Клос стоял в таблинии своего тестя над его картой и задумчиво ругался. Дело было не так хорошо, как хотелось бы. Скверно было дело. Сетор они отстояли, но потери… Пусть барон цур Ерсин хлопал его по плечу и бормотал что-то о неизбежности, о смерти в бою и славе, потери Клосу решительно не нравились. У него были слишком мало людей под началом, чтобы позволить себе лишиться хоть кого-то из них.
Оборона была спланирована бездарно.
Чего ещё ждать?
Барон цур Ерсин привык, что за него цур Фирмин и цур Вилтин думают, Нора в жизни ничего не обороняла, а горожане… этот трижды проклятый перелаз ещё… Почему про него никто не знал, кроме сомнительной бабы, навязанной ему Виром?! Почему не доложили толком?.. Клос сгоряча кричал, что повесит бургомистра за состояние города и стен, что четвертует разведчиков, которые рассказывали, что войско Лабаниана будет тут только через три дня, потом насилу успокоился, всех отослал, явился в дом Фирмина и стал разглядывать тестеву карту.
Почему его не было в совете, когда они распределяли силы? Почему у него нет места в совете и права там говорить? Какой дурак мог додуматься распылить все силы по углам, оставив Сетор почти беззащитным?! Проклятье, если бы не отец Сергиус со своими вейцами и посланием святейшего папы… отец Сергиус ещё… со своими идеями, предложениями… и Братство Помощи… Всё сомнительно и смутно.
Главное было сделано. Завтра они выступят в Лабаниан. Вир прислал половину гарнизона Фирмина — отец Сергиус заверил его, что барон цур Абеларин не посмеет выступить против остатков союза. Сейчас этот трус слишком занят — уехал организовывать помолвку своей старшей внучки с малолетним наследником Хардвина, который до того воспитывался братьями-заступниками, родичами своей матери… Во всяком случае, Вир послал половину гарнизона и с ними ещё маленький отряд от рыцаря цур Ортвина. Люди Увара пострадали меньше, чем могли бы, и удалось разыскать и отправить сюда ещё два отряда аллгеймайнов в дополнение к тем двум, которые оставались в городе.
Беда в том, что люди Вилтина и Кертиана, а, кроме них ещё Тиллиана и Ладвина вовсе не были в бою. Они не устали, зато вполне могли собраться… ну, нет, Лабаниан принадлежит тому, кто добыл в бою графа! Клос хорошо помнил, что обещал отдать своим людям пятую долю добычи. А своё слово он был намерен сдержать.
Рыцарь задумчиво потёр подбородок и это напомнило ему о цирюльнице Врени. Странная женщина. То пытается сбежать, то бросается спасать Иргая… Та смешная девчонка, которая всё время зыркала и мотала косами, потом долго висла у цирюльницы на шее и клялась небесами отплатить за доброту. Наёмники ещё что-то говорили о свадьбе, которую закатят — но это потом, а сначала надо взять Лабаниан. Конечно, это будет несложно, только вот как его поделить?.. людей мало, людей.
Клос хмуро оглядел карту. Владения цур Тиллиана и цур Ладвина не давали ему покоя.
Хорошо, что у него есть такая жена, как Нора. Едва закончились бои, она со своей чёрной магией… как её там… квадривиум… словом, принялась что-то считать, распределять и приказывать и даже умудрилась наладить лечение раненых и исправление порушенного врагами. Один из амбаров сгорел, потушить не успели. Квартал кожевников тоже. Отец Сергиус сказал, что деньги на восстановление выделит церковь — отняв у монастыря братьев-заступников — но в остальном дал понять, что ни монастыря, ни монастырских земель баронам не видать. Поди поспорь с ним! Его вейцам и драться не пришлось, все при виде них обделались, а уж когда отец Сергиус заговорил про проклятье…
Отряд вейцев — это, конечно, хороший аргумент.
Легат привёл его в помощь Норе, которая была правительницей, главной в совете баронов, когда отец Сергиус уезжал в Нагбарию.
Хорошо, что Нора так любит мужа и так хочет порадовать. Хорошо, что у Норы есть маленькая тайна, которую она так хочет скрыть. Зачем ей отряд вейцев? А вот Клосу он очень нужен.
Начать всё-таки с Лабаниана, вдруг решил рыцарь. Выйти первыми… нет, разумеется, выйти вместе со всеми, иначе это будет слишком похоже на измену, но пойти первыми. Отец Сергиус поддержит, а, значит, поддержат и вейцы. Разве не он, не Клос возглавил оборону Сетора? Разве не он пленил в честном бою графа цур Лабаниана? Разве не ему сдались оба графских сына и трое зятьёв? Взять с собой писаря из Братства Помощи… жаль, что Вейма не выносит крови, она действительно хороша в счёте… надо будет спросить отца Сергиуса, кого он порекомендует. Или всё-таки взять её? На месте растолкать и пусть займётся делом…
Клос снова почесал подбородок. Барон цур Тиллиан и граф цур Ладвин пусть заткнутся. Они сами вышли из совета. С волей святейшего папы и отрядом вейцев они спорить не станут. А остальным надо намекнуть, что они ошиблись и эта ошибка могла стоить им Сетора и — Норы.
Рыцарь сжал зубы. Когда начался штурм, он никак не мог взять в толк, куда девать жену. Оставить в доме? Но он не мог оставить с ней ни одного человека, все нужны на стенах. Взять с собой? Но кто мог ручаться, что шальная стрела не сделает его вдовцом? А если брать, то в одежде ли знатной дамы, когда в случае поражения её ждали братья-заступники, пытки и костёр? Эти мерзавцы умели быть злопамятны! Или простой женщины и тогда любой из прорвавшихся в город захватчиков мог сделать с ней такое, о чём и думать-то не хотелось. Нора нашла себе дело, но весь бой он до боли стискивал зубы, заслышав где-то женский крик. Заступник был милостив. Они же почти сдали город, монахи прорвались через ту проклятую дыру в стене… повезло ещё, там были неудобные подходы, большой отряд не мог зайти сразу, но хватило и малого, чтобы ударить в спины защищавшим ворота.
Если бы батюшка оставил бы своих людей! Не хватало самой малости. Если бы у барона цур Ерсина были бы разведчики поумнее!
Если бы, если бы, если бы.
Они победили. Чудом Заступника, но победили. По всем храмам возносят благодарственные молитвы, отец Сергиус проповедует посреди города… победа. За неё было дорого заплачено, но вот она.
Клос сам, не зовя слуг, прикрыл карту тяжёлой крышкой и вышел из таблиния. Впереди был долгий путь, но игра стоила свеч.
Месяц спустя Клос, тяжело ступая, вошёл в зал дома Фирмина, где проходил совет баронов. Лабаниан был взят, имущество графа привезено в Сетор, посчитано и учтено, сам граф с семьёй сидел взаперти, его крестьян пограбили только самую малость и быстро остановились, город отстраивался, дождались возвращения уехавших баронов… и вот созвали совет. Говоря по чести, совет могли собрать ещё две недели назад, но Нора, умница, потянула время, не задавая лишних вопросов. Стоило, конечно, её во всё посвятить… Но могла ли Нора ничем не выдать секрет, молчать две недели, вести себя как ни в чём ни бывало?.. Её решили оставить в неведении. А вот Вейма, её придворная дама — знала. Её помощь была… небесполезна. И в этом тоже.
Клоса на совет позвали особо, как и отца Сергиуса, кстати, только легат прибыл ещё до начала, а рыцарь опоздал. И это тоже было частью замысла.
— Бароны, — начал Клос ещё в дверях, — приветствую всех вас и прошу простить меня за опоздание.
— Где ты был? — спросил граф цур Вилтин, по праву отца не утруждая себя формулами вежливости.
«Отлично, — подумал Клос. — Спасибо, батюшка, что сделал первый ход. Начнём».
— Тренировал своих новых бойцов, — честно ответил рыцарь. Увар пустил клич по своим старинным знакомым и к Сетору стеклись наёмники, желающие встать под начало рыцаря Клоса. Это была идея не только Клоса с Уваром, во всяком случае, отец Сергиус на первый же намёк заверил, что Братство Помощи выделит деньги для новых наёмников… и не потребует платы. Не лучший вариант. Потом придётся платить куда больше, чем получил… но это потом, потом. А пока нужны люди. Много людей.
— Ты разве граф?! — приподнялся со своего места цур Тиллиан. Ещё бы, его земли в двух шагах от Сетора, только обойти по краю Ерсин — и вот он, Тиллиан! — По какому праву ты собираешь свою армию, мальчишка?!
Клос сжал зубы, но сдержался.
«Мальчишка!»
Неудивительно, что Нора была готова прибегнуть к чёрной магии, лишь бы добиться должного к себе отношения. Вон, сидит, вся красная от злости, не знает, чем их заткнуть. Ничего, он им покажет свою магию. Посмотрим, кто теперь будет смеяться.
