Для маленькой Эрны время тянулось бесконечно долго. Расправившись с незнакомым рыцарем, который оказался оборотнем и безнадёжно пытался защитить девочку, волшебница повезла её дальше и дальше, через лес, на восток, до самой Серой пустоши.
Серая пустошь оказалась странным и страшным местом. Волшебница скакала вперёд и вперёд, под её ногами расстилалась сияющая белым светом дорога, а над головой с завыванием летали жуткие голые тётки. Виринея не обращала на них внимания, она погоняла и погоняла своего белого коня, пока впереди не загорелась ярким светом волшебная башня. На её фоне Чёрная и Бурая башни терялись. Виринея спешилась и сняла с седла ослабевшую от слёз и страха девочку. Как ни была напугана Эрна, а всё же заметила, что волшебница не позаботилась о своей лошади, не поискала кого-то, кто ею займётся, а ведь животное было всё в пене.
Оглядываться было некогда. Вокруг не было ни забора, ни ограждения, рядом не стояло ни единого сарая. Виринея схватила Эрну за руку и поспешила в Белую башню. Двери распахнулись от одного её прикосновения и, несмотря на позднюю ночь, волшебницу встретил высокий человек в таких же, как у Виринеи, белых одеждах.
— Привет тебе, сестра, — сказал он.
— Привет и тебе, брат Невлин, — кивнула Виринея.
— Кто это с тобой? — спросил волшебник.
— Девочка, которую надо спасти от проклятия, — серьёзно ответила Виринея.
— Не надо меня спасать! — от обиды у Эрны прорезался голос. — Я к маме хочу! Отвези меня к маме! Так нечестно!
— Её мать — ведьма, — пояснила Виринея.
— Ну и что?! — снова закричала Эрна. — Она моя мама! Ты как разбойники! Ты меня украла!
Высокий волшебник наклонился и заглянул девочке в лицо.
— Такая маленькая и такая сердитая, — улыбнулся он. Эрна, насупившись, вырвала у Виринеи руку и отвернулась. — Давай так: ты переночуешь у нас, я поговорю с моей сестрой Виринеей, а завтра ты нам всё расскажешь. Хорошо?
— Нет! — затопала ногами Эрна. — Не хочу! Я хочу к маме! Сейчас! Немедленно! Отпустите меня!
— Уже поздно и ты не можешь одна пройти по болоту, — без улыбки возразил Невлин.
— Я смогу! Отпустите! Я хочу к маме!
Волшебник выпрямился.
— Зачем ты её сюда привезла? — спросил он Вининею. — Здесь не место таким маленьким девочкам.
— Она уже ведьма, — резко ответила волшебница. Маг сразу же посерьёзнел. — Мать позволила чёрному убийце учить её своему ремеслу.
— Неправда! Дядя Виль хороший! Он меня на рыбалку брал!
— Видишь, что творится? — кивнула на девочку волшебница.
Эрна закричала ещё громче. В башне раздались шаги, встревоженные голоса и к входной двери собрались белые маги.
— Что здесь происходит? — раздался громкий уверенный голос. С лестницы спускался наголо бритый старик в длинным белом одеянии, из-под которого торчали голые ноги. Невлин толкнул Эрну в спину.
— Поклонись! Склони голову перед Держателем Чаши, — приказал он.
Эрну ещё никто никогда не заставлял кланяться. Пока барон жил в Фирмине, Эрна была ещё слишком маленькая, а когда подросла, вокруг уже не было никого, перед кем ей надо было бы склоняться. С посторонними же девочка не общалась, мать укрывала её в лесу и берегла как зеницу ока.
— А зачем он чашу держит? — спросила Эрна, обдумав приказ.
Виринея что-то простонала, а Невлин силой наклонил девочку, изображая поклон.
— Это символ! — непонятно прошипел он.
— Что здесь происходит? — повторил вопрос Держатель. — Сестра моя Виринея, что за нужда привела тебя сюда и что это за дитя с тобой?
Эрна во все глаза уставилась на волшебника и больше всего почему-то на торчащие из-под его одежды ноги. Были они худые, как у петуха, и ещё страшно волосатые.
Виринея замешкалась с ответом и Держатель уточнил:
— Это твоя дочь?
— Нет! — тут же закричала Эрна, поднимая взгляд на лицо волшебника. — Она меня украла! Она разбойница!
— Помолчи, дитя, — строго произнёс Держатель. — Когда тебе будет позволено, тогда ты и заговоришь.
Эрна от удивления замолчала.
— Я отняла её у разбойников, — пояснила волшебница. — Они похитили девочку у матери и хотели отдать в обучение ведьмам.
— Это правда? — спросил Эрну Держатель Чаши и девочка невольно кивнула. — Тогда почему она здесь, а не у себя дома?
— Её мать — ведьма. Она передала девочке своё проклятие и поручила её обучение проклятому убийце, — пояснила Виринея.
— Это правда? — снова спросил волшебник.
— Нет! — возмутилась Эрна. — Колдовство не проклятие! А дядя Виль хороший! Он…
— Замолчи, — оборвал её Держатель Чаши и повернулся к взрослым. — Нам некогда разбираться с ней. Невлин, позаботься о ребёнке. Виринея, сестра моя, пойдём в мой таблиний. Твоё возвращение сюда выглядит чудом. Ты знаешь, что твой супруг…
Невлин крепко взял девочку за руку и повёл её по первому этажу. Эрна безнадёжно дёрнулась.
— Отпусти, — попросила она. — Я домой хочу, к маме!
— Ночь на дворе, — отозвался волшебник, — вокруг болота. Куда ты пойдёшь?
— Я же ведьма, — серьёзно отозвалась Эрна. — Я в болоте не пропаду и сквозь лес пройду.
Этого говорить, наверное, не следовало. Рука волшебника сжалась ещё жёстче и он зашагал ещё решительней. Эрна с трудом за ним успевала.
— Ты знаешь, что ведьмы получают вечное проклятие? — спросил он. — Они обязаны всю жизнь вредить людям.
— Это неправда!
Невлин покачал головой.
— Правда, девочка.
— Я ничего не сделала!
— Пока ты маленькая, — без улыбки пояснил волшебник.
— Я не собираюсь ничего делать!
— Пока ты маленькая, — повторил он.
— Я уже большая! — возмутилась Эрна. — Я сама коз дою, кур кормлю, стряпаю, дом обихаживаю!
Это тоже почему-то не возымело никакого действия. Невлин довёл девочку до какой-то низенькой двери с тяжёлым засовом, сдвинул его и втолкнул девочку внутрь. Там было темно и Невлин, подтолкнув Эрну дальше, зажёг масляный светильник над дверью. Эрна разглядела небольшую каморку с крошечным окошком под самым потолком. Невлин мог бы достать до него рукой, но Эрне высота казалась недосягаемой.
— Здесь ты будешь спать, — сказал Невлин, указывая на кровать — деревянный ящик с соломенным тюфяком. — Я принесу тебе одеяло. И поесть, ты ведь голодна, наверное.
— Я не хочу есть! — закричала Эрна, но Невлин, не обращая внимания на её крики, вышел из каморки. Девочка бросилась к двери, но проскрежетал засов. Оставшись одна, Эрна подумала, не заплакать ли ей, но решила, что сейчас не время. Виринея — и никакая она не тётя! — очень не любила дядю Виля. Она всем расскажет, что он её учил и все подумают, что Эрна плохая. Конечно, Виль злой и страшный. Но вот никогда же он не дёргал её так за руки, не тащил никуда насильно, не кричал на неё и не заставлял кланяться.
Мама рассказывала, что он её спасал. Прямо три раза спасал. И ничего не просил за это, а ведь они с мамой ссорились! Но Виринея что-то говорила…
Эрна напрягла память.
Волшебница говорила, что «этот убийца» её больше не побеспокоит.
Что это значило?
Девочка решила, что ждать возвращения Невлина она не будет.
Она подёргала дверь. Оглянулась на окно. Если поставить кровать стоймя, может быть, она сможет достать до окна… Но как залезть на кровать?
Подумав, Эрна решила, что лучше всё-таки дверь.
Девочка подёргала её. Засов держал крепко. Вот если бы удалось его как-то сдвинуть… мама могла дома передвигать предметы. А ещё она говорила, что в Серой пустоши легко колдуется. А она ведь ведьма! Она сможет!
Девочка зажмурилась, напряглась, но ничего не произошло. Как же это делается?.. Мама обращалась к каким-то силам, когда колдовала. Но ведь это было в её лесу, в их лесу. А здесь?
Ничего лучше не придумав, девочка прижалась к двери, потянулась мыслями вниз, к земле, из которой растёт ведьминская сила — сквозь каменный пол к тому, что не создано человеческими руками, — и, почувствовав, как что-то вроде бы откликается, направила усилия на дверь.
Сначала ничего не происходило.
Эрна зажмурилась сильнее и даже стиснула зубы. Что-то в самом деле выходило из земли, пробивало каменный пол и через Эрну тянулось к двери. Открыв глаза, девочка заорала от ужаса. Из каменного пола выходили зелёные побеги, проходили через тело девочки, выходили из её ладоней и впивались в дверь.
На крик сбежались люди, дверь попытались открыть, но девочка завопила ещё громче: попытка сдвинуться с места причиняла ей чудовищную боль. Взрослые что-то говорили, спорили, даже кричали, пока, наконец, не раздался решительный голос Держателя Чаши, приказывающий всем разойтись. Сквозь дверь хлынул яркий белый свет и, как пламя, охватил фигуру девочки и призванный ею стебель. Эрне почудилось, что белый волшебник сжигает её заживо. Громче вопить уже не получалось, хотя девочка и старалась. Потом… всё закончилось. Исчезло сжигающее пламя, исчезла боль и, что важнее, исчез растущий из пола стебель. Эрна, не удержавшись, шлёпнулась на пол и едва успела отползти, чтобы её не стукнули дверью.
— В Белой башне запрещено колдовать, — сухо произнёс Держатель Чаши, сурово глядя на девочку. — На первый раз я тебя прощаю. Если ты ещё раз прибегнешь к своему проклятию, тебя выпорют и за тот раз, и за этот.
— Детей бить нельзя! — возмутилась Эрна, но её никто не хотел слушать. Держатель Чаш ушёл, Виринея, не глядя на девочку, прошла мимо, остался только Невлин с одеялом в одной руке и куском чёрного хлеба в другой.
— Что же ты натворила?.. — сокрушённо произнёс волшебник. — Зачем ты колдовала?
— Я к маме хочу!
— Перестань, — поморщился Невлин. — После твоей выходки…
— Да что я сделала?!
Невлин положил одеяло и хлеб на кровать и крепко взял девочку за плечи.
— Я повторю только один раз, — строго сказал он. — Колдовство — чёрная сила, которую дал обманутым людям Враг. Ты ещё слишком маленькая, чтобы понимать это. Тебя никто не воспитывал, это сразу видно. Нравы у нас строгие. Никто не будет терпеть твои капризы и твоё невежество.
— Меня воспитывали!
— Замолчи, — перебил её Невлин. — Говори только когда тебя спросят. Не смотри в глаза, пока не прикажут. Кланяйся, когда видишь старших.
— Но почему?!
— Таковы правила. Каждый белый волшебник и каждая волшебница подчиняется им.
— Но я не волшебница, я ведьма!
— Об этом забудь, — строго приказал Невлин. — Никто не позволит тебе пропасть.
— Но я не…
— Учеников, которые нарушают дисциплину, сурово наказывают.
— Но я…
— Замолчи. Отучайся возражать. В Белой башне своеволие не приветствуется.
Он сунул в руки девочке кусок хлеба. Она хотела было отказаться, но голод взял верх и она с жадностью принялась уплетать подачку. Хлеб был чёрствый и невкусный, но Эрна не сразу это заметила.
Волшебник наблюдал за ней, стоя у дверей.
— На сегодня это всё, — сказал он. — Утром получишь завтрак и указания. Насчёт твоей учёбы будет решено позднее. Мы редко имеем дело с такими, как ты.
— Но я не хочу учиться!
— Замолчи. Ты будешь учиться белой магии и станешь волшебницей.
— Но мама…
— Забудь о ней. Тебя ещё можно спасти, её уже нет.
Он погасил светильник и вышел прежде, чем Эрна успела разрыдаться.
Утром дверь отворилась без стука, но Эрна давно была на ногах. Виль поднимал её куда раньше. Накануне она долго рыдала и даже не заметила, как уснула. В каморку снова вошёл Невлин. Он принёс с собой поднос, на котором был стакан с водой, плошка с жиденькой кашей и маленький ломоть чёрного хлеба.
— Ешь, — приказал он, протягивая поднос. — До вечера больше ничего не получишь.
Это заставило Эрну поторопиться. Каша была сварена на воде и едва посолена. Хлеб оказался ещё черствее, чем накануне. Девочка хотела возмутиться, но покосилась на строгое лицо волшебника и промолчала.
— Наелась? — спросил Невлин, когда плошка опустела.
— Нет!
— Привыкай.
— А дядя Виль говорил, дети должны хорошо питаться.
— Тебе дали лучшее, что у нас было, — оборвал её Невлин.
Эрна скривилась.
— Молчи. Благодари за то, что есть. Смирение — это добродетель.
— Мне надо на двор! — вместо ответа потребовала девочка.
— Зачем?
Эрна вытаращила глаза на непонятливого дядю и объяснила. Нелвил покраснел.
— Ты не должна обсуждать такие темы, тем более с мужчинами.
— Но ты сам спросил…
— Ты не должна говорить старшим «ты».
— А вот дядя…
— Ты не должна вспоминать убийцу, от которого тебя избавили.
Нелвил взял девочку за руку и повёл куда-то вглубь башни к чёрному ходу, у которого толпились одетые в белое женщины.
— Сестра моя Арела, — обратился он к одной из них, — позаботься о девочке.
Арела, темноволосая волшебница с рассечённой надвое правой бровью, взяла Эрну за свободную руку и пристально взглянула ей в глаза.
— Эта та маленькая ведьма, которая вчера перебудила всю башню? — безо всякого дружелюбия уточнила она.
— Да, она, — кивнул волшебник.
Он поклонился кому-то из толпы женщин и ушёл. Эрна немедленно дёрнулась, надеясь вырваться, но волшебница держала её крепко.
— Не глупи, ведьмочка, — сухо произнесла она. — Сейчас все взволнованы и тебе стоит вести себя потише. Твои братья и сёстры показали своё настоящее лицо.
— Мои — кто?! — распахнула глаза девочка.
— Наши враги, — нетерпеливо пояснила Арела. — Чёрные маги и ведьмы. Конечно, ты ещё слишком мала…
Девочка прикусила язык и благоразумно промолчала. Дверь распахнулась, но в неё никто не вошёл, только несколько волшебниц вышло, а ещё трое, и вместе с ними Арлела, продвинулись к выходу.
Это повторилось немного позже и вот Арела вывела Эрну во двор.
Там оказалось, что всё-таки в Серой пустоши построены не только башни. В стороне стоял маленький неказистый сарайчик, окружённый живым кольцом из одетых в белое волшебниц. Они же образовывали живой коридор от дверей башни до входа в сарай и стояли очередью внутри этого коридора.
— Чего это они? — ляпнула Эрна. — Что там такое?
— А ты не понимаешь? — раздражённо спросила Арела.
— А зачем?..
— Ты задаёшь слишком много вопросов, — оборвала её волшебница. — У нас это не принято.
Другие женщины и девушки среди собравшихся посматривали на Эрну с недобрым любопытством, но в самом деле ни о чём не спрашивали. Девочка поёжилась под их взглядами.
Вокруг белых волшебниц в раздражении кружили неряшливо одетые женщины и девушки.
Когда дверь сарайчика в очередной раз открылась, пятеро из них бросились на волшебниц и попытались пробиться к сарайчику, но тщетно. Те стояли насмерть, не подпуская соперниц.
— Довольно! — закричала самая старшая из неряшливых женщин. — Хватит этих глупостей! Белые, вы с ума сошли в своей башне?! Что за издевательство, вы здесь с рассвета и нас не пускаете!
— Это необходимо, — отрезала одна из волшебниц, немолодая седоволосая женщина. — Мы должны позаботиться о своей безопасности и о безопасности наших учениц.
— Да сколько можно?!
— Отдайте нам нашу сестру! — непреклонно потребовала седовласая волшебница. — Наша сестра Виринея ночью ушла в Чёрную башню к своему беззаконному супругу и до сих пор не вернулась.
— Мы тут при чём?! — вытаращилась старшая из их противниц. — Мы в своей Бурой чёрным не указываем.
Эрна поняла, что это были ведьмы, которых белые волшебницы в приступе подозрительности оттеснили от нужника.
— А еда? — вскинулась Арела. — Мы уже который день не видим ничего, кроме жидкой каши!
— А вы за неё платили?! — разозлилась ведьма.
— Прежде вы нас ни о чём не спрашивали! — отозвалась соседка Арелы.
— Ах, прежде?! — вскипела старшая ведьма.
— Да что с ними, припадочными, разговаривать, — заговорила другая ведьма, помоложе. — Пусть подавятся своим нужником! Пусть в нём купаются!
Она плюнула себе на ладонь и швырнула плевок в сторону сарайчика. Что это было за колдовство, Эрна не разобралась, только волшебницы полыхнули белым светом — и ничего не произошло.
— Подите прочь! — закричала седовласая волшебница. — Наше терпение не безгранично!
Ведьмы с ворчанием отступили. Несколько из них отбежали куда-то за башню, но вскоре вернулись с лопатами и принялись копать яму недалеко от сарайчика. Эрна заметила, что каждая волшебница, выходя из нужника, не уходила, а вставала в кольцо вокруг него или в коридор от башни до сарайчика. До заветных дверей было неблизко.
— Я сейчас описаюсь, — заявила девочка.
— Если ты это сделаешь, — хладнокровно ответила Арела, — мы наложим на тебя такое заклинание, что впредь ты будешь терпеть, пока не лопнешь.
— Но я…
— Она слишком мала, сестра Арела, — вмешалась другая волшебница. — Сёстры, пропустим дитя!
Кое-кто раздражённо проворчал что-то насчёт ведьм, о которых нечего заботиться, но всё большинство сжалились и Эрну пропустили вперёд. Внутри сарайчика было неожиданно чисто и пахло цветами. Эрна заглянула в яму, но там не было грязи. Сделав свои дела, Эрна вышла. В сарайчик вошла Арела и, морща нос, взмахнула широким рукавом. Вся грязь исчезла и с новой силой запахло сиренью. Эрна выпучила глаза, а дверь сарайчика захлопнулась. Девочка прикинула, не убежать ли ей сейчас, но волшебницы вокруг были такие злые и стояли так плотно, что она не рискнула.
У ведьм тем временем работа спорилась. Вырыв достаточно глубокую яму, они встали кругом неё и принялись колдовать. Что они делали, Эрна не поняла, но только вокруг ямы из утоптанной земли пробились зелёные побеги и принялись разрастаться.
Арела снова больно схватила девочку за руку и повела её по живому коридору в башню. Ведьмы тем временем вырастили зелёные стены своего нужника и спорили, кто воспользуется им первой.
— А что случилось с тётей Виринеей? — рискнула спросить Эрна.
Про себя она решила, что предательница ей никакая не тётя, но понадеялась, что небольшая ложь смягчит Арелу. Так и получилось. Черты волшебницы слегка разгладились.
— Виринея в нарушении наших законов вышла замуж за чёрного мага. День ночь она неустанно трудилась, отвращая его сердце и деяния от зла. Её жертва всегда… — она махнула рукой. Эрна выпучила глаза. Она-то знала, что дядя Лонгин и тётя Виринея души друг в друге не чают. Но девочке достало ума промолчать. — Но стоило ей отлучиться… Недавно из Чёрной башни исчезли все преподаватели. Несколько дней ученики творили свои беззакония, а потом явился супруг Виринеи и с ним какие-то чужие волшебники. Он объявил, что убил всех старших магов Чёрной башни и объявляет себя её владыкой. Те, кто пытался ему возражать, были жестоко наказаны.
Эрна, уже успевшая усвоить преподанные уроки, снова промолчала. Она не очень понимала, что такого мог сделать добрейший дядя Лонгин, что было бы хуже угрозы выпороть её за то, что она чуточку поколдовала и совсем немного ошиблась.
— И теперь каждый день, — продолжала Арела, не обращая на неё внимания, — крики под окнами. Читает свои проклятые лекции. Братья просили его не шуметь, а он заявил, мол, он рассказывает общие вещи, которые никому не зазорно послушать. Это о чёрной-то магии! С полудня всех учеников во двор выгоняет, устроил… как он это назвал… поле… полес… палестрой[44]. Заставляет всех бегать, прыгать, драться… ещё и заклинание твердит… мен сана.[45].. не помню. Здоровье пытается призывать. Видано ли дело, чтобы чёрная магия людей лечила! Ещё и ведьм там гоняет. С полудня и до самой ночи шум, гвалт…
Они как раз дошли до каморки, где держали Эрну, и Арела заглянула внутрь. Невлина там не было. Арела поудобней ухватила девочку за руку и пошла к лестнице на второй этаж.
— Виринея ночью к нему отправилась. Держатель Чаши поручил ей усовестить супруга, чтобы он прекратил свои беззакония и восстановил прежний порядок. Ушла — и не вернулась. Братья пытались требовать её возвращения, но со стен им прокричали, мол, господин спит, а никакой Виринеи не видели. Что он с ней сделал — подумать страшно. Тогда Держатель Чаши приказал запереть двери башни и готовиться к худшему.
Эрна не очень поняла объяснения волшебницы, но кое-как разобралась, почему волшебницы так странно справляли свои дела.
Интересно, если дядя Лонгин не выпустил Виринею, это хорошо или плохо?
— Ведьмы тоже. Сперва держались. А потом он с ними поговорил — что уж сулил, чем пугал… совсем спятили. Раньше они еду на три башни готовили, а теперь жидкой каши еле допросишься. О деньгах заговорили — это ведьмы-то!
Эрна кивнула — по-прежнему молча. Мама тоже про деньги никогда не говорила и не любила слушать.
Арела провела её по второму этажу, открывая все двери и заглядывая в них, но Эрне подсмотреть не позволяла, пока, наконец, за очередной дверью не нашёлся Невлин. Это оказался таблиний Держателя Чаши. Эрна увидела там огромное зеркало, возле которого с простёртыми руками стоял хозяин таблиния. Невлин как раз подавал ему огромную чашу, до краёв полную светящейся водой. Держатель поднял её над головой и с размаху выплеснул содержимое на зеркало. Оно полыхнуло ярким белым светом, но ничего не показало. Арела почтительно кашлянула.
— Девочка, — сказала она, когда мужчины на неё посмотрели и толкнула Эрну, чтобы та поклонилась.
— Ах, да, — вспомнил Держатель. — Невлин, отведи ребёнка в комнату. Арела, подготовься.
— К чему? — настороженно спросила Эрна, почуявшая что-то нехорошее. Арела отвесила ей подзатыльник, а мужчины сделали вид, что тут никто никого не спрашивал.
Невлин подошёл к девочке, взял её за руку и повёл прочь из таблиния.
— Ты не должна, — сказал он на лестнице, — открывать рот в присутствии старших. Поняла?
Эрна промолчала.
— Скажи: «поняла».
— Поняла, — буркнула Эрна.
— И не выказывай недовольства. Нечего возмущаться воспитанием, которое тебе дают для твоего же блага.
Он отвёл её в каморку, куда скоро подошла и Арела с какой-то тряпкой. Невлин как раз в тот момент говорил девочке:
— Тебя будут водить на двор два раза в день. Кроме того…
— Два раза?! — выпучила глаза девочка и тут же боязливо оглянулась на Арелу. Вот сейчас как заколдует, а потом Эрна лопнет!
— Я могу заколдовать ведро, — неуверенно произнесла волшебница.
— Позже, — нетерпеливо бросил Невлин и вышел из каморки. — Я подожду снаружи.
Вместо него вошла невысокая полная волшебница с огромными ножницами в руках. Эрна видела, такими в деревне стригли овец. Ей стало страшно.
— Поклонись сестре Наре, — потребовала Арела. Эрна неохотно повиновалась, за что получила ещё один тычок. Нара брезгливо оглядела девочку.
— Ведьма, — скривилась волшебница. — Разденься.
Эрна выпучила глаза и осталась стоять.
— Разденься или тебя разденут силой, — повторила требование волшебница.
Эрна скинула платье.
— Сорочку тоже сними, — приказала Арела.
Девочке стало совсем не по себе, но бежать было некуда. Она сняла и сорочку, оставшись совершенно голой.
— Подойди сюда! — велела Нара. Эрна замешкалась и Арела её подтолкнула.
Нара вытянула перед собой руки, которые засветились, как показалось девочке, жутким мертвенным светом. Там, где этот свет касался кожи, возникала боль. Эрна дёрнулась и закричала.
— Её проклятие отвергает истинный свет, — сообщила Нара. — Ну-ка, ну-ка.
Она ткнула пальцем в плетённый браслет на руке девочки.
— Это мамино!
— Я так и думала, — кивнула Нара. — Сестра моя Арела…
Арела послушно сорвала с руки девочки браслет. Эрна протестующе завопила и получила затрещину.
— Ведьминых отметок на теле нет, — удовлетворённо сказала Нара. — Осталось одно.
Прежде, чем Эрна поняла, что для неё готовят, Нара схватила её за косу и ловко срезала этими ужасными овечьими ножницами. Критически оглядела получившийся результат.
— Этого мало. Надо сбрить, — сообщила она.
Эрна схватилась за голову и забилась в угол.
— Не надо! — закричала она. — Так нельзя! Нельзя! Мама говорила! Нельзя так с волосами! Так с девочками не поступают! Не надо! Мама! Мамочка! А-а-а-а!
— Очень сильное проклятие, — поморщилась Арела и силком вытащила девочку из угла. Эрна кусалась и царапалась, но взрослые волшебницы скрутили девочку и, достав откуда-то бритву, лишили маленькую ведьму остатков волос. Она так брыкалась, что волшебницы её несколько раз порезали и залили пол кровью.
— Проклятие и своеволие, — покачала головой Нара, магией заставляя раны закрыться. — Придётся много потрудиться, чтобы спасти это дитя.
После всех процедур Эрна уже ничего не хотела говорить. Чужая магия зудела под кожей, было больно и страшно. Арела кинула девочке тряпку, которая оказалась балахоном из небеленного полотна.
— Надень, — приказала она. — Одежда теплее тебе не понадобится, выходить из башни ты пока не будешь.
Она открыла дверь. Нара вышла и вместо неё вошёл Невлин с ведром. Эрна попятилась, но волшебники просто поставили ведро в угол и Арела, наклонившись, что-то над ним прошептала. Потом Невлин воткнул в стену над ведром какую-то загогулину, тоже что-то сказал — и из загогулины полилась вода. Не долетая до ведра, она исчезала. Невлин вышел.
— Ты сможешь отправлять свои надобности в это ведро, — объяснила Арела. — Оно зачаровано на самоочищение. И умойся. Эта вода позволит тебе умываться и утолять жажду. А сейчас подумай над своим поведением.
Она собрала старую одежду девочки, разбросанные по полу волосы и вышла за дверь. Снаружи заскрипел засов.
Эрна забилась в угол, сжала изуродованную голову. Плакать больше не хотелось.
— Я сбегу, — с настоящей, уже взрослой злобой пообещала девочка. — Сбегу, вернусь сюда и развалю Белую башню. А этих тёток побрею и убью! Будут знать!
Снаружи что-то жутко загромыхало. Эрна сперва сжалась в комок. Потом распрямилась. Это ответ? На её слова? Кто-то принял её клятву? Она теперь по-настоящему проклята?
Но потом снаружи раздался раздражённый голос. Он не кричал, но слышен был во всех трёх башнях и, наверное, долетал до самого края Пустоши.
— Когда здесь будет порядок?! Я спрашиваю, долго ещё это безобразие будет продолжаться? Я запретил натурные эксперименты без теоретической подготовки. Почему они до сих пор проводятся?! Так, ты, ты и ты — десять стадий[46] бегом без отдыха, двести прыжков, потом вернётесь в башню. Кто не представит к вечеру обоснования своей ошибки, будет наказан. Кто не пробежит десять стадий, будет наказан.
Эрна узнала голос чёрного волшебника. Это был дядя Лонгин. Он был непривычно сердитый. Видимо, ему не понравилось как бумкнуло. А волшебник продолжал:
— Что?! Я могу вас оставить без присмотра?! Что вы тут устроили?! Ничего не желаю слышать! Прекратите этот балаган, пока я не вмешался! Что?! Моя жена?! Виринея останется в моей башне, этот вопрос не обсуждается. Каша?! Какая ещё каша, обратитесь в Бурую башню. Нужник?! Враг вас побери! Вы и нужду без меня справить не можете?!
Эрна прыснула в ладошку. Лонгин, видимо, куда-то шёл вокруг башен и раздавал указания то чуть приглушая голос, а то поднимая его снова.
