами сама собой уладилась, «как бы это ни было бы необычно». Вейма пожала плечами. Это была загадка, к которой у неё не было ключа.
Следующее письмо было отправлено сразу в Сетор и было куда как менее благостным. В университет пришли люди от братьев-заступников и, рассуждая о преподавании, о ближайшем открытом диспуте и даже о погоде, между делом обмолвились, мол, есть тут один монах, сбежавший из своего монастыря и нарушивший обеты, а, кто знает, может, и к душегубству причастный… Взял на душу грех кражи, а бренное тело своё обременил бесценной книгой. Из университета писали, что отвечали братьям-заступникам, мол, нет у них ни монаха, ни книги, но весьма этим встревожены.
Третье письмо сообщало о том, что господин Вир доставил книгу и что в университете ума не приложат, как с ней быть, ведь деньги уже собираются, а монаха след простыл, а братья-заступники бывают очень уж нетерпеливы.
Четвёртое письмо было ещё более удивительным. Опять из университета. Явился известный всем гуляка, дебошир и бездельник, школяр по имени Липп, который никак не может получить мантию солиднее бакалаврской, и посулил помощь во всех затруднениях, кою окажет им покровитель означенного школяра. Далее брат-ключарь пускался в рассуждения, что покровитель означенному школяру весьма надобен, ведь юноша этот и вовсе не юноша даже, не так уж молод, а всё проживает и проматывает, в учёбе не усерден и с чего живёт — про то никому не ведомо. Принёс школяр с собой деньги — не побоялся принести тяжёлый кошель с золотом, а также расписки Братства Помощи, известного по всему Тафелону, а братство это, как знает госпожа доктор, ссужает всех нуждающихся. И принёс сей бездельник даже больше, чем запросил монах. Поэтому они решились не ждать ответа, а передать школяру бесценную книгу, а себе взяли деньги и уже передали сумму, о которой писала госпожа доктор, тому же Братству Помощи и сейчас, уж наверное, в их лавке в Сеторе можно получить сколько надобно и расплатиться с монахом, если только не схватят его прежде братья-заступники.
Нора взяла у советницы отложенное письмо и пробежала его глазами.
— Скажи мне… — медленно спросила баронесса, — почему ты покровительствуешь университету, а я нет?
— Потому что я там преподаю. А ваша милость, когда у неё просили помочь, оплатить починку лестницы в старом здании, ответила, что деньги самой нужны.
— Так у меня нет денег! — всплеснула руками баронесса. — Я прошу, я приказываю, а ты никак не можешь подати собрать!
Вейма пожала плечами.
— Как вашей милости будет угодно.
Нора криво улыбнулась.
— Раньше ты говорила мне «ты».
— Раньше вы не были вашей милостью.
— Раньше ты меня больше уважала.
— Вот как? Я прошу прощения, ваша милость. Я отношусь к вам со всем почтением и…
— Брось. Ты всё ещё сердишься?
— Я ваша подданная, ваша милость, я не могу сердиться на вас.
— Перестань!
— Как будет угодно вашей милости.
Нора медленно выдохнула.
— Тут пишут про братьев-заступников, ты не знаешь… там не было… ну… ты знаешь…
— Да, ваша милость, — отозвалась вампирша. — Нет, про вашего брата ничего не слышно вот уже семь лет.
— Ты думаешь… он мог умереть?
— Нет, ваша милость. Думаю, он жив и здоров.
— Почему?!
— Потому что, ваша милость, такие, как он, не исчезают просто так. Скорее всего, он спрятан от мира где-нибудь в их монастыре. В наказание и для защиты.
Нора вздохнула.
— Вели позвать Вира. У меня есть новости.
Когда Врени дошла до Варёной Селёдки, уже смеркалось. Цирюльница устало толкнула дверь, переждала приступ подозрительности у стражника и вытерпела радостные вопли Марилы.
— А смотри, что у меня есть! — похвасталась сумасшедшая, оттащив цирюльницу в дальний угол кабака. На руке Марилы сверкал долгожданный медный браслет, украшенный недорогими, но красивыми самоцветами.
— Хрольф заходил? — уточнила Врени, усаживаясь на скамью. Всё складывалось исключительно по-дурацки, давно такой невезухи не было. Как будто ворожил кто-то или порчу навёл.
— Нее, — затрясла головой сумасшедшая. — Будет он сюда соваться! Это мне такой смешной человечек дал. Просто так, представляешь?
— Какой смешной человечек? — насторожилась Врени. — Что он тут делал? Кто его сюда пустил?
— Никто не пускал, — пожала плечами безумица. — Вошёл вон оттуда, откуда слуги выходят, прошёл в угол и стал столы разбирать. Его и не заметил никто.
Врени кивнула. Столы в кабаке были такие же, как почти везде, особенно в небогатых домах — поставленные на козлы длинные доски. Когда они были не нужны, их разбирали и ставили у стены.
— А потом что?
— Он меня заметил, увидел, что я на него смотрю, и поманил к себе. Спросил, чего я хочу. Я и сказала.
— А какой он был?
— Смешной, — уверенно ответила Марила. Врени махнула рукой. Смешными сумасшедшая называла самых разных людей, например, повара её милости, который не позволил вылить мёд в мясную похлёбку.
— Он подарил тебе браслет? — не отставала цирюльница.
— Не-не-не! У него при себе не было! Он спросил, я и ответила. Сказала, что браслет ищу и что дружка ищу. А он про тебя спросил.
— А ты что?!
— А я сказала, что хочу браслет, — уставилась сумасшедшая невинными глазами на цирюльницу.
Врени застонала.
— Он принёс браслет, — радостно продолжила Марила. — Правда, красивый?!
— Очень красивый, — вздохнула Врени. Сердиться на сумасшедшую было бесполезно. — Что ты ему рассказала? О чём он тебя расспрашивал?
— А он не расспрашивал. Он всё сам рассказал, я только чуть-чуть его поправила. Он сказал, что я умница!
— О чём он рассказал?
— Как — о чём? О том, что ты у того медяка вызнала. Он сказал, что ты добрая! Это хорошо, правда?!
Врени застонала ещё сильнее. Добрая. Сказал кто-то из прозревших. Кто-то, кто знает, как к ней подобраться. Кто-то, кто знает, как разговорить Марилу. Как найти к ней подход. Хорошо. Просто замечательно.
— А ещё он сказал, где мне дружка найти! Правда, здорово?!
— Правда. И где же?
— Не скажу! — внезапно надулась Марила. — Чтобы ты там же не искала! И тебе браслет не понравился!
— А мы правда турнир увидим? — как девочка, волновалась Марила.
— Правда, — кивнула Нора. Они сидели в её ложе на трибуне вокруг ристалища. Нора, её советница по правую руку, её дура по левую, а все остальные приближённые — за спиной госпожи. Где-то среди них были и оттеснённые подальше Врени с братом Полди. Монах пытался отказаться от лицезрения турнира, утверждая, что это противоречит его обетам, но Большой Куно, равно впечатлённый его историями и благодарный за избавление от Марилы, положил руку ему на плечо и душевно попросил составить компанию.
— И рыцарей тоже увидим?
— Не сегодня, — отозвалась Вейма. — Сегодня будет состязание в стрельбе.
— А дам красивых? Хоть вполовину таких, как моя сестрица её баронская милость?
Нора польщёно улыбнулась.
— Увидишь. Вон, посмотри, они на трибунах рассаживаются.
Марила скривилась.
— Не! Они и осьмушки её не стоят! А можно, я пока отойду? Я ненадолго?
— Куда это ты собралась? — нахмурилась Вейма.
Нора лениво махнула рукой.
— Иди. Но чтоб ненадолго.
Она многозначительно кивнула Вейме и та пожала плечами. После турнира она сама собиралась отлучиться и уже спросила разрешения у госпожи. Не то чтобы это было так важно, скорее противно. Книга Врага ушла из университета, а Вейме предстояло выполнить роль простого посредника, только лишь передав монаху деньги. Но деваться было некуда.
Настроение у вампирши было не праздничное. Письмо, которое показала ей госпожа, было от барона. Написано оно было позже письма, отправленного Магде, и в нём его милость сообщал дочери, что они успешно взяли Аак, но потратили на него столько сил, что дальше пока не пошли. Это понравилось не всем. Часть святого воинства тронулась в путь и попыталась сама, не дожидаясь командиров, дойти до святого града. Эти погибли. Часть упрекнули благоразумных в предательстве и собирались плыть домой. Оставшиеся продолжали готовить поход на святой град, но их раздирали раздоры.
«Я не могу доверить письму всех своих опасений, но, мнится мне, в ловушку заведёт нас излишнее доверие к тем, кто прикрывается именем, на которое не имеет права» — говорилось в письме. Вейма и так, и сяк крутила пергамент, нюхала и даже лизала загадочную фразу, и, наконец, заявила, что по всему это выходят братья-заступники и речь идёт об их предательстве. Это заставило и Нору, и Вира с Веймой чувствовать себя весьма неуютно.
Марила отсутствовала и впрямь недолго. Она вернулась, сияя восторгом, и требовала от охранника ложи пропустить «её дружочка». Норе пришлось отдать прямой приказ и очень недовольный Тощий Аццо пропустил сумасшедшую с её спутником.
— Смотри, сестрица, какой у меня дружочек! — похвасталась она, выталкивая перед собой полноватого юношу в полосатых одеждах, которые выдавали в нём нагбарца, с бледным лицом типичного северянина. Среди кнехтов её милости началось недовольное ворчание. Недавняя война с Нагбарией ещё была свежа в памяти и многие на ней были ранены или потеряли товарища.
— Где ты его взяла? — нахмурилась баронесса.
— Как — где?! — поразилась сумасшедшая. — Вон в той ложе… как зовут твоего господина, дружочек?
— Сайолтакк, великий тан Каолина, — с сильным северным акцентом отозвался юноша.
Нора подняла брови. Сай-как-его-там был заложником, которого Нагбария передала Тафелону для подтверждения своих мирных намерений. Говорили, что он хвастался, решись-де он участвовать в турнире, победил бы всех рыцарей Тафелона, но, поскольку он пленник, считает это несовместимым со своей честью.
— А кем ты ему приходишься? — спросила Нора. Северянин непонимающе уставился на неё.
Марила отвесила ему тычок в спину.
— Ты б хоть поклонился! Это же баронесса цур Фирмин, она тут главная самая! Изволит тебя спрашивать, а ты молчишь. Ай-ай-ай, никакого почтения.
Нагбарец разразился чередой хриплых каркающих звуков на своём языке. Сумасшедшая с умилением посмотрела на него.
— Видали! Вот какой у меня дружочек!
— Ты меня не понимаешь? — нахмурилась Нора.
— Он говорит, что не подчиняется нашим баронам, — пожала плечами Марила. — Дружочек, ты в Тафелоне, не в Нагбарии.
— А ты не такая уж дура, — покачала головой баронесса. — Аццо, выкини этого человека отсюда.
Марила вцепилась в нагбарца обеими руками и громко завопила.
— Не надо! Это мой дружочек! Он хороший!
Аццо с сомнением покосился на госпожу.
— Отвечай! — резко приказала баронесса.
— Моя… Мюр… Мюр из Айли. Моя… я… ношу… моя оруженосец рыцаря Френга, что… что защищает славного Сайолтакка, великого тана Каолина, что в Нагбарии.
— Мюрлейн[27], - радостно подытожила Марила. — Правда, хорошенький?!
— Как ты его сюда привела? — спросила Вейма. От сумасшедшей странно пахло. Надо было раньше обратить внимание.
— Пришла туда, — кивнула Марила на выделенную северянам ложу. — Мне человечек говорил, что там будет весело! Я им покаркала, они мне покаркали. Они же каркают! Вы сами слышали! Был другой, но мне этот понравился. Я его обняла, спросила, хочет ли быть моим дружочком? А он и спорить не стал. Он хороший! И забавный! Знаете, как он вас называет? Тюфяками! Так и говорит — тюфяки из Тафелона! Правда, смешно?
Понимавший с пятое на десятое нагбарец сообразил по изменившимся лицам стражников, что дело худо, и гордо задрал курносый нос.
— Оставьте его, — резко приказала Нора. — Что с дурака спрашивать. Марила, скажи ему идти к своим.
— Нечестно, сестрица! Он мой дружочек!
— Вот и гуляй с ним подальше, — проворчал Большой Куно, — дура да нагбарец — хорошая пара!
Марила надулась и приготовилась зареветь.
— Сейчас начнётся состязание, — сказала Нора. — Уведи его, пока мои люди с ним не расправились.
— Так нечестно! Я так искала себе дружочка. А вы его прогоняете! Нельзя, сестрица, нельзя! Это мой дружочек!
Нора зажала уши.
— Тихо! — прикрикнула она. — Садитесь туда, подальше в угол, и если твой дружочек нарвётся на драку — я велю его вышвырнуть, слышишь меня?!
— Вот спасибочки, сестрица! Не пожалеешь! Не нарвётся! Он хороший, правда!
Она подхватила нагбарца под руку и потащила его к Врени и Полди. Мюр даже не пытался вырваться, покорно шёл следом за ней.
— Хороший у меня дружочек, правда?! А у тебя такого нет!
— Все мы дети Создателя, — произнёс монах. Врени хмыкнула.
— Дай я с ним поговорю, — предложила она.
— Не дам! Это мой дружочек!
— Нужен он мне больно, — нахмурилась цирюльница. — Но твой брат спросит, с кем это ты гуляешь. Что я ему скажу?
— Ну ладно, — надулась сумасшедшая. — Но чтобы ни-ни!
— Ни-ни, — серьёзно заверила её Врени.
Мюр с тревогой переводил взгляд с одной женщины на другую.
— Послушай-ка, — медленно, чтобы иноземец её понимал, произнесла она. — Ты сам-то что? Дурак или подлец? Ты видишь, что с ней?
— Тссс! — зашипела на неё Марила. — Я же притворяюсь! Я хорошо притворяюсь!
— Конечно, — терпеливо ответила ей Врени и повернулась к нагбарцу.
— Не понимать, — хрипло прокаркал Мюр. — Не так? Добрая бойрен… женщина.
— Притворяешься?! — разъярилась Врени.