— Когда вы захотите обратиться ко мне, ваша милость, — вежливо произнёс рыцарь, — называйте меня графом цур Дитлином, ибо эти земли мои по праву.
Граф Ладвин удержал барона цур Тиллиана и заговорил сам.
— Хорошо, — поспешил он заверить, — пусть ты граф. Но даже граф не может увеличивать армию, не спросив согласия совета.
Клос чуть не расхохотался ему в лицо. Из-за этих двух дураков распался союз, а теперь они требуют, чтобы к ним прислушивались! Барон цур Абеларин, вон, тоже ёрзает. Ещё немного — и тоже потребует слова, предатель!
Спокойней. Спокойней. Сейчас главное — осторожность и хитрость.
— Ваша милость, без сомнения, правы, — отвечал Клос, придав своему лицу выражение наивности, — Но я думал о будущем. Известно ли вам, что граф цур Лабаниан держал армию на границах с Хларией и всю её привёл под стены Сетора? Сейчас, когда мы не можем знать, доверять ли людям Лабаниана… а в Хларию, без сомнения, уже дошла весть о том, что наши границы беззащитны…
Вот теперь их проняло! Всех, даже отца и союзников.
— Почему ты ничего не сказал нам? — спросил граф цур Вилтин.
— Батюшка, я думал, вы все знаете, — ответил рыцарь. — Ведь вы так давно заботитесь о благе Тафелона…
Между бровями графа залегла едва заметная тень. Граф цур Вилтин понял, что сын над ним издевается, но решил промолчать. Клос не то чтобы хотел оскорбить баронов. Но он не мог им простить, что они разбежались, бросив его защищать Сетор и не оставив ему достаточно людей… не оставив надежды на победу.
— Что ты предлагаешь, мальчик? — спросила баронесса цур Кертиан. Клос пожал своими широкими плечами.
— Я полагал взять на себя защиту Лабаниана, — просто ответил рыцарь. — Раз мне выпало счастье сразить владетеля графства в бою, это мой долг и моё право. Когда я соберу достаточное войско, я выдвинусь со своими людьми на западную границу Тафелона — с вашего благословения…
Непроизнесённое«…или без него» повисло в воздухе между ними. Бароны переглянулись.
— Клос, — мягко произнёс цур Вилтин, — ты смелый и отважный юноша, прекрасный рыцарь и я горжусь тобой. Но не слишком ли большую ношу ты на себя возлагаешь?..
Клос снова пожал плечами.
— Я полагал своим долгом защитить Тафелон от опасности, — упрямо выговорил он.
— Твои люди прекрасно себя показали в бою, — подхватила баронесса цур Кертиан, — но они куда больше подходят для нападения, чем для охраны границ. У хларского короля большая армия, более опытная, чем отряд наёмников.
Граф цур Вилтин шепнул что-то на ухо цур Ерсину.
— Содержать войско — тяжёлая обязанность, — вступил в беседу барон. — Тебе ещё не приходилось с этим сталкиваться… чуть только недоплатишь — они бунтуют.
Клос опустил плечи как бы сдаваясь.
— Но я полагал… — неуверенно заговорил он. — Как же… Хлария… опасность…
— Каждый из нас, — произнесла баронесса цур Кертиан, старательно смягчая свой слишком грубый для женщины голос, — будет рад выделить отряд самых опытных своих бойцов для защиты нашей общей границы.
Клос старательно покивал, но потом «внезапно» вспыхнул новым подозрением.
— Вы хотите отделаться от меня?! — спросил он, обводя взглядом собравшихся. Выслушал общие заверения, что нет, ни в коем случае. С папским посланником, который явно ему благоволил, и отрядом вейцев за спиной рыцарь мог позволить себе и не такую игру. — Я понимаю, когда опасность грозила Сетору, когда граф цур Лабаниан с братьями-заступниками был готов вторгнуться в страну, кроме меня, было некому защитить город. А теперь…
— На что тебе Лабаниан? — брякнул вдруг прямолинейный цур Ерсин. — Он далеко и от Фирмина, и от Дитлина. Бери Корбиниан! Весь!
В зале стало очень тихо. Корбиниан был разорён дважды. Войной Ублюдка и потом, на памяти старшего поколения, разбойниками. Погуляли там и оборотни, которые после ушли на восток, за Пустошь. Не сравнить с прекрасными, хорошо управляемыми владениями графа цур Лабаниана. Пусть дороги там плохие, но поля плодородные, растут виноградники, налажена жизнь… крестьянам приходится туго, но подати они платят хорошие. А Корбиниан распустился. Вир, а за ним Арне, подати собирали едва-едва, лишь бы совет отвязался. Только и памяти, что там когда-то жил сам Дюк.
Эх, Арне, Арне. Как же так глупо, в лесу от рук кучки разбойников?..
Клос покачал головой.
— И берега Корбина в дар моей жене, — сказал он словно бы в раздумьи. Это не вызвало ни протеста, ни удивления, разве что самую малость. Берега Корбина — какая мелочь! Да они с одной стороны и так принадлежат Фирмину, а с другой — Корбиниану! Но ведь оставалась ещё сторона Ранога и Пустошь… Раньше рыбаки то и дело подбирались с восточной стороны, лишь бы не платить. Действительно, мелочь. Но эта мелочь означала подати с рыбаков, стекающихся к озеру со всей страны. Теперь им никуда не деться. А ещё плату с тех, кто захочет пересечь страну из Тамна в Раног или обратно.
— Быть по сему, — поспешно согласился граф цур Вилтин. Не ожидал, небось, от сына, что тот начнёт что-то требовать. Теперь Клосу с женой принадлежало пол-Тафелона, его центр, его ядро. Но мало получить обещание, надо ещё заставить его выполнить.
— Бароны, — тонким голосом произнесла Нора. — Если все согласны с этим решением…
Ей ответил нестройный гул. Конечно, согласны. Мальчишке кинули кусок и он утихомирится, а там уж пускай попробует выжать хоть что-то из Корбиниана и истощённого Дитлина.
— Если все согласны, мы должны обсудить добычу, привезённую из замка графа цур Лабаниана. Вот здесь список, составленный…
Список составила Вейма, в который раз восхитив Клоса своей дотошностью, точностью и блестящей памятью. Она учла всё, проследила за тем, чтобы вывезти всё до последней монетки, до последней ложечки, а потом так же тщательно проверила всё в Сеторе. Если таковы все вампиры, их следовало привлекать на службу!
— Я предлагаю, — произнесла юная баронесса тем же тоненьким, сорванным во время осады голосом — она руководила женщинами и детьми, помогавшими бойцам на стенах, — все ценности должны быть распределены между защитниками города. Бароны цур Ерсин, цур Фирмин и рыцарь Клос.
— Подожди, — нахмурилась баронесса цур Кертиан. — Графство Лабаниан брали мои люди, люди графа цур Вилтина, барона цур Ерсина и отряд, который прислал нам на помощь святейший папа.
— Святейший папа не нуждается в плате, — вежливо произнёс отец Сергиус. — Он сделал это в благодарность баронессе цур Фирмин за помощь, которую она оказала мне и которая позволила спасти жизнь святейшему папе. Но вы забыли рыцаря Клоса и мужество его отряда. Мне кажется, будет справедливо поделить отнятое у графа цур Лабаниана имущество между вами пятерыми.
— Пятерыми?! — удивилась баронесса цур Кертиан, потом перевела взгляд с легата на Нору, а с Норы на Клоса. — Ах да, пятерыми.
— Я позволила себе позвать людей Братства Помощи, — продолжила Нора, — чтобы они оценили все ценности и выплатили нам их полную стоимость, которую мы сможем поделить на три… простите меня! На пять частей.
— Ты много на себя берёшь, девочка, — покачала головой баронесса цур Кертиан.
— Простите! — охотно покаялась Нора. — Мне, конечно, следовало разделить между нами драгоценности покойной графини, подушки, одежду, утварь…
— Помолчи! — хлопнула по столу баронесса цур Кертиан. — Распорядилась и распорядилась. Что теперь-то говорить?..
— Тогда… — начала было Нора, но осеклась. Отец Сергиус подал знак, что хочет говорить.
— Святейший папа, — начал легат, — не собирается вмешиваться в дела Тафелона, но вот уже много лет ваша страна удивляет соседей. Мирская власть приходит в руки государя от Заступника и именем Заступника правит король, князь или дюк. В вашей же стране нет покоя, потому что нет помазанного правителя. Слабость, гордыня, надменность, жадность… малейшая ошибка одного из вас — и вы снова окажетесь втянуты в междоусобную войну. С севера на вас глядит Нагбария, с запада — Хлария. На востоке гнездо проклятых, разрушающих всё, что вы строите. Всё от того, что нет центра, нет того, кто связал бы вас воедино… того, кто заключил бы договор… быть может, даже с оборотнями, тревожащими ваши земли своими набегами. Уже и в Хларии, и в Нагбарии, и в Итнии за перевалом поговаривают, что есть у них люди, связанные с древним родом вашего Дюка узами крови, и не пришла ли пора возложить на себя вашу корону. Бароны! Я слушал вас и молчал, но видел, что совет ваш погряз в недоверии друг к другу. Вам нужен Дюк, коронованный по вашему обычаю, человек достойный, который по справедливости наградит верных ему и без страха покарает предателей.