— Ульберга! Я вас давно ищу. Что вы тут устроили?! Да к Заступнику этот нужник! Я спрашиваю, почему мне опять жалуются?! Почему ваши ученицы напали на обоз?! Я непонятно объяснил в прошлый раз?! Вы понимаете, что вашу дыру никто не трогал потому, что она никому не была нужна?! Вы представляете, что с нами будет, когда сюда придёт армия?! Вы представляете, что такое подготовленная армия?! Вы понимаете, что она уже здесь, в Тафелоне?! Болота?! Ах, болота! Да вы тут совсем мхом обросли, в ваших болотах! Думаете, подготовленный отряд тут не пройдёт?! Ну, так я вас огорчу! Ещё раз, Ульберга, повторяю. Ваши ученицы должны патрулировать Пустошь, а не травить обозы. Вы представляете себе смысл патрулирования? Нет? Ах, представляете! Кто на вас кричит?! Кому вы нужны, на вас кричать?! Я повторяю в последний раз: я с трудом договорился о неприкосновенности этого места. С большим трудом. Мне это не нужно. Но я взял на себя обязательства и намерен их выполнить. Итак. Патрулирование. Напоминаю, ваши ученицы, заметив посторонних в Пустоши, должны не нападать на него и не распугивать лошадей своими завываниями. Спуститься и в приличном виде, — вы понимаете, что такое приличный вид?! Волосы?! Да Заступник с вашими волосами! — одетыми они должны быть! Меня не интересует, как они это сделают! Итак, в приличном виде! Спуститься и проверить, есть ли у этих людей пропускная грамота. Вы понимаете, что такое пропускная грамота?! Ах, нет?! Зайдите ко мне вечером, я дам образец и вы передадите его своим ученицам. Итак, проверить грамоту! Если грамота есть, пропустить и больше не останавливать! Если грамоты нет, удержать на месте и послать одну из вас сюда. Вы поняли?! Я напоминаю, Ульберга, армия. Мне твёрдо пообещали, что Пустошь будет выжжена, башни разрушены и всех их обитателей будут судить церковным судом. Вы представляете, что такое церковный суд для таких как мы?! Представляете?! Тогда займитесь.
Он помолчал и уже тише добавил:
— Продовольствие нам будет доставляться до границ Пустоши, о большем я договориться не смог. Позаботьтесь о том, чтобы перетащить это сюда. Ах, да. Подумайте о полезном занятии, которое могло бы… Что?! Деньги?! А кто вам предлагает деньги?! Вам предлагают хлеб, свечи, вино, мясо, полотно… продолжать? Я жду ответа послезавтра. Если он мне не понравится…
Он прошёл ещё куда-то и принялся говорить что-то непонятное про ограничения, от которых будто бы зависит магическое искусство.
Эрне быстро наскучило слушать Лонгина, она подняла голову и оглядела комнату. Её взгляд наткнулся… Эти гадкие тётки забыли тут свои жуткие ножницы! Эрна жадно их схватила. С оружием в руках она чувствовала себя гораздо увереннее. Потом девочка сникла. Куда она — даже с ножницами! — против толпы взрослых волшебников?! Но они пригодятся. Взгляд девочки метнулся по комнате. Она схватила тюфяк, зубами порвала нитку, которым его зашили, запихнула ножницы поглубже, кое-как затянула нитку, перетряхнула солому и положила тюфяк обратно. Услышав шаги, девочка забилась обратно в угол.
Заскрежетал засов.
Дверь открылась и в каморку заглянула Арела.
— Мы забыли здесь ножницы, — сказала она. — Ты их не видела? Только не лги!
— Видела! — дерзко ответила девочка. — Я выбросила их в ведро!
— Зачем?!
— Чтобы они пропали! И вы вместе с ними!
Арела заглянула в ведро, обошла комнату. Даже приподняла тюфяк. Но ножниц нигде не было. Эрна старалась не коситься на кровать, чтобы не выдать свой секрет. Она хорошо запихала ножницы в солому, они не брякнули и не попали волшебнице под руку.
— Не может быть, — пробормотала Арела и, ещё раз покосившись на девочку, вышла из каморки. Снова заскрежетал засов. Девочка мрачно улыбнулась своей маленькой победе и принялась думать.
Получив вечером жидкую кашу, которая ещё и пригорела, и оттого противно воняла, Эрна решилась. Её пока никто ничему не пытался учить, но долго ли это продлится? Белые волшебники, кажется, считали ведьм не совсем людьми и смотрели на Эрну как на какашку. А мама говорила, что магии учиться для колдуний вредно, может что-то испортиться в том, как соединяешься с природой. Ещё мама говорила, что волосы для ведьмы очень важны и, вспомнив об этом, Эрна провела рукой по своей изрезанной голове. Руки её сжались в кулак. Она им ещё покажет! Обязательно покажет!
Надо было что-то делать.
Колдовать, наверное, нельзя.
Почему так случилось, почему она проросла, непонятно. Может, место такое. Мама что-то говорила.
А ещё там, снаружи, дядя Лонгин. Вдруг он поможет?
Вчера Эрна сгоряча сулила добраться до дома пешком, одна и ночью, но сегодня немного остыла. Они забрали её волосы! Услышит ли её земля? Может, и не услышит.
Но дядя Виль говорил, что мама лишалась магии, и мама сказала, что это так и было. Мама же справилась! И она справится.
Дядя Лонгин её бить не будет. И у него есть еда! Он говорил, что есть. А дядя Лонгин врать не будет!
Может, он запер Виринею?
Может, они поссорились?
Ну, вдруг поссорились?
Может, он её маме вернёт.
Или накормит.
Ну, не будет же дядя Лонгин держать её вот так взаперти!
А если надо, она обещает, что у неё не бумкнет, вот!
Надо было как-то выбраться наружу.
Только вот как?
Эрна тоскливо оглядела комнату. Темнело, в окошко едва проникал свет, а светильник никто не стал заново зажигать. Здесь почти ничего не было, только кровать. А окно так высоко и такое маленькое, ей нипочём в него не пролезть, даже если она по стенам вскарабкается.
У неё есть ножницы. Но что она может? Не проковыряет же она им стену, чтобы выбраться наружу! А если выбраться в коридор? У Эрны зазудела голова и она принялась расчёсывать поджившие благодаря магии ранки.
Стены были ужасно толстые. Ей ни за что… ни за что…
Нет, ей-то ни за что…
Но…
Эрна тихонько забормотала слова, которые Лонгин заставил её разучить. В каморке потемнело так, как если бы кто-то завесил окно плотным одеялом. Тьма казалась осязаемой. Девочка прислушалась, но никто ничего не почуял. Медленно, стараясь ничего не перепутать, она прошептала контр-заклинание. В каморке посветлело. Эрна выдохнула. Она сдвинула кровать в сторону, вытащила из тюфяка ножницы и, усевшись поудобней, стала ковырять каменную кладку пола. Если вытащить этот большой камушек и вот эти два маленьких, то отверстие будет как раз для неё.
Эрна трудилась, пока не стемнело и какое-то время продолжала в темноте. Несколько раз ножницы соскальзывали и чуть было не ранили ей пальцы. Этого допустить было нельзя: волшебницы могли заметить и отобрать. Тогда Эрна убрала ножницы в тюфяк, укрылась одеялом и сама не заметила как уснула. Снилась ей тьма и ещё дядя Виль, который, как всегда, на что-то ругался.
Утром её разбудил Невлин, который принёс сухарь, велел умыться и идти с ним. Девочка с трудом разжевала подачку.
— А каша?! — спросила она.
— Нет каши, — хмуро ответил Невлин. — Во всей башне нет еды. Доела? Тогда пойдём.
Он взял её за руку и почти потащил к лестнице.
— Они зря надеются нас сломить, — не то себе, не то Эрне сказал волшебник. — Наша сила только закаляется от лишений!
Эрна промолчала. Они тут совсем сумасшедшие! Ругаются, а у самих даже поесть нечего. А ведь дядя Лонгин говорил что-то. Про еду для тех, кто будет для него полезным!
Эрна вдруг подумала, что она-то не очень пока полезная и в испуге остановилась. Будет ли дядя Лонгин её кормить?! Невлин, не замечая этого, продолжал тащить девочку за собой.
— Не упирайся, ведьминское отродье, — сердито проворчал он и втолкнул Эрну в ту же комнату, в которую вчера привела её Арела.
Там стоял такой же сердитый Держатель Чаши, который сверлил глазами зеркало. Зеркало было огромное, во всю стену, ни у кого такого нет! Кованая рама украшена узором с листиками и какими-то непонятными завитушками. В глубине комнаты стоял стол, на нём здоровая чаша, хрустальный шар и ещё какие-то штуковины.
— Я знаю, это называется астра… аса… астро-ля-бия! — вырвалось у Эрны и она ткнула в самую знакомую из них. Невлин отвесил ей подзатыльник.
— Верно, — хмуро произнёс Держатель Чаши. — А ты знаешь, для чего она нужна?
— Звёзды считать!
— Очень хорошо. А зачем надо считать звёзды?
Эрна растерялась. Она как-то не задумывалась. Дядя Лонгин считал всё, что ему попадалось на глаза. Звёзды на небе, гвозди в подкове, хлеб в кладовке, камни в мостовой (в Раноге была каменная мостовая) и даже, как тётя Ви… как Виринея говорила, чужие деньги. Люди даже нарочно звали дядю Лонгина, чтобы он им что-нибудь посчитал. Особенно деньги! Но иногда и звёзды тоже. Эрна всегда думала, что ему просто это нравится. Он ещё всё время изобретал какие-нибудь новые способы считать.
— Чтобы не потерялись? — неуверенно предположила девочка, когда молчание затянулось. Держатель Чаши хохотнул.
— Да, дитя, моя задача — следить, чтобы свет в людях не пропал, не погас и не затмевался. Чтобы люди не потерялись во тьме пороков. Мне говорили, что ты сметлива, понятлива и послушна. Это хорошо. Тебя будут учить белой магии и ты узнаешь то, о чём сейчас даже не догадываешься.
— А мама? — спросила Эрна, исподлобья глядя на волшебника. Тот нетерпеливо отмахнулся.
— Забудь о ней.
— Но я не хочу! Я хочу к маме! Мне не нужна белая магия!
Невлин больно ткнул девочку в плечо и она сдержала подступающий рёв.
— Я вижу, ты дерзка и своевольна, — покачал головой Держатель Чаши. — Что ж… Невлин, уведи её. Пусть подумает в одиночестве.
Это Эрну устраивало.
Да-да, она подумает!
Настороженно прислушиваясь, Эрна продолжила расшатывать облюбованные ею камни и ковырять раствор вокруг них. За дверью кто-то ходил и разговаривал, но никто не думал остановиться возле её каморки. За этим занятием девочка гадала, сумеет ли она сделать всё как задумано или у неё тоже бумкнет? Но если у неё сильно бумкнет, наверное, остальное будет неважно.
Снаружи вскоре донёсся голос дяди Лонгина, хотя для него было рановато.
— Вы! Я к вам обращаюсь! И прекратите делать вид, что меня тут нет! Что?! Почему это я не должен?!. У вас тут, что, священные таинства?! Кто кощунствует, я?! Да в задницу ваш нужник, пропади он пропадом! Чтоб он в преисподнюю провалился вместе с вами!
Бумкнуло ещё громче вчерашнего, даже, кажется, башня покачнулась.
А дядя Лонгин, который вообще-то редко ругался и совсем никогда, если думал, что его могут услышать, разъярённо продолжал:
— Вы будете со мной говорить, когда я вам это приказываю! Я посылал к вашим дверям, мне не открыли! Какого Заступника вы напали на моих людей, проверяющих обоз?! Ведьмы?! Вас не касается, кем они были! Вы перепугали поставщиков, они подадут жалобу, мне придётся возмещать убытки, вы разворовали груз!.. Что?! Военная добыча?! Добыча, говорите вы?! Да вы хоть представляете себе?!.
Потом раздался грохот, звон, громкие женские крики, а после в окно донеслась противная вонь. Дядя Лонгин сломал нужник?! Или только расколдовал?
— Вас не касается, где моя жена, — уже спокойней сообщил дядя Лонгин. — И я требую выдать девочку, которую она с собой привезла. Это не ваш ребёнок и вы не имеете права… что?!
Он зло расхохотался.
— Вы доиграетесь, — зловеще посулил дядя Лонгин потом. — Ещё одно нападение на обоз — и бить будем насмерть. Если вы не вернёте похищенное…
Потом дяди Лонгина было не слышно, а вот громкие женские крики ещё долго доносились в окно. И воняло. Эрна, морщась, вернулась к работе.
Поздно вечером стало понятно, что ужин ей не полагается. Уже совсем стемнело, но никто не пришёл. Хотелось есть. Эрна никогда так много не голодала и теперь у неё сводило живот и мысли из головы как будто высасывались в пустоту. Девочка провозилась весь день. Тяжёлые ножницы несколько раз вырывались из рук и Эрна поранила пальцы, но ей удалось выковырять камни из пола. Теперь надо было всё подготовить… и не проспать. Способа не проспать она не знала. Тело ломило от усталости, от неудобной позы, болели пальцы, зудела кожа головы. Эрна понимала, что уснёт сразу же, как ляжет на тюфяк. Или даже здесь на полу.
Это никуда не годилось.
Эрна откатила камни подальше. Света не хватало, ямку пришлось искать на ощупь. Так лучше или нет? Вот если бы она… если бы она…
Эрна взяла одеяло и принялась кромсать его ножницами. Часть ей и самой пригодится, и девочка старательно завязала углы на шее. Вышел тёплый плащ. А вот часть…
Эрна запихала одеяло в получившуюся ямку. Положила на него руки. Зажмурилась. Если она напутала, тут тааак бумкнет!
Или её утянет правда в преисподнюю.
Что с ней там сделают?
Будут мучить, как говорил священник?
Или приставят мучить других, она же ведьма, хоть и маленькая?
Или…
Эрна наклонилась пониже к ямке и прочитала заклинание дяди Лонгина. Одеяло исчезло. В ямке как будто стало темнее, чем было.
А вдруг ей показалось?!
«Миленький Освободитель! — взмолилась она. — Помоги мне выбраться! А я… а я… а я всегда буду в тебя верить! Миленький Освободитель, ну, пожалуйста! Я же ведьма, ты же должен мне помогать! Меня поймали злые люди, они не любят ведьм, они с тобой борются. А мне очень-очень нужно Освобождение! Ну, пожалуйста!»
Мама запрещала дяде Вилю рассказывать ей про Освобождение. Да и сам Виль не очень-то рвался, говорил, что он убийца, а не проповедник какой. Но ведь не Заступнику же ей молиться! Тот не помогает ведьмам!
Эрна решилась.
Она набрала побольше воздуху и истошно заорала. Потом ещё и ещё раз, а потом хлопнула себя по губам на середине крика, чтобы он как будто оборвался. И затаилась возле двери.
Снаружи послышался шум, возмущённые и встревоженные голоса. Потом заскрежетал засов и дверь распахнулась так резко, что Эрну едва не ударило. Раздался стук кресала о кремень и в каморке загорелся масляный светильник.
— Где ты? — раздался незнакомый женский голос. — Что за шут…
— Что здесь, сестра моя Иделла? — спросил Невлин.
— Когда вы проверяли девочку?! — ответила Иделла. — Вы видели, чем она занимается?! Тут прорыт подземный ход!
— Не могла она…
— Это же ведьма!
— Только три камня…
— Остальные, наверное, провалились вместе с ней! Вы слышали, как она кричала?!
Они помолчали.
— Она не могла далеко уйти, — решительно сказал Невлин. — Но нам сюда не пролезть…
— А если ей помогали снаружи?! Новый хозяин Чёрной башни мог и не то добавить к своим беззаконным деяниям.
— Кто пойдёт к Держателю Чаши? — спросил Невлин.
— Девочка поручена тебе, брат мой Невлин, — злорадно сказала Иделла.
— Дверь открыла ты, — возразил Невлин.
— Я пойду с тобой, — вздохнула Иделла.
Они вышли и — хвала Освободителю! — не догадались запереть дверь. Эрна бы заперла. Мало ли, вдруг из дыры кто-то бы вылез. И за дверью бы тоже проверила. И…
Снаружи магов о чём-то спросили, они ответили довольно громко о сбежавшей девочке, обозвали Эрну ведьминым отродьем и все вместе ушли.
Мешкать было некогда. Эрна осторожно выглянула в коридор. Там царил полумрак и никто её вроде не подстерегал. Сжав поудобней ножницы, Эрна тихонько прокралась в коридор. Наполовину ощупью она пробралась к лестнице и спряталась под ней.
Послышались новые шаги, снова крики, недовольные голоса, споры, разговоры, потом кто-то заговорил, что так вопить, как орала девочка, без причины невозможно и белые маги заспорили о том, что произошло. Мнения разделились. Одни думали, что Эрна проделала дыру в полу и провалилась и что нужно искать её в подвале, другие настаивали, что девочка теперь в преисподней, третьи — что в дыру выползла наколдованная ведьмочкой змея, проглотила её и уползла обратно в нору.
Ничего толком не решив, они заперли, наконец, каморку, и разошлись. Эрна ещё подождала — голод и волнение прогнали сон, — и выбралась из-за лестницы. Она вроде помнила, в какой стороне дверь. Всего несколько шагов — и свобода!
Эрна прокралась по коридору. Везде царил полумрак, но ей не надо было много света, чтобы что-то видеть. Виль поднимал её до света и заставлял собираться, не зажигая лучины, чтобы не разбудить ненароком мать. В темноте парадная дверь — две высокие створки, покрытые серебряным узором, — слегка мерцала. Она была закрыта на тяжёлый засов. Эрна осторожно коснулась металла, но ничего не произошло. Тогда она с усилием сдвинула засов. Тот поддался неожиданно легко. Видать, часто смазывали. Свобода была так близко… Эрна толкнула двери… те не двинулась с места. Потянула на себя. Ничего. Эрна толкала, пихала, даже попыталась удариться с разбега. Внимательно осмотрела и ощупала всё, до чего дотянулась. Обыскала какой-то старый бочонок возле низенькой тёмной от времени двери, с трудом дотащила до выхода (никто даже не услышал!), забралась на него и ощупала створки сверху.
Ничего.
Двери просто не хотели открываться.
Эрна села на бочонок и задумалась.
Может, поэтому дядя Лонгин и пришёл разговаривать с волшебниками возле нужника? Что в башню он попасть не может?
Может, дверь заколдована?
Эрна отволокла бочонок обратно. Виль приучил её к аккуратности, а ещё говорил что-то насчёт «не оставлять следов!». Бочонок, переползающий ночью с места на место — это очень подозрительно!
За дверью, к которой Эрна его вернула, приятно пахло свежим хлебом. Девочка заколебалась. Надо было пойти и проверить вторую дверь, но…
Волшебники наверняка сложили туда свою добычу!
А там хлеб! Свежий хлеб!
В животе у неё заурчало так громко, что Эрна испугалась, как бы на звук опять не сбежались белые маги.
Девочка потянула дверь. Та легко открылась. Эрна шагнула внутрь и… кубарем полетела по лестнице. Как ей удалось не заорать — этого она сама не поняла. Похоже, это был вход в подвал. В нём не было никакого света и Эрна заколебалась. Мама немножко могла это делать — у себя дома. Но Эрна не знала, как. Но здесь же Серая пустошь, мама говорила, здесь всё получается проще. Но…
Эрна бесполезно провела рукой по голове.
Они не оставили ей ни волоска!
Как можно колдовать, когда тебе сбрили волосы?! Они заплатят!
Тё… Виринея рассказывала, как вызвать свет.
Эрна выставила руки, напряглась… и ничего не произошло. Она попробовала ещё раз. И ещё.
Девочка устала и вспотела, но так и не смогла вызвать свет. Это означало, что она больше не была белой волшебницей даже на чуточку. Надо было что-то придумывать.
Она встала и ощупью нашла стену. Пошла, держась за неё. Было страшно, но очень уж хотелось есть. В подвале пахло сыростью, крысами и свежим хлебом. Рука провалилась в пустоту. Запах хлеба оставался где-то впереди. Дверь? Девочка прошла немного вперёд и снова нащупала стену. Ещё два таких провала — и нюх привёл Эрну в комнату, откуда вкусно пахло свежим хлебом. Всё так же ощупью она нашла мешок, нетерпеливо развязала его, вытащила свежую, мягкую ковригу и вцепилась в неё зубами. Было так вкусно! Даже дома не было так вкусно! В Латгавальде хлеб пекли серый, с отрубями, а тут белый, какой только господам подают! Эрна умяла ковригу так быстро, что даже сама не очень поняла, как это она закончилась. Достала вторую, отломила здоровый кусок, съела его тоже и остановилась.
Надо было что-то делать. Она полезла щупать сваленные в комнате вещи. Нашла два мешка с хлебом и несколько бочонков. Внимательно обнюхала. От одного несло капустой. Эрна скривилась. Капусту она не любила, хотя в деревне не забалуешься, есть приходится что дают. Остальные бочки так просто по запаху не определялись. Эрна взялась за ножницы и принялась выковыривать крышки с бочек. Из одной пахнуло пчелиным воском. Это оказались свечи и Эрна обрадовалась. Ещё бы кресало найти. Почему, ну, почему дядя Лонгин не учил её разжигать огонь взглядом?! Вторая оказалась с вяленым мясом. Девочка обрадовалась ещё больше. Третий бочонок булькал и девочка решила его не трогать. Ещё расплескается…
А ещё Эрна нащупала отрезы полотна, плотного, но непривычно мягкого.
Девочка задумалась. А вдруг у неё не получится выйти из башни? Что тогда? Дядя Виль говорил, всегда надо наперёд думать и впрок запасаться. А то, говорил, ну, сбежишь ты, ну, и околеешь с голоду, вот повезло-то!
Стараясь не очень разворошить вещи, она вытащила себе отрез, вооружилась ножницами и принялась за дело.
Ножницы успели затупиться, кромсать мягкую ткань было трудно, да и на ощупь прикидывать, сколько отрезать, сколько оставить, было ужасно сложно. Кое-как она умудрилась откромсать примерно кусок такой длины, чтобы хватило на платье. Ну, наверное. Сложив его пополам, она принялась вырезать дырку для головы. Ножницы «зажёвывали» ткань, никак не хотели её прорезать. В конце концов Эрна проткнула дырку остриём и надорвала. Вроде получилось. Она скинула «плащ» из шерстяного одеяла, балахон и просунула голову в дырку. Пролезла она с трудом, но так даже лучше. Потом принялась за пояс. Пояс у неё вышел совсем плохо: где-то шириной в ладонь, а где-то едва в палец. Но вроде крепкий. Она подпоясала «платье», чтобы держалось, нащупала скинутый балахон, надела его и подпоясалась остатками получившейся у неё верёвки. Теперь плащ. Вот так. Теперь не холодно и противный грубый балахон не колет кожу. Из обрывков полотна она сделала себе что-то вроде платка и мешки, в которые запихала впрок хлеба, мяса и свечи.
Сколько времени она провела, прислушиваясь к ночной тишине и к возне крыс неподалёку, девочка не знала. Но утро, наверное, ещё не сейчас. Только… В темноте было сложно следить за тем, чтобы ничего не сдвинуть с места. Если это обнаружат… на кого подумают?
Она отломила кусок от ковриги и раскрошила там, где только что работала. Туда же кинула несколько кусочков мяса. Если крыс и отгоняет белое волшебство, они непременно явятся на приманку. Мама как-то говорила, что с этими тварями не может справиться ни колдовство, ни магия. Их можно только убить, но нельзя отвадить.
Закончив, Эрна отправилась к выходу из комнаты. Она наелась и её клонило в сон, но не здесь же! Проводя рукой по стене, девочка почувствовала холод металла и услышала звон. Цепи! Она ощупала находку. Из стены свисали цепи с кандалами на концах. Эрна поёжилась.
Вот так добрые волшебники!
Шорохи за спиной стали громче. Эрне стало страшно и она побежала к выходу. Вдруг крысы захотят её съесть?! Мама говорила, голодные крысы… если он очень голодные… а эти, небось, ещё и волшебные, вон, сколько в башне живут! Девочка бежала и бежала, пока не ударилась с размаху о ступени лестницы. На глаза навернулись слезы и Эрна сердито их утёрла.
Она выбралась из подвала и заморгала в полумраке первого этажа, который после темноты показался ей ярким светом. Тут спрятаться негде, под лестницей днём всё прекрасно видно. Эрна припомнила, где находится задняя дверь и, не особенно надеясь на успех, попыталась её открыть.
Ничего.
Конечно.
Так и будут белые маги двери нараспашку держать.
Дождёшься от них.
Она пошла на второй этаж. Здесь она знала только ту комнату, где было зеркало. Осторожно толкнув её, Эрна заглянула внутрь. Никого не было, дверь не заперта, тускло светится волшебное зеркало. Даже странно. Тёт… Виринея говорила, что зеркало у неё простое, магию в него вкладывает волшебник. А тут… ведьмочка прокралась поближе, осторожно взглянула на гладкую поверхность. И покатилась со смеху. Ну и чучело! Из-под балахона торчал неровно откромсаный угол чёрного «платья», платок был весь перекошен и с такими неровными краями, что и нарочно не сделаешь. Эрна немного похихикала, потом сложила свои узелки на пол и коснулась зеркала ладошками. Зажмурилась, стараясь сосредоточиться на том, что хотела увидеть.
Зеркало отразило маму. Магда стояла в какой-то незнакомой комнате и, сцепив руки, смотрела на пламя свечи. Не то молилась, не то причитала, но губы у неё шевелились. Лицо у мамы было… было… Эрна не могла сказать, на что это похоже. Вот когда она всё время плакала, тогда, может быть… нет, и тогда было не так…
Девочка долго смотрела в лицо матери, пытаясь понять, как называется отчаяние, горе и решимость, которые отражались на лице ведьмы. Но таких слов Эрна ещё не знала.
Почему мама там? Что она делает? Это не их домик и не замок барона! Это какая-то чужая комната! Почему у неё такое лицо?! Почему она не спешит дочке на помощь?!
Изображение в зеркале помутнело и Магда исчезла. Эрна издала протестующий возглас, но тут в зеркале стало темно, а потом… потом…
Дядя Виль скрюченный лежал в какой-то теснющей каморке. По сравнению с ней та, где белые маги держали Эрну — королевские хоромы. На руках у него были цепи, руки и ноги стянуты верёвками. Девочка приглушённо закричала и зажала себе рот обеими руками. Кто же?!. Как же?!.
Эрна села на пол возле зеркала.
Вот почему дядя Виль не пришёл на помощь.
Вот на что намекала Виринея.
Она поймала его… но как?
Она говорила, что может следить только… только… белый волшебник может открыть только друга или врага. Но дядя Виль не был ни другом, ни врагом Виринеи. Ему вообще на неё плевать было.
Тогда…
Виринея следила за ней, за Эрной.
Она предала своего… своего… предала дядю Виля, хотя и не хотела. Тётя Виринея… да будь она проклята!
Эрна сжала кулаки, потом прижалась к зеркалу и попыталась передать через него свою магическую силу туда, в ту каморку, где скорчился дядя Виль. Помочь ему, разорвать цепи, освободить…
Она аж заскрипела зубами от напряжения. Но… чуда не случилось. Чудес вообще не бывает, даже если ты волшебница.
Но, может, ещё не всё? Дядя Виль пока жив. Может, мама поехала его спасать? Вообще-то мама дядю Виля не любит, ворчит на него всё время. А дядя Виль маму всегда спасал! Столько раз спасал. А мама его? Неужто бросит?
Но почему у неё такое лицо?!
Эрна решительно поднялась на ноги, подхватила свои узелки. Выглянула в окно. Ночь перевалила за середину, но до утра было ещё далеко. Она собралась было выйти в коридор, но оглянулась на светящееся зеркало и спохватилась. На нём были ясно видны отпечатки её ладошек. Пришлось возвращаться и стирать. А то волшебники её сразу поймают!
Потом она осторожно выглянула в коридор. Там всё ещё царил тот же полумрак, что на первом этаже, и открытые двери всех помещений. Был там большой зал и несколько зальчиков поменьше. И — лестницы. Эрна никогда таких и не видела, чтобы они закручивались как вьюнок. Деваться было некуда, тут не спрячешься, и Эрна полезла выше. На третьем этаже света почти никакого не было, там стояли кровати, а кое-где просто валялись тюфяки. Лестница заканчивалась на третьем этаже и дальше не вела. К счастью, возле неё был коридор прямо к другой лестнице, теперь уже обвивающей что-то вроде серёдки башни. Девочка на цыпочках прокралась к ней и забралась повыше…
На следующем этаже было странно. Прямой коридор вывел её в круговой, но там не было ничего интересного, никаких окон, только входы во внутренние комнаты — открытые, без дверей. Там были свалены какие-то штуковины, колбы со странными жидкостями и мешки с порошками. В какой-то комнате лежали мечи, вот прямо так, сваленные кучей. И ещё Эрне показалось, что этот этаж поуже. Она побродила тут. Непонятно. Если сюда не полезут, здесь можно и спрятаться. А если полезут? К тому же спать тут неудобно. Хотя здесь было заметно теплее, чем внизу. Может, она сюда ещё вернётся.
Эрна дошла до прямого коридора и по нему — к внутренней колонне и обвивающей её лестнице. Поднялась на следующий этаж. Там она обнаружила такие же комнаты без дверей и ничего интересного, только тут были ещё прорези вроде бойниц во внешней стене. Выглянула, но снаружи пока не светлело. Эрна вернулась к лестнице… но ступени наверх были разобраны. Она растерялась. Белые маги забросили верхние этажи башни? Эрна задумалась, потом вспомнила, что ей что-то такое показалось этажом ниже…
Она спустилась. От винтовых лестниц кружилась голова. Обошла вокруг колонны и обнаружила ход внутрь. Сунулась туда. Девочке казалось, что она всю жизнь блуждает по этой проклятой башне. Она очень боялась, что от усталости подкосятся ноги, но старалась держаться. Увидела такую же лестницу, только по внутреннему краю… колодца? Было страшновато, но она полезла выше. Она же по деревьям лазить умеет! Её дядя Виль учил! А тут куда проще. Только вот мешки с едой тянули вниз всё сильнее.
Эрна полезла наверх, стараясь покрепче держаться за слишком высокие для неё перила. Она так была этим занята, что не сразу услышала шаги за спиной и оглянулась только услышав удивлённый возглас.