— Добрая, — упрямо повторил нагбарец. — Ваши женщины злые. Не… не… не подходят. Смеются. Зачем они смеются?! Эта добрая.
Марила вдруг расхохоталась.
— Врени тоже женщина, балбес!
— Почему балбес? — обиделся нагбарец и оглядел цирюльницу с ног до головы. — Нехорошо… Наши женщины не так. Плохо носить мужскую одежду. Ты не женщина! Ты…
Он перешёл на нагбарский и это был очень предусмотрительно с его стороны.
Марила хлопнула его по спине.
— Не смей так говорить! Врени хорошая, слышишь?!
Нагбарец беспомощно улыбнулся.
— В Нагбарии так не ходят. Только курейд. Это… когда женщина… с оружием… редко. Нехорошо.
— Тебя не спросили, — процедила Врени.
— Ты злая, — ткнул в неё пальцем Мюр, — она добрая.
Марила расхохоталась и одарила «дружочка» таким смачным поцелуем, что Полди мучительно покраснел и отвернулся. Нагбарец грубо обнял её в ответ, скорее даже схватил в охапку, но сумасшедшая только захихикала.
— Слушай, — нашлась Врени. — Брат этой женщины — кузнец. Сильный и злой человек. Руками гнёт мечи и подковы. Обидишь её — открутит голову.
…и мне — за то, что не уследила…
— Не обижать. Зачем? Хорошая.
— Эй, смотрите! — окликнул их Ланзо. — Что вы спорите, смотрите, какой выстрел! Какой стрелок! Какой самострел! Что за мастер делал!
Они посмотрели на ристалище. Мишени представляли собой плетённые круги, в центре каждого из которых была нарисована яркая птичка с расправленными крыльями. Марила, бросив нагбарца, шепнула на ухо Врени:
— Я знаю, самострел братец делал! Смотри! Он говорил — втрое дальше пролетит! Гляди, какой хороший!
— Тюфяки, — процедил Мюр. — Вы все в Тафелоне тюфяки! Стрелять из-за угла! Найти хвастаться! Мы в Нагбарии начинать турниры метать топоры!
Он с вызовом расправил свои не слишком широкие плечи.
— Я слышал, — мягко произнёс брат Полди, — от одного человека, который шёл в святые земли замаливать свои грехи на недавней войне, что самострелы причинили немало бед на полях сражений и что у нагбарцев не было от них ни защиты, ни помощи.
— Трусы! — возмущённо зафыркал нагбарец и принялся каркать на своём языке.
— Если ты не заткнёшься, — шепнула ему на ухо Врени, — тебя найдётся кому заткнуть.
— Мы состязаться метать топоры! А потом славные оруженосцы биться на дубинках, — зачем-то добавил нагбарец. — Я трижды биться!
Он потёр голову, явно что-то вспоминая. Марила заливисто расхохоталась.
— Это всё объясняет, — проворчала Врени.
— Заткнитесь! — потребовал Ланзо. — Вон там господин Вир стреляет. У него похожий самострел. Спорим, он лучше выстрелит?
Врени равнодушно проследила, как оборотень выходит вперёд, взводит самострел и прицеливается. Стрела попала нарисованной птичке в крыло. Чем этот выстрел лучше предыдущего, цирюльница не знала, но на трибунах восторженно закричали.
— Бедная птица, — вздохнула Марила. — Как она теперь летать будет?..
— Что это вы говорили? — повернулся к ним Ланзо. — Ты знаешь, кто такие делает, а, дура?
Марила состроила непонимающую рожицу и на всякий случай закаркала.
— Она ничего не знает, — вступилась за неё Врени.
— Жаль, — разочаровано протянул Ланзо. — В этом городе полно ростовщиков. Я бы всё заложил, но купил бы себе такой.
Врени решилась.
— Я знаю одного человека, он знает другого человека, а тот слышал, где найти мастера, — сказала она.
Ланзо поднял брови.
— Сколько за это хочешь? — прямо спросил он.
Цены на самострелы Врени не знала.
— Мне известен только человек, который… — мягко начала она.
— Который знает, которого знают, — перебил её кнехт. — Слышали мы эти сказочки! Завтра сможешь сказать?
— Завтра, — кивнула Врени, — послезавтра или третьего дня, идёт?
За это время она наверняка найдёт оборотня и предложил ему выгодную сделку. Не будет же Хрольф до того мелочным, чтобы ничего не отсыпать посреднице?.. На добрых делах долго не проживёшь.
Ланзо кивнул и снова уставился на ристалище. Вскоре оттуда послышался сперва спор, а затем хохот, который постепенно подхватывали и на трибунах. Нагбарец явно занервничал, а Марила обиделась.
— Над кем они смеются?! — вскинулась она. — Я же здесь!
— Да ты посмотри на этого шута! — предложил Ланзо.
Врени посмотрела на поле. Там стоял бедно одетый юноша с самострелом, вокруг него хохотали другие стрелки и судьи.
— Ну и что? — не поняла цирюльница. — Стрелок как стрелок. Или тебе его наряд не нравится?
— Враг с ним, с нарядом, — махнул рукой кнехт. — Вы не слышали? Этот дуралей явился со старым самострелом.
— Ну и что?
— А, чего с бабой разговаривать! — махнул рукой Ланзо.
— Старый, — внезапно встрял нагбарец, — лук сухой. Не натянется. Не взвести. Раз! — и развалится.
— А, то есть ты понимаешь в самострелах? — повернулась к нему Врени.
— Нет, — немедленно отказался Мюр. — Оружие трусов. Издалека. Плохо.
— Молчал бы лучше, — прикрикнул на него Ланзо.
Хохот прервался.
Вир сделал несколько шагов к бедному стрелку, взял у него из рук самострел, провёл рукой по луку, что-то прикинул и протянул юноше свой.
— Нет-нет-нет, — запротестовал тот судья, который громче всех потешался. — Это против правил! Один стрелок — один самострел. Вы не можете иметь общий.
Вир посмотрел на него долгим пристальным взглядом.
— Это его самострел, — кивнул он на тот, с которым пришёл. — Вот мой.
Он показал всем старый, с которым пришёл юноша.
Судьи заспорили. Вокруг восхищались и возмущались стрелки.
— Тогда вы должны стрелять заново, — сказал судья. — Вы должны пройти весь турнир с одним самострелом.
Вир пожал плечами. Подручные установили мишень. Оборотень взвёл самострел и повторил выстрел. Стрела попала птичке точно в голову. Все ахнули. Вир кивнул бедно одетому юноше и предложил ему занять своё место.
— Самострел стать целым нет! — заволновался нагбарец. — Такой самострел развалиться!
— Но он целый, — медленно произнесла Врени. Она следила за Виром, а не за юношей, и видела, как тот задумчиво оглаживает лук самострела. Зачем? Проверяет? Не колдует же в самом деле.
— Ставка… — закаркал нагбарец, — ставить серебряный против медь… медного… самострел развалиться! До конец состязаний!
Ланзо оглянулся и хлопнул Мюра по ладони.
— Идёт! — живо отозвался кнехт. — Господин Вир не ошибается, если взял эту развалюху, значит, справится.
Марила с важным видом закивала.
— Вир умный, — согласилась она. — У тебя много денег, дружочек?
— Зачем спрашивать? — насторожился нагбарец.
— Так проиграешься, дурень!
Нагбарец разразился речью, мешая разные языки. Врени с трудом разобралась в сути сказанного. Денег у Мюра было немного. Великий тан Сайолтакк был послан в Тафелон королём Нагбарии в качестве заложника. Тана приняли по-королевски, впрочем, он и был каким-то там родственником короля. Наследника тот не прислал, отговорившись малым возрастом и болезненностью, и бароны не стали настаивать. Того и гляди, принц помрёт, что же им, из-за такой малости, как полудохлый ребёнок, заново начинать войну? Хоть Тафелон и победил, это не было так уж легко и просто, особенно для севера страны, куда нагбарцы успели вторгнуться.
Свита великого тана пленниками не была и полагалась ему для чести и всяческой помощи. А потом что-то пошло не так. Мюр так усилено не вдавался в подробности, так славил правдолюбие своего господина (вернее, господина своего господина), что Врени заподозрила: шуточка с тюфяками была придумана самим Сайолтакком. Как бы то ни было, если сперва нагбарцам было положено щедрое содержание, их принимали у себя самые богатые бароны, а в городах для них обставляли самые богатые дома, то постепенно денег стало меньше, развлечения откладывались, дома оказывались ветхие и грязные и вообще заложники терпели всяческое бесчестие.
— Теперь благородный Грайогэйр, сеом… ка… камерарий двора великий тан, не выйти на три день турнир, — сокрушался Мюр. — Как он выйти? Он победить! Снять шлем? О, нет! Нет цирюльник! Нет честь! Не язычник! Нет! Не выйти! Нет цирюльник! Не хотеть! Злые! Злые! За что?
Врени и Марила переглянулись.
— Хочешь сказать, у вас нет цирюльника? — сообразила Врени.
— Злые! — посетовал Мюр и провёл рукой по своему лицу. Было оно и правда небрито, но, в силу юного ещё возраста, не очень уж и заросло, тем более, что так ходили многие, кто не мог себе позволить бриться у цирюльника каждый день. Но уважающие себя рыцари обычно ходили чисто выбритыми: считалось, что бороды отпускают одни язычники.
— Ну да! — оживилась Марила. — Они там все заросли — чисто медведи! Кабаны! Особенно один страшный — рябой такой, косолапый, брр!
Она сопроводила свой рассказ такой выразительной пантомимой, что её понял даже Мюр.
— Добрый Ичэнн, — строго сказал нагбарец, — оруженосец славный Грайогэйр. Мы уважать Ичэнн! Почитать Грайогэйр!
— Человечек говорил мне, что этот кабанище хороший, — сказала Марила цирюльнице. — Но я как погляжу! А он на меня как зыркнет! Брр!
Нагбарец заволновался и обнял Марилу, сильно прижав её под рёбрами.
— Нет смотри на Ичэнн. Ичэнн хороший. Ты нет смотри на него. Он драться мне — я проиграть.
Марила расхохоталась и обняла его в ответ.
— Не нужен мне твой Ичэнн! Мне с тобой хорошо!
Нагбарец прижал её к себе так крепко, что сумасшедшая едва не задохнулась.
— Мой женщина! — довольно сказал он. — Хороший женщина. Добрый. Моя драться на дубинках с кем скажи.
Марила кое-как высвободилась и каким-то неожиданно материнским движением жалостливо погладила его по взлохмаченным голосам.
— Не дерись, — посоветовала она. — Ты, небось, невкусный, а я ещё не нацеловалась.
— Почему вкусный нет? Зачем ты меня кусать?
Марила расхохоталась и объяснять ничего не стала.
— Вон, Врени цирюльница, — кивнула она на проклятую. — Денег нет, так, может, блестяшки дашь? Она со мной поделится!
— Добрый цирюльник! — обрадовался нагбарец. — Весь город говорить нет! Мы всего неделя не плати! А они обижаться! Ты добрый, а? Мы заплатить! Тан писать король, король прислать деньги. Скоро прислать, честь клянусь! А они не хотеть! Хотеть вдвое! Втрое! Все деньги хотеть! Мы нет плати! А они — не любить мы!
Врени сглотнула.
Всё стало ясно.
Нагбарцы отказались платить цирюльникам, а своих, видно, не было. Ремесленники в Тафелоне, как и повсюду, очень не любили, когда им кто-то не платит. Они подняли цену, а нагбарцы упёрлись. Теперь все цирюльники Сетора не будут приходить к нагбарцам, пока те не расплатятся за долги и за нанесённую обиду. Она — чужая, но, если она будет без спросу стричь на чужой территории…
— Я тоже хочу денег, — сообщила она.
— Мы заплатить! Хочешь — денег? После турнира заплатить! Хочешь — кольца? Есть кольца! На пальцы, на руки, в уши, на шею — всё дадим! Ты приходи! Втрое нет! Дадим много!
Врени покачала головой.
— Хоть славный Грайогэйр! — взмолился Мюр. — Перед турнир!
— Не печалься, дружочек, — «утешила» его Марила, — может, твой Грейяграй проиграет и ему не придётся снимать при всех шлем, а?
— Славный Грайогэйр! — строго поправил нагбарец. — Он победить!
— Так какая разница, с бородой он или бритый, если он победил? — заспорила с ним Марила.
— Глупый женщина! Нельзя с бородой! Позор! Добрая цирюльник! Помогать! Мы плати! Проси! Прось… просим!
— Да побрей ты его, — вмешался Ланзо. — Будет потом кричать, что только из-за бороды не выиграл. — А так мы ему живо…
Он покосился на Марилу и не стал заканчивать мысль.
— Откуда у него деньги? — засмеялся Большой Куно, который, наглядевшись на то, как сумасшедшая милуется с нагбарцем, успокоился и подобрался поближе. — Зря наша Врени с ними провозится!
— Неправда! Король посылать! — обиделся нагбарец.
— Ничего король не посылать, — передразнил его Куно.
— Зачем так говорить? — протестовал нагбарец.
— А давайте мы за него заплатим, — предложил Ланзо. Все расхохотались и принялись рыться в кошелях и за пазухой.
— Зачем так говорить? — всё обижался нагбарец. — Мы сами плати. Король посылать!
— Цыц! — прикрикнул на него Ланзо. — Не мешай людям развлекаться. Заплатите — так, значит, повезёт нашей Врени, а нет — так она не зря на вас время потратит, олухи.
— Нет обижать! — надулся Мюр и повернулся к Врени. — Ты приходить завтра нет, день после.
— Послезавтра, — подсказала ему Марила.
— Да, день после, перед турнир. Славный Грайогэйр не дерись в толпа. Дерись один. Третий день турнир. Ты приходить рано-рано. Брить его. Он плати! Честно плати. Эти пусть за себя плати! Ты приходить. Честно приходить?
— Приду я, приду, — неохотно пообещала Врени, принимая от развеселившихся кнехтов приятную тяжесть кошеля. Что-то ей не нравилось.