Взгляд, который отец Сергиус бросил сперва на цур Абеларина, а потом на цур Тиллиана с цур Ладвином, их не порадовал.
— А чего рассуждать? — поспешил подняться на ноги барон цур Абеларин. — Зачем лукавить? Мы знаем друг друга, мы знаем, что возвышение любого из нас вызовет подозрение и ревность остальных. Вот человек, который думает не о себе, а о Тафелоне! Он первый заговорил о том, что граф цур Лабаниан обнажил свои границы перед Хларией! А разве не он бросил только что завоёванные земли, чтобы спасти Сетор? Он родич графу цур Вилтину и барону цур Фирмину, но никогда не унаследует их владений. В конце концов, разве не для того мы отдали ему Корбиниан?
Барон цур Тиллиан и граф цур Ладвин переглянулись, потом посмотрели на Клоса. Он ответил им сумрачным взглядом. Сейчас у него было достаточно людей, чтобы захватить их земли по одному. Откровенно говоря, так он и собирался сделать — если его поддержат вейцы и святейший папа.
— Я согласен, — кивнул барон цур Тиллиан. — Рыцарь… я хотел сказать, граф цур Дитлин показал себя как будущий Дюк. Он уже сейчас думает обо всех нас.
— Я тоже так думаю, — поспешно поддержал его граф цур Ладвин. — Он достоин носить корону Дюка.
— И так думаю! — согласился с родичами барон цур Ерсин. Ещё бы он не согласился, уж он-то видел Клоса в деле! Если бы не рыцарь, оборона Сетора, подготовленная бароном, провалилась бы ещё раньше.
Граф цур Вилтин и баронесса цур Кертиан внимательно посмотрели на Нору. Она сидела в своём кресле вся раскрасневшаяся от волнения и влюблённо смотрела на мужа. Ждать от Фирмина возражений не приходилось.
— Звучит неплохо, — вынужденно согласился граф цур Вилтин, не зная, радоваться ли за сына или огорчаться переменам, которые уводили у него из-под носа власть, — но чтобы все эти люди в Хларии, Нагбарии и в Итнии оставили свои притязания, мы должны как-то доказать, что Клос не самозванец и власть его от Заступника, а не только от людей.
Баронесса цур Кертиан всплеснула руками, поняв, что осталась в меньшинстве.
— Всё у вас гладко выходит! — гаркнула она. — А барон цур Фирмин?! Может, рано вы его хороните?! Что же, он вернётся — и что вы ему скажете?!
— Я сделаю его своим коннетаблем и первым советником, — ляпнул Клос.
Никто не заметил, как Вейма, которая сидела возле своей госпожи и вела записи этого собрания, подняла голову и впилась глазами в дверь. Через пару мгновения та распахнулась. В зал вошёл барон цур Фирмин собственной персоной.
— Отец! — выдохнула стремительно бледнеющая Нора. Клос тоже слегка побелел, но твёрдо взглянул в глаза тестя.
— Благодарю, — ответил старый барон, снимая с руки пропылённую перчатку. Все ждали, что он швырнёт её мальчишке в лицо и весь этот фарс прекратится… но цур Фирмин снял вторую, опустился на колено и вложил свои руки в ладони зятя. Клос наклонился, поднял барона и они обменялись поцелуем.
Все зашептались, удивлённые и испуганные. Старый барон, ещё недавний правитель союза баронов Тафелона, принёс оммаж новому Дюку.
— Алмарик! — воскликнула баронесса цур Кертиан. — Старый лис! Признавайся, ты всё это подстроил?!
— Кларамонда, я сердечно рад вернуться на родину целым и невредимым и найти свою страну не разорванной на куски, — ответил цур Фирмин. В глазах его прятался смех. — Полагаю, нам пришла пора измениться, вот что я могу сказать про своего сюзерена.
Неизвестно, что сказала бы баронесса, но тут Нора подбежала к отцу и бросилась ему на грудь. Барон, прежде не допускавший открытого выражения чувств, любовно обнял дочь и одарил отеческим поцелуем. Неохотно выпустив дочь из объятий, он подошёл к легату и обменялся с ним рукопожатиями.
— Отец Сергиус?.. — всё же уточнил цур Фирмин.
— Он самый, — широко улыбнулся легат. — Я надеюсь, у нас будет время поговорить о святых землях и вашем походе?
— Непременно, — заверил барон и повернулся к остальным.
— Разыграно неплохо, — нахмурился граф цур Вилтин, понимая, что его собственный сын сговорился за его спиной с его же, графа, старым другом, и вместе они его обошли. — Но я не шутил, когда говорил, что Клос должен подтвердить свои притязания.
— Корона, — немедленно ответил барон цур Фирмин. Он вчера добрался до Сетора, тайно снёсся с отцом Сергиусом и зятем, и вместе с ними составил план сегодняшнего заседания. Оно полностью отвечало их общим намерениям. Нору во все детали посвящать не стали: боялись, что она не выдержит душевного напряжения. — Корона Дюка, которая пропала, когда пала Гандула. В последний раз её видели на голове Старого Дюка за день до его смерти.
— Её надо найти, — предложил барон цур Ерсин.
— Всенепременно, — согласился цур Фирмин. — Мы пошлём за Виром, его семья хранила Гандулу испокон веков, возможно, он что-то сможет нам сказать. А сейчас, мне кажется, моя дочь хочет позвать всех нас на пир по случаю моего возвращения.
Нора, всё ещё смертельно бледная, поспешно закивала. К барону подошла Вейма, успевшая переписать все решения, принятые советом.
— Я предлагаю нам всем подписаться, — произнёс цур Фирмин, проглядев поднесённый список. — Полагаю, все мы согласны и с пленением графа цур Лабаниана и его семьи, и с тем, что земли графа должны быть разделены между Кертианом, Вилтином и Ерсином, и с тем, что к Норе переходят во владения берега Корбина, а к Клосу — завоёванный им Дитлин, а также Корбиниан, который передаётся ему в личное владение?.. Кроме того, отряды аллгеймайнов отныне подчиняются нашему новому Дюку… и мне, как его коннетаблю. У нас как раз есть время перед пиром принести оммаж Дюку Клосу. И завтра мы сможем обсудить новый статус городов.
Все обомлели, глядя, как барон цур Фирмин выводит ровную подпись под документом, меняющим всё в Тафелоне. Под документом, который навсегда отбирает у них власть.
— Я почту за большую честь для себя, — вступил в разговор отец Сергиус, — короновать вашего правителя в главном храме Сетора, который он так доблестно отстоял.
Больше возражений не было ни у кого. Голосом отца Сергиуса говорил сам святейший папа.
Врени сидела рядом с братом Полди во дворе дома Фирмина, в той его части, где открывался вид на реку. Сидела и смотрела на текущую мимо воду. Монах смотрел дальше, на величественный лес за рекой, на небо… когда был уверен, что Врени не видит, поглядывал и на неё. Цирюльница молчала. Она для того и приходила сюда, чтобы побыть в тишине и покое, в обществе единственного человека, который не имел привычки трещать без умолку. Брат Полди, она знала, по вечерам рисует наброски, из которых отберёт картинки для своих новых книжек. Надо бы его отругать: сидеть при свечах — чего доброго без глаз останется. Цирюльнице было лень. Ругай его, не ругай, всё одно по-своему сделает. Или сказать, что ли, тому монаху-прощелыге, он богатый… пусть подарит брату Полди изумруд, чтоб смотрел сквозь него и восстанавливал зрение?..
За спиной послышались прихрамывающие шаги. Ну, вот, помяни Врага!..
Отец Сергиус, не чинясь, уселся рядом с Врени и надолго уставился на реку. Брат Полди начал было вставать, но легат махнул ему рукой, и монах остался на месте. Врени хотела уйти, но она слишком хорошо понимала, что бежать тут бесполезно. Хватит. Она уже убегала.
— Почему ты вернулась? — спросил отец Сергиус, когда ожидание стало нестерпимым. Врени пожала плечами.
— Я не из твоей паствы, монах, не тебе меня исповедовать.
Дерзкий ответ. Очень дерзкий. Другой на месте легата отправил бы цирюльницу на костёр за такие слова. Но отец Сергиус лишь улыбнулся.
— Почему ты вернулась? — повторил он свой вопрос. Врени вздохнула. Он ведь не отвяжется.
— Потому что кто-то должен был остаться.
— Ты была не единственным лекарем в Сеторе, — напомнил легат.
— Расскажи это Иргаю, — фыркнула цирюльница. — Расскажи Увару. Много им было радости от цирюльников Сетора?