Обернулась и увидела несколькими витками ниже босого юношу в длинном белом балахоне. У юноши были очень удивлённые глаза. А ещё он держал в руках что-то вроде горшка с одной ручкой. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но у Эрны сдали нервы. Ничего хорошего ей встреча с белым волшебником не сулила. Надо бежать! Но куда?! На этой лестнице как на ладони! Надо скрыться с его глаз! Девочка затараторила заклинание дяди Лонгина. Что-то перепутала, поправилась, споткнулась и одним духом выпалила окончание. И только потом вспомнила, что дядя Лонгин же предупреждал…
Вместо того, чтобы залить весь колодец, тьма сгустилась в плотное облачко и полетела в сторону юноши. Тот выставил перед собой руки, послышалось знакомое потрескивание, Эрна совсем испугалась и закричала:
— Не надо!!!
Поздно.
Тьма и свет встретились.
БУМ!
Эрна завизжала и белкой взлетела на самый верх башни. Сама даже не заметила, как это получилось.
Снизу послышался сдавленный крик.
С самого верха она разглядела, что перила там, где стоял юноша, проломлены, а самого его нигде не видно.
У девочки подкосились ноги.
Он…
Он…
Нет…
— Этого не может быть, — прошептала Эрна, силясь разглядеть что-то на дне колодца. Там было так глубоко, что дна не видно. — Нет. Пожалуйста. Нет. Я не хотела!..
Но чудес не бывает.
Даже если ты волшебница.
Незнакомый юноша умер.
Она его убила.
К горлу подкатила тошнота. Эрну чуть не вырвало.
Откуда-то снизу раздались встревоженные крики. Эрна испугалась. Попадаться ни в коем случае нельзя! За такое её не то что выпорют, её там в подвале на цепь посадят! С крысами! Она поднялась по лестнице до самого верха и увидела выход на крышу, а на ней сияла маленькая белая башенка. Эрна открыла дверь, юркнула внутрь. Там пахло затхлостью и плесенью. И не было света. Она споткнулась обо что-то и чудом умудрилась не упасть. Заперла дверь (тут был засов!), на четвереньках, чтобы уже точно не падать, проползла внутрь и, наткнувшись, на что-то мягкое и вроде в углу, завернулась в это что-то и затихла.
— Иргай говорит, — рассказывала Дака, ощипывая на привале подстреленную разведчиками птицу, — эта нежить — ух! Так и зыркает! По памяти так и шпарит. У того, говорит, мало добра, ему больше нужно, а у этого много. А тому детей кормить. Ткнула в кого-то. Корова, мол, завтра сдохнет. Ему лишняя нужна! Откуда ей знать?
Врени сидела рядом и потрошила птицу. Она усмехнулась.
— Она пьёт молоко у коров и коз. Кто-то говорил, и у людей даже может. А вместе с молоком высасывает жизнь. Пожадничала, небось, после раны-то.
— Всех оделила. Проводили крестьян-то. Завизжала, крыльями обернулась и улетела. Иргай говорит, подстрелить бы её, но раз уж обещал…
— Она не опасна, — отмахнулась цирюльница.
— А вот Иргай говорит, — не унималась Дака.
Врени вздохнула.
Она давно замечала у девушки признаки этой болезни, но деваться от Даки было некуда. Они въехали в Вилтин, их встретили люди графа и забрали и добычу, и пленных. Кое-кто из наёмников говорил, мол, только мы своё добро и видели, но остальные верили Увару, а Увар верил Клосу. Сама цирюльница не знала, что и думать. Ей не заплатили обещанные десять золотых, но обещали потом заплатить намного больше. А пока, вон, кормили вместе со всеми, да и то приставили птиц потрошить на первом же привале.
— Ты не веришь?! — мотнула косами Дака.
— Верю, — снова вздохнула Врени.
— Иргай сказал, нежить всегда опасна.
— Иргай, Иргай, — проворчала цирюльница. Они всего-то на день расстались с Иргаем, а Дака только о нём и твердила, даже когда эти двое встретились и наговорились. — Замуж бы за него выходила, коли так нравится.
Дака зло сверкнула глазами.
— Выходи, выходи, — проворчала она, так ощипывая птицу, что её окружало облако. — Он тоже говорит — выходи.
Что Иргай тоже болен этой болезнью, Врени и не сомневалась.
— Так выходи, — повторила она. — Что мешает? Или родители его против?
— Ты не понимаешь! — яростно прошипела Дака. — Он тоже не понимает! Нельзя!
— Почему это? — устало вздохнула црюльница.
— Ай, ты не поймёшь. Ты чужая.
Врени пожала плечами.
Дака помолчала, но вскоре ей стало невмоготу.
— Нельзя мне, — сказала она неохотно. — Кто за меня выкуп возьмёт?
— Какой выкуп? — в самом деле не поняла цирюльница.
— Обычай, — пояснила девушка. — Я знаю, ты не думай. У вас девушка сама за себя жениху выкуп платит. У нас не так.
— Это не выкуп, а приданое, — засмеялась Врени. — Её вклад в хозяйство.
Дака пожала плечами.
— А Фатей как же? — продолжала она делиться наболевшим.
— А что Фатей? — запуталась цирюльница. — Не ему же замуж идти.
Дака хрипло рассмеялась.
— Не обижай Фатея, не надо. По нашему обычаю, если я замуж пойду, ему в чужой шатёр идти, в чужой род входить. Наш род прекратится. Кто отцовский лук возьмёт? Кому отец меч передаст?
— А… — неопределённо потянула цирюльница. Дурацкие какие-то обычаи у этих людей.
— Мужчина должен выкуп принять! — зло мотнула косами Дака. — В моём роду есть мужчина! Фатей вырастет, выкуп возьмёт! А сейчас нельзя!
— Да будет ли Иргай столько ждать? — поразилась Врени. До мужчины мальчишке было ещё расти и расти.
— Пусть уходит, не заплачу! — сверкнула глазами Дака. В этом Врени не сомневалась. Заплакать не заплачет, а вот любую девушку, слишком близко подошедшую к её Иргаю, может и зарезать.
— Ну, а другие ваши что? — подумав, поинтересовалась цирюльница. — Им тоже замуж нельзя?
— Почему? — удивилась Дака. — Им можно. Они выбирают.
— Они же без мужчин здесь.
Дака пожала плечами.
— Дома род остался. А они — нет. Их род теперь с нами. Теперь Увар их старший. Их же в степи схватили. Увар отбил. Он как отец им.
Врени послышалась нотка пренебрежения в голосе девушки, когда та говорила, что других схватили в степи.
— Тебя бы, небось, не схватили, — неодобрительно произнесла цирюльница.
Дака мотнула головой.
— Ха! Да если я на своей кобылке поскачу, тот всадник не родился, чтобы меня поймать в степи! — хвастливо заявила она.
От костра упала чёрная тень. Дака и Врени подняли головы. Иргай что-то сказал — как показалось цирюльнице, не на своём языке, а на родном для Даки.
Девушка вскочила, мотнула головой так, что косы хлестнули и её, и Иргая. Что-то ответила, тот возразил, тогда она закричала уже понятней:
— Ах вот ты как?! Уходи отсюда! И не приходи больше, слышишь?! Уходи! Не надо мне тебя!
Играй пожал плечами, повернулся и в самом деле пошёл прочь.
— И Фатею скажу, чтобы за тобой не ходил! — прокричала ему вслед девушка. — Не надо нам тебя, слышишь?!
Она села обратно и с новой яростью набросилась на птицу. В глазах девушки стояли злые слёзы. Расспрашивать её Врени не рискнула.
На следующем вечернем привале Увар напился вдрызг. Это было странно и ни на что не похоже. Наёмники косились на вожака и неодобрительно переговаривались, но прямо ему пока ничего не говорили. Он шатался по лагерю, невнятно на что-то жалуясь, мешая всем работать, пока не наткнулся на Клоса. Рыцарь толкнул наёмника к своей палатке, клятвенно заверив, что обязательно его выслушает, и принялся сам расставлять караулы.
— Сейчас поход! — прошептала цирюльнице Дака. Сегодня была не их очередь заниматься готовкой, поэтому после того, как шатры были поставлены, раненые перевязаны, они могли отдыхать. — Он никогда так в походе не делал!
Врени пожала плечами. Что она могла сказать? Они отошли в сторону от лагеря и все встречные караульные провожали их внимательными взглядами. Далеко они не отходили, держались на виду, но Врени и этому радовалась. Ей никогда прежде не приходилось слышать в свой адрес «а если с тобой что-то случится» и сейчас это не слишком радовало.
— Не нравится мне всё это, — бросила цирюльница, имея в виду не Увара, а весь поход. — Зачем было Дитлин захватывать? Чего Клосу не сиделось?
— Чем плохо? — удивилась Дака. — Они же его обидели крепко. Он отомстил. Добычу взяли. Себя испытали. Хорошо!
— А теперь его союзники с братьями-заступниками большую войну начали, — не унималась Врени.
— Большая война — много добычи, — рассудила Дака.
— Или много смертей, — мрачно буркнула цирюльница.
— А ты вечно жить собралась? — удивилась девушка.
— Умирать на войне не хочется.
— Тогда побеждать будем, — засмеялась Дака.
Хрустнула ветка. Дака резко повернулась. Позади стоял Иргай.
— А, — сказала девушка и крепко взяла Врени за руку. — Пойдём. Никого там нет. Показалось.
— Ага, показалось, — закатила глаза цирюльница.
— Нечего одним по лесу ходить, — веско проговорил Иргай.
— Шумно стало, — сказала Дака. — Птицы тут громкие.
Цирюльницу внезапно осенило.
Она заставила Даку повернуться к Иргаю и толкнула к юноше.
— Не время сейчас ссориться, — буркнула цирюльница. — Поговорите как люди.
Дака вспыхнула и хотела возразить, но Иргай поймал её за руку.
Девушка мотнула головой, но промолчала, опустив взгляд. Врени мысленно вознесла хвалу Освободителю.
— А ты не ходи одна, — не забыл о цирюльнице Иргай. — В лагерь иди.
— Пойду-пойду, — не стала спорить Врени.
Иргай, не выпуская руки Даки, довёл цирюльницу до лагеря, но дальше они следить за ней не стали. Врени на это и рассчитывала. Дака никогда бы не дала цирюльнице подобраться к палатке Клоса и узнать всё-таки, почему Увар напился посреди похода.
— Что ты такое мелешь, — сердился Клос. — Какой Лотарин, что ты там забыл?
— Тес-тя, — заплетающимся языком отвечал наёмник. — Те-е-ес-тя. П-па-ас-ку-ду. Как он меня! Эх! Агнет-ту босой выгнал! Мне всы… всыпать велел! Эх!
— Какое всыпать? — разозлился Клос. — Какая ещё Агнета?
— Жена моя, — неожиданно внятно пояснил наёмник. — Дочь его. Старшая. Вот, решил за приданным наведаться.
— И как? — уточнил рыцарь. — Получил приданое?
— Да разве ж с него допросишься? Честить меня начал. Я-де и разбойник, я-де и подлец, я-де… Я стерпел. Но как он до Агнеты добрался… детишек наших уб… ублюдками назвал… Вот тут я не стерпел! Эх, вот уж и не стерпел я!
— И зачем было так напиваться в походе? — брезгливо спросил Клос.
— Так я всё думаю, — задушевно признался Увар, — Агнета не заплачет ли? Ж-ж-жен… жен-щи-ны — они же т-та-кие… а он ей отец. Был.
— Был?!
— Так я же убил его, — объяснил наёмник. — Мы с ребятами его халупу быстро взяли. Уж полегче, чем Дитлин. Я с ним по-хорошему. А он?! Я-то ду-у-умал, раз он им грамоты дал, так признает. Приданое бы отдал по-хорошему.
— Кому дал грамоты? — устало спросил Клос.
— Дочкам своим. Агнете да Бертильде, невестке моей. Написал честь по чести. Что не какие-нибудь, а рыцарские дочери. И дети их — тоже.
— Знакомое имя, — усмехнулся Клос. — Бертильда. Братец Арне мой какой-то Бертильде стихи посвящал.
— Так это ж она! — обрадовался Увар. — Невестка моя. Её ж папаша следом за сестрицей выгнал, когда она в возраст вошла. Приданое не хотел отдавать. Паскуда.
— Погоди, — насторожился Клос. — Начни сначала.
— Тесть мой, — более или менее внятно пояснил Увар. — Рыцарь Крипп цур Лотарин. Мы с ребятами к нему наведались. А он моих детей…
— И ты его убил, — медленно произнёс Клос.
— Да мы там немного погорячились, — сознался наёмник.
— И ты всех в Лотарине убил? — ещё медленней спросил Клос.
— Да кого там убивать-то, — отмахнулся Увар. — Всех кнехтов у тестюшки — десятка не наберётся. А бабы…
— Ты их?..
— Да пальцем не тронул! — обиделся Увар. — Агнета б никогда не простила. Да и помню я их, ещё молоденькими.
— То есть ты захватил замок рыцаря цур Лотарина и убил его самого и его людей? — мрачно подытожил Клос.
— Так он мою жену!.. — возмутился Увар. — Детей моих!..
Клос что-то прорычал.
— Если б не война, — бросил он, — ты б нас этим в дерьме измазал, мститель!
— Так он детей моих!..
— Молчи уж. Или ещё не всё сказал?
— Баб мы зашугали, — рассудительно произнёс наёмник. — Тёщенька у родни какой-то была. Нас никто и не узнал бы. Из живых. Только вот мальчишка сбежал.
— Какой мальчишка?
— Так сын. Шурин мой, значит. У этого паскудника сын был. У меня старший чуть младше. Рука дрогнула, а он дёру. Лошадь увёл.
Клос что-то невнятно прорычал.
— Далеко не уйдёт, — успокоил его Увар. — Он на Серую пустошь с перепугу ломанулся. Не утонет в болоте, так ведьмы защекочут.
Клос выругался и шагнул к выходу из шатра. Врени отступила в ночь. Сделала несколько шагов, потом повернулась и пошла в другую сторону. Она ничего не подслушивала. Её это не касается.
Тем более, что её и правда это всё не касалось.
Какой-то убитый рыцарь, сбежавший мальчишка… Бертильда… Арне… хм. Арне — это, кажется, тот рыцарь, который стал оборотнем. А Бертильда — так, небось, ведьма Магда. Говорили на встречах, что она не из простых.
— Ты почему потерялась? — выскочила на неё маленькая Канит, самая младшая дочь Харлана. — Иргай сейчас петь будет. Дака сказала, тебя искать. Без тебя нельзя.
— Почему без меня нельзя? — не поняла цирюльница.
— Ты не слышала! — пояснила девочка.
Понятней не стало. Цирюльница покорно пошла за девочкой к костру.
Наёмники подвинулись, давая ей место. Кто-то сунул цирюльнице в руки кружку с дымящимся отваром трав. Она пригубила. Дака сидела поодаль и щёки её в свете костра казались алыми. Иргай как раз поднялся со своего места и запел. Голос его был неожиданно высокий и дребезжащий.
Рядом с Врени кто-то шевельнулся и она увидела Фатея. Мальчик вытянул шею, пожирая певца жадными глазами.
— Он поёт о древней славе, — неожиданно сказал он.
— А почему так… странно? — спросил рядом голос Клоса. Врени выругалась про себя: она не услышала, как подошёл рыцарь.
— Это песни моего народа, — объяснил мальчик.
— Твоего? — уточнил Клос. Перевёл взгляд с певца на мальчишку. — Так вы с ним разные народы?
— Разные, — нетерпеливо сказал Фатей. — Сегодня он поёт для Сагилла. На нашем языке.
— Для кого?
— Брат… — мальчишка задумался.
— Побратим его, — подсказал один из наёмников, сидящий с другой стороны от рыцаря. — Названный брат. И родной брат вот этого вот.
Он протянул руку мимо Клоса и хлопнул мальчишку по плечу. Тот аж присел от удара.
— Слушай его, рыцарь, — продолжил наёмник. — Фатей переведёт, как всё было.
Кто-то шикнул. Врени передала дальше кружку. Мальчишка отпил и запросто передал рыцарю. Тот от неожиданности принял кружку и тоже отпил.
В наступившей тишине голос Иргая, звенящий над костром, будоражил и неожиданно брал за душу.
— Он поёт, — тихо сказал Фатей, — о бое у переправы. Враги окружили наших воинов. Свистели стрелы. Но храбрый…
Он на одном дыхании выговорил какое-то совершенно непроизносимое имя и продолжил рассказ о славных подвигах героя. История оказалась грустной: в конце храбрый как-его-там погиб, прикрывая в бою товарища.
Безо всякой паузы Иргай начал новую песню. Фатей, раскрасневшийся не меньше сестры, продолжил переводить для рыцаря. Особым разнообразием песни не отличались. Другой герой погиб, когда защищали какую-то крепость. Подвиг оказался напрасен: воинов предал трусливый начальник. Третий герой спасал коня. Чуть веселее оказалась песня про то, как налетели на какой-то город, сожгли дома, разграбили и увели в рабство женщин и детей. Потом Иргай замолчал. Выдержав паузу, он гортанно выкрикнул:
— Сагилл! Сагилл!
— Он зовёт брата, чтобы тот пришёл и услышал, — объяснил Фатей. — Он побратим, он не может не прийти. Год прошёл. Можно по имени звать.
Иргай запел громче прежнего. Видно было, что он вкладывает в своё странноватое пение душу. Наёмники, видимо, понимали этот язык, потому что принялись кивать, явно в самых захватывающих моментах истории.
— Мы ехали мимо деревни, — уже не переводил, а рассказывал мальчик. — Весь отряд. Там было мало людей. Дорога большая. Заехали. Было пусто. Большая деревня. Не было никого. Старушка. Поговорили. Показала дорогу. Короче. Лучше. Не поверили. Тогда — колдуны. Страшно было. Град с неба. Стрелы на лету гнили. Ветер. Крики. Туман. Отовсюду смерть. Сагилл один нашёл. Не обманулся. Дрался. Победил. Никто не видел. Один. Умер во тьме. Чары спали. Сагилл храбрец. Сагилла всегда будут помнить.
Дака вдруг дико вскрикнула. Она вскочила, рванула свои длинные косы и завопила:
— Сагилл! Ой, Сагилл!
С этим криком она ничком повалилась на землю и принялась кататься по ней, причитая, вскрикивая и раздирая на себе одежду. Другие девушки будто только этого и ждали. Они тоже схватили себя за волосы и подхватили плач и вой Даки. Наёмники смотрели на это безо всяких чувств. Не было ни раздражения, ни беспокойства, ни сочувствия. Будто такие вот картины в порядке вещей. Врени в смущении поднялась и шагнула к Даке. Это же надо так себя довести! Приступ какой-то. Чем теперь её отпаивать?.. Но цирюльницу остановила матушка Абистея.
— Оставь их, — посоветовала женщина. — Так по их обычаю полагается. Поплачут и успокоятся.
— Это она от горя так? — ляпнула Врени. Матушка Абистея хмыкнула и сделала цирюльнице знак отойти вслед за ней от костра. Наёмники тоже расходились, аккуратно обходя катающихся по земле девушек.
— От горя, — невесело усмехнулась матушка Абистея, неодобрительно качая головой. — И по обряду. И от злости.
— От злости? — запуталась Врени.
— А ты думаешь, она по брату так убивается? Она его и не знала почти. Он мальчишкой ещё к нам прибился. А она с родителями росла. Моложе его.
— Объясни, — предложила цирюльница, недовольная недомолвками собеседницы.
— А чего там, — махнула рукой Абистея. — Она хотела, чтобы Сагилл собрал свой отряд, вернулся в их родной стан и всех её обидчиков наказал.
Она посмотрела на всё ещё плохо понимающую её цирюльницу и пояснила:
— Убил их всех, и мужчин, и женщин, а детей в рабство продал за море подальше. Чтобы и памяти от их племени не осталось.
Врени стало не по себе. Она по-другому посмотрела на воющую от горя девушку.
— Отряда у Сагилла не было, — продолжила матушка Абистея, — а не то бы его сестра или задразнила или зарезалась бы от злости, если б не поехал. А Увар сказал, наш отряд не станет всё племя убивать. Потом нам бы в степи жизни не было. А куда они против старшего? Вот Дака и растит Фатея. Она ему и сестра старшая, и жизнь в степи спасла. Теперь вместо матери. Думает, вырастет Фатей, она его и заставит отомстить. Отряд не соберёт — вдвоём поедут.
— А Фатей знает?! — ахнула Врени.
— А куда ему деваться? Знает. Что он против старшей сестры скажет?
— А когда вырастет? Дака же говорила, он за неё должен выкуп принять. Он главнее-то не станет?
— Она ему мать заменила, — строго пояснила Абистея. — Пока замуж не выйдет, будет его старше. Хоть до самой старости. Думаешь, ей хочется замуж? Жена мужа должна слушаться. Муж скажет — нет, она и не поедет никуда.
— А ты не хочешь, чтобы на ней Иргай женился? — заинтересовалась Врени.
— Почему не хочу? Хочу. Хорошая жена будет. Иргай сразу предлагал, как Сагилла отплакали. А она сказала, если их род умрёт, она зарежется. Тогда ведь мстить-то вроде как и не за что будет, если рода, которому обиду нанесли, не будет. Увар предлагал… — матушка Абистея махнула рукой, не договорив. — А Иргай сказал, ему такая строптивая невеста не нужна. Так год и ходят, друг на друга не глядят, весь отряд смеётся. Кабы он не так добр был бы, давно б…
Она снова махнула рукой.
— Да и молод пока. Своего шатра нет, своей доли в добыче. Куда ему спешить? Пусть тешатся.
Врени могла бы назвать много других слов, которые подходили Иргаю больше, чем «добр». Но всякая мать, наверное, видит своего сына самым лучшим, чего тут спорить?
— А тебе нужна такая невестка?
Абистея не поняла её и Врени поправилась:
— Дочь тебе такая зачем?
— Хорошая жена Иргаю будет. Мать его детям будет хорошая. Молоды только больно. А что строптивая, так у них в племени все девки бешеные.
Она помолчала и веско добавила:
— Вон в город тот приедем, Сетор, так гляди. Дела не будет, Дака удерёт и дома пожжёт в той деревне, где её брата обидели. До смерти не забудет и не простит. Хоть сейчас, хоть через сто лет, а отомстит. Они там все такие. У моей матери брат на такой женился. Знаю я их породу.
Врени поёжилась. Она таких людей не понимала и не принимала.
Матушка Абистея отвернулась от неё и пошла к всё ещё рыдающим девушкам. Наклонилась, что-то сказала. Дака как кошка вскочила на ноги. В свете затухающего костра блеснули на щеках дорожки слёз. Остальные девушки тоже встали.
— Спать иди, спать, — уже на понятном Врени языке проворчала матушка Абистея. — Наплакались.
Никто не спорил. Девушки разошлись.
— Завтра остальных поминать будем, — сказала Абистея цирюльнице.
— Остальных? — не поняла Врени.
— Думаешь, в том бою один Сагилл погиб? — хмыкнула матушка. — Обычаи у нас разные.
— А откуда Иргай так их обычаи знает? — заинтересовалась Врени.
— А почему бы ему не знать, если они с Сагиллом братались, и в племени он жил, только в другом, не в том, где Дака родилась. Всё он знает. А чего не знает, так по нашему обычаю сделает. Ты тоже спать иди. Завтра в седло до рассвета сядем.
В Сетор они въехали через день после поминания Сагилла. Врени зевала и чувствовала себя неважно: накануне наёмники поминали остальных погибших в том бою, почему-то тоже не как в Тафелоне принято, а по обычаю народа Харлана и матушки Абистеи. Может, из уважения к ним, может, привыкли за семь-то лет, а, может, им показалось, что так красивей. Врени особенно запомнилась диковинная не то пляска, не то пьяная драка, которую они устроили. А, ну, ещё как довольно-таки щуплый на вид Увар схватился с наёмником вдвое крупнее себя. Видно, хотел восстановить авторитет в отряде. Причём ещё умудрился победить, хотя Врени не очень поняла, как. Впрочем, матушка Абистея вскоре объявила, что женщинам нечего делать на этих поминках, мол, посидели — и хватит, — и всех разогнала. Судя по свежим лицам остальных женщин, они-то уснули. А цирюльнице очень мешали песни наёмников на всё том же языке Харлана и его семьи. Сначала воинственные, потом грустные, потом снова воинственные, а потом, судя по хохоту, и вовсе похабные.
Врени с отвращением посмотрела на наёмников. Они гуляли до поздней ночи, но лица у них были до отвращения свежие. Ей, конечно, всякое приходилось переживать, случалось и по две ночи не спать, но радости это никогда не доставляло.
А теперь они въезжали в Сетор.
Дорога была непривычной и неприятной: лес вокруг вырубили, ров, ещё недавно заваленный всякой дрянью, расширили и углубили, оставив всего один проход к воротам.
Наёмники были спокойны: они всегда отправляли вперёд разведчиков и теперь знали, что врагов вблизи города нет. Остальное пока было неважно, даже повешенные на стенах люди, на которых, кажется, никто, кроме цирюльницы, не обратил внимания. Город распахнул перед ними ворота и теперь отряд по-хозяйски въезжал на мостовую Сетора. Дака по-детски ахнула, разглядев каменные дома, довольно высокие в этой части города, и возвышающиеся вдали шпили собора.
— Что это? — спросила она цирюльницу, показывая рукой.
— Это? — мельком взглянула Врени. — Это… ох… Храм Заступника. Понимаешь?
— Здесь живёт ваш бог? — спросила Дака.
Цирюльница оторопела.
— Нет, это не… он тут не живёт. К нему тут взывают.
— А-а-а, — закивала Дака, как зачарованная высматривая шпили храма. — Хорошо. Давай туда сходим? Или туда женщинам нельзя?
— Почему нельзя? — удивилась Врени. — Можно. Хочешь — пойдём.
— А что?.. — начала было Дака, но тут оказалось, что Иргай умудрился протиснуться мимо своих товарищей по узкой улице, где едва могли проехать два всадника, и сейчас знаком приказывал Врени выехать вперёд, уступив ему место возле Даки. Цирюльница пожала плечами и послушалась. Иргай принялся что-то говорить девушке на своём языке.
Впереди улица расширялась и Врени смогла перебраться ближе к голове отряда. Горожан, видимо, разогнали заранее, потому что им никто не встречался… пока они не добрались до перекрёстка, где их ждали две всадницы с небольшим пешим отрядом за спиной. Кто-то из наёмников зашептался, осенил себя священным знаком, разглядев во второй, которая была выше и худее, недавнюю гостью в Дитлине. Дамы были одеты в чёрное с серебром, головы их венчали островерхие эннены, с которых свешивались паутинно-тонкие вуали. У Веймы чёрная, у Норы — серебристая.
Клос спешился, подошёл к всадницам и помог спешиться жене. Супруги обменялись приветственным поцелуем. Вейма помедлила, тоже спрыгнула на землю и взяла под уздцы обеих лошадей.
— Что в городе? — деловито спросил Клос. Нора цеплялась за его руку и восторженно улыбалась ему.
— Пока спокойно, — сказала она. — Особенно когда повесили тех людей, которые на нас нападали, и кой-какой сброд.
Клос понимающе кивнул.
— Кто остался?
— Барон цур Ерсин, — пожала плечами Нора. — С ним почти все его кнехты. Твой отец защищает баронство Ерсин. Баронесса цур Кертиан обещала прикрыть Фирмин. Вир отправился туда. В городе ещё осталось два отряда аллгеймайнов и стражники Сетора. Ну, и, конечно, городское ополчение. Марила, моя дура, позвала своего брата, оказывается, хороший мастер. Это он… ах, да, тебя не звали… Словом, он делал стенобитные орудия, их показывали на турнире в первый день. Говорит, может на стены поставить.
Клос кивнул.
— Это все новости? — спросил он. Нора покачала головой.
— Мы посылали людей на разведку в Лабаниан. Они говорят… ещё три дня у нас есть. Потом… как решит граф.
Её голос дрогнул.
— Вернулись… не все.
— Погибли или захвачены? — быстро спросил Клос.
— Погибли, — отозвалась Нора.
— Тогда не так плохо. Что с запасами?
Нора покраснела.
— Я плохо в этом понимаю. Вейма говорит, хватит на полгода, если понадобится.
Клос покосился на вампиршу. Та кивнула.
— С водой не слишком хорошо, — сказала она. — Река снаружи города. Колодцев, правда, хватает… Хлеб в амбарах…
Врени их понимала. Она могла бы, прогулявшись по городу, высыпать в колодцы немножко своего порошка и оставить город без воды. Или поднести лучину к амбару. Так просто… Интересно, сколько заплатили бы за эту маленькую услугу граф цур Лабаниан и братья-заступники? Впрочем, Врени хорошо знала эту породу. От них ничего лучше петли на шее ждать не приходилось.
— Где нам разместиться? — спросил Клос.
— Вам оставили дом графа цур Дитлина, — хмуро усмехнулась Нора. — Раз уж ты захватил графство… Там достаточно места для твоего отряда, большие конюшни, а рядом ещё есть городские. Поместитесь все.
Клос снова кивнул.
— Ты поедешь со мной, — не то сказал, не то спросил он.
Нора вскинула на него удивлённый взгляд.
— Ты моя жена, — с нажимом сказал он. — Ты должна поселиться со мной под одной крышей.
Нора помедлила и склонила свою увенчанную энненом голову.
— Ваша милость! — окликнула её вампирша. Клос повернулся к Вейме одновременно с женой.
— Называй её «ваша светлость», — приказал он.
— Но я не… — запротестовала баронесса. Вейма сообразила быстрее. Её глаза блеснули.
— Как прикажете, — поклонилась она. — Ваша светлость, что прикажете относительно свиты?
Нора задумалась.
— Нет, пожалуй, оставайтесь в доме Фирмина. Пришли мне служанку в дом Дитлина… двух служанок — и этого хватит.