Человечек. Смешной человечек, который сказал Мариле, где найти дружка. Который указал ей на оруженосца этого самого Грай… Грей… как его… камерария, словом. А камерарий — это очень важный человек при дворе. Самый важный, может быть. Зачем проклятому — какому?! Вилю?! Но как он успел сбегать и туда, и сюда? Хотя… она шла, петляя. Он мог успеть напрямик. Но… зачем??? Зачем кому-то, чтобы Марила подобралась поближе — к кому? К человеку, который будет выступать на турнире от Нагбарии? Что за бред? Если бы не браслет, Врени бы думала, что человечек сумасшедшей привиделся. Мало ли что она может себе придумать?.. но браслет был настоящий. Может, Марила украла его у кого-то раньше?..
…может, и украла…
Стрелки закончили первую часть состязания и сейчас собирались выйти на простор, туда, где их не будут ограничивать трибуны. Вир был среди тех, кого допустили к следующей части, был среди них и ошарашенный своим везением бедно одетый юноша. А вот кто-то из тех, кто над ним потешался, не прошёл первой части испытания.
— Мы пойти туда? — с надеждой спросил нагбарец.
— Ты, — ткнул в него пальцем Ланзо, — иди к своим. Пустят их, пойдёте, а нет, так не взыщи.
Марила захотела было запротестовать, даже вскочила на ноги, но Врени её усадила обратно на скамью и сумасшедшая, подумав, промолчала.
Нагбарец запечатлел на щеке своей возлюбленной смачный поцелуй и с сожалением пошёл к выходу из трибуны.
— Я тебя потом найти. Ты не ходить одна к мы. Мы там много. Ты мой. Хорошо?
— Твоя, твоя! — заверила Марила.
— Мой! — гордо задрал нос нагбарец и ушёл.
Кнехты переглянулись.
— Он что — правда не понимает? — спросил Большой Куно.
— Он-то меня понимает! — надулась Марила.
Турнир закончился победой Вира, которую Врени, впрочем, вполне ожидала. Её не слишком всё это интересовало, а вот кнехты Фирмина были в восторге. Когда отгремели восторженные возгласы, поздравления и шутливые расспросы, что Вир будет делать с призовой тушей быка, к оборотню подошёл Мюр и указал на самострел.
— Твоя нечестно победить! — заявил он. — Сухой самострел! Дальше летит! Хитрил!
Вир улыбнулся и протянул оружие нагбарцу.
— Проверяй, — предложил он. — Мишень ещё не убрали.
— Не уметь! — отпрянул Мюр, но самострел взял. — Для трус! Моя не трус! Моя не уметь такой!
Он, тем не менее, попытался взвести лук и самострел сломался с громким треском.
— Я не делать! — взвыл Мюр. — Моя не при чём! Ты нарочно!
Вир ухмыльнулся и хлопнул его по плечу.
— Стрелок — это не только самострел, это ещё и умение с ним справиться, — пояснил он. — А ты чего, с нашей Марилой гуляешь?
— Она сама прийти! — поспешил заверить Мюр. — Добрый женщина!
Оборотень снова хлопнул его по плечу.
— Обидишь — худо будет. Гуляй, если нравится.
Мюр поспешил удрать, всё ещё сжимая в руках остатки сломанного самострела.
Вир повернулся и пошёл искать баронессу.
— Ваша милость, — безукоризненно вежливо поклонился он, — отошлите ваших людей. — Вас зовут на вторую часть сегодняшних состязаний. Вас будет охранять отряд аллгеймайнов[28], он напрямую подчиняется союзу баронов.
— Почему я слышу об том только сейчас? — нахмурилась Нора.
— Это тайна, — просто ответил Вир.
— Что за тайна? — одними губами спросила Вейма. Вир в ответ так же беззвучно ответил:
— Мастера будут состязаться в стрельбе из стенобитных орудий.
— Но… такое не скроешь!
— Ничего, — усмехнулся оборотень. — Главное, чтобы близко никто не подходил.
Он перевёл взгляд на свою госпожу.
— Это знали только те, кто занимался подготовкой. Зато теперь всё готово. Прошу вас, идёмте.
— Я пойду к своему дружочку! — немедленно нашлась Марила.
Нора закатила глаза.
— Врени, — вспомнила она имя цирюльницы. — Пойди с ней. Чтобы до заката обе были дома!
— Зачем?! — возмутилась Марила. — Я одна хочу гулять! Она всё испортит!!!
— Или ты идёшь с ней или не идёшь, — холодно ответила Нора. Подумав, она повернулась к Виру и пояснила: — Похоже, нагбарцы вовсе ошалели. Как бы у них дуру нашу не обидели. Разбирайся с ними ещё.
Вейма подняла брови. Оказывается, её милость умудрилась ещё услышать и разобрать разговоры, которые велись в углу трибуны.
— Мюрлейн хороший! — ещё громче закричала Марила.
Нора пожала плечами.
— Я остальных не видела. Ты моя дура. Ты не пойдёшь туда одна. Что надо сказать?
Марила набрала воздуху, чтобы высказать всё, что думает по поводу неожиданной опеки, но перехватила холодный взгляд оборотня и сникла.
— Да, сестрица, твоя милость, — пробормотала она.
— Молодец, — милостиво кивнула ей баронесса.
— Ваша милость, — окликнула её Вейма, — я могу вас покинуть?
Нора бросила взгляд на Вира.
— Только сами бароны и их супруги, — сказал он, разводя руками. И кое-кто, кто всё устраивает.
Оборотень отвесил дамам преувеличенный поклон.
— Иди, — согласилась баронесса.
— Куда ты пойдёшь? — спросил Вир.
Вейма кивнула на брата Полди.
— Университет должен ему деньги. Я собираюсь заглянуть в лавку Братства Помощи, они этим занимаются. Он пойдёт со мной.
— Ты с ума сошла! — возмутился оборотень. — Возьми охрану!
Вейма закатила глаза.
— Ваша милость! — взмолился Вир.
Нора засмеялась.
— Куно, Аццо, Ланзо! — позвала она. — Возьмите ещё двоих и охраняйте госпожу Вейму.
Она перевела взгляд на советницу и строго добавила:
— Это приказ.
Вампирша передёрнула плечами, но спорить не стала. Нора слишком много о себе воображает, ей не мешает преподать урок, но это потом, а сейчас…
— Идём, монах, — позвала она.
Лавка Братства Помощи была… обычной. Просто лавка, только не разложен по столам и не развешен по стенам товар, а сидит неприметный человек за столом, перед ним книга, чернильница, да стоят скамьи для посетителей попроще и пара хороших кресел для публики почище. Вейма отослала охрану в ближайший кабак и толкнула тяжёлую дверь.
Неприметный человечек скользнул по ней равнодушным взглядом. Вампирша представилась, представила своего спутника и в двух словах рассказала о деле, которое их сюда привело.
— А, — кивнул человечек. Он порылся в ящиках стоящего рядом с ним шкафа и выудил два свитка. — Здесь. Подписи.
— А… — оторопел монах. — Как же деньги?
Человечек хмыкнул и кивнул на дверь за своей спиной.
— Туда, — велел он.
Подумал и предложил даме:
— Вы можете подождать здесь или уходить.
Вейма оскорблённо выхватила у него из рук свитки, пробежала взглядом. Ничего особенного там не было. Университет признавал полученными пересланные через Братство деньги и уполномочивал Братство передать их монаху ордена Камня по имени брат Полди. Брат Полди расписывался, что все деньги получил сполна.
Вейма расписалась в своём свитке и после, под напряжённым взглядом человечка, в подсунутой им книге. Монаху она свиток так и не отдала.
— Сначала он получит деньги, потом подпишет, — сказала она.
— Воля ваша, — пожал плечами человечек. — Вам сюда.
Монах прошёл в дверь, Вейме пришлось нагнуться. Они оказались в небольшой тесной комнате, в которой спиной к ним, лицом к узенькому окну стоял человек в монашеской рясе.
Вейма чуть не задохнулась от нахлынувших на брата Полди чувств.
— Отец Наркис! — кинулся он вперёд. — О, Заступник, вы — здесь?! Вы живы?!
Незнакомый монах обернулся. Был он, как и Полди, невысок ростом, худ и даже невзрачен. Вернее, это у себя на родине он был бы невзрачен, а в Тафелоне он явно выделялся нездешними чертами лица, глубоко посаженными глазами и желтовато-смуглой кожей. А ещё во взгляде его светился ум. Ум и проницательность. И то, как он посмотрел на вампиршу…
Вейма принюхалась, ругая себя за то, что, поглощённая эмоциями брата Полди, не сделала это раньше.
Принюхалась и попятилась назад, выставив перед собой скрюченные пальцы с острыми, как когти, ногтями, и оскаливая зубы.
— Липп, — выплюнула она. — Я его чувствую! Это он послал тебя, монах?!
В тёмных умных глазах монаха мелькнуло недоумение, которое быстро сменилось на понимание.
— Да, — кивнул он, ничуть не обескураженный и, чуть прихрамывая, шагнул вперёд. — Он предупреждал, что ты будешь так… бояться.
— Я не боюсь, — не очень убедительно возразила Вейма. Она не могла найти в себе силы успокоиться, спрятать клыки и разогнуть скрюченные пальцы. От монаха пахло не только Липпом. От него пахло длительным и доверительным общением с этим вампиром.
— Так, значит, ты — Вейма? — уточнил отец Наркис с интересом. — Тот самый вампир, который не пьёт человеческой крови?
— Тебе какое дело, монах?!
— Добрая госпожа! — взмолился обескураженный брат Полди. — Прошу тебя! Это приор нашего монастыря, отец Наркис. Клянусь тебе, он человек почтенный и благочестивый и…
— Ну-ну, брат Полди, — отечески успокоил его приор. — Госпожа Вейма не знает меня. Естественно, что она не чувствует ко мне доверия.
Он повернулся к вампирше.
— Я говорил с Липпом достаточно, чтобы знать его как своего духовного сына.
— Как своего — кого?! — не поверила ушам вампирша. — Ты с ума сошёл, монах?! Ты, что же?! Принимал исповедь у вампира?! Ты считаешь, его грехи можно отпустить?!
— Ты сама вампир, — напомнил ей отец Наркис.
— Я не пью человеческой крови, — оскорблённо напомнила Вейма. — И не предаю людей, которые мне доверились.
— Ты сама вампир, — невозмутимо продолжал приор, — и знаешь, как это тяжело — идти против течения.
— Но я как-то справилась!
— Да, — признал это приор. — Но у Липпа нет твоей силы воли.
— У него — что?! — ахнула Вейма.
Впервые в жизни её сравнили с другим вампиром в её пользу.
— Не вини его, — спокойно продолжал отец Наркис. — Он сдался, столкнувшись с испытанием своей воли, а ты выдержала. Но разве сильные не должны протянуть руку более слабым?
— Ты сошёл с ума, монах, — повторила Вейма. — Липп — подлый, бесчувственный… скорпион. Он не сдался! Он наслаждался каждым мигом своего существования! Он…
— Что плохого он сделал именно тебе? — перебил её приор. — Уверен, не так-то много.
— В самом деле! — вскипела вампирша. — Только то, что он охотился на моей территории и из-за него нас чуть не убили! И то, что он принёс мою подругу умирать и её чуть не убили — этот слизняк боялся за свою шкуру! Трус, подлец, предатель!
— Он не убил и не попытался убить тебя и никого из твоих друзей, — подытожил монах. — Он пытался спасти свою жизнь теми способами, которые знал.
— Он… — в который раз начала вампирша, но внезапно успокоилась. Липпа тут не было. Зачем она спорит? — Так, значит, ты думаешь, что ты его обратил, а? Заставил уверовать в Заступника? И что же, он теперь не боится молитв?
Отец Наркис чуть заметно улыбнулся.
— Не всё сразу, госпожа Вейма. Я уверен, что вампир способен преодолеть своё отвращение к святости, если уверует всем сердцем. Липп подаёт большие надежды.
Вейма дёрнула углом рта, но промолчала. Сама-то она не боялась ни святого знака, ни молитв, ни церквей, ни монахов. Пару лет назад она даже не выдержала и, когда немного придурковатый сын священника, заменявший приболевшего отца, в очередной раз спутал слова молитв, решила вмешаться. Она ворвалась в его разум и впечатала в память и правильные слова, и нужное произношение и всё, что должен знать священник. Корбл не имел права подменять отца, но в деревенских церквях так часто делали. Вейма же была доктором богословия и её слух резало и неверное произношение, и запинки, и нарушение чина. После её вмешательства Корбл немного тронулся умом — теперь он уверял, что ему явился небесный посланник и даже продолжает подсказывать темы для проповедей. Однако он набирал популярность и послушать его иной раз приходили даже из Ранога, хотя, казалось бы, уж там-то слышали всяких священников.
Одним словом, быть вампиром не означало бояться молитв.
Но…
У Веймы мелькнула чудовищная мысль: что, если для таких, как она, ещё не всё потеряно? Вот если бы найти священника, который может принять её полную исповедь… ведь она не творит никакого зла!
Отец Наркис наблюдал за ней с таким пониманием, будто не она, а он был вампиром.
Нет. Он человек.
Вейма уставилась ему в глаза. Отец Наркис чуть кивнул, заставив скрипнуть зубами. Он впускал её — вампира! — в свой разум! Он приглашал её! Он не был жертвой, он был тем, кто сам решил, что позволить, а что нет.
Ясное сознание, ничуть не спутанное сомнением или искушениями. Вейма двинулась вглубь, в прошлое. Там было… многое. Вампирша скользила, не входя в суть его воспоминаний. О, этому человеку знакомы были искушения! Женщины, лошади, вино, деньги, кости, битвы… Он знал многое. И… во всём раскаялся и спрятал былое в своей памяти. Не забыл, а просто…
Раскаялся.
Покаялся и принял искупление.
Так бывает?!
Вейма попробовала потянуть за эти воспоминания. Не может быть, чтобы ничего не осталось!
Искушения плоти лучше не трогать. Да — проще. Да — больше… по-вампирски. Но так делать можно только если ты намерена выпить кровь жертвы или разделить с ним ложе.
Вир учует это даже на расстоянии.
…о чём ты думаешь?..
Она ухватила за другое. Деньги. Деньги — это прекрасно. Чем больше денег, тем больше…
… тем больше пользы ты сможешь принести вере?!
Вампирша с проклятием вывалилась из чужого сознания. Отец Наркис всё с тем же доброжелательным, но отстранённым интересом смотрел на неё.