— Говорят, этот мальчик тебя подозревал, выслеживал, не дал сбежать, когда ты хотела…
— Он спас мне жизнь, — упрямо ответила Врени, но прозвучало это так неторжественно… как если бы она сказала: «Он накормил меня пирожком». Пирожок, кстати, был вкусный.
— Я полагал, что твои братья и сёстры это не ценят.
— Мои братья и сёстры ценят, когда человек идёт тем путём, который их выбрал, — ответила Врени. Она и сама плохо понимала, как можно дать высшее посвящение лекарю, который принял решение отказаться от дара смерти и нести исцеление. Было в этом что-то неправильное. Но и старший брат у неё был тоже необычный. — Я отказалась от своей слабости.
— И что теперь? — не отставал отец Сергиус. Врени покосилась на брата Полди. Вздохнула, вспоминая кабаки Ранога.
— Я уйду с теми, кому я нужна. А там посмотрим.
— Ты будешь проповедовать? — уточнил легат.
— Это не то, в чём стоит исповедоваться перед тобой, а, монах? — хрипло расхохоталась цирюльница. — Нет, я буду нести свою веру делом. Ну как? Ты ещё не решился погреть мои старые косточки?
— Врени, не говори так, — взмолился брат Полди.
— Лечить людей, не давая им покинуть мир, который, по-твоему, есть зло? — в раздумьи уточнил отец Сергиус, не обращая внимания ни на брата Полди, ни на издёвку цирюльницы.
— Умирая, мы не покидаем этот мир, — строго ответила Врени. — Мы только покидаем своих близких и перечёркиваем всё, что поняли, пока были живы. А душа по-прежнему заперта в мире, обречена страдать снова и снова. Смерть не есть благо, она только часть муки, на которую обрёк нас Создатель. Смерть, раны, болезни…
— Врени, пожалуйста, — простонал брат Полди. Цирюльница вдруг ухмыльнулась.
— Вас обрёк, — поправилась она. — Я теперь свободна.
— Разве ты не можешь заболеть? — поднял брови отец Сергиус.
— Не имеет значения, что происходит с моим телом. Моя душа свободна и однажды покинет этот мир навсегда.
Она вдруг покосилась на брата Полди.
— Но тебя мне будет не хватать, — призналась она. — Я ещё не встречала таких чистых людей и, надеюсь, не встречу.
Полди хотел ответить, но от волнения не смог вымолвить не слова и молча протянул цирюльнице руку. Врени сжала её, потом оттолкнула и отвернулась.
Неловкий момент оборвала Марила. Сумасшедшая, почти насильно одетая как полагается придворной даме будущей герцогини, пришла искать цирюльницу. Была она вся перепачканная и шла босиком. Врени невольно улыбнулась.
— Вот ты где, сестрица! — заявила Марила, усаживаясь рядом. На мужчин она не обращала внимания. — Ты спляшешь на моей свадьбе?
— Куда я денусь?.. — вздохнула цирюльница.
— Ты не рада? — захлопала глазами сумасшедшая.
Мюр так и остался в Тафелоне. Поступил оруженосцем к Виру, уверяя, что тот «храбрый воин, очень храбрый, такой жена страшный не бояться!» и что ему, Мюру, есть чему поучиться у шателена Ордулы. Сейчас он был в Фирмине, но вскорости, похоже, приедет. Господа что-то затевали, что-то вряд ли хорошее для прозревших, но повлиять на это Врени не могла.
Она отказалась от дара убийцы…
— Рада, — заверила Врени, когда Марила повторила вопрос. — Очень за тебя рада.
— А я вот не знаю, — призналась сумасшедшая. Цирюльница насторожилась. Сейчас разорвёт помолвку, додумается снова за Врени ходить и хныкать! — Хотела посоветоваться…
Она огляделась по сторонам, по-прежнему игнорируя монахов. Брат Полди смотрел на неё с жалостью, отец Сергиус — с плохо скрываемым смехом.
— Мой дружочек не знает ведь, что я ворона! — свистящим шёпотом призналась Марила. — Как ты думаешь, сестрица, может, сказать ему? Нехорошо мужа обманывать…
Врени закашлялась и отец Сергиус, опережая Марилу, от души хлопнул её по спине. Рука у легата оказалась тяжёлая, даром что на вид такой щуплый человечек.
— Я думаю, не стоит, — с трудом выговорила цирюльница. — Ты прекрасно притворяешься.
— Один рыцарь, — ни к кому не обращаясь, произнёс брат Полди, — однажды нашёл в лесу дом, где танцевали прекрасные девушки. Он вошёл внутрь и они разбежались — все, кроме одной, самой младшей и самой красивой. Он взял её за руку и попросил стать его женой… она согласилась, но добавила, что он должен никогда её ни о чём не спрашивать и не пытаться за ней подглядывать. Они поженились, у них родились дети, счастье их было безмерно… но потом рыцарь задумался…
Монах замолчал и Марила подсела поближе. Отец Сергиус улыбался: видать, знал эту историю.
— Каждую неделю, в один и тот же день, когда все женщины были в церкви, прекрасная жена того рыцаря ненадолго пропадала… а потом объявлялась снова. Рыцарь пытался выведать её секрет, но она не желала его понимать… и тогда он притворился, что идёт в церковь, а сам незаметно спрятался… Оставшись одна, женщина сбросила одежды и обратилась в огромную змею. Своим змеиным жалом она облизывала лица детей, их глаза и уши, свивалась вокруг них и что-то шипела. Рыцарь не выдержал. Он выхватил меч и бросился на чудовище…
Сумасшедшая ахнула.
— Но змея вылетела в окно, — невозмутимо закончил брат Полди. — Больше он никогда её не видел.
— Вылетела?! — переспросила Врени. — Змея?!
— Ну да, — как ни в чём ни бывало подтвердил монах. — Но люди рассказывали, что она не раз являлась своим детям, помогая им волшебством и советом, и выросли они не такими, как обычные люди.[51]
— Брат Полди хотел сказать, — вмешался отец Сергиус, губы которого подозрительно подрагивали, — что ты должна скрывать свою природу, чтобы не лишиться любви и доверия своего супруга.
Марила глубоко задумалась.
Барон цур Фирмин задумчиво разглядывал записку, которую ему передал слабоумный сынок трактирщицы из Латгавальда. Куно ничего толком не объяснил, даже когда барон в сердцах пригрозил ему пытками. Какие-то батраки, голые ведьмы, ледышки, телеги… вздор! Всё, что мальчишка сумел объяснить: кто-то украл у Магды дочь и женщина ушла за ней. Дочь спасла, но, опасаясь чего-то, не вернулась. Звучало это загадочно, но вполне правдоподобно. Магда действительно чего-то опасалась, берегла девочку, едва соглашалась с ней расстаться хоть на денёк, только изредка отсылая её к друзьям-волшебникам в Раног или доверяя трактирщице, в доме которой вечно от детей ступить некуда. Да и почерк… ведьма доверяла ему свои письма, она писала сестре, пока та не убралась вместе с мужем из Тафелона, всё тем же друзьям в Раног… словом, барон прекрасно знал её почерк. Это была она. Но куда она делась, почему сбежала, почему никто не удержал, не проследил… Впору самому обращаться к волшебству, чтобы её разыскали. Не колеблясь, бросила даже сына!
В дверь постучали и слуга доложил о госте. Барон цур Фирмин находился в своём замке, Ордуле, и отец Сергиус, чьи письма так помогли ему в святых землях перехитрить предателей братьев-заступников, обещал приехать к нему и привезти человека, с которым, по словам легата, Тафелону очень надо было договориться. Отец Сергиус оказался чрезвычайно странным человеком. Если бы не его преданность церкви, барон цур Фирмин бы даже сказал — беспринципным. Не было такого грешника, такого преступника или еретика, которого бы легат не был бы готов оправдать, если видел в том выгоду. Не для себя — и то счастье. Для церкви.
Барон спрятал записку. Он ждал гостей в таблинии: из намёков отца Сергиуса было ясно, что в этом разговоре может понадобиться карта Тафелона.
… этого человека он знал, видел пару раз возле Магды. Чуть располневший горожанин в длинных чёрных одеждах, темноволосый, но светлоглазый… он отвесил поклон, слишком небрежный для простолюдина, который встречается с коннетаблем Тафелона… барон встретил его взгляд. В глазах горожанина светился ум и мрачная непреклонная воля. Следом за ним зашёл отец Сергиус и осенил барона священным знаком.
— Это магистр Лонгин, — представил легат.
— Магистр-счетовод, — криво ухмыльнулся горожанин.
Барон цур Фирмин кивнул. Он что-то слышал об этом человеке — если, конечно, это был тот самый магистр-счетовод, личность почти легендарная. Его приглашали к себе городские гильдии по всему Тафелону, когда приходила пора платить налоги или когда возникало подозрение, что кто-то ворует, да мало ли других причин?.. И не было такого обманщика, такого хитреца, которого он не мог бы выявить, если только брался колдовать с цифрами и документами. Магистром он был настоящим, получил это звание когда-то в раногском университете, а магистром-счетоводом его прозвали за впечатляющее искусство. Многие люди молились на его исключительный дар, но многие и проклинали.