— Будет исполнено, ваша светлость, — снова поклонилась вампирша, вскочила в седло и поскакала на северо-запад — туда, где над берегом реки возвышались дома-крепости баронов. Клос помог жене взобраться на её лошадь и сам тоже сел в седло. Прозвучала команда отряду двигаться дальше.
К Врени подъехал Иргай.
— Кто это? — отрывисто спросил он, кивая на идущую впереди серую в яблоках лошадку Норы.
— Её милость Нора, баронесса цур Фирмин, — ответила цирюльница. — Жена Клоса. Пока он не заварил кашу в Дитлине, была вроде как главная среди баронов.
— Она? — хмыкнул юноша с явным презрением в голосе.
— Её отец оставил править, когда уехал воевать в святые земли, — пояснила Врени. — Он, говорят, хороший вояка… если ты об этом.
Но Иргая, как выяснилось, интересовало совсем другое.
— Что за тряпки у них на головах? — спросил он. — У Норы и нежити?
— Шёлк, — удивилась вопросу Врени.
— Шёлк не такой.
Цирюльница припомнила цветастые юбки Даки и других девушек. Ну да, их материал был гораздо плотнее, чем вуали знатных женщин.
— Этот дороже, — пояснила Врени. — Намного.
Иргай кивнул сам себе. Цирюльница перехватила его взгляд и насторожилась.
— Ты же не собираешься убивать Вейму ради шарфа? — спросила она. Иргай недобро усмехнулся.
— Не из-за шарфа, — ответил он и принялся заворачивать свою лошадь, чтобы вернуться к Даке. — Мне чёрный не нужен.
Дом графа цур Дитлина был куда больше дома Фирмина. На улицу выходил только мрачный фасад, мелкие окна которого начинались под самым потолком третьего этажа. Всей красоты — только выбитый над входом золотой дракон — герб графа цур Дитлина. Перед наёмниками открылись тяжёлые ворота, ведущие во внутренний двор. Там всё выглядело по-другому. Дом представлял собой замкнутый квадрат. Во двор он смотрел колоннами, поддерживающими этажи галерей. От реки под землёй были ещё в древности проложены трубы и поэтому во дворе бил фонтан, украшенный мраморной рыбой.
Наёмники при входе в дом разделились. Часть занялась лошадьми, часть вместе с Клосом прошла на третий этаж, женщины занялись комнатами и кухней, а детей под присмотром девушек отправили на второй этаж, чтобы не путались у взрослых под ногами.
Дети выбежали на галерею и с открытыми ртами смотрели на двор, на фонтан, на колонны и на приткнувшуюся в углу домовую церковь, чем-то напоминающую городской собор. Такое же летящее каменное кружево и шпили, только маленькие, до второго этажа.
— Это что? — потянула цирюльницу за собой Дака.
— Храм Заступника, — отозвалась Врени. — Маленький, для дома.
— О-о-о! — восхитилась девушка. — Ты мне покажешь?
Врени передёрнула плечами. Только этого ей и не хватало.
— Пусть другой кто с тобой сходит, — предложила она уклончиво.
Наглазевшись на двор, дети вернулись в дом. Тут тоже было на что посмотреть. Комната за комнатой, какие с широкими дверями, какие и вовсе без дверей, на стенах парадные золочёные доспехи, пол с мраморной мозаикой, резная мебель, на стенах шпалеры со сложными сюжетами легенд и баллад, кое-где на потолке мозаика в виде всё того же золотого дракона. Дом Фирмина, несомненно, был попроще. Дети так и таращились с открытыми ртами, пока Васса, младшая сестра Иргая, не подкралась к Фатею и не сорвала у него с головы шапку. Тот возмущённо взвыл и бросился за девочкой, она, дразнясь, побежала от него — дальше и дальше, по переходящим друг в друга комнатам, которые так и манили бесконечностью переходов.
Приставленные к детям девушки, смеясь и ругаясь, побежали за ними.
Врени полюбовалась исчезающими впереди косами Даки и тихонько спустилась вниз. Вляпываться в войну она не подписывалась. До прихода братьев-заступников времени хватает. Надо переодеться и уйти. Решить бы только, куда. На север, наверное. Да, на восток, в Вибк, а от него на север. Война, небось, пойдёт по югу да по востоку страны, на северо-западе её не затронет. А, может, вовсе уйти на Нагбарию? Каркать, правда, она не умеет, да и люди там странные.
Одно понятно — уходить надо да поскорее.
Цирюльница посмотрела на стражников у входа. Выпустят? Или начнутся расспросы? Пришла сюда с Уваром, лекарь опять же. Врени усмехнулась. Она вышла во двор и прошла в конюшню. Сказать, что ли, ребятам, что это — самое слабое место их обороны? А ну как враги и сюда прорвутся? Через эту конюшню что войти, что выйти — любой дурак сможет.
У самого выхода оказалось, что любой дурак не знал Иргая с его отвратительной манерой появляться, когда он меньше всего нужен.
— Ты куда? — грубо спросил он, хватая цирюльницу за руку.
— Прогуляться, — в тон ему ответила Врени.
Юноша смерил цирюльницу подозрительным взглядом. Врени стряхнула его руку и отвернулась. До двери оставался один шаг, а там посмотрим, поймает ли её этот мальчишка в лабиринте городских улиц.
— Погоди, — смягчился Иргай. — Даку дождёмся — вместе пойдём.
— С Дакой в другой раз, — отмахнулась цирюльница. — Дай мне одной побыть.
Она бы, может, и вывернулась, но тут прибежала Дака.
— Ты гулять? — просияла она, о чём-то перемигнувшись с Иргаем. — Пойдём, покажешь мне город.
— Я не… — начала было Врени, но заметила, как подобрался Иргай. — Хорошо, пойдём.
— Жди! — потребовал Иргай и мгновенно исчез.
— Некогда мне ждать, — огрызнулась цирюльница, но Иргай почти сразу вернулся, вооружённый своим кривым клинком и сложным луком.
— Пойдём, — сказал он хмуро. Врени закатила глаза. Только этого ей не хватало!
Сетор выглядел… как обычно. И не как обычно. Возле домов баронов и так людей немного было, а там, дальше в город… то и дело попадались крестьяне. На первой же площади стояли наспех сколоченные амбары. Никто не слонялся без дела. Пару раз они натыкались на патрулирующих город стражников, но спокойное «люди рыцаря Клоса» помогало пройти мимо без лишних вопросов. Простые люди на Врени с её спутниками косились, но старались не вглядываться и пробегали мимо, особенно если Иргай отвечал встречным подозрительным взглядом. Зато Дака веселилась как ребёнок. Её всё радовало — и каменная мостовая, и непривычно высокие дома, и непредсказуемые извивы улиц. Иргай заметно разрывался между тем, чтобы следить за безопасностью девушки и тем, чтобы караулить Врени. Цирюльница задумалась. Надо было избавиться от докучливых спутников. Самый простой вариант не подходил — по многим причинам. Но есть и другой.
За этими мыслями она чуть не пропустила крик «Поберегись!», раздавшийся сверху. В последний момент она схватила Даку за руку и прижала к стене — из окна над ними выплеснули помои. Иргай с кошачьей ловкостью отскочил сам.
— Не обращай внимания, — на всякий случай сказала Врени. — Нас же предупредили. Тут такой обычай, так что не зевайте.
Дака и Иргай обменялись быстрыми фразами, которые не стали переводить.
— Пойдём, — потянула цирюльницу за рукав девушка. — Дальше пойдём. В храм пойдём.
— Нет, — решительно ответила цирюльница. — Сейчас в храм не пойдём. На рынок пойдём.
Иргай и Дака снова переглянулись. Иргай кивнул.
— Хорошо, — согласилась Дака. — На рынок пойдём.
Едва ли не приплясывая, она двинулась дальше. Врени вздохнула. Нет, просто это не будет.
Рынок был неожиданно шумным. Мясом, конечно, торговали не здесь, а вот хлеб, репу найти было можно — как и кузнеца, горшечника, медника и других торговцев и ремесленников. В праздничный день здесь выступали бродячие жонглёры, но сегодня, конечно, людям было не до того. Врени постаралась забыть о своих спутниках и пошла по рядам, прицениваясь то к одному, то к другому, перебрасываясь с торговцами двумя словами. Настроение в городе было боевое, очень ждали подкрепление, которое позволит отогнать зарвавшихся монахов от стен. Врени хмыкнула. Подкрепление-то пришло, но хватит ли его? У монахов было время подготовиться и собраться. Даже странно, что все так беспечны.
Иргай сначала ходил по пятам за Врени, но потом наткнулся на лавочку, в которой люди Братства Помощи продавали вещи, которые были оставлены их должниками в залог, да не смогли забрать. Вернее, наткнулась Дака и её громкое «О-о-о!» решило дело. Иргай заглянул внутрь и решительно ткнул пальцем. Выслушал ответ и знаком предложил Врени подойти ближе.
Цирюльница тоже заглянула. За прилавком на стене висели богатые плащи, платки, драгоценные пояса. Но Иргай ткнул, конечно, в белую с золотыми зёрнышками паутинку — заложенную какой-то знатной дамой вуаль.
— Спроси, что он хочет, — потребовал он. — Я куплю.
Торговец покачал головой.
— Я не знаю, из каких краёв приехало это чудо, но у него столько нет. Уходите-ка, не пугайте народ.
— Плохой купец, — нахмурился Иргай. — За что гонишь?
— Скажи ему, — вздохнула Врени.
Торговец пожал плечами и назвал цену. Цирюльница присвистнула и повернулась. Позади звякнуло. Торговец схватил деньги так быстро, что Врени едва успела их разглядеть, но это были хларские эскью, которыми богачи расплачивались и в Тафелоне, не имевшем собственного монетного двора.
Дака увивалась у дверей лавки, но Иргай убрал вуаль за пазуху и вышел с независимым видом. Девушка вгляделась в его лицо, на котором не отражалось ровным счётом ничего, и отвернулась.
Вскоре она нашла кое-что даже поинтересней вуали — на рынке продавались жареные пирожки. Запах у них был умопомрачительный, особенно если учесть, что позавтракали они довольно скудно. Врени тоже заглянула внутрь. В глубине лавки жена хозяина сама лепила и жарила пирожки, так что в их свежести сомневаться не приходилось. Дака остановилась, принюхалась.
— За два медяка отдам, — посулил пирожник. — Такой красавице пять за десять продам.
Врени хмыкнула. У пирожника губа не дура. Дака отвернулась от лавки. Иргай подошёл, что-то прикинул и швырнул пирожнику монету. Опять золотую. Других не было, что ли?..
— Все давай, — приказал юноша. Подошёл к Даке и протянул ей один пирожок. Девушка заулыбалась, кивнула, взяла пирожок и разломила пополам. — Для Фатея, да?
Дака засмеялась.
— Ешь целиком, — приказал Иргай. — Я на всех взял. Всем детям хватит и подружкам твоим.
Дака снова засмеялась и с жадностью вцепилась в пирожок. Иргай подумал и пихнул пирожок Врени. Цирюльница вздрогнула.
— Ешь, — приказал ей Иргай. Врени пожала плечами. Пирожок пах вкусно, а она в самом деле проголодалась.
— Спасибо, — ответила она, но юноша её уже не слушал.
Доев пирожок, цирюльница оглянулась. Она не наелась. Приметив лавку, где молочница продавала сыры и простоквашу, подошла ближе, положила на прилавок три медяка. Молочница протянула ей стакан простокваши. Врени благодарно кивнула.
— Это что с тобой за страхолюдины? — спросила молочница. Цирюльница засмеялась.
— Люди Увара. Слышала про его отряд? Их господин Клос нанял, сюда привёл.
— Что, и девушку? — неодобрительно покачала головой молочница. Врени снова засмеялась.
— Невеста его, — пояснила она, кивая на Иргая.
— Да многих ли привёл господин Клос? — спросила молочница. Врени хмыкнула. Такие сведения стоили денег, трепать на рынке их было глупо. Впрочем, торговка, кажется, просто любопытствовала… а, может, хотела понять, сможет ли город отбиться.
— Да уж порядочно, — неопределённо отозвалась цирюльница.
Молочница покачала головой.
— Что творится-то, а? — посетовала она. — Бароны ссорятся, монахи за оружие берутся. А страдает кто? Простой народ страдает!
— Братья-заступники никогда оружия и не опускали, — заметила Врени.
Молочница горестно поддакнула.
— Граф-то цур Лабаниан сказал, будто его здесь убить хотят, — поделилась она. — Людей своих собрал и уехал. А братья-заступники-то, слыхала?
— Я была далеко, — отозвалась Врени.
— Братья-заступники под городом так и рыщут! — рассказала молочница. — На деревни налетают, грабят людей, грозятся. Недавно люди барона-то цур Ерсина приехали, по пути деревню отбили. Кто-то в город переехал с припасами, а кого-то и не взяли. Да и здесь тоже. Пытались цены на хлеб задирать. Её милость-то, баронесса молодая. Ох, и злющая она! Но рассудила по справедливости. Разбойников-то этих велела повесить. Сынок мой в ополчение пошёл, день-деньской теперь…
Врени кто-то хлопнул по плечу. Она резко обернулась, не слушая больше болтовню молочницы. Надо же, как люди в победу верят.
— Вот уж не ждал тебя здесь встретить, Большеногая!
Перед ней стоял ражий детина со смутно знакомой рожей и нашивкой цеха цирюльников на рукаве. В прошлый раз у него в руках была дубинка.
— И тебе привет, — хмуро ответила цирюльница. — Хорошо, небось, дела идут? Вон какую рожу отъел.
Детина засмеялся.
— Хорошо — не хорошо, а только нас город нанимает, слыхала? Вперёд заплатили.
— Ещё бы, — «сочувственно» покивала Врени. — Мёртвым деньги не нужны.
— Да ты никак думаешь, братья-заступники город возьмут, — заухмылялся детина.
— Пусть господа думают, — пожала плечами Врени. Она знала, пусть и примерно, сколько человек в монастыре в Лабаниане и сколько людей у графа под рукой. Защитникам Сетора столько не собрать, а стены… что стены? Врени даже знала, где через них можно перебраться без всяких лестниц.
— Ты никак на ссору напрашиваешься, — нахмурился детина, больше задетый тоном Врени, чем её словами.
— Уж как тебе будет угодно, — снова пожала плечами женщина.
— Ну, как хочешь, — отвернулся детина. — У нас к тебе вопрос-то остался. Думал, если ты с нами, так не до него уже, а ты вон как. Штраф платить будешь?
Врени коротко ответила, где видала и сеторский цех и их штраф. Детина совсем обиделся, но тут к ним подошёл Иргай.
— Ты его знаешь? — спросил юноша цирюльницу. — Твой друг?
— Впервые вижу, — отозвалась Врени. Детина уставился на Иргая, оценил его меч, нож, с которым юноша вообще не расставался, и опасный блеск глаз. Сплюнул Врени под ноги и ушёл. Цирюльница задумчиво посмотрела вслед собрату по ремеслу.
Иргай напрягся, но, увидев, что Врени совершенно равнодушно рассматривает торговые ряды на рынке, промолчал.
— Чего он хотел? — спросила Дака.
— Язык почесать подходил, — отозвалась Врени.
— А что ты… зачем тебе платить? — спросила девушка. — Что такое штраф?
— Я без разрешения брила в этом городе, — пояснила Врени. — Людей, которые они решили не брить. Теперь хотят, чтобы я с ними поделилась.
— Почему? — не отставала Дака.
— Потому что они думают, что они главные в этом городе по вопросам, кого брить, кому обросшим ходить.
Дака звонко рассмеялась.
— Добро б мне хорошо заплатили, — добавила Врени. — А то мелочью всякой…
Она сунула руку в сумку, наугад там нащупала какую-то побрякушку, вытащила и показала Даке. Девушка восторженно ахнула. Это оказалась бронзовая застёжка в виде змейки. Вещица была удивительно тонкой работы, одна из немногих хороших среди того барахла, которое всучили цирюльнице нагбарцы. Вместо глаз были вставлены вечерние изумруды[47]. Дака захлопала в ладоши. Иргай толкнул цирюльницу локтем и пристально посмотрел ей в глаза. Врени невесело усмехнулась. Не понять было сложно.
— Возьми, — протянула она застёжку Даке. — У меня много таких.
— О-о-о! — выдохнула девушка и жадно схватила подарок. Иргай быстрым движением достал из-за пазухи купленную вуаль и набросил на плечи невесте.
— Возьми, — коротко приказал он. — Будет что застегнуть.
Дака даже дышать перестала, прикалывая оба конца вуали к плечу, чтобы лучше держалась.
— Пусть они принесут тебе счастье, — невесело хмыкнула Врени. Вдруг её осенило и она, кивнув спутникам, прошла вперёд. Там, дальше по рынку в лавке, где торговали пряностями, в клетке сидела маленькая обезьянка и корчила уморительные рожи, но никому до неё не было дела. Дака как зачарованная уставилась на зверька. Иргай пошёл к ней. Врени притворилась, что тоже засмотрелась на обезьянку. Интересно, не додумается ли Иргай и её купить?.. Было бы очень забавно. Диковиной девицей заинтересовался и мальчишка-карманник, который потихоньку подбирался к ней поближе. Иргай тоже это заметил. Врени дождалась, когда мальчишка обнаглеет достаточно, и сделала шаг в сторону. Другой, третий. На рынке было полно народу… не так много, как в обычные дни, но достаточно. Врени нырнула в человеческое море, чтобы вынырнуть уже на другой улице.
Давай, мальчик. Сторожи Большеногую. В лесу ты, конечно, мастер. В степях, небось, и вовсе лучше всех. А ты попробуй в городе, где человек зажат между каменными и кирпичными стенами, а верхние этажи заслоняют солнце от нижних. Ищи. Крути головой. Не устеречь тебе Большеногую. Живите, думайте о подвигах, о сражениях. Без старой уродливой Врени.
Врени допустила ошибку. Это было понятно: даже такие, как она, не могут быть совсем одни. Даже ей надо было хоть на кого-то полагаться. Ей бы искать выход, но нет, она повернула к тому кабаку, где встречалась когда-то со старшим братом. Там можно узнать новости и рассказать свои, получить совет или новое задание. Там можно… Издалека Врени поняла, что безнадёжно опоздала. Кабака больше не было. Выбиты двери, разломанные лавки, обломки козел и доски вместо столов. Копоть, грязь, давно засохшие лужи вина и крови. Никто не подсядет больше к ученице за стол, не пустит кругом монетку. Врени помедлила и всё-таки зашла внутрь. Как будто не всё ещё было ясно. Как будто ещё было на что надеяться.
Разгром, обрывки одежды, осколки, обломки, пятна крови. Врени прошла кабак насквозь и вышла с заднего хода. Натолкнулась на внимательный взгляд какого-то старичка, показавшегося ей смутно знакомым. Дедок сидел на чурбачке перед дверью в соседний дом и держал в руках начатое вязание. Клубок с воткнутыми туда спицами валялся на мостовой рядом.
— Ты чего тут ходишь? — спросил старичок. Врени не смогла разобрать, узнал он её или нет. Она его не слишком хорошо помнила.
— Да вот, — развела руками цирюльница, — уезжала, вернулась, а тут такое.
— В хорошенькое время вернуться вздумала, — хмыкнул дедок.
— Не я решала, — в тон ему ответила Врени.
— Родные у тебя тут были? — заинтересовался старик.
— Да нет, — протянула цирюльница, чьи родные остались в деревне под Вибком где-то в далёком прошлом. — Так, мимо проходила. Кто ж так кабак разрушил, а, дедушка? Неужто братья-заступники в город прорвались?
— Да нет, — махнул рукой старичок. — Это её милость баронесса-то фирминская приказала. Сперва на окраине на один трактир налетели. Говорят, там разбойники собирались! Их поймали да перевешали всех на стенах. Потом она ещё лиходеев поймала, которые зерно воровать вздумали. Их следом на стенах развесили. И ещё душегубов, которые амбары поджечь пытались. Вот тогда сюда стража-то и заявилась. Говорят, тут дружки тех разбойников собирались! Ну, да у её милости разговор короткий.
— Что, всех переловили? — равнодушно спросила цирюльница. Она начала вспоминать, почему лицо дедка показалось ей знакомым и это ей не понравилось. Ну да. Скупшик краденного. Кому надо было, из кабака выходил и скрёбся у его двери. Вот крыса!
— Да уж никто не убёг, — заухмылялся дедок. — Доченька, ты молодая, у тебя спина хорошо гнётся. Уж будь добра, не откажи, подай мне клубок, видишь, укатился.
— Прости, дедушка, прострел[48] замучал, у самой спина не гнётся, — соврала цирюльница. Пусть эта крыса другую дуру ищет, ему спину подставлять! — Коли это не враги пожгли, так и то ладно. Им, господам-то, виднее, кого вешать.
Улыбка старика слегка поувяла, но Врени уже шагала прочь. На душе было паскудно. Проклятый город! Эх, да что там говорить. Проклинай — не проклинай, кричи — не кричи. Убитых уже не вернуть. И, полно, был ли среди них старший брат? Он мог давно уйти из Сетора. Мог затаиться. Мог просто не прийти в тот день в этот трижды проклятый кабак!
Правды уже не узнать.
Мелькнула безумная мысль и Врени аж зажмурилась, представляя, как, выбравшись из города, обойдёт его стены, вглядываясь покойникам в лица. Брр. Нет, не стоит и думать. Мёртвых не вернуть, а с живым её сведёт судьба. Да и что там… Старший брат был посвящённым. Если его убили, его душа давно освободилась от оков мира и сейчас там, где никто не сможет причинить ему вреда. Это ей, прикованной к миру, плохо и грустно, она осталась без совета и наставления. А ему хорошо. Значит, и ей нечего унывать. Оставалась самая малость — выбраться из обречённого города.
Врени прикинула. Самым простым и надёжным был перелаз через стену на окраине, как раз возле кабака, где собирались проклятые. Дойти так, чтобы не попасться патрулям, было не слишком трудно.
У перелаза Врени ждало новое разочарование. Его охраняли. И добро бы стражники, цирюльница бы только порадовалась. Не за себя — за город. За людей, которые в нём остались. Но дело было хуже некуда. Перелаз охраняла местная шушера. Эти рожи она тоже видела, хоть по именам и не помнила. Ничего хорошего от встречи с ними ждать не приходилось.
— Гляди, кто к нам пожаловал! — обрадовался один из них, с бритой башкой, одетый в дырявую бархатную куртку. Этого, кажись, звали Зяблик, Враг его знает, за что.
И он её — помнил.
— Нос-то, гляди, уже зажил, — усмехнулась цирюльница. Дело было плохо. Уйти невозможно, они бросятся как только она повернётся спиной. Идти вперёд тоже никак. Поневоле пожалеешь, что одна. Кричи — не кричи, на помощь прийти некому. — Чего тут забыли-то?
— Ха! — сплюнул второй, одноглазый, подходя ближе. — Про это место полгорода знает, кто попроще. Пятеро уже решили из города свалить по-тихому. Вон теперь… отдыхают.
— По ту сторону, чтобы не воняли, — подхватил Зяблик.
Врени засмеялась. Вот крысы!
— Хорошее дело, — сказала она. — Доходное, небось?
— Ты зубы не заговаривай, — посоветовал одноглазый, подходя ещё ближе. — Сама говори, зачем пожаловала?
— А вы не понимаете? — прикинулась дурочкой Врени. — Мне на ту сторону надо.
— Через ворота давай, — грубо ответил третий, с рыжей бородой и овчиной на плечах вместо плаща. — Нечего тебе тут шастать.
— Через ворота пусть дурочки ходят, — отозвалась цирюльница. — Так меня и выпустили.
— Видать наследить успела? — спросил Зяблик. Врени неопределённо хмыкнула. Скажешь «да» — донесут, скажешь «нет» — прирежут. Впрочем, её в любом случае прирежут. Стали бы они болтать, реши они её отпустить.
— Вы б лучше на пути не стояли, — посоветовала она. — За мной по пятам такие люди идут, мало не покажется, если догонят. Ни мне, ни вам.
— Ты и Ржаному Пню те же песни пела, — оборвал её Зяблик. Врени мысленно выругалась. Зяблик, конечно, слабак, только вот дураком он не был. А Ржаной Пень трепло. Не ожидала от него.
— Ржаной Пень сам не уберёгся, — жёстко ответила она. — Дураком не надо было быть.
— И с тобой не связываться, — подытожил Зяблик.
— Валить её надо скорее, — предложил одноглазый. — Мало ли кого она приведёт.
Врени попятилась. Она очень не любила драться, особенно одна и против троих. Подонки расхохотались. Зяблик подошёл поближе и картинно замахнулся. Дурак. Через мгновение он выл, заслоняя окровавленное лицо: цирюльница перечеркнула его бритвой. Теперь Врени ждала следующего, приготовив ланцет в левой руке, но они подходить не спешили, напротив, сделали полшага назад и потянули откуда-то дубинки, при виде которых у Врени зачесались рёбра.
Плохо дело.
У неё всего-то и шансов было, что проскользнуть между нападавшими и задать стрекача. А эти так держались…
Уверены, что Большеногая никуда не денется.
Она оглянулась вполоборота, чтобы не пропустить внезапный рывок нападавших. Сердце её упало. Сзади, помахивая дубинками и оттесняя её в угол стены, подходили ещё двое. Это была верная смерть, а ещё долгая и мучительная. Ублюдки. Врени сплюнула и выругалась.
Эти не раскроются. Такой дурак тут только Зяблик был, он ведь не убийца, даже не разбойник, просто воришка и болтун. Куда она с ланцетом да бритвой против дубинок?
Что-то басовито загудело, послышался резкий щелчок воздуха — и тупой удар раздался где-то за спиной первого громилы. Тут же — за спиной второго. Оба плашмя повалились в грязь, у каждого между лопаток торчало по стреле, тут же рухнул третий, получив стрелу в грудь. Остался только рыжебородый, который бросился бежать, и всё ещё воющий Зяблик. Ещё две стрелы одна за другой нашли свои цели.
Врени сглотнула, оглядывая пять трупов в грязи и не веря, что всё ещё жива. Перед ней стоял Иргай со своим сложным луком. Врени тоскливо оглянулась на перелаз.
— Стреляй, — тихо сказала она, не очень-то и надеясь, что её услышат. Она всё прочитала по его лицу, да и… Мальчишка понял, что она пыталась сбежать. Бросить их перед войной. Что она — не с ними. Он с самого начала её подозревал и выслеживал. И вот — догнал. Убедился. Давно, интересно, следом шёл?
Слова тут были не нужны. Вот она, а вот перелаз за спиной, куда она так и не попала. И лицо нагнавшего её мальчишки. Он не дрогнет и не передумает. Он и не сомневается, он этого просто не умеет — сомневаться.
Иргай услышал.
— Принеси стрелы, — приказал он. Врени повиновалась, не спрашивая, что он задумал. Из одноглазого стрелу пришлось вырезать. Врени обтёрла руки от крови одноглазого и Зяблика об одежду кого-то из убитых и подошла к наёмнику. Из-за спины Иргая выглядывала Дака с кривым ножом в руках. Глаза девушки горели как у кошки.
— Зачем ушла? — упрекнула она цирюльницу. — Мы думали, тебя убили.
Врени невесело усмехнулась.
Шансы ещё были. Если повезёт. Если покажется безобидной. Если Иргай подпустит её ближе. Если отвлечётся. Если, если, если…
Врени посмотрела на Даку, у которой невесомая вуаль слетела с головы и сейчас держалась на плече, приколотая бронзовой застёжкой с вечерними изумрудами. Посмотрела и поняла, почему Ржаной Пень, хоть и шкура продажная, но всё-таки был хорошим убийцей, а она, Врени — плохая. У него бы не дрогнула рука пробиться к свободе по трупам недавних товарищей. А Врени просто не могла.
— Что в руках прячешь, отдай, — приказал Иргай.
— Свяжешь? — спросила цирюльница.
— Так пойдёшь, — отозвался наёмник, отбирая стрелы. — Не беги. Убью. Дёрнешься…
— Я поняла, — отмахнулась Врени.
— Впереди иди, — приказал Иргай.
Врени снова покосилась на Даку. Юноша проследил за её взглядом и увиденное ему чем-то не понравилось. Он что-то резко сказал и нож из рук Даки исчез, хотя цирюльница так и не видела, куда девушка его спрятала.
— Погоди, — сказала Врени, внезапно спохватившись. Ей-то точно конец, а вот людям в Сеторе помирать, может, и не пора ещё. — Там, видишь?
Иргай хмыкнул. Покосился на Врени, на перелаз, на Даку, но оставить пленницу без присмотра не решился. Будь проклятая тем, чем должна быть, она бы убила Даку, как только Иргай отвернётся, или прикрылась бы ею, если не видела бы шанса убежать. Хотя кто её знает, Даку, небось, брыкалась бы как бешеная.
— Дорогу запомни, Увару расскажешь, — посоветовала цирюльница.
— Сам знаю, — огрызнулся Иргай. — Иди.
Магде снова повезло, будто ворожил кто. В Ордуле её там встретил Вир, который бегло выслушал ведьму, кнехтов, приехавших с ней, и гостеприимно предложил им погостить в замке. Новости об отце Сергиусе и бароне цур Абеларине его порадовали и он собрался сам съездить к монастырю. И убедиться, что опасности для Фирмина нет, и уговорить отца Сергиуса спешно идти к Сетору — если, конечно, монастырь будет взят. Впрочем, оборотень и не сомневался. Отряда вейцев достаточно, чтобы защитники любой крепости разбежались, не дожидаясь, когда пришедший с воинами легат отлучит их от церкви. Ведьму приняли как знатную даму. Слуги не только не возражали, но даже и не косились: любовница господина им, пожалуй, нравилась больше обеих его покойных жён и куда больше супруги шателена. Магда подозревала, что это потому, что она никогда ни от кого здесь ничего не требовала и даже не просила. Другие, наверное, потеряли бы к такой даме уважение, но у барона слуги были не гордые.
