Наутро после помолвки Марилы с нагбарцем Виринея и Арне возглавили, как собирались, отряд аллгеймайнов, и уехали на восток страны. Вейма переселилась из дома Фирмина на постоялый двор на другом конце Сетора, а отец Сергиус приступил к увещеванию пленников — пока без помощи старика Клеменса.
Днём в двери дома Фирмина постучался одетый во всё чёрное горожанин и заявил, что он муж волшебницы, которая приехала в Сетор по просьбе совета баронов.
— Так ведь она уехала, господин, — отозвался стоящий на страже Кривой Ланзо.
— Уехала? — расстроился горожанин.
— Так на рассвете, говорят. Она у нас и не жила, только заходила на совет. Она нашла убийцу в зеркале! Теперь ловить уехала!
— А… куда? — нерешительно спросил горожанин.
Стражники пожали плечами.
— Откуда нам знать? Может, её милость знает.
— Может быть, я могу поговорить с её милостью, вашей баронессой?
Стражники переглянулись.
— Позовите госпожу Вейму, — предложил Конопатый Удо.
— Она уехала, — напомнил Ланзо.
Они снова переглянулись.
— Тогда господина Вира? — с сомнением произнёс Удо.
Ланзо кивнул и Аццо ушёл. Горожанин терпеливо ждал, пока за ним не пришёл Вир.
— Лонгин, — кивнул оборотень. Горожанин сдержанно поклонился.
— Я к её милости, — пояснил он. Оборотень смерил его изучающим взглядом.
— Только тебя тут не хватало, — проворчал он. — Пропустите. Я его знаю.
Волшебник нервно потёр руки и прошёл в дверь.
— Позови её в таблиний, — попросил он оборотня, когда они поднимались по лестнице. Оборотень оскалился:
— Я тебе не слуга.
— Пошли слугу, — пожал плечами Лонгин. Баронесса взяла с собой кнехтов из Ордулы, а тех, которые охраняли её дом в Тамне, оставила там. Поэтому эти люди не признали в нём того же человека, который приходил к её милости, чтобы рассказать ей о планетных сферах и древних языках. Не то чтобы Лонгин специально таился. Но осторожность не помешает.
— Учитель? — поприветствовала его Нора, заходя в собственный таблиний. Волшебник сидел в её кресле и терпеливо ждал. — Но Виринея уехала…
Лонгин протянул ей руку, которую баронесса почтительно поцеловала. По обычаям проклятых она должна была оказывать учителю даже больше уважения, чем если бы он был её отцом.
— Я знаю, — торжествующе рассмеялся Лонгин. — Не представляете, ваша милость, до чего трудно найти место во всём Тафелоне, где я не рискую наткнуться на собственную жену.
— Но… Тогда зачем вы приехали?
— Как зачем? На турнир, ученица.
— Но турнир давно закончился…
Лонгин отмахнулся.
— Меня не интересует тот, который закончился. Что нам до копий, мечей и стрел? Я приехал на настоящий турнир!
— Вы хотите сказать…
Дверь отворилась и в таблиний сунул любопытный нос приор.
— Мне сказали, к тебе пришёл муж волшебницы, дочь моя? — спросил он, входя и притворяя за собой дверь. Взгляды приора и Лонгина скрестились. — Я слышал о тебе. Ты чёрный маг… и наставник её милости в волшебстве.
Сидящий в кресле волшебник лениво шевельнул бровью.
— Это лестно. Тем более, что я о тебе никогда не слышал.
Нора покраснела, как будто её застукали на чём-то непристойном.
— Это отец Сергиус, он… он посланник святейшего папы и…
— Тем более лестно, — кивнул маг.
— Он знает про Вейму, — с отчаянием произнесла ученица волшебника. — И про нас всех. Он… он думает, что в этом нет ничего плохого!
— Я рад, — кивнул волшебник. — Я всегда именно так и говорил: нет ничего плохого.
— Так ты учишь её милость заклинаниям? — спросил приор.
Лонгин скривился.
— Пусть подмастерья учат заклинаниям. Я преподаю основы преобразования вселенной.
Он бросил косой взгляд на лицо баронессы, на котором промелькнуло что-то похожее на разочарование.
— Хотя её милость, наверное, предпочла бы учиться у подмастерья, — скептически произнёс он. — Вечная ошибка новичков — хотят побольше власти и поменьше учиться.
— Учитель! — запротестовала баронесса. — Я стараюсь!
— А вы упражнялись в логике с нашей последней встречи? — спросил волшебник. — Нет? Уверен, языкам вы тоже внимания не уделяли. Я давал вам книгу по теории ограничений, вы её читали? Убеждён, вы забыли её в своём доме в Тамне.
— Неправда, она со мной! — запротестовала Нора, которая побоялась оставлять такое опасное свидетельство своих занятий в доме, где то и дело снуют местные слуги.
— Когда я объяснял вам симпатические принципы подобия и близости на примере расплавленного воска, вы спросили как навести порчу, — безжалостно напомнил волшебник.
Баронесса окончательно сникла.
— Подумать только, — ни к кому особенно не обращаясь, произнёс Лонгин, — имея в руках теорию, позволяющую переносить свойства крохотного макета на сколь угодно большое строение, просить преподать пошлые заклинания!
Тут заинтересовался приор:
— А какого рода свойства?
Волшебник пожал плечами.
— Теоретически — любого. Практически… Мой коллега из Физанта[33] добился неплохих результатов в частных случаях, но только я доказал существование общего правила.
— И каково общее правило? — не отставал приор.
— О, это очень просто. Примем, что для любого большого тела, чья величина стремится к бесконечности, найдётся во всём подобное малое тело, чья величина стремится к исчезновению. Тогда я утверждаю, что можно доказать на всём диапазоне размеров существование философского квадрата, исчерпывающе описывающего переход свойств с одного тела на другое. Доказательство занимает всего дюжину дюжин страниц и в будущем я жду, что её милость сможет привести его по памяти. Но для простоты примем это как истину. Тогда, построив философский квадрат и указав значение первой в цепи переменной, мы можем рассчитать то количество магической силы, которая потребуется для преобразования.
Волшебник победно оглядел слушателей.
Нора покорно кивнула. Теория магической науки ей не давалась, но она по собственному опыту знала, что задавать вопросы учителю значит провоцировать лавину новых объяснений.
— И каково практическое приложение вашей теории?
— Расчёт точного количества силы, которую надо влить в заклинание, — просто ответил маг. — Это предотвратит и несчастные случаи, и неудачи, когда маг влил недостаточно силы в нестабильное заклинание, и ситуации, когда излишки возвращаются к волшебнику слишком резко и наносят вред его здоровью. Мой коллега из Физанта доказал действие этой теории на примере использования стенобитного заклинания. Однако ограничение Бодача-Драдха пока ещё никем не обойдено.
— Что за ограничение? — тут же полюбопытствовал приор.
— Согласно ограничению Бодача-Драдха, количество магической силы, которая требуется для изменения судеб многих людей, растёт экспоненциально в зависимости от их количества и этот коэффициент необходимо умножить на количество силы, требуемое на совершение исходного заклинания. Иными словами, я с некоторым трудом могу разрушить стену пустующего замка, но если в нём обороняются люди… К счастью, дополнение Баши-Кродшайла-Аршца ограничивает действие… эээ ограничения только сиюминутными изменениями. Другими словами, даже если разрушение пустующего замка в дальнейшем повлияет даже на судьбы целой страны, это не потребует больше сил, чем разрушение никому не нужного или даже специально построенного для опыта замка. Но для масштабного натурного эксперимента этого недостаточно… Потому-то волшебство требует тайны и уединения.
— Вы говорили о турнире, — сменил тему приор.
— Ах, да! — спохватился волшебник. — Следующей ночью состоится магический турнир.
Он довольно потёр руки.
— Виринея прекрасная женщина, — зачем-то заверил он приора, — но к некоторым вещам относится излишне… строго. Когда я понял, что она непременно отправится на поиски убийцы, я списался с коллегами со всего мира и предложил им ристалище под Сетором для проведения турнира. Было очевидно, что здесь её какое-то время не будет. Даже если она захочет проведать, как у меня дела… Всё равно не бросит взятое на себя дело. Это существенно упростит применение некоторых… особенно интересных методов. Виринея почему-то всегда протестует против практики. Коллегам я, конечно, написал, что нам подойдёт это место, потому что там произошла дурная смерть и убитый ещё не похоронен.
Он снова потёр руки.
— К нам приедут гости из Физанта, Рикании, Хларии… Даже из Терны! Жаль только, из святых земель никого не будет. Воины священного похода вместе с неверными разрушили знаменитый Шёлковый мост, по которому почтенный Маелджи спускался со своей Хрустальной горы. Он написал, что у него вдоволь еды и бьёт источник сладкой воды, так что мы можем не волноваться за него и за его разработки. Он занимается огненными муравьями. Я ему писал, что без строгой теории его результаты так, тьфу! Но разве он послушал? Муравьи вышли из-под контроля и сожрали всё запасённое зерно. Я прислал ему свои расчёты, так что припасы он восстановил, а вот муравьёв ему придётся создавать заново. Хе-хе. Такое случается с теми, кто пренебрегает теоретической подготовкой.
— Ты списался с коллегами и они приедут сюда завтра? — переспросил приор.
— Ну да, — рассеянно кивнул маг.
— Так быстро?
— Разве? — удивился волшебник. — Ну, может, и быстро… Я мог бы объяснить принцип, по которому это осуществляется… Примем, что…
— Не надо, сын мой, — поспешно прервал его приор. — Боюсь, я не обладаю достаточной подготовкой, чтобы вникнуть в твои объяснения.
— А где ты учился? — немедленно заинтересовался волшебник.
— В университете в Акаладе, в Рикании, — отозвался приор.
Лонгин наморщил лоб, припоминая.
— А! Я слышал, там обучают знающих лишь тривиум и не добиваются знания квадривиума[34]… поэтому неудивительно…
— Ты совершенно прав, сын мой, — усмехнулся приор.
— Я могу дать тебе книги, — оживился волшебник. — К тому же в раногском университете лучший в мире факультет свободных искусств и ты быстро восполнишь свои пробелы, если начнёшь посещать их лекции.
Нора в ужасе смотрела на учителя.
— Я обязательно займусь этим позднее, сын мой, — пообещал приор, — если дела позволят мне задержаться в Тафелоне.
Волшебник пожал плечами и, казалось, потерял к собеседнику всякий интерес.
— Ваша милость, вам следует подготовиться к турниру. Конечно, вы и близко не подошли к тому уровню, на котором могли бы позволить себе участие хотя бы в самой малой роли. Но вам будет полезно присутствовать. Избавьтесь от светлых красок в вашей одежде и от всего, что может сковывать движения. Простое платье, плащ с капюшоном — этого будет достаточно.
— Неудобная одежда помешает колдовать? — уточнил приор.
Волшебник усмехнулся.
— Нет, она помешает убегать, если придётся скрываться… или если заклинания выйдут из-под контроля.
— То есть вы всё-таки используете заклинания? — дотошно спросил приор.
Лонгин потёр руки.
— Вы придаёте слишком большое значение простому слову. Что такое заклинание? Некая форма, словесная или графическая или объединяющая эти и другие формы выражения… я мог бы выразить заклинание музыкой, расположением звёзд и планет, сочетанием чисел… для этого и необходим квадривиум, к слову сказать… Но формулы не имеют смысла, если маг не держит в голове все ступени их выведения. Разумеется, в конечном итоге всё сводится к обмену заклинаниями… особенное искусство состоит, конечно, в скорости их плетения…
Он по-мальчишески хихикнул.
— Однажды один, прости Освободитель, сапожник, явился, зазубрив самые действенные заклинания, а доказательства даже смотреть не стал. Думал, так получится быстрее. Получилось, не спорю. Никогда не видел, чтобы человека с такой скоростью выворачивало наизнанку. Его потом к себе коллега из Ютании[35] забрал. Он как раз занимался изучением строения живых тварей и всё не решался попробовать на человеке. У них там в Ютании особенно не забалуешь, чуть что — и сжигают.
— Он… — сглотнула Нора, наконец догадавшись, что учитель имел в виду, — умер?
— До сих пор не доказано, чтобы человек мог жить внутренностями наружу, — сухо ответил волшебник. — Любопытный эффект. Мы так и не поняли, как именно он его добился.
— А скажи, сын мой, — спросил приор, — все ваши… исследования носят такой… разрушительный характер?
Волшебник развёл руками.
— Особенность специализации. Строго говоря, магия, и чёрная, и белая, строится по одним и тем же законам, но разрушительная как правило подпитывается… скажем так, неприятными переживаниями… названия придумывались в тёмные времена. Я думаю, белые маги могли бы достичь не менее интересных результатов, но они предпочитают размениваться на мелочи, помощь больным и дурацкие гадания. Я уговаривал Виринею подтянуть квадривиум и заняться своей областью всерьёз, но…
Он безнадёжно махнул рукой.
— Боюсь, она не заинтересована в развитии белой магии как точной дисциплины.
Приор задумался. Казалось, ему не даёт покоя какая-то мысль.
— А почему вы собираетесь именно в Тафелоне? — спросил он.
— Ну, во-первых, не только здесь. Семь лет назад мы собирались в Физанте, а ещё за семь лет до этого нас принимал почтенный Маелджи в святых землях. Тогда он ещё не добился своего успеха с муравьями и эти маленькие твари были там повсюду — в одежде, в еде, в постелях… брр… А во-вторых, здесь самое лучшее место: нет запрета на чёрную магию и близость Серой пустоши тоже не повредит.
Он радостно потёр руки.
— Хотя мы не собираемся устраивать зрелище, как эти ваши вояки, но на сей раз турнир будет состоять из нескольких частей. Сперва мы сообща сразимся с магами Чёрной башни, затем придёт время для личных вызовов… Если я хорошо их изучил, то потом нагрянут белые маги — вот тогда от ристалища мало что останется. Эти зануды почему-то всегда стараются нас разогнать.
— А почему не в Серой пустоши, учитель? — спросила Нора.
Волшебник скривился.
— В Серой пустоши любой сапожник — великий маг, — объяснил он. — Там колдовало столько поколений магов и ведьм, что теперь в заклинания не требуется вливать силу для того, чтобы они исполнялись, всё есть в воздухе, в земле, в воде… повсюду. И никогда не случается, чтобы магическая сила возвращалась после неудачного волшебства или чего-то ещё в таком роде. Маги Чёрной башни считают это своим преимуществом, но я вам скажу — колдовать у себя дома каждый дурак сможет. Серая пустошь хороша только чтобы обучать детишек. Они взмахнут руками, увидят результаты и сразу поверят, что у них талант к магии.
Нора уныло кивнула. На то, чтобы учиться в Чёрной башне она, дочь и наследница барона, пойти не могла.
Дверь чуть приоткрылась, пропуская Липпа.
— Мне сказали, что Нора пошла в таблиний, — небрежно пояснил он, не делая даже попытки изображать почтение перед её титулом. — А, Лонгин! Приблизим Освобождение, брат! Ты всё ещё раскладываешь пространство по планетам? Когда конец света?
Волшебник беззаботно засмеялся.
— Приблизим Освобождение, брат! — отозвался он. — Что вспомнил. Я уже семь лет этой темой не занимаюсь.
— А я думал, за это время ты сможешь освободить нас всех, — поддразнил его вампир.
Лонгин махнул рукой.
— На самом деле разложение пространства по планетам есть способ вычислений, а не вещественного разрушения. Я просто сыграл на невежестве тех, кто меня слушал, они всё равно ни слова не поняли из того, что я тогда нёс.
— То есть ты этого не можешь? — засмеялся вампир. — А страху-то нагнал!
— Почему не могу? — удивился маг. — Если взять за основу теорию самоорганизованных разрушений, то легко доказывается, что высвобождение искры материи пойдёт по закону Гортада, то есть по той же схеме, по которой происходит землетрясение. Однако натурный эксперимент…
Он развёл руками.
— Вы можете посетить турнир вместе с её милостью, — неожиданно предложил волшебник, когда тишина очень уж затянулась. — Но, Липп, предупреждаю, туда почти наверняка явятся белые маги. Это обеспечит турнир изящным завершением… к тому же вам будет на что посмотреть.
Лонгин повернулся к приору:
— Обычно магия не очень зрелищна сама по себе, особенно чёрная магия. Вот белые — те да, не могут отказаться от украшений. Они считают, что волшебный дар был им дан для противодействия чёрной магии и сам белый цвет — доказательство божественного предназначения. Мы не кидаемся молниями и довольно-таки редко превращаем людей в лягушек, поэтому на наших турнирах бывает скучновато для посторонних. Однако… для наших гостей мы кое-что припасли… правда, решили на этот раз отказаться от запрещённых заклинаний.
— Это те, которые убивают? — беспечно поинтересовался вампир. Волшебник коротко засмеялся.
— Нет, это главным образом те, которые производят различные неэстетичные эффекты. Они запрещены главным образом для использования в помещении, но мы решили, что стоит вообще ограничить их применение… я разумею такие, например, которые заставляют человека исторгнуть содержимое. Его разработали в древности в Физанте, чтобы обыскивать рабов на алмазных копях… но сегодня его действие сводится в основном к тому, чтобы унизить противника… и доставить работу прислуге.
Волшебник повернулся к бледной как мел ученице.
— Так я вас жду, ваша милость, в полночь на ристалище.
Он дружески кивнул вампиру и приору и вышел.
Нора очень боялась идти, но ослушаться не осмелилась. Если бы она нарушила приказ учителя, он мог бы просто отказаться её обучать, а ей ещё больше, чем прежде, хотелось овладеть тайнами чёрной магии. Она упросила Липпа позвать Вейму, но вампирша, которой сородич пересказал весь разговор с чёрным магом, ответила, что знает она эти «неэстетичные эффекты». Если в самом деле придётся убегать, её бесчувственное тело не прибавит им скорости. К тому же отец Сергиус уже начал «увещевание» пленников и от него попахивает немногим слабее, чем от палача.
Другой сложностью был, конечно, муж баронессы, который после нескольких разговоров с ней, с приором и с Виром, стал проводить ночи в её, баронессы, покоях. Это, разумеется, было прекрасно, но как отлучиться на ночь? Проблему решил, разумеется, Липп, взявшийся усыпить Клоса так, чтобы он не заметил ночного отсутствия жены. Нора была бы благодарна вампиру, если бы он, издевательски улыбаясь, не предложил ей поделиться каплей крови, тогда он, дескать, сможет не просто усыпить Клоса, но и создать иллюзию того, что они с женой разделили ложе.
И вот Нора дрожала на холодном ветру в сопровождении вампира и легата. Никогда собственные занятия магией не казались ей столько странными и противоречащими всем законам естества. Ей, будущей правительнице Тафелона, в простой одежде пробираться за город, чтобы увидеть своими глазами — что?!
И всё же она пошла.
Липп, несмотря на кажущуюся беспечность, был напряжён и сосредоточен, приор, как всегда, полон любопытства.
На ристалище было тихо. Нора уж было подумала, что это дурацкая шутка, но вот они обогнули оставшуюся неразобранной трибуну и увидели Лонгина. Тот, присев на корточки, что-то чертил палкой на земле, бормоча себе при этом под нос. Увидев ученицу, он встал, наскоро затёр рисунок и подошёл к ней.
— Тут никого нет! — против воли резко заявила баронесса. Ей на мгновение показалось, что волшебник сыграл с ней дурную шутку. Лонгин потёр руки и усмехнулся.
— Хозяева всегда приходят первыми, ваша милость, — заявил он. — Терпение. Мага делает терпение, ваша милость. Скоро они появятся.
Он был прав. Взвихрился воздух и на ристалище опустился пышно одетый толстяк.
— О, мой коллега из Хларии, — обрадовался Лонгин. — Почтенный Фабьен, рекомендую. Непревзойдённый знаток теоретической алхимии. Доказал возможность преобразования твёрдого тела в мягкое, аморфное и наоборот — без изменения теплового состояния.
Раздался удар грома и к ним как будто бы из пустоты вышел высокий и тощий волшебник с неожиданно круглым лицом.
— А это, конечно, Просперо из Терны, — кивнул Лонгин. — Вы не знаете его, отец? Рекомендую. Один из немногих уже универсальных специалистов. Практически все заклинания выражает на языке музыки — большой оригинал.
— А это, — кивнул волшебник себе за спину, где, казалось, ещё мгновение назад никого не было, — конечно, Сотирих из Физанта.
Сотирих выглядел особенно необычно: он был в расшитых золотом одеждах с высокой конической шапкой на голове, напоминающей женские эннены.
— И Одэлис из Рикании, — указал в другую сторону Лонгин. Пока он представлял гостей, над ристалищем загорались холодные синеватые огоньки.
Лонгин усмехнулся, знакомым жестом потёр руки и добавил:
— Я должен вас предупредить, что это, так сказать, их учёные имена, у себя дома они известны совсем иначе… да и внешность их… немного иллюзорная. Обычная предосторожность при визите в чужие страны. Однако таланты их настоящие. Жаль, коллега из Ютании не сможет приехать. У них там, кажется, появилась какая-то зараза и ему приходится прилагать все усилия, чтобы его не заподозрили в отравлении колодцев. К слову сказать: детские шалости. Ни один уважающий себя маг не будет размениваться на такие примитивные штучки. Что до появления моих коллег… я думаю, вы понимаете, это тоже иллюзии. Маленькие слабости больших людей.
Он ещё раз потёр руки, подошёл к другим магам и затеял с ними оживлённую дискуссию.
— Мне это нравится! — засмеялся вампир. — У них весь турнир будет состоять в одних разговорах?
Нора нерешительно улыбнулась.
…они ударили без предупреждения, в спины стоящих кружком и переговаривающихся волшебников. Тёмные тени соткались из ночного воздуха не хуже вампиров, одновременно вскинули руки и… это было похоже на порыв ветра, чёрного удушающего ветра, ломающего кости, забивающего дыхание и…
И ничего не произошло. Беспечно спорившие маги разбили круг за мгновение до удара, рассыпались по ристалищу и…
Зазвучала музыка, резкая, отвратительная, лишённая всякой гармонии и, казалось, отдающаяся в самой глубине тела.
и…
Почва под прибывшими магами стала как будто размягчаться.
Они принялись тонуть, проваливаться — по щиколотку, по колено, уже погружались по пояс…
Как прозвучал резкий приказ на незнакомом Норе языке и земля словно бы вытолкнула волшебников обратно. Музыка смолкла.
Ещё одно слово — и из вытоптанной почвы ристалища вдруг полезли побеги — гибкие, длинные, извивающиеся и, как Нора с содроганием заметила, колючие. Они принялись подбираться к ногам защищающейся стороны, но несколько ростков подползали и к баронессе с её спутниками. Липп с размаху ударил ближайший побег каблуком, но это только спровоцировало рост новых растений.
Наступившая тишина была гнетущей, но вдруг её разорвал уверенный голос Лонгина:
— Поскольку лемма Пелле утверждает, что магия есть явление дополнительное к натуральному течению жизни, следующая из неё теорема Энцо гласит, что любой запущенный волшебством процесс может быть обращён вспять. Если мы примем значение переменной, равной…
Маг говорил ещё долго, бестрепетно глядя на опутывающие его ноги колючие стебли. А потом всё разом закончилось. Стебли съёжились и принялись уползать обратно под землю.
— Как-то небыстро это у них происходит, — пожаловался Липп. — Не могу поверить, что они всякий раз вот так ждут, пока противник закончит болтать.
— Это же турнир, — отозвался приор. — Возможно, у них так принято.
— Это?! — выдавила из себя Нора. — Это — турнир?
— Ты же видишь, что они аккуратны и соблюдают очерёдность ударов, дочь моя, — отозвался монах. — В серьёзной схватке всякий предпочёл бы добить противника, пока он обездвижен.
— Брр, — поёжилась баронесса.
— Ты всё ещё хочешь изучать магию, сестричка? — с издевательским сочувствием спросил её вампир.
Нора пожала плечами. Больше всего на свете она хотела бы оказаться у себя дома в своей постели и не думать ни о каком чёрном волшебстве.
Со стороны той самой трибуны, где убили заложника, вдруг сгустилось что-то вроде багрового туманного облака, поднялось в воздух и пролилось на нападавших кровавым дождём. Нора, на которую упало несколько капель, взвизгнула — они были горячее кипятка и обожгли нежную кожу баронессы. Липп заковыристо выругался.
Кто-то из нападавших поднял руку — и облако растаяло в воздухе.
— Нечисто, — покачал головой один из магов. — Вы задели собственных союзников.
Лонгин пожал плечами.
— Вы победили, — легко согласился он. — Откровенно говоря, я предпочёл бы начать с аргументированной дискуссии.
Прибывшие рассмеялись. Лонгин осуждающе покачал головой.
— Я вижу, в Чёрной башне по-прежнему пренебрегают теоретической подготовкой? — грустно произнёс он. — В таком случае наше собрание не имеет смысла… Но, раз мы здесь…
Он поклонился одному из своих гостей.
— Почтенный Просперо, я имею честь бросить вам вызов.
— Конечно, — засмеялся волшебник из Терны. — Что на этот раз?
— Разумеется, вопрос дискретности пространства и времени.
— Вы меня без ножа режете! — всплеснул руками волшебник из Терны. — Я был уверен, что в моих доказательствах нет никакой ошибки!
— Ха! — воскликнул Лонгин. Он поднял руки и воздух перед ним начал заполняться незнакомыми Норе значками и символами.
Значки какое-то время висели, а после заострились и полетели в сторону его противника. Тот отмахнулся, значки замигали и выстроились в другом порядке.
— Чувствую, это надолго, — вздохнул Липп.
Лонгин с волшебником из Терны о чём-то горячо спорили, символы, которые они чертили в воздухе, то и дело меняли свою форму, положение, летели то в одну, то в другую сторону…
Приглашённые Лонгином маги разошлись и тоже заспорили между собой. Дискуссии их были, пожалуй, более зрелищны, чем дискуссии в университете, но совершенно не похожи на то, что можно себе представить при словах «турнир волшебников».
Это длилось долго и Нора успела окончательно расслабиться и заскучать. Лонгин и маги из других стран увлечённо спорили, волшебники из Чёрной башни так и стояли единой группой с накинутыми на головы капюшонами и чего-то ждали. Наконец светящиеся значки закрутились вокруг Лонгина и его противника в сверкающий смерч, Просперо вскинул руки и закричал:
— Ладно, твоя взяла. Признаю, признаю!
Значки погасли.
— Вы слишком быстро сдались, — разочарованно отозвался Лонгин. — Но, я полагаю, непрерывность можно считать доказанной. Я пришлю вам свои записи на эту тему, вы сможете внимательней изучить мои аргументы. Если у вас найдутся новые возражения…
Просперо с энтузиазмом ответил и маги пустились в не менее увлечённое обсуждение, в ходе которого вокруг них то появлялись какие-то загадочные фигуры, то вдруг звучала громкая, ни на что не похожая музыка.
— Мне это надоело! — вдруг выкрикнул один из магов Чёрной башни. — Лонгин! Я, Вензеслос, волшебник, бросаю тебе вызов.
— Ты? — с неохотой прервал разговор Лонгин. Он повернулся к вызвавшему его волшебнику, смерил взглядом и разочарованно отвернулся. — Зачем? Ты мне не соперник. Возвращайся к себе, гоняй детишек по Пустоши.
— А я считаю, что это ты мне не соперник, — прошипел Вензеслос. — Повернись или я убью тебя в спину!
— Ах, вот как! — лениво протянул Лонгин. — Так чего ты хочешь в случае победы?
Один из порхающих в воздухе огоньков подлетел ближе к Вензеслосу и осветил неприятную гримасу на его лице.
— Твою жизнь, конечно. И жизни тех, кого ты притащил с собой.
Он кивнул на Нору и её спутников.
— А вот теперь становится весело, — пробормотал Липп. — Как-то у них быстро всё поменялось.
— У тебя нет ничего для меня, — скучающе ответил Лонгин. — Ну… скажем так: если я выиграю, ты станешь преподавать теорию в Чёрной башне. Хотя бы старшим из учеников.
— Ты сначала выиграй, — захохотал Вензеслос.
— И вылижешь мои сапоги, — добавил Лонгин. — Ты, безмозглый червь, сапожник…
Договорить он не успел. Нора не могла толком разглядеть, что сделал Вензеслос, но как будто сама смерть прокатилась от одного мага к другому. Лонгин не стал защищаться, произносить заклинания, призывать себе в помощь силы природы, он просто отскочил в сторону. Смертоносная волна покатилась дальше, опасная, невидимая человеческому глазу. Просперо переглянулся со своими товарищами и они… сделали что-то, Нора не могла ни разглядеть, ни понять, но волна угасла.
Вензеслос только рассмеялся и, воздев руки, создал огромную тучу, которая погасила большую часть горящих в ночи огоньков. Она поползла в сторону Лонгина, который стоял, казалось, не в силах ей что-то противопоставить. В воцарившемся полумраке Нора видела напряжённое лицо своего учителя, который, медленно отступая, не сводил глаз с тучи и что-то бормотал себе под нос…
И когда туча уже почти настигла Лонгина, поглощённые ею огоньки вдруг засияли ярким светом. От них протянулись лучи, которые разрезали тучу на части… Лонгин произнёс короткое слово — и туча пропала. Вензеслос перестал улыбаться. Он топнул ногой — и земля задрожала. От ног волшебника Чёрной башни к Лонгину поползла трещина — не медленно, как давеча туча, а стремительно. Кажется, ещё чуть-чуть — и учитель Норы провалится через эту трещину прямо в преисподнюю. Лонгин отскочил в сторону, но трещина разветвилась и вторая ветвь устремилась за ним, как недавно первая. Лонгин уже ничего не бормотал. Его лицо было бледным, испуганным и напряжённым. Он то и дело прыгал, избегая трещин, они ветвились, земля дрожала и, казалось, с ристалища не спасётся никто. Нора, забыв про всё, вцепилась в холодную руку вампира, приор рядом с ней молился. Товарищи Лонгина, волшебники из других стран, сгрудились на дальней стороне поля, но трещины подползали и к ним. А сам Лонгин… Лонгин оказался на крошечном островке. Он тяжело дышал, двигался с трудом и даже не пытался колдовать. Вензеслос неторопливо подошёл к нему. Нора поняла, что на этом её жизнь оборвётся. Зачем она явилась сюда?! Зачем она связалась с чёрной магией?! Зачем…
— И кто из нас жалкий червь, Лонгин? — глумливо спросил Вензеслос. — Ты проиграл. Твои книжки и теории не помогут против настоящего мастера.
Лонгин не шевельнулся. Не попытался ничего сказать или сделать. Он просто стоял и смотрел на победившего врага.
— Ты давно — кость в горле, — продолжал Вензеслос. — Твои шашни с белой магией нельзя терпеть. Ты…
Лонгин по-прежнему не двигался.
— Погоди, — шепнул Липп. — Он не так боится…
Всё случилось само собой. Как будто нечто взметнулось с земли и окутало глумящегося Вензеслоса. Трещины сомкнулись. Лонгин устало вздохнул.
— Ты жалкий сапожник, Вензеслос, — безо всякого торжества произнёс он. — Ты даже не читал моей книги по теории ограничений.
Он оглянулся по сторонам.
— Полагаю, дискуссия не состоится.
Вензеслос бился в сковывающих его путах, что-то шептал, пытался двигать руками, но всё напрасно. Лонгин внимательно его осмотрел, покачал головой.
— Я передумал, — сказал он, — можешь не лизать мои сапоги. Непохоже, чтобы ты мог начать преподавание теории. Поэтому…
Лонгин взмахом руки предложил магам из других стран подойти поближе.
— Полагаю, мы нашли объект для натурного эксперимента, — сказал он коллегам. — Я, кажется, догадался, как тот сапожник это проделал и могу повторить. Приступим!
Он обошёл вокруг пленного мага, поднял с земли палку и начертил что-то на земле.
— Итак, можно считать очевидным, что… ну, примерно вот это…
Раздался кошмарный чавкающий звук, истошный крик, который ещё долго звенел в ушах баронессы. Она почувствовала, что её мутит и подкашиваются ноги. Нора не обладала чувствительностью Веймы, но у неё на глазах только что человека вывернули наизнанку… ночной воздух наполнился смрадом.
— Фабьен, вы возьмётесь отвезти это нашему другу Гатвину в Ютанию? — всё тем же спокойным тоном спросил Лонгин, делая какие-то странные заворачивающие жесты. Запах постепенно уменьшился. — Полагаю, он найдёт это любопытным. Ещё один… экземпляр для изучения.
— Как вы это сделали? — спросил Просперо. — Я долго изучал ваши записи с того случая, но так и не смог добиться повторения.
— Я пришлю вам записи по этому поводу, когда приведу их в порядок! — живо отозвался Лонгин. — Здесь есть несколько тонкостей, я понял их только благодаря нашим уважаемым коллегам.
Он поклонился в сторону волшебников из Чёрной башни, причём его поклон в равной мере относился как к живым, так и к мёртвому.
— Конечно, в чём-то они правы, — светски заявил Лонгин. — Не стоит отрываться от практики. Никто из нас не решался проделать столь опасные опыты над собой, на которые пошли наши коллеги… Мы определённо их недооценивали…
Богато разодетый Сотирих повернулся к сбившимся в кучу магам Чёрной башни.
— Я надеюсь, вас убедила наглядная демонстрация преимущества теории? — спросил он.
Липп почесал макушку.
— Ты ничего не замечаешь? — шепнул он Норе.
— Н-н-нет, — дрожащим голосом ответила она. Учитель открывался перед ней с новой, неизвестной стороны. — А т-т-ты что-то чувствуешь?
— Я имел в виду, что они говорят каждый на своём языке, а мы их понимаем, — ответил вампир. — А так… Ну, например, когда Лонгин выиграл, эти вот перестали двигаться, хотя живые.
— Убедила, — проворчал один из магов Чёрной башни.
Нора не поняла, что сделал Сотирих, но только скованные маги снова смогли двигаться.
Лонгин потёр руки и сделал приглашающий жест. Из воздуха прямо перед ними соткался большой шатёр. Вход в него был откинут и Нора увидела накрытые яствами столы.
— Прошу вас, — сказал Лонгин. — Я полагаю, незачем ждать, явятся ли белые волшебники. Мы все устали, поволновались и бокал вина будет нелишним.
На столах действительно стояли кувшины с вином, а среди них — блюда с тонко нарезанным мясом, с яблоками в меду и с какими-то неизвестными Норе лакомствами. Над столами летали голубоватые огоньки.
— Как вы всё это успели? — ахнула Нора. Лонгин поднял брови.
— У меня был целый день на подготовку, ученица. Проходите, проходите. Это не пир, здесь вам никто не предложит места за столом — ни высокого, ни низкого. Вы вольны сесть где угодно.
Нора, слегка робея, вошла под полог шатра. Её спутники последовали за ней. Липп напряжённо принюхивался, а приор что-то соображал, поглядывая то на огоньки, то на столы, то на волшебников. Маги из Физанта, Хларии, Рикании и Терны, не колеблясь, вошли в шатёр. Когда входил Просперо, идущий последним, Лонгин извиняющимся голосом произнёс:
— Надеюсь, вы проявили достаточную осторожность? Я… э-э-э… зачаровал этот шатёр так, чтобы он… хм… причинял вред моим врагам, пытающимся сюда проникнуть. Сами понимаете, это вынужденная мера и я уверен…
Один из магов Чёрной башни, который как раз собирался пройти, замешкался и второй его толкнул в спину, прошипев:
— Ты глупец, это же…
Договорить он не успел. Лонгин топнул ногой, маги Чёрной башни оттолкнули что-то невидимое и отпрыгнули назад, погнав что-то столь же невидимое перед собой.
Лицо Лонгина перекосила напряжённая улыбка. Он стоял посреди шатра, опустив руки, и даже не оглянулся, когда позади него лопнул на столе кувшин и вино залило стол. Его ожидания оправдались. Волшебники Чёрной башни замедлились… замерли… Он снова устало вздохнул.
— Я полагаю, дальнейшее можно не обсуждать? — повернулся он к своим товарищам из других стран.
Фабьен поморщился.
— Их тут пятеро… в Чёрной башне больше учителей, я полагаю, и нету.
— Давно пора их всех разогнать, — кровожадно возразил Одэлис из Рикании.
— А кто возьмёт на себя обучение будущих магов? — заспорил Просперо из Терны.
Они так посмотрели на Лонгина, что тот попятился и защитным движением вскинул руки.
— Нет-не-нет! — запротестовал волшебник. — Я могу наведаться туда, посмотреть, что и как… но постоянно там не поселюсь! У меня даже нет учеников, которых можно туда отправить.
— А это? — кивнул на Нору Сотирих.
— Она ещё не освоила даже азов, — поморщился маг. — Об остальных и говорить нечего.
— Во даёт! — прошептал Липп. — И ведь не соврал.
Фабьен громко, на показ вздохнул.
— Ну, молодой Жофруа, пожалуй, достаточно терпелив для такой работы… или Ферранд…
— Я мог бы отправить сюда Улиеса, — предложил Одэлис. — За последние семь лет он не написал ничего стоящего, но в наши письма вникает.
Просперо покачал головой.
— Я готов потратить некоторое время, — пробормотал он. — Но при условии, что вы поедете со мной. У нас останется время на то, чтобы заняться вашей последней идеей.
Лонгин только махнул рукой.
— Я не могу, — сказал Сотирих. — Я обещал поехать к Маелджи, помочь восстановить его огненных муравьёв. Но могу уговорить его принять несколько учеников после вашего обучения.
— Дело ваше, — ответил стремительно мрачнеющий Лонгин. — Липп!
Он, казалось, достал из воздуха одну за другой две тщательно закупоренные фляжки и кинул вампиру. Тот ловко поймал их.
— Примешь мой дар? — спросил Лонгин. — Это хорошее вино, я выпросил его в Латгавальде. Думал, приберечь для пира, но…
Вампир нахмурился, припоминая то, что он слышал о чёрных магах. Что-то ему подсказывало, что лишний раз у них лучше ничего не брать, даже если ты вампир.
— Чего ты хочешь? — так и ничего не придумал он.
— Эти, — кивнул волшебник на скованных магов Чёрной башни. — Мне нужны их знания.
— А марать ручки не хочешь, — неприятно улыбнулся вампир.
Волшебник развёл руками.
— Нет времени. Решай скорее. Ты представляешь, каких усилий стоит держать под контролем пятерых волшебников?
— Не представляю. Но всего две фляжки…
Лонгин засмеялся и отвернулся от вампира.
— Всё, что касается их планов, завтра, в письменном виде, — бросил он через плечо. — И, может быть, я подумаю о ещё одной фляжке.
У Липпа перекосилось лицо.
— Ты имеешь в виду — что они собирались с тобой сделать? — уточнил он. Голос вампира слегка дрожал от волнения.
Лонгин удивился.
— Да? Какая новая мысль. Я вообще-то имел в виду, что эти сапожники собирались делать с учениками. Но…
— Посмотри лучше, почему они напали, — предложил до того молчащий приор. Лонгин смерил его взглядом и благодарно кивнул.
— Что-то вроде этого, — согласился он.
Вампир спрятал фляжки за пазуху. Руки его тоже слегка дрожали.
— Три полных фляжки хорошего вина, — возбуждённо сказал он приору. — Вы представляете, что это?!
— Нет, сын мой, — покачал головой приор.
— Это… это… я потом объясню, — пообещал вампир и устремился к пленным магам.
— Хорошее вино — это заколдованное вино, отец, — пояснила Нора приору. — Виноград для него собирают с заговоренной лозы. Его используют на тайных колдовских обрядах. Мне говорили, что у вампира, который выпьет хорошего вина, возрастают силы. Редко кому удавалось выпить больше пары глотков за раз. А тут — три фляжки.
— Это очень щедро, — согласился приор.
— Мне нужен был результат, — раздражённо пояснил подошедший к ним Лонгин. Он утратил своё вальяжное спокойствие и властную уверенность в себе. Руки его дрожали от пережитого напряжения, одежда была смята и порвана, по лицу стекал пот. — Проклятье!
— Вы же победили, — робко сказала Нора.
— Победил?! — взвился волшебник. — Победил?! Да в гробу я видал такие победы! Проклятье, этот сапожник чуть не убил меня!
— Но вы же справились, — не удержалась баронесса.
— Справился?! Я справился только чудом! Вы думаете, я на кого эти ловушки ставил?! На этих сапожников?! Я ждал белых волшебников! Проклятье, я так надеялся наглядно доказать, что чёрная и белая магия представляют собой единый континуум… Мои ловушки настроены были на противоположность наших заклинаний. Конечно, я учитывал, что они не используют теорию ограничений… проклятье! Я думал, мне конец там придёт. А где я мог тренироваться?! Где, я вас спрашиваю?! Разве с такой женой потренируешься?! Проклятье, проклятье, проклятье! Теперь мне ещё возиться с этой проклятой дырой! Кто их сюда тянул?! Сидели бы у себя, мучили бы детишек, бездари!
Нора попятилась, вспоминая, как Вейма её предупреждала о вздорном характере учителя.
— Ты имеешь в виду Чёрную башню? — заинтересовался приор.
— Да! Эту трижды проклятую дыру на краю света! Какой дурак её вообще там построил?! Какой сапожник решил там людей учить?! Я уж не чаял оттуда убраться! А теперь, что, всё снова?!
— А чем она так плоха? — не отставал приор. Лонгин вздохнул, понимая, что слушатели его настроения не разделяют и даже не понимают, о чём идёт речь.
— Местом, — пояснил он немного спокойней. — Серая пустошь — нехорошее место. Там от Корбина тянутся болотистые места, а дальше на восток всё было сожжено и вытоптано во время смуты Ублюдка несколько поколений назад. Когда там поселились маги, они принялись колдовать… сами видите, на что похоже волшебство людей, которые упорно не хотят учитывать теорию ограничений… и ещё некоторые важнейшие теории. Впрочем, тогда их и не было. Это их немного извиняет. Словом, болота отодвинулись от озера и переместились ближе к башням. Ещё и меняют расположения топей и бочагов, причём совершенно непредсказуемо. Теперь там нельзя ни пройти, ни проехать. Представляете, что приходится жрать ученикам?! Нас кормили отбросами! И мне теперь придётся ехать…
— А как доставляют эти отбросы? — заинтересовался приор.
Лонгин отвлёкся от предстоящих ему страданий.
— Как-как… — проворчал он. — Там по краю дорога проходит… Ещё не до конца заброшенная. Ведьмы… тех учат в Бурой башне… строго говоря, это кухня и спальни над ней. Они выдумали какую-то мазь, которой натираются и летают под Пустошью. Я не понимаю, зачем они это сделали. Вне Пустоши летать невозможно, какой смысл учиться этому возле башни?! Где они собирались это использовать?! Ещё задолго до меня они заметили, что, если навести страх на лошадей и людей, то нетрудно растащить припасы с какой-нибудь несчастной телеги. Белые маги — нет, всё-таки какая жалость, что они не прибыли! — конечно, пытались этому помешать. Ханжи. Еду-то трескали. Чего не понимали, так того, что их белые молнии пугают ещё больше. К концу драки половина лошадей успевала утонуть в болотах. Хоть бы раз головой подумали. Понятно, после этого к нам ни купцов, ни крестьян даже на край Пустоши не заманить.