— Да-да, — ответил горожанин мыслям барона. — Это я сам собственной персоной. Отец Сергиус заверил меня, что мы должны поговорить — и вот я здесь.
— Вы хотите проверить счета Фирмина? — уточнил барон, обращаясь к легату.
— А что, это мысль! — оживился Лонгин, не давая ответить легату. — Я мог бы предложить…
Он оглядел небогатое убранство таблиния и закончил:
— …за умеренную плату. Не только здесь, но и по всем баронствам. То, что я видел в Братстве Помощи…
— Не сейчас, — мягко произнёс отец Сергиус. Барон цур Фирмин молча ждал, пока этот странный человек скажет, с чем он явился. Не похоже, чтобы он хотел просить милости, хотя… кто знает?..
— Ах, да! — спохватился магистр. — Ваша милость, я хотел бы обратиться к вам с просьбой…
Всё-таки милости. Как скучно.
— Я тебя слушаю, — заверил барон. — Чего ты желаешь?
— Правосудия, — отозвался Лонгин.
— Обратись в суд своего города, — посоветовал цур Фирмин. — Или тебя обидел один из баронов?
— Нет, ваша милость, — с вкрадчивостью, тем более неприятной, что она была явно не свойственна этому человеку, ответил горожанин. — Но вы поймёте, что выслушать меня должны именно вы.
— Должен?
— Если вы желаете что-то узнать о своей… э-э-э… я имею в виду ведьму Магду, то, полагаю, вам лучше меня выслушать.
На лице барона не дрогнул ни один мускул.
— Что тебе известно?
— Правосудие, ваша милость, — напомнил горожанин. — Я прошу, чтобы вы дали слово выслушать меня беспристрастно, даже если в разговоре будут затронуты близкие вам люди — но не только в этом случае.
— Хорошо, — кивнул барон. — Я обещаю тебе правосудие. Ты хочешь рассказать о преступлении или тебя кто-то притесняет?
— Я хочу рассказать о преступлениях, — кивнул горожанин. — И начать я хочу со смерти рыцаря Арне, сына графа цур Вилтина.
— Ты знаешь, кто его убил? — против воли заинтересовался барон.
— Да, — кивнул Лонгин. — Моя жена.
Он немного помолчал, с кривой улыбкой глядя на удивлённое лицо барона.
— Поэтому я и прошу вас о правосудии, ваша милость, — объяснил он. — Моя жена — белая волшебница и не думала повредить бедному юноше. Она использовала против него свою магию, которая поражает только проклятых… Нет закона, который запрещал бы убить оборотня.
— Оборотня?!
— Юный Арне был смертельно ранен семь лет назад, — пояснил горожанин. — Чтобы залечить его раны, ведьма Магда сделала его оборотнем. Недавно несчастный рыцарь попал под действие белой магии моей жены. Она, к сожалению, не знала, что, снимая с юноши проклятье, заставит раны открыться.
— Кто-нибудь может это подтвердить? — нахмурился барон.
— Ведьма Магда, — отозвался горожанин, всё ещё криво ухмыляясь. Его можно было понять: Магда пропала и где искать её — неизвестно. — Полагаю, кто-нибудь в ваших краях… знахарь, скорее всего. И, разумеется, о ране всё известно вашему шателену. Вы ведь знали… о его второй шкуре?
Отвечать на эту шпильку барон не стал.
— Твоя жена не должна покидать пределов страны, — сказал он сухо. — Ты прав, нет закона, который бы осуждал её действия… если они таковы, как ты описываешь. Но граф цур Вилтин…
— Я потому и прошу вашего правосудия, — отозвался Лонгин. — И, кроме того…
Он нервным движением потёр руки и переглянулся с отцом Сергиусом. Тот ободряюще кивнул.
— Видите ли, ваша милость… — заново начал горожанин. — Правосудие не может быть чем-то, что обещано в запертой комнате в обмен на сведения, которые вам так нужны… правосудие должно работать всегда, кто бы его не вершил.
— Не понимаю, к чему ты клонишь! — прервал его барон.
— Магистр Лонгин хочет предложить вам кодекс, которому должны будут подчиняться волшебники и ведьмы, — объяснил отец Сергиус. — Кодекс законов, который будет регулировать отношения между людьми, которые…
— Неодарённые, — вставил Лонгин.
— Между неодарёнными и волшебниками.
— Если этот кодекс будет принят в Тафелоне, — вкрадчиво произнёс Лонгин, — применение магии будет караться, если приносит вред, и награждаться, если приносит пользу, и оборотень будет так же защищён законом, как и любой другой… рыцарь.
— Я подумаю, — пообещал барон. Мысль была… интересная. Но что-то не давало барону покоя. Имя… ситуация… он недавно приехал и ещё не вник во все дела даже в своих владениях, не говоря уже обо всей стране.
— Видите ли, — снова потёр руки горожанин, — я хотел бы… придать законный статус Серой пустоши, интересы которой я имею честь представлять. Дело в том, что с недавнего времени эти земли принадлежат мне.
— По какому праву? — нахмурился барон.
— По праву сильного, — слегка развёл руками горожанин, — по тому же, по какому ваш зять занял Дитлин. Видите ли, ваша милость, я победил волшебников Чёрной башни и теперь она моя.
— Я разговаривал с магистром Лонгином после его победы, — вмешался отец Сергиус, — и убедил его взвалить на себя это бремя.
От барона не укрылось, что волшебник поморщился. Видно, бремя оказалось тяжеловато.
— Братство Помощи ссудило магистра деньгами, — продолжил пояснения легат, — и это позволило остановить грабежи, которыми славилась Пустошь. Теперь мы надеемся проложить дорогу с юга, с перевала за Сюдосом, на север, а также есть кое-какие мысли о дороге с запада на восток. Сейчас, когда волшебники согласились оказывать путникам всяческую поддержку…
— Но за Пустошью земли оборотней, — нахмурился барон.
— Да, земли оборотней, — кивнул легат, — а за ними живут язычники, к которым иногда вторгаются нагбарцы, а ещё дальше — богатые и обширные земли, но до них мало кто добирается. Увар, капитан отряда, служащего вашему зятю, рассказал много интересного о тех краях.
Увар… барон что-то о нём слышал. Кажется, это тот наёмник, который по приказу Вира присоединился к самозванцу, а после скрылся… ну да, в самом деле на востоке. Действительно интересно… а ещё интересней то, что рассказывал Вир… земли оборотней, а за ними земли язычников…
— Увар, — усмехнулся волшебник. — Что же… тогда я хочу рассказать об ещё одном преступлении.
— Говори, — коротко приказал цур Фирмин.
— Убит рыцарь Крипп цур Лотарин.
Барону не нужно было подсказок, это имя он отлично помнил. Отец Магды. Вздорный человек.
— Надеюсь, на этот раз не твоя жена? — изволил пошутить барон.
— Нет, ваша милость, — улыбнулся на шутку Лонгин, — его убил Увар, его собственный зять… муж старшей дочери рыцаря… насколько я помню, они повздорили из-за приданого.
— Ты неплохо осведомлён, маг. Откуда тебе известно?
— Мне рассказал об этом Вилмос, сын Криппа. Он единственный из мужчин уцелел тогда.
— И чего же ты хочешь? Наказать Увара?
— О нет, ваша милость, не думаю, чтобы вы стали наказывать человека, который принёс вашему зятю победу. Я лишь хочу, чтобы за мной остался Лотарин, который Вилмос унаследовал, а после передал мне в дар.
— Ты принял в дар рыцарские земли?!
— Почему бы и нет, ваша милость? — хладнокровно спросил волшебник. — Я бы и не брал, но юный Вилмос так настаивал… договор составлен по всей форме… и ни я, ни мои люди не претендуют на рыцарское звание. Только на земли.
— Да зачем они тебе?! Тебе мало Серой пустоши?
— Серая пустошь, ваша милость — проклятая земля, где ничего не растёт, зато… м-м-м… не буду вас утомлять… словом, случается множество удивительных и опасных вещей. Наши ученики не представляют себе, как их колдовство или магия будут отзываться в м-м-м… обычных землях. Мне удалось установить, что магический фон… м-м-м… впрочем, вам это будет неинтересно. Одним словом, близость Лотарина к Серой пустоши привела к тому, что… м-м-м… колдовать там сложнее, чем где бы то ни было. Я полагаю, нам удастся это сохранить… и таким образом Лотарин станет идеальным местом для проверки новых заклинаний и зелий.
Закончив эту тираду, в ходе которой он то и дело поглядывал на отца Сергиуса, маг снова потёр руки. Теперь, кажется, торжествующе.
— А люди, которые живут в Лотарине?! — рассердился барон.