Вир со своей стороны сделал всё, чтобы гости хорошо отдохнули и даже не усомнились, что Магда — постоянная жительница замка. Он затеял оленью охоту и вечером устроил пир, на который заставил прийти и ведьму, причём разыскал что-то из платьев Веймы, которые та носила, притворяясь беременной, и которые оставалось только укоротить. Магда не протестовала, но с каждым днём волновалась всё больше и больше.
Виль.
Куда он делся?
Пошёл один в Серую пустошь?
Сбежал, бросив Эрну в плену?
Попался снова?
Где он, что с ним?
Что с её бедной девочкой?
Что с ней могут сделать в Белой башне?
На пятый день, накануне отъезда кнехтов, ей приснился дурной сон. Чудовище тянуло к ней когтистые лапы — вот-вот сомкнёт на горле.
Магда вскочила… попыталась… чья-то рука держала её за горло, а другая зажимала рот.
— Тихо, Маглейн, не дёргайся, — шепнул знакомый голос.
Ведьма с облегчением выдохнула и чуть не задохнулась.
— Проснулась? — спросил Виль. — Дёргаться не будешь? Кивни.
Магда кивнула и батрак выпустил её. Она жадно вдохнула ночной воздух.
— Как ты сюда попал?
— Дурацкий вопрос, Маглейн, — хмыкнул Виль. — А то ты не знаешь. За семь лет ничего и не изменилось вовсе.
— А…
— Долго эти здесь гостить собираются? — перебил её Виль. — Я опух, пока ждал. Ты тут пируешь, а девчонку твою белые маги держат, а? Серый-то спятил, что ли, зачем их приваживал?
— Завтра уедут, — заверила Магда.
— Хорошо, — заявил убийца. — Как уедут, домой иди. Там поговорим.
— Виль, постой…
— Завтра, — отрезал батрак. — Серому-то много разболтала?
— Н-нет…
— Знаю я тебя, — усомнился Виль, но больше ничего говорить не стал. Как Магда ни напрягала слух, она не услышала ничего, кроме тихого скрипа. Зажигать свечу она не стала, только завернулась в одеяло и провалилась в глубокий сон без сновидений.
— Вот что, Маглейн, — говорил батрак следующим вечером на кухне ведьминого дома, — вот Освободитель свидетель — ещё раз такое отчебучишь — сниму ремень и выпорю, как тебя с детства не пороли.
— Меня не били в детстве, — отозвалась ведьма, слишком ошарашенная угрозой, чтобы всерьёз обидеться.
— Вот я и смотрю, — проворчал батрак. — Ты бы ещё герольда вперёд себя пустила. Чтоб никто не сомневался, кто ты и где тебя искать. Так наследить — это ещё надо постараться. Только дурак тебя не связал со старым Вилем, а дураков среди святош не водится.
— Я спасла тебе жизнь, — колко напомнила Магда. Батрак отмахнулся.
— Спасиба не ждёшь? Нет? Вот и умница, Маглейн. А теперь рассказывай всё с самого начала.
— Что рассказывать? — устало спросила ведьма. Она слишком хорошо знала Виля, чтобы пытаться его подгонять или упрекать в неблагодарности. С батрака сталось бы и зарезать там, на постоялом дворе.
— Дурочку не строй, Маглейн. Всё рассказывай.
Магда вздохнула и принялась рассказывать всё. Про зелья, про Аларда, про то, что рассказал ей умирающий Арне и про дорогу до Ортвина тоже. Виль очень внимательно слушал, только пару раз уточнил насчёт Денны и колдовства, которое использовала Магда. Потом громко, напоказ, подражая ведьме, вздохнул.
— Ты хочешь сказать, — нарочито медленно уточнил батрак, когда история подошла к концу, и Магда досказала всё про папского посланника, — что в Бурой башне учуяли твою девчонку потому что ты сделала её ведьмой и послала в город?
— Может, учуяли, — развела руками Магда, — может, кто-то наткнулся и заметил её дар.
— И хмырь-то твой, он на Эрну в городе наткнулся?
— Больше негде, — снова развела руками ведьма.
— И дорогу она ему смогла открыть потому что ты силой поделилась? — не унимался батрак.
— Выходит, что так, — подтвердила Магда, не понимая, куда Виль клонит.
— А силой ты поделилась потому, что углядела это в своём вонючем вареве?
— Ну да, — начала догадываться Магда.
— И в город в тот раз отправила, чтобы не мешала способ искать от меня избавиться, да?
— Ага, — отвела взгляд ведьма.
— Так выходит, ты сама всё это устроила, а, Маглейн?
— Выходит, — неохотно признала Магда. Виль снова вздохнул, словно сокрушённый глупостью собеседницы.
— Ты, конечно, ведьма, Маглейн, — сказал он, — но раз уж ты обещала меня во всём слушаться… последний раз говорю. Ещё раз без разрешения что-то сваришь, а паче того суетиться начнёшь…
— Я поняла, — перебила ведьма. — Ты меня выпорешь.
— Соображаешь, — одобрительно кивнул батрак. — А вляпаешься, зарежу без разговоров, поняла?
Магда отвернулась.
— Хочешь норов показывать, так я пойду, — напомнил батрак. — Ну?
— Поняла! — раздражённо отозвалась ведьма.
— Вот и молодец. Запомни: колдовать будешь, когда я велю. Ходить будешь только с разрешения. Дышать, если позволю. Сморкаться…
— Я поняла, — с нажимом повторила Магда.
— И не ершись. Как дурить, так впереди всех, а как разгребать, так папаша Виль спасать должен.
— А по тебе, лучше бы тебя братья-заступники сожгли, так? — всё-таки огрызнулась ведьма.
— А по мне, кто-то обещал делать как папаша Виль велит, а сама спорит и спорит, — хладнокровно ответил батрак.
— Так вели уже что-нибудь! — не выдержала Магда. — Зачем ты со мной препираешься, когда надо…
— Суетиться, как ты привыкла, — подхватил Виль. — Ладно, пошутили — и хватит. Давай про Серую пустошь рассказывай. Почему туда никто, кроме магов, пробраться не может?
— Сам-то туда не пробовал? — усмехнулась Магда.
— Не надо было, вот и не пробовал. Не надоело спорить, а, Маглейн?
— Да ничего там особенного нет, — отмахнулась ведьма. — Болота там заколдованные. Сегодня здесь трясина, завтра в другой стороне. Огни болотные тоже заколдованные. Пристально посмотришь — и по ним куда-нибудь в бочаг забредёшь. Только на оборотней, говорят, и не действуют. Ну, и на нас с магами. Дорогу запомнить невозможно, всё ж меняется. И ученицы Бурой башни, что ни ночь, одежду скинут, мазями намажутся и носятся над Пустошью с воплями. Кто услышит — побежит. И лошади разбегутся.
— И ты так летала, а, Маглейн?
— И я, — хмыкнула ведьма.
— Посмотреть-то было на что?
— Я себя со стороны не видела, — холодно отозвалась ведьма. Её передёрнуло. Она припомнила, как Виль спасал ей семь лет назад, на встрече, когда он, чтобы потянуть время, расписывал суду проклятых её прелести.
— А сейчас так можешь?
— Голых баб давно не видел? — вспылила Магда.
— Дура ты, Маглейн. Кто обещал слушаться, а? Я тебе на каждом шагу должен это припоминать?
— Могу, — ответила ведьма. — Мазь-то простая. Но она только в Пустоши помогает.
— А в других местах?
— Если здесь намазаться, сны будут интересные, — пояснила Магда. — А если в Пустоши и вылететь за пределы, то сколько-то пролететь можно, а потом вниз идёшь. Быстро летела — камнем рухнешь, медленно — плавно снизишься.
— А кто у вас летал-то? Все ученики или только девки?
— Девки, — усмехнулась Магда. — Колдунов мало и они редко хорошо ворожат. Кто посильней из парней, те в маги идут. Потом, они волосы не отращивают. А, впрочем, не знаю. Но только ведьма может взлететь, у колдунов это редко получается, а когда получается, им носиться над Пустошью неинтересно. Но там и без них есть от чего испугаться.
— От чего, Маглейн?
— Белые маги нас стерегут, — отозвалась ведьма, не заметив вырвавшееся у неё «нас». — Они считают, мы людям вредим. Как налетим, бывает, на телегу или, если повезёт, на обоз даже, мороку наведём, на Пустоши-то это нетрудно, из тумана лепится… тут как тут они. Крик, шум, светом кидаются… только успевай уворачиваться. Люди-то разбегаются, хорошо, если живы останутся, не утопнут, лошадей попробуй собери потом, а белым магам и горя нет, они так своим волшебством увлекаются, что и не видят ничего вокруг. Тут чёрные появляются. Кто из людей не убежал, точно окочурится. Чёрные-то такое выделывают! Белых отвлекут, а мы всё с телеги похватаем — и домой.
— И ты хватала? — вкрадчиво поинтересовался батрак.
— А куда деваться? — не поняла вопроса ведьма. — Есть-то в Пустоши нечего, денег у нас не бывает. Что добудем, то и поедим. Мы на три башни еду готовили, приходилось крутиться.
— Ну и мразь же ты, Маглейн, — со странной смесью отвращения и насмешливого восхищения сказал батрак. Магда задохнулась, как будто он её ударил. — Добренькая, на козлёнка рука не поднимается, ворованная колбаса в глотке застревает… сама-то простых людей грабила, последнее отнимала.
Магда смутилась. Она никогда не задумывалась об этом. Так делали все девушки в Бурой башне.
— Да не померли бы они без бочки с капустой, — неуверенно отозвалась она.
— Конечно, нет, — охотно согласился Виль. — Они утонули в болоте. А потом от голоду умерли их маленькие дети.
— Какие дети, о чём ты?!
— Обычные, — как-то даже удивился вопросу батрак. — Которые ждали их дома. Небось, бедняки одни через вашу Пустошь-то ездили. Кому побыстрее продать надо и кто охрану нанять не может. Тебе голодать-то хоть раз приходилось, а, Маглейн?
Ведьма отвела взгляд.
— А от голода помирать не приходилось? — не отставал батрак.
— Жива, как видишь, — огрызнулась Магда.
Вместо ответа Виль хлопнул себя по колену и расхохотался.
— Подружка-то твоя белая — тоже ела с вами?
— Ну да, — растерялась Магда.
— Нос-то не воротила?
— С чего бы ей?
Виль расхохотался ещё громче.
— Значит, вы грабили людей, а белые маги потом жрали то, что вы из награбленного приготовили? Хорошо устроились, а?
Отсмеявшись, Виль с размаху хлопнул её по плечу.
— Не переживай, Маглейн, — «утешил» он. — Вы всё правильно делали. Прозревшие не коров лечить должны, а слепым показывать, в каком поганом месте их угораздило родиться. Мир — это зло, забыла?
— Слушай, ты!.. — вспылила Магда.
— Ладно, теперь о деле. Давай, готовь свою мазь. Ту, летучую.
— Зачем? — не поняла Магда.
— Ты ещё сидишь? — «удивился» батрак. — Думать я буду. А ты — делать, что тебе говорят.
Магда пожала плечами и приступила к работе. Если быть совсем честной, то Виль ни разу её не подводил, может, и сейчас…
— Пожрать ты, конечно, не приготовила, — заявил батрак ближе к ночи.
Магда подняла на него усталый взгляд. По его приказу она за вечер сделала «летучую мазь», противоядие к сонной траве (которую Виль тоже велел взять с собой), снадобье от синяков и царапин, успокаивающий настой, средство для поддержания сил и на всякий случай пару ядов. К утру всё, что нужно, должно было настояться, пропитаться, дойти и так далее. На еду у Магды не было ни сил, ни желания. Со двора, впрочем, давно аппетитно тянуло жареным мясом, но ведьма даже не задумывалась, что это было. Что-то делать было проще, чем сидеть и ждать или даже ехать, не зная, получится ли вообще задуманное и что будет, если не получится. Приготовление снадобий заняло все мысли ведьмы и она слегка даже приободрилась.
— Иди за стол, убогая, — проворчал Виль, выкладывая двух жареных цыплят и здоровенный ломоть хлеба. Спрашивать, откуда он это взял, ведьма не рискнула. — Как только до своих лет дожила, ума ни приложу. Ешь давай.
— А ты? — отважилась спросить Магда.
— Отравиться на пару с тобой не хочется, — равнодушно хмыкнул Виль, поймал испуганный взгляд собеседницы и расхохотался. — Поел я уже, дурочка!
— Значит, так, — деловито сказал батрак, когда цыплята были съедены и ведьма разлила по стаканам неплохое вино, которое приберегала для особенного случая. — Сейчас спи. До рассвета подниму, пойдём на север. Там кое-кого встретим. Всё поняла?
— А…
— Я спросил, ты всё поняла? — повторил батрак.
— Да, — смирилась Магда.
— Вот и умница. Будешь и дальше папашу Виля слушаться, глядишь, всё и обойдётся.
Они вышли, как Виль и обещал, до рассвета. Магда оделась в простое платье, сложила все зелья и снадобья, которые у неё были, в дорожную сумку, по привычке сунула туда кусок ветки старой яблони да рабочий нож. На этот раз Виль не возражал против того, чтобы пройти через лес напрямик, и они быстро дошли до переправы через Корбин. Магда надвинула на лоб платок, немного поколдовала, чтобы отвести глаза, благо, её лес был рядом. Виль соврал, что они брат и сестра из Дитлина, идут на заработки в Раног, потому что в Тамне таких, как они, много, и лишние рабочие руки уже не требуются. Магда выглядела настолько несчастной и замученной жизнью, что в историю батрака на переправе поверили. В Раног они, однако, не пошли.
— Хватит, Маглейн, не надрывайся, — сказал Виль, когда они отошли подальше от переправы и оставил позади какую-то развилку. — Здесь подождём.
— Кого?
— Увидишь, — хмуро бросил батрак.
— Может, объяснишь мне хоть что-то? — не выдержала ведьма.
— А что ты хочешь знать? — не понял Виль. — Делай что говорю, глядишь, Эрлейн и вытащим. Только без твоих шуток. Опоишь меня — прирежу.
— Второй раз эта шутка неинтересна, — пробормотала ведьма.
Вскоре по дороге загрохотала телега. Магда нехотя подняла взгляд…
— Куно?!
— Вдоль Корбина рыбаки идут, — лениво пояснил батрак, — до жилья далеко. Вон, парнишку наняли припасы им доставить. Рыба хорошо пошла.
— А ты откуда столько про них знаешь?! — поразилась Магда.
Виль закатил глаза.
— А ты глупее, чем я думал, Маглейн, — колко сказал он.
Куно остановил низкорослую лошадку, спрыгнул и бросился к ведьме. Она не видела парнишку с тех пор, как добралась до Ордулы.
— Меня Виль позвал, — не то признался, не то похвастался сын трактирщицы. — Говорит, вам помощь нужна!
— Запрыгивай, Маглейн, — предложил Виль. — А ты слазь, пешком пойдёшь, а то скотина надорвётся. Где ты эту сдыхоть нашёл?
— Ты не велел дома лошадей брать, — обижено отозвался мальчишка.
— Правильно, не велел. Ты хоть не болтал много?
— Нет, — ответил Куно.
Магда села на место Куно, взяла в руки вожжи. Лошадь неторопливо потащила груженную бочками телегу по дороге.
— Налево поворачивай, — приказал Виль. — Теперь слушайте оба. Куно, запомни, начнётся заварушка — беги к лесу. Понял?
— Я не побегу, — надулся Куно.
— Ноги сами понесут, — пробормотала Магда.
— Вот-вот, — поддакнул Виль. — Слушай, малец, что умные люди говорят. Ведьмы колдовством пугают. На лес смотри, чтобы в болото не кинуться. Не испугаешься, молодец, тогда уходи спокойно. В лес смотри, усёк?
— Усёк, — подтвердил Куно.
— Вот молодец. Да смотри, на голых ведьм не пялься. Глаза вытекут.
Куно поёжился.
— Далеко в лес не забегай, ещё не хватало тебя потом разыскивать. Жди там.
— Долго ждать?
Виль что-то прикинул.
— Вечером дойдём. До утра провозимся… В полдень не вернёмся, тогда домой иди и всё забудь.
— А мне что скажешь? — спросила Магда, когда поняла, что Виль продолжать не собирается.
— Тебе потом скажу, — посулил батрак.
Дорога быстро довела их до краю Пустоши и повела их по берегу Корбина. С одной стороны — камыши, с другой — серая, мёртвая какая-то земля. Проклятое место.
— Если поймают, — сказал Виль, обращаясь к притихшему Куно, — скажешь, что заблудился, перепутал, свернул не туда. В остальном ври про рыбаков, понял?
— Да понял я всё, — проворчал Куно.
— Все вы понятливые, пока до дела не доходит, — буркнул батрак.
— Зачем ты Куно в это дело впутал? — спросила ведьма. — Я могла бы сама…
— Врать не умеешь, — не поворачивая головы, отозвался Виль и жестом заставил мальчишку промолчать. — Да и для тебя у меня другое дело будет.
— Какое? — заинтересовался Куно.
— Увидишь, — пообещал батрак.
Подул ветер.
— Дождь будет, — сказала ведьма, ёжась и поглядывая на небо. — Надо глубже в Пустошь заворачивать.
— Это ещё зачем? — буркнул Виль.
— Над Пустошью дождь не проливается, — пояснила Магда.
— Ведьмы разгоняют? — хмыкнул батрак.
— Место проклятое, — обронила Магда.
— Ну, коли проклятое, — потянул Виль и оглянулся вокруг. Никого не было, только ветер уныло свистел в камышах, да начало уже накрапывать. — Тогда давай-ка ты раздевайся, Маглейн.
— Что?! — изумлённо уставились на батрака и Магда, и Куно.
— Ты не рассуждай, ты же слушаться обещала, — настаивал батрак.
— Ты… ты не…
Виль издевательски хохотнул и сплюнул.
— Вот дура баба. Мазь твою летучую мы для кого брали? Для Куно? Или думаешь, мы потом Эрну намажем и из окна выкинем, чтобы улетала? Давай, мажься, пока никто над Пустошью не летает.
— Отвернитесь хоть, — проворчала Магда, понимая, что батрак над ней просто издевается.
— Ага, — кивнул батрак. — Сейчас отвернёмся, будем в одну точку смотреть, а к нам сзади как раз подберутся.
Ведьма вздохнула, спрыгнула с телеги, перебросила вожжи Куно. Тот, разинув рот, смотрел на неё, не зная, не то отворачиваться, не то пользоваться случаем.
— А ты куда уставился, малец? — толкнул его батрак. — Ты вокруг смотри, вдруг ведьмы подлетают. А то ещё на белых волшебников можем нарваться.
Магда подобрала горсть земли, размяла в пальцах, крутанулась вокруг себя, рассыпая струи тумана. Ещё один оборот — и туман встал вокруг неё плотной стеной. В Пустоши всегда было просто колдовать.
К счастью, целиком себя обмазывать было ненужно. К несчастью, снадобье нужно было наносить на лопатки. В Бурой башне они помогали друг другу. Здесь помочь было некому.
— Маглейн, ты долго возиться будешь? — повысил голос батрак. — Или помощь нужна?
Это предложение очень даже помогло. Ведьма как представила себе, что батрак втирает ей в спину снадобье, так у неё сразу хватило и сил, и гибкости. Лопатки знакомо защипало. Мазь подействовала, можно было одеваться.
Набросив сорочку, Магда закуталась в тёплый плащ и развеяла туман.
— Давай, садись на телегу, — велел Виль мальчишке. — А теперь ты, Маглейн, слушай. Смотрите с Куно вперёд и не оглядывайтесь. Меня не высматривайте, поняла? От меня внимание отвлекай. Будут ведьмы, не дёргайся, вместе с Куно в лес валите. Если никто не появится — лети к башням, вымани их сюда. Всё поняла? Ничего больше не делай. Всё поняла?
— Да, — кивнула ошарашенная ведьма.
— Что поняла?
— Отвлекать от тебя внимание, — повторила Магда. — Не искать. Появятся ведьмы — убегать в лес. Не появятся — выманить сюда.
— Умница.
— А как выманить? — спросила Магда.
— Как знаешь, — отмахнулся батрак. — Скажи, что есть кого ограбить. Близко не подлетай, глядишь, и не узнают. Или не сразу. Или… что там за свет впереди?
— Белая башня, — пояснила ведьма. — Она магией светится.
— Ну, вот против света подлетай, тогда и не узнают. Нечего за собой «хвост» таскать. Всё поняла?
Магда покорно кивнула.
— А ты? — спросил Куно.
— Что я велел? — лениво спросил Виль.
Сын трактирщицы опешил, Магда отозвалась:
— Не оглядываться, не высматривать тебя.
— Растёшь на глазах, — одобрил Виль и отошёл в сторону.
— А куда ты?.. — завертел головой Куно, но Магда его одёрнула.
— Заворачивай глубже в Пустошь, — посоветовала она. На голову ведьме упала крупная капля, она посмотрела наверх, но увидела там только тучи. — И поскорее.
Они не искали специально, но вскоре наткнулись на накатанную телегами дорогу. Видать, тут многие заворачивали, чтобы проехать по самому краю, где уже нет дождя, но ещё нет обманных заколдованных болот.
— Виль странный какой-то, — сказал Куно, вертя головой в ожидании стаи подлетающих ведьм.
— Он всегда такой, — скупо отозвалась Магда. — Тебе-то чего дома не сиделось?
— А он в кабак пришёл, — охотно отозвался мальчишка.
— Что?! Днём?!
— Нет, ночью, — слегка удивлённо ответил Куно. — Постучался, ну, я его и впустил. Он сказал мать не будить. Потолковали.
— О чём это вы толковали? — заинтересовалась ведьма.
— Да о разном, — махнул рукой мальчишка. — Виль сказал, тебе помочь надо. Да я и сам знаю. Мать вон ругалась: Виля спасли, а девочку не вернули. Я и сам всё понимаю. На тебе ж лица не было всю дорогу. И сейчас ты…
— Делать тебе нечего, чужие лица разбирать, — отмахнулась ведьма.
— Ну, Виль и сказал, что делать, — продолжил Куно. Я у матери отпросился и в Раног. Там рядом деревня есть, Вейтефелдер, богато живут. Поторговался и купил всё, что Виль велел. Он мне и денег дал. Даже осталось. Он забрать разрешил.
— Щедрый, — усмехнулась ведьма. Проклятому убийце Медному Пауку, как и всем другим прозревшим, не нужны были деньги, для него это был такой же инструмент, как и те непонятные железки, которыми Виль, небось, взламывал замки.
— А он взаправду, что ли, убийца? Разбойник ещё, — не отставал Куно.
— Взаправду, — пожала плечами ведьма. — Что, не похоже?
— Как будто нет. Разбойники, они же страшные. А Виль — он же, ну, свой.
— Это тебе он свой, — хмыкнула Магда. — Виль — он всякий. Давай не будем про него. Не дай Заступник, услышит.
— А ты же в Заступника не веришь, Магда? — тут же уцепился за новую тему Куно.
— Я ни в кого не верю, — мрачно отозвалась ведьма. — Надоело, изверилась.
— А как же? А когда плохо, что ты делаешь? А по праздникам?
— Когда могу — колдую. А когда не могу — тут и молитвы не помогут.
— А что поможет? — не отставал Куно.
— Люди, — подумав, ответила ведьма. — А иногда — и вовсе никто.
Она вздохнула. Куно испугано притих, потом снова завертел головой.
— Магда, а другие ведьмы — они какие?
— Всякие.
Лошадь медленно брела по дороге. В стороне, будто за прозрачной стеной, лил дождь, за ним уже смутно виднелся лес. Никакие ведьмы в небе не летали.
— А они красивые?
— Всякие, — повторила Магда.
— А правда, ну, что глаза вытекут?
— Если заметят, что пялишься, ещё и не то вытечет, — посулила ведьма.
Это со стороны кажется, что ведьмы голыми пляшут, чтобы простых людей соблазнять. На самом деле всё дело было в том, что колдовство, в отличие от волшебства, было чем-то очень природным и для некоторых заклинаний кожа должна была соприкасаться с воздухом без преград. Летать, например, одетой было никак нельзя. Или вон волосы. Чуть как завяжешь, уберёшь, прикроешь — уже мешают. Магда даже с утра так свои уложила, чтобы, если надо, выдернуть гребень и распустить причёску. Словом, ведьмы терпеть не могли, когда на них пялились. Свои уже привыкли воспринимать наготу как рабочую одежду. А чужим вечно объяснять приходилось.
— Что-то ведьм нет, — сказал Куно. — Тебе не пора ли лететь?
— Заскучал? — хмыкнула Магда.
Куно не ответил. Ведьма проследила за его взглядом и насторожилась. От башен к ним шло… шли объятые светом люди. Четверо белых волшебников. Мужчины. Странно, обычно ведьм останавливали волшебницы, мужчины потом присоединялись и то не всегда.
— Виль об этом не говорил, — нервно сказал Куно. — Что нам делать?
— Молчи про него, — предложила Магда. — Увидим.
— Остановимся? — спросил Куно.
— Ещё чего не хватало. Им надо, пусть догоняют. И…
— Что?
— Это белые маги. Они… не могут нападать на простых людей. Их волшебство помогает только против ведьм, чёрных магов и вампиров. Но если ты нападёшь на них первым, они найдут чем ответить.
— Больно надо, — пробурчал мальчишка.
Четвёрка магов дошла до их телеги. Один встал прямо на дороге и Куно натянул вожжи.
— Мир вам, добрые люди, — сказал один из них, плешивый волшебник в грязноватой хламиде.
— И вам здрасте, — отозвался Куно, неуклюже кланяясь.
— Откуда вы? — спросил плешивый.
Куно махнул рукой на север.
— Плохое тут место, — подошёл ближе высокий волшебник с редкими светлыми волосами. — Почему вы не поехали через озеро?
Магда и Куно переглянулись.
— Тётка воды боится, — нашёлся мальчишка, кивая на ведьму. Та с трудом сохранила серьёзное выражение лица.
— А куда вы путь держите? — не отставал плешивый.
Куно махнул рукой на юг.
— В Лотарин, — сообщила Магда, примерно помнившая, какие земли окружают Пустошь. Врать про рыбаков было бесполезно, они были слишком далеко от берега, а заблудиться в открытой местности невозможно. Этот ответ волшебникам почему-то не понравился.
— Зачем вам в Лотарин? — настороженно спросил плешивый.
Что особенно неприятно, оставшиеся двое, которые пока предпочитали помалкивать, подошли со стороны леса, так что и в лес-то не убежать.
— Не велено болтать, — почти честно ответил Куно, который порядком струхнул, но хорохорился. Все четверо волшебников слабо светились, только вот свет был какой-то неправильный. Тусклый, что ли? Поблекший, сероватый. А те, которые отрезали от леса, ещё и прятали что-то под длинными белыми плащами. Плащи, впрочем, тоже были какие-то поблекшие.
— В Лотарин, говорите… — повторил высокий.
Плешивый шагнул вперёд и, прежде чем Магда поняла, что он задумал, рванул в стороны плащ на её груди.
— Ведьма! — обличающе ткнул он в сорочку женщины.
Молчаливые маги обнажили мечи. Куно вытаращил глаза. Магда не удержалась от усмешки. Так могла бы держать клинок она. Непривычной рукой, которую неприятно оттягивает тяжесть оружия. Видно, надеялись одним видом напугать. Сын трактирщицы кивнул на них. Ведьма пожала плечами. Что делать, было непонятно. Куно, сколько она знала, мечом тоже не шибко владел. Зато маги могут раскалить меч у человека в руках.
— Вы пойдёте с нами, — сказал плешивый тем неприязненным тоном, который всегда просыпался у белых волшебников при общении с ведьмами.
— Не надо, — поморщился высокий. — Пусть убираются откуда приехали.
— Нет, они нам пригодятся, — настаивал плешивый. — Может, проклятый захватчик согласится обменять жену на эту ведьму.
— Лонгин холоден и равнодушен, — покачал головой высокий, — ему нет дела до исполнителей. Он даже на девочку отказался менять нашу сестру Виринею.
— Если бы ты лучше следил за проклятым ведьминым отродьем, мы могли бы поторговаться, — раздражённо ответил плешивый.
— Если бы, — отмахнулся высокий. — Ладно, почему бы не попробовать?.. Ведьма, если ты не будешь колдовать, тебе ничего не грозит…
Магда истерически расхохоталась, скинула с себя плащ и осталась в одной сорочке. Это был один из немногих подарков барона, который ей по-настоящему нравился — рубашка из мягкого тонкого полотна, сквозь которое просвечивало её тело. Потом выдернула гребень и волосы рассыпались по плечам.
Маги с отвращением отвернулись, как будто увидели не молодую, всё ещё красивую женщину, а исчадье Преисподней. Ну да, именно поэтому с ведьмами приходили сражаться волшебницы. Мужчинам, видите ли, неприлично, да и страшно, вдруг колдунья зачарует, соблазнит и украдёт душу?.. Скоро они, конечно, опомнятся. Куно, напротив, остолбенело смотрел на ведьму. Магда рванула завязки, стягивающие широкий ворот. Сорочка упала к её ногам. Лопатки защипало ещё сильнее, потом словно могучая сила влилась в ведьму из вечернего воздуха и Магда взмыла в воздух. Волшебники в самом деле опомнились и ведьме пришлось уворачиваться от раскалённых добела магических огней, которые они запустили ей вслед.