Он покачал головой.
— Белая магия в первую очередь разработана для противодействия чёрной магии, — совершенно спокойно пояснил он. — Вообще, волшебство лучше всего применяется именно против волшебства и его носителей. К материи волшебство приложить очень трудно. В лучшем случае получится изменить некоторые свойства.
— Но ты достал фляги из воздуха, — напомнил приор.
Лонгин мальчишески ухмыльнулся.
— Иллюзия, — сознался он. — Основы обучения. Сам понимаешь, это безопасней, чем сразу возиться с материей. Почти всё, что вы сегодня видели — это иллюзии. То, что происходило на самом деле, увидеть нельзя. Это…
Он резко отвернулся от своих собеседников и подошёл к Фабьену.
— Он всегда такой? — спросил приор ошарашенную Нору.
— Н-н-не настолько, — призналась баронесса.
К ним подошёл Просперо.
— Я вас не поприветствовал, брат Матео, — сказал он приору. Тот какое-то время вглядывался в волшебника, потом кивнул и поправил:
— Отец Сергиус. Я вас не сразу узнал из-за иллюзии.
— Отец? — удивился Просперо. — Давно я не интересовался, что в мире творится. Вас можно поздравить с рукоположением?
— Вы знакомы? — удивилась Нора.
— С кем я только не был знаком, — усмехнулся приор.
— Вас, наверное, поражает случившееся, — сказал Просперо. — Но это — результат долгой и тщательной подготовки. Не давайте обмануть себя порывистости моего друга. Он всегда просчитывает свои действия. Мы разработали определённую систему… недостаток теории, конечно, в том, что не получается быстро ответить на враждебные действия. Но сугубые практики вроде наших скоро покойных друзей… Они могут придумывать новые заклинания, но в их основе старые методы. А мы много поработали именно над тем, чтобы найти принципиально новые методы.
Речь Просперо чем-то очень напоминала речь Лонгина и Нора спросила:
— Он был вашим учеником?
— Нет, что вы! Но мы много работали вместе.
— И в чём состояла подготовка? — уточнил приор.
— Как — в чём?! Мы уточнили все слабые места во всех наших теориях, ограничениях, поправках, леммах и теоремах! Исчертили всё поле. Конечно, некоторые думали, что они не решатся напасть вот так открыто… Но и я, и Лонгин настаивали. Я его понимаю — кому охота ждать удара в спину? Ведь он живёт совсем недалеко от Серой пустоши! Мне кажется, ему не стоило писать белым магам, предлагая вместе разрабатывать обобщённую теорию. Они, конечно, проигнорировали, а их соседи…
— Соседи? — зацепился приор.
— На Серой пустоши рядом стоят Белая, Чёрная и Бурая башни, отец, — пояснила Нора. — Там учат белых и чёрных волшебников и в Бурой башне колдунов и ведьм.
— Колдуны — не то же самое, что и волшебники? — тут же спросил приор.
— Нет, отец, — нетерпеливо ответила Нора.
— Отец Сергиус говорит с тобой без заклинаний, которые помогают понимать чужие языки, — со смешком заметил подошедший к ним Липп. — В Рикании слова другие.
— О! — оживился Просперо. — Ты закончил? Тогда мне пора.
— Куда пора? — растерянно спросила Нора.
Липп положил руку ей на плечо и заставил отвернуться от входа.
— Ты же не думаешь, что они мило поулыбаются и отпустят своих врагов? — хмыкнул он. — Это чёрные волшебники. Я так подумал, тебе не понравится, что они там задумали.
— А что они задумали? — пересохло в горле у Норы. Она даже забыла возмутиться его наглости.
— Я так понял, они собрались обратить время вспять, чтобы получить тела разного возраста, а потом повторить тот фокус с выворачиванием, — беспечно ответил вампир. — Эй, Нора, ты же не Вейма! Не надо падать в обморок!
Врени сидела на ступенях ведущей в подвал лестницы и молча злилась. Ей не нравилось происходящее. С утра за ней послал старик Клеменс и велел быть наготове. Мол, её помощь понадобится, чтобы приводить пленников в себя после пыток. Цирюльница не имела ничего против работы, но она категорически возражала против того, чтобы с ней так обращались. Нора не платила ей ни медяка, её только пускали спать и кормили, она не обязана работать на этих людей, она не обязана оставаться тут, она…
Да куда она денется, если ей на совете баронов сказали, чтобы не вздумала даже уезжать. Не то чтобы за ней следили, конечно. Но и старший брат говорил, что задание её не закончено.
Врени казалось, что все вокруг сошли с ума и Марила с её проказами и карканьем из всех ещё самая здоровая. Вот давеча наткнулась на чёрного волшебника из Ранога. Она его немного знала в лицо, ну, а он её, конечно, не узнал. Когда Врени его увидела, он высокомерно требовал у слуги, чтобы тот позвал её милость в таблиний. И пошёл туда сам. Видать, не первый раз тут: в таких домах не было специальных комнат для чего-то. Большой зал — можно гостей принять, можно совет собрать, можно все углы какими-нибудь статуями устроить. Маленькая комната — можно спальню, таблиний этот, да хоть кладовку. Слуга поклонился и побежал. Конечно! Безумие вокруг просто пугало. Вампиры дружат с оборотнями, монахи дружат с палачами, чёрные маги приходят в гости… замечательно, просто замечательно! И приор этот… как его… посланец, глядите-ка, самого святейшего папы! Конечно, замечательно. Просто чудесно. Приор ими играет как хочет, а они все рты поразевали. Понимает он и прощает всех, видите ли. Купил всех, все ему в рот заглядывают, а что завтра будет, и не думают. Да где это видано, чтобы человек вот так вот, по доброте такие деньжищи на ветер кидал, разбрасывал, не считая?! Хоть один задумался, что однажды приор с них спросит?
По лестнице застучали шаги. Врени едва успела отскочить — мимо неё чуть ли не пролетел чёрный маг. Сунулся туда-сюда, рванул на себя дверь, из-за которой доносились стоны и неразборчивые вопли.
— Вот ты где! — закричал маг. — Мне с тобой поговорить надо! Сейчас! Немедленно!
Слегка удивлённый приор вышел к нему.
— Это важно? — с кроткой улыбкой спросил он. Врени, ставшую невольной свидетельницей этого разговора, аж как-то перекосило. Этот человек только что с палачом допрашивал своих врагов, а теперь, ишь, улыбается. И не стыдно ему лицемерить. Мучает братьев по вере, а с проклятым любезничает. Какой же он после этого монах?!
— Важно, — подтвердил маг. Врени показалось, что он сейчас затопает ногами.
Приор только кивнул и повёл волшебника в ту дальнюю кладовку, где недавно запирали одеревеневших вампиров. Дверь за ними закрылась.
Врени вернулась к своим мрачным мыслям, как вдруг подвал сотряс вопль:
— Нет! Нет! Я говорю — нет, нет и нет!.. Пять лет?! Ты спятил?! Нет!.. Да я и года не просижу в этой дыре!.. Да мне плевать!.. Да сожги ты хоть весь Тафелон!.. Нет, я сказал, нет! Ни за что!.. Деньги?! Деньги?! Ты решил меня купить?!.. Ты мне угрожаешь?!.. Я сказал, нет! И не проси! Нет! Ни за что!
Дверь кладовки распахнулась с треском… но ничего не произошло. Врени не слышала, что говорил приор, но вскоре они оба показались в конце коридора и волшебник совершенно спокойно объяснял монаху:
— Еда для всех трёх башен… вино, разумеется… для учеников можно и сидр… потом, одежда… ты бы видел, в каких лохмотьях нам приходилось щеголять!.. нет, простого полотна достаточно. Это надо доставлять постоянно… И, конечно, компенсацию пострадавшим… не думаю, что нравы учеников трёх башен так легко унять. Первое время потребуется немало денег на одни только извинения. Кроме того, конечно, книги… О книгах всегда забывают… Книги дороги… я составлю список всего необходимого… не удивлюсь, если башни уже разваливаются…
— Составь список, — кивнул приор. — Сейчас обратись к Братству Помощи, они возьмутся доставить и еду, и всё, что ты посчитаешь нужным.
Лонгин дружелюбно кивнул ему и как ни в чём ни бывало направился к лестнице, но вдруг остановился.
— Ах, да! — спохватился волшебник. — Совсем забыл. Почтенный Маелджи прислал…
Он порылся за пазухой и извлёк оттуда обрывок пергамента.
— Вот, возьми. Впиши вот сюда и сюда имя, рост и вес, хотя бы приблизительно… расположение звёзд… хм… ну, наверное, дату рождения кого-нибудь из твоих пленников, которых ты не боишься потерять. И прикрепи ему на лоб. Пусть кто-нибудь запишет, что произойдёт после… ах, да! Сначала его надо… ну, хотя бы поцарапать.
— А что это? — поинтересовался приор.
— А, это очень старое заклинание, его придумали задолго до того, как в святые земли пришли лельфы[36]. Оно должно усилить последнее из пережитых человеком ощущений… Его применяли, чтобы насладиться музыкой или распознать, нет ли в еде яда… Но оно же может усилить и боль… Я не очень уверен в расчётах… Если мы ошибаемся, может остановиться сердце… поэтому испытай его на том, о ком не будешь жалеть. Я бы остался и попробовал откорректировать… но мне попросту некогда… если мы не поторопимся, эти юные сапожники увеличат Серую пустошь вдвое своими стараниями.
Врени посторонилась, стараясь сделаться незаметной. С её ростом это было не так-то просто. От доброжелательной беседы мага и приора просто мутило. «Ненужные пленники»! Повернись судьба иначе — и она могла бы оказаться среди этих самых ненужных пленников и на ней могли бы испытывать заморские чёрные чары. Волшебник пришёл мимо неё, даже не замечая. Это было на него похоже, он так же вёл себя и в Раноге, и на встречах: не видел никого и ничего, если это не входило в круг его интересов.
А вот приор таким не был. Врени даже ощутила к нему что-то вроде признательности, когда монах, проводив волшебника, повернулся к ней и участливо спросил:
— Тебя что-то расстроило, дочь моя?
— Отстали бы вы от меня… отец, — грубо ответила она. — Вам мало, что под вашу дудку все пляшут? Теперь ещё и этот. Не знаю, чем вы его купили и для чего, но со мной такое не пройдёт.
— Я ничем его не покупал, — как будто даже удивился приор, — я никого не покупаю. Я предлагаю людям то, в чём они нуждаются, и прошу их помочь в ответ, только и всего.
— Мне ничего не надо, кроме свободы, — уныло сказала цирюльница.
— Свободы травить клопов, ночевать на грязной соломе вперемешку с крысами? — поддел её приор.
— Да! — огрызнулась Врени. — Не надо, монах. Не играй словами. Ты хитрый, я знаю. Ты кого угодно обманешь и я тебе ни на медяк не верю.
— Но я никого не обманывал, дочь моя.
— Не юли… те, отец. Я кое-что знаю ведь и о вас тоже. Зачем вы велели моим братьям избить бедолагу Полди? Он готов отдать за вас жизнь, а вы его предали. И вам ведь не стыдно смотреть ему в глаза.
— Отдать жизнь, — вздохнул приор. Он вдруг показался Врени страшно усталым… и старым. — Отдать жизнь… В юности мы думаем, что сделаем это, шагнув навстречу вражеской стреле… А в старости понимаем, что отдаём жизнь, посвящая каждое её мгновение выбранному делу.
— Если под стрелу успел выскочить другой дурак, — вставила Врени. Приор засмеялся.
— У меня есть немного времени. Пойдём, найдём брата Полди.
— Зачем? — подозрительно спросила цирюльница.
— Пойдём, дочь моя, — настаивал приор. — Ты ведь хотела… справедливости.
— Уже не хочу, — мрачно буркнула Врени, послушно следуя за приором.
Они нашли брата Полди во дворе. Он стоял позади небольшого садика, у самого обрыва, которым заканчивался двор, и смотрел вниз, на реку. Услышав шаги, обернулся с вежливой улыбкой, которая стала шире и искренней, когда он разглядел тех, кто к нему подошёл.
— Отец Наркис! Врени! — сказал он. — Смотрите… Разве не прекрасно то, что сотворено Создателем?
Врени равнодушно мазнула взглядом по утопающей в осеннем золоте долине.
— Все Его творения прекрасны, — согласился приор. — Я помню, ты и в монастыре уходил и вот так вот любовался дикими местами.
Полди ответил почти что детской улыбкой.
— Мир велик и прекрасен, отец. И горы, и реки, и люди…
Врени вытаращилась на него как на невиданное чудо.
Там, в подвалах оставшегося за их спинами дома, люди стонали от нестерпимой боли. Стоящий рядом с ним человек их допрашивал. Враг его побери, этого святошу недавно ещё хотели жестоко убить! Люди — прекрасны?! Она не ослышалась?!
— Врени так не считает, — кивнул на неё приор с улыбкой.
Цирюльница внутренне ощетинилась. Брат Полди тоже кивнул.
— Она много общалась с дурными сторонами мира и уже не может видеть хорошие, — пояснил монах своему приору.
— Я не могу?! — взвилась цирюльница. — Я не могу видеть?! Да ты спятил, монах! Ты слеп, а я не могу видеть?!
— Врени, пожалуйста, — терпеливо произнёс брат Полди. — Позволь себе увидеть…
— Замолчи! — рявкнула цирюльница. — С меня хватит твоих проповедей! Да чтоб ты знал — всё, во что ты веришь — это обман! Сплошное надувательство!
Полди удивлённо заморгал.
— Что стряслось? — обеспокоенно спросил он. — Тебя кто-то обидел?
Врени взвыла.
— Да ничего не стряслось, ты, недотёпа! Меня никто не обижал. Ты, ты, балбес, обманут! Вот этим своим «отцом» обманут! Да другой на твоём месте молился бы сиротой остаться с таким «папашей»!
— Отец Наркис, что-то случилось? — ещё больше заволновался брат Полди.
— Как же вы мне оба надоели, со своим лицемерием и глупостью! — выкрикнула Врени, но вдруг увидела, что в глазах монаха стоят слёзы. — Извини.
— Прости её, — наконец заговорил приор. — Она полна беспокойства и тревоги за тебя.
Цирюльница заскрежетала зубами.
— О чём Врени говорила, отец Наркис?
Приор вздохнул. Врени даже показалось, что он совершенно не лицемерит. Просто немолодой усталый человек, которому предстоит нелёгкий разговор. Она потрясла головой, чтобы наваждение пропало.
— Врени очень рассердилась, когда узнала, что разбойники, напавшие на тебя перед вашей встречей, сделал это по моему приказу, — спокойно пояснил приор.
Брат Полди застыл в крайнем изумлении. Его лицо дрогнуло…
— Зачем? — тихо спросил он.
— Мне пришлось поручить тебе дело, которое могло оказаться непосильной ношей, — проникновенно ответил приор. — Я боялся, что ты сломаешься, не выдержав тяжести того, что на тебя возложено. Это был жестокий, но вынужденный шаг. Если бы ты сломался в начале пути… Я мог бы ещё всё исправить. Но я не мог бы тогда рискнуть тобой так спокойно, как я сделал, зная, что ты не подведёшь, не предашь и не свернёшь с пути.
Врени заскрежетала зубами. Проклятый приор представлял своё предательство чуть ли не как честь для несчастного монаха!
— И если бы я… сломался? — уточнил Полди.
— Я приказал позаботиться о тебе, — ответил приор. — Я не собирался причинить тебе вред, но был только один способ убедиться, выдержишь ли ты все опасности и тяготы, которые тебе предстояли.
— Я понимаю, отец, — тихо сказал монах.
— И ты ему веришь?! — встряхнула его Врени. — Опомнись! В этой истории правда одно — он ради своих тайн и интриг приказал тебя изувечить! Сколько я намаялась, чтобы тебя вылечить! Ладно раны, тебя ж трясло днём и ночью, ты перепугался до беспамятства! Это, по-твоему, можно простить?!
Брат Полди вежливо высвободился. В его глазах мелькнуло что-то вроде улыбки.
— Если бы он этого не сделал, я бы не познакомился с тобой.
Врени аж задохнулась от злости.
— Понимаю, я был скорее обузой…
— Заткнись, — оборвала его цирюльница. — Нечего тут. Ты не был обузой. Не болтай глупостей, будь добр. Я тебе о том, что твой замечательный духовный отец приказал избить тебя ни за что ни про что.
— Я тебя понял, — терпеливо ответил монах.
— И всё?!
— Врени, пожалуйста. Ты же можешь понять. Отец Наркис может потребовать мою жизнь — и я буду счастлив отдать её.
— А в старости ты поймёшь, что отдавал её каждое мгновение, — издевательски процитировала приора Врени.
— Мне всё равно, лишь бы моя жизнь служила бы вере, — отозвался монах.
Врени махнула рукой и отвернулась, собираясь идти прочь. Её удержал приор.
— Что? — хмуро спросила цирюльница. — Тебе непременно надо, чтобы я сказала: «Ах, как же вы были правы, отец»?!
— Нет, дочь моя, — мягко ответил приор. — Я только хотел сказать тебе, что в этом нет ни лицемерия, ни обмана. Брат Полди отдаёт себя и свою жизнь по собственной воле, а не потому, что я его перехитрил. Я ни от кого не прошу больше, чем он может дать.
— Тогда, может, отпустите меня?! — предложила Врени. — Я устала. Я до смерти устала. Я не телохранитель. Я привыкла жить сама по себе. Я не хочу лечить запытанных вами людей, которые всё равно умрут.
— Но они пришли убить нас, — напомнил приор. — И тебя тоже.
— Мне плевать. Убейте их, я не против. Но лечить тех, кого завтра убьют, лечить кого пытают… Мне противно.
— Почему убьют? — удивился приор. — Если они раскаются, я первый буду просить оставить им жизни.
— И ты им поверишь?!
— Я готов рискнуть, если это поможет спасению человеческой души, — ответил приор.
Врени сплюнула.
— Добренький!
— Но я не держу тебя, дочь моя, — продолжал приор. Врени уставилась на него в немом изумлении. — Если хочешь, я поговорю с её милостью, кажется, это она запретила тебе покидать город?.. Я освобождаю тебя от исполнения задания. Ты справилась лучше, чем я мог надеяться. Что ещё?.. Тебе, кажется, не заплатили? Хорошо, я заплачу тебе столько, чтобы ты ни в чём не нуждалась…
— Ты меня не купишь! — вскипела Врени.
— Не хочешь, уходи без денег, — отступил приор и цирюльница окончательно смешалась. — Ты честно и верно служила, твоя смекалка спасла наши жизни. Я надеялся, что смогу попросить тебя о помощи ещё не раз, но, раз тебе это противно…
— Не играй словами!
— Умолкаю, — в защитном жесте поднял руки приор. — Одним словом, ты свободна.
Врени растерянно отступила.
— Но старик Клеменс… он ждёт меня…
— Я ему объясню.
— Он не справится один…
— Ничего, постарается.
— Но Марила…
— Я попрошу Вира поговорить с её братом.
— Но её милость…
— Я же сказал, с ней я тоже поговорю.
— А… — растерялась Врени.
— Ты свободна, — повторил приор.
Врени сделал ещё один шаг назад. Желанная свобода была так близко… но почему-то имела противный привкус. Как будто её столкнули с этого обрыва… как те крестьяне, которые хотели проверить, умеет ли она летать… а она не умеет. Цирюльница повернулась к брату Полди.
— Я буду вспоминать тебя, — серьёзно произнёс монах.
— Только не в молитвах, — попросила Врени, улыбаясь одними губами. На душе было паршиво. — Прощай!
— До встречи, — мягко поправил брат Полди.
Этого Врени вынести уже не могла. Она отвернулась и опрометью бросилась через двор.
Нора пребывала в смятении. Она долго спала и сны её были ужасны, а, когда проснулась, ей доложили, что «снова пришёл муж волшебницы» и он «просит уделить ему время». Баронесса прикинула, что может иметь в виду под этой вежливой формулой её наставник, наскоро оделась и побежала в таблиний. Встреча с волшебником была не самой приятной. Он проверил её знания в логике и остался не удовлетворён.
— Вы никогда не постигнете магии, ваша милость, если не будете отличать «все» и «некоторые»! Как вы собираетесь править Тафелоном, если не можете сделать простейший логический вывод?!
— Но я делала…
— Да?! Вы считаете, если некоторые мыши белые и некоторые белые существа ядовиты, то некоторые мыши могут быть ядовиты?! Вы ведь так сказали!
— Но… некоторые… может быть… так безопасней…
— Нет, нет и нет! Когда мы говорим «некоторые» в двух предложениях подряд, мы вообще не можем сделать никаких выводов, понятно?!
— Да, учитель…
— Это не потому, что я учитель, а потому что логика — логика этого не позволяет! Вы слышите, ваша милость?! Логика! Запомните, если вы не будете понимать законов логики, вас однажды так же вывернет наизнанку, как того сапожника!
Разнеся её знания в пух и прах и посулив проверить при следующей встрече, Лонгин умчался куда-то в глубины дома, оставив молодую баронессу приходить в себя. Ей предстояло принять решение — или бросить занятия магией или освоить эту проклятую логику. Ещё неизвестно, что хуже.
Размышляя обо всём этом, Нора шла по крылу, в котором располагались господские покои, как вдруг дверь в её собственные открылась, оттуда высунулась взлохмаченная голова её мужа. Клос что-то прокричал вслед торопящемуся слуге.
Прежде чем баронесса успела понять, что происходит, как Клос убрался в её комнаты и захлопнул дверь. Нора помедлила и вошла туда.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она, застав своего собственного мужа в своих покоях, причём успевшего раздеться до тонкой нательной сорочки.
— Хороший вопрос, — усмехнулся Клос. — Что я делаю в спальне своей жены?
— Днём, — ляпнула Нора и покраснела, чувствуя себя очень глупо.
Вообще-то в том, что Клос ночует в её комнате, была заслуга Веймы и её… странного чувства юмора. Мужу баронессы выделили третью хорошую кровать (первые две достались Норе и Вейме с Виром), но вот просторной комнаты не нашлось, и в покоях рыцаря Клоса, кроме кровати, едва помещался сундук с его одеждой. Доспехи и оружие разместили в общей оружейной на первом этаже. Клос, не привыкший к такому обращению, жаловаться не стал, селиться в доме отца посчитал унизительным, но целыми днями то пропадал неизвестно где, то слонялся без дела по дому, а сюда приходил только спать.
— Меня поймал за рукав Вир, — пояснил рыцарь и показал жене порванную рубашку. — Сказал, что не мешало бы потренироваться перед поединком с графом цур Дитлином. Я еле вырвался переодеться.
Клос коротко хохотнул.
— У Вира и силища! Я думал, он мне руку оторвёт!
— Он может, — согласилась Нора. Она вдруг подумала, что впервые оказалась наедине с собственным мужем. Вернее, впервые оказалась рядом с ним при свете дня. Обычно всегда вокруг толпились люди. Слуги, кнехты, Вейма… А сейчас они все были где-то далеко. Здесь оставались только они двое. Муж и жена. Это было… странно.
Дверь отворилась, вошёл слуга, который с поклоном принёс одежду своего господина — попроще, покрепче, чем то, в чём Клос расхаживал с утра.
— Пшёл вон! — рявкнул на него рыцарь, отбирая одежду.
Нора подняла брови. Прошлой ночью Липп говорил ей, что в Хларии знатные люди вовсе не одеваются сами — для каждой вещи есть свой слуга и все стоят, почтительно ожидая, чтобы подать, повязать, закрепить, зашнуровать именно свой предмет туалета. А господин или госпожа стоит как истукан и терпит всё, что с ним делают слуги. Липп тогда много болтал, пытаясь развлечь или рассмешить замученную страшными картинами магического боя баронессу. Но этот рассказ и правда её позабавил. А в Тафелоне бывало по-всякому, но уж шнуровку на себе никто из знати не затягивал.
— Не люблю, — пояснил Клос, раскладывая на их кровати принесённые штаны и рубашки. — Возятся, возятся… Теребят, как будто я кукла или что похуже. В походе, небось, не до того.
Нора покраснела ещё больше. Тонкая сорочка не скрывала статного тела её мужа, его крепких мускулов — баронесса прекрасно помнила, какой силой они дышат и как она себя чувствовала в его объятьях. А он её даже не стеснялся.
Внезапно её осенила новая мысль.
— Поединком с графом цур Дитлином?
— Ну да, — нетерпеливо ответил Клос, натягивая тёмно-синие шоссы[37]. — Я же вызвал этого старого дурака на совете.
Нора ещё какое-то время соображала, продолжая пожирать глазами собственного мужа. Потом подумала, что ему наверняка не впервой вот так одеваться перед женщиной и можно себе представить, что это были за женщины! Она отвернулась.
— Граф цур Дитлин — опытный воин, — колко произнесла баронесса.
— Ну да, — отозвался Клос, ныряя в ярко-красную рубашку. В Тафелон ещё не пришла из Хларии нелепая мода носить правую сторону одного цвета, а левую другого. — Это всем известно. В войне с нагбарцами он себя показал не хуже твоего батюшки, э?
Нора повернулась и посмотрела на мужа. Ему очень шёл наряд, и цвет и весь он был… он был…
— Он может тебя убить! — вырвалось у Норы.
Клос, который как раз застёгивал на талии новенький кожаный пояс, внимательно посмотрел на жену.
— Может, — согласился он, затягивая шнуровку за запястье. — Для этого я и нужен.
— Для чего?!
— Чтобы рисковать жизнью во имя прекрасной дамы, — легкомысленно рассмеялся Клос.
— Но ты же не любишь меня!
Руки рыцаря, возящиеся с пряжкой, остановились. Клос смерил Нору ещё более внимательным взглядом. Потом отвернулся, открыл дверь и что-то рявкнул в коридор.
— Когда нас обвенчали, о любви речи не было… жена моя, — бросил он баронессе всё тем же легкомысленным тоном.
Нора смутилась. Было страшно нелепо быть женой совершенно чужого человека, родить от него трёх сыновей и остаться с ним едва знакомой! Губы рыцаря тронула улыбка, значения которой баронесса не смогла разгадать. Он протянул руку и коснулся её плеча.
— Ты дашь мне рукав, чтобы я прикрепил его к доспехам перед поединком? — спросил он, усмехаясь.
Нора не успела ответить — дверь снова отворилась, пошёл слуга, который с поклоном подал резной гребень.
— Забери и приведи в порядок, — кивнул рыцарь на скомканную одежду, выхватывая у слуги гребень. — И пшёл вон отсюда.
Он принялся расчёсывать свои густые пшеничные волосы, а Нора всё думала, что за странная нелепость требует от неё отпустить его на поединок, чтобы его голова залилась кровью, чтобы потухли его глаза, чтобы сила ушла из его рук… Зачем?!
— Что случилось? — смягчился Клос, перехватив полный ужаса взгляд своей жены.
— Я боюсь, — честно призналась Нора.
Клос отложил гребень, шагнул к ней и привлёк к себе. Нора упёрлась руками в его грудь, но вырваться нечего было и думать… она и не думала. Скольких женщин он успокаивал таким образом?!
— Я молодой, а он старый, — сказал рыцарь. — Ты будешь гордиться своим мужем.
Он наклонился и поцеловал её в губы. Последний раз он целовал её, когда их обвенчали, тогда он был ещё почти ребёнком, ростом вровень с ней, а она — совсем юной девушкой, для которой брак означал только то, что отец больше не сможет распоряжаться её рукой и ложем. Теперь Клос был мужчиной.
Дверь снова распахнулась, но вошёл не слуга Клоса, а один из сеторских слуг дома Фирмина.
— Господин Вир велел звать господина Клоса немедленно! — выпалил слуга.
— Скажи, сейчас приду, — огрызнулся рыцарь. — Пшёл вон!
Конечно, Врени не сразу ушла из города. Такую удачу следовало отметить… а, может, попросту напиться. Жизнь ещё никогда не казалась цирюльнице такой сложной и противной штукой, как сегодня. Против обыкновения она не пошла ни в тот кабак, где собирались прозревшие, ни туда, куда заглядывали, бывало, освобождённые. Ей надо было побыть одной, не рискуя наткнуться ни на кого из знакомых. Тем более, что в кабаке прозревших её могли поджидать недобитые друзья тех, кто напал на дом Фирмина, а в кабаке освобождённых она рисковала встретиться со своим старшим братом. Когда-нибудь ей придётся с ним объясняться, но… не сегодня. Не сейчас, когда всё и без него запуталось.
Она приканчивала уже третью кружку дурного, невесть чем разбавленного сидра, когда кто-то тяжело опустил руку ей на плечо. Врени раздражённо подняла взгляд. Ну, конечно! Те самые цирюльники, которые уже пытались выбить с неё штраф за бритьё нагбарцев.
— Теперь убегать не будешь? — спросил седой цирюльник, похлопывая по ладони дубинкой.
— Эй! — заволновалась кабатчица с красным, пропитым лицом. — А ну, убирайтесь отсюда! Не то стражу позову!
Седой цирюльник кивнул Врени на дверь.
— Пойдём, поговорим, — предложил он.
— Вот ещё, — отозвалась Врени, вытягивая ноги. — Друг с другом поболтаете. А мне недосуг.
Она огляделась по сторонам. Угу. Один перекрывает дверь, ещё один — дорогу в кухню, чтобы не могла сбежать через второй ход. Остальные разошлись по кабаку. Хозяйка подскочила к столу Врени и поспешила утащить и кружку, и кувшин, из которого Врени её пополняла.
— Да вытащить её на улицу — и дело с концом! — предложил один из цирюльников, молодой парень с кривым носом.
Надо было что-то предпринять, пока ей не намяли бока, настроены ребята ой как серьёзно. И в то же время сердце Врени пело от счастья. В кои-то веки — равные! В кои-то веки никаких вампиров, оборотней, монахов и убийц! Всё просто. За это даже не жаль поплатиться сломанными костями. Впрочем, там видно будет, кто и как пострадает…
— Знали бы вы, по чьему приказу я нагбарцев брила, заткнулись бы да помалкивали, — лениво произнесла Врени.
— Ври больше, — фыркнул седой цирюльник.
— Ой-ой-ой, больно надо! — беспечно пропела женщина. Дело было плохо. Посетители кабака отсели подальше, чтобы не попасть под горячую руку, но ни звать стражу, ни помогать не собирались. Кабак тесноват, особо не поразмахиваешься. Туда-сюда — и её выволокут наружу. — Да я с такими людьми работала, что вы бы враз обделались, если б я только намекнула.
— Да тащи её отсюда, врежем ей по губам, чтобы не нарывалась! — перебил кривоносый цирюльник.
— Тащи-тащи, — поддакнула Врени. — Посмотрим, где ты завтра окажешься. Ты хоть раз видел, как палач жилы тянет?
— Мы тебя и без палача найдём, чем потешить, — посулил кривоносый и схватил её за плечо, пытаясь сдёрнуть со скамьи. Нашёл дуру! Будто её любой дурак может с места сдвинуть.
Врени сбросила его руку и поманила седого.
— Уйми парня, — предложила она, — поговорим.
Седой махнул рукой товарищу и подошёл поближе. Врени прикинула свои шансы. Нет. Лучше наверняка.
— Да сядь ты рядом! — раздражённо предложила она, хлопнув рукой по скамье. — Сам подумай: куда я денусь?
Седой нахмурился, но сел. На другой край скамьи. Нет, так не годится.
— Говори, чего задумала? — приказал седой.
— Я-то ничего не задумала, — отозвалась Врени, а дальше продолжила зычным шёпотом. — Думаешь, я просто так о палаче сболтнула? Тут кое-кому, крупным шишкам, чтоб ты знал, цирюльник нужен, подштопать после разговора кого скажут. Абы кого на такое дело не позовут…
— Кому это может понадобиться? — настороженно спросил седой. — Слышишь, ты, у нас в Сеторе такие шутки не проходят!
— А кому надо, про того по кабакам негоже болтать, — понизила голос Врени и, будто в порыве откровенности, подсела поближе. — Слышь, всё честь по чести, никакого обмана! Денежки в карман положишь!
Она поманила седого и тот придвинулся к ней. Не то чтобы он поверил или собирался и впрямь «подработать». Дурак он, что ли, на не пойми кого работать, ещё и с палачом? Но сдать преступников страже — дело хорошее. Глядишь, болтливая баба всё расскажет сама. Женщина затаила дыхание. Она подманивала седого так терпеливо, как лиса из сказки.
— Так ты слушай, — жарко выдохнула ему в ухо Врени и обняла за плечи, — тут такое дело…
— Какое?! — поторопил седой. Шея у него уже была дряблая, морщинистая, брить такую — одно мучение.
— А такое, мил человек, — в полный голос пропела Врени, — что ты отзовёшь своих дружков и сам рыпаться не будешь.
— Да ты!.. — попытался рвануться из её хватки седой, но женщина держала крепко.
— Тихо, тихо, дружочек, — посоветовала она, — ты же не хочешь, чтобы у меня рука дрогнула?
У горла седого цирюльника она держала остро заточенную бритву.
— Эй, позовите стражу! — прохрипел седой.
— Зовите-зовите, — согласилась Врени, — будете объяснять, зачем вам шестерым для разговора с беззащитной женщиной дубинки понадобились.
В толпе посетителей кто-то захохотал, зааплодировал. Пора убираться. До седого дело есть только его товарищам, остальные с удовольствием посмотрят сначала как она ему вскрывает горло, а потом как дрыгает ногами на виселице.
— Вставай, дружок, — предложила она, — прогуляемся.
Шаг. Другой. Цирюльники настороженно расступились — все, кроме того, который стоял у входа. Ох. Когда входила, казалось, трактир крошечный, а теперь он словно растянулся. К тому же её покачивает. Ох. Если рука дрогнет, ей конец. Седой, может, и выживет, а вот ей тогда точно крышка.
Вот и дверь.
— Ну, так что же, дружочек? — ласково спросила она свою жертву и провела по шее седого бритвой. Он икнул. Не обмочился бы… — Ты не дёргайся, у меня рука лёгкая… Даже не почувствуешь… Да шучу я, шучу! Скажи своим, пущай от двери отшагнут. Вот так. Молодцы. Хорошие мальчики!
Она отвела от горла седого бритву и толкнула его на подошедшего почти вплотную кривоносого. А теперь — дёру!
Город Сетор она знала не сказать чтобы хорошо, изучила немного, но надо было постараться, чтобы оторваться от местных жителей. Кто-то кричал, кто-то улюлюкал, уличные мальчишки кидали в след камни и комья грязи. Стража пока не вмешивалась. Долго ли это продлится? Врени старалась держаться людных мест. Соблазнительно было нырнуть в какой-нибудь переулок, где никто не увидит, куда она делась, но там всегда можно попасть в тупик, из которого ей уже не выбраться. Лазить по стенам она не умела, не верхняя.
Оторваться бы. Сменить бы одежду и пройти как ни в чём ни бывало… Но оторваться нечего было и думать.
Погоня всё же выгнала её с людных мест в переулок. Тупика в нём, вроде, не было… только бы её на выходе никто не ждал, они же местные, они могли зайти с двух сторон и что тогда она будет делать?
Когда топот за спиной был уже близко, в одном из домов отворилась дверь.
Ловушка…
Смутно знакомый женский голос крикнул:
— Сюда!
Врени больше не колебалась. Она запрыгнула в дверь, та захлопнулась — вовремя, снаружи раздались разочарованные крики и стук кулаков о дерево.
Цирюльница сделала шаг, другой… и покатилась кубарем с лестницы — вниз, в подвал, в темноту. Сверху раздался женский смех.
— Не пугай гостью, — произнёс мужской голос. Раздался стук огнива о кресало и подвал осветился тусклым светом масляной лампы.
— Хрольф, — наконец, сообразила Врени, поднимаясь на ноги. Тело болело, но голову удалось сберечь. Просто чудо, что она себе ничего не переломала. — Илса? Что вам нужно?
— Нам? — удивился оборотень. — Да ничего не нужно. Марила о тебе спрашивала, ей сказали, что ты ушла. Она тогда вспомнила, что у тебя неприятности со здешними цирюльниками. Она подумала, тебе нужна будет помощь.
Врени слегка смутилась.
— Она беспокоилась, — сказала-прорычала Илса, как всегда, не подходя ближе к человеку.
— Вир свёл меня с вашим новым святошей, — пояснил Хрольф. — Поговорили о новых заказах.
Цирюльница с трудом удержалась от смешка. Кто о чём, а Хрольф о новых заказах.
— Интересный… человек… и тоже о тебе беспокоился.
— Врёшь! — вырвалось у Врени. Она чувствовала себя так, как будто её ударили напоследок. Беспокоится, как же! Как бы рыбка с крючка не сорвалась он беспокоится. Хрольф пожал плечами.
— Сказал, нехорошо будет, если тебя изобьют.
— Вы, что, следили за мной?!
— Больно надо, — отмахнулся оборотень. Поманил пальцем цирюльницу, вручил ей лампу. — Там, на той стороне — лестница. Поднимешься, пойдёшь направо. Выйдешь в дом на окраине, двери мы открытыми оставили. Ну, а на воротах тебя никто ждать не додумается.
Илса что-то рыкнула.
— А, забыл совсем! Марила тебе передаёт.
Врени послушно взяла подарок. Это оказалась нашлемная фигурка в виде ворона, одна из тех, которые отковыряла сумасшедшая незадолго до встречи с баронессой Фирмина.
— Скажи ей, спасибо, — буркнула она.
— Тебе спасибо, — лениво отозвался оборотень. — И, Большеногая…
— А?
— Самострел не хочешь купить?
— Да чтоб тебя! — выругалась цирюльница. Оборотни смеялись ей вслед своим отрывистым лающим смехом. Лучше бы её избили люди, чем опять вот так вот…
Приор был как будто двужильный. Он целый день пропадал в подвале, но неизменно поднимался, когда кто-то приходил к нему или к баронессе. Как чуял. Только ближе к вечеру он выбрался из подвала сам по себе и направился к Норе. Баронессу он нашёл на галерее третьего этажа — она стояла и смотрела на то, как Вир вовсю тренирует её мужа. Она даже не замечала, что заламывает руки, испуганно следя за сражающимися мужчинами.
— Не волнуйся, дочь моя, — сказал ей приор, подходя ближе. — Кто подготовит твоего мужа к поединку лучше, чем оборотень?
— У оборотней раны заживают мгновенно, — не повернула к нему головы Нора. — Вир даже не замечает, если его кто-то ранит!
— Уверяю тебя, оборотни всё чувствуют так же, как и люди.
— Откуда вам знать?!
— Знаю, дочь моя. Но я, собственно, не об этом хотел поговорить.
— А… о чём?
— Я отправил Липпа в лагерь нагбарцев… будь добра, пошли кого полагается, к вашим баронам, соберите совет завтра в полдень.
— Завтра в полдень?! Так быстро?! Да… да… никто же так не делает!
— А ты сделай, — хладнокровно предложил приор. — Сошлись на нагбарцев, им и не такое с рук сойдёт.
— А что нагбарцы?!
— Я разговорил наших ночных гостей, — скупо улыбнулся приор. — Благородный Грайогэйр, несомненно, захочет послушать их признания.
— И что они говорят?!
— Что они говорят… — задумчиво потянул приор и надолго замолчал.
— Отец Сергиус! — не выдержала Нора.
— А? Прости, дочь моя. Они говорят о многом… Например, о том, что действительно планировали убийство Сайолтакка, но человек, который должен был это сделать на турнире, исчез задолго до турнира и не появился после. Убийство прошло не так, как они планировали… они ничего не понимают… Но это не слишком важно… когда супруга вашего учителя найдёт убийцу, мы узнаем, зачем он это сделал. Сейчас важнее то, что и время, и жертва, и многое другое было выбрано братьями-заступниками. А сейчас опасность угрожает другому человеку. Боюсь, дочь моя, я должен покинуть ваш дом… надеюсь, только на время. Я уеду завтра сразу после совета. Прошу, немедленно пошли людей к членам совета.
Он повернулся, чтобы идти. Нора покосилась на двор, где тренировался её муж. Бойцы опустили мечи и Вир что-то втолковывал Клосу.
— Отец Сергиус! — позвала она. — А кому грозит опасность?
Приор обернулся, смерил её оценивающим взглядом.
— Святейшему папе, — отозвался он. — Он сейчас в Нагбарии.
На совет бароны собирались неохотно. Кто был готов на всё, чтобы предотвратить войну с нагбарцами, кого привело любопытство, кому было всё равно, ну, а кто-то побоялся отстать от остальных. Но спешность созыва никого не обрадовала. Нора встречала их парадно, по правую руку от неё сидел муж, по левую — советница, а за спиной советницы стоял шателен Ордулы. Вейму пришлось долго уговаривать, улещивать и в конце концов приказать, поэтому она едва ли не дулась и всё время морщила нос. Приор на сей раз пришёл вместе с нагбарцами, с которыми заявился и Липп под именем рыцаря Вивьена.
Едва все расселись, как вперёд выступил «славный Грайогэйр».
— Барон Тафелон! — резко прокаркал он. — Наша узнать — ваша не убивать наш великий тан! Мы узнать, кто хотеть его убить! Наша больше не сердиться на вашу! Наша уходить в Нагбария, хоронить Сайолтакк! Наша выступить на рассвет!
Члены совета зашумели. Такая смена взглядов…
Нора поднялась со своего места.
— Благородный Грайогэйр, мы надеемся, что ты передашь своему королю нашу скорбь по поводу смерти великого тана…
Нагбарец прервал её.
— Король не жалеть Сайолтакк! Сайолтакк быть… Сайолтакк много ссориться со всех. Но Сайолтакк — родич король. Наша честь! Мы думать, вы нарушить наш честь. Вы не нарушить. Наша не заложник. Наша спутник Сайолтакк. Сайолтакк мёртвый. Мы уходить Нагбария. Мы сказать королю, ваша не убивать Сайолтакк. Король не сердиться на вашу. Мы написать… написать… написать для вашей, что наша верит вашей. Вы дать нам письмо для король. Король понимать.
— Хорошо, — согласилась Нора. — Мы дадим вам припасы для вас и фураж для ваших коней.
— И подковать! — обрадовался неожиданной щедрости нагбарец. — И новый упряжь! И новый сапог! И новый одежда! Наша износился! У нашей нет ничего! Наша бедный! Ваша не плати нашей содержание, это плохо.
— Мы дадим вам всё, что вам понадобится в дороге, — согласилась Нора.
— И поскорей! Наша выступать на рассвет!
Он развернулся и покинул зал, за ним же вышли его спутники. Дверь со стуком захлопнулась. Взгляды собравшихся обратились к Норе.
— По какому праву ты говоришь от лица всех, девчонка?! — высказался граф цур Дитлин.
Нора выпрямилась во весь рост. Это выглядело не слишком внушительно, ведь баронесса унаследовала внешность своей матери, хрупкой темноволосой женщины не слишком знатного происхождения. Тогда рядом с ней поднялся Клос. Прежде, чем Нора успела хоть что-то сказать, он прошёл через весь зал и швырнул перчатку в лицо графу.