— Я убедил вас в своей искренности?
— Чего вы хотите? — спросила Вейма и снова выругалась про себя. С этого вопроса нужно было начать.
— Денег, — как человек, только что удачно пошутивший, улыбнулся приор. — Денег, который брат Полди должен был передать мне.
— Зачем они вам?!
Отец приор развёл руками и повернулся к Полди.
— Сын мой, мужайся, — сказал он с искренней, но отчего-то сдержанной печалью. — Наш добрый отец Зотикус…
Полди прижал руки к груди и смертельно побледней.
— Нет… — прошептал он.
— Он умер, — закончил приор. — Наш настоятель предательски убит.
— Братья-заступники?!
— Да.
Вейма нащупала стул и уселась.
— Как интересно, — холодно и равнодушно произнесла она.
— Монастырь захвачен их орденом, — продолжал теперь уже бывший приор. — Она назначили настоятелем брата Менелоса и оставили при нём своих людей. Как они сказали — для совета и поддержки. С ними — не менее десятка воинствующих братьев. Я еле успел скрыться.
Брат Полди уронил лицо в ладони и, не скрываясь, разрыдался. Приор положил руку ему на плечо. Вейма принюхалась.
— Я правильно понимаю, что отец Менелос — дубина, не способная управлять даже таким маленьким монастырём? — поинтересовалась она.
Отец Наркис кивнул.
— Ты права, дочь моя.
Вейма кивнула ему в ответ.
— Так, значит, братья-заступники хотят себе ваш орден? Зачем?
— Деньги, — пожал плечами приор. — Влияние. Власть.
Вейма принюхалась с возрастающим интересом.
Самое противное, что он был неизменно искренен… хотя что-то пока предпочитал придержать.
— Сын мой, — потеребил приор за плечо брата Полди, — ты должен взять себя в руки. Отец настоятель мёртв, но ничего ещё не закончилось. Ты вырос в мирном монастыре, но приходит такое время, когда каждый из нас должен сражаться — словом, оружием, делом — чем может.
Брат Полди, не стесняясь, утёрся рукавом и посмотрел на приора.
— Располагайте мной, отец.
Приор кивнул.
— Сейчас твоя помощь в том, чтобы привлекать к себе внимание, — серьёзно произнёс он. — Ходить, быть на виду… выйти отсюда так, будто деньги всё ещё у тебя. Это опасная роль, но мне некому больше её поручить.
— Ты спятил?! — перебила Вейма. — Его же убьют!
— Всё в руках Заступника, — уклончиво ответил приор.
Его взгляд сказал больше и вампирша взбесилась.
Он думает, она будет пасти это недоразумение?!
А ведь будет.
Просто не сможет оставить его на растерзание.
— Это ненадолго, — пообещал приор. — Братья-заступники обращают на себя всё больше внимания — и здесь, и в Терне. Потому и важно, чтобы они не поменяли свои планы. Ты понимаешь?
— Нет, — честно признался всё ещё всхлипывающий монах. — Но я сделаю всё, что вы скажете.
— Просто будь на виду, — сказал отец Наркис. — И не рассказывай о нашей встрече.
Вейма вздёрнула бровь. Её приор ни о чём просить не стал. Поверил? Проверял?
А отец Наркис достал из-за пазухи свиток и протянул брату Полди.
— Возьми. Подпишешь там, — кивнул он за дверь. — Они ничего не выдадут. Деньги заберу я. Тебе дадут кошель…
— Мне ничего не надо!
— Тебе дадут кошель, — терпеливо повторил приор. — Будешь тратить его при необходимости. Это создаст видимость, что деньги получил ты. Ничему не верь. Позже я расскажу всё, что ты должен знать.
Брат Полди поцеловал руку приору. Это выглядело… искренним жестом почитания. Отец Наркис медленно его благословил.
Вейму уже тошнило от их искренности.
Кто эти люди — святые или сумасшедшие?!
Когда они вышли из лавки, было уже темно. Брат Полди нервничал и оглядывался по сторонам. Полученный кошель обременял его душу.
— Ты не боишься? — по-детски просто спросил он вампиршу. Потом спохватился. — Вы, добрая госпожа.
— Перестань, — рассеянно отозвалась вампирша, нюхая вечерний воздух. Вот-вот… скоро… солнце уже почти зашло… — Держись поближе ко мне. Если что — молись… или убегай.
— Если что?!
— Угу, — кивнула Вейма. — Ага, вот сейчас. Молись, монах.
Им преградили путь. До кабака было рукой подать, но всё же он был не вплотную к лавке. А улочка узенькая, всадник с копьём поперёк седла здесь не проехал бы, застрял. Закат не был виден, он только чувствовался, и темноту едва разгонял тусклый свет из окон.
— Что вам надо? — холодно спросила Вейма.
Их было четверо. Двое спереди, двое сзади. Короткие дубинки, кистени. Оружие разбойников.
— Тихо, дамочка, — слащаво причмокнул один из них. — Будешь молчать — будет небольно.
Негодяи переглянулись и разразились противным смехом.
— Сначала монах, — напомнил, отсмеявшись, другой грабитель. Они снова расхохотались.
— Я спрашиваю последний раз — что вам нужно? — холодно спросила Вейма.
— Она сама напросилась — махнул в её сторону дубинкой третий грабитель и сделал шаг вперёд.
Что сказал бы ей четвёртый, вампирша так и не узнала.
Солнце зашло. Она почувствовала всем телом.
Это было…
Как наваждение, как страсть, как блаженство…
Только наоборот.
Неправда, что блаженству противоположно страдание.
Нет.
Это. Только оно, то тёмное, вязкое чувство, которое дано испытать одним вампирам.
Вейма медленно — медленно для вампира — закрыла глаза и открыла их.
Да. Только так.
Как она устала от этой глупой… человечности.
Это почти больно.
Это как таскать оковы.
А сейчас — как освободиться.
Как взлететь в небеса.
Не просто закат.
Не просто войти в полную силу, в которую вампир входит только ночью.
Нет.
Позволить себе быть — собой.
Ощутить всю власть, которая положена тебе от твоего второго рождения…
Она хищно улыбнулась. Блеснули клыки, но грабители этого уже не заметили. Они потеряли сознание ещё когда она закрыла глаза.
— Как всё просто, — прошептала вампирша, наклоняясь к распростёртому телу. Её мутило от непривычного чувства голода. Именно сейчас, когда её сила проявила себя так… ясно? Так темно? Именно сейчас она почуяла настоятельное желание отведать человеческой крови. Сладость победы. Единственная пища, которую она может есть. Её право. Естественное право.
Она коснулась головы ближайшего грабителя. Надо было сдержаться. Надо было узнать, кто он и что задумал.
Из крови это узнать намного проще…
— Нет, сестра, — послышался ненавистный голос. Вейма обернулась и оскалила клыки. Перед ней стоял Липп. Всё в той же одежде, в которой она его видела семь лет назад, правда, какой-то слегка потрёпанной, словно он с тех пор не покупал ничего нового.
И не крал.
— Явился? — неприветливо спросила вампирша. — Я так и знала, что не утерпишь. Зачем ты послал ко мне этого своего приора?
Липп обезоруживающе улыбнулся, не показывая клыков.
— Это он меня посылает, — признался он.
— Да?! А старый Ватар это знает?!
— Он знает то, что ему нужно знать, — пожал плечами Липп.
Вейма устало вздохнула. В висках ещё билась жажда крови, зубы сводило от желания вцепиться в собрата и драться до последнего. Вот только она слишком хорошо знала, кто выиграет, дойди дело до драки…
Если только…
— Посмотри на меня, — резко приказала вампирша.
Липп засмеялся и поднял взгляд.
Светло-карие глаза.
Такие… обычные.
Почти человеческие.
Только на дне злоба и подлость скорпиона.
Вейма как будто провалилась в них.
Этому Ватар не учил.
Считал — ещё успеется.
Вампиры так не дрались, предпочитали по-звериному чувствовать, как рвут на куски противника.
Но Вейма не могла драться.
Как все — не могла.
Но могла — так.
Светлые глаза против тёмных. Водовороты крови. Боль, ненависть, жажда. Страх — и уже нельзя понять, чей. Трусость, предательство, слабость.
Сила и жажда власти.
Снова кровь.
Боль.
Власть.
Сила.
— Добрая госпожа, — откуда-то из другого мира позвал брат Полди. Не получив ответа, забормотал слова молитвы.
Вампиры одновременно прикрыли глаза, вылетая из своего странного поединка.
— Хватит, — тяжело дыша, предложил Липп. Коротко глянул на зашевелившихся грабителей — и они снова уснули. — Уходи, сестра. Эти люди — не твоё дело. Я займусь ими сам.
Вейма передёрнула плечами. Кружилась голова. Она не выиграла и не проиграла, но второй раз подобное могла и не повторить.
— Идём, монах, — резко приказала она.
Врени сидела в кабаке и мрачно напивалась. Было… противно. Мерзко. Подло. Ей было не в чем себя упрекнуть, но гнетущее ощущение не проходило. Поодаль за столом сидели Марила со своим нагбарским «дружочком». Сумасшедшую трясло и Мюр почти насильно поил её сидром, который как-то сумел выпросить у кабатчика.
— Моя говорить — не ходи искать я! — тоскливо напоминал юноша.
Марила не отвечала, только смотрела перед собой пустыми глазами да время от времени начинала всхлипывать.
Врени слишком поздно догадалась, почему Мюр не понимал их вопросов и предостережений. Он попросту не видел безумия своей долгожданной подружки. Понимая чужой язык с пятого на десятое, он видел главное: она пришла к нему, она хочет с ним гулять. Это одно делало женщину в его глазах прекрасной. Её же безумные повадки он принимал за добродушные шутки, не более. К тому же при нём она почти не каркала. Это Врени тоже подметила: Марила начинала каркать, если рядом оказывались оборотни в волчьем облике. А тут… у вороны не могло быть «дружочка», у человеческой женщины — мог.
Только вот другие нагбарцы тоже не могли увидеть её безумия. А вот женщину, которая охотно с ними заигрывает, они разглядели, и ещё как!
Врени вроде и отошла-то ненадолго. Но шкодливая безумица успела найти «друзей своего дружочка» и привязаться к ним с вопросом, куда он подевался. Слово за слово — и вот её уже хватают за руки и просят — пока ещё просят — погулять с ними.
Другая бы, может, отшутилась. Или отовралась. Притворно согласилась бы, чтобы усыпить внимание.
А сумасшедшая поджала ноги и завопила.
Раздосадованные нагбарцы, уже предвкушавшие удовольствие, принялись заламывать ей руки, затыкать рот…
Врени вернулась как раз вовремя. Вовремя появился и Мюр.
Врени со стуком поставила стакан на стол. Взмахнула рукой, мол, кабатчик, плесни ещё!
— Ты злая, — покосился на неё Мюр. — Нечестно пинайся! Можно нет так!
— А выкручивать руки девчонке — честно? — огрызнулась Врени.
Против кинжалов — ведь мечей оруженосцам не положено — у неё было очень, очень мало шансов. Но кое-кто познакомился с бритвой цирюльника раньше своего «славного Грей-как-его-там» — и притом бесплатно. А ещё кому-то хватило и пинков.
Марила протяжно всхлипнула и Мюр поспешил поднести ей новый стакан сидра. Сам он почти не пил и только расстроено гладил свою женщину по плечам.
Как оказалось, он не зря обещал драться за неё с кем угодно. На крик Марилы он прибежал чуть позже, чем надо, зато с большой дубинкой наперевес. Теперь у него была здоровая шишка на голове и синяк на боку.
— Ты нет говорить об этот, — просительно посмотрел на Врени нагбарец. — Нас нет люби тогда!
Врени невесело хмыкнула.
— Это тебе не у меня надо просить, — резко ответила она. — У неё. Или ты поэтому так с ней сейчас возишься?
Марила была не так уж беспомощна, просто их было больше и они были сильнее. Одному она прокусила руку, в ногу второго вонзила сапожное шило, которое до того невесть где прятала. После этого нагбарцы, кажется, уже расстались с мыслью приятно провести время и просто захотели побить строптивую бабу. А, может, и нет. Одно другому не мешает.
Врени выругалась и осушила стакан.
— Не понимать, — покачал головой нагбарец. — Ты нет говори. Прошу! Нас нет люби! Совсем не люби тогда!
— Вас и так «не люби», — огрызнулась цирюльница.
Вообще, она его понимала. Небось, сеторские продажные девки отказались с ними иметь дело, как отказались и цирюльники. Дело-то было не в этом.
Как в Нагбарии — она не знала, а вот в Тафелоне с такими шалостями было строго. Честь женщины принадлежала её мужчине — мужу, брату, отцу, сыну… любому родственнику, если он был рядом. Кстати, интересно, почему не примчался Хрольф?..
Врени мельком задумалась, не потому ли, что мог участвовать в том тайном и шумном состязании, на которое никого не пускали. Говорил же он Виру, что у него есть большой заказ…
Не став развивать эту мысль, она снова махнула рукой.
Тогда он не примчался, но рано или поздно Хрольф узнает, что она не уследила за его сестрицей…
И вот угадайте, кому первому откусят голову?
— Я умолять. Ты хотеть — я на колени вставать, — настаивал Мюр.
Врени отмахнулась.
Не того он боялся.
Хотя…
Если за женщину не вступался родственник, её защита ложилась на плечи сюзерена. Или того, кому присягала её семья, или того, на чьей земле была нанесена обида. Или того, кто подобрал её у дороги…
Обидчика ждал суд и суд весьма суровый.
А нагбарцам не повезло вдвойне. Если Хрольф не объявится — а даже если и объявится, пожалуй, — сумасшедшая входила в свиту баронессы. Обида, нанесённая ей, марала саму госпожу. Нагбарцев будут судить как если бы они напали на её светлость Нору. Ничего хорошего их не ждало. А ведь Марила к тому же была сумасшедшая… но сумасшедшая, которая пользовалась личным покровительством опять-таки баронессы… Это было единственным преступлением, законы и судью по которому выбирал не обвиняемый, а его жертва. Или её покровители.
Врени не очень помнила, что полагается за такое. Она предпочитала наказывать за это сама.