— О, им будет не тяжелее, чем тем, кто живёт возле, скажем, Ранога. В конце концов, среди заклинаний есть и полезные, а пятерых ведьм достаточно, чтобы вылечить всю скотину даже в такой инертной… прошу прощения… глухой к колдовству местности, как Лотарин. Взвинчивать подати мы не собираемся.
— Я вижу, ты всё продумал, — отметил барон.
— Вашего возвращения ждали, ваша милость, — поклонился волшебник. Что-то было неправильное и в поклоне, и в интонациях этого человека… Как будто он играл какую-то роль, ему не свойственную.
— Отцу Сергиусу твои начинания кажутся полезными, — кивнул барон на легата. — Но ты можешь мне назвать хоть одну причину, по которой я должен согласиться на столь многие перемены?
— Охотно, ваша милость, — снова поклонился волшебник. — Мне известно, куда ушла ведьма Магда, и я могу вам это открыть.
— И ты рассчитываешь, что за эту услугу я должен буду…
— Нет, ваша милость, — дерзко перебил барона волшебник. — Я рассчитываю, что вы поймёте, что всё, что я предлагаю, послужит на благо Тафелона… что же касается сведений… я бы сказал, что это дружеская услуга, но не осмеливаюсь оскорбить вас… примите их в дар как доказательство чистоты моих намерений.
Он немного помолчал и добавил:
— Мне удалось подчинить Белую башню… их магия позволяет увидеть в зеркале друга… или врага… кроме того, мы сейчас совместно работаем над способами закрыться от подобного поиска… и над тем, как обойти подобную защиту. Я полагаю, закон, который заставит магов записывать, кто и зачем к ним обращался, будет весьма полезен… сегодня, я узнавал, никаких записей не ведётся. Я уже не говорю о налогах и вкладе в благоустройство города, которые пока с волшебников не требуются вовсе.
Барон смерил волшебника задумчивым взглядом. Тот спокойно выдержал это и снова потёр руки.
— Вижу, ты много разговаривал с отцом Сергиусом, — усмехнулся барон. — Говори, что тебе известно.
Волшебник выпрямился, расправил плечи. В светлых глазах сверкнуло тёмное торжество.
— Прежде, чем я перейду к вопросу о том, куда делась из ваших владений ведьма… которой вы оказывали милостивое покровительство… я должен сделать ещё одно признание.
Барон насторожился. Лонгин словно сбросил какую-то маску, которую невесть зачем надел и… что? Нацепил новую? Стал самим собой? По его голосу было ясно: он в курсе личных дел барона и мог бы многое рассказать… кому угодно. Опасный и неприятный человек. От такого надо или избавляться или держать к себе как можно ближе.
— Говори, — нетерпеливо бросил барон.
— Вскоре после вашего отъезда ко мне обратилась ваша дочь, её милость Нора цур Фирмин. Полагаю, теперь мы должны говорить о ней «её высочество герцогиня»?.. Она попросила научить её… чёрной магии, ваша милость. Так никогда не делается: человек не может быть и властителем, и магом… однако она была настойчива и я был вынужден согласиться. Если пожелаете, я привезу контракт, который она подписала… вы сможете сами убедиться, что в нём нет ничего порочащего ни её, ни вашу честь… ваша милость.
Это был хороший удар, барон не мог не признать. Договор, подписанный рукой Норы! Что эта девчонка удумала?! И волшебник хранит его где-то в тайне… да, он хорошо подготовился к разговору. Даже интересно, что он начал не с него, а ведь этот аргумент был самым главным.
— Отец Сергиус, — продолжил Лонгин, кивая на легата, — заверил меня, что в занятиях её милостью Норой магией нет ничего противоречащего заветам церкви. Разумеется, после того, как в Тафелоне будет принят кодекс, регулирующий занятия магией и отношения между волшебниками и неодарёнными, действия Норы будут не только разумны, но и полностью законны. Сейчас против неё говорит только обычай — как ваш, так и наш.
Барон сдержал усмешку. Волшебник считает его туповатым рыцарем, раз так подробно раскрывает свои намерения. Но такое заблуждение может быть на руку… а может и нет.
— Чему ты её учил? — спросил цур Фирмин.
— О, ничему, что могло бы бросить на неё тень… мне пришлось подтянуть вашу дочь по квадривиуму… она безобразно забросила занятия, выйдя замуж… несколько мёртвых языков, без которых невозможно ни прочесть книги, которые я рекомендую, ни составить своё заклинание… немного теории… вынужден вас огорчить, ваша дочь проявила прискорбно мало интереса к теории… что до практики… видите ли, моя метода включает в себя длительную и планомерную подготовку… однако её милость способна видеть на расстоянии, превышающем человеческие возможности… любопытное заклинание с использованием перемены векторов при преломлении воздуха… есть аналогичное заклинание, усиливающее слух… я надеюсь, она сумеет вывести его самостоятельно при минимальной подсказке с моей стороны… видите ли, моя метода предполагает постепенное развитие у ученика самостоятельного мышления… я лишь направляю, а они…
Отец Сергиус кашлянул. Лонгин вздрогнул и потёр руки.
— Боюсь, я утомил вас своими рассуждениями, — сделал он небрежный жест. — Словом, занятия вашей дочери ни в коей мере не могут её унизить.
— Я видел их, — вставил отец Сергиус, — и могу подтвердить.
Барон нахмурился. Он не любил, когда его загоняли в угол.
— Так вот, — сменил тему волшебник. — Ведьма Магда. Насколько я знаю её и её спутника… он говорил о севере, но это, конечно, обманный ход. Мне говорили, у вас есть карта… ах, да, вот она.
Лонгин повёл рукой и крышка стола, под которой скрывалась карта Тафелона, сделалась прозрачной.
— Сюда, — указал он на восток. — Это единственное разумное направление в их случае.
— Спутника?.. — спокойно спросил барон. Лонгин понимающе улыбнулся.
— Я не рассчитываю, что вы поверите мне на слово, ваша милость, — произнёс он с большим сочувствием. — Но могу вас заверить, что Магда очень не хотела уходить… но если бы она осталась, она лишилась бы дочери навсегда.
— Но кто был её спутником? — мягко спросил отец Сергиус.
— Разумеется, её названный брат, — отозвался волшебник, задумчиво водя пальцем по ставшей прозрачной крышке над картой. Было видно, что дальнейший разговор стал ему неинтересен. — Что?.. Ах, да! Магда… Видите ли, среди… тех, кто, надеюсь, недолго ещё будет оставаться вне закона, часто… случается, что мы заменяем кровное родство, с которым нам пришлось порвать, названным. Человек, который увёл Магду с собой, заменил ей брата… старшего брата, которого у неё никогда не было. Он много помогал ей… и спас её дочь, рискнув ради неё жизнью и здоровьем. У нас принято слушаться своих старших братьев.
Что-то в его словах смущало барона… лгал ли волшебник? Сказать было трудно. Определённо что-то не договаривал. Но какой ему резон защищать Магду? Лонгин тем временем повернулся к отцу Сергиусу.
— Гляди, — уже не чинясь, предложил он, тыча в какую-то точку на востоке карты. — Вот здесь, по краю… если сдвинуть глубже, нам придётся фиксировать расположение ловушек, а это пере… кхм… испортит всю систему, уж поверь мне. Зато здесь мы можем, как дополнительную помощь, защищать путников от дождя и снега… собственно, они у нас никогда не идут. Поперечная дорога, конечно, сложнее… я пока подумаю, что с ней можно сделать. А вот тут, смотри… да, это Лотарин… в замке… хм… посмотрим… я предлагаю замок снести, стены расширить, сделать здесь лагерь для моих людей… вот, гляди… а здесь вот пришли ко мне людей из Братства Помощи… я полагаю, здесь надо выстроить постоялый двор… ещё нужно сделать крепость для охраны… и, может, по окраинам Лотарина поставить башни… м-м-м… нет, конечно, мы башню сносить не будем, мы её надстроим. С помощью тех заклинаний можно будет просматривать местность, поэтому никакие враги или там разбойники неожиданно не нападут… я говорил с ведьмами… они нашли, наконец, кое-что интересное, что могли бы…
— Кхм! — прервал его барон. Волшебник распрямился и удивлённо посмотрел на него. Потом покосился на отца Сергиуса и хлопнул по крышке ладонью. Она немедленно потеряла свою прозрачность.
— Простите моего друга, — улыбнулся легат, — он иногда увлекается. Лонгин, а этому заклинанию, которое усиливает зрение, можно обучить неодарённых людей?
— Обучить? — удивился Лонгин. — Но зачем? Мой друг Просперо, да ты его и сам знаешь, давно занялся созданием подзорной трубы, усиливающей зрение на основе одной только естественной магии, то есть применяя и комбинируя свойства вещей безо всяких заклинаний и обращения к дару. Он нашёл записи брата Ружеро из Ютании, был такой монах нищенствующего ордена, если не ошибаюсь… разобрался в них, усовершенствовал и…
Он что-то пробормотал и достал из воздуха металлическую трубку, которую протянул отцу Сергиусу, на ходу показывая, как держать и каким концом прикладывать к глазу. Отец Сергиус подошёл к окну и посмотрел сквозь эту трубку.