— Граф! Вы снова оскорбили мою жену! Извинитесь перед ней — или бейтесь со мной.
Граф встал, подобрал перчатку и скомкал её в руке.
— Торопишься навстречу смерти, сопляк? — спросил он. — Я встречусь с тобой завтра в это же время на ристалище.
Он вышел, сжимая перчатку в руке.
Бароны, ворча, расходились по домам, временами поглядывая через плечо на Нору и Клоса. Некоторые из них при этом азартно размахивали руками и не иначе как делали ставки на завтрашний поединок.
К графу цур Дитлину подошли граф цур Лабаниан, бароны цур Ерсин и цур Абеларин. Все четверо оживлённо о чём-то заговорили. Слышалось «сговорилась», «обманывает», «откуда деньги». Клос покосился на жену. Нора покачала головой.
— Вторую перчатку унёс, — горестно произнёс рыцарь, когда зал опустел. — Не напастись на этих баронов.
Вир расхохотался.
— Пойдём, — кивнул он на дверь, — поговорим о завтрашнем бое.
Нора только дёрнулась им вслед.
— Не надо, — удержала её Вейма, понимающе улыбаясь своей госпоже. — Вам всё равно следует заняться делами.
— Какими делами? — нахмурилась Нора.
— Пошлём в Братство Помощи, — деловито предложила вампирша, — пусть отправят своего человека к нагбарцам, чтобы составил список всего необходимого им в дорогу и представил нам. Если всё разумно, то они должны до утра предоставить всё необходимое… Вы думаете, отец Сергиус оплатит и это или хотите, чтобы Братство Помощи взыскало снаряжение нагбарцев с совета?
Нора поморщилась. Принимать решение за всех было чревато.
— У Фирмина нет лишних денег, — напомнила Вейма.
В зал заглянул приор.
— Вы не представляете, как я вам благодарен за помощь, — сказал он. — Простите, я услышал ваш разговор. Я отнесу ваше письмо в Братство Помощи. Оно всё оплатит.
Нора нерешительно переступила с ноги на ногу.
— А…
— Я знаю, у вас большие планы и мало свободных денег, — мягко заметил приор. — Я помню наш разговор. Обращайтесь в Братство Помощи без опаски, вам дадут всё, что вы пожелаете… в разумных пределах, но я не сомневаюсь в том, что вы не запросите лишнего. Я оставил Братству все распоряжения. Вам очень повезло, что именно сейчас нагбарцы отправляются домой. Братство Помощи легко соберёт всё нужное для вашего отряда снаряжение, а со стороны будет казаться, что они готовят нагбарцев в дорогу.
— Я скажу Виру, — кивнула Вейма. — Но мы ещё не говорили с Клосом.
— Не торопитесь, — посоветовал приор. — Каждый человек должен сам решать свою судьбу.
Вейма фыркнула. Это говорит человек, привыкший решать за всех, кому повезло — или не повезло — оказаться рядом.
— Молись, дочь моя, — посоветовал приор. — Я тоже буду молиться, чтобы он даровал твоему мужу победу.
— Вы завтра уезжаете, — сказала вампирша, стараясь не смотреть на него. Он слишком недавно пытал людей, чтобы с ним можно было спокойно находиться рядом. Странно, почему-то от Виля ничем таким не несло. Может, потому, что он и не притворялся… добреньким. Или это действовали наложенные на него — сначала при посвящении, а после Магдой — заклинания.
— На рассвете, вместе с нагбарцами. Я возьму с собой Липпа, он может быть полезен.
— А брата Полди? — нахмурилась Нора.
— Я попрошу тебя пока приютить его у себя, дочь моя, — отозвался приор.
Нора нахмурилась, но отец Сергиус этого, казалось, не заметил.
— Я бы хотел попросить тебя об услуге, — обратился он к Вейме.
— Да? — теперь уже нахмурилась Вейма.
— Когда мои дела прояснятся, я напишу тебе письмо. Ты не могла бы отвезти его в Раног? Я приеду туда же и мы решим все дела с твоим университетом.
— Я так понимаю, трёх книг от него нам не видать, — засмеялась вампирша.
— Посмотрим, дочь моя, посмотрим. Кто знает?..
Он повернулся к Норе.
— Я бы хотел предложить тебе ещё кое-что, что послужит на пользу и тебе, и Тафелону, и многим людям, но время ещё не подошло. Если Заступник будет со мной, я вернусь и мы поговорим обо всём.
Он стремительно вышел из зала.
Нора повернулась к Вейме.
— Я боюсь, — сказала она.
Вейма тяжело вздохнула и утешающе пожала ей руку.
— Что мы можем поделать? — спросила она грустно. — Или вы рискуете — или забываете о власти.
— Но я рискую не собой!
— Ваша милость, Клос только счастлив будет.
— А если он умрёт?!
— Он умрёт счастливым, — мрачно пошутила Вейма. Нора придушенно всхлипнула. — Не переживайте. Он молодой, сильный, смелый… Он справится.
Нора отвернулась. Вейма поморщилась. Страх госпожи был таким сильным, что мешал дышать.
— Если я вам не нужна, я найду Вира, — сказала вампирша. — Мы должны послать к маршалам-распорядителям турнира, чтобы они согласились присутствовать при поединке.
— Погоди! — ухватила её за руку Нора. — Ты… Ты ведь разбираешься в логике?
— В логике, ваша милость?
— Да! Вот объясни мне, почему, если некоторые мыши белые и некоторые белые существа ядовитые, то нельзя бояться белых мышей?!
Губы вампирши дрогнули в улыбке.
— Я пойду к Виру, — сказала она, аккуратно отцепляя руку своей госпожи, — а потом мы с вами в таблинии всё обсудим.
До самого вечера баронесса, как зачарованная следила, как под ловкой рукой её советчицы на пергаменте появляются забавные округлые мыши и странно-угловатые змеи. Чёрные и белые. Они то переплетались, то расходились в разные углы пергамента.
— Некоторые, ваша милость, некоторые, — повторяла вампирша. — Смотрите: вот все мыши. А вот некоторые.
Наутро весь Сетор собрался на трибунах ристалища. И бароны, и рыцари, и простые горожане, все только и говорили о предстоящем бое. Благородные господа редко бились на боевом оружии вот так вот, при всех, на ристалище, да ещё и на тяжёлых полуторных мечах[38], минуя конную схватку.
К тому же граф цур Дитлин был боец опытный, известный всему Тафелону… правда, он дюжину лет, если не дольше, не участвовал в турнирах. А вот Клос — Клос непонятен. О нём известно многое и всё не в его пользу. Молодой, один из младших сыновей своего отца, муж баронессы, ничем не прославился, кроме безделья да пирушек.
Нора, бледная как смерть, в платье родовых цветов, сидела на своей трибуне. Рядом с ней сидела такая же бледная Вейма — она готовилась к неминуемо-мучительному запаху крови. Вир держался спокойно. Он рассказал молодому Клосу всё, что знал полезного и про турниры, и про манеру биться графа цур Дитлина, и теперь был готов увидеть, что смог усвоить ученик.
Запели трубы.
Герольд огласил имена противников, их титулы и заслуги. По ристалищу прошёл шумок. На фоне графа цур Дитлина Клос выглядел жалко.
Бойцы вышли на ристалище. Они отличались не меньше, чем их заслуги. Граф цур Дитлин был в видавших виды доспехах со старым, отцовским ещё, горским мечом с витой гардой. Такие называли дикими мечами. А Клос вышел в новеньких, с иголочки латах и меч у него был откован по риканской моде, с хитрой чашей, прикрывающей руку, такие в Тафелоне ещё мало где встречались. Говорили, маршалы долго спорили, допускать ли бой на разных мечах, но в конце концов признали их равными друг другу.
Трубы снова запели. Герольд взмахнул флагом.
Бой начался.
Клос с жаром бросился на графа, новенький меч так и сверкал в его руках. Граф цур Дитлин защищался спокойно и хладнокровно, не позволяя вражескому клинку серьёзно себя задеть. Бывалые зрители уже ждали скорой развязки: ведь не двужильный же Клос! Да, он моложе, но долго не выдержит и скоро выдохнется. Некоторым даже казалось, что он начал двигаться медленнее, но нет, он не уставал. Граф цур Дитлин держался с прежней спокойной уверенностью, отражая все удары Клоса.
— Почему он не атакует? — не выдержала Вейма.
— Ждёт, пока Клос устанет, — пояснил Вир.
— Но…
— Т-ш-ш! Смотри сама.
И вот граф прекратил защищаться и нанёс быстрый и, казалось, неуловимый удар, держа отцовский меч правой рукой и направляя левой. Ещё мгновение — и Клос остался бы без ноги. Нора ахнула и прижала руки к щекам. Но Клос каким-то чудом оказался быстрее и заблокировал удар.
Внезапно бойцы разошлись. Теперь оба держали мечи двумя руками, подобрались и скользили по ристалищу, внимательно глядя на противника.
Зрители на трибунах затаили дыхание. Все ждали, что теперь сделают противники.
Они атаковали одновременно, блоки, атаки, удары в доспехи…
Зрители дрожали от возбуждения. Но даже самые неискушенные уже понимали, оба воина устали. Бой шел до победы одного из бойцов, никто не считал попаданий в доспехи, но все видели и вмятины на пластинах прикрывающих торс, и помятые забрала шлемов.
Все зрители хором ахнули, когда меч графа нашел брешь в защите правой руки Клоса. Молодой рыцарь отшагнул, теперь он сжимал меч левой рукой, правая безвольно повисла вдоль тела. Граф не торопился. Теперь он был похож на кота, который вот-вот прыгнет на замученную долгой игрой мышь. Добыча никуда не денется, а завершить бой надо красиво. Он будто помолодел, легко и упруго атаковал Клоса. Прыжок, широкий взмах меча… Казалось, сейчас Клоса не станет…
Но молодой рыцарь упал на колени, одновременно вскидывая левую руку с зажатым в ней мечем. Специально он это сделал или ему повезло, но острие меча попало точно в щель забрала графа.
Зрители хором ахнули. Такой развязки не ожидал никто.
Клос поднялся на ноги, с видимым трудом высвободил свой меч из тела противника и победно поднял этот меч над головой. Левой рукой.
Нора визжала и хлопала в ладоши.
К графу цур Дитлину подбежал цирюльник, нанятый на время поединка. Снял с него шлем, ослабил ремешки доспеха.
— Мёртв, — объявил он во всеуслышание.
Клос опустил меч и как бы ненароком опёрся на него. На губах юноши играла гордая улыбка. К нему подошёл слуга, принялся снимать доспех. Цирюльник перешёл к молодому рыцарю. Разрезал одежду вокруг раны и принялся накладывать повязку. Нора выбежала на поле и хотела броситься мужу на шею, но цирюльник мешал ей подойти. Клос улыбнулся жене.
— Я же говорил, ты будешь мной гордиться, — улыбнулся он.
В это время на поле вышел мужчина в чёрной рыцарской рубашке, подпоясанной жёлтым поясом. Наклонился к убитому графу, выпрямился, презрительно посмотрел на Клоса.
— Сопляк, — выплюнул мужчина. — Трус!
— Я рыцарь Клос, сын графа цур Вилтина, — холодно ответил муж баронессы, отстраняя и жену, и хлопотавшего над ним цирюльника. — А кто ты, я не знаю.
— Я рыцарь Адалрик, сын графа цур Дитлина, предательски убитого тобой. Гордишься собой? Справился со стариком и считаешь себя мужчиной? Ты и сейчас прячешься за юбку своей жены, трус!
Кровь бросилась в до того бледное лицо Клоса. Он здоровой рукой стянул перчатку с правой и швырнул её в лицо сыну цур Дитлина.
— Я готов хоть сейчас доказать, что ты лжёшь! — прорычал Клос.
Адалрик пнул перчатку ногой.
— Мне недосуг учить тебя манерам, щенок, — отозвался он и отвернулся. Вышел на середину ристалища и объявил:
— Бароны! Я должен ехать в земли своих предков, чтобы достойно придать отца земле. Когда я вернусь, я буду просить вас утвердить меня в праве носить отцовский титул.
Он поклонился всем баронам, отвернулся и от них, махнул рукой вышедшим за ним на ристалище слугам и пошёл восвояси. Слуги подхватили тело графа и побежали за ним.
Рану Клоса црюльник счёл неопасной, но Нора настояла на том, чтобы её дома промыли, перевязали заново и позвали медика, закончившего раногский университет и поселившегося в Сеторе. Медик вошёл в супружескую спальню, где, кроме раненого и его жены, ждал ещё Вир и слуги, готовые выполнить любой приказ мужа своей госпожи.
Клос, раздетый до сорочки, возложенный на супружеское ложе и укрытый узорчатым покрывалом, только посмеивался над хлопотами жены. Но Вир-то видел, что лицо юноши побледнело, а зубы то и дело сжимались от боли.
Медик пришёл достаточно быстро, высокий сухой одетый в чёрное старик.
— Я доктор медицины Готлиб, — скупо поклонился он и кивнул куда-то себе за спину. — Много лет я преподавал с кафедры, пока не оставил её, чтобы приехать сюда. Со мной цирюльник Лаус, который иногда помогает мне оказывать помощь страждущим.
Он внимательно осмотрел комнату и покачал головой.
— Кровать воина должна стоять изголовьем на юг, это хорошо для его духа, но раненый должен лежать головой на север.
Клос вытаращил глаза и даже забыл о боли. Старик шагнул к нему, взял за здоровую руку, ненадолго сжал запястье.
— Сердце его бьётся ровно, — продолжил медик. — Это не может не радовать.
Он махнул рукой цирюльнику, тот вышел вперёд, поставил перед медиком табурет, водрузил на него таз. Готлиб вытянул руки над тазом и цирюльник полил их водой из вытащенной из-за пазухи фляги. Потом подал тонкий надушенный платок, которым медик промокнул руки и бросил обратно Лаусу.
Нора заморгала.
— Несомненно, в нём преобладает сангва и холе[39], что делает рыцаря горячим, сухим и вспыльчивым. Вы должны наложить ему холодный компресс на живот, напротив печени и… хмп… выпустить кровь… Лаус сделает это, когда я уйду. Кроме того, он проверит его мочу, чтобы убедиться, прозрачна ли она и не отдаёт ли сладким…
— Но, доктор Готлиб, рана… — взмолилась Нора.
— Рана? — слегка удивился медик. — Рана заживёт сама, едва мы приведём соки его организма в равновесие. Лечит, да будет вам известно, Заступник, врач может лишь создать условия для исцеления и природа возьмёт своё…
Он кивнул собравшимся в спальне и величественно вышел.
— Мне денежки отдадите, — предложил Лаус, когда шаги медика стихли. — А сейчас пусть её милость посторонится.
— Ну, вот что! — возмутился Клос, видя, как цирюльник подступает к нему со своими инструментами. — Мою кровь ты увидишь не раньше, чем я твою!
Он приподнялся на кровати, сунул куда-то здоровую руку и выставил перед собой кинжал.
— Клос! — запротестовала Нора.
— Я сказал — гони его в шею! — отчеканил рыцарь.
— Ухожу, ухожу! — быстро собрал свои вещички цирюльник. — Заплатите только за визит.
— Сколько ты хочешь? — хмуро спросил Вир.
Лаус ответил. У всех присутствующих отвисли челюсти. Клос витиевато выругался.
— Пшёл вон! — гаркнул он. — За болтовню только пинок под зад получишь.
Когда цирюльник сбежал, Нора переглянулась с Виром.
— Остаётся только позвать старика Клеменса, — вздохнула баронесса.
— А кто это? — рассеянно спросил рыцарь.
— Наш палач, — отозвалась Нора и кивнула слуге, чтобы побежал звать Клеменса на помощь.
— Я так плох, что осталось только добить? — хохотнул Клос, но в глазах его не было смеха.
— Клеменс лечил всю Ордулу от ран и увечий, — пояснил Вир.
Палача они ждали чуть ли не дольше, чем доктора, Нора даже успела послать за ним вторую слугу. Наконец, Клеменс появился. Он без всякого стеснения отогнал свою госпожу от кровати, обнажил пострадавшую руку и хмыкнул.
— Ничего страшного, ваша милость. Кости целы, сустав тоже, жилы не повреждены. Дня за два его милость поправится.
— Я не его милость, — запротестовал Клос, — я только муж баронессы.
— Так станете когда-нибудь, — рассеянно отмахнулся палач. — Повязку вам наложили хорошую, рана чистая. Я приготовил вам снадобье, которое ускорит заживление… повязку поменяем вечером, затем в полночь и потом на рассвете. Вы быстро поправитесь.
Он повернулся к Норе:
— Возле Ордулы живёт очень хороший знахарь, он всё время придумывает новые снадобья. Когда я собирался сюда, он поделился со мной этим рецептом, а ещё посоветовал обратиться к виноградарю. Говорил, его вино не только очень вкусно, но и по-настоящему целебно.
— Я думала, там ведьма всех лечит, — пробурчала Нора. Палач покачал головой.
— Ведьма там есть, не спорю, но большинство её зелий без неё самой бесполезны. А знахарь толковый.
Он сунул руку за пазуху, достал небольшой сосуд, откупорил и протянул Клосу.
— Пейте, ваша милость. Скоро вы уснёте и проснётесь здоровым.
Клос послушно отпил два глотка и палач поспешил отобрать у него сосуд. Рыцарь выпучил глаза.
— Нора! — вскричал рыцарь. — Почему мне никто не рассказывал, что у вас делают такое прекрасное вино?! Да я бы у вас поселился!
Нора покосилась на Вира. Тот с наслаждением втянул воздух и еле заметно кивнул. Надо же! Оказывается, хитрый старик выпросил у Йагана-виноградаря хорошее вино.
После этого Клос проникся к палачу необыкновенным доверием и без возражений позволил тому перевязать свою рану. Закончив с этим, палач поклонился и, подумав, покосился на Нору.
— Я бы посоветовал вашей милости ночевать сегодня в других покоях, чтобы не потревожить рану.
Нора густо покраснела.
— Да-да, жена, — весело поддакнул Клос. Все действия Клеменса он вынес молча, сжав зубы, и теперь слегка повеселел. — Теперь твоя очередь спать в той каморке, которую ты мне выделила.
Нора покраснела ещё сильнее, хотя, казалось, было некуда.
Палач ещё раз поклонился и вышел.
— Поспи, — предложил Вир.
— Погоди, — остановил его рыцарь. — Я ещё не хочу спать.
— Уверен? — поднял брови оборотень. Глаза рыцаря сонно поблёскивали.
— Уверен! — рубанул воздух здоровой рукой Клос. — Я всё хочу у вас спросить…
— Да, ваша милость? — чуть усмехнулся Вир.
— Во-во, — кивнул рыцарь. — Вы тут все за дурака меня держите. В глаза льстите, за спиной смеётесь, небось.
— Что ты выдумал?! — возмутилась Нора. Клос махнул на неё рукой.
— Тише, жена, — потребовал он. — Вир! Что у вас происходит? Зачем вы приютили того приора задохлого? Что у вас нагбарцы делали и почему так легко поверили?
Нора вздохнула.
— Это не приор, — сказала она. — Это посланник святейшего папы, отец Сергиус. Он помирил нас с нагбарцами.
Клос покосился на жену.
— Вот как, — протянул он и снова посмотрел на Вира.
— Это хорошо, что ты начал спрашивать, — кивнул оборотень. — Я этого ждал.
Клос фыркнул.
— Вижу, у тебя и это продумано.
— Продумано. Пришло время кое-что переиграть в Тафелоне. Тебе пора решать, кто ты — сын графа цур Вилтина или муж баронессы цур Фирмин.
Рыцарь покраснел и ударил кулаком здоровой руки по постели.
— Хватит! Я несколько раз говорил на эту тему с тобой, с твоей женой, с моей собственной женой! Может, хватит меня об этом спрашивать?!
Он требовательно протянул руку к Норе, которая, вложила в неё свою.
— Вот моя жена! — рявкнул рыцарь. — И вот её муж. Всё, хватит! Что вы там решили переиграть?
— Влияние, — отозвался шателен Ордулы. — Пора её милости избавиться от оскорблений в совете. Что скажешь?
Клос довольно захохотал.
— Убивать врагов в этой игре разрешается?
— Разумеется… ваша милость.
— Тогда я с вами! Говори, что от меня нужно.
— Выздороветь, — веско ответил Вир. — А там… Всё уже готово. Есть отряд, люди, лошади, оружие… как только вам станет легче — вы поедете на восток, завоюете для вашей жены графство Дитлин.
— Вот это здорово! — усмехнулся рыцарь. — А потом совет отрубит мне голову.
— Не отрубит, ваша милость. Ваша жена и ваш отец найдут слова в вашу защиту. Вы мстите за свою обиду, кто станет вас осуждать? Замок придётся разрушить, забрать себе все деревни, конечно, не выйдет… если вы проявите скромность и передадите союзу баронов половину…
— Да пусть забирают, — махнул рукой Клос. — А остальные как? Одну мне, одну Норе?
— Вы угадали.
Рыцарь поморщился.
— Говори со мной попросту, не люблю церемоний, — чуть заплетающимся голосом потребовал он и зевнул.
— Тогда спи, — посоветовал Вир. — Завтра вернёмся к этому разговору.
Рыцарь душераздирающе зевнул, потом уставился на жену.
— Мне нравится ваша игра, — задушевно поведал он. — Я ж говорил… ты будешь мной гордиться…
Теперь-то она была счастлива, по-настоящему счастлива. Позади остались все беды. Все эти интриги, дрязги… Врени выбрала дорогу на северо-запад, через графство Лабаниан в город Карог. В Лабаниане почти все священники были из ордена братьев-заступников, это не говоря уже о большом монастыре. Это заставило Врени позаботиться о женском платье, которое она напялила прямо поверх привычной одежды. Всё теплее. Замотала цирюльница и голову платком, скрывая коротко, по-мужски стриженные волосы. Так было непривычно и, что греха таить, неприятно, но в Лабаниане лучше не нарываться на излишнее внимание. Да и неважно всё это. Она безо всякого стеснения заночевала в маленьком монастыре братьев Камня, который находился у самой границы графства. Монахи давали приют странникам и весьма обрадовались, когда она предложила им свои услуги. Весь вечер и наутро до полудня женщина брила затылки[40] и подбородки и ушла, сопровождаемая добрыми пожеланиями и нагруженная некоторым количеством припасов. Тайком цирюльница переморила у них насекомых и собрала достаточно, чтобы можно было потом приготовить из них свой особый яд. Теперь путь её лежал в принадлежащую братьям-заступникам деревеньку, где крестьяне весьма страдали от расплодившихся к осени крыс и мышей. Не то чтобы там могли так уж много заплатить. Но это была её жизнь, та, к какой она привыкла. Самое главное было — не перестараться. Люди тут подозрительные, беспокойные. Если крысодавка окажется слишком умелой, как пить дать, решат, что она ведьма. Это всё Врени уже проходила. Ничего. Она уже знала, как быть, что говорить и что делать.
Слегка успокоившись, Врени даже подумала, что ей, пожалуй, немного не хватает брата Полди с его умением молиться три дня кряду и не болтать под руку. Она уже отвыкла ходить одна и иногда порывалась буркнуть что-то понимающему собеседнику.
Ничего.
Ничего.
Она привыкнет.
В конце концов, так было всегда. Дорога. Чужие дома. Чужие люди. И никого рядом.
Это было то, к чему она всегда шла.
Вся её жизнь.
Навсегда.
Она остановилась в той деревеньке у бедной вдовы на сеновале. Говорить о работе следовало утром, чтобы не пугать добрых людей вечерним стуком в дверь. Она вытянулась во весь рост, поплотнее закуталась в плащ и уснула.
Ночь ещё не перевалила за середину, когда цирюльницу разбудил ночной шорох. Женщина подобралась, готовая бежать или защищаться… рычание… собака?
— Цыть! — негромко осадила ночного гостя цирюльница. — Кыш отсюда!
— Неласково встречаешь, Большеногая! — отозвался голос Вира.
Врени застонала.
— Скажи, что это сон, — взмолилась она.
— А я тебе часто снюсь? — засмеялся оборотень.
— В кошмарах, — проворчала црюльница. — Как ты меня нашёл?
— По запаху, — ответил Вир.
— Не ври! — рассердилась Врени. — Через день ни одна собака след не возьмёт.
— Хрольф сказал, куда ты пошла, — пояснил Вир, — а дорога одна, да и ты человек приметный.
— Так и знала, что с вашим братом свяжешься — пропадёшь! — плюнула Врени.
— Не ругайся, Большеногая. Дело есть.
— Меня ваши дела не интересуют. Ну, что же? Скажи, что тебе нет дела до моих желаний.
— Вообще-то нет, Большеногая, — засмеялся оборотень. — Неприятно узнать, что я зря сюда мчался.
— Переживёшь, — огрызнулась Врени. Бежать было нечего и думать, куда денешься от оборотня?..
— Не хочешь узнать, что за дело? — спросил Вир.
— Нет!
— Клос ранен.
— Кто?
— Клос. Муж её милости.
— Ну и что? Без меня его лечить некому?
— Да нет, Клеменс его перевязал.
— Что тебе надо, Серый? — вздохнула цирюльница.
— Ты можешь понадобиться в походе.
— В каком походе?
— Пойдём с нами, узнаешь.
— Нет!
— Лошади ждут, Большеногая.
— Мне дела нет.
— Мы заплатим.
— Мне нет дел… Сколько?
— Десяток золотых за поход — пойдёт?
Если бы Вир назвал сумму меньше, она бы плюнула и не стала бы с ним разговаривать. Если бы больше… плюнула бы тоже. Видела она, к чему приводит жадность. Но десять золотых… это было много за услуги цирюльника. Очень много. Но это было не чрезмерно — если к цене добавлялось, скажем, молчание.
— Что вы задумали, Серый? Взять штурмом Сетор?
— Не Сетор, — отозвался оборотень. — Едем.
— Как вы мне надоели…
— Ничего, Большеногая, ничего. Это пройдёт.
Врени послушно пошла за Виром. Сбежать можно и позже, рано или поздно она что-нибудь придумает.
Недалеко от деревни, у дороги были привязаны две лошади.
— Садись на пегую, — коротко приказал оборотень, забывая, что Врени едва что-то видит при тусклом лунном свете. Но выбирать не пришлось, Вир вскочил на коня и Врени нехотя взгромоздилась на припасённую для неё лошадь. Когда-то давно, когда она жила в деревне, ей, конечно, приходилось ездить верхом, и даже без седла, но это было давным-давно, в детстве, да и отличались деревенские лошадки от тех коней, которых приготовил оборотень.
— Как они тебя не боятся? — не удержавшись, фыркнула цирюльница.
Вир засмеялся.
— Куда бы я годился, если бы от меня животные шарахались? Поехали, Большеногая, к утру надо быть под Сетором.
— Будьте вы все прокляты, — выдохнула Врени и пустила свою лошадь за Виром.
На востоке забрезжило утро, когда Вир пустил своего коня шагом. Лошадь Врени, которая не столько подчинялась всаднице, сколько шла за товарищем, и теперь последовала его примеру. Врени устало оглянулась. До этого она прилагала все усилия, чтобы удержаться верхом, и не смотрела по сторонам. Сейчас дорога пролегала мимо полей вокруг пологого холма, чья верхушка поросла кустарником. Где-то неподалёку шумела река. Если они возвращались к Сетору, значит, они приехали к одной из его деревень. Вир поднял руку, не то призывая к вниманию, не то приказывая остановиться, и коротко рыкнул. Кони остановились.
— Что стряслось, Серый? — пробурчала Врени.
— Заткнись, — через плечо бросил он. От оборотня прямо-таки исходило напряжённое ожидание. Раздался резкий свист и стрела вонзилась в землю прямо перед копытами лошади Вира. Оборотень успокоил лошадь и, привстав в стременах, прокричал:
— Увар! Мне нужен Увар!
Ответа не последовало, но Вир спешился. Врени сползла со своей лошади, потрепала животное по шее.
— Что это было? — спросила она. Вир наклонился, подобрал стрелу.
— Видала?
— Чего? — грубо ответила она. — Стрела и стрела.
— Не из самострела пущена, — пояснил оборотень. Врени пожала плечами.
— Не знаю, куда ты меня затащил, да только тебе тут не рады.
— Дозорный, — пояснил Вир. — На холме ждал. Лагерь по ту сторону.
Цирюльница поперхнулась.
— Какой лагерь?!
— Узнаешь, — усмехнулся оборотень.
Они ждали довольно долго, но вот оборотень повернул голову. Из-за холма — с другой стороны, чем ожидала Врени, появился человек, одетый так диковинно, что цирюльница удивлённо заморгала. Невысокий — немногим выше брата Полди — крепкий, с бледным лицом, сплошь покрытым волдырями, он был одет в зелёную куртку с разноцветными заплатами, перепоясан поясом, концы которого свисали ниже колен, обут в красные сапоги из тиснёной кожи. За пояс был заткнуты длинный нож и топорик. А на голове у этого человека красовалось что-то вроде чёрного колпака, небрежно обмотанного небесно-голубым шарфом.
— Вот и ты, — обрадовался Вир. — Пока тебя ждали, твой человек мне чуть глаза не выбил.
— Тебе? — хмыкнул Увар. — Если кто и сможет, так точно не Иргай.
— Иргай? — переспросил оборотень.
— Да… — неопределённо махнул рукой Увар. — Привезли с собой. Увидишь ещё.
— Может, и увижу, — медленно ответил Вир. — Рассказывай.
— А что рассказывать? — пожал плечами Увар. — Шли мимо Ранога, встали здесь, как ты велел. Ждём.
— Из деревни приходили к вам? Или из города?
— Да как не приходить. И стража, и крестьяне. Всем сказали, что мы тут заказчика ждём. Задаток-то получили, только накладки, так что закупимся туточки и уйдём вскорости. А к кому нанимались, так про то болтать не приучены. Крестьянам-то дела нет, мальчишки только возле наших ребят увиваются, с нами уже пяток просились. Стража подольше задерживается, но мы ничего худого-то не делаем. Я парням-то сказал, как ты велел, чтобы ни курёнка не тронули.
— И как?
— Да за трёх заплатил уже, — пожал плечами Увар. — И за погреба два. Мужики-то, небось, диву даются, что за святоши тут окопались, за всё платят. Но раз ты велел…
— Ничего, скоро уйдёте, — заверил Вир.
— Добро, — кивнул Увар. — А это кто с тобой? Уж не к нам ли привёл?
— А если и к вам?
— Бабу? — сплюнул Увар. — Добро б красивую. Забирай обратно, мне своих хватает.
— Да ты с востока гарем привёз, — засмеялся оборотень, делая Врени знак промолчать.
Увар снова сплюнул.
— Если бы! Ребята мои… Эх! Ты ж их знаешь. Уж Агнета ругалась, ругалась…
— Как она поживает? Куда ты её дел? Или с собой взял?
— Да куда её денешь? — безнадёжно махнул рукой Увар. — К родне не отправишь, с собой не возьмёшь. В Раноге пристроил, вроде, хорошо, да и в городе она не первый раз. К гильдии заглянул, обещал кой-чего, ежли что не так у них выйдет. А у нас нынче матушка Абистея всяким таким заведует. Только она эту к себе не возьмёт, не проси.
— Кто? — устало спросил Вир.
— Мать Иргая, — пояснил Увар.
— А. Ну так не вороти нос. Я тебе лекаря нашёл, а ты кочевряжешься.
— Это? — спросил Увар, смеривая цирюльницу взглядом. — Она, что ли, цирюльник?
— Хороший, — с нажимом произнёс оборотень, подталкивая Врени в спину.
— Ну, тебе виднее… она хоть… не из ваших?
— Шкуру менять не умеет, — коротко отозвался Вир.
— И то ладно. А то, не прими к сердцу, Серый, но тебя одного за глаза хватит. А уж Харлан с сыновьями, они ребята нервные. Иргай — как раз один из них. У них там строго. Чуть кто не такой, сразу в реке топят.
— Учту, — пообещал Вир. — Ничего, Большеногая не из таких.
— Ладно, беру, — пожал плечами Увар. — Нам выбирать не приходится. Заглянешь?
— Нет, я в Раног. Утром, — он хмыкнул, — наниматель проснётся, хочу быть рядом.
— Ну, иди, иди, — пожал плечами Увар. — Если что, скажи ему, мы-то хоть сейчас выступим. Эти, которых ты приводил, с книжечками, всё устроили, даже телеги куда-то перегонят, и денег отсыпали. Теперь уйти б поскорее, пока они не передумали.
— Не передумают, — засмеялся Вир, хлопнул Увара по плечу, вскочил на коня и ускакал.
Врени осталась глядеть ему вслед. Привёл, оставил и ушёл. Увар громко свистнул. С холма скатился молоденький парнишка, одетый ещё более причудливо, чем Увар. Те же сапоги, тот же пояс, но куртка — не куртка, а что-то подлиннее и из-под неё ещё высовывается рубаха, расшитая по краю незнакомым узором. Ещё страннее были длинные вислые усы и налысо обритая голова, на которой торчала только одна прядь. Парнишка оглянулся, подобрал с земли шапку, такую же небесно-голубую, как шарф главаря, и нахлобучил себе на голову.
— Возьми её коня, — кивнул Увар и добавил что-то на незнакомом языке. — Это наш новый лекарь.
Мальчишка смерил её презрительным взглядом и ответил на том же языке, увернулся от оплеухи и схватил коня под уздцы.
— Поговори у меня тут, — сплюнул Увар. — Пошли, Большеногая. Устала небось.
Они обогнули холм и Врени увидела походный лагерь, раскинувшийся на берегу реки. Целые улицы из шатров небелёного полотна. Ограда из сцепленных оглоблями телег. Лагерь спал, только с краю кто-то колол дрова.
— Вот тут живём, — кивнул Увар. — Тебе, небось, спать хочется? Я Серого давно знаю, он забывает, что людям отдыхать надо. Сам-то двужильный.
Он оставил её, подошёл к самому маленькому шатру, откинул полог и что-то крикнул на чужом языке. Оттуда раздался раздражённый женский голос. Увар ответил, ему возразили, тогда Увар сплюнул и отошёл к другому шатру. Сказал несколько слов, потом отступил и принялся ждать. Наконец, полог откинулся и оттуда вышла высокая полная женщина, одетая ещё чудней, чем Увар и Иргай. На ней были кожаные туфли с изогнутыми носами, короткое платье на две ладони ниже колена, из-под которого торчали диковинные просторные штаны, перехваченные у щиколоток. Вокруг талии у женщины была повязана… наверное, это было юбкой. Три узких полосатых полотна, пришитых к шёлковому поясу. На голове женщины была высокая шапка, обвязанная белым шёлковым шарфом.
Увар ей что-то сказал, она ответила и направилась к Врени.
— Увар сказал… ты — лекарь, — медленно, тщательно выговаривая слова произнесла женщина.
— Да, я лекарь, — кивнула Врени. — Меня зовут Большеногая Врени.
— Я — матушка Абистея. Что ты умеешь?
— Побрить-постричь, кровь пустить, зуб вырвать, нарыв вскрыть, рану зашить, кости сложить… лихорадку могу вылечить. Много чего могу.
— Женщин лечила?
— Случалось.
— Детей?
— Тоже.
Матушка Абистея кивнула и подошла к тому же шатру, к которому до того подходил Увар. Несколько резких слов и оттуда выскочили две девушки. Врени заморгала глазами. А ей-то казалось, что она уже всё увидела. На девушках были такие же штаны и туфли, как на матушке Абистее, но поверх них — ворохи разноцветных шёлковых юбок. Грудь у одной была прикрыта расшитой бисером короткой жилеткой, у второй — замотана узорной шалью. Косы со сна растрёпаны, головы наспех обмотаны шёлковыми шарфами, у одной красным, у другой синим. Ворча и посмеиваясь, они разбежались в разные стороны, одна к реке, вторая к котлу на краю лагеря.
— Твой шатёр будет, — кивнула матушка Абистея. — Они другое место спать найдут.
Увар сказал ей что-то на незнакомом языке, судя по интонации — поблагодарил, — и ушёл.
— Что нужно — у меня спроси, — так же тщательно выговаривая слова, приказала матушка Абистея. — Сейчас спи. Разбудим.
Врени пожала плечами.
Вокруг неё было слишком много тайн. Оборотень втянул её в какие-то новые интриги, но… болело всё тело, гудела голова, слипались глаза. Она плюнула и пошла спать.
Нора проснулась вскоре после рассвета и, едва одевшись, бросилась в спальню мужа. Клос тоже проснулся и был он отнюдь не весел. Рыцарь ворочался, безуспешно пытаясь пристроить больную руку поудобней, и тихо сквозь зубы шипел ругательства. Когда дверь открылась, он поднял голову, но, завидев жену, раздражённо скривился.
— А, это ты, — бросил он.
— Ты… как ты себя чувствуешь? — выдавила из себя растерявшаяся Нора.
— А как я могу себя чувствовать? — проворчал рыцарь. — Я позвал сюда Вира. Придёт, оставишь нас.
— Это почему это? — подобралась баронесса.
— Почему, почему. Разговор не для женских ушей, вот почему.
— Но Вир мой слуга, — рассердилась Нора.
Клос махнул рукой.
— Как хочешь. Пеняй на себя тогда.
— Почему? — не поняла Нора, но рыцарь отвернулся.
Вошёл Вир, похоже, с дороги, запылённый и пахнущий конским потом.
— А, наконец-то! — обрадовался ему Клос. — Заходи, поговорим.
— К вашим услугам, — поклонился Вир, не слишком стараясь спрятать усмешку.
— Брось. Послушай, вчера…
— Вчера ты убил графа цур Дитлина, — напомнил оборотень.
— Я помню! — раздражённо отозвался рыцарь. — Не делай из меня дурака! Ты сказал, чтобы я захватил его графство.
— Было дело, — кивнул Вир.
Клос поёрзал, пытаясь устроиться поудобней, и сжал зубы от боли.
— Ладно. Тогда скажи — почему я?
Он покосился на жену.
— Потому что меня ещё мальчишкой женили вот на ней? Как старшего из тех сыновей моего папаши, которым графство точно не достанется?
Вир хмыкнул.
— Ты соображаешь. Конечно, не будь ты мужем её милости, я бы с тобой сейчас не разговаривал.
— Тогда ответь. Ты учил меня и братьев сражаться, ещё когда я без штанов бегал, и не помню, чтобы ты был мной доволен.
— Ты в себе сомневаешься? — спросил в ответ оборотень. — Думаешь, не справишься?
— Думаю, не велика честь, когда тебя выбирают из-за жены, которую ты не сам себе нашёл, — проворчал Клос.
Вир пожал плечами.
— Тебя никто не заставляет.
Клос ударил здоровой рукой по постели.
— Я тебя не о том спрашиваю!
— А что ты хочешь услышать? Что ты полон скрытыми талантами? Это не так, и ты это знаешь. Ты хороший боец, ты неглуп и да, ты муж моей госпожи. У тебя ещё нет людей, ты не водил никого в бой, но ты убил на поединке опытного воина. Люди есть, есть замок, который нужно разрушить. Пробуй. Если ты победишь, я пойму, что мы не ошиблись в выборе.
Он кивнул на красную от обиды Нору.
— Она вышла за тебя замуж, чтобы ей не привели жениха похуже. Ни ты её не выбрал, ни она тебя. Ну и что? Она — твоя жена и она любит тебя. Если б ей сказали сейчас, иди, выбирай по сердцу, ты остался бы её мужем.
Клос поднял здоровую руку.
— Я понял. Хватит. Тогда позовите моего слугу, пусть принесёт походную одежду.
— Походную?! — ахнула Нора. Клос недовольно на неё покосился.
— Я же сказал, не для женских ушей разговор, — проворчал он. — Пока я тут лежу, Адалрик едет в Дитлин. Только и хорошо, что через Вилтин они не пойдут, южнее возьмут, а мы через отцовское графство их опередим. Выехал Адалрик?
— Ещё нет. Сегодня собирался, — отозвался Вир.
— Вот и славно.
— Ты никуда не можешь ехать! — запротестовала Нора. — Ты ранен, твоя рука! Вир, скажи ему!
Оборотень покачал головой.
— Рану растрясёшь, — сказал он. — А так — хорошо рассудил.
— Плевать! — стукнул кулаком по постели Клос. — Время, Вир, время!
— Ваша милость, пошлите за Клеменсом, — посоветовал Вир.
— Но…
— Прошу вас, ваша милость.
Нора послушно вышла, притворила за собой дверь.
— Ты поедешь со мной? — услышала она азартный голос мужа.
— А то. Всё готово, отряд только приказа ждёт.
Врени проснулась, когда солнце было уже высоко, хоть и не перевалило ещё за полдень. Лагерь наполнился шумом, смехом, руганью, суматохой. Она выглянула наружу. Жизнь вокруг кипела, туда-сюда сновали люди, одетые примерно так же, как и Увар давеча. Сам главарь как раз проходил мимо её шатра.
— А, — поприветствовал её Увар. — Проснулась. Завтракай и собирайся. Сегодня едем.
— Сегодня?!
— А ты как думала? Давай-давай, Нифан — это брат Иргая — поймал посланца. Серый велел передать, мол, приедет и с ним какой-то хмырь будет из благородных. Наниматель, небось.
— Клос, — сказала Врени.
— Кто?
— Клос, один из сыновей графа цур Вилтина, — пояснила цирюльница. — Муж дочери барона цур Фирмина.
Увар хохотнул.
— Вот так новость! Лет семь назад мы в Вилтине погуляли на славу.
Врени вопросительно посмотрела на наёмника. Тот кивнул.
— Да, нас там не добром должны помнить. Иди вон туда, тебе Дака поесть даст.
Врени послушно поднялась и пошла к котлу, возле которого давешняя девица в шали соскребала с котла остатки каши. Увидев Врени, она заулыбалась и пихнула цирюльнице в руки плошку.
— Ешь, — с чужим жёстким акцентом произнесла она. — Ты лекарь?
— Лекарь, лекарь, — со вздохом согласилась цирюльница, беря протянутую вслед за плошкой ложку и ломоть хлеба. Каша оказалась вкусная, со странным привкусом незнакомых трав.
— Добро, — кивнула девица.
— Добро, — согласилась Врени.
— Лошадь знаешь? — спросила Дака.
— Лечить или ехать? — осторожно уточнила цирюльница. Дака расхохоталась, открывая крепкие белые зубы.
— Лечить не умеешь? — спросила она. — Верхом сможешь?
— Плохо смогу, — призналась Врени.
— Плохо, — заявила девица. — Ехать долго. Устанешь.
Врени пожала плечами.
— Я с вами не напрашивалась.
— Следить буду, — посулила девица.
— Чтобы не сбежала? — хмуро спросила цирюльница.
Дака снова расхохоталась.
— Чтобы не свалилась! — объяснила она.
К ним подошёл Увар, задумчиво почёсывая свои волдыри.
— Наелась? — спросил он. Врени кивнула. Дака отобрала у неё пустую плошку.