Эрна быстро потеряла счёт времени. Днём она пряталась в маленькой башенке на верху Белой башни, в которой было порядка не больше, чем в сарае её мамы, и куда никто никогда не заглядывал. Она вовсе не бездельничала, она была очень занята важным делом. Девочка плела и вязала верёвку. Эрна не торопилась. Дядя Виль учил, что никогда не надо спешить и суетиться. Всё надо обдумать, подготовить, выждать время и сделать как следует. Вот она и готовилась. Верёвка должна была быть длинной и крепкой. Падать тут высоко, а разбиваться в лепёшку девочке совсем не хотелось. Она не боялась смерти. Виль как-то заверил её, что такие маленькие дети, если умрут, снова родятся у своей мамы. Так что смерть — это не страшно, только заново всему учиться придётся. Эрна тогда уже знала, кто её папа, и ещё не знала, какой он плохой человек, но ей захотелось сказать Вилю приятное и она сказала, что хотела бы родиться его дочерью. Может, мама тогда бы меньше ругалась, что Виль хочет её учить. Прозревший тогда внимательно её выслушал и оценил слова ученицы по достоинству, но ответил, что это невозможно.
— Маглейн моя сестра, — серьёзно пояснил Виль. — Придётся тебе поискать другого папашу.
— У вас же разные папа с мамой, — недоверчиво уставилась на него девочка.
— Разные, — невесело усмехнулся Виль. — Твоя мамаша в рыцарском замке росла, ручки тяжёлой работой не пачкала, а я в худшей хижине в деревне, с детства отцу помогал, горбатился.
— Вот видишь! — торжествующе заявила девочка. — Мама не твоя сестра!
— Сестра, сестра, — засмеялся Виль. — Постороннюю бабу давно б прирезал за её шуточки, а твоя мамаша, смотри, живёхонька.
Эрна притихла, не понимая, шутит дядя или говорит всерьёз. Наверное, хорошо, что он отказался. Девочка смутно представляла, что мама не захочет, чтобы Виль стал папой её нового ребёнка. Даже если Виль обещает, что у них родится не какая-то чужая малявка, а снова Эрна. Потом девочке пришла в голову новая мысль.
— А ты думаешь, если я умру, я смогу от папы родиться?
— Это вряд ли, — покачал головой батрак. — Мамаша твоя папашу твоего и близко не подпустит. Да и я б его лучше прикончил, если здесь появится.
На этот раз Виль вроде не шутил и девочка испугалась за папу.
— Это почему ещё? — с вызовом спросила она.
— Да потому что такое дерьмо, как твой папаша, с добром не всплывает, — сплюнул учитель.
— Неправда! — обиделась Эрна.
— Ничего, вырастешь — поймёшь, да поздно будет, — посулил Виль.
От этого воспоминания у Эрны противно защипало в носу и она вся сморщилась. Ну уж нет! Она плакать не будет!
Виринея папу не убила. Что-то такое сказала возвышенное, о том, что на глазах дочери не будет, и отпустила. Сказала, если он не сдастся суду и его не накажут, через неделю ослепнет. Эрна бы лучше убила. Дядя Виль оказался прав. Папа предал маму снова, предал и свою дочь, которую нарочно обманул, чтобы продать подороже, а что его товарищи хотели с мамой сделать, так лучше вообще не думать. Всё равно они мертвы. Жалко того оборотня. Виринея ему очень больно сделала. Может, он тоже умрёт. Интересно, когда и где он родится? И кем, рыцарем или оборотнем?
— А если я умру, а родит меня не мама? — спросила она Виля через несколько дней после первого разговора о смерти.
— Будет у тебя другая мамаша, — отозвался Виль. Они тогда как раз порыбачили и теперь учитель сворачивал удочки.
— А ты меня найдёшь?
— Обязательно, — посулил Виль.
— А ты точно меня узнаешь?
— Да куда я денусь?
— А ты маме скажешь?
— Которой?
Эрна задумалась.
— А давай ты меня тогда украдёшь и маме вернёшь? Пожалуйста! Я не хочу у другой мамы расти!
— Посмотрим, — неопределённо ответил батрак. — Ты помирать-то не торопись. Ещё у этой мамаши поживёшь, да и мне меньше хлопот. Ищи тебя потом, разыскивай. Пошли домой, нечего весь день тут торчать.
Эрна послушно побежала за ним и тут ей в голову пришла новая мысль:
— А вдруг ты тоже умрёшь и меня не найдёшь?!
— Вот заладила, вдруг да если! Куда я от тебя денусь? Я ж тебя ещё ничему толком не выучил.
Вспомнив этот разговор, Эрна шмыгнула носом и приободрилась. Дядя Виль не умрёт. Он её ещё не выучил.
Девочка содрала себе руки, сплетая и скручивая неподатливую ткань, которую наворовала в подвале и нарезала на длинные полосы. Можно было просто связать их между собой, но что-то девочке подсказывало, что скрученное надёжней. Каждую ночь она спускала верёвку с башни и вглядывалась в темноту. Пока было слишком коротко.
Ещё она по ночам шныряла по башне. Виль хорошо её обучил, а маги не догадались снять с девочки сшитые им кожаные башмаки, благодаря которым Эрна ходила совсем бесшумно. Батрак требовал от неё вести себя очень тихо, чтобы не будить маму, когда поднимал по утрам до рассвета. Нельзя было ни топать, ни брякать, ни стучать, ни даже сопеть. Эрна могла вытащить яйца из-под курицы так, что она даже не кудахнет. Теперь ей это всё очень пригодилось.
Она всё-таки нашла огниво, нашла даже подсвечник, но свечу зажигала только в подвале и очень старалась не капать воском. Маги так и не догадались, кто их ограбил и потихоньку продолжает обворовывать. Эрне было ни чуточки не стыдно. Они сами воры, сами всё это украли у чёрных волшебников! И дураки, что не стерегут. Ещё девочка прокрадывалась к бывшей своей каморке, отодвигала засов. Маги забыли расколдовать ведро и воткнутую в стену рогульку, так что здесь можно было справить нужду, хотя бы большую (для малой оставалась крыша Белой башни и надежда, что маги не заметят, что у них сверху нагажено) и запастись на день водой.
Ночные вылазки не всегда проходили гладко. Несколько раз Эрну чуть не застукали. Она быстро выучила все ниши и статуи на первом этаже, куда можно спрятаться на втором и третьем и обнаружила кучу, в которое маги сваливали грязное бельё перед волшебной стиркой. Куча была удобная, мягкая, только один раз она в ней чуть не расчихалась.
С водой было трудно. Эрна перерыла всю башенку, но не нашла ничего похожего на флягу или даже чистое ведёрко. Только большую чашу на ножке, которую приходилось тащить обеими руками и два раза она даже её расплескала, когда услышала шаги и пришлось спешно прятаться. Тогда же Эрна прониклась презрением к белым магам. У них такая лужа здоровая, а они и не думают поискать, откуда она взялась! Хотя дядя Виль говорил Эрне, что надо быть осторожней. Может, они притворяются, чтобы она себя выдала?
Маги не притворялись.
Они действительно не придали значения разлившейся воде и вскоре Эрна осмелела. Кроме подвала, её очень интересовал второй этаж, на котором Держатель Чаши так и не запер комнату с волшебным зеркалом. Туда попасть было трудно: старый маг частенько оставался там по ночам и всё надеялся что-то углядеть. Один раз он пришёл туда после того, как Эрна уже всмотрелась в зеркало, и девочке пришлось срочно прятаться под столом. Тогда она подслушала, что Держатель ищет волшебную Чашу, из которой, по преданию, выливается истинный свет. Маги успели перерыть Белую башню сверху донизу ещё до того, как притащили сюда Эрну, но ничего не нашли, и теперь Держатель надеется найти своё сокровище с помощью волшебства. Беда была в том, что зеркало не показывало Серой пустоши и всего, что находится в Башнях — тоже. Эрна даже задумалась, не волшебную ли Чашу она наполняет водой, но ничего особенного в ней не было. Ну, большая, из белого какого-то металла, с прихотливым узором снаружи. Ужасно неудобная. Может, и та самая. Волшебники же по-простому не могут.
Когда девочке удавалось проскользнуть к зеркалу, оно показывало непонятное. Дядя Виль скоро перестал лежать в цепях, он то спал, то ходил и с кем-то разговаривал. Вокруг было темно, а дядя Виль говорил тихо и невнятно. Но он свободен! Его не убили! Что он делает, где и зачем — было непонятно. Но он жив!
А мама грустила. Плохо спала и во сне шептала её имя. Или вообще не спала. Тогда губы её шевелились беззвучно.
Той ночью у Эрны закончился хлеб. Она спустилась вниз, но пробраться в подвал быстро не получилось: волшебники сновали туда-сюда, что-то стаскивали вниз, спорили и даже роняли. Пришлось прятаться за статуей какой-то женщины в развевающемся платье и ждать, пока им надоест тут шастать. Эрна чуть не уснула стоя, пока они убрались, а потом ещё ждала, не придёт ли им в голову ещё зачем-нибудь спуститься. Но всё было тихо. Девочка юркнула за дверь, ведущую в подвал, спустилась вниз и зажгла свечу. Нашла комнату без дверей, куда маги стаскивали добычу. И тут эта самая добыча зашевелилась. Эрна чуть не заорала с перепугу и поспешно зажала себе рот рукой. Тёмная куча бочек и мешков шуршала, шевелилась и скрипела. Девочка сглотнула и перевела взгляд на свечу. Что бы там ни было, оно её увидит. Эрна собралась было затушить огонёк, но потом заставила себя шагнуть вперёд и поставить подсвечник на пол. Пламя трепетало, отклоняясь от двери, и вокруг него разливался золотистый свет. Девочка сделала шаг назад. Другой. Третий. Пока, наконец, её тень не перестала плясать на стене. Эрна затаилась у самой двери и стала ждать. Ей страшно хотелось удрать, но она боялась, что, если она не узнает, что там за чудище, оно поймает её в коридорах после. А так Эрна, может, сумеет его убить. Или хотя бы узнает, как обмануть.
Куча ещё пошевелилась, а потом что-то пролетело и потушило свечу. Эрна пискнула, зажала рот и бросилась бежать.
Волшебники метали свои огни довольно-таки метко. Лети они чуть быстрее, ведьме было бы несдобровать, но она взмыла вверх, в отвратительное серое небо Пустоши, выше, как можно выше, и расхохоталась. То же колдовство, которое помогало ей летать, защищало и от холода, иначе ведьмы бы не могли бы пережить свои впечатляющие полёты. Вот потом, на земле, придётся худо. Но это потом. Магда посмотрела вниз. Маги всё ещё не отказались от мысли её сбить. Магда спустилась пониже: ей пришла в голову опасная мысль. Виль велел Куно бежать в лес. Волшебники легко поддались на старую, как мир, уловку, и позволили увести себя от телеги. Магда увлеклась и один из них чуть не сбил ведьму на землю. Куно в это время хозяйственно подобрал скинутую Магдой одежду, достал даже то, что она бросила в телеге, цапнул её сумку и, никем не замечаемый, побежал в лес. Ведьма расхохоталась ещё громче. Она успела забыть, каково это — летать, — и теперь наслаждалась ощущением прохладных воздушных струй, омывающих тело. Ветер трепал её длинные волосы, бросал их в лицо. Можно было взлететь ещё выше, пролететь сквозь отвратительную серую хмарь… туда, где перестаёт действовать колдовство. Некоторые так делали, чтобы насладиться мгновениями падения. У самой земли оно останавливалось. Страшно. Безумно. И возбуждало.
Магда никогда так не делала.
Она почти решилась. Сейчас, когда маги наблюдают за ней. Сейчас, когда они могут надеяться сбить её. Сейчас…
Ей показалось, что маги собираются оглянуться на телегу, а Куно ещё не добежал до леса, и она спустилась вниз. Снова увернулась, взмыла повыше и отлетела. Это было даже забавно.
Она уводила магов всё дальше от телеги, а потом поняла, что уже не видит Куно на Пустоши, и перестала спускаться. Волшебники столпились, с досадой глядя ей вслед. Похоже, они ругались, но ветер относил их слова в сторону. Наконец, им надоело, и они вернулись к телеге.
Странно… зачем она им понадобилась?..
Магда не могла решить, что ей делать теперь.
Виль не велел охранять телегу.
Стоило, наверное, сделать крюк и найти Куно в лесу. Магда поёжилась. Как только она спустится, она сразу прочувствует, как тут холодно. Ветер задувал нешуточно, а там же ещё дождь. Пока она ещё Куно найдёт, который утащил её вещи, а этот балбес ещё пялиться будет… Магде не слишком хотелось спускаться.
Что же ей делать?
Лететь к башням, выманивать ведьм?
Пытаться пробраться в Белую башню?
Может быть, удастся сделать это с воздуха?..
Никто никогда не мог это сделать.
Они пытались.
Виль сказал…
Виль не сказал, что ей делать, если ведьмы не появятся!
И тут появились ведьмы. Они летели высоко, выше Магды, их было всего трое. Молодые, даже юные, они образовали правильный треугольник прямо над Магдой, так что она оказалась бы в самом его центре. Две отрезали её от леса. Магда похолодела. Кожа покрылась мурашками. На лету говорить было практически невозможно, но действия были недвусмысленными. Они снижались так, чтобы прижать Магду к земле. Ей пришлось рвануться вниз, вперёд и снова вверх, вызываясь из их кольца. Но эти ведьмы были быстрее, они нагнали её и снова принялись теснить — вниз и вперёд. Магда снова увернулась. И ещё раз. И ещё. Она слишком поздно поняла, что её теснят к Башням, а ведь там силы их учениц усиливаются, а Магда так давно здесь не бывала!
Волосы на головах ведьм засветились, зашевелились, удлинились, потянулись друг к другу. Магда сделала ещё один рывок, чтобы не дать себя поймать натянутой между ведьмами сетью. Она так не умела, в её время так не делали. Кто знает, чем эти паршивки вымазали волосы? Может, это просто сеть, а, может, она заставляет замереть на месте, останавливает сердце, обжигает…
Если спуститься слишком низко, мазь перестанет действовать.
А внизу холодно.
Она в отчаянии металась по воздуху вокруг башен, когда вдруг услышала внизу знакомый голос.
Лонгин холоден и равнодушен.
Он даже на девочку отказался менять нашу сестру Виринею.
Лонгин.
Девочку.
Виринею.
— Лонгин! — завопила Магда, которую ведьмы гнали как раз на него.
Она всё-таки потеряла воздух, так у них называлось, когда мазь переставала действовать и летунья падала на землю.
К счастью, она была достаточно низко.
Ведьма упала на утоптанную землю, в кровь оборвала колени и руки и подняла взгляд на чёрного волшебника, который подошёл поближе с вежливым выражением лица.
Он взмахнул рукой и кто-то набросил на Магду плащ, а потом помог ей подняться.
— Наконец-то! — сказал Лонгин, бесстрастно глядя на кутающуюся в плащ ведьму. — Я, признаться, уже начал волноваться.
— Что?! — не поняла Магда.
Лонгин снова взмахнул рукой. К ней подошла молоденькая ведьмочка, которая держала в руках деревянный кубок, над которым вилась струйка пара. Под пристальным взглядом собравшихся у башни ведьм и волшебников Магда покорно поднесла кубок к губам и сделала глоток. Это было подогретое вино с какими-то пряностями. Ничего опасного в нём не было.
— Лонгин?! — спросила ведьма.
— Я давно тебя ждал, — пояснил волшебник. — Когда Виринея пришла и сказала, что привезла твою дочь…
Он развёл руками.
— Должен принести тебе свои извинения за её действия, — сказал он официальным голосом. — Что с тем мальчиком, Арне?
— Он умер, — сухо ответила ведьма. Лицо Лонгина омрачилось.
— Плохо дело.
— Это всё, что ты можешь сказать?!
Лонгин хмыкнул и потёр руки.
— Я полагаю, ты прибыла за Эрной, — сказал он вежливо.
— Где она?!
Лонгин кивнул на Белую башню.
— Эти сумасшедшие заперлись там и девочку отдавать отказываются, — сказал он. — По-моему, она у них сбежала.
— Как — сбежала?! Куда же она делась?!
— Прячется. Двери башни заколдованы, их не может открыть ни чёрный волшебник, ни колдун, ни ведьма.
Одна из преследовавших Магду ведьм (её было несложно узнать по золотистому оттенку светлых волос), закутанная в лёгкий плащ, подошла к волшебнику и что-то тихо сказала ему на ухо.
— Вот как, — отозвался Лонгин и перевёл взгляд на старую приятельницу. — Магда, это твою телегу белые волшебники грабят?
— Что делают?!
— Грабят, — терпеливо разъяснил волшебник. — Вернее, воруют целиком, вместе с лошадью.
— Мою, — подтвердила ошарашенная ведьма. Мир сошёл с ума?! С каких пор белые волшебники что-то воруют?!
— Отлично, — удовлетворённо кивнул Лонгин и подозвал к себе какого-то важного толстого волшебника, который поодаль ждал, чем закончится разговор.
— Что у вас происходит? — беспомощно спросила Магда.
— У нас? — вскоре вернулся к ней Лонгин. — Небольшие затруднения. Но скоро вопрос будет решён, я так понимаю.
— А Эрна?!
— С ней всё будет в порядке, — заверил волшебник и снова отошёл отдать какое-то приказание. Сегодня он старательно понижал голос и было видно, что это требовало от него огромных усилий.
— Почему? — спросила Магда, когда Лонгин снова подошёл к ней. Он удивлённо моргнул. — Откуда ты можешь знать?!
— Я давно ждал тебя, — снова пояснил волшебник. — Зная тебя…
— Объясни!
Лонгин снисходительно улыбнулся.
— Видишь ли, мне нужен простой человек, который откроет двери Белой башни изнутри. Простой человек, не обладающий ни даром, ни проклятием. Белые волшебники, чтобы им провалиться, удивительно упрямые и неподкупные создания, и к тому же никого к себе не пускают, хотя последний подосланный мной человек был, уж поверь, более чем убедителен.
— Я тебя не понимаю, — пробормотала ведьма.
— Ты, наверное, переволновалась, — предположил Лонгин. — Видишь ли, я знаю повадки твоего друга, слышал и кое-что о его делах. Поэтому нам надо только немного подождать… кстати, ты голодна?
— Друга?!
Лонгин укоризненно покачал головой.
— Я говорю о том разбойнике, который тебя несколько раз спасал. Медном Пауке. После того, как ты не дала Эрлейн его ослепить, я не сомневался. Только не говори, что тебе не удалось его вытащить.
— Я, может, не стала, — криво улыбнулась ведьма.
— Брось, Магда, уж меня-то ты не обманешь. Лучше скажи, вы были вдвоём? Или с вами был кто-то ещё?
Магда попятилась, чувствуя взгляд Лонгина как если бы он царапал её кожу.
— Н-н-нет, никого…
Лонгин разочарованно поморщился. Снова взмахнул рукой. Рядом с ним немедленно оказались давешние ведьмочки: Магда узнала их по распушившимся волосам.
— Третий, видимо, ушёл в лес, — сообщил волшебник. — Поищите и приведите сюда.
— Зачем?! — вырвалось у Магды. Лонгин хмыкнул.
— Простое человеколюбие требует обогреть и накормить этого несчастного, — так укоризненно произнёс он, что Магда не поверила ему ни на медяк. — Ты тоже иди в Бурую башню. Мне надо подготовить своих людей, а тебе — поесть и согреться. Кстати, если ты хочешь спать…
— Нет!
— Тогда просто подожди. Когда всё будет готово, я тебе кое-что расскажу.
— Но, Лонгин…
— Потом, — отмахнулся он и ушёл. Незнакомые ведьмы подтолкнули Магду в сторону Бурой башни. Бежать было некуда.
Магде дали одеться, согреться, но разговаривать с ней не стали. Ведьмы Бурой башни сновали туда-сюда мимо неё, слишком занятые, чтобы обращать на Магду внимание.
Прошло не так уж много времени, прежде чем ведьмы привели Куно. Мальчишка шёл с зажмуренными глазами и девушки вели его под руки, иногда подталкивая так, чтобы он наткнулся на косяк или на стол.
В Бурой башне первый этаж был занят огромной кухней. Магда сидела за одним из столов и туда же ведьмочки подтолкнули Куно.
— Открывай глаза, — мягко сказала Магда.
— Это ты? — насторожено спросил мальчишка.
— Я. Открывай.
Куно осторожно приоткрыл один глаз, ничего страшного не обнаружил и открыл оба.
— Они как налетят! — шёпотом сказал он, вертя головой по сторонам. — А я подумал…
Магда устало вздохнула.
— Поешь, — предложила она.
Ведьмы поставили перед ними миску какого-то варева с двумя ложками и по бокалу подогретого вина.
— А ты? — всё ещё шёпотом спросил Куно.
— А я не хочу.
— Тогда и я есть не буду, — категорически заявил сын трактирщицы.
— Зря, — обронила Магда и потянулась за ложкой.
Куно посмотрел, как она неохотно ковыряет ложкой варево, потянулся за своей и принялся есть.
— А как они узнали, где меня искать? — спросил он.
— Колдовство, — пожала плечами ведьма, слишком усталая, чтобы думать.
Что происходит?
Что Лонгин задумал?
Что задумал Виль?
Почему Лонгин его понимает, а она нет?
Магда без особенного желания выхлебала несколько ложек варева. Ничего, есть можно, особенно если не присматриваться, что ведьмы сюда намешали. Ограбили, что ли, кого-то на днях? Обычно в Бурой башне с посторонними делиться было нечем. Куно съел больше, но, когда к ним подошёл Лонгин, варева ещё оставалось довольно много. Чёрный волшебник рассеянно достал откуда-то ложку, придвинул к себе миску и начал есть. Рыженькая ведьмочка принесла ему бокал с тёмно-красной, почти чёрной жидкостью, из которого Лонгин отхлебнул и вернулся к вареву.
— Если ты увидишь своего зятя, Магда. — сказал волшебник, разламывая ковригу хорошего белого хлеба и протягивая своим сотрапезникам половину, — передай, что Лотарин ему не достанется.
— Увижу кого?!
Маг поморщился.
— Материнство на тебя плохо повлияло, ты совершенно перестала соображать, — сообщил он. Куно хихикнул и Лонгин поднял на него взгляд. — А, тебя я знаю, мальчик. Ты из деревни… как её?.. Лангавальд, кажется.
— Латгавальд, — поправил отчаянно трусящий Куно. — Я тебя вспомнил! Ты чёрный маг, у которого болят зубы! Тебя наш знахарь лечит. Ты с ним на тавлею кости кидаешь.
Лонгин хмыкнул, но поправлять не стал.
— Я говорил о твоём зяте, Магда, — вернулся он к прежней теме. — Уваре, кажется. Муже твоей сестры.
— Я не понимаю…
— Он побывал в Лотарине и убил твоего отца, — буднично объяснил волшебник. — Требовал выплатить приданое. Так вот, оно ему не достанется. Твой отец всё завещал своему сыну, Вилмосу.
— Отец умер?!
— Увы, — кивнул Лонгин, макая хлеб в остатки варева. — Его сыну удалось сбежать. Он прискакал прямо к нам в Пустошь и обменял отцовские владения на проклятие. Теперь он ученик Бурой башни. Вообще, редкость среди юношей, обычно они обнаруживают способности к магии, но мальчик так и клокотал от ярости. Если хочешь, я велю его позвать.
— А мать?!
— Говорит, её не было дома. Впрочем, нападавшие вообще пощадили женщин. Что они собирались делать с твоим братом, он предпочёл не выяснять. Забавно, правда?
— Что забавно?!
— Ну, как же. Вырезать всех мужчин, но пощадить женщин — как-то бессмысленно. Если они хотели избавиться от свидетелей, следовало убить всех. А если не собирались, зачем начали?
Магду передёрнуло от этих рассуждений. Отец, который когда-то выгнал их из дома… как же так… как бессмысленно…
— Зачем ты мне всё это рассказываешь?
— А? К слову пришлось, не обращай внимания. Ты пришла за Эрной. Как я уже говорил, она в Белой башне. Эти сапожники даже не могут удержать ребёнка под замком.
— Зачем тебе Белая башня?
— Мне? Да ни зачем, в общем-то. Там только три этажа построены по-человечески, а остальное скрепляли магией. Собственно, потому я и не пытаюсь её штурмовать. Она же упадёт нам на головы. Сапожники строили, лишь бы покрасивше да посложнее. Каменная спираль, магическая блокировка потоков, гармония нарушена, дисбаланс сил…
Лонгин углубился в свою науку и заговорил так непонятно, что Магда почувствовала, как соловеет, а глаза Куно стали совершенно круглыми.
— Словом, — подвёл итог своей речи Лонгин, — я полагаю, теперь мы можем идти. Прошу прощения, но ты мне нужна, а вот твоему спутнику лучше остаться здесь. Ему не причинят особенного вреда, если он будет вести себя разумно.
Куно вцепился в руку Магды.
— Нет! Я с ней пойду!
Ведьма просительно поглядела на Лонгина, тот раздражённо махнул рукой.
— Идите оба! Нет времени!
— Встань здесь, пожалуйста, — безукоризненно-вежливо попросил Магду Лонгин, поставив её на самой границе света, излучаемого башней. — А ты, мальчик, немного подальше.
Он указал Куно в тень и встал рядом.
— И что теперь? — громко прошептал мальчишка.
— Ждём, — отозвался волшебник. — Мои люди готовы, осталось немного.
— А что ты хочешь? — спросил Куно.
— Взять Белую башню, разумеется, — с заметным раздражением ответил Лонгин.
— Зачем? — не выдержала и Магда, оглядываясь на приятеля. Тот знакомым с юности жестом потёр руки.
— Смерть прежних преподавателей Чёрной башни сделала меня, увы, её хозяином. Поскольку деваться мне некуда, пришлось заняться обустраиванием этого паршивого местечка. Я не без труда договорился с ведьмами, но вот белые маги, эти сапожники от науки, оказались крайне упрямыми. Я уже подумывал перебить их всех, но у них есть кое-какие недоступные мне области знания. Ловить их по одному бесполезно, эти упрямые болваны вообразят, что страдают за свои убеждения… а оставшиеся без колебания ими пожертвуют — тоже во имя убеждений. С кем угодно другим я мог бы перебить самых строптивых и договориться с оставшимися, но только не с белыми магами. Они, небось, предпочтут погибнуть все вместе. И тут появляетесь вы!
Магда похолодела. За любезной улыбкой мага крылось что-то ужасное.
Страшное чудище в два прыжка догнало Эрну и зажало рот своей лапищей… обычной человеческой рукой.
— Тихо, Эрлейн, это я, — прошептал такой знакомый и родной голос.
Всхлипнув, девочка прижалась к дяде Вилю.
— Мы ещё внутри, а не снаружи, — проворчал батрак. — Показывай, где тут выход.
— Он не открывается, — с трудом подавив рыдания, — пожаловалась Эрна. — Я пробовала! Несколько раз!
— Дай-ка и я попробую, — отозвался Виль. — И тихо!
Эрна довела учителя до парадных дверей. Они были закрыты на засов, который батрак легко отодвинул. Девочка захлопала глазами, а Виль осторожно, на пробу, толкнул дверь. Та распахнулась.
— Будь начеку, — предупредил батрак и вышел из башни. Эрна высунулась следом. Там не было никакой ловушки, зато всего в двадцати шагах стояла мама! Магда с надеждой вглядывалась в дверь Белой башни и, увидев дочь, кинулась к ней. Эрна бросилась ей навстречу, ловко увернувшись от руки Виля. Она уже не видела, как одетые в чёрное люди распахивают дверь настежь и один за другим забегают в башню.
Магда прижимала к себе спасённую дочь и покрывала её лицо поцелуями. Жива! Здорова! С ней!
— Мама, мамочка, мамуленька! — как заклинание твердила девочка. — Я так за тебя боялась! Я всё бродила и бродила, а верёвка такая короткая! А ты в зеркале такая грустная! Я совсем не плакала! Они такие злые! Мама, почему они нас не любят? Мамочка, я всё говорила им, а они не слушали! Они злые! А я не хотела! Мамочка, я только нечаянно его уронила! Там как бумкнет! Я не нарочно, правда! Ой, мама, не надо!
Поздно. Магда случайно задела и сорвала с головы дочери неровный самодельный платок. Увидела только начавшие отрастать волосы.
— Кто это сделал?! — прорычала она.
— Волшебницы! Они злые! Я только немножечко поколдовала, а они!..
Дядя Виль подошёл ближе и провёл рукой по коротким волосам девочки. Грязно выругался.
— Зачем? — коротко спросил он.
— Хотели лишить колдовской силы, — горько ответила вместо дочери Магда. — Попадись мне только эти твари!
— И как, у них получилось? — забеспокоился Виль, но Эрна его перебила:
— Не надо, мамочка, я сама их убью! Вырасту, поймаю, побрею тоже и убью! Вот увидишь!
— Ишь ты, убью! — заворчал Виль. — Кто ж тебе разрешит из мести убивать, скажи на милость?
— Что у тебя там бумкнуло? — подошёл к ним Лонгин.
— Дядя Лонгин! — обрадовалась девочка. — Смотри, что у меня есть!
Она полезла в мешок, который держала привязанным к поясу и в котором лежала украденная чаша. Вниз Эрна всегда тащила её в мешке, чтобы оставить руки свободными.
— Её белые маги искали, она им должна свет проливать, её Держатель держит, это такой дяденька, он её каждую ночь искал, а я нашла.
Лонгин принял подарок и засмеялся.
— Я многого ждал от этих сапожников, но чтобы так!
Он наклонился к девочке.
— Священная чаша истинного света — это символ, — пояснил он. — Вроде как сказка. Чтобы лучше описывать, во что люди верят. Её никогда не существовало. А ты нашла церемониальную чашу. Её для красоты использовали в обрядах. Она не волшебная.