— Удивительно! — проговорил он спустя некоторое время и протянул трубку барону. Тот повторил действия легата… лес, окружавший замок, приблизился так, будто рос во дворе, и барон даже разглядел сидящего на ветке дятла.
— Мы могли бы сделать таких несколько штук, — небрежно заметил волшебник. — Просперо как раз сейчас помогает мне в Серой пустоши… но, полагаю, вы понимаете, что изготовление подходящего стекла, шлифовка до появления нужных свойств… сама тайна, в конце концов… это всё стоит денег.
Он дождался, когда барон оторвётся от наблюдения за лесом, и хлопнул в ладоши. Трубка растаяла в воздухе.
— Это пока только иллюзия, — извиняющимся голосом заметил он. — Я не рискнул перевозить единственный образец, тем более, что он принадлежит самому Просперо. Но, если вам угодно…
— Мы обсудим это, — посулил барон. Волшебник небрежно кивнул, уже не пытаясь изображать почтение.
— Если ваша милость отдаст приказ, я мог бы отправить юристам в Раноге проект кодекса, о котором мы говорили, — деловито предложил он. — И я хотел бы получить бумагу за вашей подписью или подписью вашего зятя, которая бы закрепила мои права на Лотарин.
— Я распоряжусь, — пообещал барон. Ему не слишком понравился этот странный и переменчивый человек, но предложения он вносил дельные… к тому же мог оказаться и полезен. — Но подзорные трубы должны учитываться и продаваться только сюда.
Лонгин кивнул.
— Я прослежу за этим, ваша милость, — пообещал он.
— А тебе не нужен отряд для защиты Лотарина? — уточнил легат. Волшебник пожал плечами.
— Я бы предпочёл, чтобы ты распорядился перестроить церковь и прислать в неё своего священника, — отозвался он. — С защитой мы справимся и сами.
Новый Дюк, не дожидаясь коронации, объезжал свои владения. Останавливаясь у рыцарей, он, снисходя к их небогатому быту, отсылал большую часть своей свиты, приезжая в города, брал её с собой, и людям приходилось кормить целую ораву слуг, придворных, шутов и кнехтов. Всё это время отряд Увара был при нём, возвышенный до положения личной гвардии Дюка. Клос не забывал набирать и новых людей и по весне отослал Увара в завоёванный Дитлин вместе с людьми, которые должны были привести замок в порядок и подготовить к новому господину. Сам Клос остался под Сетором. Город претендовал на роль столицы нового герцогства — проследить за строительством замка между Сетором и Вибком, небольшим городом в нескольких часах езды.
Первое время наёмники отдыхали, обживали графский замок, но вот все дела были переделаны, и у Увара нашлось время вспомнить о приданом жены. Это сразу испортило ему настроение. Владения покойного тестя захапал себе какой-то колдунишка, взявший под покровительство недобитого щенка.
Лонгин подошёл к охране Лотарина творчески — по мнению всех знавших его людей. По мнению Увара, волшебник сделал самое поганое, что только мог придумать человек.
Пока Увар сражался за Сетор и захватывал Лабаниан, пока бароны решали судьбу Тафелона, Лонгин не сидел сложа руки. Он согнал крестьян, приставил к ним своих людей и окружил весь Лотарин забором, причём доски умудрился пропитать каким-то негорючим составом, изобретённым одним из его коллег. Когда в Дитлин приехали наёмники, Лонгин отправил на защиту Лотарина… белых волшебниц, специально отобрав самых юных и красивых девушек. Наёмники, приехавшие взять своё, увидели противников, с которыми и воевать-то стыдно. Худенькие, чуть ли не прозрачные девочки, с огромными глазищами таращились на них и жалобными голосами уговаривали уходить, потому что, ну, вот так получилось, их заставили охранять эту землю и стоять девочки намерены до последнего. Стоило подойти ближе, как волшебницы начинали светиться раскалённым белым светом, который слепил глаза, и от которого не было защиты. Выманить девчонок не получалось. Один из самых ретивых ребят, Матьяс, попробовал сбить одну из девчонок тупой стрелой — издалека, не приближаясь, чтобы не достали своим свечением… девчонку сбил, молодец. Падая, она полыхнула особенно ярким светом, волшебницы принялись петь жалобные песни, а Матьяс ослеп в то же мгновение. Врени, которая осталась-таки в отряде, потом неделю промывала его глаза целебным настоем, страшно ругалась и категорически требовала «оставить волшебниц в покое, пока мы тут все не ослепли и не оглохли». От их пения — пронзительными жалобными голосками — действительно свербило в ушах.
Сыновья Харлана посулили снять девчонок верёвочными петлями… но проклятущие волшебницы как чувствовали и успевали прятаться ровно в тот миг, когда их должна была спутать верёвка. А после вылазили и снова начинали светиться.
Разумеется, будь на их месте хоть мальчишки, Увар бы давно озверел и приказал бы перебить подобный гарнизон. Но воевать с девками не поднималась рука, а зашугать их никак не получалось. Позже прибыл гонец от барона цур Фирмина, где Лотарин именем коннетабля Тафелона и нового Дюка объявлялся собственностью волшебников, а любые попытки его захватить — преступлением против короны. Увар тогда высказал гонцу всё, что он думает по поводу такой короны и хотел даже напиться, но его удержала жена.
Вир специально поехал через Лотарин — до него дошли слухи о творящемся там безобразии. Забор действительно был и пришлось заложить здоровый крюк — на оборотня белая магия действовала сильнее, чем на простого человека. Со стороны Дитлина он заметил девичью фигурку снаружи забора и подъехал поближе.
Перед оградой, стояла, уперев руки в бока, Дака и ругала волшебниц на трёх языках, из которых девушки понимали только один. Глаза девушки были закрыты чёрной повязкой, а волосы скрыты под сложно закрученным синим платком. Ещё в конце осени она согласилась выйти замуж за Иргая, во многом под влиянием Врени, которая устала от капризов подруги. Услышав конские шаги, Дака сорвала повязку и, щурясь от яркого света, вгляделась в лицо Вира.
— Серый, да? — спросила она, улыбаясь покровителю своего отряда. — Здравствуй, Серый! Уж очень тебя Увар вспоминает! А тебя всё нет.
— Вот он я, приехал, — засмеялся Вир и соскочил с коня. Дака кивнула. — Здравствуй. Зачем с ними ругаешься?
Он кивнул на забор, с которого светящиеся девушки затянули новую жалобную песню. От их тоненьких голосков звенело в ушах.
— А как с ними не ругаться? — упёрла руки в бока женщина. — Ты ведь слышал? Увара не пускают! Светятся! Зачем светятся, скажи?
Она засмеялась.
— Мы по очереди сюда ходим. Все девушки, женщины, все ходим. Ругаемся. Врени не ходит, Врени на нас ругается. Боится, ослепнем. Говорит, нечего с ними связываться.
— Тогда зачем? — заинтересовался Вир.
— Как — зачем? — удивилась Дака. — Пока я тут ругаюсь, они светятся. День светятся, ночь светятся. Потом дрова закончатся, погаснут. Вот тут-то я им волосы-то и повыдёргиваю!
Вир покачал головой. Он ничего не знал о том, откуда черпают волшебники свою силу. Может, и правда, «дрова закончатся». А, может, и нет.
— Некогда мне с тобой, — отвернулась Дака. — А то они отдыхать станут. Эй, вы! Волосы распустили, распоясались, стыда у вас нет! Выставили себя в рубашках, неужто и возразить некому? Ах вы…
Вир вскочил на коня и поехал дальше. Чуть поодаль он увидел небольшую ложбинку, в которой уютно устроился Иргай. Юноша лениво жевал травинку и смотрел в небо. На оборотня он даже не покосился, и Вир понял, что Иргай давно его приметил.
Едва Вир отъехал подальше, как за спиной запели трубы и он остановился, предвкушая новое зрелище. Предчувствия его не обманули. Часть забора исчезла, как будто её никогда и не было и из Лотарина выехал одетое в чёрное всадник, горделиво восседающий на чёрном коне, больше похожем на исчадие преисподней, чем на животное. Его окружали четверо девчонок, все как одна в белом, с распущенными светлыми волосами, все сидели на белоснежных конях. Кони эти были в пору рыцарям, но девчонки, казалось, без труда с ними справлялись. Когда немного проехали по дороге в Дитлин, забор за их спинами восстановился. Всадник кашлянул, девчонки подняли глаза к небу и обречёнными голосами пропели:
— Дайте дорогу властителю Серой пустоши!
Вир заинтересованно придержал коня. Они ещё немного проехали и девчонки повторили:
— Дайте дорогу властителю Серой пустоши!
Оборотень присмотрелся. Да, всё верно. Через десять шагов они закричали снова. И ещё через десять. Вир почувствовал, что ещё немного — и он сойдёт с ума. А всадник ничего, держался, только уголки губ время от времени болезненно подрагивали.