— Умолять, — не отставал Мюр.
— Иди ты!.. — выругалась Врени.
А ещё нагбарцев в самом деле не любили. Могли побить, не дожидаясь суда и не разбираясь, кто там был виноват.
— Она не скажет, — удивительно разумным — и трезвым! — голосом сказала Марила. — Правда, Врени?
Цирюльница выдохнула.
Произошедшее всё ещё прыгало перед глазами. Крик, Марила, нагбарцы… подбежать, пнуть, ударить. Увернуться… потом увернуться от дубинки Мюра, бестолково пущенной в ход.
Она видывала и похуже.
Душило бешенство и — страх.
Если Хрольф узнает…
— Отстань.
Дожидаться подмоги она не стала. Сумасшедшая забрела туда, где никого, кроме нагбарцев, не было. Врени схватила Марилу за руку и потащила подальше от чужаков. Если и набегут местные, то в драке может достаться всем. Мюр ещё пару раз взмахнул своей дубинкой и припустил за ними.
— Не бойся, — всё так же разумно попросила Марила. — Он тебе ничего не сделает.
Сумасшедшая повернулась к своему «дружочку», сочувственно погладила его по плечу.
— Как ты теперь будешь, друг ты мой милый? Если со своими поругался?
— А, — махнул рукой нагбарец. — Моя говорить Френг. Френг моя господин. Он говорить славный Грайогэйр. Славный Грайогэйр говорить всем. Моя прав. Они нет. Он наказать. Они подчиняться. Они плох… неправ. Наш закон не так говори! Нельзя бей женщина! Плох, очень плох! Я говорить Френг.
— Ты здесь сидишь, они за твоей спиной что угодна наплетут — и твоему Френгу и твоему славному Грейограю, — отмахнулась Врени.
— Славный Грайогэйр! — поправил Мюр. — Я говорить Френг уже.
— Когда успел? — ахнула наконец понявшая его Врени.
— Я идти за ты. Потом отставать. Видеть Френг. Говорить он. Ему знать моя. Я говорить он раньше. Мой женщина! Только мой! Я он быстро-быстро сказать. Я прав. Они нет правы. Он верить. Я битый. Защищать Марил! Он видеть. Верить моей.
Он повернулся к Мариле.
— Твоя ждать. Потом приходить. Больше не один. С ней приходить. Наша извиняться. Платить за обида. Кольца плати. Ты прощать. Просить. Я просить. Мы просить. Ты прощать. Их наказать славный Грайогэйр.
Врени только рукой махнула.
Марила обняла Мюра и принялась что-то каркать ему на ухо. Цирюльница слегка успокоилась.
Дело, в общем-то, не в том, что сумасшедшая так неприятно вляпалась. И даже не в том, что её пришлось защищать, а Врени очень не любила драться. Куда проще отступить, а потом подсыпать в кашу толчёных тараканов. Проще. И надёжнее.
Она устала.
Устала с кем-то возиться, всегда кто-то рядом, всегда нужно быть начеку… Вот сейчас.
Встать и уйти.
Никого больше не защищать.
Она успеет уйти, скрыться…
Она даже может надеть женское платье. Оно мало кого обманет, но все расскажут не об уродливой бабе, а о том, как и куда шёл подозрительный переодетый мужик. Ну, и пусть рассказывают.
Кому она нужна — искать её?
Кто-то присел за стол рядом с ней. Цирюльница насторожилась, но не стала поднимать взгляд.
— Других столов не нашлось? — хмуро спросила она.
Подсевший не ответил, только бросил на стол монету — и она покатилась, описывая по столу неровный круг.
Врени прихлопнула её ладонью и посмотрела на соседа. Тот был в плаще с капюшоном, глубоко надвинутом на глаза.
— Добрые дела, — тихо сказал он, — осветят тёмную дорогу лучше факела.
— И согреют лучше костра, — кивнула цирюльница. — Что тебе надо?
Он сказал условленную фразу.
Ну, хорошо, она знала, в какой кабак тащит перепуганную сестру оборотней.
— Почему ты привела их сюда?
— Куда ж ещё? — пожала плечами Врени. — На неё напали…
— Нагбарцы, — подхватил освобождённый. — Я знаю. Но ты не её должна защищать.
— Тот сейчас с ней, — туманно ответила Врени.
— Охотникам доверять нельзя, — покачал головой освобождённый.
Охотники означало — вампиры. Оборотней называли звери и, реже — собаки.
— Сам попробуй отбери у них человека, — оскорблённо возразила Врени. — Ничего она тому не сделает.
Она катнула монету обратно. Серебряный кружок описал круг, но освобождённый не стал его касаться. Это значило — заказ всё ещё на ней. Врени с досадой снова прихлопнула монету.
— Ладно. Слушай новости. Потом расскажешь про тёмную и её двор.
— Про кого?! — ахнула цирюльница.
Её собеседник предостерегающе поднял руку.
— Тихо. Всё узнаешь.
Назавтра все они снова собрались на трибунах вокруг ристалища. Врени была задумчива. То, что рассказал ей освобождённый, было… неожиданно. Её милость баронесса, оказывается, балуется чёрной магией. Ну, надо же. Кто бы мог подумать?.. Многое ли из тайн прозревших ей известно? Сама Врени послушно рассказала наставнику всё, что успела подметить за время следования за молодой баронессой. Тайны церковников её не интересовали, но наставник открыл ей, что защита брата Полди не просто милосердие к слабому и беспомощному монаху, но ещё и часть пути к свержению братьев-заступников. Это было… неплохо. Братья-заступники слишком много хотели.
Была задумчива и Нора. После того, как ей показали с десяток разных орудий — там были и баллисты[29], и катапульты, и требуше, и ещё что-то, названия чему она даже и не знала, — их повели по узким улочкам Сетора. В маленькую лавку за невзрачной дверью весь совет баронов вместился с трудом. Она ещё успела послать за Веймой, прежде чем щуплый человечек, такой же невзрачный, как и дверь, о котором сказали, что он представитель Братства Помощи, разложил перед ними книги, расписки и списки истраченного. Тут-то и оказалось, что турнир, оказывается, требует немалых денег и эти деньги должен платить не кто-нибудь, а союз баронов, поскольку город Сетор, как и другие города Тафелона, подчиняется именно ему.
Сено, конюшни, задаток многочисленным съехавшимся в Сетор ремесленникам, одежда, еда, питьё, жильё и слуги для герольдов и судей, возмещение местным крестьянам затрат, дома, приготовленные к приезду знати…
Конечно, были и взносы участников, и предполагался налог на торговлю, который заплатят ремесленники и крестьяне. Но всё это нужно было учесть, предвидеть и рассчитать и быть готовыми расплатиться с Братством Помощи, щедро оплатившим первые этапы подготовки турнира.
Нора тогда едва не задохнулась — от духоты, от свалившихся на неё цифр, от споров насчёт провианта, фуража и «нужно ли для чести герольдам новое платье?!». А Вейма ничего. Держалась. Она пришла чуть позже, чем надо бы, притащила с собой монаха, которому что-то тихо сказала и он скрылся в глубине лавки, и быстро вошла во все дела, которые так некстати свалились на будущую баронессу. Говорила же Вейма, что при обращении вампиры приобретают особый талант к расчётам. Насколько мудро поступил барон цур Фирмин, когда приблизил её к своей дочери вместо того, чтобы попытаться избавиться от опасной твари.
Уважение Норы к бывшей наставнице изрядно выросло, особенно после того, как Вейма каким-то образом умудрилась доказать всем, что Фирмин вовсе никому ничего не должен и с ней согласился даже тот невзрачный человечек, представитель Братства Помощи.
Но не это заставило тяжелее всего задуматься. Неприятно было осознавать, что все их земли, доходы, люди… всё, что составляет богатство баронов, с безжалостной точностью учтено такими вот незаметными людьми из Братства Помощи, которые пересылают деньги, ссужают, помогают… а иногда отбирают последнее. Если барон цур Фирмин чурался таких людей и не заложил ничего из своих земель, то остальные были не так осторожны. Позже Вейма объяснила Норе, что Братство Помощи раскинуло свои сети по всему миру, торгуя со всеми тем, в чём у людей была наибольшая нужда — деньгами. Впрочем, при необходимости они могли перевезти и зерно, и оружие, и дерево.
Вейма сидела, рассеянно смотрела перед собой и хмурилась. Рядом с ней сидел Вир — на этот раз он не участвовал в турнире, оборотни вообще не слишком любили выставлять свои особые таланты перед толпой, а вдруг там кто-то найдётся умный?.. Вир тайком держал её за руку и успокаивающе поглаживал пальцы своей жены. Вейма была недовольна собой. Заступник, что с ней вчера творилось?! Не иначе, Враг попутал. Это всё он, во всём виноват этот пронырливый приор. Что-то такое было в его душе, что… Подтолкнуло её? Сняло запреты? Заступник, она собиралась выпить кровь этих людей! Они заслужили и худшее, но… дело не в том, что сделали другие. Дело в том, что готов совершить ты сам. Она едва не шагнула за грань, которую давным-давно запретила себе переступать.
Ей тоже было о чём подумать. Монах, приор… Липп. Когда вампирша вернулась к лавке, там не было ни вампира, ни людей, напавших на неё и брата Полди. Монах ушёл куда-то в глубину лавки, видимо, чтобы наговориться со своим драгоценным приором. Потом, когда все разговоры закончились, вернулся и выглядел умиротворённым. Что за игру вёл отец Наркис? Многое ли он узнал о делах баронов? Зачем?
Что касается долгов Фирмина — вернее, их отсутствия, — то тут всё было просто. Отправляясь в священный поход, барон добился, чтобы союз баронов не только оплатил сборы в дорогу самого барона и небольшого личного отряда, но и взялся покрывать все траты баронства на общие нужды союза. Он мог этого требовать, ведь он возглавлял объединённое войско Тафелона. Норе следовало бы помнить о таких вещах.
На ристалище прохаживались отряды бойцов. На второй день турнира обещали общие схватки. Отряды выставлялись феодалами, выставлялись наёмниками, даже воинствующие ордена выставляли своих братьев. Участие в турнире церковью считалось зазорным, но… воинствующие ордена предполагали немыслимым, что воины Заступника не выступят в его славу наравне с остальными бойцами.
Герольды называли отряды по одному, трубили трубы, воины сходились и расходились — покуда мирно, — на ветру трепетали знамёна, звучали воинственные кличи, сверкали доспехи и гербы. Баронство Фирмин тоже выставило свой отряд и теперь Нора с благосклонным видом махала им белым платочком.
Последний раз пронзительно запели трубы и герольды возгласили:
— Если есть среди вас кто-то, кому люди сии нанесли обиду или известно вам о совершённом преступлении, — говорите ибо не может преступник выходить на поле с честными воинами!
Этот клич повторился трижды и герольды уже собирались объявлять первое сражение, как с невысокой трибуны послышался слабый голос человека, не привыкшего кричать:
— Стойте! Я!.. Я хочу обвинить братьев-заступников! Стойте! Я утверждаю! Преступление! Во имя Заступника! Они не имеют права! Они!..
Все посмотрели туда. Суетливо. Прихрамывая и путаясь в рясе, со зрительскй трибуны для простолюдинов спускался человек в рясе братьев Камня. Вейма узнала вчерашнего приора. Он, наконец, добрался до герольдов и уже более внятно сообщил:
— Перед создателем и Заступником! Перед благородными баронами! Перед городом Сетором! Перед честными людьми Тафелона! Я обвиняю братьев-заступников в подлом убийстве! Они убили отца Зотикуса, настоятеля монастыря нашего ордена, что в окрестностях Сюдоса! Они захватили наш монастырь! Они убили и магистра Эрвина в нашем монастыре на северной дороге! Люди, убивающие своих братьев в вере, не могут сражаться во имя Заступника!
На трибунах притихли, прислушиваясь к этому слабому голосу. Братья-заступники зашептались между собой, но ничего не сказали и откуда-то из числа зрителей выступил человек в облачении комтура[30].
— Мне известен этот человек, — заявил комтур. — Он сбежал из монастыря до того, как стало известно о смерти настоятеля, доброго отца Зотикуса. Мы явились туда, чтобы помочь нашим братьям, взявшим на себя непосильную ношу. И мы не захватывали их монастырь, только обеспечили его охрану. Человек же этот — вор и убийца, ибо я утверждаю, что им или по его приказу был убит настоятель! Я обвиняю также беглого монаха брата Полди, который вызвался явиться в кертианское аббатство, чтобы переписать в нём священную книгу, но пропал по дороге, унеся с собой важную реликвию, которую мы с благоговением ждали в нашем ордене. Уверен, эти люди в сговоре. Я требую их ареста и препровождения на суд в ближайший монастырь нашего ордена.
Брат Полди, сидевший на трибуне баронства Фирмин, вжал голову в плечи и постарался сделаться незаметным.
Вейма принюхалась. Приор по-прежнему раздражал её, но…
— Ваша милость, — повернулась она к баронессе, — я клянусь вам, этот человек никого не убивал… по крайней мере с момента пострижения.
— Отец Наркис пришёл из Рикании, — пояснил подошедший к ним брат Полди. Монах был страшно бледен. — До того, как услышать зов Заступника, он был рыцарем и, наверное, ему приходилось убивать на полях сражений. Он говорил… он говорил, что рана в ногу была причиной, по которой у него появилось время задуматься о своей душе. Но я клянусь своей надеждой на вечное спасение…
Голос монаха прервался.
Нора презрительно хмыкнула, потом перевела взгляд на братьев-заступников и лицо её приняло жестокое выражение. Она подозвала своего фенриха и отдала команду. Над трибуной Фирмина закачалось знамя в знак того, что баронесса желает высказаться.
— Бароны, — ясным голосом заявила Нора, — я не ослышалась? С каких пор люди духовные требуют нашего вмешательства в свои дрязги? Или мы их вассалы, чтобы они отдавали нам приказы?! Этот человек — духовное лицо и, значит, судить его имеет право другое духовное лицо…
Вейма, сидящая рядом с ней, прошептала несколько слов.
— … принадлежащее к тому же ордену, что и он сам, — без запинки закончила мысль Нора. — Мы не обязаны вмешиваться, а братья-заступники — не имеют права. Или они в самом деле захватили уже орден братьев Камня, чтобы судить его людей?