— Иди, — сказала она. — Сама помою.
Врени доела хлеб и поднялась на ноги. Потом покосилась на Увара.
— Давно у тебя рожа-то такая? — спросила она.
— Чего?
От удивления наёмник захлопал белёсыми ресницами, как-то даже помолодев.
— Рожа, говорю, давно такая?
— А, не обращай внимания. К зиме заживёт.
— Оно и видно.
Врени покопалась в сумке. Тот спятивший знахарь в Латгавальде проиграл брату Полди много чего полезного.
— На, — протянула цирюльница Даке пучок трав. — Заварить сможешь?
— Сумею, — отозвалась та, подозрительно разглядывая траву.
— Ну, так сделай. Тряпка найдётся чистая?
— Найдётся.
— Ты чего, Большеногая? — нахмурился Увар.
— Время ещё есть, сам говоришь. Тряпку смочим, будешь рожу протирать.
— Да зачем это? — отпрянул наёмник.
— Затем, что на твою рожу смотреть страшно! — отрезала цирюльница. — В порядок приведёшь.
— Я тебе не девица, — рассердился наёмник, — за лицом следить!
— Какая там девица! Твоей рожей детишек пугать!
Увар хохотнул.
— Отстань, Большеногая!
— Не спорь, — вдруг вмешалась Дака. — Лекаря слушать надо. Тогда все будут слушаться.
Увар сплюнул и отошёл.
— Дел мне будто других нет, — бросил он через плечо.
Дака снова расхохоталась.
— Знаешь, что с ним? — поинтересовалась она. — Мы думали, хворь.
— Кожа слишком бледная, — коротко отозвалась Врени. — На солнце сгорает.
— Хороший лекарь, — кивнула Дака. — Фатея полечишь?
— Кто такой Фатей? — спросила цирюльница.
Дака отвернулась и звонко закричала:
— Фатей, Фатей! Иди сюда, Фатей!
На зов из-за какого шатра прибежал голый по пояс мальчишка в таких же штанах, как на Даке, но со здоровым ножом на поясе. Двигался он как-то неловко, сковано.
— Фатей, вот лекарь, — сказала Дака и добавила что-то на незнакомом языке.
Потом повернулась к цирюльнице.
— Дурной. В погреб лазил в деревне. Поймали. Спину покажи, Фатей!
Мальчишка насупился, но послушно повернулся спиной.
Цирюльница крепко выругалась. Мальчику исхлестали всю спину, не оставив ни одного чистого клочка. Кое-где раны воспалились. Другой бы на его месте еле ползал, а этот ничего, ходит.
— И ниже спины то же самое, — добавила Дака. — Фатей…
Мальчишка неловко отпрыгнул, повернулся к ним лицом и что-то сказал на незнакомом языке. Дака рассердилась.
— Совсем дурной! — закричала она. — Мужчина! Какой мужчина, когда в погреб залезть не сумеешь?! Попался, как дурак! Шапку отобрали, рубашку порвали, нож отцовский я ходила, просила, возвращать не хотели! Мужчина! Я сказала, лечись, ты лечись! Ехать надо, как в седло сядешь?!
— Брат? — спросила Врени.
Дака кивнула, откинула назад косу и свирепо уставилась на мальчика.
— Ух, я им! — посулила она. — Храбрецы какие! Детей бить, храбрецы! Погреба запирать надо! Колбасу запирать, молоко запирать, сыр запирать! Запирать самим! Да кому их погреба нужны?! Колбаса протухла, сыр течёт, горшки битые, молоко кислое!
— Эти травы завари, — прервала её Врени, кивая на пучок, который Дака продолжала держать в руках.
Девушка снова подозрительно на неё уставилась.
— Это для другой хвори! — воскликнула она. — Эти от солнца, для Увара!
Врени коротко засмеялась.
— Это чтобы кожа заживала, — пояснила она. — Неважно, от чего. Завари, дай остыть, намочи тряпку, чтобы сочилась, и осторожно протирай.
Фатей что-то резко сказал.
— Говори, чтобы она понимала, — нахмурилась Дака. И тут же сама резко заговорила. — Сам, сам! Сам спину будешь мазать? Руки назад растут?! Вижу, вижу! В погреб тайком залезть не сумел! Мужчина! Воин! А ноги из плеч торчат?!
— Полно голосить, — оборвал её снова подошедший к ним Увар. — Иди, помоги Маде и Зарене, скоро обедать, а ты даже кашу из котла не отскребла.
Дака сверкнула на него глазами, вскочила, мотнула головой — косы так и хлестнули по плечам, — и сунула котёл брату.
— На! Закончи за меня!
Тот насупился было, но под строгим взглядом сестры сник, опустился на колени и занялся остатками каши. Всё, что налипло на стенки котла, мальчишка безмятежно отправлял себе в рот. Врени покачала головой. Если у него и ниже спины такое, в самом деле, как в седло сядет?!
Дака требовательно взглянула в глаза Увару.
— И не проси, — скрестил руки на груди наёмник. — Сказал, с местными не драться!
— Ух! — разозлилась девушка и, снова мотнув косами, убежала.
Увар вздохнул.
— Иди к матушке Абистее, — велел он Врени. — Васса кашляет нехорошо.
— Васса?
— Дочка её, — пояснил наёмник. — Пошли, покажу её шатёр.
— Ты тут у каждого над душой стоишь? — спросила Врени.
— Нет, только у тебя, — ухмыльнулся наёмник. — Присмотреться хочу.
Врени пожала плечами.
— Где ваш прежний лекарь-то? — спросила она. — Неужто не было?
— Был, — махнул рукой Увар. — Быть-то был. Только с нами обратно не пошёл. Понравилось ему там, видишь ли. Не силком же его тащить.
— Где — там? — не удержалась от вопроса Врени.
Увар указал рукой куда-то на восток.
— В Серой пустоши, что ли? — недоверчиво хмыкнула Врени, уверенная, что наёмник ошибся с направлением.
— Дальше, — пояснил Увар.
— Что?!
— Что слышала, — хмыкнул наёмник. — Рот закрой, на дуру похожа.
— Через Серую пустошь нет пути, — нахмурилась цирюльница. — Там же ведьмы летают, болота…
Увар расхохотался.
— И ведьмы, и болота. Туда нас Серый провёл. Как уж он с девками этими договаривался, не знаю, а болота он нутром чуял. Одна лошадь только провалилась, да и ту вытащили.
— А назад как?
— Да… девчонку нам Эсм — это лекарь наш старый — вместо себя подсунул. Где взял, не говорит, а она тоже молчала. Вздорная, конечно, но толковая.
— Погоди, там же, говорят, за Пустошью леса, в которых оборотни живут.
— Ага. Оборотни. Туда Серый провёл. Сказал с дороги не сходить и провёл. А обратно недосуг ему было.
— И прошли?
— Как видишь.
— А Пустошь?
— А что Пустошь? Что я, голых девок не видел? Лошадям глаза завязали и прошли.
— А болота?
— А они сами провели. В обмен на девчонку ту, которую нам лекарь наш подсунул. Вон этот шатёр матушки Абистеи.
Васса оказалась худенькой девочкой, одетой почти так же, как и мать, только без той странной юбки вокруг пояса, и косы не были убраны под платок. Кашляла она и впрямь худо, будто что-то ей мешало и она пыталась от этого избавиться, но тщетно.
— Плохо дело, — сказала Врени матушке Абистее, когда убедилась в своих догадках. — У неё нарыв глубоко в горле. Понимаешь, что это такое?
— Понимаю, — спокойно кивнула женщина. В её глазах засветилось беспокойство.
— Пока маленький, — заверила Врени. — Может сам пройти. Может вырасти. Тогда девочка задохнётся.
У Вассы дрогнули губы, но плакать она не стала.
Врени полезла в свою сумку. В ту проклятую деревеньку её не иначе как сам Освободитель послал. И повезло же ей с братом Полди. Как бы с ним ещё сойтись, чтобы у знахаря потом запасы пополнить? Он же сумасшедший, почти как Марила, только та каркает, а этот над тавлеей трясётся.
— Вот это завари, — протянула она пакетик с толчёнными лесными цветами. — Пусть пьёт. Вот этим пусть промывает. А это — не перепутай — в тряпку заверни и к груди прикладывай.
— Поможет? — спросила матушка Абистея, принимая снадобья.
— Должно помочь, — пожала плечами цирюльница. Если травы с нарывом не справятся, его придётся протыкать и девочка может остаться без голоса. — Надо будет, с ведьмой сведу, та зашепчет. Я хорошую ведьму знаю, людям не отказывает, лес у неё хороший.
Говоря это, Врени в тайне надеялась, что до ведьмы не дойдёт. Уж больно неласково цирюльницу там Медный Паук встретил. Кто его знает, с убийцы сталось туда вернуться. А что, место тихое, кто его там искать будет? Да и следит он небось за лесом вокруг. А ведьма ему помогает с зельями своими.
Врени затянула завязки своей сумки и вышла из шатра. У самого входа её ждал знакомый парнишка. Как его… Иргай, кажется.
— Ты мою сестру лечила? — требовательно спросил он.
— Ещё не лечила, — отозвалась Врени.
— Сама не можешь, ведьме отдашь, да?
— Если понадобится, — пожала плечами цирюльница.
— Мы дома ведьм в мешок сажали и в реке топили, — заявил Иргай. Цирюльница усмехнулась.
— У нас в стране, если ты тронешь ведьму, барон, на чьей земле она живёт, тебя повесит.
Парнишка сплюнул.
— Вы все сумасшедшие!
— Сидел бы дома.
Иргай кивнул на шатёр.
— Вот мой дом.
— Как знаешь. Тебе бы с братьями-заступниками потолковать, глядишь, возьмут к себе. Это монахи, которые ведьм ловят. И всех, кто верит неправильно.
Иргай снова сплюнул.
— Увар сказал, чтобы я за твоей лошадью присматривал, — заявил он.
— Присматривай, — разрешила Врени.
— Ты… как тебя звать? Большеногая, да? С Дакой поговори. Пусть научит, как на коня садиться. Спину лошади сбила.
— Зачем? — удивилась Врени и кивнула в сторону повозок, окружающих лагерь. — На телеге места не найдётся?
— Увар сказал, их тут оставим, — отозвался Иргай. — Быстро надо. Верхом поедем.
Врени сглотнула. Парнишка заухмылялся.
— Сестру не вылечишь, пожалеешь, — посулил он.
Клос приехал после обеда, когда шатры были уже убраны и лагерь казался не полотняным городом, а полем, по которому туда-сюда слонялись люди. Как оказалось, большинство наёмников было родом из Тафелона. А вот женщины все пришли с отрядом с востока из каких-то далёких земель. Дака сказала, что раньше Увар был вовсе против того, чтобы брать с собой женщин, но на восток он взял жену и после этого запрещал уже не так решительно.
— Расскажи, — попросила Дака, пока они вместе с Мадой в расшитой бисером жилетке и Зариной, которая заматывала грудь длинным шёлковым шарфом, с холма следили за приближающимися рыцарем и оборотнем, — кто он, этот Клом? Клос? Что такое рыцарь?
Врени пожала плечами.
— Рыцарь — значит, его посвятили в рыцари. Ну… воин. В тяжёлых доспехах. Благородный.
— Это что за слово? — спросила Мада.
— Это значит, что его отец был рыцарем или бароном или графом. И отец отца. И отец матери. И…
— Мы поняли, — засмеялась Зарина.
Дозорный, который с того же холма следил за дорогой, шикнул на них.
— А ещё считается, что рыцарь защищает слабых. Сирот, вдов, девиц…
— Всех? — засмеялась Дака. — Вот так ездит и защищает?
— Обычно рыцарских, — хмыкнула Врени. — Не лжёт, заботится о чести… Не обманывает, не предаёт… Храбр, щедр…
Дака произнесла какое-то слово на незнакомом языке и девушки закивали головами.
— А этот как?
— Один из сыновей графа цур Вилтина, — отозвалась Врени. — Муж дочки и наследницы барона цур Фирмина. У графа владения побольше, чем у барона, но цур Фирмина очень уважают. Он ушёл сражаться в святые земли и оставил вместо себя дочь.
— Вот так дочь и оставил? — всплеснула руками Зарина. — А муж чего?
— А муж у папаши жил, — пояснила цирюльница. — У них… у благородных то есть… бывает, если нужны наследники, то после их рождения муж и жена вместе не живут.
Девушки обменялись несколькими словами на своём языке.
— Гляди, как руку держит! — заметила Дака. — Он ранен!
— Похоже на то, — вздохнула Врени. — Куда его тянет…
— Нам-то только хорошо, — сказала Дака. — Застоялись мы тут.
Она кивнула цирюльнице и припустила с холма обратно в лагерь. Мада и Зарина последовали за ней. Врени осторожно спустилась следом, опасаясь переломать ноги.
Когда она вернулась в лагерь, Дака уже отыскала Увара и сообщила, что к ним едет «тот самый Серый» и не один. Врени-де его узнала.
— Беги, скажи Енаю, чтобы в них не стрелял, — велел Увар и пошёл кричать на своих людей, чтобы выстроились в хоть какое-то подобие порядка.
— Эти, что ли? — спросил Клос, с коня созерцая разномастную толпу — свой будущий отряд.
— Эти, твоя милость, — согласился Вир, осматривая людей Увара. Большинство он знал, но не всех.
— А чего у них на головах такое?
— Это чтобы друг друга узнавать, — ответил Увар, подходя ближе. Клос смерил его взглядом. Он успел растрясти больную руку и сейчас был не в духе.
— А пёстрые они зачем? — продолжал ворчать рыцарь. — В глазах рябит!
— Во-во, — кивнул Увар, в свою очередь изучая Клоса, — рябит.
Рыцарь скривился.
— Других людей я тебе не достану, — нахмурился Вир.
— Не надо, — отмахнулся здоровой рукой рыцарь. — Ты… как тебя?
— Увар, — подсказал Вир.
— Увар, — повторил Клос. — Ты у них главный? Вир сказал, ты на него работаешь.
— Когда на него, когда не на него, — пожал плечами наёмник. — Всяко приходилось.
— Знаешь, для чего тебя сейчас нанимаю?
— А так не вы нанимаете-то. Будто не знаю, что у вас своих денег нет.
— Сейчас нет, завтра будут, — пожал плечами Клос и тут же скривился от боли.
— Куда вам ехать-то, — хмыкнул Увар.
Клос покосился на Вира.
— Время уходит, — пояснил оборотень. — Нам надо в Дитлин поскорее приехать.
Увар только головой покачал.
— Ты мне, Серый, скажи, у графа цур Вилтина сыновей девать некуда? То старшенький его на меня бросался, теперь вот этот, не отлежавшись, в путь рвётся.
— Это кто на тебя бросался? — насторожился Клос.
— Арне, так его звали, — признался Увар. — Ему, видишь, не понравилось, что мы его в плен взяли.
— Это ты когда моего брата в плен взял?!
— А тогда и взял. Лет семь назад, а, Серый?
— Так это из-за тебя…
— Из-за меня это, твоя милость, — перебил рыцаря Вир. — Из-за меня.
— Я говорил, обращайся ко мне попросту, — оборвал его Клос и повернулся к Увару. — Собирай своих людей. До вечера надо в Вилтине оказаться.
— Так всё готово, ваша милость, — отозвался Увар.
— Тогда едем!
Врени подобралась поближе к Увару, чтобы узнать, о чём они будут говорить, но её потянула за руку Дака, которая до того собирала в дорогу себя, брата и ту часть общих запасов, за которую отвечала.
— Пошли, — сказала девушка, — я для тебя припасла. Пусть они говорят. Сигнал не проспим.
Врени ничего не оставалось как послушаться. Не могла же она сказать, что старший брат спросит потом, о чём слепые договаривались с оборотнем. Дака привела её к навьюченому пожитками мулу, возле которого на земле лежало два свёртка.
— Держи, — протянула она один цирюльнице. Это оказалась стёганая куртка вроде тех, которые надевают под доспехи. — Это старшего брата. Тебе впору будет.
— Это ещё зачем? — нахмурилась Врени.
— Держи, — настаивала Дака. — Обидишь.
Сама девушка развернула второй свёрток. Там оказалась такая же куртка, но меньше и явно перешитая на женщину. Врени огляделась. До того легко одетые девушки все оделись в такие куртки и спрятали волосы под войлочные шапочки.
— Поедем, я рядом буду, — продолжила Дака. — Что скажу, ты делай. Поняла?
— Поняла, — покорно согласилась Врени.
Прозвучал сигнал. Иргай подвёл к Врени двух лошадей, бурую с белыми пятнами и гнедую. Уздечка бурой была привязана к седлу гнедой.
— Эта — твоя вчерашняя, — ткнул он в заднюю лошадь. — А эту тебе Увар даёт.
Цирюльница пожала плечами.
— Очень щедро, — пробормотала она, усаживаясь в седло гнедой. Она привыкла передвигаться пешком, редко — на телегах, и теперь верхом чувствовала себя неловко и неумело. Тело, уставшее после ночной поездки, отозвалось болью.
— Не так! — подъехала к ней на соловой кобыле Дака. Девушка как-то по-особенному держалась в седле, Врени такого и не видела даже. — Ты выпрямись. Руки опусти. Вот так! Держись за мной!
Врени повиновалась. Наёмники один за другим, по двое, по трое выезжали на дорогу. Дака выждала, пока вперёд пройдёт около половины отряда, потом тронула свою лошадь и подала Врени знак следовать за ней. Следом на дорогу выехали остальные девушки, Фатей, матушка Абистея с дочерьми и младшим сыном, мальчишкой ещё младше Вассы.
— У Увара хороший отряд, — болтала Дака, — по-всякому умеют. На лошадь не смотри, на дорогу смотри! Люди добрые, щедрые, ты без подарков не останешься, если сейчас повезёт. Ты спину-то не гни.
— А правда, вы через леса оборотней шли? — спросила Врени.
— А тебе кто сказал? Увар? Он врать не любит. Правду сказал.
— Как?!
Дака расхохоталась.
— Ой, я слышала, да. Там, перед лесами. Ой, страшно! Там много людей их боится, да. У вас тоже боятся?
— А ты нет? — огрызнулась Врени.
Дака захохотала ещё громче.
— Фатей, Фатей! — позвала она. — Расскажи Большеногой, как ты оборотня встретил!
Врени осторожно обернулась на едущего за ними мальчика. Он ехал, привстав в стременах и, кажется, совсем не уставал от этого.
Фатей ответил на своём языке. Дака снова засмеялась.
— Говорит, чего там рассказывать! Ночью поймали, когда мясо пытался утащить. Фатей поймал. Щенка ещё. Ну, как щенка. Когда обернулся, оказалось — ровесники.
— А как вы поняли, что это оборотень?
— Увар понял. Увар умный! Сказал — знаю я их породу. Сказал — или он превратится или мы хвост отрубим.
— У нас, если кто обидит оборотня или его родню, того они выследят и убьют, — осторожно сказала Врени. Ей приходилось видеть деревни, где побывали эти твари. Убивали-то они не всех, только жить после их визита в деревне было уже нельзя. Они не успокаивались, пока люди не бросали дома, земли, всё своё добро и, босые, оборванные, уходили в другую деревню или просить помощи у города или сюзерена. Медленно или быстро, но оборотни уничтожали деревню, скрываясь, подчас надолго, когда туда являлись кнехты, а потом появлялись снова. И снова. Пока деревня не вымирала. А потом об оборотнях снова никто ничего не слышал.
Фатей что-то сказал, гордо выпячивая тощую грудь, Дака ему со смехом ответила, сзади что-то прокричала Зарина, от чего мальчик залился краской и сник.
— Нас тоже если обидеть, найдём чем ответить, — заверила Дака и повернулась к брату. — Я ещё туда вернусь, где ты в погребе попался. Я им — ух!
Дорога, прямая на карте, петляла между холмами и пригорками. Врени постепенно приноровилась и теперь с интересом крутила головой. Они ехали в Вилтин, но зачем? Врени искренне надеялась, что Клос не решил захватывать отцовское графство. За это их всех повесят, всех, до единого.
— А почему Большеногая? — спросила Дака, обрывая мысли цирюльницы.
— Сама не видишь? — огрызнулась Врени. Дака расхохоталась. — Меня зовут Врени.
— Хорошо, — одобрила Дака. — Врени — хорошо. А расскажи мне про Серого, Врени?
— А что рассказывать? — удивилась цирюльница. «Он — оборотень» так и застыло у неё на губах.
— Что он за человек? Увар о нём странно говорит. Вроде любит, а вроде не любит.
— Ну, тут уж не знаю. Человек как человек. Из благородных. Шателен — то есть хранитель замка… был тут разрушенный замок. Теперь его старший брат Клоса охраняет. А Серый теперь замок одного барона охраняет… тестя Клоса.
— Тестя?
— Отца жены.
— А! — обрадовалась Дака и сказала что-то на своём языке. — И хорошо охраняет?
— Замок стоит.
— Это хорошо. Какой он воин?
— Хороший, — хмыкнула Врени. Она мало что разглядела той ночью, когда на дом Фирмина напали проклятые, но Вир там где-то точно был. — Хитрый.
А ещё он меняет шкуру.
Всегда держит своё слово. Или никто не успел пожаловаться…
И всегда что-то замышляет…
Например…
Самострелы…
— А вам самострелы не приносили? — спросила цирюльница.
Дака переспросила. Врени кое-как описала оружие и Дака закивала.
— Видела, да. Увар сказал — хорошее! Часть Серый принёс. Часть хмурый мастер, с ним женщина была маленькая.
— Это Хрольф. Он…
Тоже оборотень.
— Хороший мастер, — закончила цирюльница.
— Хороший, — кивнула Дака. — Ещё мечи приносил. Харлан сказал — хорошая сталь. А Стодол, его старший сын, сказал, что женщина не человек. Волком на нас смотрела.
Врени пожала плечами.
— А Увар услышал и сказал, нам дела нет, он мастер хороший. И велел лагерь лучше стеречь. А ты их знаешь?
Цирюльница заколебалась, но решила промолчать. Прозревшие не выдают слепым тайны друг друга. Можно убить. Но не выдать тайну.
— Немного, — скупо ответила она.
Дака смерила её взглядом, в котором явно сквозила подозрительность, но ничего сказать не успела. Передние кони начали останавливаться. Запоздало пропел рожок.
— Фатей! — приказала Дака. — Узнай.
Мальчишка соскользнул со спины своей лошади и побежал вперёд. Вскоре вернулся.
— Винхо с Анте встретили, — сообщил он. — С дороги сойдём и привал сделаем.
— Привал — хорошо, — отозвалась Дака и спрыгнула с коня. — Зачем с дороги сойдём?
— Деревня, — коротко ответил мальчик.
Дака кивнула, а Врени задумалась.
Деревня, значит. С дороги сойдём. А им не привыкать тайно ездить.
Оставалось только надеяться, что Вир не втравил её во что-то такое, за что бароны вешают простых людей.
— Ты после привала лошадь смени, — посоветовала Дака. — Твоя головная[41] устала уже.
Врени сползла с коня. Болели ноги, болела задница, болело всё. Она бы лучше по дороге пешком отшагала, чем так.
Они отдохнули и снова пустились в путь. До вечера оставалось уже недолго. Фатей, который во время привала крутился где можно и где нельзя, рассказал, что разведчики присмотрели место для лагеря на самой границе графства Вилтин (он, правда, сказал «Вирти») и там они остановятся на ночь. Эта новость очень обрадовала цирюльницу, гораздо меньше радовало, что для этого надо снова сесть на лошадь. Тем более, что бурая лошадь оказалась весьма капризного нрава. Если вчера ночью, может быть, из-за оборотня, может, по другой причине, она спокойно шла, то сегодня то и дело норовила начать приплясывать.
— Ты ей покажи, что ты главная, — советовала Дака. — Лошадь слушаться должна, а ты что ей позволяешь?
Фатей сзади прокричал что-то, чего Врени не поняла, но по тому, как прыснула со смеху Дака, догадалась, что обидное. Цирюльница стиснула зубы.
— Ну, хлыстом её ударь, — не отставала Дака. Врени послушалась и лошадь заплясала ещё сильнее. — Не так! И руки не задирай!
Цирюльница собиралась ответить, как впереди послышался звон. Она привстала в стременах. Кто-то, ругаясь, осаживал свою лошадь, кто-то смеялся, кто-то грозился.
— Котёл отвязался, — хладнокровно заявила Дака. — Так котёл звенит. Фатей, Фатей! Ты котёл привязывал?
Мальчишка что-то ответил. Дака отозвалась на том же языке и повернулась к цирюльнице.
— Сказала ему, помалкивай.
Врени хмыкнула.
Вечером, когда они добрались до места ночёвки, Врени сползла с лошади, с радостью передала поводья Иргаю и больше всего на свете хотела умереть. Но к ней подошёл Вир, весьма хмурый и чем-то недовольный. Под его взглядом цирюльница сама собой поднялась на ноги и покорно пошла туда, где уже успели раскинуть шатёр для рыцаря Клоса.
— А чего вы хотели? — удивилась Врени, когда осмотрела воспалившуюся рану и выслушала, как Клос её получил. — Господину бы неделю ещё лежать, а не мчаться, очертя голову.
— Вир! — рассердился рыцарь. — Или убери от меня эту негодную девку или я прикажу её повесить!
— Да как вам будет угодно, — издевательски поклонилась цирюльница.
— Успокойся, твоя милость, — поморщился оборотень. — Где я тебе другого лекаря найду?
— Ты бы палача взял, — съязвил Клос.
Врени вздохнула.
— Я вас перевяжу. Постарайтесь поберечь руку. И вам стоило бы…
— Заткнись! — оборвал её рыцарь.
Тот же разговор повторился и в два следующих вечера. Клосу становилось всё хуже и хуже, как хуже становилось и измученному дорогой Фатею. Мальчишка, впрочем, храбрился… рыцарь тоже, только он, в отличие от Фатея, мог себе позволить оскорблять лекаря. А вот Вассе снадобья помогли и это не могло не радовать. Врени приноровилась держаться верхом, ставить вместе с Дакой и остальными девушками шатры и другим полезным вещам, без которых предпочла бы обойтись.
Они проехали графство Вилтин насквозь, всё так же избегая встречи с местными жителями. Сколько Врени знала, замок графа находился южнее, чем их дорога, так что её опасения не подтвердились. Впрочем, дела были и так хуже некуда. Ей так и не удавалось подобраться поближе к Увару, Виру и Клосу, когда они обсуждали что-то хоть сколько-нибудь важное. Дака, твёрдо уверенная, что разговоры мужчин слушать бессмысленно, всегда уводила Врени, стоило цирюльнице только подобраться поближе. Но понятно было, что Вир вызвал своих наёмников не для того, чтобы прогуляться с раненым Клосом по его родному графству. Прозревшим не запрещалось вмешиваться в дела слепых. Ходили слухи, что лет семь назад Медный Паук примкнул к самозванцу и никто ему слова не сказал. Но вот таким, как она, освобождённым, участвовать в захвате и разграблении… чего-то. Они клялись, что будут помогать людям, по мере сил защищать их от жестокости, лжи, насилия… а теперь?
Если она сбежит, Вир её поймает. И дальше будет только хуже.
— Ты Клоса лечишь, — завела разговор Дака. — Что он за человек?
Врени задумалась. «Такой же гад, как все рыцари» мало что сказало бы девушке.
— Упорный, — сказала цирюльница. — Смелый. Гордый.
— Смелый — это хорошо, — кивнула Дака. — Тебе он не нравится?
Цирюльница пожала плечами.
— Его лечить — как Фатея, — пояснила она. — Только на Фатея ты кричишь, а на Клоса кричать некому.
— Фатей ещё глупый, — заступилась за брата Дака. — Он вырастет.
— А Клос уже вырос, — мрачно буркнула Врени. Дака расхохоталась.
Она варила мучную кашу, щедро приправляя её салом, как Врени подозревала — не купленным, а украденным у крестьян в той деревне, где избили Фатея. К себе Дака редко кого подпускала во время готовки, но для цирюльницы непонятно почему делала исключение. Цирюльница даже подозревала, что девушка следит за ней, нарочно удерживая возле себя.
— А зачем вы с Уваром увязались? — спросила Врени. Теперь уже Дака пожала плечами и отвела взгляд.
— Мир повидать хотели, — коротко ответила она. — Люди у Увара хорошие.
Обычно Врени за день так выматывалась, что падала без сил и беспробудно спала до самого утра, когда её с шутками расталкивала Дака. Один раз, правда, её среди ночи поднял Вир, потому что Клосу стало хуже, рыцаря трепала лихорадка. Цирюльница едва сумела унять жар, но утром рыцарь снова был в седле, мрачный и недовольный больше обычного.
В этот раз она проснулась среди ночи и вышла из шатра. В лагере было непривычное оживление. Вечером было объявлено, что с утра они никуда не едут и могут отдыхать как угодно. Увар, правда, добавил что-то насчёт пьяных рож и чтобы не попадались. А ещё Врени заметила, что на этот раз они выбирали место для лагеря тщательней, укрывались от чужих глаз старательней и караульных было назначено вдвое против обычного. У костра сидели наёмники и что-то булькало в котелке. Врени подошла ближе как раз тогда, когда котелок сняли с костра и кинули туда какие-то травы. Цирюльница принюхалась. Большую часть из них она знала и часто использовала, когда лечила не слишком больных людей. А совершенно здоровые наёмники разлили заваренные травы по кружкам. Врени подсела к ним. Кто-то пихнул ей в руки кружку с горячим напитком. Все молчали, только Иргай рассказывал какую-то жуткую историю про живого мертвеца, не то вампира, не то ещё какую нечисть, которого называл непонятным словом на своём языке. Мертвец притворялся человеком, нападал на людей и спал в гробу, в котором его в конце концов и сожгли. Врени какое-то время слушала, прихлёбывая горячий напиток, потом встала, пихнула кому-то опустевшую кружку и отошла от костра.
Перекинувшись парой слов с караульными, отошла по нужде в кусты, а, возвращаясь, немного заплутала. Находить свой шатёр среди многих таких же ей было непросто и цирюльница не раз плутала вечерами по лагерю. Дака даже привязала к её шатру голубой шарф, чтобы проще было. Но на этот раз Врени поняла, что ей повезло. Плутая, она вышла к шатру Клоса, из которого доносились негромкие мужские голоса.
— Сколько людей мы потерям? — спросил Клос.
Ответили очень тихо, потом послышался глухой удар и Клос яростно произнёс:
— Нет! Так не годится!
— Есть другой путь, — произнёс Увар.
Врени, не останавливаясь прошла мимо, потом повернула и снова прогулялась мимо шатра.
— Твоя честь-то не воспротивится? — услышала она усмехающийся голос главаря наёмников. — У вас, у благородных…
Из шатра выглянул Вир.
— Кыш, Большеногая, — велел он.
Пришлось уйти.
Наутро настроение в лагере изменилось. Многие проснулись поздно и никто не мешал им отоспаться. Запретили жечь костры. В разные стороны направили разведчиков. Когда они вернулись, всем запретили подходить к шатру Клоса и там о чём-то разговаривали Вир, Клос, Увар, разведчики и ещё несколько наёмников, которые, как цирюльница заметила, пользовались большим уважением у остальных.
Потом ушли Вир с Уваром. Вернулись они уже ближе к вечеру, снова скрылись в шатре Клоса, а после был отдан приказ собираться. Врени заметила, что наёмники, до того казавшиеся беспечными, сделались сосредоточенными и собранными. Будто вовсе другие люди. Напряжение, с утра царившее в лагере, выродилось в деловитость, с которой были сложены все припасы и извлечены оружие и доспехи. Врени предпочла бы разглядеть, что там у них есть, например, она заметила, что Харлан с сыновьями носит другое оружие, чем большинство наёмников, но Дака то и дело отвлекала её, спрашивая то одно, то другое, то прося о помощи. А то предлагая помочь сама, например, ненавязчиво напоминая, что надо бы лекарства приготовить, тряпки на перевязки и вообще, мало ли что понадобится.
Затем отряд разделился. Часть осталась в том, что ещё недавно было лагерем, большинство выехали, и с ними ехал одетый в тяжёлый доспех Клос. Врени не хотелось думать, в каком состоянии будет его рана после таких подвигов, но упрямый рыцарь отказался слушать её советы. Врени огорчённо повернулась к Даке, но та её не понимала. Глаза девушки горели как у кошки и вся она была напряжена, будто перед прыжком.
— Он мужчина, — сказала Дака, как будто это всё объясняло. Врени махнула рукой.
— Что они собираются делать? — спросила цирюльница.
— Не знаю.
— А нам что делать?
— Ждать, — равнодушно ответила девушка. — Фатей, Фатей! Ты куда собрался?! Не дорос ещё! Я кому говорю! А ну, вернись!
Махнув рукой цирюльнице, она умчалась возвращать в лагерь брата.
Ожидание делалось невыносимым. На землю легли сумерки, когда в лагерь примчался один из наёмников (Врени не помнила его имени) и, обменявшись паролем с караульными, велел ехать за ним.
Цирюльнице показалось, что напряжение превратилось в движение, как если бы кто-то отпустил натянутую тетиву. Готовые ехать люди вскочили на лошадей, выехали на дорогу и поскакали по ней в сторону, как оказалось, деревни. Там их встретили остальные наёмники, успевшие согнать местных жителей в пару сараев и занять кабак.
Врени вместе с остальными пришла на площадь. Пока шла, она оглядывалась по сторонам. Деревня была бедная, да что там — по-настоящему нищая. Граф цур Дитлин обобрал людей до нитки, едва оставляя им посевное зерно, чтобы было хоть что-то на следующий год. Покосившиеся крыши, облупившиеся стены домов, облезлые тощие собаки… Цирюльница была готова спорить, что скот такой же жалкий, да и запертые в сарае люди не лучше.
— Не шуметь! — велел Увар, когда они собрались на деревенской площади. Гудящая, переговаривающаяся толпа разом замолчала. Это было странно. До сих пор Врени не воспринимала всерьёз Увара с его суетливостью, небольшим ростом и вечными волдырями. И другие, кажется, относились к нему так же. Никто не стеснялся спорить и даже ругаться. А теперь замолчали. — Людей не бить. Из сараев не выпускать. Кто попробует бежать — убивать. Кто попробует попасть в деревню — ловить или убивать. Ждите тут. Потом пришлём за вами. По погребам не лазить, чужое добро не трогать! Все поняли?
— А что ты на Фатея смотришь?! — возмутилась Дака. — Он один по погребам лазил?! Казарь будто не лазил?! Аким будто не лазил?!
Казарь и Аким были сыновьями наёмников, женатых на единоплеменницах матушки Абистеи.
— А кто их на это подбил?! — возмутилась мать Акима.
— Тихо! Лазали все. Попался Фатей, — отрезал Увар и так тяжело посмотрел на Даку, что она замолчала.
— Всё ясно? — спросил главарь. Дождавшись утвердительного гула, он повернулся и пошёл к собирающемуся отряду.
Врени впервые видела, как наёмники собираются — теперь стало ясно — захватывать графство. Похоже, Клос задумал взять замок, как его там… Вардула…
Каждый знал, что ему делать. Пятеро остались в деревне вместе с женщинами и детьми, остальные ушли на юго-восток, в сторону замка.
Матушка Абистея отдала несколько коротких приказов на своём языке — и Мада с Зариной захлопотали вокруг очага в кабаке, разбирая свои и захваченные припасы.
— Ждать, — ответила Дака на растерянный взгляд Врени. — Не бойся, Увар умный. Он знает, что делает.
— Они собираются штурмовать замок! — почти простонала цирюльница. — Совет баронов велит отрубить Клосу голову, а нас всех повесят!
— Пусть сначала поймают, — фыркнула Дака. — А почему совет баронов? У вас нет… как вы это зовёте? Короля?
— У нас был Дюк, — нехотя ответила цирюльница. — Он умер, когда на свете не было даже моего деда. А теперь нами правят бароны и графы. Каждый своими владениями и вместе они правят страной.
— А мы сейчас где?
— Мы сейчас в графстве Дитлин.
— А где граф?
— Говорят, его убил Клос.
— Тогда чего ты боишься?
— Закон запрещает захватывать замки баронов. Это нарушение священного мира, объявленного в стране.
Дака пожала плечами.
— Увар умный. Он знает, что делать.
Врени нисколько не успокоилась, но Даке стало не до неё. Она хватилась Фатея и убежала его искать. Вскоре девушка вернулась, одной рукой держа брата за ухо, а другой — лук, который выглядел так же странно и чуждо, как и одежда девушки. Впрочем, в Тафелоне луков почти не было.
— Я тебе разрешала его брать? — ругалась Дака, затаскивая брата в кабак. — Я тебе разрешала его брать? Унаследовал?! Ты ничего ещё не унаследовал! Сопляк! Не дорос! Я кому сказала — тихо сиди! А ты что?! Сторожить! Кого там ты будешь сторожить?! Ты его натянуть не можешь! Иди сюда! Садись! С места сойдёшь, я тебе! Врени, проследи, прошу тебя!
— А ты куда? — не поняла Врени.
— Сторожить, — удивилась вопросу Дака. — Ты бы видела! Там из сарая через крышу хотели вылезти! Мальчишки! Как Фатей! Ух, я им!
Девушка убежала. Врени уселась рядом с Фатеем на скамью. Оставалось только ждать.
Если попробовать сейчас сбежать и сделать вид, что она не с ними, её просто пристрелят. Потом, может, даже пожалеют. А, может, и нет.
Ночь перевалила за половину, когда за цирюльницей прислали из замка. Примчался седой Берток, один из самых уважаемых наёмников, велел Иргаю, который к своему разочарованию остался с женщинами, вместе с Врени скакать немедленно в замок, а остальным — собираться и ехать следом. Парнишка, припомнила Врени, накануне уходил в разведку вместе со старшим братом, и теперь знал дорогу. Впрочем, думать было некогда. Иргай погнал лошадь и цирюльнице пришлось постараться, чтобы удержаться на своей.
Дорога вильнула, выводя к Вардуле, и Врени смогла разглядеть замок вблизи. Замок выглядел внушительно, куда лучше, чем Ордула в Фирмине. Высокие стены с башнями по углам, тяжёлые ворота, на которых поверх герба Дитлина висела небесно-голубая тряпка такого же цвета, как и шарфы на головах наёмников.
В замке всё было кончено. Наёмники деловито стаскивали в сторону убитых врагов, тяжело раненных добивали, легко раненных связывали и оставляли ждать: когда лекарь поможет своим, может быть, займётся и ими. Своих раненых было немного. Фабо, Ильз, Мизи, Конрад, Эрно… Убитых не было вовсе. Ночное нападение не оставило жителям замка шансов… да и не ждали они… когда в стране священный мир, когда земли далеко от границы… кто мог подумать, что в замок нагрянут наёмники, которым плевать на законы?
Врени ввели в зал, где в кресле с высокой спинкой, явно графском, полулежал бледный Клос. Доспехи с него давно сняли и сейчас Вир разрезал рубашку на плече рыцаря.
— Что случилось? — устало спросила цирюльница.
— Что-что, — прорычал раздражённый Вир и сплюнул в очаг. — Что могло случиться? Говорил я ему — береги руку. А он… как полез мечом махать. Будто и не раненный. Теперь гляди.
— Не скажи, Серый, — отозвался Увар. Главарь наёмников сидел рядом с перевязанной головой, но, похоже, не слишком пострадал. После Клоса следовало заняться им. — Если бы не он, нам бы туго пришлось.
— А если бы не твои ребята, туго пришлось бы ему, — огрызнулся Вир.
Врени осмотрела рану. Ничего такого, чего не следовало ожидать. Но заживать она теперь будет…
— Недели две лежать надо, — заявила цирюльница, радуясь, что ещё накануне она приготовила мазь, помогающую заживлять раны. — А, может, и месяц. А потом руку медленно разрабатывать. Господин рыцарь всё лечение испортил.
— Вир, — слабо потянул Клос, — уйми эту девку…
— Помолчал бы лучше, — проворчал оборотень. — Она тебя всю дорогу лечила, ты б хоть спасибо сказал.
— Всю дорогу только и делала, что ругалась, — буркнул Клос. Он смерил оборотня внимательным взглядом. — Вир… тебе-то лекарь не нужен? Я видел, тебя несколько раз задели.
Вир отмахнулся.
— Я цел.
— Но я видел… кровь…
Оборотень пожал плечами.
— Чего только в бою не покажется. Не моя.
Клос сдвинул брови, но ничего не сказал. Врени закончила перевязку и перешла к Увару, который ничего умнее не придумал, чем замотать рассечённый лоб грязной тряпкой.
— Что с сыновьями графа? — спросил Клос.
— Все трое целы, — отозвался Увар, с которым как раз возилась цирюльница. — Взяли спящими. Заперли. Охраняем. Осторожней, ты!..
— Потерпишь, — прошипела Врени.
— Хорошо, — расслабленно откинулся на спинку кресла Клос. — Вели всем отдыхать. Замок готовить к обороне… Вир…
— Увар? — подхватил оборотень.
— Вы про графёныша старшего? — спросил наёмник. — Выследили. К вечеру будет.
— Тогда — отдыхать, — сказал Клос и закрыл глаза. Врени встревоженно повернулась к нему.
— Клеменс хорошего вина дал, — успокоительно заявил Вир. — Я Клосу налил.
Цирюльница вздохнула.
— Ты бы хоть меня спросил. Ладно, жить будете. Я пойду. Фабо мне не шибко понравился. Господина Клоса уложите аккуратней.
Врени до самого утра провозилась с ранеными и потом до полудня перевязывала кнехтов и рыцарей Вардулы. Они сражались без доспехов, а наёмники Увара в бою врагов не щадили, так что раны у пленных были серьёзные. Дака пыталась накормить цирюльницу, но Врени валилась с ног. Девушка отвела цирюльницу в какой-то закуток и там она уснула на охапке соломы. Проснулась только к ночи и Дака, хихикая, рассказала Врени, как в замок въехал старший сын покойного графа и как его заманили между внешними и внутренними воротами и там держали, пока он не сдался и не отдал всё оружие — своё и людям своим тоже велел.
— А потом Клос сказал, что у него нет чести, поэтому клятву он с него не спросит, — закончила рассказ Дака. — А почему нет?
— Вир говорил, Клос ему вызов бросил, а он не принял, — припомнила цирюльница. Привычно ломило тело, болела голова, в глаза как будто песка насыпали. Хотелось спать — и чтобы не трогали. Повесят так повесят, лишь бы отстали.
— Тогда конечно, — согласилась Дака. — Вставай! Ужинать надо! Поешь, людей полечишь, тогда и поспишь. Они знаешь как стонут?
— Что за собачье ремесло, — выдохнула цирюльница, поднимаясь на ноги.
Сейчас, когда умерших уже похоронили, суета захвата стихла, замок производил совсем не такое впечатление, как накануне. Вчера он казался могучей твердыней, разворошенной захватчиками. Сегодня… каменная кладка была хороша, но дерево где сгнило, где рассохлось, сараи, домики живших в замке людей — всё покосилось. В господском доме истрепались шпалеры. Слуг держать взаперти не стали, хотя и присматривали, чтобы не вздумали никуда податься, и сейчас было видно, что они одеты в заношенную одежду явно с чужого плеча.