Лонгин повернулся к взрослым и объяснил им:
— Вместе с Чёрной башней мне достались архивы. Мы их разбирали… Пришлось заставлять нерадивых учеников сидеть над записями, а потом за ними ещё и проверять. Та ещё работёнка. Но было и кое-что интересное. Никогда бы не подумал, что эти сапожники поверят в ими же придуманный образ и начнут искать!
— Так она не настоящая? — разочаровано спросила Эрна. — А я думала, если выберусь, тебе подарю, а ты мне за это поможешь вернуться к маме!
— Ты и так с мамой, — напомнил волшебник, напряжённо глядя на дверь Белой башни.
— Ой, а ты учеников архивами наказывал? — спохватилась Эрна. — А в Белой башне думали, что ты их мучаешь!
— Это нерационально, — рассеянно отозвался Лонгин. — Так что у тебя бумкнуло?
— Я не хотела! Я иду, а он там смотрит! Я хотела спрятаться! Ты говорил не тараторить, но я так боялась! Он смотрит! И темнота на него как кинется! А он свет зажёг! Я кричала «не надо»! А он не слушал. А потом как бумкнет! И всё. Он упал в колодец. Там лестницы вокруг него были. А я не хотела! Он сам! Я говорила — не надо! Он сам, правда? Сам же?
— Кто — он? — спросила Магда.
— Волшебник! Молодой такой! Он с горшком на лестнице был! А я там была! Он же мог рассказать! Я только хотела, чтобы он меня не видел!
Лонгин расхохотался.
— То есть ты убила этого волшебника? — спросила Магда.
— Он сам! — захныкала Эрна.
Виль ухмылялся.
— Плохая работа, — безжалостно сообщил он, не обращая внимания на слёзы в глазах девочки. — Убила случайно, кто ж так делает? Небось ещё и повторить не сможешь, если понадобится.
Лонгин перестал хохотать и старательно посерьёзнел.
— Ну, что, тебя можно поздравить с первым выигранным магическим поединком, — торжественно заявил он.
Потом повернулся, подозвал к себе толстяка в богатых, расшитым золотом одеждах и сказал:
— Эти сапожники не пускали учеников на мои лекции и вот результат. А я говорил, что в замкнутом помещении нельзя применять заведомо антагонистичные заклинания.
Толстяк ответил что-то непонятное, что-то о зависимости между вложенным усилием, настроением мага и получившимся взрывом, и понял его только Лонгин.
— Так ему и надо, — решила для себя Магда. — Не плачь из-за него, золотко!
— Чего мы ждём? — вмешался в разговор магов Виль. — Что ты ещё задумал?
— Ничего особенного, — рассеянно отозвался Лонгин. — Я послал учеников… у меня есть разработанные заклинания, которые могут блокировать белую магию… правда, недолго. Но это должно помочь. Тем более, что они прошли хотя бы некоторую подготовку…
Он задумчиво посмотрел на дверь башни и повысил голос.
— Начинайте! — приказал он. — Быстро!
Снаружи ничего не происходило, только нарастало напряжение. Виль оглянулся по сторонам.
— Что тут у вас ещё есть, кроме башен? — спросил он. — Вон там что?
В тени Чёрной и Бурой башен прятались какие-то невысокие строения. Сараи, хижины, даже какие-то домики и непонятное длинное одноэтажное строение.
— А, — махнул рукой Лонгин. — Там конюшни, сараи, а вот это страшилище — тут спальни белых магов. Раньше они там жили.
Он усмехнулся.
— А потом появился я.
Он поманил пальцем Куно и шагнул в сторону Белой башни, откуда уже доносились женский визг, ругань, проклятия, стоны, стук и грохот. Куно беспомощно оглянулся на Магду, та ответила ему таким же рассеянным взглядом.
— Иди сюда, мальчик, — мягко попросил Лонгин.
К юноше подошла закутанная в плащ ведьмочка и подтолкнула его в сторону чёрного мага. Куно подошёл к Лонгину. Тот положил руку ему на плечо и повернулся к Белой башне.
— Слушайте меня! — сказал Лонгин вроде бы без напряжения, но у стоящего рядом Куно зазвенело в ушах. — С вами говорит хозяин этой земли! Я заблокировал вашу магию и могу отдать приказ убить вас всех прямо сейчас или выгнать вас за пределы Пустоши! Я могу уничтожить всю Белую башню одним движением руки и мне плевать, скольких из вас погребёт под обломками! Если хотите жить, выходите по одному! Мои люди присмотрят, чтобы вы не делали глупостей. Я сохраню вам жизнь, если вы признаете мою власть и поклянётесь мне подчиняться.
Из башни никто не ответил, только шум стал громче и добавилось мужских ругательств и стонов.
— Очень хорошо! — продолжал Лонгин. — Я ждал этого от вас. Глупо, но благородно. Тогда слушайте, что я вам скажу! Вот человек! Простой человек, крестьянин, далёкий от магии и колдовства. Мои люди поймали его возле Пустоши. Я убью его на ваших глазах и смерть его будет медленна и мучительна. Если вы не сдадитесь сегодня, завтра здесь будут стоять десять человек. Женщины, дети и старики и каждый будет убит у вас на глазах.
Он что-то сделал и Куно упал на колени, а после издал такой крик, что у Магды застыла кровь в жилах. Она рванулась к волшебнику, но Виль её удержал.
— Спокойно, Маглейн, — ухмыльнулся батрак. — Если что, убить твоего приятеля мы всегда успеем.
— Что я скажу его матери?! — простонала ведьма.
— Подожди, — не отпустил её Виль.
Лонгин сделал что-то ещё и голова мальчишки мотнулась как от удара.
— Не надо, пожалуйста! — закричала Эрна.
Волшебник не обратил на неё никакого внимания.
— Не суетись, Эрлейн, — взял её за руку Виль.
— Но он мучает Куно! — задёргалась Эрна.
— Тс-с! — шикнул на неё учитель. — Не мешай дяде.
— Но…
— Тихо, я сказал!
Пока они препирались, Держатель Чаши, видимо, добрался до выхода из Белой башни. Был он, как и в тот день, когда его впервые увидела Эрна, одет в длинную белую рубашку, из-под которой торчали голые ноги, только поверх закутался в одеяло. Несмотря на свой смешной вид, белый маг старался держаться гордо и величественно.
— Остановись! — сказал он Лонгину. — Не трогай его. Мы… мы сдаёмся.
— Вот и хорошо, — кивнул Лонгин. — Я требую, чтобы ты дал мне клятву повиноваться мне и признал меня хозяином Белой башни, а также всех её жителей.
— Я всё сделаю, но ты должен поклясться в ответ… — начал было Держатель Чаши.
— Побеждённые не ставят условий, — отмахнулся Лонгин. — Приноси клятву или мальчишка умрёт.
Держатель Чаши посмотрел на Куно и увиденное его, видимо, впечатлило.
— Я знаю, ты хотел дать мне последний бой, — слегка смягчился Лонгин. — Но напрасно. Моя смерть ничего не изменит в вашей участи. Твоя — тем более. Всё будет так, как я сказал. Ну же!
Старик склонил голову.
Виль сплюнул.
— Быстро же он сломался, — сказал он Магде.
— Ты поклянёшься своей магией, даром, который есть у тебя и который ты разделяешь со своими соратниками и учениками, своей жизнью и жизнью твоих людей, а также Заступником и Создателем, — педантично перечислял Лонгин, — что признаёшь меня своим господином, признаёшь мою власть над Серой пустошью, обязуешься мне повиноваться и привести к покорности своих людей, обязуешься соблюдать законы, которые я установлю, а до того подчиняться моим распоряжениям и правилам.
— Мои люди не будут творить зло! — вскинулся белый волшебник.
— Я не спрашиваю тебя, что будут творить твои люди, — лениво ответил Лонгин. — Я говорю тебе, как ты можешь сохранить им жизнь. Им — и многим ни в чём не повинным людям, которые…
— Остановись! Я согласен.
— Тогда клянись.
Лонгин скучающе выслушал, как старик, запинаясь, произносит слова присяги, потом потребовал привести к нему главных магов белой башни и выслушал их клятвы. Потом подозвал к себе одного из своих учеников, перед которым парил в воздухе стол без ножек. На столе стояла чернильница с воткнутым пером и лежал лист пергамента.
— Сейлан выслушает остальных и запишет имена поклявшихся. Все они должны подчиниться мне. Если кого-то не будет в этом списке к утру, он умрёт, как только мы его обнаружим. И, возможно, умрёт кто-нибудь другой. Вы поняли?
Он вздёрнул на ноги всё ещё стоящего на коленях Куно и отошёл от белых магов. Когда Магда увидела лицо мальчишки, она ахнула. Оно было всё залито кровью.
— Что ты с ним сделал?!
— Нерационально, — поморщился Лонгин. — Если ты считаешь, что я могу замучить человека исключительно ради удовольствия, с твоей стороны глупо на меня так кричать. Эй, кто-нибудь! Дайте этому мальчику чем обтереться!
— Так что ты сделал-то? — заинтересовался Виль. — Чего он так вопил?
Лонгин мальчишески улыбнулся.
— Всего лишь сунул ему за шиворот ледышку.
Виль снова сплюнул.
— Великий маг! Властитель Пустоши! — передразнил он.
— Никогда не претендовал на то, чтобы считаться великим магом. Впрочем, я и не ждал, что вы сможете оценить заклинание, вынимающее воду из воздуха и переводящее её в твёрдое состояние.
— А откуда кровь? — спросила Эрна.
— Ах, это? Это не такое интересное заклинание. Всего лишь локальное изменение…
Дальше было непонятно. Что-то про кровь, жилы, древние трубы, по которым текла вода (в некоторых городах они до сих пор действуют!) и заморского дяденьку-волшебника, который мог бы объяснить строение человеческого тела гораздо лучше, чем Лонгин.
— Одним словом, элементарное заклинание, — подытожил он. — Разумеется, мне не составило бы труда осуществить свою угрозу, однако условием, которое мне было поставлено, было соблюдение магами законов Тафелона. Боюсь, пытки соседей законами Тафелона не одобряются.
Куно шарахнулся в сторону.
— Уведите его умыться, — приказал Лонгин, бросив взгляд на лицо мальчишки. Две ведьмочки цепко взяли Куно под руки и повели в сторону Бурой башни.
— Да ты притворялся! — догадалась Эрна. — А зачем?
Лонгин улыбнулся.
— Обычно считается, что иллюзиями занимаемся мы, — сказал он. — Но…
Он сделал такое движение рукой, словно кого-то поймал, а потом разжал ладонь. На ней шевелила крылышками алая бабочка. Эрна ахнула. Лонгин тряхнул ладонью и насекомое исчезло.
— А есть другие иллюзии, — продолжил волшебник. — Например, вера в то, что церемониальная чаша поможет против зла. Или убеждение, что страшный чёрный маг ест детей на завтрак…
— Но ты же не ешь? — на всякий случай уточнила Эрна. Лонгин серьёзно покачал головой.
Он перевёл взгляд на Белую башню. Что-то в ней по-прежнему его притягивало.
— Немедленно выводите всех! — повысил он голос. — Кто будет сопротивляться, вышвыривайте! Быстро, я сказал.
— А что?.. — заинтересовалась Эрна, но Лонгин, не слушая, что-то считал про себя. Из башни чёрные волшебники в самом деле выталкивали и вышвыривали белых. Девушки и женщины кутались в покрывала, визжали и вырывались. Лонгин продолжил бесстрастно считать.
— Дальше уводите! — приказал он, ненадолго прервавшись.
Белых магов продолжили толкать в сторону от башни. Лонгин досчитал и кивнул сам себе. Раздался грохот и верхние этажи Белой башни, такие красивые, воздушные, словно созданные из света, обрушились внутрь.
— Что и требовалось доказать, — кивнул сам себе Лонгин и повернулся к Магде и Вилю. — Я полагаю, вы устали, но, к сожалению, не могу предложить вам ночлега. Однако могу предложить еды и питья сколько пожелаете.
— Иными словами, открыли тебе башню и пшли вон? — «перевёл» Виль.
— Иными словами, я не могу уследить за всем, что здесь будет твориться в ближайшее время, — сказал Лонгин. — И присматривать за вами мне недосуг.
Он повернулся к Эрне.
— Я должен извиниться перед тобой за свою жену, — сказал он совершенно серьёзно.
— А где она? — боязливо спросила Эрна.
— Она наказана, — всё так же серьёзно ответил маг. — Но если ты и твоя мама не будете жаловаться, думаю, когда-нибудь я её прощу.
— А я нет! — решительно отозвалась девочка. — Она меня украла!
— Я знаю, — кивнул Лонгин. — Понимаю, тебе здесь не понравилось, но лет через пять, я надеюсь, ты сюда вернёшься и согласишься пройти обучение.
— Я не знаю, — ответила девочка.
— Там видно будет, — пожал плечами Лонгин. — Только обязательно попроси тётю Вейму объяснить тебе квадривиум.
— Квадри… чего?!
— Она знает. Она расскажет тебе о связи счёта, неба и музыки. Без этого учиться магии бесполезно.
— А почему башня рухнула? — спросила девочка.
— Вот вернёшься и я объясню.
— А ты любую башню можешь обрушить? — заинтересовался до того молчавший Виль. Волшебник покачал головой.
— В Пустоши легко колдовать, но всё-таки нет. Просто я заблокировал белую магию, а башня была построена с помощью волшебства.
— А как ты её заблокировал? — нахмурился Виль. — Сам небось не полез, здесь остался.
— Я разработал теорию, но вам она не будет интересна, — вежливо улыбнулся Лонгин. — А полезли те, кто пока сам теорию разработать не в состоянии.
Он оглянулся на толпу магов и нахмурился.
— Я должен идти, — вздохнул он. — Вашего мальчика вам вернут в целости и… ах, да, телегу с лошадью! Припасы, к сожалению, остались под обломками. Но, если вы хотите, я могу выплатить вам компенсацию… лучше через год, конечно…
— Ничего нам не надо, — оборвал его Виль. — Иди уже, твоё темнейшество.
Лонгин засмеялся и действительно ушёл, зато ведьмочки вернули им Куно, вещи, которые были при мальчишке, когда его поймали, и подвели телегу с конём. Ещё одна девушка принесла припасов в дорогу.
— Магда! — возбуждённо заявил Куно. — Я там чуть не обделался! Я думал, он меня сейчас на кусочки нарежет!
— Не ругайся при ребёнке, — потребовала Магда. Эрна захихикала.
— Мы теперь домой? — спросила девочка.
— Куно — да, — отозвался батрак. — А нам пока туда рановато.
— Я хочу домой! — топнула ногой Эрна.
— Мало ли чего ты хочешь, — хмыкнул Виль. — А твоя мамаша себе на хвост святош посадила.
— Ты с ума сошёл, — сказала Магда. — Чего ты хочешь? Меня ждёт сын и…
— И твоему сыну будет очень весело посмотреть, как его мамашу жгут на костре, — перебил Виль.
— Да что ты несёшь, никто меня не…
— Маглейн, замолчи. Если ты такая дурочка, которая верит каждому святоше на слово, то радуйся, что у тебя есть кое-кто поумнее. Домой мы не пойдём.
— Но я не…
Эрна громко зевнула.
— Ребёнку надо поесть, — настаивала Магда. — Ей надо спать. Ей нужно…
— Маглейн, — очень устало произнёс Виль, — или ты делаешь как велит папаша Виль или в следующий раз тебя спасает кто-нибудь другой.
Магда беспомощно оглянулась по сторонам, но совета было ждать не от кого.
— Мааам, — потянула Эрна и снова зевнула.
— Хочешь, напиши своему барону, — смягчился Виль. — Утихнет тут всё — вернёшься.
— А куда вы собрались? — вылез Куно. Виль бросил на него косой взгляд.
— А вот с Маглейн тебя до края Пустоши проводим, она ж дорогу, небось, видит, а там на север повернём.
Магда посмотрела на дочь, на Виля. До сих пор он никогда не ошибался… и даже не обманывал. Он вернул ей дочь. Сердце заныло от тоски. Леон. Львёнок! Она вздохнула и пошла к тому магу с летающим столиком выпрашивать пергамент и перо. Надо было в самом деле передать барону письмо, может, он поверит ей на слово, что она… а что она? В то, что Виль поведёт её на север, ведьма не верила.
Высшие посвящённые учили своих младших братьев и сестёр не только резать младенцев и не задавать лишних вопросов. В долгое и подчас жестокое обучение входило ещё умение вызывать у себя полную отрешённость от мира. Прозревший в таком состоянии казался безучастным к своей судьбе, к происходящему вокруг него… он не боялся, не чувствовал боли или жалости. Его можно было резать на кусочки — он не дрогнет, не закричит и не выдаст себя. Можно пытать при нём его друзей, близких — он не пошевелится, не отведёт взгляда. Это состояние не было отуплением, напротив, свободный от страстей разум был готов действовать, перебирал возможности к спасению и мог воспользоваться малейшей лазейкой. Каким бы плохим учителем ни был Ржаной Пень, это умение он во Врени вколотил как следует и к дому Дитлина цирюльница подошла с таким отрешённым лицом, что с неё в пору было писать святую. Она не питала надежд по поводу своей участи. Иргай поймал её у самого перелаза. Он знал, что она собиралась сбежать. Учитывая войну… вряд ли наёмники погладят её по головке и скажут, что всё понимают.
Иргай уже собрался втолкнуть в двери свою пленницу, как вдруг послышался ужасный крик. Врени чуть не растеряла свою отрешённость. Не от громкости, разумеется, а от того, кто закричал.
— Врени! Сестрица! — вопила Марила, углядев цирюльницу с другого конца улицы. Не успел никто и глазом моргнуть, как сумасшедшая налетела с криками и карканьем.
— Кто такая? — нахмурился Иргай, отталкивая Марилу.
— Кто такая?! Кто я такая?! Да ты кто такой?! Что она тебе сделала?! Ты знаешь, кто она такая?!
— Она предательница, — отрезал Иргай. — Уходи. Я тебя не знаю.
— Меня знает баронесса! — возмутилась Марила.
— Я не знаю никакой баронессы, — отмахнулся Иргай. — Уходи пока жива.
— Пока я жива?! Да я… да ты… да я только закричу, от тебя одни косточки останутся!
Иргай не выдержал. Увар велел наёмникам не ввязываться в драки с местными, к тому же Марила была столь явно безумна, что поднимать на неё руку казалось юноше позором.
— Кто она такая? — встряхнул он за плечо цирюльницу. Врени не ответила. — Откуда она тебя знает?! Отвечай?!
— Ты что с ней сделал?! — громче прежнего закричала сумасшедшая. — Почему она у тебя такая?!
— Он ничего не делал! — вылезла вперёд Дака. — Она сама такая стала!
— А ты кто такая?! — повернулась к ней Марила.
— Я Дака, — растерялась девушка. — Я пришла с Уваром.
— Увара я знаю! — обрадовалась Марила. — Ему мой брат мечи и самострелы продал. Знаешь его? Хрольф.
— Хрольфа не знаю, — пожала плечами Дака. — Издалека видела.
Иргай что-то резко произнёс. Дака мотнула головой и косы хлестнули по её плечам.
— У нас подходить к чужим не принято, — пояснила она Мариле, как будто кто-то требовал у неё перевода. — Ты знаешь Врени? Кто она тебе?
— Знаю! — заявила сумасшедшая. — Она сестра моя названная. Она мне ноги лечила. Браслетик подарила, хочешь покажу? А что это у тебя такое красивенькое?
Иргай шагнул вперёд и хлопнул Марилу по тянущимся к застёжке рукам.
— Не твоё, — коротко сказал он.
— Фу-ты-ну-ты, — скривилась сумасшедшая. — Жадина! Отпусти Врени!
— Старшие пусть решают.
Как раз в этот момент в доме Дитлина открылась дверь и появился Берток, один из старших в отряде Увара.
— Вот ты где, — сказал он, хмуро глядя на Иргая. — Кто тебе разрешил уходить?
Юноша вспыхнул и кивнул на Врени.
— Эта сбежать хотела, — пояснил он.
Берток покосился на Врени, потом его взгляд наткнулся на Даку. Лицо наёмника помрачнело.
— Живо в дом. Все трое.
— Эй! — запротестовала Марила. — Она ни в чём не виновата!
— А ты кто такая? — спросил седой наёмник.
— Я — Марила. Я дура её милости, которая теперь её светлость!
— Какая ещё светлость? — не понял Берток.
— Нора цур Фирмин, — надулась Марила. — У неё ещё муж такой смешной. Клосом кличут. Она не велела над ним шутить, представляешь?!
— Клос, говоришь… иди-ка ты, дура её милости. Не до тебя сейчас. Видишь, война.
— Да ты… да я… да…
Марила неожиданно развернулась и побежала прочь. Врени вяло удивилась. В то, что сумасшедшая ей поможет, она, конечно, не верила, но и то, что Марила так быстро отступилась, было странно.
— В дом, — приказал Берток. — Эту в подвал, сам иди к отцу. Дака пусть идёт к Абистее. Только вас сейчас не хватало.
Иргай втолкнул Врени в дом. Дака замешкалась.
— Что же ты молчишь?! — спросила она Иргая. — Что же ты не сказал?! Мы Врени где видели?!
— Где вы её видели? — остановился Берток.
Иргай многословно ответил на своём языке, потом кивнул на Врени и добавил:
— Она их знала. Сговориться пыталась.
— Покажешь дорогу, — решил Берток. — Эй! Большеногая! Что молчишь?!
— А что говорить? — с трудом разлепила губы Врени. — Врать прикажешь?
— Кто были те люди?
— Мразь, — так же бесчувственно уронила цирюльница. — Воры и убийцы.
— Что у тебя за дела с ними?
— Приходилось встречаться.
— Зачем бродила по городу?
— Повидать кой-кого хотела.
— Зачем?
— А это уж моё дело, — хладнокровно ответила цирюльница. Надо, наверное, было что-то врать, объяснять, что к чему, но желания изощряться не было. Иргай видел её у перелаза. Это не объяснить, не оправдать. А, может, она просто слишком устала. Какая разница, когда умирать? Братья-заступники возьмут город, их много и они никогда ничего не делают без подготовки, значит, стянули сюда достаточно сил.
— В подвал её, — решил Берток. — Дыру покажешь и к отцу. Пусть сам тебя выдерет. Удумал тоже, по городу перед сражением одному ходить. А ты…
Дака мотнула косами и сверкнула бешеными глазами. Все в отряде знали, что пороть девиц из её народа невозможно — часа спокойны не будут, сперва обидчика зарежут, потом сами зарежутся.
— Иди к Абистее, — вздохнул Берток. — Пусть она сама с тобой поговорит.
Для любви время было неподходящее и всё же Нора была счастлива, заполучив мужа целым и невредимым. Рана его практически зажила, а сам он неуловимо и в то же время ощутимо изменился. Стал как-то… старше? Сильнее? Она провожала мальчика, который только играл в рыцаря. К ней вернулся мужчина.
— Отдохни, — предложила она, когда слуги ушли, унеся с собой и пропылённую потную одежду рыцаря, и бадью с грязной водой после мытья.
Клос усмехнулся.
— Разве что самую малость, — сказал он, привлекая к себе жену. — А то штурм проспим.
Нора с довольной улыбкой прижалась к нему.
— Надо ехать сейчас в ратушу, — задумчиво сказал Клос… — Пошли пока кого-нибудь к барону цур Ерсину, чтобы он приехал туда же и собрал там капитанов остальных отрядов.
Нора послушно поднялась и, выглянув в коридор, кликнула слугу. Отдав все приказания она вернулась к мужу и хотела снова сесть рядом с ним, но он её остановил.
— Ты ничего мне рассказать не хочешь? — спросил он жену.
— О чём? — не поняла Нора.
— Самые твои ближние слуги — вампир и оборотень, — пояснил рыцарь. — Странновато для верной дочери церкви.
— Это всё отец! — вспыхнула баронесса.
Клос понимающе кивнул.
— Твой батюшка всегда был странным человеком, но, говорят, в людях не ошибался. Тогда расскажи мне о том, чего он не знает.
— Я не понимаю…
— А я уверен, ты меня прекрасно поняла с самого начала, — настаивал Клос. — Думаешь, муж у тебя такой дурак, что им можно вертеть как угодно? Ну?
— Я не…
— Я жду правды. Пока ещё — жду. Ну?
Нора вздохнула.
— Я изучаю чёрную магию, — призналась она и даже зажмурилась от страха. Сейчас Клос встанет и скажет, что не будет защищать жену, добровольно принявшую на себя проклятье.
Клос расхохотался.
— Всего-то? — весело спросил он. Нора осторожно приоткрыла сначала один глаз, потом оба. Её муж по-прежнему сидел на постели, а не стоял в дверях, и весело ухмылялся. — Я уж думал… погоди, и как ты её изучаешь? Пляски всякие нагишом, свальный грех…
Нора побагровела от гнева.
— Нет!
— Тогда зачем ты этим занималась? — поднял брови рыцарь.
— Я хотела власти, — неохотно призналась баронесса. Клос снова расхохотался. — Мне надоело, что в совете меня оскорбляют, называют безродной девчонкой и не хотят прислушиваться к моему мнению.
— И как? — уточнил рыцарь. — Много ли власти ты получила?
Нора раздражённо передёрнула плечами.
— Учитель говорит, что учиться надо постепенно, — раздражённо призналась она. — Заставляет меня повторять логику, арифметику, геометрию, учить древние языки…
Рыцарь отмахнулся.
— Потом обсудим твои занятия и твоего учителя. А сейчас…
Договорить им не дали. В коридоре послышался громкий крик, споры, звук поспешных шагов…
И вот дверь в покои Клоса распахнулась. В комнату влетела взъерошенная Марила, за которой проскользнул брат Полди.
— Это что же такое творится, а, сестрица баронесса?! — подбоченилась Марила. — Это за что же люди твоего муженька Врени-то схватили?! Где он ещё таких выкопал — как есть чучела и одеты не по-нашему, и говорят как телега скрипит! Меня к тебе пускать не хотели!
— Ты кто такая? — поднялся на ноги Клос. Он смутно помнил эту странную женщину, но не обращал прежде на неё внимания.
— Я Марила!
— Это моя дура, — тихонько пояснила Нора, делая сумасшедшей знаки, чтобы уходила. — Брат Полди, зачем ты пришёл?
— Марила сказала, что Врени схватили, — пояснил монах, — и я пришёл, чтобы ручаться за её доброту и чистые помыслы.
Клос молча поднял брови.
— А ты кто такой?
— Я из ордена братьев Камня, — слегка поклонился монах, — отцу-приору… я хотел сказать, легату святейшего папы отцу Сергиусу было угодно приблизить меня к себе.
— Он книжки рисует! — вылезла Марила. — Он Книгу Врага написал! Страшную!
— Я понял, — кивнул рыцарь. — Монах, малюющий картинки в книжках, и сумасшедшая. И вы ручаетесь за моего лекаря. А что с ней случилось?
— Её человек схватил! — пояснила Марила. — С луком! Странным таким! И с ним ещё девка с косами. Как зыркнет! Как головой мотнёт! Косами так по плечам и хлещет! Говорит, Врени предательница! А это неправда!
— Ваши люди, господин Клос, — вежливо сказал брат Полди, едва Марила замолчала, — заявили, что Врени пыталась сбежать через дыру в стене, но её остановили какие-то преступники, которых расстрелял ваш человек, когда они пытались убить Врени. Ваши люди утверждают, что она обманула того самого вашего наёмника и скрылась и он с трудом её выследил. Им кажется, что она пыталась кому-то продать ваши секреты.
«Господин Клос» передёрнул плечами и покосился на жену. Та ответила ему не менее растерянным взглядом.
— Эта женщина — не мой вассал, — сказала Нора.
— И не мой, — кивнул Клос. — Её нанял Вир, чтобы она поставила меня на ноги перед боем. Дело своё знает, но угрюма и сварлива. Вир часто ловил её на подслушивании. И она всё норовила уйти одна из лагеря. Харлан говорил, что его сын Иргай не доверяет ей, а у Иргая, хоть он и молод, чутьё на людей.
— А вы ей заплатили?! — ткнула в него пальцем Марила. Клос растерялся ещё больше.
— С ней Вир разговаривал…
— Не заплатили! — торжествующе выкрикнула Марила. — Зачем она на вас даром работать будет?!
— У нас война, — нахмурилась Нора.
— У вас война, — поправила сумасшедшая. — Она-то тут при чём? Ты и сама, сестрица твоя светлость, хоть бы медяк Врени дала! А когда она у тебя раненых перевязывала? А ты спросила её, хочет ли она пленников лечить?
— Но они же и её тоже пришли убивать, — растерялась Нора.
— Что же, ей каждого, кто её не любит, лечить?!
— Вейма выделила ей долю в добыче, — припомнил вдруг Клос.
— И где теперь эта добыча? — не отставала сумасшедшая.
— В Вилтине, — раздражённо ответил рыцарь.
— А Врени о ней знает?! А ты обещал, что отдашь?
— Об этом знает каждый в отряде! — рассердился Клос. — Нора! Убери от меня свою дуру!
— Не знает, не знает, не знает! — запрыгала на одной ножке Марила.
— Врени — самая добрая и честная женщина из всех, кого я знаю, — мягко произнёс брат Полди, что в устах монаха звучало по меньшей мере странно. — Она никогда не отказывала в помощи больному или раненому, никогда не бросала дела на полпути, всегда проявляла доброту, милосердие и сострадание к ближнему. Её угрюмый нрав не обманывает никого, кроме неё самой. Если Заступник не освещает её пути, то я и не знаю, кто мог бы уповать на Его помощь. Врени неспособна ни обмануть, ни предать, она верна более, чем если бы её связывали обеты и клятвы.