— Что ты предлагаешь? — спросил Нору граф цур Вилтин.
Нора покосилась на Вейму, но та покачала головой.
Нет. Мы не можем так нагло перебежать дорогу братьям-заступникам.
— Продолжать состязания, — улыбнулась Нора. — Обвинение этого человека — всего лишь слова, но и то, чем ему ответили — не более. Я думаю, что братьям-заступникам лучше не трогать этого монаха. Они имеют не больше прав, чем мы, чтобы судить его.
Бароны по трибунам отдали приказы своим фенрихам и те показали знамёнами, что их господа согласны с этим предложением.
Ничего не изменилось…
Комтур выглядел раздосадованным, но спорить не рискнул.
Герольды затрубили начало состязаний.
Вейма сидела, закрыв глаза и стиснув зубы. Она, кажется, впервые сталкивалась с таким скоплением людей… если не считать тех давних событий, когда её с учителем не так уж далеко отсюда преследовала толпа. И тогда было то же самое… люди… много людей… все возбуждены, кричат… оружие… злость… азарт…
Вир сжал её запястье и вампирша потихоньку выдохнула.
Это другое.
Сейчас — другое.
Это просто турнир.
Ничего больше.
Она зритель.
Она в свите баронессы.
Всё хорошо.
Вейма попыталась отвлечься от того, что творилось вокруг. В их ложе всё было… как обычно. Нагбарец не появился. Марила что-то о нём с восторгом рассказывала с утра. Вроде как к нему подошёл вожак одного из отрядов и пригласил к себе. Рыцарь Френг с неохотой, но разрешил и теперь Мюр со своей дубинкой прохаживался вместе со всеми и щеголял новенькой нашивкой на рукаве. С Марилой вчера, конечно, нехорошо вышло. Норе докладывать не стали — избитый, но очень гордый собой нагбарец умолял не поднимать шума. Но вот люди Фирмина откуда-то проведали и даже подобрели к хвастливому чужаку.
А ещё…
От Марилы и… м-м-м… от Врени пахло неприятно знакомо. Вот как. Какой… пронырливый человек этот Виль. Как его там… Медный Паук?.. От Марилы-то почему?
Разбираться в мыслях сумасшедшей было ничуть не проще, чем в мыслях фанатика, только у фанатиков всё пронизывается ослепляющей верой, а у безумных просто мысли скачут как… ну да, как сумасшедшие. Их не поймать, не приручить и не прочесть. Врени — понятно, мало ли где прозревшая может встретить другого прозревшего? Потащила за собой сумасшедшую?..
Вейма огляделась, но искать Виля в толпе людей было бесполезно. Колдовство, которое навела на него Магда, отводило от него внимание людей, собак и… вампиров. Только оборотни не поддавались лесному колдовству. А вампиры — самые проклятые из всех и всё, что связано с природой, с жизнью им неподвластно. Но вот учуять тот след, который общение с тем или иным человеком оставляет на его собеседнике, вампир может, даже если этот человек заколдован.
— Ты чуешь Виля? — неразличимо для человеческого уха шепнула она. — Ну, того…
— Его здесь нет, — ответил Вир, едва шевеля губами.
— Но ты чувствуешь? Врени и Марила с ним разговаривали!
Оборотень тоже принюхался.
— А. Не обратил внимания.
— Что?! — всё так же неслышно для людей воскликнула Вейма. — Этот человек — убийца, а ты не обратил внимания…
— Этот человек — прозревший, такой же как ты и как я. Высший посвящённый. Это он решает, где и когда ему быть.
— Значит, не такой, как ты и как я, — ехидно возразила Вейма.
Оборотень пожал плечами.
— Почему бы ему не поговорить с Врени? Если они знакомы.
— Он не стал бы с ней разговаривать просто так.
— Он не станет вмешиваться в чужие дела, — отрезал Вир. — Особенно если и мы в его дела не полезем.
— Он уже полез в наши дела! Тогда, с Львёнком!
— Да, но он ничего не сделал.
— Только напугал…
— Это его право.
— Издеваться?!
— Если бы он причинил Львёнку вред, я бы его убил, — заверил Вир, как Вейма чувствовала — не вполне искренне. — Но пока он никого не тронул, он в своём праве.
— А Марила?!
— Марила — сестра Хрольфа. Если Виль причинит ей вред, отвечать будет перед Хрольфом.
— Но…
— Виль это знает.
— Откуда?! Ты ему сказал?! Ты с ним говорил?! Видел его?!
Оборотень ухмыльнулся.
— Ты бы сразу почуяла. Нет, но Хрольф известен и тот случай с его сестрой тоже все знают, кому надо. Догадаться, кто такая Марила, несложно. Посвящённые, кстати, просили общих старших братьев запретить нам мстить за своих.
Вейма передёрнула плечами и отвернулась. Она знала, как оборотни мстят за своих — или за ведьм, сожжённых в деревнях.
Вир воспользовался этим, чтобы вернуть своё внимание к ристалищу.
Вейма проследила за его взглядом. Она видела лишь скопление людей, размахивающих зачем-то своим оружием. Вир, она чувствовала, видел там что-то осмысленное.
Как и все вокруг.
…кроме неё…
Врени, впрочем, тоже не была довольна. Она бы и вовсе не пошла, но Полди зазвали Большой Куно и Ланзо — посмотреть на их подвиги на ристалище. Оставлять монаха без присмотра цирюльница не хотела — особенно после нагоняя старшего брата. Турниры цирюльницу не интересовали. Ей уже приходились на них работать, бинтуя раны и складывая переломанные конечности. Вроде бы и дело прибыльное, а уж больно суматошное. Не успеешь одного вылечить, второго под нос суют или, того хуже, с другого конца поля орут «Лекаря, лекаря!», да так заполошно, что поневоле помчишься. Сейчас она сидела в ложе знатной дамы, но, была уверена, это ненадолго. Того и гляди, крик подымется.
— Смотри, — с гордостью кивнул Вир на поле. — Это люди Увара.
Вейма послушно вгляделась в отряд наёмников с новенькими небесно-синими нашивками.
— А, — узнала она. — Это зять Магды? С кем это они… О, правда?
На их противниках были чёрно-белые повязки отряда братьев-заступников.
— Я попросил распорядителя, — признался Вир, на этот раз не слишком стараясь понизить голос.
— Зачем?!
— Им полезно, — коротко ответил оборотень.
— Кому? — хмыкнула Вейма, лишь наполовину в шутку.
Конечно, полезно! Когда ещё будет возможность столкнуться с братья-заступниками так, чтобы никто не поднял крика, мол, оскорбили самый святой из всех святых орденов?
— Мне, — отозвался Вир.
Вейма пригляделась ещё внимательнее.
— Погоди, они, что, проигрывают?!
— Конечно, — с лёгким раздражением отозвался Вир.
— Что, нарочно?!
— Тшш!
— Но зачем?
— Сама подумай. Зачем мне привлекать к ним внимание?
— Кстати, о внимании, — понизила голос вампирша. — Что это за история про партию самострелов, которые не привозили в Фирмин?
— А, — оглянулся Вир. — Врени рассказала?
— Если ты не хотел, чтобы я знала, не надо было показывать ей. Ты их для Увара покупал?
Вир пожал плечами.
— В Фирмине свой кузнец. И неплохой.
— Но Хрольф лучше? — наполовину спросила, наполовину заявила вампирша.
— Хрольф лучший мастер в Тафелон, — пояснил оборотень. — А барон про Увара знает. И всегда знал.
— А… она? — одними губами спросила вампирша, исподтишка кивая на Нору, которую полностью захватило происходящее на ристалище.
— Может, позже… — неопределённо отозвался Вир. — Ты дашь мне досмотреть бой?!
Вампирша фыркнула.
Братья-заступники уверенно теснили отряд наёмников и со стороны казалось, что более умелые воины справляются с менее умелыми. Даже очень опытному глазу было незаметно, что люди Увара придерживают руки и не отбивают все удары, которые могли бы, не говоря уже о том, чтобы наносить самим. Они, однако, «держались» вполне решительно и не так-то легко отдали братьям-заступникам победу. Вир задумчиво пощипывал подбородок, что-то соображая. Оборотня ничуть не расстраивало, что его люди лишаются права участвовать в дальнейших состязаниях.
На ристалище сходились другие отряды. Несколько раз в самом деле позвали лекаря и Врени с решительным видом скрестила руки на груди. Глядя на неё, Вейма не могла сдержать смеха. Цирюльница так тщательно делала вид, что её тут нет! К счастью, и без неё нашлись лекари. Врени только фыркнула. Марила всё это время прыгала у самого ограждения ложи, подавая знаки неизвестно кому.
Трубы снова затрубили. Герольды во всеуслышание объявили вторую часть состязания.
— Сейчас будут столкновения в строю, — пояснил Вир. — Победившие отряды выставят своих лучших бойцов.
— И кто будет определять лучших? — хмыкнула Вейма.
— Они сами, — пожал плечами оборотень. — В первом состязании требуются другие качества. Смотри сама.
Вейма пожала плечами. Сейчас бойцы стояли плечом к плечу и отмахивались от противников. Если теснили кого-то одного из них, товарищи старались его поддержать — или отступали вместе с ним. Чёрно-белые нашивки схватились с сине-красными, пурпурно-синие — с зелёно-жёлтыми… одни сменяли других. Вейма так и не смогла понять, как судьи определяли победителя. Просто одни наступали, другие отступали, потом наоборот…
Вампирша в сотый раз поклялась себе, что ни муж, ни госпожа никогда больше её ни на какие турниры не заманят, как вдруг поднялся крик. Отряд с пурпурно-синими нашивками, вроде как успевший победить своих противников, схватился с братьями-заступниками и сейчас уверенно теснил их к краю ристалища. Как Вейма поняла, кто наступал, кто отступал, ещё не определяло победителя, и чёрно-белые старательно держали строй, больше ни на что не обращая внимания. Им кричали, им махали руками, но ни они, ни их противники ничего не замечали, кроме боя. С ближайшей трибуны кричали громче всего, но было поздно. Закованные в тяжёлую броню бойцы врезались спинами в трибуну, раздался треск, грохот, вопли удивления и боли… Трибуна вперемешку со зрителями обрушилась на бойцов. К треску и воплям прибавился хохот тех, кто не пострадал.
И над всем этим через всё ристалище прозвучал истошный зов: «Лекарей, лекарей!».
Врени вздохнула и поднялась со своего места. Нора, подавив невольный смешок, раздражённо повернулась к Вейме.
— Ты сейчас же пойдёшь в Братство Помощи и спросишь их, кто строил эту трибуну, — приказала баронесса. — Аццо! Возьми двоих человек, пойдёшь с ней.
Вечером был пир, организованный Братством Помощи (баронам ещё предстояло за него расплатиться) в шатре, раскинутом прямо на ристалище.
Своими трудами Врени заслужила приглашение на пир вместе с братом Полди, которого её милость баронесса предпочла держать поближе к себе — после обвинений, публично высказанных братьями-заступниками. Кстати, те тоже были в числе приглашённых, причём, как раздражённо заметила Вейма, они-то как раз не платили за приготовленные яства. Орден братьев-заступников считался бедным и они ожидали, что миряне будут их кормить даром — во имя спасения души. Конечно, на пиру была и Марила — в новеньком колпаке, украсившая своё платье яркими перьями. Некоторые из этих перьев, как обратила внимание Врени, были явно утащены у торговца диковинами с ярмарки, раскинувшейся на соседнем с ристалищем поле.
Цирюльница была не сильно довольна этим приглашением — вернее, милостивым разрешением. Конечно, следовало радоваться, что она может присматривать за братом Полди, но ей всё это надоело. Хотелось уйти, быть одной, не зависеть от прихотей господ, не ждать не пойми какой опасности. Нельзя. Цирюльница налила себе здоровую кружку вина и мрачно задумалась, поможет ли сегодняшнее смирение её Освобождению. С этим злосчастным монахом ей откровенно приходилось отрекаться от того немногого, что её в мире хоть немного радовало.
Полди сидел рядом с ней. Люди Фирмина снова умудрились его напоить и сейчас монах, не останавливаясь, рассказывал о своём родном монастыре. О прекрасных собаках, которых они выводят. О их доброте, силе, чудесной мохнатой шерсти, нюхе и снова о доброте. О чудовищных метелях, которые царят на ближайшем перевале. О том, как ветер может сбросить путника в пропасть. О труде каждого из братьев, обязательном выходе к перевалу, что в спокойное время, что в бурю, в бурю, пожалуй, даже важнее, ведь всегда найдётся несчастный дурак, который не угадает погоды. О страшном грузе, который приходится взваливать на волокуши. О радости спасения. О том, как они ищут — чаще тщетно — родных несчастных погибших, чтобы сообщить им печальную новость. По одежде, по вещам, по письмам… некоторые письма иногда так искусно запрятаны… Произнеся это, Полди уткнулся в свою кружку и надолго замолчал. Врени как раз тогда подняла взгляд от своей и оглянулась. Человек, который будто невзначай прошёл мимо, был в обычной одежде не очень состоятельного горожанина, но его выдавала лысина посреди темени.
Брат-заступник.
Кажется, услышав про письма, он как-то заторопился прочь…
Марила, посмешив госпожу парой довольно незамысловатых шуток, тем временем подбиралась к комтуру братьев-заступников.
— Отец… — с почти натуральной робостью обратилась она, комкая в руках колпак, — я ужасная грешница. Прими мою исповедь!
— Поди прочь, — раздражённо отозвался комтур.
Сумасшедшая подбоченилась и подошла ближе.
— Нет, ты прими! Я хочу покаяться! Прямо сейчас! — продолжала настаивать Марила и даже раскаркалась от полноты чувств.
— Дочь моя, — с притворной мягкостью, которая не слишком маскировала его раздражение, отозвался брат-заступник, — таинство исповеди не свершается посреди пира. Приходи завтра в церковь и там…
— Нет, я хочу покаяться при всех! — уже кричала сумасшедшая. Многие в шатре умолкли и стали прислушиваться. — Я ужасная грешница! Сегодня на кухне я украла тухлую селёдку!
Она взмахнула рукой и потрясла неизвестно откуда взятой вонючей рыбиной.