Из чужих раненых один умер, двоим стало хуже, за остальных можно было не беспокоиться. Из своих хуже стало только Фабо, рана его воспалилась. Лоб Увара заживал, а вот Клоса, совершенно не пострадавшего при захвате замка, теперь трепала лихорадка. Врени сделала рыцарю перевязку и высказала всё, что думала про него и его отвагу. Клос только скривился. Ему было так худо, что говорить он не мог или не хотел.
Закончив лечить раненых к середине ночи, Врени отыскала свою солому и завалилась спать. Даке она сказала, что встанет только к Клосу или к кому-нибудь из детей, да и то подумает. Наутро, когда она открыла глаза, в замковой часовне звонили колокола — гулко и траурно. Цирюльница выбралась во двор и увидела самую странную похоронную процессию. Одетые в рыцарские рубашки хмурые люди были, видно, сыновья графа, а с ними, похоже, их жёны. Только на одном, старшем, была хорошая одежда, остальные рядились в что-то странное… похоже, это досталось им от их батюшки… лет двадцать назад. Вон тому, толстому, мало, у этого в плечах жмёт, а ещё одному в рукавах длинно. И никто не подумал подрезать! Рыцарские платья их жён ещё больше выдавали бедность обитателей замка. Женщины благородного происхождения уже давно подпоясывались под грудью, а у этих пояс обнимал бёдра, вышитый яркими, но не золотыми нитками. Траур? Или действительно ничего более нового не нашлось?
Процессию сопровождали наёмники с приготовленными самострелами. Графское кладбище начиналось рядом со стенами замка и далеко идти не пришлось. Священник, одетый в одежды братьев-заступников, говорил положенные слова, то и дело косясь на захватчиков. Клос, бледный, закусивший губу, стоял поодаль, глядя, как хоронят его врага. Его поддерживал Вир. Поодаль столпились любопытные из числа слуг и людей Увара. Гроб опустили в землю, застучали комья земли.
Наконец, всё было кончено.
— Всё, — сказал Клос, медленно выговаривая слова. — Вы отдали последний долг. Больше вашего тут ничего нет. Ваш отец оскорбил мою жену, женщину, жену рыцаря и дочь барона, оскорбил прилюдно, в совете. Он сам выбрал драться боевым оружием. Его смерть — на его совести. Но он погиб с честью. Адалрик бросил мне публичное оскорбление, но не принял вызова. Он отказался от своей чести и от чести вашего рода. Рода, в котором мужчины оскорбляют женщин и отказываются от поединка!
Он остановился, тяжело наваливаясь на Вира.
— Ты убийца и разбойник! — прошипел Адалрик. — Ты нарушил священный мир, напал на спящих, ты…
— Запомни, Адалрик, — хмуро ответил Клос, — это последний раз, когда я разрешаю тебе говорить. В следующий раз ты будешь убит без чести и суда, потому что трус их не заслуживает. Но сейчас я отвечу. Ни ты, ни твои братья не вступили во владение замком и графством. Они — ничьи. Мы пришли и взяли то, на что трусы не имеют права. Теперь о вас. Вы дети моего врага и братья моего врага. Поэтому вы должны быть повешены до наступления вечера.
— Ты… — начал говорить Адалрик.
Клос покосился в сторону, на стоявшего неподалёку Эрно, кивнул, потом покачал головой. Тот выстрелил, стрела вонзилась в землю у ног Адалрика.
— Ты будешь молчать, — скучающе сообщил Клос. Адалрик побледнел и шагнул назад. — У меня нет настроения шутить.
— Ты не сможешь так поступить! — выкрикнула высокая худая женщина в сером платье с обтрёпанными рукавами.
Клос покосился на Вира.
— Я не смогу? — спросил он оборотня. Кивнул сам себе. — Может, и не смогу. Я — не граф цур Дитлин. Я не воюю с женщинами. Но мужчины будут повешены. Я не могу оставлять врагов за спиной.
Женщина, рыдая, упала на колени.
— Встаньте, — смягчился Клос. — Встаньте! Если сыновья графа цур Дитлина поклянутся в церкви именем Заступника, при свидетелях и заверив свои слова письменно, что отказываются от мести, признают мои права и свою вину передо мной… вы будете жить. Все. Даже Адалрик. Если он будет молчать, конечно.
Мужчины переглянулись.
— Нам надо подумать, — хрипло произнёс тот, которому были длинны рукава.
Клос покачал головой.
— Нет времени думать. Клятва должна быть принесена сейчас. Вы покинете графство сразу после этого.
— Ты изгоняешь нас?! — вскинулся тот сын цур Дитлина, которому была мала его рубашка.
— Графство разорено, — холодно ответил Клос. — Я не могу себе позволить кормить дармоедов. Всё уже решено. Вам осталось выбрать. Сейчас вы отправитесь или на встречу с Заступником или вон из графства.
Врени почувствовала, как её дёргает за рукав Дака, которая вместе с Фатеем явилась посмотреть, как Клос разбирается с врагами одного с ним сословия.
— Зачем? — спросила девушка. — Они тоже рыцари? Воины не боятся смерти!
Врени хмыкнула.
— Для рыцаря позор, если его повесят. Для них это хуже смерти.
— Но они обманут! Посмотри на этого! Адалрик! Как смотрит! Обманет!
— У Клоса будет клятва, подписанная их рукой. Если рыцарь нарушит такую клятву, он покроет себя позором. Его перестанут считать рыцарем.
— Ну и что?
— Дело не в том, что сделают они, — пояснила Врени. — Дело в том, что о них подумает совет. Если совет откажется их защищать, можно будет ничего не бояться.
— Дураки у вас живут, — фыркнула Дака.
Сыновья цур Дитлина больше не колебались. Они вернулись в замок и в часовне дали торжественную клятву, которую от них требовал Клос. А рыцарь приготовил для них ещё один сюрприз. Под самыми стенами замка стояли две крестьянские телеги, запряжённые самыми захудалыми деревенскими лошадьми. Во двор были выведены внуки графа.
— Это ваше, — кивнул Клос на телеги. — Каждой семье я отдаю одну перину, одно одеяло и две подушки. Хлеба на два дня. Женщинам отдаю два платья, кроме тех, что на них, мужчинам по одной рубашке и к тому же два куска полотна на семью. Забирайте и проваливайте!
Женщины зарыдали. Адалрик предусмотрительно промолчал.
— Вор! — выкрикнул один из старших графских внуков. — Разбойник! Ты ограбил нас!
— Уймите мальчишку, — холодно велел Клос. — Я мог ничего не давать и выгнать вас босыми и нагими. Я так не хочу и ради женщин и детей выделяю вам телеги. Плохи? Лошади долго не протянут? Это плоды того, что вы творили в графстве, пока оно было вашим. Предательство графа и его жадность привели вас к этому.
Рыцарь запнулся, его повело в сторону. Вир его поддержал и шепнул, что пора заканчивать.
— Убирайтесь, — потребовал Клос и отвернулся. — Вас проводят.
— Для рыцаря позор ехать на телеге, — пояснила Врени Даке. Та фыркнула. — Теперь с ними никто разговаривать не будет.
Сыновьям цур Дитлина ничего другого не оставалось, как усадить в телеги своих жён и детей и усесться спереди править.
Клос почти повис на Вире.
— Вели взамен этих в деревню лошадей из графских конюшен отправить, — потребовал он. — Рабочих, они получше этих доходяг будут.
Вир бросил короткий взгляд на Врени и та подбежала к Клосу.
— Вы совсем мне работу не облегчаете, — проворчала цирюльница. — Вам лежать надо.
— Повесить велю, — вяло ответил Клос. — Надоело. Не хочу лежать.
— Пора и мне ехать, — сказал Вир, когда Врени заново перевязывала Клоса в его покоях и поила сбивающим жар снадобьем. — Как бы они вперёд нас до Сетора не добрались.
— Езжай, — согласился рыцарь. — Норе там кланяйся, отцу тоже.
Он помолчал, потом произнёс:
— Ты думаешь, они…
Вир пожал плечами.
— Если поторопиться, то может быть.
Клос кивнул, но сделал оборотню знак не уходить.
— Я помню бой, — сказал рыцарь после долгого молчания. — Тебя ранили несколько раз.
— Я говорил тебе, это не моя кровь.
— А дырки на одежде?
— Зацепило.
Клос покосился на Врени.
— Пшла вон, — приказал он. Вир ухмыльнулся.
— Ладно, — сказал он. — Не гони её, она знает. Лекаря надо слушаться.
— Что знает? — не понял рыцарь.
— Что я оборотень, — ухмыльнулся Вир.
Клос уставился на него. Вир кивнул.
— Увар-то знает?
— А как же! — засмеялся Вир. — Ну, что, твоя милость? Тут, как ты знаешь, брат-заступник есть, можешь к нему обратиться.
Клос грубо выругался, предлагая Виру вместе с братом-заступником проваливать… куда-нибудь подальше. Оборотень расхохотался.
— А… твоя жена? — внезапно осенило рыцаря. — Она?..
— А как ей не знать, если она сама вампир, — ответил оборотень, зубасто улыбаясь.
— Она?!
— Что, не похоже? — хмыкнул Вир. — Хороши бы мы были, если бы нас легко узнать можно было.
— Зачем ты мне открылся? — спросил рыцарь.
Вир пристально посмотрел на Клоса и серые глаза человека сделались жёлтыми, волчьими. Врени поёжилась и отошла к рыцарю за спину, чтобы отгородиться от зверя.
Захочет прыгнуть — прыгнет.
— Чтобы ты знал, — рычаще ответил Вир. — Чтобы между нами не было обмана.
Клос потянулся обхватить голову руками и застонал от боли в правой руке.
— Я вассал барона цур Фирмина, — уже без рычания пояснил оборотень. — Многим ему обязан. Я забочусь о процветании его дома.
Рыцарь хохотнул.
— Так это всё-таки потому что я муж Норы?
Вир усмехнулся в ответ.
— Я тебе уже отвечал. Но ты показал себя даже лучше, чем я надеялся.
— Пшла вон, — бросил Клос через плечо цирюльнице.
— Как будет угодно вашей милости, — колко ответила она и поспешила выполнить приказ.
— Она-то хоть не оборотень? — услышала Врени за спиной.
— И ты туда же! Обычный человек. Но ты зря так с лекарем.
— Слышал, слышал, — отозвался Клос.
Он помолчал и Врени уже притворяла за собой дверь, когда рыцарь внезапно оживился:
— А Нора-то знает?!
Что ему ответил Вир, Врени уже не услышала.
Бежать отсюда надо… бежать… Не бароны, так Клос голову снимет.
Эти дни Магда могла бы назвать, пожалуй, даже счастливыми. Эрна сладко спала по ночам и вскакивала на рассвете — подоить коз, напроситься с Вилем на рыбалку или играть в прятки. Магда научила дочь «ходить по лесу как люди ходят», не заставляя кусты расступаться, а ветки раздвигаться при приближении. Всего-то надо было один раз по лесу прогуляться. Виль перестал грозиться и говорить гадости, помогал по хозяйству и возился с девочкой так, будто приходился ей родным дядей. Он даже поймал ёжика как обещал и Эрна устроила зверьку норку во дворе у самого забора. Ночью Магда соорудила из своих волос колдовской ошейник и вместе с дочерью вывела ёжика в лес — искать волшебную ёж-траву. Их поиски увенчались успехом и наутро батрак страшно ругался: Эрна на радостях испробовала ёж-траву на лучшем ноже в доме, сломала его и перепортила все остальные ножи. Виль потом никак не хотел успокоиться, точил ножи и ругался на «глупых женщин, которым ничего доверить нельзя». Был и ненастный день, когда не видно было ни рассвета, ни заката, и тугие струи воды хлестали по дому. Виль тогда, пользуясь тем, что Магда изрядно присмирела, весь день рассказывал свои жуткие сказки. Про драконов, про предательства, про страшные войны и про героя, который выжил бы в яме со змеями, если бы его не ужалила обернувшаяся гадюкой тёща.
Ведьма даже позволила себе расслабиться и поверить, что всё, может, и обойдётся. Батрак ничего плохого не говорил и не делал, учил девочку помогать по хозяйству, играть в прятки, лазить по деревьям и ловить рыбу, да обещал к зиме показать, как силки на зайца ставить. Разговора про убийства даже не думал заводить, а когда Магда как-то его спросила, посмотрел на неё как на полную дуру и сказал, что он-де не белая волшебница детей ужасами запугивать.
Всё было хорошо, пока однажды утром батрак не ушёл в лес с утра пораньше. Что он там собирался делать, не сказал, но к завтраку обещал быть. И не пришёл. Ведьма нисколько не встревожилась. Мало ли какие дела могут быть у разбойника и убийцы, который прячется в её лесу от закона? В этот день Магда в деревню не собиралась, хотела сварить часть своих мухоморов (остальные висели сушились на чердаке), и скрип отворившейся двери застал её с половником у котла.
— Долго ж ты ходил, — бросила ведьма через плечо. — Я тебя с самого утра жду.
Что-то не так было в последовавшем молчании и Магда обернулась — одновременно с пронзительным криком своей дочери.
— Папа! — счастливо закричала девочка, бросаясь в объятья стоявшего в дверях мужчины. — Ты пришёл за мной!
Ведьма как во сне смотрела, как он подхватывает девочку на руки и прижимает к себе. Вот только сон этот был кошмаром.
Алард… Алард…
Он нашёл её… Вернулся… Время оставило на нём свой отпечаток. Погрузнел, потяжелел… потускнели и спутались золотые волосы… От былой красоты осталась только сияющая улыбка. Но Магду она уже не обманывала. Сердце сжало мучительное предчувствие.
— Бертильда… — произнёс Алард, глядя на ведьму поверх плеча девочки. — Ты снова предвидела, что я приду…
— Конечно, предвидела! — затараторила счастливая донельзя Эрна. — Мама у нас знаешь какая? Всё может!
— Знаю, Аталейн, — погладил её по голове Алард.
— Её зовут Эрна, — резко бросила Магда.
— Папа сказал, что я у него первый ребёнок и меня должны звать как наследницу, — объяснила девочка. — Красивое имя, правда?
Магда тяжело опустилась на лавку.
Он дал ей новое имя… он, её отец, дал девочке имя, признавая её своей дочерью… а она приняла его… признала родство. Он пришёл за ней…
Дыхание перехватило от злости. С глаз словно спала пелена. Всё это время, все эти годы она боялась не того человека. И вот теперь прошлое стоит перед ней и хочет отнять её дитя. Магда не могла бы объяснить свою уверенность, она только знала точно, что Алард пришёл не с добром, что он принёс с собой какую-то страшную беду.
Решение пришло сразу. Убить. Убить, опоить, уничтожить. Сейчас, пока не стало поздно. Это будет просто, он не видит в ней угрозы, а у ней под рукой ядовитое варево. Отвлечь девочку, чтобы не вмешалась, не успела предостеречь.
Магде уже приходилось убивать. Тогда, когда она исцеляла Арне кровью оборотня… Но в тот раз всё сделали за неё. И был ещё один случай… Она тогда ещё не срослась, не сроднилась с лесом так, как сейчас… Не имела той власти, которая связывает ведьму с её владениями. На её дом набрёл человек… разбойник, наверное, а, может, паломник, отбившийся от своих и заблудившийся в лесу… Сперва он хотел немного — глоток воды да узнать, где дорога. А после рассмотрел, что в доме она одна, молодая красивая баба, да младенец в люльке спит. Рассмотрев, обнаглел. Потребовал одного, другого… а там и вовсе потерял всякую совесть. Думал, одинокую женщину просто будет запугать. Куда она денется, одна, в лесу, с ребёнком в люльке?.. Когда до ближайшего жилья идти и идти. Не докричшься, не дозовёшься…
Убивать оказалось легко. Легко, когда у тебя за спиной плачет твой ребёнок. Легко, когда враг теряет человеческое лицо.
Откуда и смелость была…
Нетрудно было в полумраке кухни припрятать в рукав нож. Их тут много лежало, для каждой цели свой. Нетрудно было подобраться поближе.
Магда упала на колени, будто со страху, нож словно сам собой скакнул в руку… Страха не было, не было и сомнений. Она ударила низко, в пах, нож вошёл по самую рукоять. Ударила и отскочила. Он умер быстро.
Убить оказалось легко, куда сложнее оказалось отволочь тело поглубже в лес, чтобы никто не связал его с одиноко живущей ведьмой. Разбойник оказался тяжёлый, тащить его было непросто, к тому же тело цеплялось за ветки и корни, будто желая помешать. Закапывать она его не стала. Не будет ему погребения, собаке. Колдовством расправив траву, Магда тогда вернулась домой, успокаивать перепуганную дочь.
Вот только сейчас девочка не за спиной, она прямо в руках нового врага. А в том, что перед ней враг, ведьма не сомневалась. Не так стоял в дверях Алард, не так держал девочку, не так смотрел на преданную им когда-то любовницу.
— Золотко, — сказала Магда, пытаясь казаться спокойной. — Выйди во двор, нам с твоим отцом надо поговорить…
— С папой! — запротестовала девочка. Алард поставил её на пол, подтолкнул в двери.
— С папой, — согласилась Магда. Гулко стучало сердце.
Это будет просто…
Но что она скажет дочери?!
— Бертильда… — начал рыцарь, делая шаг к женщине.
— Ничего не говори, — попросила она, зачерпывая половником своё варево. — Выпей вот с дороги…
— Нет, я хочу сказать. Бертильда, прости, я… я виноват перед тобой. Ты так меня приняла, а я пришёл к тебе с обманом…
Магда рассеянно подумала, о чём он говорит, о том, что случилось семь лет назад, или о том, что происходит сейчас. Неважно. Угроза нарастала, путала мысли, леденила ноги. Сейчас. Скорее. Убрать опасность.
— Выпей, — настойчиво предложила ведьма.
Если бы он хотел загладить вину, он бы не стал подбираться, пользуясь тайком вырванным приглашением дочери. Они, верно, встретились в Раноге, но как он её нашёл?! Кто сказал, как её зовут, где она живёт, как выглядит?!
Если бы он хотел помириться, он бы не стал давать девочке имя, он принял бы то, которое придумала Магда.
Если бы, если бы, если бы…
Ведьма не думает, ведьма знает. И сейчас Магда чуяла от бывшего любовника такую беду, какую не нёс даже Виль, разбойник, убийца и висельник Медный Паук.
А вот Виля убить рука не поднималась…
Алард уже шагнул к Магде, уже протянул руку, чтобы принять плошку с ядовитым варевом, когда во дворе раздался слабый вскрик, а потом…
— Мама, мама! — вбежала в дом Эрна. — Во дворе чужие!
Магда обернулась и плошка выпала у неё из пальцев. Следом за девочкой вошёл здоровенный детина с клочковатой рыжей бородой и косматыми бровями. Прежде, чем Эрна успела подбежать к матери, он сцапал её за плечо и приставил к горлу нож.
— Ти-ха! — пробасил разбойник. — Соплячка пойдёт с нами.
Из-за его спины вышел второй, неуловимо похожий на него, только пониже и пошире в плечах, да лицо всё в оспинах. Небрежно оттолкнул с дороги Аларда, не ударил, а так, чтобы тот подвинулся, шагнул к Магде и, больно схватив за волосы, заставил сесть на лавку. Запрокинул ей голову и тоже приставил нож к горлу.
— Эй, Хромой! — крикнул он во двор. — Порядок. Проверь дом.
Третий от них отличался, был худощав и узколиц и действительно прихрамывал на левую ногу. Он прошёл в пустую комнату, потом лаской взобрался на чердак, пошерудил там и вернулся на кухню.
— Никого. Во дворе тоже пусто, — доложил он. — Но какой-то мужик тут живёт. Променяла тебя твоя красавица, а, рыцарь?
Разбойники захохотали.
— Это дядя мой! — закричала Эрна. — Он по хозяйству помогает! Он скоро вернётся! Он вам покажет!
— Цыц! — крикнул держащий её разбойник, сдавливая плечо так, что девочка пискнула от боли.
— Папа, папа, скажи им! — со слезами потребовала Эрна. Алард отвёл глаза.
Магда сжала на коленях руки. Сейчас она впервые вспомнила о Виле. Поможет ли он? Спасёт ли? Тянуть время. Дождаться Виля. А ещё можно…
Она прикрыла глаза и потянулась куда-то вглубь, через свою душу, через лес, которому она принадлежит, дальше, дальше, дальше… Виль «усыновлён» лесом, принят им, он услышит зов и придёт. Не сможет не прийти. Так уже было. Когда она потеряла все силы на алтаре. Магда не хотела звать, не хотела просить, но это произошло само, независимо от её желания. И он пришёл. Пришёл, когда она и не ждала, и помог, ничего не требуя взамен.
И сейчас. Сейчас тоже придёт.
Не сможет не…
Разбойник резко ткнул её сзади под рёбра.
— Колдуешь, стерва?!
Зов не оборвался, он нашёл адресата, но…
Что-то было не так.
Тянуть время. Надо тянуть время.
Надо…
— Кончай с ней, — предложил тот разбойник, который держал девочку. — Она нам без надобности. Нам сказали соплячку тащить.
— Не смейте! — вмешался Алард. Разбойники расхохотались. Эрна подавилась слезами.
Магда сглотнула. Надо тянуть время. Надо…
— Ты с ними? — горько спросила она бывшего любовника. Разбойники захохотали ещё громче. — Вот зачем ты обо мне вспомнил…
— Это он с нами, милашка! — душевно поведал ей рыжий разбойник. — Рябой, заткни её, как бы зубы не заговорила.
— Оставьте её, — вмешался Алард и подошёл к ведьме.
Рябой разбойник надавил ножом на шею, вынуждая запрокидывать голову.
— Прости… — тихо сказал рыцарь. — Я вернусь и мы всё исправим, обещаю!
— Вернёшься?!
— Заткни её! — потребовал рыжий.
— Да неужто с женщинами так можно? — захохотал рябой. — С женщинами, Кудлатый, ласка требуется. Слышишь, милашка, дочка у тебя умненькая. Вот кое-кто и хочет её обучать, понимаешь это? Нас вот послал, чтоб привели. А на него не оглядывайся. Его дело маленькое, дочку ведьмам передать. Тут мы решаем, что и как.
Это всё объясняло. Ведьмы… наверняка в Бурой башне… они почуяли, а, может, и выследили, что у Магды растёт способная девочка, но насильно учить ведьму невозможно… Но Эрна слишком маленькая, чтобы решать сама, за неё должны говорить родители, отец или мать. Скорее мать. Ведьмы считали, что ребёнок принадлежит женщине, той, которая его носила под сердцем и рожала в муках. Но… отец тоже мог подойти. Алард дал Эрне имя, признал отцовство, задурил голову, добился приглашения… колдовская сила девочки провела его через опутанный чарами лес, провела напрямую, как по ниточке. И теперь он может передать дочь в обучение, а ведьмы сделают вид, что мать просто не знает или даже согласна с ним. А после — попробуйте-ка вызволить ученицу из Бурой башни!
Где же Виль?!
— Не рыпайся, — посоветовал рыжий разбойник, — глядишь, и жива останешься. А дёрнешься — так и тебе худо будет, и девчонке твоей.
— Перестаньте! — потребовал Алард.
— Уходить отсюда надо, — хмуро сказал хромой разбойник. — Ишь как ёрзает, ждёт, небось, дядьку этого.
— Пусть приходит, — лениво ответил рыжий.
— А если не один вернётся? — продолжил волноваться хромой.
— Он прав, — задумался рябой. — Вяжи девчонку и пошли. Эй, рыцарь, ты с нами. Ведьмы сказали, без тебя за соплячку не заплатят. Потом со своей красавицей намилуешься.
— А, может, её… — заухмылялся рыжий.
— Не смейте! — вскинулся Алард, но хромой оттолкнул его от Магды.
— Некогда, — сказал рябой и смерил Аларда взглядом. — Ладно, не хмурься, рыцарь. Хромой, вяжи эту стерву да рот заткни, чтоб на помощь не позвала. Время хоть выиграем.
…Алард стоял рядом, пока Магде скручивали за спиной руки, связывали ноги, затыкали тряпкой рот.
— Я вернусь, — пообещал он. — Вернусь и всё объясню. Не беспокойся за Эрну, она будет учиться, она станет сильной ведьмой, мы будем гордиться ею. Всё будет хорошо.
В этом был весь Алард. В этом он весь. Неужели он не понимает, что разбойники убьют его, едва в нём отпадёт нужда?! Неужели разбойники не понимают, что ведьмы ещё никогда никому не платили, не заплатят и в этот раз?!
Почему Виль не идёт?!
Её бросили на пол, походя пнули под рёбра. Рябой разбойник опрокинул котёл и варево, растекаясь, обожгло ведьму сквозь одежду. Мухоморы он растоптал, распинал по кухне и вышел вместе с остальными.
— Запалить бы домишко, — раздалось со двора. — Для надёжности.
— Оставьте её, — не то потребовал, не то попросил Алард.
Разбойники снова захохотали.
— Это мы ещё посмотрим, кто сюда возвращаться будет, — посулил один из них.
— Не смейте! — пронзительно закричала Эрна, у которой страх наконец прорвался слезами. — Мама, мама, мамочка!..
Хлёсткий звук оплеухи. Крик оборвался. Послышались шаги… потом всё стихло. Магда осталась одна, связанной, скрюченной на земляном полу своего дома.
Ждать помощи не приходилось. Виль пропал, исчез именно тогда, когда был больше всего нужен, деревенские не сразу рискнут забраться в пустой с виду дом ведьмы. Поаукают от калитки и пойдут себе восвояси. Мало ли какие у ведьмы дела могут быть?.. Да Магда и не собиралась, не могла ждать. Надо было спешить. Надо было спасать дочь.
Сложнее всего было освободить рот. Магда чуть не задохнулась, пока обслюнявленная тряпка оказалась на полу. Её скрутил кашель. Верёвки больно впились в запястья и лодыжки.
Где-то здесь есть нож…
Ей не взять его скрученными за спиной руками…
Нет.
Не так.
Магда засвистела.
Сколько верёвочке не виться, а конец один…
Путы натянулись и как будто накалились. Их словно дёргали туда-сюда, перепиливая руки и ноги. Ведьма сосредоточилась на запястьях. На той боли, которая в них горела. Один виток… вот этот… он должен лопнуть…
Ох.
Её словно ошпарили.
Больно!
Магда встряхнула освобождённые руки.
Где-то здесь есть нож…
Ползая, извиваясь, подтягиваясь на руках, Магда нашарила первый попавшийся нож. Тупой, Виль как раз собирался его наточить, да руки не дошли. Сойдёт.
Руки и ноги были изрезаны верёвкой. Перевязать бы, приложить примочку… Не было времени. Кровь стучала в висках. Ведьма толкнула дверь… Она не открылась.
Подпёрли.
Магда бесполезно подёргала дверь.
Кто знает, вдруг они действительно вернутся…
И лучше её в это время здесь не будет.
Выбраться через окно было нечего и думать. Магда выбралась на чердак, через него на крышу и, поглядев вниз, в первый раз за долгое время осенила себя священным знаком. Зажмурившись, она прыгнула вниз, в бурьян, про который Виль ругался, что развела, мол, заросли. Травы, которые ведьма много лет поливала разными зельями, спружинили, смягчая удар, а после оплелись вокруг Магды, прижимая руки к телу.
Только этого не хватало!
Ведьма принялась извиваться, но травы держали крепко. Не то священный знак их «разозлил», не то они накинулись бы на любого, кто свалился сверху, не то…
Проклятье.
Надо было выкосить эту траву, когда Виль говорил.
Ни порвать, ни ослабить живые путы не получалось. Магда принялась насвистывать, больше с отчаяния, чем в надежде… там, где трава касалась кожи, стало больно, мучительно, невыносимо… ведьма закричала… путы лопнули, оставив на коже Магды зеленоватые ожоги.
Плевать.
Магда откинула кол, которым разбойники подпирали дверь, забежала в дом.
Зачем?..
Колдовать не было смысла. Ведьминские чары не быстрые, а с ними девочка — их оберег и пропуск.
Убить, убить их нужно!.. Растерзать только за то, что они посмели…
Магда схватила платок, накинула на голову и, не завязывая, побежала со двора, придерживая платок за углы руками.
Ноги сами несли её в замок. Она добежит, она успеет. Она скажет, что произошло. Ей помогут. Ей обязательно помогут. Разбойники, верно, идут пешком. На востоке её лес был совершенно непроходимым, на лошади не поскачешь. Далеко они уйти не смогли. А кнехтам барона она откроет дорогу. Они поскачут верхом, они успеют, они…
Магда бежала, не глядя перед собой, бежала так быстро, что ветки не успевали убираться с пути и хлестали её по лицу. Скорее. Скорее. Скорее!.. Она скажет. Она попросит. Ей помогут. Ей не могут не помочь…
Она выбежала, буквально вывалилась из леса на дорогу…
— Бертильда!
Ноги подкосились прежде, чем ведьма поняла: голос другой. Стоя на коленях, она подняла голову…
Отряд кнехтов с красными повязками на рукавах. Люди, которые подчиняются союзу баронов. А с ними… с ними…
Позади всадников на дороге стояла телега. Такая, какую она вдела в своём провидческом зелье. С клеткой. А в клетке сидел закованный в цепи Виль.
Убийца, разбойник и висельник Медный Паук…
…вот почему он так и не откликнулся.
Виль не повернул голову в её сторону, будто не видел и не слышал ничего. Лицо его сохраняло полную отрешённость.
Его казнят. Ему очень повезёт, если его просто повесят…
Пойманный Виль так поразил Магду, что она даже не задумывалась о других членах стоявшего перед ней отряда. Но они были там. Сидящая боком на белоснежной лошади Виринея, у которой светлые волосы рассыпались по плечам и от одежды, кажется, исходило сияние. Свет белой магии. Свет торжествующего волшебства.
И — Арне.
Оборотень, проклятый, который своими руками предал другого прозревшего в руки слепых.
За это убивают.
Арне спрыгнул с коня, бросился к ведьме.
— Бертильда! Что с тобой?! Кто… что с тобой сделали?! Что случилось?!
Магда поперхнулась.
Не сразу она услышала голос… хриплый прерывающийся голос, который выталкивал непослушные слова…
Она так и сидела на коленях на дороге и, сжав руки на груди, не то молилась, не то взывала о помощи.
— Пришли… не знаю… схватили… увели… Эрна, Эрна! Доченька!.. Сказали — ведьмы… велели… меня… связали, били… заперли… Эрна!.. Помогите! Они увели мою дочь! Им приказали ведьмы… ведьмы из Пустоши!
— Успокойся, — резко приказала Виринея. Магда поперхнулась и остановилась на полуслове. Волшебница так и не спрыгнула с коня, сидела и смотрела на подругу сверху вниз и, казалось, что-то раздумывала.
— Кто похитил твою дочь? — спросила Виринея.
— Я их не знаю! Разбойники… трое… И… Алард… отец… её отец. Обманул девочку, выведал дорогу… провёл их… Им приказали ведьмы! Сказали — обучат в Серой пустоши!
— Тихо! — всё так же холодно крикнула волшебница и повернулась к спутникам. — Я выполнила своё обещание. Я нашла убийцу Медного Паука. К баронам возвращайтесь без меня, я должна спасти девочку.
Кнехты переглянулись, один из них. Видно, старший, с седой окладистой головой, заговорил было что-то о том, что нехорошо волшебница решает, но махнул рукой.
Арне, который до того стоял рядом с ведьмой, обнимая её за плечи, повернулся к волшебнице.
— Я поеду с тобой, — твёрдо сказал он.
На этот раз седобородый кнехт не смолчал.
— Как же, господин Арне, вы не можете оставить пленника! Вас ждёт совет и вы не должны…
— Эта женщина — дочь рыцаря, — отрезал молодой оборотень. Кнехты с сомнением посмотрели на Магду, в драном крестьянском платье, простоволосую — платок потеряла в лесу, — с растрёпанными косами… — Я не могу бросить её в беде.
Глядя на недовольное лицо подчинённого, оборотень немного смягчился.
— Я тебе доверяю, Одон, — сказал Арне. — Ты сможешь сохранить пленника и довезти его до Сетора. Я последую за тобой как только смогу. Или дождитесь меня. В Фирмине вам смогут предоставить кров.
— Велено как можно скорее везти, — пробурчал Одон. — И так много времени потеряли, пока вы с госпожой волшебницей мудрили. А Фирмин, говорят, ему дом родной. Как бы не вышло чего.
— Тогда я вас догоню, — решил Арне. Он повернулся к волшебнице, которая нетерпеливо ждала, чем закончится спор.
— Зря, — тихо почти шёпотом проговорила Виринея. — Не надо тебе со мной ехать. Езжай с отрядом.
— Ты одна не справишься, — покачал головой оборотень. — Там четверо разбойников. А я должен помочь Бертильде.
Волшебница кивнула и перевела взгляд на сидящую на дороге ведьму.
— Я помогу тебе, — сказала она со странной торжественностью. — Как бы то ни было, клянусь тебе, твоя дочь ведьмой не станет. Я спасу её. Возвращайся в свой дом и ничего не бойся. Разбойники больше тебя не тронут.
Она взглянула Магде прямо в глаза и ведьма склонила голову. Она откроет волшебнице дорогу через свой лес… со стороны казалось, что женщина, полностью утратив силы, распростёрлась на земле. Арне наклонился было к ней, но Магда прошептала:
— Езжай. Спаси мою девочку. Верни её мне…
Оборотень отошёл к своему коню, оглядываясь на ведьму, вскочил в седло… волшебница тронула поводья и направила свою лошадь прямо в лес, даже не пытаясь найти тропинку. Деревья подняли ветки, кусты сдвинулись… кнехты ахнули, глядя, как природа расступается перед сияющей белым светом всадницей. Оборотень последовал за ней.
— Поехали, — приказал Одон, когда за волшебницей и рыцарем сомкнулись ветки. — Пора и нам.
— А как же?.. — кивнул на распростёртую на земле ведьму молоденький кнехт с пробивающимся над верхней губой пушком. — Может, ей помочь надо?..
— Куда её, в телегу, к пленнику? — недовольно проворчал Одон. — Эй, ты! Живая? Встать можешь?
— Да, — тяжело ответила Магда и в доказательство поднялась на ноги. Едущая через лес волшебница словно раздирала все внутренности. — Я… цела. Это… я… от горя…
— Не бойся, Арне добрый рыцарь, он поможет твоей дочери, — заверил её Одон и сделал отряду знак двигаться в путь.
Лошадь молоденького кнехта сделала несколько шагов и остановилась.
— А ты правда дочь рыцаря? — с интересом спросил он.
Магда кивнула, чувствуя, что скоро начнёт харкать кровью. Открывать дорогу двум всадникам было непросто. Если бы не Эрна, она никогда бы на это не решилась.
— Не повезло тебе, — посочувствовал молоденький кнехт и догнал отряд. Магда шагнула к краю, прислонилась к стволу дерева и долго смотрела им вслед.
Если Виля повесят, Эрна будет плакать.
Ведьма внезапно засвистела. Тихо, сама для себя. Звук, с которым нож упал на дорогу, никто не услышал. Магда тяжело поднялась, прошлась по следам отряда и подобрала с земли знакомый уже заговоренный нож — тот самый, который Виль дал ей тогда, семь лет назад, чтобы она смогла спастись от высшего посвящения. Кнехты отобрали его и кто-то из них заткнул себе на пояс. Простенького колдовства достаточно, чтобы подтолкнуть нож, и он выскользнул.
Хороший нож… проводил многих… многое видел. Нож высшего посвящённого.
Она вернулась к дому. Но внутрь заходить не стала. Дом, осквернённый разбойниками, больше не внушал доверия. Магда боялась. Боялась уйти, боялась остаться. Она спряталась было в лесу возле дома, потом, когда стали ложиться длинные тени, перебралась во двор, в сарай, где Виль оставил ход наружу, затаилась там, сжавшись в комок и прислушиваясь к звукам в лесу. Было очень страшно. Никогда ещё собственный лес не казался ведьме таким зловещим. Болели израненные верёвками запястья и лодыжки, болели ожоги, болели синяки. До обеда, который Магда не варила и не ела, и немного после него она мучительно ощущала продвижение волшебницы по лесу. Это было — будто режут изнутри. И что-то странное ещё ощущалось. Какая-то мрачная и безжалостная решимость. Как раз в то время, когда Виль обычно с ворчанием ставил на стол обед, стало совсем худо. Магда скрючилась на земле, хватая воздух ртом, не зная даже, где болит сильнее. В груди? В животе? Ниже? Боль, нет, настоящая мука перемещалась по телу, разрывая, казалось, его на куски… А потом она ослабла и постепенно сошла на нет. Магда, шатаясь, поднялась на ноги. Что это было? Почему Виринея не возвращается? Что с её девочкой?
Блеянье коз заставило ведьму отвлечься. Она нашла в себе силы, чтобы подоить их и задать корма. А потом ушла в сарай. Ожидание было невыносимым и ведьма решилась отправиться на поиски. Надо было дойти до алтаря, там, наверное, лес отзовётся на её зов, там откроет свои тайны… а после вернуться в дом, пересилить себя и сварить провидческое зелье… нет, зелье можно только завтра, она с утра готовила кашу, а на одном огне зелья и еду в один день не делают…
Магда шагнула в зловеще темнеющий лес, споткнулась о первый же корень, чего с ней давно не было… и только потому заметила тень, скрывающуюся на тропинке. Тень была… волчьей?.. человеческой?.. Магда бросилась туда…
— Арне! — ахнула она. Оборотень был в человеческом обличье, обессиленный и неподвижный. — Арне! Маленький мой! Что с тобой случилось?!
Она затормошила юношу, потом, когда он не откликнулся, отвесила ему оплеуху. Он застонал и ведьма ударила его снова.
— Арне! Очнись!
— Бертильда… — прошептал оборотень. — Прости… я не смог…
— Что с Эрной?! — закричала ведьма. — Она… жива?.. Что с ней?! Кто на тебя напал?! Ты ранен?!
— Нет… не оружием… жива… увезла… увезла её волшебница…
— Как увезла?!
— Мы настигли… я нашёл… убил разбойников… она ослепила их… сперва… четвёртый… я хотел биться… она… она… что-то сделала… сказала… чтобы он шёл в Раног… повинился там… взяла… девочку…
— Арне! Арне, не засыпай! Очнись, Арне!
— Я сказал… клялся… вернуть… вернуть девочку… тебе… она… сказала… не даст… ты… ты… она сказала… ты недостойна… неправда… я сказал… пусть отдаст… матери… девочка… девочка кричала… просила… она отказалась… тогда… девочка пыталась… колдовать… но она… она… сильнее…
Конечно, сильнее, с горечью подумала Магда. Белая магия для того и создавалась, чтобы воевать с чёрной и — с колдовством. Что может семилетняя ведьма против опытной волшебницы? Даже в своём лесу, но ведь Магда пустила… сама пустила… открыла ей дорогу… кто мог подумать, что Виринея — предаст?!
Магда вспомнила, как валялась, ободранная, израненная на дороге и как возвышалась над ней бывшая подруга, сверкающая убеждённостью в своей правоте.
Надо было догадаться…
— Я… тогда я пытался… я… я мужчина… я сильнее… я так думал… но она… не стала драться… что-то… что-то сделала… отбросила… волшебством… больно! Ох… я пытался… она отбросила меня… заставила обернуться… и… ус… ускакала… она сказала… дево… девочка должна учиться белой магии… подальше от проклятых… сказала, что ты зло… зло для своей девочки… не отдала… я… шёл… к тебе… предупредить… прости… не смог… прости…
Он чуть не плакал. Магда погладила рыцаря по светлым волосам.
А в этом весь Арне… ему надо было сразу бежать за ведьмой… Магда могла бы закрыть лес и волшебница не смогла бы уйти. Но рыцарь пытался сражаться… а теперь он лежит разбитый, раздавленный чужой магией.
Твоя дочь ведьмой не станет, — сказала волшебница тогда. — Я спасу её.
…надо было догадаться…
Магда сидела, держа на коленях голову рыцаря, поглаживала его по волосам и думала над тем, что ей теперь делать. Спешки больше нет. Виринею не догнать, она уже, небось, в Белой башни.
Змея, змея! Гадина!
Спешки нет, а вот поторопиться стоит.
Белая башня! Да кто против неё выступит-то?!
Если б Эрна осталась у ведьм, Магда, возможно, могла бы попросить Лонгина похлопотать. В конце концов, Эрна слишком маленькая для колдовской науки, да и отцовского права ведьмы не признают. Но они и не отдают то, что считают своим, так что Лонгин мог и не помочь.
Если бы захотел вмешиваться.
Но белое волшебство… чёрный маг не стал бы с ним связываться… кто ещё? Оборотни… сейчас видно, что оборотню против белой магии не выстоять. О вампирах не стоило и думать. Белое волшебство причиняет им страшную боль и может убить. Да и ей самой… одна ведьма против всей Белой башни — это ещё хуже, чем Эрна против Виринеи…
Волшебница, верно, развязала девочке руки… она же добрая!.. Может, пыталась убедить поехать по своей воле… что с Эрной сейчас? Связана ли она или оглушена?
Ох, доченька, доченька!.. Кто ж мог подумать, что с тобой стрясётся… такое?!
Если надо… Магда понимала, что поедет и одна. Но много ли пользы будет Эрне, если её мать выжгут белые маги?
Ей нужна помощь.
Помощь… но чья?!
Кто мог пробраться через Пустошь, проникнуть в Башню, похитить ребёнка, которого, небось, и охраняют…
Кто…
Ответ пришёл сразу.
Ответ был с ней всё то время, которое она раздумывала и сомневалась.
Виль.
Вот единственный человек, который может пройти куда угодно, сделать что надо и выйти обратно — одним или с тем человеком, за которым пришёл.
Но его скоро повесят.
Если его повесят, Эрна будет плакать.
Если узнает.
А сейчас надо позаботиться об Арне. Оборотень забылся, замер, тяжело и прерывисто дыша.
Долго он не протянет.
Что же с ним Виринея сделала?..
…если Магда останется лечить Арне, для Эрны может стать слишком поздно… Кто знает, что сделают с похищенным ребёнком в Белой башне?..
Магда сняла плащ, подложила под голову оборотню. А после встала и побежала по лесу через лес на край деревни, к отдельно стоящему дому. Заколотила в дверь.
— Кого ещё Враг несёт? — недовольно спросил знахарь.
Верно подмечено.
— Исвар, открой! Исвар, это я! Открой, пожалуйста!
Дверь отворилась.
— Магда? — хмыкнул знахарь, смеривая женщину знакомым изучающим взглядом. — Зачем пожаловала?
— Исвар, прошу тебя! Мне нужна твоя помощь! Пойдём со мной! Скорее!
Знахарь фыркнул и вышел во двор.
— Веди, — коротко предложил он.
Вместе они оттащили оборотня в дом знахаря, раздели, уложили на охапку соломы, укрыли одеялом, под которым Арне затрясся мелкой дрожью.