— Какая пышная похвала, — нахмурился Клос. — Мне недосуг сейчас разбираться. Сейчас я иду в ратушу, потом на стены, а потом… потом будет видно. Нора, ты идёшь со мной?
Врени наскоро обыскали и втолкнули в какую-то комнату в подвале. Цепей и кандалов здесь не было, что уже радовало, но не было и окна. Ничего не было, кроме ржавого ведра в углу. Как только дверь захлопнули, стало темно как в преисподней. Цирюльница села на пол и погрузилась в себя. Снаружи доносились крики, издалека было слышно Марилу, Даку, каких-то кнехтов, слуг и наёмников Увара. Они ругались и кричали, кто-то ходил туда-сюда мимо дверей… Безнадёжно. Не стоило и думать о спасении. Врени и не думала. Все звуки скользили по краю её сознания, едва ли отражаясь в нём.
Не сейчас.
Сколько прошло времени?
Она не знала. Один раз открылась дверь и ей принесли еды и питья, освещая темницу принесёнными из коридора факелами. Кто принёс? Врени не заметила и этого. Зато заметила, что их было двое и нечего и думать свалить вошедшего с ног и проложить себе путь к свободе.
Время текло, текло и текло…
Шаги за дверью остановились, послышался женский голос, после чего шаги удалились и заскрипел тяжёлый засов. Цирюльница лениво подняла голову. Перед ней стояла Вейма в своём чёрном платье. Пламя факела за её спиной придавало вампирше тревожно-алые контуры, так что она казалась выходцем прямо из Преисподней.
— Нас никто не слышит, — тихо сказала Вейма. — Ты ничего не хочешь мне сказать?
Под злобным взглядом угольно-чёрных глаз отрешённость, в которую закуталась цирюльница, дала трещину. Сердце сжалось в груди.
— Верю в Освобождение, сестра, — выдохнула Врени.
— Приблизим Освобождение, сестра, — кивнула Вейма.
Её взгляд проникал в самую душу, заставляя снова проживать ту злополучную прогулку по Сетору, разгромленный кабак, бандитов у перелаза… За мгновение до воспоминания о побоище вампирша отвела взгляд и фыркнула.
— Ты сглупила, — жёстко произнесла она и Врени поняла, что надежда была напрасна.
— Зачем ты пришла? — хмуро спросила цирюльница.
— Тот смешной мальчик с луком болтает, что ты хотела предать нас, — пояснила вампирша. — Я пришла узнать — кому.
Врени пожала плечами. Предательницей она себя не чувствовала. Её верность принадлежала одному человеку и это был не Клос, не Увар и уж тем более не Вейма.
— В любом случае, ты не успела, — заявила вампирша. Врени снова пожала плечами. — Я не видела твоего учителя и не знаю, где он и что с ним. Ты ничего не хочешь мне больше сказать?
— Верю в Освобождение, сестра, — произнесла цирюльница.
— Но я — нет, — холодно заметила Вейма и шагнула назад. Дверь захлопнулась и Врени оказалась в кромешной тьме.
Время потекло дальше — тягуче и медленно, как патока. В нём вязли звуки, доносившиеся из коридора, и крики, которые, видимо, звучали над головой, на первом этаже, и снова принесённая еда, и что-то тащили со сдавленными ругательствами, и снова шаги, шум, снова крики и…
А потом всё стихло. Шаги в коридоре, которые цирюльница ощущала так остро, как будто они проходились по ней, исчезли. Врени поднялась на ноги, нашла ощупью дверь и прижалась к ней ухом. Ничего и никого. Впервые за ту вечность, которую она провела, полностью забыв о себе.
Она села на пол и сняла башмак. Какие глупые они здесь! Кто же, обыскивая, не снимает башмаки?! Засов был деревянный. Врени сняла правый башмак. В нём была спрятана пилка — не такая уж и маленькая! — припасённая цирюльницей как раз на такой случай.
Ржаной Пень учил её и этому, учил, запирая в самых тесных и неудобных местах и грозя, что не выпустит, если сама не выберется на волю. Приноровиться было трудно, пилку держать было неудобно, но Врени, сжав зубы, работала, время от времени прерываясь на то, чтобы прислушаться. Снаружи было тихо. Кто-нибудь достаточно хитрый мог бы двигаться одновременно с шумом, замирая, когда цирюльница переводила дух. Кто-нибудь достаточно хитрый мог к ней подобраться.
Но чутьё говорило Врени, что дом был пуст. Ни одного человека не осталось на всех его этажах и от этого почему-то было жутко.
Ещё одна вечность, покороче, пожалуй, предыдущей, прошла за работой. Врени открыла дверь, разминая натёртые пальцы. Там было липко: где-то она рассадила руку до крови, но это не имело значения. Они забрали её сумку, забрали ланцет и бритву… надо было…
Пламя факелов испуганно дёрнулось, когда от стены отделилась тень. Врени пробрало холодом, хотя встреченный… человек?.. был ниже и легче её. Тень отвесила ей танцующий поклон.
— Приблизим Освобождение, сестра! — задорно поприветствовал её знакомый голос.
— Липп?! — ахнула Врени.
— Сестричка… — укоризненно произнёс вампир.
— Верю в Освобождение, брат, — поспешно отозвалась проклятая. — Как ты сюда попал?!
— Пригласили, — подмигнул Липп. — Я прибыл с важной новостью… ты не это ищешь?..
Одной рукой он протягивал сумку цирюльницы. Врени жадно её схватила. Обыскали, конечно, всё перетряхнули, но, кажется, ничего не пропало, даже заветный мешочек с чёрным порошком в потайном кармане. Потом она подняла взгляд на вампира и наконец разглядела во второй его руке свои ланцет и бритву. Схватила и их. Липп молча ждал, пока она рассуёт нехитрое своё оружие по одежде.
— Что за новость? — наконец спросила цирюльница.
— Братья-заступники пошли на штурм на рассвете, — пояснил вампир. — Им удалось быстро подобраться к городу.
— И тебе поверили?!
— Сестричка! Конечно, поверили, это чистая правда!
— А почему ты сейчас здесь?
— Ты же не думаешь, что я буду сражаться со всеми на стенах? — подмигнул вампир. — Я ускакал передать послание отцу Сергиусу.
— И удрал?
— Ты как-то странно ко мне относишься, — засмеялся Липп. — Я всё передал. И вернулся.
— Зачем?
— За тобой, разумеется.
Врени попятилась, пока не упёрлась в стену.
— Зачем?!
— Кое-кто хочет тебя видеть, — подмигнул вампир. — Пошли, тут недалеко.
Цирюльница бросила на вампира косой взгляд, который рассмешил его ещё больше. Он стоял за дверью и слушал, как она пытается выбраться. Он пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей.
…но он нашёл и принёс ей сумку…
Врени решительно зашагала за вампиром, который вывел её через конюшни, аккуратно отворив, а потом заперев укреплённую дверь.
— Куда ты меня ведёшь? — спросила Врени, когда Липп зашагал по улице дальше. Вокруг никого не было и только издалека доносился тревожный шум… то ли крики, то ли звон, то ли грохот…
— Увидишь, — небрежно бросил вампир через плечо. — Не отставай. Я укрываю нас мороком, а это непросто днём и в чужом городе. И не пытайся сбежать, мне лень тратить на тебя лишние силы.
Пожав плечами, цирюльница повиновалась. Делать было нечего, с вампирами не поспоришь.
Липп привёл её к разрушенному кабаку, тому самому, где она была… вчера? Сколько прошло времени, она не знала. С издевательским поклоном пропустил вперёд и остановился в проёме с сорванной дверью. Врени вошла и не поверила своим глазам. За столом, который кто-то удосужился поднять и заново водрузить на козлы, сидел…
Сердце пропустило удар.
Старший брат пустил по столу монету, та покатилась по кругу. Врени подошла и прихлопнула монету ладонью.
— Верю в Освобождение, брат, — хрипло сказала цирюльница. Она всё ещё не верила в чудо.
— Жду Освобождения, сестра, — знакомо отозвался друг и наставник. Он помедлил и стянул капюшон. Поднял лицо к ученице, впервые в жизни позволяя разглядеть себя. Он оказался… обычным. Узкое лицо, холодные голубые глаза, длинный тонкий нос, губ не видно под рыжеватыми усами. Человек как человек.
— Я думала, тебя отправили к Освободителю, — сказала Врени, садясь напротив прозревшего.
— Ещё не время, — отозвался он.
— Ты послал… этого?
— Эй, я всё слышу! — возмутился вампир от дверей.
— Попросил тебя привести, — слегка улыбнулся старший брат.
— Зачем?
— Дело есть.
Врени подняла ладонь и посмотрела на монету. Серебро. Немой[49] вейский гоккир с вычеканенной раскрытой ладонью. Это означало простое дело, на один день, даже меньше, без особенной подготовки и стараний.
— Кого убить? — без улыбки спросила Врени.
— Твоего знакомца, — отозвался прозревший. — Рыцаря Клоса.
Врени отдёрнула руку так, словно монета раскалилась от одних этих слов.
— Липп тебе немного поможет, — пояснил старший брат, не замечая реакции женщины. — Сделает так, что они забудут, что поймали тебя за побегом. Подойдёшь, скажешь, что хочешь передать важную новость… он на стенах сейчас. Главное — не дай ему свалиться или вскрикнуть. Успеешь отойти прежде, чем они спохватятся.
— Зачем? — в упор спросила цирюльница. Старший брат покачал головой.
— Он не младенец. Не дитя, не женщина, не больной. Это дело тебя не опозорит. Он стал опасен для нас. Слышала? Его называют «ваша светлость». Придёт время — и мы будем говорить про него «его высочество»…
Он помедлил, глядя на некрасивое лицо ученицы своими холодными голубыми глазами.
— Или не придёт, — усмехнулся он. — Благодаря тебе. Мы не можем позволить Тафелону вернуть Дюка.
— Мы?!
— Мы. Прозревшие. Ты знаешь, что только в Тафелоне мы можем ещё ходить свободно, не боясь, что лучших из нас сожгут на костре? К тому же тебе ли его жалеть? Он не заплатил тебе за помощь, а вскоре, того и гляди, велит повесить.
Врени глубоко вздохнула, а после толкнула монету по столу в сторону наставника.
— Нет, — твёрдо сказала она. — Я этого не сделаю.
Он толкнул монету обратно.
— Речь идёт о твоём посвящении, ученица. Тебе пора научиться послушанию.
Врени встала, вызывающе взглянула на вампира, который так и стоял в дверях.
— Нет.
— Ты отказываешься от высшего посвящения? — поднял рыжие брови наставник.
— Не такой ценой.
— С посвящением не торгуются, — нахмурился старший брат. — Или ты пройдёшь испытание и примешь высшее посвящение или не пройдёшь — и примешь малое.
Малое посвящение означало немедленную смерть. Проповедники налагали его особым обрядом и, если человек, скажем, больной или смертельно раненный, не умирал сам, его морили голодом до скорой кончины. Убийцы давали малое посвящение ударом ножа, который убивал тело и освобождал душу.
Врени расправила плечи. Снова покосилась на Липпа.
А ещё малое посвящение мог дать вампир — высосав всю кровь своей жертвы. И это редко бывало приятно.
Убей Клоса, предлагали ей. Убей — или умрёшь.
— Я готова, — сказала Врени спокойно. — Надеюсь, ты убьёшь меня сам.
Она не сказать чтобы так уж любила рыцаря. Пожалуй, он ей даже был неприятен. Но вложить все свои силы в исцеление, в то, чтобы вернуть силу его рукам — и перечеркнуть это ударом ножа… долг лекаря — лечить. Если ты лечишь — ты не убиваешь.
— Нет, — покачал головой старший брат. — Это сделает он.
Липп клыкасто ухмыльнулся и облизнулся так выразительно, что Врени невольно сглотнула.
— Я давно этого хотел, — заявил вампир, глядя на цирюльницу с откровенной страстью. С голодом, от которого Врени невольно попятилась. — На этот раз твой дружок не прервёт нас своими молитвами.
— Решайся, — подтолкнул цирюльницу старший брат. — Ты ещё успеваешь взять задание.
Врени взяла монету. Задумчиво подкинула её на ладони, а после запустила в вампира. Тот текуче уклонился, скользнул к цирюльнице и крепко — будто не пальцы, а кандалы сжались — взял её за запястья.
— Ты сделала выбор, — промурлыкал Липп. — Я рад.
Врени бесполезно рванулась, тщетно пытаясь уклониться от смертельного поцелуя вампира. Холодные губы коснулись её шеи… и ничего не произошло.
Когда перед глазами развеялся туман и перестали прыгать звёздочки, Врени потёрла шею. Ничего. За столом по-прежнему сидел старший брат, а вампир так и стоял в дверном проёме. Будто и не было ничего. Будто почудилось.
— Что же, — спокойно произнёс старший брат. — Это испытание ты прошла. Такое решение будет стоить тебе твоего дара.
— Дара? — не поняла цирюльница.
— Ты не можешь быть лекарем и убийцей одновременно, — терпеливо пояснил прозревший. — Ты выбрала жизнь. Так тому и быть.
— Но… — замялась Врени.
— Хочешь передумать? — поднял рыжие брови старший брат. — Ещё не поздно.
— Нет!
— Тогда продолжим.
— Но Клос!..
— А что Клос? — удивился прозревший. — Он сейчас на стенах. Ты знаешь, что штурм уже начался?
— Уже?! Но говорили же… три дня…
— Ошиблись, — коротко ответил прозревший. — Братья-заступники — хитрые твари. Но наш разговор ещё не закончен. Садись.
Врени послушно вернулась за стол. Старший брат отцепил от пояса флягу, открыл, сделал глоток и протянул ученице. Врени отпила. Вино было отвратительное, кислило и даже, кажется, горчило. Она вернула флягу наставнику.
— Я знаю, — мягче, чем прежде, заговорил старший брат, — как ты устала. Ты хочешь уйти отсюда, вернуться на дорогу, быть свободной…
Врени не заметила, как вампир скользнул ей за спину, ощутила только холодное прикосновение его рук. Липп положил пальцы ей на виски и начал мягко массировать голову… шею… плечи…
Она оттолкнула руки вампира — он не пытался ей помешать — встала и вышла из кабака. Добралась до знакомого перелаза… там никого не было — ни разбойников, ни стражников. Растяпы! У стен особенно слышен был страшный шум идущего поблизости боя. Цирюльница выбралась наружу и огляделась. Хотелось бы ей уметь, как Медному Пауку, оставаться всегда незаметной!
Но, кажется, повезло.
Она чуть не споткнулась о валявшихся у стены покойников. Они были обобраны дочиста и Врени не стала над ними наклоняться. Надо было спешить. Добежать до леса по открытой местности. Раньше лес подступал к стенам, но перед штурмом его вырубили. Бежать пришлось долго, но счастье было на её стороне. Не ворожит ли ей по-прежнему вампир?..
…дорога до Ранога была долгой, но Врени наслаждалась каждым мгновением. Она снова была одна, снова мерила путь своими ногами. Ночевала или в лесу, завернувшись в плащ, или в крестьянских домах, куда то просилась ради Заступника, то предлагала свои услуги. Кто победил под Сетором, она не знала. Стоило уходить в Нагбарию, по уму бы вообще в Раног не заглядывать, но цирюльница не могла удержаться. Раног был её любимым городом, здесь больше всего знакомых, даже, наверное, друзей… Приятелей, с которыми приятно обменяться новостями, перекинуться парой слов… и которых без колебаний оставляешь за спиной.
…Большеногая толкнула дверь, вошла в знакомый кабак, привычно заняла любимое место в углу, опёрлась спиной на стену. Закрыла глаза. Когда она их откроет, кто-нибудь из завсегдатаев поставит ей кружку сидра и спросит о новостях. А потом…
— Приблизим Освобождение, сестричка! — прозвучал рядом ненавистный голос. Врени выругалась и неохотно открыла глаза.
— Верю в Освобождение, брат, — зло произнесла она. — Чего надо?
— Узнаю нашу Врени, — расплылся в улыбке вампир, поднялся на ноги и исчез.
— Что за шутки? — рассердилась цирюльница. — Где ты?!
Холодные руки легли ей на плечи, скользнули к голове, вынуждая глядеть прямо перед собой, и Врени увидела напротив голубые глаза под рыжими бровями.
— Что вы здесь делаете?.. — хотела спросить она, но горло сжал спазм, а потом…
Перед ней были стены Сетора.
Глаза не сразу привыкли к тому, что видели, всё прыгало и расплывалось…
Люди носились туда-сюда, кто-то подносил стрелы расставленным по стене стрелкам, кто-то волок здоровенный чан со смолой, кто-то — тяжеленный мешок. Из разорванного угла высыпался песок.
Крик, шум, грохот, скрип, стоны раненых и убитых…
Свистели стрелы, летали тяжёлые камни, то тут, то там вспыхивали огни зарождающихся пожаров, доносились глухие удары… Таран?
Кровь, грязь, вонь и чад. Где-то огонь занялся всерьёз и туда поспешили люди с вёдрами. Кто-то кричал приказы охрипшим уже голосом.
Врени перевела взгляд и увидела, как здоровый детина в одежде воинствующего брата-заступника перебирается с осадной лестницы на стену и заносит топор над?..
— Нет!
Никто её не слышал, никто не смотрел в её сторону. Брат Полди широко раскрытыми глазами — что он там делал, дурень?! — встречал свою смерть… в груди детины расцвела стрела и кто-то с ругательствами схватил монаха за руку, оттаскивая от опасного места, а кто-то другой с усилием отталкивал тяжёлую лестницу от стены.
Врени попыталась проследить за ним взглядом… почему она стоит?! Почему она не может сдвинуться с места, подбежать к нему?! Но брат Полди пропал, а цирюльница увидела Даку, у которой злым кошачьим огнём горели глаза. Она стояла в угловой башне и, закусив губу, стреляла из слишком тугого для неё отцовского лука. Руки девушки дрожали от напряжения, но она стреляла и стреляла. Её брата нигде не было видно.
Врени моргнула и перед её взглядом очутилась Марила, которая, плача от боли и усталости, тащила мешок с песком к воротам.
А в это время Хрольф раздавал указания людям, стреляющим из машин, похожих на огромные самострелы, и на нападавших летели… камни, подумала цирюльница, но, попадая, они разбивались и поджигали огромные щиты на колёсах[50], из-за которых летели вражеские стрелы.
…и Врени увидела, что творится снаружи.
Люди — стольких не встретишь и в базарный день!
Вон там — монахи, а там — кнехты и рыцари Лабаниана, а вот эта толпа — крестьяне, которых спешно вооружили братья-заступники и погнали перед собой.
Таран, защищённый двускатной крышей, бился в ворота города.
Взгляд Врени метнулся куда-то в сторону — и она увидела, как отряд братьев-заступников рвётся в город через наспех заделанный перелаз, а люди с гербом Сетора на плече и топорами в руках пытаются их остановить. Трубят трубы с обеих сторон и к перелазу бегут и бегут люди.
Снова движение — таран выбил ворота и толпа атакующих полилась в город как единая, вязкая, но неумолимо выдавливающаяся жидкость. Их встретила такая же толпа… кажется, это были люди барона цур Ерсина. Жаркое дыхание, ругань, пот заливает глаза… вскрики и стоны, вопли ярости и боли.
Снова пение труб… откуда-то со стороны прискакали всадники. Знакомые фигуры. На нападавших посыпались стрелы, пускаемые из самострелов и причудливых сложных луков. Пригнанные братьями-заступниками крестьяне дрогнули и побежали, всадники помчались было за ними, но…
Снова город. Нападавшие уже были внутри, уже прошли узкий коридор между башнями у ворот и сейчас разворачивались для нападения.
Перелаз, у которого лежали трупы погибших горожан, а братья-заступники врываются в никем не защищаемый город.
Вонь.
Дым.
Женские крики.
Пронзительный детский плач, который внезапно оборвался.
Стены, на которых многие защитники лежали, пронзённые стрелами или с проломленными головами.
Кровь. Чад. Беспорядок.
Штурм.
Сетор был обречён.
Врени металась взглядом по разворачивающейся перед ней картине побоща.
Полди?
Марила?
Дака?
Где они?!
Никого из них она не видела — ни живыми, ни мёртвыми.
Какая-то башня была вся в огне. Та самая? Другая?
В дыму не разобрать.
Снова запели трубы. Как-то… иначе. Не так.
Издалека, догадалась Врени.
Из далёкого леса выходила толпа… толпа… новый отряд! Неужели мало того, что есть?! Да, братья-заступники и граф цур Лабаниан подготовились к атаке, нашли такие силы… как наивно Нора и Клос… полно, живы ли они?.. Как наивно они собирали свои жалкие силы. Всё было напрасно, всё бессмысленно, всё…
Отряд — человек сто, не больше, — развернул полотнище знамени и оно весело затрепетало на ветру. На сине-алом фоне — золотой священный знак, венчающий серебряное древо. Это был… это был…
Пришедший отряд — тяжело вооружённые воины, одетые в странные жёлто-сине-алые накидки поверх доспехов и такие же штаны, — поднял знамя самого святейшего папы.
Из-за их спин выехал всадник — тщедушный человечек на сером рыцарском коне. То тут, то там бой затихал, все ждали, чью сторону примут люди, посланные святейшим папой.
— Остановитесь, безумные! — неожиданно громко закричал человечек. — Прекратите проливать братскую кровь! Я голос Святейшего Папы, и я объявляю — братья-заступники предали вас, и проклятие ожидает того, кто поднимет оружие в их защиту!
Запели трубы и вейцы — это были они — двинулись в сторону города.
Первыми сдали нервы у пригнанных под стены крестьян Лабаниана. Побросав оружие, они бросились наутёк. Братья-заступники, напротив, сплотили ряды. Они пытались останавливать бегущих крестьян, но всё было тщетно.
Врени снова моргнула и, кажется, ненадолго прикрыла глаза. Когда она их открыла, прошло уже… сколько-то времени. Солнце сместилось на небосклоне, прорвавшихся в город врагов ловили и кого добивали, кого связывали… взгляд её снова сместился. Оставив стены Сетора далеко позади, по полю, не разбирая дороги, бежали люди. Оружия нет, только кто-то сжимал обломок меча, не помня, кажется, что держит в руках. Иной махал руками, а другой прикрывал голову и косился на небо, словно ожидал гнева Создателя. За ними с победным гиканьем мчался конный отряд с голубыми шарфами на шлемах. Врени узнала в одном из всадников Иргая — он грозил убегающим людям плетью, но отряд проскакал мимо, дальше…
Десятка два братьев-заступников… Эти не бежали, шли быстрым шагом, берегли дыхание, оружие даже не думали бросать. Когда всадники были уже близко, монахи остановились, построились и упёрли копья в землю. Конный отряд вломился в пеший, им не защититься в этом последнем бою… всадники срубают наконечники копий, кто-то размахивает верёвочной петлёй… не о таких ли рассказывали Иргай и Дака — тогда, в лесу?.. Обречённые, монахи не сдавались и не отступали. Иргай замахнулся своим кривым мечом, его противник попытался достать наёмника копьём, промахнулся и…
Врени аж зажмурилась.
А когда открыла глаза…
Видения пропали.
Она сидела за столом в разгромленном кабаке, напротив неё сидел старший брат, а за спиной всё ещё стоял вампир. На губах ещё горчило вино. Что туда подмешали?..
Цирюльница выругалась.
— Зачем вы это сделали? — спросила она, совладав со своим голосом. Перед глазами все ещё стояло бледнеющее лицо Иргая, в ушах звенели предсмертные стоны.
— Выбирай, — предложил ей наставник. — Ты хотела уйти, ты хотела покоя. Пока мы тут сидели — штурм закончился. Братья-заступники проиграли. Липп выведет тебя. Ты хотела податься в Раног? Это будет несложно. Вернёшься к прежней жизни. Будешь свободна.
— А… — поперхнулась вопросом Врени.
— Ты хочешь спросить, правду ли тебе показали. Правду. А тот бой, где ранили твоего бешеного приятеля, идёт прямо сейчас.
— Но как?..
Наставник невесело улыбнулся.
— Тебе лучше не знать, ученица. Когда-нибудь потом, когда ты будешь готова сама давать высшее посвящение…
Высшее посвящение мог дать только один из общих старших братьев… или одна из общих сестёр, конечно. Обычный посвящённый мог дать только малое. Так значит… так… неужели?!
— Выбирай, — повторил учитель.
Врени не ответила. Она вспоминала почему-то вчерашний день… казалось, это было в другой жизни… Иргай, преисполненный подозрений, напряжённый, сердитый… Дака, сияющая от детского восторга. Вот Иргай угощает её пирожками… Вот накидывает ей на плечи невесомую паутинку — шёлковую вуаль…
Вот опускает лук, перебив противников Велти. Вот…
Он мог убить её.
Он не доверял ей.
Она шла с ними, жила, пела, пила, ела и смеялась…
Сейчас при ней была её сумка.
Выбирай.
Выбирай…
Врени вспомнила вчерашний день — но всё перечеркнула рана, которую получил мальчишка. Так глупо — он отразил сам удар и задели-то его нечаянно… но с кишками наружу его не довезти до города. И он не дождётся лекаря. И…
Как же глупо…
— Я должна быть там, — сказала цирюльница.
Наставник понимающе улыбнулся.
— Мир есть зло, — напомнил он. — Привязанности — часть этого зла.
— Мне плевать!
— Он выслеживал тебя, помешал сбежать от войны, — продолжил наставник.
— Мне плевать!
Врени в отчаянии оглянулась по сторонам… наткнулась на вампира и схватила его за руку с такой силой, что Липп не сразу сумел высвободить пальцы.
— Верю в Освобождение, брат! — взмолилась цирюльница. — Прошу тебя!
Светло-карие глаза застыли. Потом в них что-то мелькнуло.
— Ты хочешь, чтобы я поработал твоей лошадью, сестричка? — спросил кровосос.
— Верю в Освобождение, брат! — настойчиво повторила Врени. — Прошу тебя! Может быть, я ещё успею…
Вампир медленно улыбнулся, показывая свои клыки — очень длинные, очень белые и очень острые.
— Есть только одна цена, — ответил он.
Врени молча рванула завязки ворота и чуть отвернула голову. Зажмуривать глаза она не стала. Светлые глаза сверкнули торжеством. Снова прикосновение холодных губ, двойной укол, словно кожу пронзили маленькие булавки, и зашумело в голове и потемнело в глазах, а потом…
…в памяти всплыла та ночь, когда она впервые попала на встречу проклятых… все были пьяны, многие — без одежды, — и возбуждённый во всех смыслах проповедник кричал, что только отдавшись на волю похоти они смогут ощутить истинную свободу тел… Врени не помнила, сколько их тогда было… мужчины, женщины, красивые и уродливые… наутро пришло похмелье и отвращение. Сейчас в её памяти всплывало каждое отвратительное мгновение.
…и другая ночь, когда она заступила дорогу… как же его звали?.. тело молило о ласках, но в его глазах только отвращение и стыд. И она предложила сыграть в кости… у неё были тогда фальшивые кости… но его лицо, преисполненное муки, когда он склонился над ней, чтобы выплатить условленную ставку… любила ли она его?.. или только хотела?.. Та ночь перечеркнула всё.
… и третья, ещё раньше, та, о которой она не хотела вспоминать… пьяный хозяин на постоялом дворе… тогда она ещё не была проклятой… потом она вернулась. Как он кричал! Как горел его дом…
…и…
Видения, стыдные, отвратительные, мерзкие, все полные похоти — её или других людей, — накатывали, заставляя сердце стучать всё быстрее и чаще, а тело корчиться от омерзения и напрасной злости.
И за всем этим — глаза. Светло-карие глаза. В которых светится злоба и мудрость скорпиона. Жизнь вытекала из неё — капля за каплей — вместе с кровью, которую тянул и тянул из неё вампир.
А потом…
Врени перестала чувствовать тело. Она словно сделалась невесомой, лёгкой как пушинка — и поняла, что умирает.
Вампир обманул её.
Она не успеет помочь.
Она опоздает…
Вампир поставил её на ноги.
— Стоять можешь, сестричка? — весело спросил он. Саднила шея. Кружилась голова.
— Могу, — упрямо ответила цирюльница, но обращалась она уже к воздуху. Вампир исчез.
…она появилась из неоткуда, когда бой с отступающими уже закончился и наёмники принялись считать потери. Грубо выругавшись, расстелила плащ и осторожно уложила туда раненного Иргая. С помощью Стодола и Нифана, старших сыновей Харлана, стащила с мальчишки кольчугу. Разрезала одежду и принялась за дело.
Хвала Освободителю, никто не пытался спорить и лезть под руку. Время. Весь вопрос во времени. С такой раной Иргай бы не дождался лекаря из города. С такой раной его бы не довезли.
Мальчишка, белый как полотно, сжимал кулаки, сжимал зубы, в которые цирюльница успела сунуть ремень, шипел какие-то ругательства… потом глаза его закатились и он потерял сознание. Так лучше.
Закончив с ним, Врени даже не подняла глаз. Кто-то всё время был рядом, кто-то даже помогал, слушая её злые короткие приказы.
— Что стоите?! — закричала она. — Давайте сюда следующего.
Палестра — частная гимнастическая школа для подростков в Древней Греции.
Речь идёт о старинной фразе — Mens sana in corpore sano, в здоровом теле здоровый дух
Стадия — древняя мера длины. Одна стадия равнялась примерно 200 метрам.
Вечерние изумруды — хризолиты.
Прострел — народное название ишиаса, боль в спине.
Немая монета — то есть монета без надписей, только с изображением
«Огромные щиты на колёсах, из-за которых летели вражеские стрелы» такие щиты назывались мантелеты.