— Поди прочь! — уже всерьёз рассердился комтур. — Не морочь мне голову. Тухлая селёдка ничего не значит.
— Совсем-совсем ничего? — непритворно расстроилась Марила.
— Ничего! Проваливай!
— А в вине она тоже ничего не значит? — не отставала сумасшедшая.
— Проваливай!
— Вот выпей своего вина и узнаешь, — вкрадчиво предложила Марила.
Комтур перевёл взгляд на бокал вина, который он всё это время держал в руках. Из бокала торчал хвост протухшей селёдки. Как он там очутился, не видел никто.
— Ах ты!..
Комтур замахнулся на сумасшедшую, но та отскочила, прыгнула и встала на руки. Ближайшие к ней свидетели этой сцены при виде прыжка замерли в ожидании, но Марила, видно, как-то подшила платье и на голову оно не задралось, только осело, обнажая обмотанные разноцветными тряпками икры. Сумасшедшая поболтала ими в воздухе и прыжком очутилась на ногах. Разъярённый комтур двинулся за ней.
— Ведьма!
Марила высоко подпрыгнула, как-то вроде как извернулась в воздухе, приземлившись, отгородилась от брата-заступника тяжёлым столом.
А комтуру дорогу заступил Мюр, который, вместе с немногими нагбарцами тоже был приглашён на пир.
— Твоя не трогать Марил, — категорично заявил нагбарец. — Твоя идти к своя. К своя друзья.
— Прочь с дороги! — потребовал всё ещё разъярённый брат-заступник. — Эта женщина — ведьма.
— Твоя врать. Твоя не знать. Твоя дурак!
— Ты говоришь с комтуром ордена братьев-заступников, — немного взял себя в руки комтур. — Мы знаем всё о ведьмах, сын мой.
— Моя не знать твоя ордена. Твоя монах? Твоя не так одет!
— Я воинствующий брат нашего ордена.
— Пфу! — пренебрежительно фыркнул нагбарец. — В ваша страна всё не так. Воин тюфяки, монахи в не такая одежда. У вашей неправильная монах! Монах мирные. Молись, читай, пиши. Нет оружие.
— Наш орден подчиняется только святейшему отцу, а не мирским правителям.
— Моя предка молись Заступник, когда твоя ветка да камня поклоняйся. В наша страна монах правильная. Твоя неправильная. Ты врать.
Мюр покосился назад. Марила уже стояла возле Норы и показывала свои фокусы. Собравшиеся вокруг Норы бароны пожелали увидеть, как сумасшедшей удаётся незаметно подбросить что-нибудь в бокал.
Нагбарец победно заявил:
— Твоя враль, а не монах. Идти к своя.
Врени проследила взглядом за комтуром. Он ничуть не успокоился, видно, порядочно выпил перед этим. Брат-заступник пошёл не к своим, а к великому тану нагбарцев, как его там, Сайлтаку, что ли?.. Комтур говорил негромко, но зло. Тан отвечал на весь шатёр.
— Моя не понимать… что твоя говорить?.. Девка? Какой девка? Среди мы нет никакой девка! Девка все ваша. Не понимать! Ты говорить, наша женщины девка? Что? Наша воин не девка! Каркать?! Твоя говорить, наша каркать?! Ваша каша жевать, а наша не каркать! Наша воины не девка!
Он поднялся во весь свой внушительный рост и выдернул из-за пояса перчатку.
— Моя пленник тут. Моя не моги сражаться на турнир. Но после турнир моя сражайся с твоя. Боевой оружие. Нет мирный. Твоя оскорбить Нагбария. Что? Ты не моги?! Твоя моги! Твоя воин! Твоя сражайся! Твоя сразись со мной!
Он бросил перчатку в лицо комтуру.
Назавтра все только и говорили, что о брошенном брату-заступнике вызове. Даже самый последний мусорщик знал о случившемся на пиру. Все гадали, состоится поединок или комтура и северного заложника смогут помирить бароны. А если состоится, решатся ли биться до смерти.
Врени с Марилой ещё на рассвете высвистал Мюр, который, приплясывая от нетерпения, позвал женщин в трибуну нагбарцев. Врени — чтобы она исполнила своё обещание и побрила «славный Грайогэйр», а Марилу — чтобы ей принесли извинения за недавнюю выходку его соотечественников. Нора в это время ещё спала и поэтому некому было отдать приказ, чтобы женщин кто-то сопровождал. Врени прикинула, не стоит ли об этом попросить, но Мюр так трогательно клялся, что с ними ничего не случится, а ей самой так надоела опека, что цирюльница, решительно кивнув сама себе, растолкала сумасшедшую и вышла с чёрного входа.
И оказалась права.
С ними ничего не случилось, ни по дороге, ни в ложе нагбарцев. Врени распорядилась, их челядь нагрела воду и цирюльница смогла приступить к привычной работе. Побрила «славный Грайогэйр», великого тана, как его… Сайлтака, потом перешла к остальным. Марила в это время то крутилась рядом, то где-то пряталась и мерзко хихикала из углов.
Врени выполнила свои обязанности, отказав только тем нагбарцам, у которых увидела на лице свою отметину — и их приятелю, который ей смутно запомнился. После чего спокойно потребовала плату.
— Плата? — неприятно удивился великий тан. — Какой плата?
— За бритьё, ваше высочество, — ответила Врени, догадываясь, что люди Фирмина были правы, когда скинулись вместо нагбарцев. — За бритьё мне и за бесчестье ей, которую оскорбили ваши люди.
— Какой бесчестье? — ещё более неприятно удивился нагбарец. — Кто бесчестье?
— Ваши люди напали на неё, ваше высочество, — пояснила цирюльница, непреклонно складывая руки на груди.
— Моя не знать, — отрезал тан.
Врени подняла брови.
— Я работала. Где мои деньги?
Цирюльница уже думала поднять крик, на который, без сомнения, найдётся кому сбежаться, но тут её подёргал за рукав Мюр.
— Твоя не тревожить великий тан, — умоляюще прошептал он. — Твоя идти за мной.
Врени пожала плечами и пошла за юношей. Он вывел её наружу.
— Великий тан думать, твоя прислать… твою прислать… тебя прислать союз барон… баронов, — объяснил Мюр. — Великий тан не знать про Марил. Моя не говорить… никто не говорить… не тревожить великий тан. Твоя говорить со славный Грайогэйр.
Камерарий танского двора действительно скоро подошёл к цирюльнице и неодобрительно оглядел сначала её, потом крутившуюся поблизости сумасшедшую.
— Держать твоя, — сказал «славный Грайогэйр» и протянул ей ворох колец, браслетов, серёг и нашейных украшений. Почти все они были сработаны из меди и украшены дешёвыми самоцветами. Впрочем, попадались и серебряные. — Твоя поработать и получать. Наша держать слова.
— Вот уж спасибочки, — иронично поклонилась цирюльница, сгребая ворох украшений в сумку. Теперь ещё возиться с продажей…
Марила издала разочарованный стон.
— А мне?! — возмутилась она.
— За что твоей плата? — удивился камерарий.
— Это ей — плата! А мне — извинения! Чур браслетиками!
Мюр подошёл к камерарию и что-то ему тихо прошептал.
— А! — сообразил «славный Грайогэйр». — Моя не забыть. Ты тот женщин, перед которым наш воины виноват. Наша просит прощений. Наша дарит возмещений.
Он снял с руки дорогой браслет — из серебра куда более чистого, чем то, которое получила Врени, украшенный более ценными камнями. Протянул сумасшедшей и та издала ликующий вопль.
— Твоя забывать этот случай? Теперь наша не оскорблять твою?
— Не оскорблять, не оскорблять, — заверила Марила и поспешила куда-то спрятать подарок.
— Наша держать слов, — важно сказал камерарий.
Он ушёл, а Марила поманила к себе Мюра.
— Ты не сердись, дружочек, — немного виновато сказала она. — Ты… проверь сбрую своего Грейгая, а?
— Славный Грайогэйр! — поправил её нагбарец. — Марил?! Твоя порезать сбруя Грайогэйра?!
— Но я же сказала! — возмутилась сумасшедшая. — Я ж думала, вы жадины!
— Марил, твоя не должен так шутить со славный Грайогэйр!
— Моя так больше не будет, — передразнила безумная.
— Ох, Марил, Марил… — вздохнул нагбарец.
Несмотря на огорчение, он обнял возлюбленную по-прежнему так крепко, что она едва не задохнулась, смачно поцеловал, и ушёл. Видимо, как-то улаживать вопрос со сбруей.
— Пойдём! — запрыгала вокруг Врени Марила. — Пока они не догадались…
— До чего? — подозрительно спросила цирюльница.
— Секрет! Нечего было с тобой так разговаривать! Пойдём! Пойдём! Пойдём!
В ложу баронессы их совершенно неожиданно не пустили. Вход охранял незнакомый кнехт и с ним фенрих её милости, кажется, его звали Менно.
— Как — нельзя?! — возмутилась Марила. — Мне точно можно! Пустите! Я кричать буду!
— Не надо, — поспешно попросил Менно и отвёл Врени в сторону. — Послушай-ка, ты, кажется, разумная женщина. К её милости приехал супруг. Он будет участвовать в турнире, а пока прошёл к ней. Вон — один из его кнехтов. Так её милость просила, чтобы Марила…
Он кашлянул, косясь на подкравшуюся к нему сумасшедшую.
— Не шутила с господином Клосом, — тихо сказал фенрих.
— А чем этот твой Клос лучше других? — подбоченилась Марила, у которой, много лет прожившей вместе с оборотнями, был прекрасный слух. — Подумаешь, какая цаца! Ещё и не шути с ним!
Фенрих с надеждой посмотрел на Врени. Цирюльница пожала плечами.
— Ладно, Марила, ты ведь чего-то хочешь, да?
— Браслетик! — немедленно откликнулась сумасшедшая.
— А если получишь браслет, не тронешь этого господина Клоса?
— Вот ещё! — задрала нос Марила.
— А что ещё хочешь?
— Два браслетика!
Цирюльница махнула рукой.
— Пошли человека за тем нагбарцем, как его… Мюром из Алти…
— Айли! — вылезла с поправкой Марила.
— Оруженосцем рыцаря Френга, — закончила мысль Врени.
Фенрих поморщился. Врени предостерегающе нахмурилась.
— И ты дашь мне браслетик! — запрыгала вокруг цирюльницы сумасшедшая.
— Вот ещё, — хмыкнула Врени.
— А не дашь, я тогда, тогда!..
— Перестань, — поморщилась цирюльница. — Будешь себя хорошо вести, я подумаю.
Марила показала ей язык.
Мюр пришёл в не самом радужном настроении, немедленно ухватил приплясывающую от нетерпения Марилу за локоть и оттащил в сторону.
— Марил! — сердито начал он. Сумасшедшая радостно засмеялась. — Зачем твоя сунул дохлый крыса под кресло великий тан?!
Марила захлопала в ладоши.
— Моя сразу знать, что это твоя! Зачем?!
— Это смешно! Твой тан дурак!
— Великий тан очень ругаться, — сокрушённо проговорил нагбарец. — Его потребовать другая ложа. Он думать, крыса подбросить враг. Он думать, его не любить.
— Он не ошибается, — сухо проговорила подошедшая Врени. — И как, вам дали другую ложу?
Нагбарец нахмурился.
— Наша не понимать распорядитель. Распорядитель вилять. Его давать трибун для простой зритель. Говорить, все ложа занят. Тан хотеть отказаться, но крыса очень вонять. Простой зритель ругаться. Они не любить нас. Говорить гадость. Великий тан не трус! Великий тан сесть в первый ряд! Он ничего не бояться.
Он вздохнул.
— Марил, твоя не должен класть крыса под кресла. Это не смешной!
Сумасшедшая скорчила рожу.
— С тобой скучно.
— Марил, моя просить тебя очень. Наша могла тебя поймать. Они бы ругаться на твой, на мой. Марил, очень просить.
— А ты меня поцелуешь? — кокетливо спросила сумасшедшая.
Вместо ответа нагбарец сграбастал возлюбленную в охапку и смачно поцеловал в самые губы.
— Ух! — воскликнула Марила, когда он её отпустил. — Какой ты хороший, дружочек! Ну, хорошо… больше никаких крыс… Если Врени даст мне два браслетика! У неё много, я знаю!
Цирюльница вздохнула. Не то чтобы ей так нужны были эти цацки. Но, похоже, вся плата нагбарцев уйдёт на покупку хорошего поведения Марилы.
— Один браслет и одну серьгу, — мрачно сказала Врени.
Марила запрыгала вокруг неё на одной ножке.
— Две, две! И ещё брошь!
— Одну. А брошку после турнира.
— Ладно, одну, — надулась сумасшедшая и повисла на шее нагбарца.
Врени кивнула фенриху.
— Она теперь весь турнир с ним ворковать будет. А если что…
Менно понимающе кивнул. А если что, у Врени теперь есть много «браслетиков».
Вейма сидела чуть в стороне от своей госпожи, которая неспешно вела разговор с супругом. Клос держался независимо, даже нагло, всем своим видом давая понять, что ему нет никакого дела до того положения, которое его жена занимает в Тафелоне. Нос он задирал не меньше, чем нагбарцы, которым из-за какого-то скандала пришлось пересесть на трибуну для простых зрителей.
Нора тихонько злилась. Она знала о девках, с которыми развлекался Клос, и искренне желала, чтобы с ним случилось что-нибудь особенно неприятное в их обществе. Иногда она даже смаковала эти мысли, в подробностях представляя, как и что случится с её «уважаемым супругом». Осуществить это не так уж сложно — всего-то зачаровать что-нибудь ядовитое на проявления страсти. Жаль только, учитель упорно не желает рассказать, как это делается. Сегодня Клос, весь в новеньких, с иголочки, одеждах, который собирался вот-вот уйти облачаться в турнирный доспех, выглядел особенно привлекательно — и тем самым особенно злил жену.
Надо было пригласить его в свой дом.
Надо было спросить, не хочет ли он разделить с ней ужин.
Враг бы его побрал, Нора не хотела прямо спрашивать собственного мужа, собирается ли он разделить с ней ложе — или предпочтёт искать продажной любви, а то и, того хуже, соблазнит какую-нибудь горожанку своей рыцарской статью.