— Что с ним, знаешь? — спросил Исвар.
Магда вздохнула. Она предпочла бы обмануть знахаря, но пользы тогда от него?..
Исвару и так многое известно, но ещё ни разу не проболтался…
…кто знает, что он думает и о чём?..
— Белая магия, — призналась ведьма. Знахарь хмыкнул.
— Я думал, она для лечения, а не драки, — сказал он. Магда вздохнула ещё тяжелее.
— Он оборотень.
— Вот как.
Исвар присмотрелся к тяжело дышащему Арне.
— А, так это тот рыцарь, что давеча поймал нашего Виля. Ты слышала? Говорят, на сей раз точно повесят.
Или четвертуют.
— Да, это он, — кивнула Магда.
— Что ж он так? Я думал, у вас братство.
— Долго рассказывать, — отмахнулась ведьма.
— Я никуда не тороплюсь.
— Я тороплюсь! Белая волшебница похитила мою дочь! Я не могу сидеть тут и болтать!
Вспышка не произвела на знахаря никакого впечатления.
— Чудные дела, — медленно проговорил он. — Оборотни посвящённых ловят, белые волшебницы детей похищают… не иначе как конец света скоро.
— Он за меня боялся, — сдалась ведьма. — Хотел поймать Виля, пока…
— Пока его у тебя не нашли? — подхватил знахарь и ведьма в испуге отшатнулась. — Брось, тут догадаться нетрудно. У кого он мог прятаться, как не у тебя? Вы всегда вместе мне попадаетесь, и дом твой кто-то поправил. Сколько лет по лесу хожу, таких духов, которые бы заборы чинили, не видал. Да и встречал я его с твоей дочерью, издалека заметил.
Вот ведь!..
Никто не видел, а этот умудрился разглядеть!
— Да, поэтому, — созналась Магда. — Он… это я сделала его оборотнем.
— Виля, что ли?
— Нет, Арне!
— А. Ну, продолжай.
— Он хотел мне помочь, — пожала плечами ведьма. Можно ли доверять знахарю? Можно ли хоть кому-нибудь доверять?!
— И как, получилось? — совершенно спокойно спросил знахарь. Магда покачала головой.
— На что мне его лечить? Поймал нашего Виля, тебе помешал. Не проще ли выкинуть за ворота, пусть дохнет себе в лесу?
У Магды перехватило дыхание, она схватила знахаря за руку.
— Я прошу тебя, помоги! Что… что ты хочешь?!
Знахарь стряхнул её руку резким движением. Мольбы его не трогали.
— Расскажешь мне что-нибудь, — предложил он. — А я подумаю.
— Что ты хочешь знать?
— Пока не знаю. Про этих тварей расскажи. Никогда не лечил оборотней, да ещё и от белой магии. Интересно будет попробовать.
— Ты… ты возьмёшься?
— Подумаю. Кто его знает, как лечить твоего волка. Помрёт ещё у меня в доме… у меня ещё никто не умирал.
— Потому что ты всех умирающих за ворота выкидываешь? — бросила ему в лицо разозлённая ведьма. Знахарь побледнел от гнева и указал ведьме на дверь.
Магда заставила себя успокоиться.
— Прости, — тихо сказала она. — Спрашивай.
Знахарь снова смерил её взглядом. Кивнул на лавку рядом с соломой. Ведьма покорно села. Арне застонал.
— Бер… Бертильда… — прошептал он.
— О ком он? — тут же спросил Исвар.
— Обо мне, — с трудом сдерживая раздражение, ответила Магда. — Так назвали меня при рождении, когда посвящали Заступнику.
— А когда посвящали Врагу, назвали Магдой? — уточнил знахарь.
— Освободителю, — неожиданно для себя поправила ведьма. Исвар хмыкнул.
— Бертильда… — простонал рыцарь и как-то странно заворочался. Знахарь вдруг выругался и рванул с Арне одеяло. Магда ахнула и прижала ладони к щекам. По рубашке рыцаря расплывалось кровавое пятно.
— Заступник… — прошептала ведьма и тут же поправилась. — Освободитель… это же…
— Он не был ранен, когда мы принесли его сюда, — раздражённо напомнил знахарь, не столько для ведьмы, сколько чтобы напомнить себе самому, как всё было.
— Нет… он был ранен… вот сюда, в живот… когда я сделала его оборотнем… Освободитель… это же белая магия… как я не догадалась…
Белая магия отменяет колдовство или чёрную магию.
— Помрёт, — равнодушно подытожил знахарь. — От таких ран не оправляются.
— Нет, — не верила своим глазами ведьма. — Это не может быть… не должно быть так… он же… я же…
— Горячо… — выдавил рыцарь. — Холодно… Бертильда… не уходи… мне холодно…
Магда подсела ближе, взяла рыцаря за руку. Рука была холодная и влажная.
— Сиди, — решил знахарь. — Я пойду за священником.
— Нет! — встрепенулась ведьма. — Нельзя! Он же…
— Священника… — простонал рыцарь. — Бертильда… пожалуйста…
— Видишь, — кивнул на него Исвар. — Просит. Посиди с ним. Я быстро схожу.
Он вышел, хлопнула дверь.
— Я умираю? — неожиданно внятно спросил Арне. Ведьма всхлипнула.
— Нет! Ты не умрёшь, ты не можешь умереть, я не хочу!
— Я умираю, — прошептал рыцарь уже уверенно. — Прости… я не смог тебе помочь… я подвёл тебя…
— Не думай об этом, — взмолилась Магда. Она судорожно думала о том, что тут можно сделать. Но… оборотней рядом нет. Никого нет, только она. Бежать в лес, молиться? Но ведь лес уже дал ей всё, что мог, в отношении Арне. Теперь… теперь всё.
— На этот раз будет священник, — слабо улыбнулся рыцарь. — Моя… моя душа отойдёт к Заступнику… Если… если бы я мог помочь тебе… Прости…
— Тебе больно? — глупо спросила Магда.
— Уже… уже нет, — с исказившимся лицом солгал рыцарь.
— Маленький мой, — погладила его по руке ведьма. — Я не смогла тебе помочь.
— Нет… нет…
Он застонал и скорчился, потом снова распрямился.
— Она… она следила… за ней… де… за девочкой… в зеркало… ник… никто не знал… я подсмотрел… не х… не хотела приводить от… отряд… к тебе… но… он… он был… всё время с тобой… или с девочкой… смотре… ла… смотрела и смотрела… а он… с девочкой… и ты… не… не против… и она… она… решила… ты… предалась злу… он… он зло… убил меня… теперь… я уми… я умираю…
— Нет, нет! — рыдала Магда. — Не умирай!..
Дверь отворилась. В хижину знахаря вошёл отец Керт.
— Где страждущий? — спросил он, потом посмотрел на ведьму, сжимающую руку рыцаря. — Оставь нас, дочь моя.
Ведьма посмотрела на него непонимающим взглядом.
Знахарь вошёл следом за священником, разжал руку Магды, поднял её на ноги и насильно вывел во двор.
— Интересно, — хладнокровно заметил он, даже не пытаясь успокоить рыдающую у него на груди женщину. — Значит, говоришь, белая магия отменила твоё колдовство? Через семь лет, правда? Жалко, конечно, что мне не пришлось лечить оборотня… Если господина Вира ранят, позови меня, хорошо? А, может, они чем-то болеют?.. зубы… простуда… живот… хвост?.. Ты много знаешь оборотней? Можешь познакомить?
Магда его не слышала, она рыдала так, что почти ослепла от слёз, а знахарь сам с собой рассуждал о том, чем болеют оборотни и от чего их всё-таки можно было бы лечить.
Дверь отворилась.
— Пойди к нему, дочь моя, — сказал отец Керт, выходя из хижины. — Он зовёт тебя.
Арне умер на рассвете, до конца сжимая руку женщины, которую любил.
Прошла неделя с того дня, как уехал Клос. Нора страшно боялась за мужа, но на людях ей приходилось скрывать тревогу. Она проводила целые дни в своём таблинии, с помощью Веймы изучая законы логики.
А потом приехал Вир.
Он вошёл в дом Фирмина в Сеторе, обнялся с женой, которая почуяла его ещё издалека, вытерпел её пристальный взгляд. Нора спустилась следом за советницей и терпеливо ждала, когда оборотень соизволит обратить внимание на свою госпожу. Но Вир как будто не торопился.
— Идёмте в таблиний, — предложила Вейма. Ноздри её раздувались. От Вира пахло победой, ликованием, битвой и, в не меньшей степени, беспокойством. В мыслях его мелькал бой, дорога и снова бой, одно накладывалось на другое. Боль, кровь, на которой Вейма постаралась не сосредотачиваться. А ещё там было ещё что-то, что Вейма не могла выразить словами.
Едва дождавшись, когда Нора сядет, Вир принялся рассказывать. Он говорил коротко и сухо и в его изложении всё было совсем не сложно. Несложно было ехать налегке, скрываясь от посторонних взглядов эдакой толпе народу. Несложно было разведке отыскивать места для ночлега, выслеживать врага, двигающегося окольной дорогой. Несложно было решиться на ночной штурм. Несложно было драться с проснувшимися от налёта, не готовыми к бою людьми… несложно было и столкнуться с теми, кто не спал, кто был готов к бою и кто едва не убил Вира… убил бы, не будь тот оборотнем.
— А Клос?! — перебила его Нора. — Он… он… как он?!
— Жив, — хмыкнул Вир. — Не ранен. Переломил ход сражения, когда нам уже приходилось худо. Вы можете гордиться своим мужем, ваша милость.
Щёки баронессы залились румянцем и Вейма невольно облизнулась.
— Что… что нам делать теперь? — спросила Нора, пытаясь собраться с мыслями.
— Я пойду к графу цур Вилтину, — сказал Вир, — попрошу его созвать совет, и расскажу о том, что произошло.
— Я и сама могу созвать совет, — удивилась Нора.
— Не в этом случае, — покачала головой Вейма, которая чуяла мысли мужа так ясно, как если бы они были её собственными.
— Будет лучше, если вы не будете иметь к этому отношения, — пояснил Вир. — Ведь графство Дитлин было захвачено не Фирмином, а рыцарем Клосом, который мстил за оскорбление.
Совет был собран на следующий день. Накануне Вир успел побывать у графа цур Вилтина, баронессы цур Кертиан и барона цур Ерсина. Не то чтобы они были очень довольны принесёнными новостями… но что-то менять было уже поздно.
— Бароны, — начал Вир, добившись разрешения говорить. — Меня послал к вам рыцарь Клос, сын графа цур Вилтина. На ристалище Сетора ему была нанесена жестокая обида Адалриком, сыном графа цур Дитлина. Адалрик отказал ему в праве поединка, поэтому рыцарю Клосу пришлось следовать за ним, чтобы отомстить за нанесённую обиду.
Вир помолчал, давая баронам, не знавшим о случившемся, время подумать, в чём могла выражаться месть.
— Рыцарь Клос захватил Вардулу, замок графа цур Дитлина, и вскоре прикажет его разрушить. Он занял земли рода подлеца и предателя и заявляет, что потомки цур Дитлина не будут править в графстве. И он передаёт союзу баронов две деревни, ранее принадлежавших графу. Одну деревню он дарит своей жене: когда они поженились, у него не было ничего, что он мог бы передать ей в качестве утреннего дара[42]. Он преподносит его сейчас.
Нора степенно кивнула.
— Может ли баронесса цур Фирмин принять такой дар? — спросил барон цур Тиллиан, хмурясь на Нору.
— Может ли она отвергнуть подарок мужа? — в тон ему спросил граф цур Вилтин.
— Я клялась, что увеличу свои владения не более чем на одну деревню, — напомнила Нора. — Клос дарит мне одну, завоёванную его мужеством.
— А вторую забирает себе, — продолжил хмуриться барон цур Тиллиан.
— Это его решение, я не могу указывать мужу, что ему делать, — с тем же спокойствием отвечала Нора. Голос её не дрожал, но сердце билось так бешено, что Вейма рядом с ней почти задыхалась.
Барон цур Абеларин молчал, глядя на Вира с мрачным подозрением. Он был одним из тех, кто перешёл на сторону самозванца тогда, семь лет назад, и на него должен был быть направлен второй удар… если он только даст повод.
— И мы спустим им это с рук?! — рассердился граф цур Лабаниан. — Всякий рыцарь сможет грабить нас, нарушая священный мир?!
— Нельзя запретить рыцарям защищать свою честь, — нахмурилась баронесса цур Кертиан. — Если рыцарь сносит обиды, у него нет чести, а если у него нет чести, его клятвы ничего не стоят.
— Много ли чести в разбойничьем нападении?! — не унялся граф цур Лабаниан. — Если мы позволим рыцарям нападать на наши замки, они перебьют нас по одному.
— Рыцарь Клос не убил никого из семьи графа цур Дитлина, — ровным голосом возразил Вир. — Он не нападал на замок графа, когда тот был жив, он бился с графом в честном бою.
— Мы должны подумать, — вмешался граф цур Ладвин, — как мы распорядимся деревнями, которые передаёт нам рыцарь Клос. Надо назначить шателена, который будет ими заниматься.
Вир кашлянул.
— Говори, — приказал ему граф цур Вилтин.
— Деревни в Дитлине разорены, — сказал Вир. — Решать совету, но я бы посоветовал избавить их от налогов. Им нечего отдать. Граф отбирал у них последнее. Рыцарь Клос отдаст им часть запасов, захороненных в замке, но многое уже отдано графом и многое продано.
— Мы подумаем над этим, — заверил его барон цур Тиллиан.
— А что ты делал с рыцарем Клосом? — вдруг подозрительно спросил граф цур Лабаниан. — Ведь ты вассал барона цур Фирмина.
— Баронесса, — кивнул на Нору оборотень, — попросила меня сопровождать её мужа, который был ранен в бою с графом цур Дитлином, но всё же вынужден мстить новому оскорбителю.
Граф цур Лабаниан хотел что-то сказать, но покосился на цур Вилтина и цур Ерсина и промолчал.
— Ты должен передать рыцарю Клосу, что он совершил непозволительный поступок, — сказал барон цур Ерсин. — Только оскорбление, которое нанёс ему Адалрик, может оправдать его нападение на замок графа цур Дитлина.
Вир коротко поклонился.
— У баронессы цур Кертиан, — сказал граф цур Вилтин, — достойные сыновья. Мы могли бы предложить рыцарю Рикерту взять на себя управление деревнями, перешедшими во владения союза.
— Нет! — топнул ногой граф цур Лабаниан. — Вы, что, не видите?! Барон цур Тиллиан! Граф цур Ладвин! Барон цур Абеларин! Эта маленькая безродная еретичка сговорилась с папашей своего мужа, с баронессой цур Кертиан и бароном цур Ерсином! Они уже прикидывают, как поделят наши владения!
Барон цур Тиллиан нахмурился, граф цур Ладвин беспокойно покосился на покрасневшую от гнева Нору.
— Вы не так поняли… — начал было граф цур Вилтин.
— Готтард цур Лабаниан прекрасно тебя понял, — поднялся со своего места барон цур Абеларин. — Кто следующий по вашему плану? Я? Или он? Или вы обойдётесь без предлогов и нападёте на Ладвин? Он удобнее расположен.
— Мы не планируем на вас нападать, — заговорила баронесса цур Кертиан.
— Нет? — перебил её цур Абеларин. — Но вы поддержали разграбление Дитлина!
— Он оскорбил… — начала было Нора.
— Он сказал правду! — закричал цур Лабаниан. — Ты, безродная дрянь, твой муженёк — младший сын, нанявший банду разбойников! Вы сговорились за нашей спиной! Вы обещали баронессе две деревни, а что цур Ерсину?! Что следующим будет не он?! Я покидаю совет! Я разрываю наш союз! Берток! Ты присоединишься ко мне?!
Барон цур Абеларин подошёл к графу цур Лабаниану.
— Граф цур Ладвин, барон цур Тиллиан? — спросил он. — Неужели вы поверите предателям?
Граф цур Ладвин и барон цур Тиллиан чувствовали себя неуверенно. Они были родичами и друзьями барона цур Ерсина, а он не собирался куда-то уходить.
— Я клянусь, — тихо сказала Нора, — мы никогда не планировали нападать ни на Ладвин, ни на Тиллиан. Я… мой отец всегда ценил вашу дружбу. И я никогда…
— Помолчи, девочка, — посоветовала ей баронесса цур Кертиан и повернулась к цур Ладвину и цур Тиллиану. — Барон цур Абеларин — изменник, каким был и цур Дитлин.
— Граф цур Лабаниан продал нас братьям-заступникам, — не утерпела Нора. — У меня есть доказательства его предательства и их планов. Они хотели захватить Тафелон.
— Ты, еретичка! — бросил ей в лицо граф цур Лабаниан. — Ты оскорбляешь воинов Заступника!
— Сам посланец святейшего папы поддержал меня! — вскочила на ноги Нора.
— И где он, этот посланец?! — отмахнулся цур Лабаниан. — Тот нищий монах, который кричал на ристалище?! Сколько ты ему заплатила и куда дела?
— Это посланец папы отец Сергиус! — не сдавалась Нора. — Он раскрыл заговор, покушение на святейшего папу и уехал, чтобы спасти его!
— Ложь! — побагровел цур Лабаниан. — Не было никакого покушения!
— Было! Братья-заступники вместе с разбойниками пытались убить меня и моих людей!
— Так тебя или святейшего папу? — спросил до того молчащий граф цур Ладвин.
— Здесь, в Сеторе — меня, — пояснила баронесса цур Фирмин. — В Нагбарии, куда прибыл святейший папа — его. Они убили заложника, чтобы поссорить наши страны.
— Жалкая ложь, — выплюнул граф цур Лабаниан.
Барон цур Абеларин и граф цур Лабаниан вышли, дверь за ними с грохотом захлопнулась. Граф цур Ладвин и барон цур Тиллиан остались, как остались барон цур Ерсин, баронесса цур Кертиан и граф цур Вилтин.
— Задумано неплохо, — нарушила баронесса цур Кертиан наступившую тишину. — Но не вышло. Что будем делать дальше?
— Я знаю графа цур Лабанана, — сказал Вир. — Он не успокоится и не даст успокоиться цур Абеларину.
Граф цур Ладвин и барон цур Тиллиан обменялись несколькими тихими словами, потом цур Тиллиан поднялся.
— Граф, — кивнул он на цур Вилтина. — Барон. Баронессы. Мы не хотим вражды, но и мира не видим. Мы уезжаем в свои владения.
— Постойте!.. — поднялся барон цур Ерсин.
— Ты с ними? — тихо спросил цур Ладвин. Барон цур Ерсин кивнул и отвёл глаза. Граф цур Ладвин и барон цур Тиллиан переглянулись.
— Между нами родство… — сказал цур Тиллиан. — Что же… до встречи, родич.
Граф цур Ладвин кивнул, соглашаясь с бароном цур Тиллианом.
Они ушли.
— Вот и всё, — тихо сказал цур Вилтин. — Конец нашему союзу.
— Они не присоединятся к цур Лабаниану, — хмуро сказал цур Ерсин. — Никогда.
— Когда-то много лет назад, — вдруг сказала баронесса цур Кертиан, обращаясь к Норе, — твоему отцу пришлось отказаться от брака со мной. Дядюшка графини цур Хардвин, старый змей, не дал людей, без которых союзу не хватало сил, чтобы покончить с разбойниками. Потребовал, чтобы Алмарик женился на его племяннице. Мне пришлось выйти замуж за одного из рыцарей моего отца… Мы так надеялись, что наши дети будут жить в мире.
— Я… начала было Нора, но осеклась. — Простите.
— Что теперь говорить… Надо думать, что будет дальше.
— Пойдёмте в таблиний её милости, — предложил Вир. — Там есть карта Тафелона.
— Что ты говорила про святейшего папу, девочку? — спросил в таблинии барон цур Ерсин.
Нора передёрнула плечами.
— К нам приехал его посланец, отец Сергиус, — ответила она. — Очень умный и влиятельный человек. Он предложил мне свою помощь, если я помогу ему разоблачить заговор братьев-заступников. Я согласилась. Он… он говорил… говорил, что ожидает отряд… он хотел воевать с братьями-заступниками.
— Много один отряд стоит, — фыркнула баронесса цур Кертиан.
— Он говорил, что это отряд вейцев[43], - вспомнил Вир.
Все замолчали, граф цур Вилтин неодобрительно взглянул на невестку, забывшую про подобную «мелочь». Вейцы сражались всегда пешими, всегда тяжело вооружёнными и победить их можно было только при пятикратном перевесе… и то не всегда. Услуги вейцев стоили очень, очень дорого, не каждый король мог нанять хотя бы небольшой их отряд.
— Пока ему нужна помощь, он обещал, — покачала головой баронесса цур Кертиан. — А теперь, удалось ли ему спасти святейшего папу, да даст ли папа отряд… Если сидеть и ждать, граф цур Лабаниан превратит наши замки в развалины.
— Лабаниану понадобится не меньше недели, чтобы подготовиться к нападению, — сказал граф цур Вилтин.
Вир покачал головой.
— Мне следовало сказать об этом прежде. Но я не придал никакого значения тому, что услышал в Лабаниане. Я был там, когда разыскивал лекаря для господина Клоса… Врени, которую ваша милость отпустила по просьбе отца Сергиуса. И там слышал крестьянские разговоры… Они говорят, что едва успели хлеб обмолотить и в амбары ссыпать, ещё много работы в поле да в садах осталось… Но братья-заступники пустили людей по деревням, по жребию чуть не каждого второго мужика собрали, держат в большом сарае — говорят, святое ополчение. Рассказывают, их целый день то молиться заставляют, то строем с палками ходить, и кормят хлебом да водой, хорошо, если яблок подкинут. А ведь и год урожайный был. По деревне братья-писари ходят, всю еду на учет поставили и рассчитали, сколько людям на год нужно, чтобы не сдохнуть да отсеяться по весне. Остальное велят на телеги грузить, да везут в Нандулу, замок графский, а и там, слышно, тоже всем монахи командуют, никто и пикнуть не может. И кузнецам по всему графству велено наконечники для стрел да копий ковать, кожевники да портные одежу для боя шьют… то ли всем графством в Святые земли нацелились, то ли на Пустошь войной идти — никто не знает. Были такие, кто говорил, Враг-де со всем его воинством на землю вернется, на него во имя Заступника войной двинемся.
— И ты молчал?! — вскинулась Нора.
— Я думал, кто воюет на зиму глядя, — пожал плечами Вир. — Да и кого крестьяне напугают… идти против других баронов цур Лабаниан бы побоялся, не решился бы выйти из союза, тогда на него набросились бы все…
— Вы дали графу цур Лабаниану повод, которого ему не хватало, — заметил цур Вилтин. Нора опустила голову. Вейма знала, что позже, наедине, баронесса набросится на своих слуг с упрёками, но перед равными Норе оставалось только извиняться.
— Барон цур Абеларин, конечно, здесь не останется, — спокойно проговорил Вир, кивая на карту. — У него с собой небольшой отряд, для почёта, а не для боя. Ему сейчас лучше всего уходить к себе. Там монастырь братьев-заступников, там захваченный монастырь братьев Камня, там и Хардвин… Я слышал, о свадьбе молодого наследника с внучкой графа уже всё сговорено… Так что север Тафелона мы потеряли… Один рыцарь цур Ортвин против них не выстоит, если и захочет.
— Вернётся к себе, а потом? — с ужасом спросила Нора.
— Соберётся и ударит по Фирмину, — хладнокровно ответил оборотень. — Куда ему ещё-то идти? Остальные земли на юге.
— Ты уверен? — с сомнением спросил граф цур Вилтин. — Ты уже допустил ошибку с цур Лабанианом.
Шателен Ордулы пожал плечами.
— Пошлите людей проследить за ним, ваша светлость, они подтвердят мои слова. Я не думаю, что барон сможет быстро собраться. Братья-заступники не имеют такого влияния на его землях, как в Лабаниане, а баронство истощено выплатой компенсации совету и недавней войной.
— В Фирмин! — перебила его Нора. — И ты так спокойно об этом рассуждаешь?!
— Ваша милость, — мягко ответил оборотень, — если вы посмотрите на карту, вы увидите, что пора волноваться не о ваших землях, а о вас самой. Граф со своей армией, братьями-заступниками и согнанными мужиками будет под Сетором через неделю, не позже.
— Я еду домой! — выкрикнула Нора.
— Заварила кашу и в кусты? — бросила ей баронесса цур Кертиан. — Разве можешь ты, дочь своего отца, бежать от опасности, как нашкодившая кошка?!
— Для цур Лабаниана Сетор — ключ к остальному Тафелону, — заметил внимательно разглядывавший карту барон цур Ерсин. Графство Лабаниан занимало практически весь северо-запад страны, но на востоке местность в нём была гористая, неудобная для лошадей, да и людям не слишком приятная. Хорошая дорога шла мимо Сетора, откуда можно было пройти на юго-восток, в Ерсин, а из него в южную часть Вилтина. Другое направление вело на восток, через город Вибк в Вилтин, третье — на северо-восток, в общее владение Корбиниан, а за ним в Фирмин. Тиллиан лежал от Ерсина на юго-западе, Ладвин — на юго-востоке, а ещё восточней и южней располагался Кертиан.
— Разумней всего для графа цур Лабаниана ударить по Ерсину — сразу, как он займёт Сетор или одновременно с этим, если людей хватит, — заметил граф цур Вилтин. — Идти ко мне мимо Ерсина бессмысленно, барон может по нему ударить. Ладвин и Тиллиан… Ты уверен, что он с ними не договорится за нашей спиной?
Барон цур Ерсин покачал головой.
— Они не станут ему помогать против меня, — угрюмо сказал он. — Но и к нам тоже не присоединятся… Он договорится с ними позже, когда наши силы будут сломлены и определится победитель.
— Ну, смотри. Нам нелегко придётся, если они ударят тебе в спину.
— Собрать людей — дело небыстрое, — вместо ответа произнёс барон цур Ерсин. — Наших сил здесь не хватит.
— Я уверен, он не двинется дальше, пока не возьмёт Сетор, — настаивал Вир.
— А ты молчи, — прикрикнул на него барон цур Ерсин. — Это ведь твой отряд Клос увёл в Дитлин. Это ты подбил и Клоса, и Нору. Задурил девице да юнцу головы.
— Не время ссориться, — остановил его граф цур Вилтин.
— Позовите Клоса и его головорезов обратно, — предложила баронесса цур Кертиан. — Сам заварил, пусть сам и расхлёбывает, не всё же ему Дитлин грабить. Вот вам и люди, и отряд готов к бою, а, Вир?
— Да, ваша милость, — склонил голову оборотень.
— Надо прикрыть Ерсин и дорогу на Вилтин, — произнёс граф. — Я поеду к себе, соберу людей и приведу к границам Ерсина.
— А Фирмин?! — не выдержала Нора. — Я привела сюда половину гарнизона Ордулы! Барон цур Абеларин возьмёт мои земли за день!
— Что ж ты раньше не думала, — пробормотала баронесса цур Кертиан.
— Барону надо ещё добраться до Абеларина, — успокоительно проговорил Вир, — да ещё хоть пара дней на сборы у него уйдёт. На деле-то дольше, он, в отличие от графа цур Лабаниана, заранее не готовился. Недели две будет. Потом дорога…
— А потом?! — взвизгнула Нора.
Баронесса презрительно хмыкнула.
— Я поеду к себе, — предложила она, — а оттуда отправлюсь в Фирмин хоть с небольшим отрядом и прикажу моим людям собираться и ехать за мной. Мои земли далеко от Лабаниана.
— О, — поперхнулась Нора, — не знаю, как вас и благодарить…
— Помолчи, сделай милость, — резко ответила ей баронесса цур Кертиан. — Наши семьи давно стоят друг за друга и, пока жив твой отец, так и будет.
— Я поеду в Фирмин, — предложил Вир, — и подготовлю людей к защите.
— Ты уедешь?! — перепугалась Нора. — А как же я?! Кто останется со мной?!
— Я к вашим услугам, — с усмешкой поклонился ей барон цур Ерсин. — Не бойся, девочка, одну тебя не брошу.
Нора молча кивнула. Она смертельно побледнела и стояла, комкая в руках дорогой шёлковый платок. Война. Она довела страну до войны. Ещё вчера всё казалось игрой. Сегодня — нет.
— Граф цур Лабаниан и барон цур Абеларин, быть может, ещё не уехали! — спохватилась молодая баронесса после долгого молчания. — Мы можем закрыть ворота и задержать их. Тогда не придётся сражаться!
Граф цур Вилтин покачал головой.
— С графом цур Лабанианом большой отряд. Мы зальём город кровью, если попытаемся их остановить.
— К тому же это уронит нас в глазах цур Тиллиана и цур Ладвина, — хмуро добавил барон цур Ерсин. Он ещё раз оглядел карту. — Пойду в ратушу. Надо готовиться к обороне… Или к осаде. Граф, баронессы. Моё почтение.
Он вышел.
— Я тоже пойду, — сказал цур Вилтин, как и барон, внимательно оглядевший карту. — Где-то на востоке бродит Арне с отрядом да с волшебницей, ловят убийцу нагбарского заложника. Знать бы, где они, вызвал бы сюда.
— Там не так много людей, — пробормотала Нора. Граф пожал плечами и вышел из таблиния.
Баронесса цур Кертиан смерила Нору испытывающим взглядом.
— Не вешай нос, девочка, — грубовато сказала она. — У Сетора крепкие стены. Считай, урок тебе. Справишься, молодец, не справишься… Граф цур Лабаниан наверняка потребует выкуп с твоего отца.
Она вышла, дверь за ней захлопнулась.
— Слышали? — горько бросила Виру и Вейме Нора. — Вот куда привели ваши советы!
— За Клосом отправьте Вейму, — предложил Вир, и не думая оправдываться. — Она долетит до конца дня и вернётся к вам.
Перепуганная Нора схватила вампиршу за руку.
— А я?!
— А вы, ваша милость, займитесь городом, — предложил Вир. — Здесь, кроме стражников и ваших людей, есть ещё и отряды, которые подчиняются совету… подчинялись. Вы должны их уговорить отстаивать город вместе с вами.
— Как?!
— Убедите их, что цур Лабаниан их враг, — пожал плечами Вир, — что под его властью им не понравится… Что братья-заступники покажут всем царствие Заступника…
— Казните пленников, которых держите в подвале, — предложила молчавшая до того Вейма. — Они рассказали всё, что могли, их слова записаны и подписаны. Казните их и Сетор будет стоять до последнего, иначе братья-заступники его сожгут дотла.
Нора уставилась на вампиршу так, будто видела её впервые. Совет показался молодой баронессе разумным, но то, что его дала именно Вейма, было удивительно.
— Хорошо, — кивнула Нора, совладав с собой. — Вир, я дам тебе письмо для гарнизона, а ты напиши письмо Вейме для своего человека. Я тоже напишу, для Клоса. Вейма, прежде, чем отправиться, расскажи, к кому обращаться в ратуше насчёт казни.
— Я отправлюсь ночью, — сообщила Вейма, — до того можете на меня рассчитывать.
Оборотень покачал головой.
— Нет времени ждать. Увар… Клос должен быть здесь как можно раньше. Расскажи Нор… её милости, что знаешь, и отправляйся сейчас.
Женщины посмотрели на него с ужасом.
— Сейчас?! — взвизгнула Нора.
— Днём?! — ахнула Вейма.
— Передай её милости знания и отправляйся сейчас, — настаивал оборотень.
Лицо вампирши перекосила злая улыбка.
— Ваша милость, — со вздохом сказала она, — посмотрите на меня.
Нора и не хотела смотреть, но её как будто притягивало к чёрным глазам вампирши. Она отворачивалась, жмурилась и всё же посмотрела. Её закружил водоворот образов, представлений, лиц… всё то, что надо было знать, чтобы вести дела с ратушей.
— Ты… — зашипела выпавшая из вороха чужих воспоминаний Нора. — Не смей! Никогда не смей так со мной поступать.
— Вы хотели знания — вы его получили, — пожала плечами вампирша. — Вир…
Баронесса видела, что оборотень мог бы заслониться, если бы хотел. Мог бы закрыть от жены свою душу. Но терпел и её сверлящий взгляд и…
Вейма шагнула, нет, скользнула к Виру, не переставая смотреть ему в глаза. Прильнула к груди и впилась в губы таким бесстыдно-жадным поцелуем, что Нора отвернулась. Это было непристойно.
— Идём, — чуть-чуть хрипло сказал оборотень, когда поцелуй прервался. — Надо найти тебе место, откуда ты сможешь улететь… и её милость ещё не написала письмо супругу.
— Ты тоже напиши, — потребовала Нора. Может, это и к лучшему, что Веймы тут какое-то время не будет. То, что она вытворяла, было… было…
Вампрша уловила мысли госпожи и довольно рассмеялась. Её распирала отнятая во время поцелуя сила.
Дни были промозглые, противные, приходилось кутаться в плащи, да держаться поближе к разведённым во дворе кострам. Замок, хоть и был взят, но не был обжит. Говорили, что господин Клос не собирается в нём жить, что скоро они уйдут отсюда в самое сердце Дитлина, что замок велят разобрать местным крестьянам, что Клос велит раздать по деревням всё зерно… говорили многое. Люди знали только одно: расслабляться не время. Они не селились в домах, не пытались их обживать и в замке сохранялась походная атмосфера.
Когда выдался, наконец, тёплый денёк, Врени, закончив возиться с выздоравливающими ранеными, захотела прогуляться за ворота. Дака, которая чуяла цирюльницу будто загривком, немедленно увязалась за ней, а с девушкой тут же вприпрыжку прибежал Фатей.
У самых ворот они встретили Иргая. Он улыбнулся девушке и хмуро покосился на цирюльницу. Сказал что-то на своём языке. Дака покачала головой.
— Вместе идём! — энергично сказала она. — Говори понятно для всех!
— Куда идёте? — хмуро повторил Иргай уже на языке Тафелона.
— Гулять идём! — ответила Дака вместо Врени и широко улыбнулась. — Солнце светит, тепло, хорошо!
— Темнеет, — возразил Иргай. — Незачем гулять. Места чужие.
— Оставайтесь, — предложила Врени. — Я одна пройдусь. Я тут бывала, знаю, где что.
Дака так замотала головой, что хлестнула себя по плечам косами.
— Вместе идём!
— Нечего одной ходить, — поддержал её Иргай. — Здесь ждите. Потом пойдём.
Врени закатила глаза.
— Иргай прав! — сказала Дака. — Мы тут чужие. Нечего одной ходить.
Цирюльница промолчала. Половина отряда караулила окрестности, пока вторая половина отдыхала. Потом они менялись. Мимо них не проходил, не проезжал, не пробегал буквально никто, даже купца, собравшегося ехать через Дитлин в Сюдос, остановили и развернули, чтобы ехал в обход, хотя, казалось бы, кому мешал несчастный торговец посудой?..
К замку никто не мог бы пройти незамеченным и всё же по одному за ворота никто не ходил и тем более не отпускали без присмотра женщин отряда. Врени, правда, считала, что на неё это не распространяется.
Когда они дождались Иргая, солнце спустилось уже низко. Юноша пришёл с мечом и таким же странным луком, какой Дака в ночь штурма отобрала у младшего брата.
— Теперь идём, — сказал Иргай, смерив цирюльницу не слишком приветливым взглядом. Врени уже расхотелось гулять, но из упрямства она не стала в этом признаваться. Толпы раздражали её. Сейчас можно прогуляться, пусть не одной, но хоть всего-то с тремя людьми. Потом такой возможности не будет.
Едва они шагнули за ворота, как Иргай, а за ним Фатей как будто изменились. Подтянулись, посмурнели, как будто даже напряглись. У Врени испортилось настроение. Она зашагала вперёд, торопясь поскорее дойти до пригорка, который заприметила ещё днём. Дошла первая, расстелила плащ и уселась, хмуро глядя на замок, торопясь насладиться мгновениями одиночества. Недолго.
— Зачем гулять, если сидишь? — укорила её Дака, усаживаясь рядом. Она развернула принесённый с собой свёрток, достала нарезанной соломы и принялась что-то из него плести.
— Подальше ото всех, — пояснила Врени, отвораясь.
— Подальше, ой, подальше, — покачала головой девушка. Фатей, наработавшийся за день, уселся рядом с сестрой, а вот Иргай встал поодаль, хмуро поглядывая по сторонам. — Ты странная. Зачем подальше? К людям поближе надо быть!
— Привыкла, — лениво отозвалась Врени. — К людям поближе — скоро начнут коситься.
— Зачем коситься? — вмешался Иргай.
— Их спроси, — буркнула цирюльница.
— Ой, нехорошо, — нахмурилась Дака. Её руки так и мелькали в сгущающихся сумерках, выплетая что-то из соломы. Врени заметила, что взгляд Иргая, скользящий по окрестностям, нет-нет, а возвращался к рукам девушки. Тогда в его глазах загорался какой-то странный огонёк.
Фатей что-то спросил на своём языке, Дака ответила, потом засмеялась.
— Без людей плохо быть, — убеждённо сказала она. — Отец, мать когда умерли, Фатей вот такой был.
Она показала невысоко от земли.
— Старшие сказали — нет тут ничего вашего! Вас роду кормить-поить придётся! Сами себе ничего не сделаете! Мальчишку к Гаталу в семью отдадим, пусть там живёт. Сама к Агару иди! Младшей женой иди! Сейчас маленькая, потом вырастешь. Еду, ласку отработаешь. Я — ух! Фатея отдать! Младшей женой идти! Ух! Лук отцовский забрали. Нож забрали. Коней забрали. Шатёр забрали. Ковры забрали. Ничего не оставили! Фатей крутился-крутился, нашёл наш лук, нашёл нож. Нож сам стащил. Лук я взяла. Ух! Лошадь увели, умная лошадь, хорошая лошадь. Сели и — ух! От людей подальше. Брат наш у соседей жил. К нему поехали.
Соседями, Врени уже знала, Дака называла племена, которые вместе с её народом кочевали по тем же степям. Чаще всего — те, к которым относился Иргай.
— Скачем, скачем — волки! Их много, а нас кто защитит! Одни мы. Бежали-бежали за нами. Ух! Ждали, пока упадём. Хорошая лошадь. Вывезла. Один раз плохо стало. Я их плёткой — ух! И лошадь вскачь. Всю ночь скакали. Лошадь устала. Думала — пропадём. И вдруг — люди! Фатей в рёв. Добрались. Люди спасли. Без людей как жить?
— А добро у тебя кто отобрал, не люди? — хмуро спросила Врени.
— А что им делать? — округлила глаза Дака. — Мы одни остались. Кто б нас прокормил? Человеку семья нужна, род нужен.
Иргай что-то хмуро сказал, Дака засмеялась. Иргай что-то буркнул в ответ.
— Говорит, почему раньше не рассказала, — пояснила девушка. — Брату рассказала. Брат знал. А потом его Харлан сманил к Увару податься, и брат нас с Фатеем взял. Ох, и ругался Увар! Хотел, чтобы Харлан матушку Абистею с Вассой дома оставил, чтобы брат меня дома оставил. Так не делают! Кто кормить будет? Сам с женой был. Вместе поехали! Брат потом погиб, мы с Фатеем остались. Вот подрастёт, отцовский лук отдам.
Фатей что-то ей сказал, Дака стянула с него шапку и взъерошила мальчишке волосы. Фатей с недовольным бурчанием натянул шапку обратно.
— А остальные? — спросила Врени. За то время, которое она провела с отрядом, она успела заметить, что у всех девушек, кроме Даки, нет родни.
Иргай ухмыльнулся.
— А! Мы их отбили, — ответила Дака. — Увар отбил. Харлан отбивал!
— Как — отбили? — не поняла Врени.
Иргай засмеялся.
— Обыкновенно, — сказала Дака. — Их в степи поймали.
— Кто поймал, вы? — совсем запуталась цирюльница.
Иргай расхохотался, что-то произнёс и Фатей подхватил его смех. Дака покачала головой.
— В степи поймали, злые люди поймали, вот так.
Она покрутила рукой, показывая, как бросают верёвку.
Иргай снова что-то сказал.
— Он говорит, — засмеялась Дака, — если ты побежишь, он покажет, как.
Юноша добавил что-то ещё, Дака опустила голову и Врени в сумерках показалось, что она покраснела. Девушка быстро ответила Иргаю, сердито мотнула головой, потом повернулась к Врени.
— Так бывает, — пояснила она. — Одна уйдёшь — ух! А ещё бывает, на твой лагерь налетят. Ух, плохо будет! А Увар на тех людей потом налетел, девушек отбил. Куда им идти? С нами остались. Он хороший, Увар.
— Вставайте, — перебил её Иргай. — Темнеет. Назад надо.
Фатей поднял голову и насторожился. Потом что-то сказал.
— Он говорит, свистит что-то, — перевела Дака. — Фатей, говори, чтоб все понимали!
Мальчишка её не слушал, он вглядывался в небо и вертел головой, прислушиваясь к чему-то, что различал только он один. Иргай тоже насторожился, быстро о чём-то спросил, потом схватил свой странный лук. Фатей ткнул пальцем куда-то вверх, не прямо над собой, а в сторону замка, Иргай выстрелил…
Кто-то страшно закричал, с неба упала чёрная тень. Все четверо бросились к ней. На дороге лежала огромная, немногим меньше человека, летучая мышь. Крыло у неё было прострелено.
Иргай произнёс что-то на своём языке, потом достал нож и повторил понятно для Врени:
— Не подходите. Странный зверь.
Летучая мышь выгнулась в немыслимой судороге, затем будто окуталась туманом, а потом… на земле вместо неё лежала худая женщина с коротко стриженными чёрными волосами. Из руки у неё торчала стрела. Рот женщины приоткрылся и даже в вечернем полумраке хорошо были видны длинные тонкие клыки. Такими удобно прокусывать вены.
Врени выругалась. Иргай снова сказал что-то на своём языке и махнул женщинам и мальчишке, чтобы держались подальше. Дака и Фатей послушно отошли, жадно пожирая вампира глазами.
— Погоди! — спохватилась цирюльница. Разумеется, она узнала эту женщину.
— Это не человек, — терпеливо произнёс Иргай. — Нежить. Голову отрублю. Потом сожжём.
— Не надо! — торопливо закричала Врени. — Это не нежить! Это жена Серого!
— Была жена, — пожал плечами нисколько не убеждённый Иргай, — стала нежить. Она его убьёт, кровь выпьет, душу высосет. Кто знает? Убила уже. За нами прилетела.
— Нет, — поспешила пояснить цирюльница, стараясь оттеснить юношу от распростёртой на земле вампирши. — Он знает, кто она. Он на ней такой женился. Она его слушается. Она не пьёт крови.
— Это нежить, — настаивал Иргай. — Она не человек.
— Ну и что?!
— Ты с ней заодно? — подозрительно спросил юноша. — Ты нас выманила!
Врени устало вздохнула.
— Я хотела пойти одна, — напомнила она.
— На встречу с ней, да?
— Уймись, — рассердилась цирюльница. — Я даже не знала, что она так умеет. Хочешь — режь её, пожалуйста. Серый никогда не простит этого, а Увар не станет прикрывать того, кто убил жену его покровителя.
Иргай вздрогнул, будто она его ударила.
— Я не боюсь, — сердито ответил он. — Серый твой — колдун, такую жену приручил. На людей её пускает. Её убью, его убью. Незачем им землю топтать.
— Увар обидится, — не отставала Врени. — Серый — его друг.
Иргай задумался.
— Врёшь, — сказал он. — Колдуны и нежить не дружат.
— У нас и не то бывает, — буркнула Врени. Она терпеть не могла вампиров и то, что приходится защищать Вейму от упёртого парня, страшно раздражало.
— А почему она не двигается? — спросила подобравшаяся поближе Дака.
Иргай нахмурился и махнул рукой, требуя, чтобы девушка отошла подальше.
— Не знаю, — покачала головой цирюльница. Уже не обращая внимания на юношу она подошла к распростёртой на земле вампирше, разрезала широкий рукав и принялась извлекать стрелу. Вейме здорово повезло, что не было зазубрин. Иргай хмурился, но не возражал. Врени хотела было перевязать рану, как вдруг…
Дака закричала от удивления. Сперва срослись сосуды, потом мускулы и, наконец, кожа. На руке вампирши белел шрам… а после пропал и он.
— Нежить, — сплюнул Иргай.
У Веёмы дрогнули ресницы, открылись глаза, затрепетали тонкие ноздри… она даже начала приподниматься… а потом вампирша издала громкий стон и снова распростёрлась на траве.
— Плохо лечишь, — ухмыльнулся Иргай. — Фатей, беги, Увара позови. Пусть решает.
Он присел возле вампирши, держа наготове нож. Фатей бросился к замку.
Они ехали весь день и всю ночь. Бедняга Куно едва не валился из седла, Магда осталась сосредоточенно-напряженной. Она не то что не хотела. Она не могла спать. Спать, отдыхать, даже сидеть на одном месте казалось невыносимым. Бежать, идти, ехать… Вперёд её гнал страх опоздать. Страх упустить. Страх не догнать. Страх, страх, страх. Даже ужас. Она не чувствовала боли, усталости, она почти не улыбалась и едва ли могла говорить.
Знахарь отвёл её в кабак едва наступило утро. Привёл, усадил за стол и ушёл, не говоря ни слова. Сам он отправился в замок, потому что Магда настаивала, что они не могут прикопать убитого рыцаря где-нибудь под кустом и забыть. Арне сразился с разбойниками и умер. Его отец имеет право похоронить сына. Магда с удовольствием обвинила бы волшебницу в его гибели, но не могла этого сделать, не раскрыв, что юноша был оборотнем.
— Что случилось? — подсела к ней Рамона, разглядев потерянное лицо Магды.
Ведьма подняла на неё невидящий взгляд.
— Я потеряла друга, — ровным голосом ответила она. Слёзы остались в хижине знахаря.
— Виля, что ли? — спросила трактирщица. — Не повезло ему, ничего не скажешь.
Магда вздрогнула. Похоже, все знают о том, что она связана с этим убийцей.
— При чём тут Виль? — покачала головой она. — Убили того рыцаря, с которым я приходила сюда.
Рамона всплеснула, руками.
— Он ещё вчера живой был! Вся деревня видела.
— Разбойники, — отозвалась Магда. — Он поехал спасать мою дочь.
— С Эрной-то что?
— Отняли. Увезли в Серую пустошь.
Она растерянно посмотрела на стакан вина, который поставила перед ней трактирщица.
— Мне надо спешить, — сказала ведьма. — Я должна…
Рамона схватила её за руку.
— Куда ты пойдёшь? — спросила она.
Магда махнула рукой на запад.
— В Сетор. Там… там… я обращусь к Виру. Может быть, он поможет мне.
— Конечно, поможет! — горячо поддержала Рамона. — Он благородный человек и вы с ним в давней дружбе.
— Да…
— А бедному Вилю, никак, помирать придётся, — сказала вдруг Рамона.
Ведьма пожала плечами.
— Говорят, он убийца, — сказала она.
— Сказали, убил северянина какого-то, — кивнула Рамона. — Что нам с того?
— И в самом деле, — поддержала ведьма и поднялась на ноги. — Пойду я.
— Погоди! Куда ты?
— В Сетор, — повторила Магда.
— Да погоди ты! Зачем тебе идти? У тебя же есть лошадь!
Магда кивнула и села.
Ведьмы ходят пешком. Дочери рыцарей ездят верхом. Верхом, конечно, было быстрее… к тому же интерес ведьмы к проклятому слишком уж подозрителен.
— Ты права. Попроси Куно… впрочем, я приду за ней сюда.
— Да куда ты так торопишься?! — с досадой воскликнула Рамона. — Ты что же, решила одна ехать?!
— Конечно, — ничего не поняла Магда. — Как же иначе.
— Вот дурная! Вот что… Куно! Куно! Где этот бездельник? Поди сюда! Собирайся в дорогу!
— Спасибо, — коротко сказала ведьма. Рамона, конечно, была права. Дочери рыцарей не ездят одни… — Я пойду к себе и подготовлюсь. Пусть Куно приведёт туда лошадь…
— Лошадей, — поправила её трактирщица.
— Нет, одну лошадь. Мы возьмём коня Арне… он быстрее, чем деревенские клячи.
— Ты уверена? — с сомнением спросила трактирщица. Магда понимала, что рискует. Если кто-нибудь решит, что она украла чужую лошадь…
— Да, — тем не менее ответила она. — Я верну коня отцу юноши — вместе со смоченным в его крови шарфом.
— Ну, тогда в добрый путь, — скупо улыбнулась Рамона.
Магда не смогла найти в себе силы на ответную улыбку. Трактирщица заглянула ей в глаза.
— Виля-то тоже в Сетор повезли, — сказала она настойчиво. — Скверно-то как. Из-за какого северянина погибнет хороший человек! Да ещё с чего они взяли-то, что это наш Виль убил! Волшебница в зеркале углядела! Мало ли что она углядит!
Магда покачала головой. Она-то знала, что на счету Виля был не только этот неизвестный ей северянин. Медный Паук убивал и мучил многих. Он не был хорошим человеком.
— И кто того северянина будет жалеть?! — продолжала возмущаться Рамона. — Они на нас войной ходили и мы их ещё будем защищать!
— Это дела баронов, — равнодушно отозвалась ведьма.
— Да? — подняла брови трактирщица. — Ну, иди тогда, собирайся. А то, может, поспишь? На тебе лица нет.
— Не хочу, — покачала головой Магда. — И… спасибо тебе.
— Да постой! — спохватилась Рамона. — Поешь сначала!
— Не могу.
Дорога вынырнула из леса и впереди на фоне предрассветного неба показалась башня рыцарского замка. Ортвин. Один из немногих родов, которые, как и род самой Магды, когда-то получил рыцарское звание и земли из рук самого Дюка. А сейчас… Это ведь сын рыцаря цур Ортвина примкнул к своему молочному брату, назвавшемуся Алардом цур Корбинианом. Где он сейчас?.. барон писал, что видел их обоих в святых землях, но Алард приходил один. Принимают ли сына в Ортвине? Это ведь он хотел убить своего младшего брата…
Это было важно: из всех людей для неё были опасны только сын цур Ортвина и Флегонт, сын барона цур Фирмина, лишённый наследства за то, что проклял отца и стал братом-заступником. Только они могли узнать в дочери рыцаря Бертильде ведьму Магду. Особенно, конечно, опасен Флегонт, который даже не успел её допросить тогда, семь лет назад.
Тогда её спас Виль…
…она так не сможет.
Но Флегонт объявлен вне закона в Тафелона, а сын цур Ортвина… в конце концов, быть ведьмой — ещё не преступление в Тафелоне.
Принадлежавший Арне конь, как Магда и надеялась, добрался до её дома сам. Ведьмам иногда везёт. Он не казался усталым и Магде хотелось верить, что конь выдержит дорогу. Выбирать всё равно не приходилось. От неё, верно, пахло Арне, потому что конь легко подпустил её к себе. Ведьма угостила коня хлебом, напоила водой, расседлала и оставила отдыхать, пока не понадобится.
После Магда порылась в стоящем в комнате сундуке. Туда она сложила подарки барона. Там лежали рыцарские платья… Магда выбрала одно, двухцветное по хларской моде. Правая половина голубая, цвета её отца, левая — чёрная, цвета герба барона, и белый пояс. Барон всегда был прямолинеен… Магда имела право на чёрный цвет и как любовница цур Фирмина, и как его вассал. А теперь это был ещё и траур… Бедный Арне, всегда его тянуло на неприятности… Каким жил, таким и умер…
Отложив платье, Магда вернулась на кухню. Нужны травы. А после надо найти в сарае лопату. Ведьма хорошо помнила все тайники Виля, которые ей показывал Арне. Деньги. Оружие. Инструменты. Это могло пригодиться. Не ей — Вилю.
Теперь последнее. Самое неприятное.
Когда Куно пришёл за ней, ведя в поводу подаренную Арне лошадь, она была уже готова, а левая рука замотана свежей тряпкой. Впрочем, сразу выехать не вышло: Куно сперва покормил её коз, а после отогнал их к матери в трактир и туда же отнёс кур.
В Ортвине была большая деревня, больше, пожалуй, Латгавальда, с краю которой высился рыцарский замок: заключённая в кольцо каменных стен башня. Стены были кривые, неровные, из камней разных размеров, но это куда лучше, чем в замке её отца, там обходились частоколом. Здесь же частокол окружал деревню. Хороший, добротный, и дома тоже крепкие, надёжные. Рыцарь цур Ортвин был хорошим господином для своих людей. Небось, отменил подати после войны, иначе как бы они так быстро восстановились?
Они собирались проехать через Корбиниан, потом городок под названием Вибк и попасть в Сетор за несколько дней. Если очень повезёт, Магда могла даже рассчитывать нагнать отряд по дороге, но если и нет… У неё всё равно не оставалось выхода. Пришлось бы идти до конца. Бросить дочь в Белой башне Магда не могла, как не могла и надеяться, что друзья рискнут ей помочь вытащить оттуда девочку.
Но в деревне возле развалин Гандулы планы изменились.
Когда они были уже близко, Магда повернула к Куно ничего не выражающее лицо.
— Запомни, — не то приказала, не то попросила она, — мы не знаем никакого Виля. И мы не из Фирмина. Я — дочь рыцаря Криппа цур Лотарина, еду помолиться за здоровье отца и младшего брата. Если тебя кто-то узнает, говори, что нанялся ко мне в Латгавальде, но это в крайнем случае.
— Тебе надо отдохнуть, — проворчал мальчишка. — И поесть. Ты скоро из седла выпадешь.
— Прости, — одними губами улыбнулась ведьма. — Я знаю, ты устал. Потерпи немного. Я чувствую, скоро мы отдохнём.
— Кто устал?! Я?! — возмутился Куно. — Ты на себя бы посмотрела!
Сын трактирщицы оказался незаменимым товарищем, хоть и был не слишком доволен, когда ведьма велела ему ехать на кобыле, оставив себе жеребца. Но Магда побоялась, что отданный мальчишке-крестьянину рыцарский конь вызовет ненужные подозрения… Её жеребец, конечно, везти тоже не хотел. Ведьма не обладала даром своей дочери договариваться с животными, поэтому над конём пришлось поколдовать и сейчас он был неестественно спокоен. Неважно. Ей же не сражаться.
Коня в деревне узнали. Ещё бы не узнали, когда это был конь их шателена. Магда не проронила ни слова, чтобы что-то объяснить хоть кому-нибудь, а вот Куно, молодец, спрыгнул на землю, помог спуститься «своей хозяйке» и, окликнув мальчишку моложе себя, спросил, где бы его госпоже можно было бы отдохнуть, выпить вина, а то, может, молока найдётся. Позаботившись о по-прежнему безмолвной ведьме, он принялся болтать с местными с той непринуждённостью, которая воспитывается только в кабаках. Вот, мол, видите? Госпожа М… м-м-м… Бертильда. Недавно у неё, да. Так она невеста покойного рыцаря Арне. Что значит — как покойного? Да вот так. Разбойники убили, вчера только. Уж она и убивалась!.. все глаза выплакала, на свет не глядит, на месте сидеть не может. Аж постарела от горя-то. А чего одна? Да бедная она, только и славы, что дочь рыцаря, отец землю сам пахал. Но род-то древний. От графа скрывали, боялись, не благословит. А теперь-то чего таиться… Теперь вот к графу едет, рассказать о последних минутах… потому и коня взяла, со своими-то у её отца плохо… да-да, рыцарь убийцу ловил, да, поймал, говорят. А отряд-то вчера, небось, здесь проезжал? На старом тракте следы от телеги остались. В Сетор тоже едут. Вот раньше бы выехали, так догнали бы их, всё безопасней с отрядом ехать. Как это — не туда поехали? Да кто бы мог подумать… проклятый, значит… Ну, да, братьям-заступникам виднее. В своём монастыре они уж с ним разберутся… живо всё расскажет…
— Ты бы отдохнула, а не про предчувствия болтала, — не отставал Куно, становясь очень похожим на мать. — Небось, кабак у них найдётся, вон как люди хорошо живут, не то, что в Корбиниане!
— Ты не видел ещё как люди у моего отца живут, — одними губами улыбнулась ведьма. — Вот где нищета.
— Ты поэтому оттуда ушла?
— Я ушла оттуда потому, что отец меня выгнал, — равнодушно пояснила ведьма, — чтобы не выделять мне приданого. Чтобы всё досталось моему дорогому брату… чтоб его… их обоих.
— Слышала, Магда? — по привычке запросто обратился к ней мальчишка, когда они покинули деревню возле развалин. — Виля везут на север, в монастырь братьев-заступников! Братья-заступники! Поехали туда?
Магда равнодушно посмотрела на спутника.
— Прыткий какой, — проворчала она. — Поехали…
— Мама говорила, уж ведьма-то своих не бросит, — не отставал Куно. Ведьма бросила на него косой взгляд.
— Не болтай много, — посоветовала она. — Не знаем мы никакого Виля, а до какого-то убийцы, проклятого, нам дела нет. Мы поедем в деревню, где жил Арне, вернём им коня, он же из их конюшни, и прикупим тебе коня или мула. Если найдётся. У них там лошадей всяких хватает. Тут другое трудно. Как нам дорогу сменить, чтобы никто не видел, а то только внимание привлечём. Ехали в Сетор, а потом вдруг на север свернули, да ещё после вестей о проклятом. Поколдовать придётся.
— А потом? — заёрзал в седле Куно.
— А потом мы поедем в храм святого Зераса, убийцы дракона, что в Нагбарии. Помолимся за душу погибшего рыцаря… И заодно за здоровье отца моего и брата младшего.
— А у тебя есть отец?! — распахнул глаза Куно.
Магда невесело улыбнулась.
— У меня даже есть грамота от него, — сказала она. — Барон наш папашу моего подписать заставил. А ты думал, я для вида переоделась?
— Ух ты! А я думал, врали люди-то.
— А правду говорят, что ведьма всегда кого-нибудь ненавидит и через то берёт волшебную силу? — не отставал мальчишка.
— Поговори мне, — устало пригрозила Магда. — Ещё на площадь выйдем, покричи там, чтобы все точно услышали.
— Ну, прости, — примирительно ответил Куно. — А о чём с тобой говорить можно-то?
— Ни о чём. Я же дочь рыцаря, забыл? Думаешь, они вовсю болтают со своими слугами? Уж потерпишь на людях.
— Я тебя и без людей терплю, — нахмурился мальчишка. — Как с цепи сорвалась. Пошли в кабак. Поешь, наконец, а я людей поспрашиваю.
— Сам поешь, — покачала головой ведьма. — Ты устал, а мне не хочется. Отдохни. Как бы нам сразу же выезжать не пришлось.
В памяти шелестел голос рыжей ведьмы, некстати встреченной на дороге. Не стоило, ох, не стоило колдовать на чужой земле… Но Магда боялась, что её заметят…
Тропинка вынырнула из леса и кони встали. Дорогу загораживала Денна. Рыжая ведьма, скрывавшаяся в лесах Корбиниана. Магда вздохнула.
Она рисковала, колдуя в чужих лесах. Сейчас придётся платить за дерзость… Только из очень большой нужды можно пойти на такое. Плохо, очень плохо. Магда своим поступком как будто бросала местной ведьме вызов. А кроме того… нельзя много раз колдовать над одним и тем же животным… что-то в них было такое… отвергающие лишнее чары. А ведь это был подкованный рыцарский конь… такого вдруг не заколдуешь… За это тоже рано или поздно придётся расплачиваться…
Магда подобрала поводья. Смотреть сверху вниз было, пожалуй, приятно, но это было предательской западнёй.
— Далеко собралась? — с усмешкой спросила Денна.
— Куда собралась, про то я знаю, — недружелюбно ответила Магда. Она была виновата, колдуя в чужих владениях, знала это и знала также, что оправдаться ей нечем.
— Заворачивай, — коротко приказала рыжая. — Здесь тебе не будет дороги.
— Я проеду здесь, — упрямо ответила Магда. — Посторонись.
— Не дело затеяла. Всё-то тебе поперёк надо… оставь посвящённого своей судьбе и следуй своей.
— Посторонись, — повторила Магда. Её начал охватывать гнев. Чего она боится?! Под ней конь, обученный сражаться, а перед ней — всего-навсего женщина.
— Оборотня своего упустила, — покачала головой Денна, — дочку свою упустила… Друга упустишь. Всё хитришь, всё вертишь. Заворачивай, а лучше — вернись домой.
— Я проеду здесь, — снова произнесла Магда. — Прочь с дороги!
Рыжая ведьма засмеялась, провела перед собой черту и плюнула на неё. По спине Магды пробежали мурашки. Денна закрывала ей дорогу. Кобыла под Куно заволновалась, одурманенный колдовством конь ничего не замечал… но провести его здесь не удастся. Магда хмуро улыбнулась. Ей хотелось остаться одной, чтобы предаться своему горю, но приходилось что-то придумывать, как-то выкручиваться…
Она нащупала в гриве своего коня шерстинку, обмотанную своим волосом и наговоренной ниткой. Резко дёрнула. Конь взвился на дыбы, опустился на четыре ноги, забил задом. Магда бросила поводья, схватилась за гриву и даже зажмурилась. Она никогда не стала бы так резко снимать своё колдовство, если бы не нужда. Но теперь на коня не подействует ничьё другое — первое время. Слишком уж много колдовать над одним животным невозможно. Вот ещё бы теперь удержаться…
Магда сама не знала, как ей удалось выдержать. Куно спрыгнул со своей кобылы и, уворачиваясь от копыт, ухватил коня ведьмы под уздцы. Вдвоём им удалось кое-как успокоить животное. Когда Магда смогла оглянуться по сторонам, Денны нигде не было.
— Езжай за мной след в след, — приказала ведьма. Они проехали запретную черту и ничего не случилось. Магда оглянулась назад. Вроде дорога как дорога… только спина холодеет.
— Чего это она? — нарушил тишину мальчишка.
— Мы друг друга не любим, — коротко ответила ведьма. — Не дай Осв… Заступник нам через Корбиниан снова поехать.
— А как ты её! — восхищённо сказал Куно. Магда покачала головой. С ведьмой, стоящей на своей земле, да ещё такой, как Денна, пришлой не справиться.
— По-моему, она нас отпустила, — сказала Магда и прислушалась. Показалось ей или деревья и впрямь шелестели вслед: «Поверни, попадёшься… Ой, попадёшься… Поверни!»?..
Ведьма рассеянно посмотрела на левую руку. К боли она притерпелась за утро и теперь даже не замечала её. Но на повязке проступила свежая кровь. Магда шёпотом помянула Заступника. Надо было заняться этим раньше, но кто же знал!
Они доехали до поворота и Магда снова оглянулась. У леса стояла Денна и махала им вслед. Ведьма поспешила сделать отвращающий беду знак. Как бы рыжая их не прокляла… на дорожку.
В кабаке спор разрешился сам собой. Мальчишка, позаботившийся о лошадях, упал на скамейку и было видно, что сил куда-то идти и кого-то расспрашивать у него уже не будет. Кабатчик, высокий полный мужчина, поставил перед Куно кашу и стакан сидра. Магде кусок в горло не лез. Удивительно, как в той деревне она умудрилась выпить целых два стакана молока. Это всё Куно с его заботой. Сама по себе она бы и глотка воды не выпила бы. Ведьму трясло от нервного напряжения. Братья-заступники. Очень плохо. Связываться с ними… уму не постижимо, как она может даже думать об этом.
— Куда? — вскинулся Куно, когда Магда пошла к двери. Ведьма бросила на него суровый взгляд.
— А ты осмелел, — таким чужим голосом сказала она, что мальчишка поёжился. — Забылся?
— Госпожа, — взмолился Куно, сообразив, наконец, подладиться к своей роли, — вы устали! Позвольте, я договорюсь об отдыхе для вас!
Подошёл кабатчик.
— Мальчишка дело говорит, — бесцеремонно вмешался он в разговор. — Я и комнаты сдаю, сами посмотрите. Такой вам и в замке не предложат.
В ответ Магда оглядела кабак с таким выражением лица, словно ей предлагают ночевать в курятнике.
— Я подумаю, — пообещала она и вышла во двор. Позади Куно остался заплетающимся языком рассказывать о любви своей госпожи к заболевшему младшему брату, увиденном ею во сне святом и других подобных небылицах. Ведьма передёрнула плечами.
Надо разузнать, где остановились братья-заступники. Получается, что не в кабаке. Странно. В деревне говорили, что их восемь человек, трое воинствующих братьев, четверо простых монахов, и главный над всеми священник, которого звали отцом Менлиусом. И ещё пленник, девятый. Ни в один дом столько постояльцев не поместится. Разделились? Встали под открытым небом? Или, не дай Освободитель, проехали мимо Ортвина?
В голове слегка звенело от голода и усталости. Надо было идти не в кабак. Это Куно повёл её в кабак, куда он ещё мог податься… а дочь рыцаря должна остановиться в замке… но тогда ей придётся назвать своё полное имя… её отец был человеком нелюдимым и не покидал своих владений, младший брат Магды покуда ещё не дорос до того, чтобы путешествовать самостоятельно… Но вести о нём могли дойти до Ортвина и другим путём. В конце концов, отец выгнал их с сестрой много лет назад… к Врагу всё это. У неё есть грамота, в которой отец признаёт свою дочь и вверяет её заботам барона цур Фирмина. Этого довольно. Она слишком долго жила ведьмой Магдой, привыкла прятаться, делать всё исподтишка… и, кстати, зря она наговорила Куно вздора, что будет молиться за отца и брата. Забавно, странное предчувствие, что им бы понадобилось немного удачи… неважно. Конечно, повод нужен другой. Нужно…
Мысли её были грубо прерваны. Кто-то схватил её сзади. Ведьме зажали рот и куда-то потащили. Она даже не успела разглядеть нападавших. Впереди замаячила телега, возле неё виднелась угрюмая фигура в монашеской рясе… Братья-заступники. Они нашли её прежде, чем она их…
Раздался возмущённый вопль Куно и мальчишка с руганью ударил одного из державших ведьму монахов в зубы.
А он не такой уж и мальчишка… ведьма привыкла к тому, что Куно — сынишка трактирщицы, что не замечала, что он давно уже выше её на две головы. А ведь Куно без труда удержал за уздцы разъярённого рыцарского коня.
Обо всём этом было некогда думать. Магда воспользовалась переполохом, вывернулась в державших её руках и вцепилась ногтями в лицо монаха. Хватка ослабла, но вырваться ещё не получалось.
— Пустите! — кричала ведьма. — Помогите, люди! Помогите!
— Заткните ведьму, — прозвучал резкий приказ и одновременно другой голос спросил:
— Что здесь происходит? Прекратите драку!
Куно оттащили крестьяне, ведьму отпустили и Магда смогла оглядеться. Оказывается, монахи довели её до телеги, на которой по-прежнему в клетке сидел всё так же равнодушный ко всему Виль. По улице к ним спешили трое воинов, одетых в одежды ордена братьев-заступников, а рядом стояли пятеро монахов. Одному она расцарапала лицо, другой носил следы кулаков Куно, а третий… высокий худой священник с тёмными цепкими глазами. Светлые волосы его ещё сильнее поредели за прошедшие семь лет. У Магды был готов вырваться крик, но он успел первым:
— Именем Заступника! Мои люди схватили ведьму. Она еретичка, проклятая, из тех, что отрекаются от Заступника! Она травила колодцы, портила посевы, крала молоко у коров. Вместе с другими ведьмами она летала на их гнусные сборища и там пила кровь украденных у матерей младенцев и подставляла зад Врагу, принявшему облик чёрного козла!
Собравшаяся вокруг толпа загудела, люди попятились. Кого-то перекосило от отвращения, а кто-то, напротив, загорелся поганеньким любопытством. У Магды кровь бросилась в лицо от столь гнусных оскорблений. Куно закричал:
— Неправда! Он лжёт!
Ведьма постаралась взять себя в руки. С лицом, пылающим от стыда и гнева, она повернулась к остановившему драку стражнику:
— Это гнусная ложь. Я дочь рыцаря Криппа цур Лотарина, а этот человек — Флегонт, сын барона цур Фирмина, которого отец лишил наследства. Он был приспешником самозванца семь лет назад! Он обманом выманил свою сестру, её милость баронессу Нору цур Фирмин, из дома её отца, чтобы отдать самозванцу. Угрожая обесчестить девушку, он занял отцовский замок. Я была там и могу свидетельствовать против него!
А вот теперь толпа поддалась вперёд. Ведьма знала, о чём говорила. Преступление молочного брата самозванца, сына рыцаря цур Ортвина, тенью падало на отца и на его владения.
— Она сбежала от святого суда, — возразил Флегонт, не думая отпираться от сказанного Магдой. — Она — ведьма, не раскаявшаяся в своих преступлениях. Её отец, рыцарь, отрёкся от опозорившей его дочери.
Магда гордо вскинула голову.
— Мой отец признал меня. У меня есть грамота за его подписью, в которой он вверяет меня заботам его милости барона цур Фирмина.
Флегонт побледнел.
— Он вверил тебя заботам моего отца, а ты пролезла в его постель! Мерзкая блудница, осквернившая собой…
— Довольно, — перебил его стражник. — Вы должны предстать перед судом моего господина рыцаря цур Ортвина. Ты, монах, за то, что взялся вершить расправу без его дозволения и порочишь честь дочери рыцаря, а если правда то, что она о тебе рассказывает, то и за это. А ты, госпожа, готовься ответить на его обвинения.
— Мне нечего бояться, — солгала ведьма. События развивались быстрее, чем она успевала их обдумывать. — Я невиновна.
— Я не могу задерживаться, — возразил Флегонт. — Мне поручен пленник, это опасный преступник и еретик, который…
— За твоим пленником присмотрят, отец, — покачал головой стражник. Флегонт оглянулся по сторонам. Их окружали не только простые люди, но и кнехты рыцаря цур Ортвина. Если он и думал пробиться, эту мысль пришлось оставить.
После того, как Вейма улетела, а Вир уехал, Нора занялась своими делами. Она послала в ратушу за опытным писарем, которому велела отправиться в подвал сразу же, как он явится. В это время по её приказу на главной площади Сетора принялись сколачивать виселицу, большую, крепкую, способную выдержать нескольких человек. Нора отдавала себе отчёт, что за преступления, совершённые её пленниками, они заслужили гораздо более суровое наказание, но по женской слабости пойти на это не смогла. К тому же в разгар казни может вернуться Вейма. Не хватало только, чтобы она вовсе не смогла оставаться в городе из-за своей слабости.
Старик Клеменс был вызван в таблиний баронессы. Он принёс с собой записи, которые передал ему отец Сергиус перед отъездом — показания преступников с их подписями и подписям свидетелей. Это было неприятно. Нора хорошо понимала, что, будь на её месте её отец, документы он получил бы сразу. Может быть, он бы и сам присутствовал на допросе, кто знает… на памяти Норы в Фирмине серьёзных преступлений не было.
Баронесса бегло просмотрела записи.
— Ты знаешь, что братья-заступники готовят нападение? — спросила она палача.
— Нет, госпожа, — покачал головой старик Клеменс.
— Добейся от них признания. Они вооружают крестьян в Лабаниане, куют оружие. Наверняка стягивают силы. Мне нужно признание до завтрашнего утра. В полдень ты их повесишь на площади.
— Ваша милость, — тонко улыбнулся палач, — отец Сергиус перед отъездом…
Нора вспыхнула. Во взгляде Клеменса, в его тоне, в самом возражении и в ссылке на приора — во всём этом ей слышался намёк на то, что она не может сама распорядиться в своих владениях. В собственном доме ей перечили!
— Отца Сергиуса интересовал только святейший папа, — отрезала баронесса. — А нам пришла пора подумать о себе.
— Он собирался вернуться…
— Пока он вернётся, Сетор захватят. Как только появится писарь, займись. Писаря до завтрашнего дня из дома не выпускать. Придумайте что хотите, но он не должен выйти, пока не состоится казнь.
— Как прикажете, ваша милость, — всё с той же раздражающей улыбкой поклонился палач. Нора спохватилась.
— Писарю обид не чинить! — уточнила она. — Тем более не бить. Силой удерживать только в самом крайнем случае!
Палач снова поклонился. Баронесса подумала, что дом её устроен неправильно. Должен быть кто-то ещё, кроме палача, кому она может отдавать такие приказы. Раньше всем этим занимались Вир и Вейма, Норе оставалось только покрикивать на слуг, чтобы вовремя готовили обед. А теперь что?
Вместо Увара пришёл Клос, страшно недовольный тем, что его подняли с постели и ещё сильнее раздражённый от этого своего недовольства.
— Что стряслось? — спросил он, подойдя ближе. Иргай бросил несколько непонятных слов бежавшему за Клосом Фатею.
— Хватит! — отрезал рыцарь. — Что вы сделали с Веймой?
— Ты её знаешь? — напряжённо спросил Иргай.
— Да, знаю, — коротко бросил Клос. — Расскажи ты. Почему она так лежит?
Иргай пожал плечами.
— Нежить, — коротко ответил он. — Фатей услышал. Я выстрелил. Упала. Не человек. Превратилась в женщину. Я хотел убить. Врени сказала — нет. Она не понимает. Нежить. Голову отрубить. Сжечь.
— Даже не вздумай, — ответил рыцарь. — Как тебя там? Врени? Большеногая? Ты же лекарь, разбуди её.
— Я не знаю, что с ней, — хмуро ответила цирюльница. — Я не умею лечить вампиров.
Клос нахмурился.
— Упала и лежит? — переспросил он. — И всё?
— В себя приходила, — вмешалась Дака. — Потом вдохнула — вот так! — и опять упала!
— Вдохнула… — задумался Клос, а после рассмеялся. — А! Убери всю кровь, она и очнётся.
— Она же вампир, — нахмурилась Врени.
— Вампир, — пожал плечам рыцарь, — да только крови боится. Видел я, как она на турнире сознание теряла… да и не только там.
— Всё равно нежить, — упрямо пробурчал Иргай. — Опасна.
— Мы оставляли с ней моих сыновей, — припомнил Клос. — Я тогда не знал… С ними ничего не случилось. Да и её собственный сын…
Рыцарь осёкся, а после расхохотался.
— А я-то думал, почему мальчишка не в масть растёт!
Наёмники вопросительно посмотрели на него, но Клос и не думал ничего объяснять.
— Разбуди её, — приказал он цирюльнице, потом повернулся к её товарищам. — Принесите холодной воды. Быстрее!
— Почему быстрей? — заинтересовалась Дака.
— Темнеет, — коротко отозвался рыцарь. — Я бы священника позвал, да если выбирать между вампиром и братом-заступником, предпочту вампира.
Врени отрезала окровавленный рукав, завернула в него стрелу и смыла следы крови с кожи. Когда все приготовления были закончены, на лицо вампирши выплеснули ведро воды из колодца. Вейма застонала.
— Факел, — приказал Клос. Иргай что-то заворчал, но подчинился. В свете факела люди смотрели, как у вампирши вздрагивают веки… она сделала вздох… снова застонала…
И, наконец, открыла глаза.
И снова принюхалась.
— Уберите его от меня! — потребовала Вейма, вскакивая на ноги и указывая на Иргая, по-прежнему державшего наготове кинжал.
— Потерпишь, — невежливо ответил ей Клос. Вампирша повернулась к нему, её глаза сверкнули.
— А, — сказала она, — так Вир рассказал тебе…
— Это спасло тебе жизнь, — отозвался рыцарь. — Зачем ты явилась сюда? Мои люди встревожены.
— Эти? — фыркнула вампирша. Она улыбнулась, нарочно обнажая клыки. Врени напряглась. Зачем Клос её дразнит? В темноте вампир может зачаровать не одного человека, а сразу весь замок.
— А ты предпочитала перепугать мой отряд? — в тон ей ответил рыцарь.
Вейма глубоко вздохнула и спрятала клыки.
— Ладно, не время ссориться. У меня плохие новости.
— Отец? — немедленно напрягся Клос. — Нора? Братья? Враг тебя побери, дети?!
— Все целы и невредимы, — покачала головой вампирша. — Совет распался. Граф цур Лабаниан собирает своих людей — и братьев-заступников. Он собирает даже крестьян! Держи. Это письма тебе, от твоей жены и от твоего отца. Есть ещё письмо от Вира Увару. Где Увар?
— Не знаю, — махнул рукой рыцарь. — Его с утра никто не видел.
— Тогда держи ты, передашь. И найди Увара. Твой отец и твоя жена зовут тебя в Сетор. Тебя и весь отряд. Сможешь?
Клос растерялся.
— Как распался? — спросил он. — Вир говорил…
— Вир ошибался, — нетерпеливо перебила его вампирша. — Мы ошиблись. Граф цур Лабаниан только и ждал возможности затеять свару. Он ушёл вместе с бароном цур Абеларином, граф цур Ладвин и барон цур Тиллиан отказались нам помогать и тоже ушли. В Сеторе сейчас только небольшие отряды и некоторые из них уведут, чтобы прикрыть Фирмин от барона цур Абеларина. Город беззащитен. Ты слышишь меня? Твоя жена и барон цур Ерсин остались его защищать. Если Ерсин падёт, придёт черёд твоего отца, а там и всего Тафелона.
— Замолчи, — негромко попросил рыцарь. — Я понял тебя.
Он оглянулся на наёмников.
— Молчите о том, что слышали, — приказал он. — И найдите мне Увара. Немедленно!
Вейма недобро улыбнулась.
— Хочешь — я найду?
Она покосилась на Иргая.
— Пока твои люди не отрубили мне голову.
— Ты нежить, — проворчал Иргай.
— Мальчик, — сказала вампирша с оттенком обидной жалости. — Ты настоящую нежить и не видел. Мои братья двигаются быстрее, чем даже я могу разглядеть, и они не боятся крови. Держи свои стрелы при себе, если не хочешь умереть страшной смертью.
Иргай разразился гневной тирадой на своём языке, но Вейма его не слушала. Она взмахнула руками, завизжала так истошно, что все отшатнулись, и завертелась волчком. Миг — и на её месте хлопает крыльями огромная летучая мышь. Она набрала высоту и улетела. Иргай схватился за лук.
— Не надо, — остановил его Клос. — Пусть летит.
— С такими нельзя договариваться, — проворчал Иргай. — Не человек. Не понимает чести.
— Это не имеет значения, — отмахнулся Клос. — Не трогай её.
Он повернулся к женщинам.
— Идёмте в замок, — сказал он. — Вы будете молчать. Иргай останется при мне.
— А я?! — вылез вперёд Фатей прежде, чем сестра успела схватить его за ухо. Клос улыбнулся.
— Ты будешь ждать Увара у ворот и приведёшь его ко мне как только появится.
Едва они вошли внутрь каменных стен, Клос, с которого слетело и недовольство, и вызванная раной слабость, начал собирать отряд. Он нашёл тех людей, которые участвовали в военном совете, и объявил им о предстоящем бое за Сетор.
— Всем немедленно собираться, — командовал после этого Клос. — Кнехтов Дитлина связать, усадить на телеги, мы отвезём их в замок моего отца, где они побудут в плену, пока не станет спокойно. Все ценности в замке собрать и тоже погрузить на телеги. Они подождут нас в Вилтине и всё будет разделено между вами как полагается по вашим обычаям.
— А себе что ты оставишь? — спросил седой Берток.
— Замок, — ухмыльнулся Клос. — Графство. Увар был прав, не стоит играть в благородство. Мы заберём себе весь Дитлин, когда вернёмся из-под Сетора. На рассвете пошлите людей в деревни. Скажите, что все инструменты, вся живность, весь скот, который останется, когда мы уедем, должны быть поделены между ними. Но если они подерутся из-за дележа, участников драки я велю бить батогами, когда мы вернёмся. Убившего ради грабежа я прикажу повесить. На год — до самой следующей осени — я отменяю все подати в графстве. Всё, что нам нужно, мы будем покупать, но крестьяне обязаны продавать нам еду, одежду и всё, что понадобится, ничего не утаивая и не завышая цену. Потом я приму решение. Но это будет потом. Сейчас позаботьтесь, чтобы собрать все ценности и пошлите человека в Вилтин. Я хочу, чтобы люди моего отца встретили нас на границе графства и забрали пленников и добычу, тогда мы сможем дальше ехать в Сетор налегке.
— Увар ещё не приехал, — сказал Харлан.
— Увар приедет, — отмахнулся рыцарь. — Мы должны выехать завтра утром… отправьте людей до рассвета, чтобы они были в деревнях с первыми лучами. Сейчас надо собраться, подготовить добычу. Когда Увар приедет, мы должны быть готовы выступить.
— Почему? — в упор спросил его Берток. — Почему мы должны идти с тобой? Нас нанимал не ты, и нанимались мы не навсегда. Почему ты хочешь забрать себе нашу добычу и бросить нас в новый бой? Как ты можешь принимать решения без Увара?
— Я думал, вы воины, — досадливо бросил растерявшийся Клос, — а вы старые бабы. Увар примет то же решение — у меня письмо к нему от Серого.
— Это решать Увару.
— Мы теряем время! — нетерпеливо воскликнул Клос. — Послушай, что я тебе скажу. Вам заплатят за этот набег и вы оставляете у себя всю добычу. Чтобы вы верили мне больше, велите своим людям прямо сейчас стащить добычу в одно место и разделить между всеми. Но помни, с собой вы можете взять столько, сколько не затруднит ваших коней. Остальное — после Сетора. Всё ваше добро будет вам возвращено! Второе — когда Лабаниан будет взят, вам достанется не менее пятой доли всей добычи, в том я клянусь своей рыцарской честью.
— Мы ещё не отстояли Сетор, а ты уже делишь добычу в Лабаниане, — хмыкнул Берток.
— Так возьмите!
Он уже успел прочесть адресованные ему письма и поэтому добавил:
— Если братья-заступники и Лабаниан возьмут Сетор, во всём Тафелоне будет слишком жарко.
Увара нашли только под утро, вернее, он вернулся сам, с небольшим отрядом, куда входили пятеро ветеранов отряда и старшие сыновья Харлана. Все они были пьяны и отчего-то очень веселы. Клос отвёл Увара в свою комнату и показал ему присланное Виром письмо. Увар с трудом разобрал при свете чадящего факела ровные строчки и сразу перечитал письмо заново. Поднял на рыцаря мутные глаза:
— Серый зовёт.
— Я так и понял, — кивнул Клос. — Мы выезжаем… прямо сейчас. Где ты был?
Увар отвёл взгляд.
— Надо было, — невнятно пробурчал он. — По семейным делам отлучался.
— Поднимай отряд, — приказал Клос. — В седло сядешь? Удержишься?
На этот раз Врени повезло. В темноте и суматохе Дака упустила её из виду и ничего не помешало цирюльнице подобраться к Клосу поближе и послушать, о чём он будет говорить со старшими наёмниками. Услышанное потрясло её. Война в Тафелоне! Двое из совета баронов стакнулись с братьями-заступниками! Но пока она найдёт старшего брата, который был бы рад этим новостям!.. Скоро, наверное, об этом заговорит весь Тафелон!
Едва объявили, что завтра с утра отряд возвращается в Сетор, Врени ушла к себе спать. Сборы её не касались, а перед тем, как снова лезть в седло, следовало отдохнуть.
Спала цирюльница плохо, беспокойно, мучаясь от кошмаров и тревожных мыслей, но самый главный кошмар ждал её на рассвете. Врени встала, чувствуя настоятельную необходимость выйти из замка. Оделась, нащупала ногами башмаки и в самом деле двинулась к воротам. Её никто не окликнул, пока она шла через двор, а на воротах цирюльница так убедительно соврала о совершенно необходимых для неё травах, будто бы примеченных ею вчера в лесу, что её без лишних слов выпустили наружу.
— Наконец-то! — раздражённо проговорил знакомый женский голос, едва Врени, сама не зная зачем, укрылась под стеной замка.
— Госпожа Вейма?! — ахнула цирюльница. Так вот оно что. Говорят, кто посмотрит вампиру в глаза, того тот сможет заставить прийти хоть с другого берега моря. Видать, не врут.
— Она самая, — прошептала вампирша. — Стой на месте и не кричи! Я не желаю, чтобы меня снова использовали вместо мишени.
— Я думала, вы давно улетели!
— Мне надо было поесть, — отозвалась Вейма. — Не так-то просто найти незапертый хлев. А потом я всё никак не могла тебя добудиться. Неважно. К делу! Приведи сюда Клоса, да поживей.
— Зачем?!
— Да затем, что только он может впустить меня внутрь! — разозлилась вампирша. — Пошевеливайся!
— Но…
— Я сказала, скорее! — почти завизжала вампирша и Врени подчинилась.
На этот раз караульные смотрели на неё куда подозрительней и, когда она сказала, что заметила за воротами кое-что, на что было бы неплохо взглянуть господину Клосу, не сразу и захотели отпускать на его поиски.
Но в конце концов ей удалось отделаться от них. Клоса она нашла в его комнате вместе с Уваром. Главарь наёмников был пьян и как-то не по-хорошему взбудоражен.
— Чего тебе? — недовольно спросил цирюльницу Клос. — Пришла сказать, что я не выдержу дорогу?
Врени хмыкнула. Сразу после отъезда Вира у неё состоялся крупный разговор с рыцарем и хоть Клос не изменил своей манере общения, а цирюльница и не думала отказываться от внешней почтительности, оскорбления с его стороны прекратились. С лекарем дружить надо.
— Да выдержите, ваша светлость, — махнула рукой она. Рыцарь был молодым и здоровым, вдоволь ел, вдоволь спал и не изнурял себя непосильной работой, поэтому и поправлялся быстрее, чем привыкла Врени.
— Я не… — начал было отказываться от незаслуженного титула рыцарь. Потом осёкся и засмеялся. — А ведь в самом деле! Соображаешь, Большеногая. Зачем явилась?
— Там у ворот жена Серого, — махнула рукой цирюльница, — впустить просит.
— Так пусть входит. Что я ей, привратник?