Нора поклялась себе, что непременно упросит Лонгина научить её чему-нибудь, что по-настоящему подействует. Враг бы побрал эту магию, любая ведьма может сварить приворотное зелье, а волшебница, видите ли, должна начинать «с чего-нибудь попроще»!
Клос снисходительно похлопал жену по руке. Нору бросило в жар и она заскрипела зубами от бессильной злости. Он нарочно издевается!
Вейма мысленно засмеялась и отвернулась от госпожи. От Марилы опять разило тем человеком. А ещё… Забавно… Вампирша встала и подошла к воркующей со своим нагбарцем сумасшедшей.
— Марила, — окликнула вампирша, — откуда ты взяла крысу?
Безумица неохотно оторвалась от своего «дружочка» и раздражённо повернулась к вампирше.
— Мне дал крысу человечек! Смешной очень!
— А что в нём было смешного, Марила?
Сумасшедшая пожала плечами.
— Всё!
— А что он тебе сказал?
— На, держи крысу, сказал. И ещё он сказал, что этот их… нагбарец главный, дурак!
— Марил! — вскинулся Мюр. — Твоя не должна так говорить про Сайолтакк!
— Я так и не говорила, — заверила сумасшедшая. — Это всё человечек, правда!
Человечек, значит. Дал Мариле крысу и натравил на заложника.
Надо сказать Виру. Посвящённый Виль или не посвящённый, зачем-то он выманил нагбарцев из их трибуны…
Она вернулась к своей госпоже. Клос как раз прощался и отвешивал жене самый, наверное, небрежный поклон, который вообще мог изобразить. Вейма разозлилась. Она понимала, что испытывает не столько свою злость, сколько переживает то же, что и прямо-таки пышущая негодованием Нора, но это дело не меняло. Вампирша посмотрела рыцарю прямо в глаза и сказала, обращаясь к Норе:
— Ваша милость, если позволите, я провожу господина Клоса. Мне надо обсудить с ним вопрос… его содержания.
Нора очень удивилась.
— Ваша милость… — с деланной почтительностью повторила вампирша.
— А? Ну, иди, коли надо.
Вейма поклонилась и кивнула Клосу на выход с трибуны.
Рыцарь поплёлся за ней, внезапно потеряв по меньшей мере половину своего блеска.
Снаружи он остановился и с вызовом посмотрел на советницу своей жены. Сделал своему кнехту знак не подходить.
— Я вас слушаю, — ледяным голосом произнёс Клос. Вейма дёрнула уголком рта. Клос не любил её и побаивался — с тех ещё пор, когда его, безусого мальчишку, только прочили в мужья Норе, и Вейма с мужем приезжала в графство Вилтин поучаствовать в его воспитании.
— Ты, мальчик, кажется, забыл, за что барон цур Фирмин выделил тебе содержание, — строго сказала вампирша.
Клос аж задохнулся от возмущения и от невозможности бросить в лицо собеседнице все те слова, которые он подумал.
— Барон меня не купил! — с трудом прошипел рыцарь.
— Нет, не купил, — скрестила руки на груди Вейма. — Он взял тебя в семью. В семью, понимаешь это слово?
Клос пренебрежительно фыркнул.
— Я хочу, чтобы ты вёл себя прилично, разговаривая со своей женой. Разве твой батюшка так говорит с твоей матушкой?
— Моя матушка никогда не обращалась так с отцом, как будто он… он… он…
— Клос, — с притворной мягкостью положила ему руку на плечо вампирша и почувствовала, как напряглись мускулы рыцаря. — Ты ещё молод. Нора тоже. Прояви немного терпения.
— Я дал ей сыновей. Чего вы ещё от меня хотите?!
— Когда-нибудь, — тихо и прочувственно произнесла советница баронессы, — её милость не только унаследует титул отца, но и встанет во главе Тафелона. Она не мужчина и кто-то должен будет взять на себя военные дела. Ты рыцарь, Клос. Ты муж будущей правительницы Тафелона. Ты понимаешь, что это значит?
— В гробу я видал…
— Клос, я тебя ни к чему не принуждаю, — по-прежнему мягко произнесла вампирша. Её чёрные глаза, казалось, смотрели в самую душу рыцаря. — Я только прошу, ты это понимаешь? Немного терпения… ты так молод… и Нора так молода… Она всё ещё любит тебя… не кривись, любит, просто не умеет этого сказать.
Клос растерянно кивнул. Вейма подавила неуместную улыбку. Если сказать такому хвастливому рыцарю то, что ему приятно будет услышать, он поверит вам и пойдёт хоть на край света, лишь бы не разочаровываться.
— Поэтому, — добавила она в голос убедительности, — ты попросишь — вежливо попросишь, Клос! — права навестить её милость этим вечером. И если ты не дурак, — а ты не дурак, а, Клос? — ты останешься в её доме и будешь вести себя как подобает супругу.
Неожиданно она улыбнулась.
— Ты зря считаешь, что тебя тут держат за комнатную собачку. Перестань хвастаться, не думай, что тебя здесь унижают, веди себя как мужчина, а не мальчишка. Не пытайся приказывать, не жди и не подчиняйся приказаниям. Я думаю, ты останешься доволен… своей семьёй… господин рыцарь.
Она хлопнула Клоса по плечу и ушла. Не то, чтобы он ей до конца поверил. Но, когда разговариваешь с вампиром… ты сделаешь то, что тебе приказывает вампир. Даже если не знаешь, кто перед тобой.
Турнир шёл своим чередом. По ристалищу гарцевали рыцари. Герб Клоса был белого цвета и разделён пополам красным поясом. На одной стороне красовался красный конь — герб Вилтина, а на другом — чёрная огнедышащая пантера, герб его жены. Проезжая мимо ложи Фирмина, Клос почтительно склонил голову и отсалютовал жене копьём. Нора покраснела, а Вейма одобрительно подмигнула юноше.
Мюр неподалёку рассказывал Мариле «про славный Грайогэйр». Гербом Нагбарии был золотой олень на пурпурном поле, увенчанный алой короной, которая переплеталась с его рогами, а личным гербом Грайогэйра был точно такой же олень, но белый на зелёном фоне. Это означало, что камерарий тана находится в отдалённом родстве с королевской семьёй Нагбарии — настолько отдалённом, что трон и корона не достались бы ему, даже если бы все остальные родственники умерли бы.
— В наша страна, — объяснял Мюр, — когда… если отец носить корона, только тогда твоя стать король. Если отец не носи корона, то только если отец умри раньше дед, который носить корона. А если, как два век назад, все сын король… сыновья… все умри, то собираться все барон и выбирать новый король. Совсем не родственник! Если Заступник не заступаться за семья король, не надо люби его кровь. Твоя понимать?
— Понимать, понимать, — смеясь, закивала Марила. — А твой славный Греяграй — он хороший рыцарь?
— Нагбарцы — самый лучший рыцарь в мир! Мы сильный, смелый, храбрый! Не знать страх! А славный Грайогэйр — он лучший в Нагбария! Твоя увидеть!
— Эй, Аццо! — позвала Марила. — А кто у нас хороший рыцарь?
— Это смотря по чему смотреть, — отозвался вместо него Ланзо. — В седле лучше всего держится господин Мертен, на мечах лучше всего сражается господин Герарт, с булавами тебе лучше господина Берхарда не найти. А можно ещё назвать Тедерика, цур Ортвина, Рикерта…
— Полно рыцарей, да? — прервала его смеющаяся Марила. — И все они здесь?
— Да уж почти все. Кто не мог раньше, сейчас подъехали. Теперь все собрались.
Звенели трубы, рыцари проезжались по полю и касались щитов друг друга копьями. Это означало вызов на бой.
Вейма заскучала.
Вир где-то бегал, утрясал какие-то организационные вопросы. Кому-то, кажется, разрезали сбрую, пришлось менять, у какого-то рыцаря заболели слуги-помощники, которые должны были подавать ему оружие, третьему не хватало каких-то деталей доспехов…
Нора была полностью поглощена событиями на ристалище. Она, не отрываясь, следила за Клосом и даже бормотала себе под нос какие-то заклинания, выпрошенные ею у Лонгина. Если Клос с кем-то заговаривал, Нора не успокаивалась, пока муж не отходил от этого человека, а если касался чьего-то щита или его щита кто-то касался, то будущий противник удостаивался не менее пристального интереса.
— Ваша милость, — неслышно позвала Вейма. Нора даже не оглянулась. — Ваша милость, вмешиваться в турнир при помощи чёрной магии не разрешается.
Нора вспыхнула от злости. Вейма усмехнулась и шагнула чуть глубже в память своей госпожи, освежая одно не очень приятное воспоминание.
— Нет, ваша милость, — Лонгин был непреклонен. — Вам следует осваивать более простую магию, прежде чем переходить к натурным испытаниям. Вы прочли трактат о сопряжении углов в пространстве, который я вам давал?
— Как вы мне надоели с этими углами! Почему вы не учите меня действительно интересным вещам?!
— Потому что вы не способны с ними справиться. Ваш разум не охватывает всех пластов мироздания, которые вы хотите затронуть своими заклинаниями.
— Но ведь в вашей башне обучают с детства! Неужели ничему… полезному не учат?!
— Но вы не ребёнок, ваша милость, — не сдавался чёрный маг.
Разговор шёл в доме Фирмина в Тамне, в маленькой светлой комнатке, вовсе не предназначенной для занятий чёрной магии. Волшебник, одетый как обычный горожанин, в тускло-серые одежды, отороченные беличьим мехом, подошёл к окну и посмотрел на шумную улицу.
— Основа чёрной магии, ваша милость, — сухо произнёс он, — злость, которую волшебник испытывает по отношению к окружающим. Вы должны погрузиться в это чувство, позволить ему овладеть вами… и оседлать, чтобы оно несло вас к своей цели. Ни один чёрный волшебник не позволит сиюминутной прихоти взять над собой верх. Чёрный волшебник не использует свою магию, чтобы мстить обидчикам. Ведь, если вы это сделаете, вы ослабеете. Вы уже не ребёнок и обиды у вас не детские, но вы молоды и импульсивны. Мы перейдём к практике не раньше, чем вы освоите теорию. И не раньше, чем вы научитесь обуздывать свои желания.
— Я только хотела разглядеть, что там происходит, — огрызнулась Нора, еле шевеля губами, чтобы её слышала только советница.
Воспоминание продлилось дольше, чем казалось Вейме. Когда они обе вернулись в действительность, уже начались бои. Вампирша равнодушно скользнула взглядом по щитам сошедшихся рыцарей. Они не были ей знакомы. Один выиграл, другой проиграл. К упавшему подскочили его слуги, подняли на ноги. Пострадавший вполне мог идти сам, а в честь победителя запели трубы. Второй бой был таким же, третий… в четвёртом бою Клос сходился с немолодым уже рыцарем цур Ортвином, но и тот, и другой остались в седле, что засчитывалось как ничья.
— Смотрите, смотрите, славный Грайогэйр! — закричал Мюр.
Нагбарец, красуясь, пустил своего коня вскачь. В Тафелоне не были приняты бои с барьерами, поэтому никто не мог обещать безопасности упавшему рыцарю. То, как нёсся Грайогэйр… раздался громкий треск… его противник, молодой парнишка с драконом на щите, покатился под копыта… трибуны замерли в ужасе…
И тут из ложи набарцев раздался крик. Ужаса — подумали сначала. Боли и предсмертных мук — почуяла Вейма. Её ноздри уловили отвратительный запах крови… вампирша вдохнула его и потеряла сознание.
Она не увидела, как трибуна нагбарцев заволакивается дымом, как мечутся в испуге и гневе люди, не услышала, как обрывается крик, как где-то ржёт чья-то лошадь, пущенная галопом. Не чуяла того, что принёс ей ветер вместе с удушающим запахом смерти.
Раздался чей-то крик на нагбарском, который подхватил и перевёл Мюр:
— Великий тан! Тан убит! Предатели! Копьё! Под трибуна предатель! Пожар! Великий тан убит!
Высший посвящённый. Это он решает, где и когда ему быть.
…так вот зачем он приходил…
— Крыса… — прошептала Вейма в забытьи. — Крыса в ложе…
Марила рыдала и билась в истерике в объятьях своего возлюбленного.
Откуда-то сбоку на ристалище выскочил давешний приор. Он был всклокочен, растрёпан и выглядел вовсе не так, как подобает служителю Заступника.
— Это они! — закричал он и указал на трибуну, на которой сидели братья-заступники. — Убийцы! Предатели!
Рыцарское платье — узкое платье без рукавов, стягиваемое по бокам шнуровкой и надеваемое поверх нижнего платья. Как и рыцарская рубашка, была гербовых цветов своей хозяйки или её сюзерена
Эннен — высокий головной убор на каркасе, здесь — конусовидной формы.
Переярок — волк-подросток, уже не волчонок, но ещё не матёрый волк.
Стихи А.В. Лазарсфельда, «Опус N 1»
Признанные старшие дети знати как правило получали имя, начинающееся с «А». Атала означает «благородная»
Резаный медяк — монета, у которой обрезали края, чтобы за меньшее количество меди купить столько же, сколько за нормальную монету. Если человека ловили на том, что он обрезает края у монет, ему отрубали руку.
Жилы здесь имеются в виду связки.
Эта и другие истории навеяны «Книжецей наших забав», Р.Шмараков (но не взяты дословно).
Постельничий — здесь — слуга, отвечавший за качество постели и, более широко, спальни своего господина. Среди его обязанностей было хранить постель господина от колдовства и волшебства
— лейн — ласкательный суффикс в Тафелоне как для мужских, так и женских имён
Аллгеймайны (здесь) — отряды, собранные баронами со всей страны, подчиняющиеся непосредственно совету баронов, а не какому-то одному феодалу
Баллиста — что-то вроде огромного арбалета (строго говоря, всё наоборот, это арбалет — ручная баллиста); катапульта — метательное орудие, где груз ложился в гигантскую ложку (есть и другие значения, например, катапульта как любое метательное орудие); требуше, он же требушет — камнемёт, действующий по принципу гигантской пращи.
Комтур — здесь — командир отряда братьев-рыцарей в воинствующем ордене