— Вы хозяин, — со значением ответила Врени. Увар пьяно рассмеялся.
— Какой ещё хоз… — начал было Клос. — А. Хозяин. Значит, войти не может?
— Нежить, — пожала плечами Врени. — Сказать, чтобы убиралась?
— Нет, погоди! — спохватился Клос. — Я подойду.
У самых ворот цирюльницу остановила Дака.
— Погоди! — потребовала девушка. — Поговорить надо!
Врени неохотно оставила Клоса и отошла вместе с Дакой в сторону. Дака отвела цирюльницу за сарай. Конечно, там её ждал Иргай! Ещё и с кинжалом наготове.
— Покажи свою кровь! — потребовал наёмник. Врени оглянулась на Даку.
— Ты не сердись, не сердись! — затараторила девушка. — Иргай говорит, у человека кровь текучая, красная, а у нежити чёрная или белая.
— Это смотря где дырку делать, — проворчала цирюльница. Иргай засмеялся, но не отступил. — Ох. За что мне это?.. Убери кинжал. Вот, гляди. Доволен?
Она вынула из воротника припрятанную там булавку и аккуратно проколола палец. Показалась кровь.
— Доволен, доволен! — вместо Иргая закивала Дака.
Юноша что-то сказал ей на своём языке, она резко возразила, но он настаивал.
— Тогда поцелуй это, — протянул ей образок Иргай. В Тафелоне их почти не было и Врени не сразу даже поняла, в чём заключается испытание, но повиновалась.
— Молитву знаешь? — не унимался Иргай. — Читай.
Цирюльница закатила глаза. Молитвы она знала плохо, но наёмник отставать не собирался. Впрочем, как он разберёт, то она читает или не то?
— Ну? — хмуро спросила Врени, проговорив последнее слово. — Что ещё придумаешь? В речку кинешь?
— Потом, — пообещал Иргай. — Присмотрю ещё за тобой.
Они вышли из-за сарая и почти сразу наткнулись на заливисто хохочущую вампиршу. Она едва стояла на ногах от смеха и хваталась за хмурящегося рыцаря. Все трое — и Врени, и Иргай, и Дака, — уставились на Вейму. Врени даже не могла представить, чтобы вампиры могли так искренне смеяться.
— Ох, — еле выговорила Вейма, — ох, не могу! Ты приказал… приказал просто свалить… ох… свалить всю добычу в кучу… Ох… А крестьяне… ох… сами… сами поделят!.. А ты потом накажешь! Ха-ха-ха! Нельзя же так! А они… ох… они признаются!..
— Прекрати! — потребовал донельзя смущённый рыцарь. — А что ты прикажешь делать?
— Отложи ненадолго отъезд, — с трудом перестала смеяться вампирша, — я всё устрою. А позже, твоя светлость, найми хорошего писаря.
Отцепившись от рукава Клоса, Вейма тут же занялась делом. Она вбежала в господский дом, что-то там нашла, потом выбежала во двор, где добыча действительно лежала, сваленная в огромную кучу. Затем она разыскала священника и так заморочила ему голову, что он по доброй воле показал ей хранящиеся в замковой церкви документы. Закончив с этим, Вейма поговорила с Уваром, приказала свести её с несколькими старшими наёмниками, задала несколько вопросов матушке Абистее и бегло осмотрела уже навьюченный на лошадей скарб. В конце концов вампирша вернулась к рыцарю с требованием дать ей людей, которые по её указаниям погрузят все вещи.
— Держи, — протянула она Увару свежеисписанный свиток, когда и это было сделано.
Главарь наёмников уставился на пергамент. Вейма переписала всё добро графа цур Дитлина до последней ложечки и принесённой в приданое его невесткой подушки. Всё это было учтено и поделено поимённо между наёмниками. Не забыты были даже приехавшие с отрядом девушки.
Увар протяжно присвистнул.
— Вот это поделила так поделила! Пойду ребятам покажу, а то они, прости, твоя светлость, всё думают, вдруг графы их надуют.
— Погоди! — остановила его Вейма. — Оставь со мной пять самых быстрых всадников. Я прослежу, чтобы крестьяне честно поделили утварь и кляч, а твои люди пусть присмотрят, чтобы обошлось без шума. Потом нагонят отряд.
— А возьми Иргая, — махнул рукой Увар на крутящегося рядом наёмника, — он и остальных позовёт.
Вейма закатила глаза. Юноша следовал за ней по пятам и всё его существо выражало неодобрение. Было ясно, что просто так от него не отделаться.
— Пусть он поклянётся отцом и матерью, что не тронет меня и не выдаст мою тайну, — потребовала вампирша.
— А ты чем поклянёшься? — спросил Иргай, когда Увар разъяснил ему, что от него требуется. — Своей могилой?
— У меня нет могилы, — рассердилась вампирша. — В чём я должна тебе клясться, мальчик?
— Поклянись, — настойчиво произнёс Иргай, — своей могилой поклянись. Ты не тронешь людей здесь.
— О, Заступник! Я никого не трону, если мне не придётся защищаться! Доволен?
Иргай, нисколько этим не успокоенный, хмуро глядел вампирше прямо в глаза.
— Враг тебя побери! Своей могилой клянусь! Ну! Теперь ты!
— Клянусь отцом и матерью, не трону тебя, если сдержишь слово, — проворчал Иргай. — Пока мы здесь — не трону.
Вейма внезапно звонко расхохоталась.
— Годится, мальчик!
Сетор разбудило пение труб. Герольды звали народ на площадь, где в полдень будут казнены предатели Тафелона. Виселицу и помост сколачивали всю ночь. Напротив помоста сколотили возвышение для бургомистров и магистратов и рядом с ним трибуну. Незадолго до полудня пленников под большой охраной провели на площадь и там герольды зачитали преступления и вины каждого из них. Преступлений было много. Проклятые — посвящённые и их ученики — виновны были в грабежах, тайных убийствах, клятвопреступлениях, осквернениях церквей и прочих чинимых людям бедах. Кроме того, они прибегали к колдовству для осуществления своих злодеяний. Братья-заступники были виновны в заговоре против святейшего папы, в заговоре против Тафелона, в убийстве заложника из Нагбарии, в нападении на дом баронессы цур Фирмин, планировании жестокой смерти для его жителей, а также в использовании колдовства для своих злодеяний. Хотя по законам Тафелона ни ведьм, ни колдунов, ни чёрных магов не преследовали за то, кто они есть, магия, применяемая для совершения преступления, многократно усугубляла вину.
Толпа переговаривалась. Впервые открыто казнили братьев-заступников. Впервые светские власти открыто выступили против этого ордена. Запели трубы и герольды объявили, что за свои преступления разбойники и монахи заслуживают колесования, но в своём милосердии баронесса цур Фирмин, на которую возложена ноша главы совета, приговаривает их к повешению.
Снова запели трубы и Нора, очень бледная от волнения, поднялась на сколоченную за ночь трибуну. Вчера до поздней ночи она обсуждала предстоящую казнь с бургомистром и магистратами и сумела их убедить в необходимости вооружения города.
— Граждане Сетора! — голос прозвучал тихо, но все замолчали, ожидая, что она скажет. В городе остались отряды только Фирмина и Ерсина, но из Ерсина к вечеру ожидались ещё люди. Пока остатки совета контролировали Сетор. — Орден братьев-заступников погряз в пороке и преступлениях. Они нанимают разбойников, даже проклятых, для своих тайных дел. Они подкупают обещанием власти мирских владык и те забывают свои клятвы. Убийцы заслуживают только смерти, будь они хоть проклятые, хоть монахи. Закон и обычай требует, чтобы их судила Церковь и если во грехе погряз весь орден — это дело Церкви, не нас, не мирских правителей. Так и было бы, если бы братья-заступники сами блюли закон. Но они его попрали. Они развязали войну, которая вскоре охватит весь Тафелон.
Толпа затихла, ожидая дальнейших слов баронессы.
— Вы живёте рядом с Лабанианом. Вы знаете, каково там приходится людям. Хлеб с молитвой и работа без отдыха, а все плоды забирают себе алчные монахи. Знайте же, что братьям-заступникам этого мало. Им тесно в Лабаниане и скоро они придут сюда. Сегодня, сейчас они вооружают крестьян, насильно отрывая их от полей. Скоро они будут здесь. У нас есть не больше недели, прежде чем они окажутся под стенами города. И это будет не война баронов, в которой дело города — сторона. Они придут сюда для того, чтобы вы взяли оружие и пошли с ним дальше. Чтобы покорили для них Тафелон. Тем, кто умрет за них, они пообещают отпущение грехов. Те, кто останется жив — будут жить так, как живет Лабаниан. Сначала Сетор. Потом Тафелон. Потом будет война со всем миром, долгая и страшная. Потом сюда придут воины Церкви — и не останется никого и ничего. Я не увижу этого — меня убьют раньше. Некоторые из вас — смогут увидеть. Вы хотите этого, жители Сетора?
Толпа загудела. Нора не могла расслышать, одобрение или протест слышится в этом гуле. Но надо было продолжать. Как ей не хватало Веймы! Веймы, которая бы разобрала, что чувствуют люди. Веймы, которая подсказала бы ей нужные слова!
Веймы, которая лишилась бы сознания от обуревающих толпу чувств…
— Мы на войне, — продолжила Нора, переведя дух. — Я осудила этих людей по законам войны, и милосердно дарую им легкую смерть.
Она махнула рукой Клеменсу, и осуждённые задёргались в петлях. К горлу подкатила тошнота. Гул толпы стал явно одобрительным, кто-то закричал.
— Да смилуется Создатель над их грешными душами. Жители Сетора! Я всего лишь дочь и регент барона цур Фирмина, и я, в отличие от братьев-заступников, блюду законы и обычаи — вы не мои подданные, я не вправе приказать вам взять оружие и защищать город. Но если вы этого не сделаете — мы не удержим стены против целой армии. Для вас остались только два пути: бой и слава вместе со мной — или позор и смерть вместе с Заступниками. Каждый, кто готов сражаться — за себя, за свой город, за своих близких — получит оружие. Мы не дрогнем и будем биться до конца. Если не дрогнете и вы — мы победим.
Нора сошла с трибуны и народ уже собрался расходиться, но тут на трибуну взошёл полный старик в одежде самого простого покроя. Грудь его украшала золотая цепь. Бургомистр Велтен. Люди остановились. Бургомистр в городе был толковый, умел задобрить баронов, не уступив свобод и привилегий города.
— Граждане Сетора! Городской совет постановил, что власть братьев-заступников нам без надобности. Мы её милость поддержим. Будем город защищать от графа цур Лабаниана и братьев-заступников, стража на стены встанет. Склады откроем и всё, что потребуется. Граждане! Мы призываем вас тоже взяться за оружие. Трусам в городе нет места.
Горожане ответили нестройным гулом. Намёк был более чем прозрачен. В городе на всё нужно разрешение. Дом построить, лавку открыть, экзамен гильдии на мастера сдать… Если тебя невзлюбят, ничего ты не построишь, не заработаешь и не достигнешь, да и всё, что было, потеряешь.
Бургомистр указал на стоявшего возле возвышения писаря ратуши.
— Каждый, желающий защищать наш город, должен назвать своё имя, ремесло и адрес. С завтрашнего дня желающие записаться должны будут подойти в городскую ратушу.
Магда сидела в седле и по-прежнему безучастно смотрела между ушей своей лошади. Мысли её бешено прыгали. Всё складывалось даже лучше, чем она надеялась. Обвинения, которыми бросался Флегонт (оказывается, после рукоположения он звался отцом Менлиусом) и которые выдвигала «дочь рыцаря Бертильда» были слишком суровы, чтобы цур Ортвин решился их разбирать. Он отправил обоих в Сетор под охраной десяти своих кнехтов, ведь там Флегонта могли узнать бароны и особенно его единокровная сестра, глава совета баронесса цур Фирмин. Симпатии цур Ортвина были на стороне Магды и всё же он дал ей понять, что ей следует доехать вместе с отрядом до Сетора, где — если её слова подтвердятся — обвинение отца Менлиуса будет с неё снято как заведомая ложь предателя и заговорщика. Ведьма не спорила. Её всё устраивало. Что до разбойника, висельника и убийцы Медного Паука, то его также везли в Сетор. Рыцарь цур Ортвин настоял, чтобы Магда отдохнула у него в замке, и отряд отправился в путь только на следующее утро. Это тоже устраивало ведьму. Она больше никуда не спешила. Говорят, что проклятым Враг ворожит, поэтому и удаются их гнусные замыслы. Кто бы ни ворожил ведьме сейчас, она молилась ему, молилась истово, но беззвучно. Дурное предсказание Денны уже сбылось: Магда попалась Флегонту. Теперь оставалось надеяться на удачу Виля: в свою ведьма уже не верила. Она шла против всех законов: проклятые не спасали проклятых. Одна жизнь ничего не стоила для прозревших и, потом, если в беду попадал более слабый, то считалось, что он заслужил свою участь, зачем рисковать ради него, а если провалился более сильный, то что уж тут поделаешь?.. Но когда-то Виль спас Магду и, что важнее, он был ей нужен.
— Колдуешь, ведьма, — подъехал к ней Флегонт. — Ты рано радуешься. Впереди монастырь моих братьев. Тебе придётся дорого заплатить за моё унижение!
— Это начало увещеваний? — холодно покосилась на него Магда. — Когда будет предложение покаяться?
— Для таких, как ты, нет покаяния, — выплюнул Флегонт. Ведьма даже удивилась силе его ненависти.
— Семь лет назад, — тихо сказала она, — ты разговаривал спокойней.
— Тогда ты ещё не пролезла в постель к моему отцу, — прошипел священник.
— И кому же из нас ты завидуешь? — подняла брови Магда. Флегонт задохнулся от злости. Державшийся неподалёку от них кнехт подавил смешок. На суде ведьма высказалась хлеще, намекая, что Флегонт потому-де осуждает её союз с бароном, что в его ордене приняты другие формы любви, те, от которых дети не рождаются.
— Мерзкая тварь, — пуще прежнего зашипел священник, — я вобью твою грязную клевету тебе в глотку!
— А, — кивнула Магда спокойно, — так ты из тех, кто может позволить себе смотреть на нагую женщину, только если одежды с неё сорваны перед бичеванием? Говорят, есть девки, ублажающие и таким образом.
Флегонт с рычанием занёс хлыст. Магда повернула голову и бесстрашно посмотрела ему в глаза.
— Ну же! Ударь! — приказала она. — Тебе ведь хочется.
— Эй! — не выдержал кнехт. — Ты, отец, держись подальше от дамы, слышишь?! А ты, госпожа, плюнь, не отвечай ему. Видишь же, что он, как собака кидается!
Флегонт с проклятиями отъехал в сторону.
В середине дня они заехали на постоялый двор, где потребовали отдых лошадям и еды себе. Флегонт, казалось, успокоился, а вот Магда начинала волноваться. Западнее был монастырь братьев-заступников и, хоть дорога пролегала южнее его, оттуда вполне могли выехать и отбить и Флегонта, и пленника. И её. Кто знает, удастся ли ей что-то сделать в плену? А если они отберут Виля, а её оставят с кнехтами Ортвина? Сам Виль, казалось, нисколько не интересовался собственной судьбой и Магда восхищалась его выдержкой. А вот Куно с трудом сдерживался, чтобы не подскочить к батраку и не закричать, мол, чего не узнаёшь, это же я! Чтобы отвлечься, он вовсю болтал с кнехтами Ортвина. Те одобряли его драку с монахами и даже уверяли, что с такими способностями нечего делать в трактире. Прямая дорога, мол, в кнехты! Там научат, задатки-то добрые!
Магда молилась. Молилась, когда обедала, молилась, когда садилась в седло, чтобы ехать дальше, молилась, когда начал накрапывать холодный осенний дождик. Враг ли услышал её просьбу, Заступник ли сжалился, да только вскоре хлынул такой ливень, что ведьма едва могла различить хвост шедшей впереди лошади. Перекрикивая шум дождя, кнехты решили возвращаться на постоялый двор. Ведьма тайком вздохнула с облегчением.
Виля на постоялом дворе скупо накормили чёрствым хлебом, связали поверх сковывающих руки цепей и втолкнули в кладовую, где к потолку были подвешены колбасы. Отца Флегонта связывать не стали, но заперли в отдельной комнате, прозрачно намекнув, что его бегство будет признанием вины. Остальных братьев-заступников не сторожили, только отобрали оружие ещё в начале пути. Отдельную комнату получила и Магда, но отправляться в неё не торопилась. Она медленно, не чувствуя вкуса, поела, а после подошла к очагу, будто бы согреть озябшие руки. Колдовские травы, те, что уже не раз сослужили ей свою службу, высыпались в огонь из рукава. Противоядие Магда сварила ещё дома, крепче обычного, чтобы не успело выдохнуться, и сейчас незаметно добавила в кубок с подогретым вином. Вкус был ужасающий, но ведьме было не до этого. На ночь постоялый двор заперли, закрыли окна, чтобы в дом не шёл холодный воздух. Сонный дым постепенно окутывал общий зал. Плохо, что Флегонт отдельно, эдак он и не уснёт вовсе, но второй возможности может не быть. Пересиливая себя, Магда глотнула ещё своего разбавленного зельем вина. Не спать! Держаться! Заметив, что сон окутывает собравшихся в зале людей, ведьма мягко осела на пол. Она спит. Её околдовали вместе со всеми…
Конечно, околдовать нескольких людей сложнее, чем одного, и всё же зелье сработало. Не могло не сработать. Удивлённые возгласы стали всё тише, глуше… Наконец они умолкли. Магда выждала какое-то время, поднялась и подсыпала в огонь ещё немного своих трав. Уже ни от кого не скрываясь, глотнула противоядие. Сняла башмаки и тихо обошла постоялый двор. Все были в сборе и спали, даже слуги. Магда тихо прокралась в кладовку, где хранили колбасы. С трудом отодвинула засов. При тусклом свете свечи перерезала верёвку, которой Вилю связали руки и ноги. С трудом усадила спящего батрака, разжала ему челюсти и влила в рот бодрящего зелья. Он проглотил, но не просыпался. Магда заставила его выпить ещё, а после наотмашь отвесила оплеуху.
— Просыпайся! — прошептала она ему на ухо.
Виль проснулся, да так, как ведьма и не ждала вовсе. Он взметнулся как гадюка и схватил свою спасительницу прежде, чем она успела заметить его движение. Цепь, не брякнув, обвилась вокруг её шеи, и Виль опрокинул Магду на пол рядом с собой.
— Тихо, — почти нежно шепнул он. — Без шума, понял?.. Поняла?
Магда похолодела. Виль никогда так с ней не разговаривал. Такой тон у него был, когда он допрашивал своего врага. Ничего хорошего этот тон не сулил.
Цепь на её шее слегка ослабла. Виль зажал ведьме рот и с той же опасной ласковостью произнёс:
— Если будешь вести себя тихо, останешься в живых. Поняла? Кивни.
Магда послушно кивнула.
— Теперь мы встанем и выйдем во двор. Будешь дёргаться, придушу. Кивни.
Она снова повиновалась. Они прошли мимо спящих людей во двор и там Виль, наконец, освободил её рот. Магда закашлялась.
— А теперь отвечай, кто ты, — предложил ей убийца.
— Дурак ты, Виль, — бросила ведьма вместо этого. Грязь холодила босые ноги. — Вот и освобождай тебя после этого.
— Маглейн? — удивился батрак, но цепь на шее ведьмы не ослабил. — Ха! А я-то думал, зачем ты в лапы к святошам полезла! Совсем жить надоело?
— Пусти! — дёрнулась Магда и снова закашлялась: цепь больно врезалась в горло.
— Тихо, Маглейн, не спеши. Ты, я вижу, для них что-то значишь, а? Рано мне тебя отпускать.
Ведьма закатила глаза.
— Они проспят до утра.
— А, так ты их усыпила? — приятно удивился Виль и отпустил, наконец, ведьму. — Хоть какая-то от тебя польза.
— Виль, послушай…
— Не трать слов, Маглейн, не надо, — отмахнулся батрак. — Что тебе нужно? С девчонкой твоей что?
Магда вздохнула.
— Виринея увезла её в Белую башню.
Виль хрипло засмеялся.
— Вот тебе, Маглейн, и дружба с белыми магами. Доигралась?
— Виль, я прошу тебя. Я на колени встану, если хочешь. Всё, что скажешь, выполню. Верни мне дочь!
— Ишь ты! — хмыкнул батрак и обошёл вокруг ведьмы. — Ишь ты! Как жареным запахло, так сразу Виль!
Магда снова вздохнула. Ноги мёрзли, прохватывал холодный ветер.
— Пошли в дом, — предложила она. — Всё равно никто до утра не проснётся.
Колдовские травы тем отличались от обычных лекарственных, что действие их определялось желанием ведьмы — если та правильно их зашептала.
На пороге она остановилась, оторвала клок у сорочки и тщательно вытерла испачканные в грязи ноги. Виль, поганец, даже не думал отвернуться.
— Запри дверь, — приказал убийца. — Вдруг кто-то ночью нагрянет.
Обошёл зал, заглядывая каждому спящему в лицо.
— Эй, а главный святоша где?
— Его заперли отдельно, — ответила Магда и кинула перепачканный лоскут в очаг.
Виль ушёл и вскоре вернулся.
— Хорошие у тебя травки. Спит твой святоша. И все спят.
— Ты его не убил?
— А зачем? Мне за него не заплатили.
О присел на лавку и хлопнул по ней ладонью.
— Садись, поговорим.
— Погоди, — покачала головой Магда.
Она сходила в свою комнату и принесла свёрток, припрятанный на дне её сумки.
— На, — протянула она. — Переоденься. Держи, тут деньги, железки твои. Не знаю, на что они сгодятся, но решила взять. А, и вот.
Она вытащила тот самый, заговоренный ею когда-то нож Виля.
— За ножик спасибо, — хмуро ответил батрак, — но я тебе свои тайники не показывал.
— Арне нашёл, — пояснила ведьма. — Ещё в тот раз. Унюхал.
— Фу, плохой оборотень, — поморщился убийца. — Чужие портки нюхать, фу!
— Он умер, — без выражения сказала Магда.
— Хоть что-то приятно слушать, не придётся самому возиться, — оживился батрак. — Кто ж его так? Твоя белая подружка?
— Она. Он пытался отстоять Эрну… а она сделала его обратно человеком. Он умер от ран… Тех, которые… От той раны, которую ты нанёс.
— Не надейся, не зарыдаю, — фыркнул Виль. — Туда ему и дорога. Значит, теперь уже и папаша Виль стал хорош, а, Маглейн?
— Заткнись, — отозвалась Магда и принялась снимать повязку с левой руки. Рана только-только затянулась… не дай Освободитель кровь снова прольётся… — Иди сюда, к очагу. Руки протяни.
В левой руке у неё под кожей была спрятана ёж-трава, та, что ломает любое, даже самое крепкое железо. Ведьма наложила руку на оковы и закусила губу.
Это было больно.
— Хорош, Маглейн, отпускай.
Ведьма с трудом разжала руку. Посмотрела на перепачканные кровью кандалы. Выглядело так, будто их раскрыли зубилом. Оторвала ещё один лоскут от сорочки и вытерла кровь. Подобрала с полу испачканную солому и кинула лоскут вместе с соломой в очаг. Виль хмыкнул.
— Дура ты, Маглейн. Всё бы тебе колдовать.
Он унёс кандалы в кладовку и прихватил оттуда колбасу.
— Оставайся здесь, — приказал он, — дряни своей, вон, понюхай, чтобы не заподозрили.
— Подожди! — взмолилась ведьма. — А Эрна?!
— Потом поговорим.
Он шагнул за порог. Ведьма оставила дверь такой, какой она была до того, как убийца заставил её выйти во двор, убедилась, что в зале не осталось следов её прогулки, и высыпала в очаг ещё немного колдовских трав. Опустилась на пол и глубоко вдохнула усыпляющий дым.
Пробуждение было неприятным. От смешения противоядия и снотворного болела голова. Кто-то кричал, кто-то бегал, кто-то ругался.
— Да разбудите же вы эту ведьму! — потребовал Флегонт. — Пусть скажет, куда она девала преступника!
Магду потрясли за плечо. Она с трудом разлепила глаза, в них как будто насыпали песку. Поднялась и огляделась по сторонам. Проснулись ещё не все, некоторые только-только начали шевелиться.
— Проклятая ведьма! — выплюнул ей в лицо Флегонт. — Отвечай немедленно, куда…
— Вы его выпустили? — удивлённо спросила Магда. Седой кнехт отвёл глаза.
— Первым хозяин проснулся, — пояснил он. — В кладовку сунулся, а там!.. От его криков один из этих встал, ну, и…
— А что там? — немедленно спросила ведьма, с трудом поднимаясь на ноги. Тело одеревенело и озябло. — Что случилось? Почему… почему всё… так?! Как я здесь уснула?
— Как?! — взвыл Флегонт. — Ты ещё спрашиваешь?!
— Украли! — подхватил хозяин постоялого двора. — Украли все колбасы из кладовой! А я говорил! Говорил, не надо его сюда запирать!
— Кто украл? — растерянно спросила Магда, прижимая пальцы к вискам. — Какие колбасы?
— Да тот душегуб, которого монахи везли, — пояснил седой кнехт. — Исчез вместе с колбасами. В кладовой теперь пусто, только кандалы валяются. Сбил кто-то, пока мы тут валялись.
— Заступник, какой ужас! Вы же сказали, он убийца! И теперь он на свободе?!
— Лошадь у Мориса увёл, — кивнул седой кнехт на огорчённого товарища. — Видать, далеко собрался.
Флегонт схватил ведьму за плечи и больно встряхнул.
— Не строй из себя невинность! — рявкнул он. — Это твоих рук дело, ведьма!
Морис оттащил священника.
— Не тронь её! — потребовал седой кнехт. — Вы сами плохо следили за своим пленником, почему госпожа должна за него отвечать?!
— Я ничего не понимаю! — воскликнула Магда. — Нас кто-то усыпил?! Всех? Заступник, нас могли зарезать во сне!
— Брось своё притворство, — потребовал Флегонт. — Ты лучше всех знаешь, как это было проделано. Семь лет назад ты точно так же сбежала у меня из-под носа!
— Семь лет назад, — парировала Магда, — ты обманом захватил Ордулу.
— Но ты оттуда сбежала, — настаивал Флегонт. — Тебе помогло колдовство и сейчас ты прибегла к нему же.
— Госпожа, объяснись, — попросил седой кнехт.
— Отец Менлиус, — охотно начала Магда, — когда его звали ещё братом Фленонтом, — захватил Ордулу, в которой я жила тогда милостью барона цур Фирмина. Брат Фленонт назвал меня ведьмой и приказал запереть в дровяном сарае, не дав ни еды, ни питья, ни постели. Он собирался меня пытать, чтобы я донесла на его милость барона цур Фирмина. Ночью, когда шайка примкнувших к самозванцу разбойников, перепилась, один добрый человек сбил с двери сарая доски и вывел меня наружу. Вижу, отец Менлиус уже не боится признаться в своём преступлении.
— Мы обшарили всю округу, — напомнил Флегонт. — С собаками! Тебя же и след простыл! А позже у нас сбежали заложники — и тоже из-за твоего колдовства!
— У тебя всё время кто-то сбегает, отец, — неодобрительно произнёс седой кнехт. — Занимался бы ты своим делом.
— Надо немедленно пуститься на поиски, — вместо ответа потребовал священник.
— У меня приказ рыцаря цур Ортвина, — покачал головой седой кнехт. — Велено довезти до Сетора тебя и госпожу Бертильду. Мне нет дела до твоего пленника. Если он тебе так дорог, твоим людям надо было его лучше стеречь.
— Мы никуда не поедем, пока не вернём пленника, — настаивал Флегонт.
— Воля твоя, отец, — покачал головой кнехт. — Не поедешь сам, повезём силой.
В это время одним из последних растолкали Куно. Когда ему растолковали, что случилось, он просиял и расхохотался.
— Так им и надо, братьям-заступникам! — заявил мальчишка. — Нечего было к честным людям на дороге приставать!
К нему подскочил Флегонт.
— Ты что-то знаешь, мальчишка! Говори! Куда вы дели еретика?
— Ничего я не знаю! — буркнул Куно. — Ты совсем спятил, монах! Ехал бы себе, сам бы сторожил своего еретика, глядишь, сейчас никто не мешал бы за ним гоняться.
Неизвестно, что ещё бы наговорил Флегонт, но дверь распахнулась и в дверь вошёл воин, одетый так чудно, что все присутствующие уставились на него во все глаза. Были на нём странные просторные штаны в жёлто-сине-алую полоску и такая же накидка поверх доспеха. Голову пришедшего венчал чёрный берет, украшенный ярким пером.
— Эй! — позвал он. — Хозяин! Подавай на стол всё, что есть в твоей лачуге! Принимай гостей!
В открытую дверь Магда увидела человек двадцать, одетых точно в точно такие же полосатые наряды, только без перьев на берете. Видимо, какой-то отряд, но какой и чей — этого ведьма не знала. Флегонт, увидев их, переменился в лице.
— Мир тебе, добрый человек, — поприветствовал он воина. — Ты из гвардии святейшего папы?
— Да, отец, — со странным шипящим акцентом ответил воин. — Я вахмайстер Тебес.
— Я отец Менлиус из святого ордена братьев-заступников, — представился Флегонт. — Вас послал сюда не иначе как сам Заступник! Нам нужна ваша помощь! Эти миряне препятствуют исполнению святого долга. Они защищают ведьму, которая помогла сбежать опасному еретику…
Он осёкся. В дом вошёл невысокий монах со смуглым лицом.
— Мир тебе, — приветливо поздоровался монах с Флегонтом и повернулся к кнехтам и Магде. — Мир и вам, добрые люди.
— Мир тебе, — без особой радости проговорил Флегонт. — Кто ты такой?
— Я посланец святейшего папы отец Сергиус, — еле заметно улыбнулся монах. — Продолжай. Что ты говорил про еретика? Не того ли самого, который убил заложника из Нагбарии?
— Его самого, — настороженно ответил Флегонт.
Монах отвернулся от него и повернулся к Магде.
— А ты, дочь моя…
— Я Бертильда, дочь рыцаря Криппа цур Лотарина, — представилась Магда, не решаясь ни лгать, ни говорить всю правду. — Мы с моим слугой совершали паломничество на север, в храм святого Зераса, чтобы помолиться за благополучное возвращение его милости барона цур Фирмина, в чьих владениях мы живём. Братья-заступники напали на меня в Ортвине, пытались похитить и обвиняли перед людьми в страшных грехах.
— Она ведьма, — настаивал Флегонт. — Чёрной ворожбой она усыпила всех на постоялом дворе и освободила пленника, которого мы везли на допрос в монастырь святого Агостона.
— Усыпила, говоришь? — заинтересовался отец Сергиус. — Как она это сделала?
— Я не знаю, как это произошло, отец, — вмешался седой кнехт, — но мы почувствовали странный запах, а потом все стали слабеть и засыпать один за другим. Проснулись на рассвете, а пленника нигде не было.
— А ты…
— Я Отто, десятник кнехтов славного рыцаря цур Ортвина, — представился седой кнехт. — Мы сопровождаем благородную госпожу Бертильду и отца Менлиуса на суд в Сетор, чтобы их рассудили бароны.
— Усыпила, говоришь… — задумчиво повторил отец Сергиус. — В городе Сеторе на дом баронессы цур Фирмин напали разбойники и с ними были братья-заступники. Прежде чем напасть, они пытались усыпить нас с помощью сонного дыма. Вы всегда прибегаете к нему для своих дел, отец Менлиус?
— Братья-заступники никогда…
Отец Сергиус от него отвернулся.
— Я так и думал, — сказал он пришедшему с ним гвардейцу. — Они похитили преступника, чтобы он не мог разоблачить их на суде баронов. Арестуй всех братьев-заступников на этом дворе, сын мой. Сколько их тут?
— Восемь, отец, — ответил Отто.
— Прекрасно. Это их телега стоит во дворе?
— Да, отец.
Магда не верила своим ушам. Явился какой-то священник и… что?… арестует брата-заступника?.. С каких пор святоши воюют со святошами?! Хотя… помнится, брат Полди… что-то там было…. Магистр… как его… Эртвин… но ведь это братья-заступники всех сильнее, разве не так?..
— Возвращайся домой, дочь моя, — посоветовал ей отец Сергиус. — Сейчас неспокойные времена, неподходящие для паломничества, что до барона цур Фирмина, то твоя мольба уже услышана и вскоре он вернётся домой.
Что-то шевельнулось в душе ведьмы. Что-то…
Барон.
Алмарик.
Вернётся домой.
К ней.
Увидит, какого сына она ему родила.
Нет.
Да.
Нет.
К кому бы он не вернулся, но только не к ней.
Она просила его не уезжать…
— Ты не рада? — поднял брови папский посланец.
— Рада, — кивнула Магда.
— А кто ты ему, дочь моя? — немедленно спросил отец Сергиус.
— Она его девка! — вмешался Флегонт. — Распутная ведьма, которая приворожила барона и склонила к своим грязным обрядам.
Куно в стороне что-то шепнул насчёт зависти и кнехты расхохотались.
— Позавтракаем и двинемся дальше, — решил отец Сергиус. — Отто, передайте вашему господину, что отца Менлиуса будет судить святая Церковь.
Отто обрадованно поклонился.
— Отец! Господа! — запричитал хозяин, когда на него, наконец, обратили внимание. — Душегуб-то, которого монахи с собой везли, украл все колбасы из кладовой! Мне вас и накормить-то нечем!
— Вот беда-то, — живо откликнулся отец Сергиус. — И ничего не осталось? Кашу тоже душегуб сожрал?
Кнехты расхохотались.
— Иди, иди, сын мой. Подай что есть, хоть бы и самой простой пищи.
Магда почувствовала на себе пристальный взгляд монаха и отвернулась.
Всё получалось даже лучше, чем она смела мечтать.
Виль свободен, её никто ни в чём не подозревает…
— Дочь моя, мы можем поговорить? — вежливо спросил её папский посланец.
Магда настороженно кивнула. Ничего она со святошей обсуждать не хотела. Но откажи-ка такому, когда у него отряд из двадцати человек и они даже братьев-заступников арестовывают!
В зале гвардейцы деловито вязали братьев-заступников и Магда провела монаха в свою комнату. Куно, тоже насторожившись, пошёл за ними.
— Это твой слуга? — приветливо спросил отец Сергиус, кивая на мальчика.
— Слуга, — подтвердил мальчик.
Монах осенил его священным знаком.
— Как тебя зовут, сын мой?
— Я Куно. Моя мать держит трактир в Латгавальде в Фирмине.
— Подожди нас здесь, — сказал монах.
Они вошли в комнату Магды, в которой та даже не ночевала.
— Дочь моя, — вежливо произнёс отец Сергиус, — должен спросить тебя… поверь, не в целях осудить и не из праздного любопытства… Правда ли то, что кричал о тебе этот юродивый?..
Магда вспыхнула.
— Я барона не привораживала, отец.
— Нет, я хочу узнать, не называют ли тебя во владениях барона цур Фирмина ведьмой.
У Магды мучительно сжалось сердце. Сказать правду? Солгать? Будет ли этот странный человек проверять? Она уже почти решилась солгать, но что-то в цепком взгляде монаха удержало её.
— Меня называют ведьмой Магдой, отец, — призналась она.
— Кто-нибудь может подтвердить твои слова?
Магда поперхнулась. Ведьма признаётся в том, кто она есть, и святоша требует доказательств?! Или мир сошёл с ума, или небо упало на землю, или наступил конец света, а она и не заметила?!
— Куно, — буркнула ведьма. — И Флегонт… отец Менлиус. В Латгавальде — кто угодно.
— Тогда, полагаю, это написано о тебе.
Он протянул ведьме письмо… буквы все знакомые, её учили писать и читать, но она не могла разобрать ни слова!
— Позволь, я зачитаю, — мягко предложил отец Сергиус. — Это написано на церковном языке, неудивительно, что ты ничего не поняла. Полагаю, тебе неинтересно будет слушать про предательство братьев-заступников…
— Предательство?!
— …поэтому… Ага, вот это…
Признаюсь тебе, что, отправившись в священный поход, надеялся обезопасить свои владения и свою семью от происков ордена. Но их предательство, поставившее под удар всю армию, заставляет меня опасаться за своих близких. Передаю твоему попечению мою дочь Нору цур Фирмин, которую я назначил регентом в своих владениях и передал ей своё место в совете. Также вверяю твоим заботам Бертильду цур Лотарин, дочь рыцаря Криппа цур Лотарина, проживающую недалеко от моего наследственного замка Ордулы, известную в моих владениях под именем ведьмы Магды. И с ней её дочь Эрну, рождённую вне брака, и сына Леона, которого Бертильда родила мне и которого воспитывают как своего ребёнка мои вассалы шателен Ордулы Вир и его жена Вейма. Если воля Заступника мне не вернуться домой, то этим письмом я признаю своего сына Леона своим законным сыном и доверяю моей дочери Норе выделить своему единокровному брату долю в наследстве такую, какая полагается для чести младшему сыну барона. Этим же письмом я утверждаю, что сыну моему Леону не полагается ни замка, ни доли в земельном владении, ни места в совете баронов. Матери же его, Бертильде, завещаю свою любовь и дом, в котором она проживает, а также часть леса вокруг него, в полную собственность для неё, её дочери и прочего потомства, за исключением нашего общего сына. Этим письмом я объявляю свою волю: в Фирмине ни Бертильда, называемая ведьмой Магдой, ни её дочь Эрна, ни другое, сколь угодно дальнее потомство не могут преследоваться за занятие колдовством, покуда оно служит для процветания моих владений.
У Магды вырвался протяжный всхлип и она закрыла лицо руками.
— Он никогда не говорил мне, — призналась она, с трудом подавляя слёзы. — Он… он…
— Он жив, дочь моя, — успокоительно произнёс монах. — После этого письма я получил ещё несколько. Он жив и в добром здравии. Что с твоими детьми?
Магда сглотнула.
Лгать столь высокопоставленному священнику, посвящённому бароном во все свои тайны было опасно.
— Мой сын… его отвезли в Вилтин… У графа воспитываются внуки… сыновья Норы… её милости Норы… Вейма отвезла Леона туда.
Отец Сергиус кивнул.
— А твоя дочь?
— Моя дочь… моя дочь… она… с ней… её… волшебница Виринея увезла её в Белую башню.
Монах кивнул. Слава Освободителю, он не стал расспрашивать дальше.
На мгновение мелькнула мысль рассказать странному монаху о том, что дочь похитили, что её нужно спасти, что…
— Возвращайся в Фирмин, дочь моя, — успокоительно произнёс отец Сергиус. — В своё время барон к тебе вернётся.
Он осенил её священным знаком и вышел из комнаты. Магда услышала, как он спрашивает Куно, правда ли Бертильда и ведьма Магда — одно лицо и может ли он утверждать, что колдовство её служит на пользу Фирмину и подтвердят ли это другие жители владений. Мальчик отвечал неохотно, но всё подтвердил, и легат вышел в общий зал.
— Куда теперь? — тихо спросил Куно.
— Домой, — пожала плечами Магда. — Только не через Корбинан.
— А…
— Молчи! — взмолилась ведьма.
Они вернулись в зал вслед за легатом и услышали, как тот рассказывает кнехту Отто, что на западе страны начинается война и что по дороге они встретили барона цур Абеларина, который собирался напасть на Фирмин, едва соберёт войска, и так его вразумили, что он остался с основной частью отряда штурмовать монастырь братьев-заступников.
— А вы сюда подались, отец?.. — почтительно спросил кнехт, не решаясь прямо спросить, зачем отец Сергиус тут оказался.
— Мы получили сведения, что братья-заступники перехватили убийцу северного заложника, — пояснил папский посланник. — Боюсь, мне не хватило терпения ждать их под стенами монастыря…
— И теперь вы будете искать того душегуба? — нахмурился Отто.
Магда заподозрила, что кнехт боится, как бы искать Виля не приказали ему. Она быстро взглянула на Куно. Тот сидел, опустив взгляд, и старательно делал вид, что ответ его не интересует. Слишком старательно. Отец Сергиус покачал головой.
— Исчезновение этого человека, когда он находился под надзором братьев-заступников, да ещё при помощи колдовства, которое они уже использовали в своих делах после того, как я получил доказательства, что их орден нанимает разбойников из числа проклятых для своих преступлений… Это само по себе подтверждает их вину. Я не буду отвлекаться от своего дела ради его поимки. Придёт время и они мне сами всё расскажут. К тому же он только орудие.
Магда с трудом подавила вздох облегчения.
— Вы можете вернуться домой, — предложил отец Сергиус, — но я бы попросил вас проводить госпожу Бертильду до… как называется твоя деревня, дочь моя?..
— Латгавальд, отец, — ровным голосом ответила ведьма. Только ей десятка кнехтов не хватает в провожатых!
— До Латгавальда, — заключил монах.
Отто охотно согласился и Магда сглотнула. Десяток кнехтов не приведёшь к себе в лесной домик и не попросишь натаскать воды… может быть, ей заехать в замок?.. В Ордуле её знали, барон даже предоставил ей комнату, в которой она почти никогда не бывала… В Ордуле даже знали её настоящее имя и, конечно, в каких отношениях она была с бароном…
— Я не знаю как вас благодарить… — начала она, но и Отто, и монах отмахнулись от неё неискренних благодарностей.
Делать было нечего. Оставалось только надеяться, что ей удастся отделаться от непрошеных доброхотов, а там уже Виль найдёт её сам.
Физант — богатая империя на пути к святым землям, славится своей культурой.
Тривиум и квадривиум — составляющие семи свободных искусств. Тривиум включает в себя грамматику, логику и риторику, квадривиум — арифметику, математику, музыку и астрономию.
Ютания — страна на северо-западе, лежащая за Хларией через пролив
Лельфы — народ, властвующий в святых землях. Обычно о них говорят просто «неверные».
Шоссы — составляющая часть средневековых штанов, нечто вроде чулок, доходивших иногда до промежности и крепившихся к поясу брэ, одежде, исполнявшей роль мужского нижнего белья. Место соединения шосс прикрывалось рубашкой и прочей верхней одеждой.
Полуторные мечи, они же полутораручные, то есть такие, которые допускают как одноручный, так и двуручный хват.
Сангва — кровь, холе — желчь. Согласно древним теориям строения тела, человек состоит из четырёх жидкостей, иначе соков: сангвы, холе, флегмы (слизи) и меланхоле (чёрной желчи), которые должны находиться в равновесии. Если равновесие нарушалось, человек заболевал
Имеется в виду тонзура, которая у братьев Ордена Камня отличалась от тонзур других орденов.
Головная лошадь — та, на которой едет всадник, в то время как заводная идёт, привязанная к головной.
Утренний дар — подарок, который муж вручал жене наутро после свадьбы. В некоторых случаях жена могла сама говорить о том, что желает в дар, и отказ мужа подчас приводил к разрыву между супругами
Вейция — горная страна на юго-западе от Тафелона и юго-западе от Хларии. Славится в первую очередь наёмниками