— Дайте дорогу властителю Серой пустоши!
Вир заметил Иргая, который, обрадованный тем, что у него появился враг, с которым не стыдно сразиться, натянул свой любимый лук и послал во «властителя Пустоши» стрелу… та не долетела пяди до всадника, как будто завязла в воздухе… девчонки запоздало засветились белым светом и Вир с проклятиями заслонил лицо.
— Прекратить! — прикрикнул всадник, вынимая стрелу из воздуха. Девушки погасли, а всадник улыбнулся, повёл по стреле пальцами и что-то шепнул. А после сломал и выкинул обломки. Стрела, которую Иргай держал наготове, собираясь наложить на тетиву, сломалась с громким треском. Он заглянул в колчан… сломаны были все стрелы.
— Извини, дружок, — развёл руками маг. Иргай выругался и схватился за меч. — Серый, это твой человек?
— Это из отряда Увара, — пояснил Вир. — Лонгин! Так это ты тот страшный колдун, который держит в страхе всю округу?
— По всей видимости, — отозвался волшебник и спрыгнул со своего чудовищного коня. Вир тоже спешился и они обменялись рукопожатиями.
— Иргай, оставь его в покое, — приказал Вир, не слишком надеясь, что мальчишка послушается. — Я с ним договорюсь.
Иргай разъярённо высыпал из колчана сломанные стрелы и отвернулся.
— Что я могу сказать?.. — обратился к сопровождавшим его девчонкам волшебник. — Плохо, очень плохо. Скорость, методы… немедленно домой, все четверо, найдёте там… впрочем, нет. Идите к себе в комнаты и почитайте учебник. Я вами займусь позже. Ах, да! Если я задержусь — по пять стадий бегом каждая, потом отдых и ещё по пять стадий. Двести прыжков, отдых после каждых пятидесяти. Если не сможете пересказать учебник — будете наказаны. Всё, убирайтесь, быстро!
На глазах у девчонок выступили слёзы, но спорить они не осмелились и покорно повернули обратно.
— Видал? — повернулся к Виру маг. — Представь себе, когда я это предложил в Чёрной башне, никто даже не улыбнулся! Нет, им в самом деле казалось, что это подчеркнёт моё положение! Будь на то их воля, так мне бы пришлось тащить этих дурынд на поводках.
— Так ты действительно подчинил Белую башню? — уточнил Вир.
— Я её разрушил, — поправил Лонгин. — И получил на шею этот курятник. Старшие закатывают глаза и ничего не делают. Младшие закатывают глаза и делать пытаются. Чувства юмора нет ни у тех, ни у других, а эти девицы ещё подозревают, что в наказание я буду с ними спать, и до дрожи боятся.
— А ты что же? — захохотал оборотень.
— Я женат, — добродетельно напомнил волшебник. — К тому же не понимаю, за какие мои грехи я должен спать с самыми бестолковыми девицами в Пустоши? Почему ведьмы не распускают слухов, что я буду спать с ними в награду?
Вир расхохотался сильнее прежнего и ему пришлось успокаивать своего коня.
— Намекни, — посоветовал он волшебнику.
— Лучше я посулю их сожрать, — пообещал Лонгин и вскочил на коня. — Живыми и без соли.
Он скривился.
— Ты ехал в Дитлин? Составишь мне компанию?
— Охотно, — взлетел в седло оборотень. — А что у тебя там за дело?
— Решил отдать должное упорству его людей, — туманно пояснил волшебник. — К тому же, полагаю… тебя интересует проход через Серую пустошь?
Вир смерил Лонгина пристальным взглядом.
— Ты многое знаешь в своей Чёрной башне, волшебник.
— Только то, что меня касается. Я надеюсь, ты обеспечишь мою неприкосновенность? Откровенно говоря, заклинание защиты — штука одноразовая, а возобновляется долго и неприятно.
Врени страшно не нравилась затея Даки. Она боялась, что волшебницы выжгут молодой женщине глаза и на этот раз вернуть зрение не получится. Дака отмахивалась. Цирюльницу поражала и восхищала беспечная манера наёмников по отношению ко всему тому, что она привыкла опасаться и не любить. Оборотни — пригрозим хвост отрезать, присмиреют. Вампиры? Подстрелим. Белая магия? Задразним. Девчонкам-волшебницам, конечно, очень повезло, что владения этого дурного рыцаря, которого прошлой осенью пришиб Увар, не стоили того, чтобы ради них всерьёз драться. Повезло и в том, что наёмники были сытые, ленивые после долгого отдыха, иначе страшно подумать, что с они могли бы сделать с этими дурочками. А так?.. Ребята только плевались да бранили ушлого волшебника, который выставил перед собой такой жалкий щит. Ну, и женщины, конечно, всё надеялись переругать девчонок. Глупо с их стороны, конечно. Силу белым волшебницам даёт сознание своей правоты. Чем больше их бранишь, тем крепче их вера. Кто-то из парней попытался сменить девушек отряда и смутить магичек сальными шуточками. Это была очень неудачная идея и он потом ещё неделю мялся, не решался рассказать Врени, чем теперь болеет, чтобы она его вылечила. Врени-то промолчала, да кто-то подслушал и над бедолагой смеялся весь отряд. Зато и желающих больше не находилось.
Осенью, как только Врени удалось поставить Иргая на ноги, Дака со слезами опустилась перед ней на колени и, называя старшей сестрой, предложила свою жизнь в благодарность за спасение жениха. Сказала, что цирюльница может приказывать — Дака сделает что угодно. В ответ Врени, которой надоели фанаберии подруги, действительно приказала — подняться на ноги, никогда таких фокусов не выкидывать… и вообще, выходила бы ты замуж. Надоело, мол, на вас с Иргаем смотреть, как вы носы друг от друга воротите. Дака слов на ветер не бросала. Она нашла Иргая и объявила ему, что завтра свадьба. Иргай достаточно знал свою своенравную возлюбленную, чтобы не спорить, и пошёл к родителям. И только через несколько недель до Врени дошло ещё одно обстоятельство. Это обстоятельство подало голос в начале весны. По Даке до самой зимы было ничего не заметно и вопрос, когда же они успели, остался непроизнесённым. Харлан, конечно, сыну хотел всыпать, но постыдился, всё-таки женатый человек, сам отец теперь… А Дака осталась совершенно счастлива и довольна и мужем, и сыном — крупным здоровым мальчишкой, — и даже с братом сумела как-то схитрить, чтобы ему не идти в чужой шатёр, а сохранить права на отцовский меч.
В тот день Врени всё высматривала, когда вернётся Дака (доверившая сына бабушке) и поэтому первой заметила Вира и с ним одетого в чёрное всадника на чёрном коне. Слишком мощном для горожанина, а одет этот человек был именно как горожанин. Когда он подъехал ближе, Врени показалось, что узнала это лицо. Видела на встречах.
Подумав, цирюльница пошла искать Увара и нашла его в господском доме замка — он сидел в зале на первом этаже и играл в кости с Харланом. Она встала неподалёку, достала бритву, ремень и принялась её точить, будто бы занята делом. Мужчины её не заметили. С тех пор, как она приняла высшее посвящение, у неё появился дар: никто и никогда не спрашивал, как она тут очутилась, что здесь забыла и вообще зачем околачивается рядом. Всегда и во всём её присутствие казалось уместно. Не совсем то же, что дар незаметности, который получил Медный Паук, но тоже неплохо.
Гости вошли в зал. Вир оставил своего спутника у дверей и подошёл к Увару. Обменявшись рукопожатиями с ним и Харланом, он сделал знак приятелю.
— Уйди пока, Харлан, — немедленно приказал Увар. — Позови всех старших сюда.
— Будет дело? — расплылся в улыбке Харлан.
— Будет! — отозвался оборотень и наёмник ушёл.
— Это то самое? — коротко спросил Увар. Вир кивнул. — Добро. Давно пора.
— Я пошлю к вам Вейму… Клос её от себя не отпускает, мне в пору ревновать. Говорит, считает здорово. Но для тебя отпустит. Посидите, прикиньте, что нужно. Братство Помощи оплатит всё. Даже с запасом.
— Добро, — повторил Увар.
— Для всех — вы едете искать корону Дюка, — пояснил Вир. — Её забрали из развалин мои бра… оборотни, которые жили в Корбиниане. Мне удалось выяснить, что они продали её язычникам… отдали в качестве откупного, когда те поймали кого-то из них за грабёж. Дальше следы теряются. Как добудете — дело ваше. Украдёте, отберёте, купите — неважно. Но много не наследите.
Он хлопнул Увара по плечу.
— Ты едешь послом Тафелона! Если понадобится.
— А на самом деле? — ухмыльнулся наёмник. Врени расхохоталась, глядя, как он расправляет свои не слишком широкие плечи и приосанивается.
— А на самом деле Братство Помощи желает проложить дорогу на восток. Ты же говорил, что там, за язычниками лежат богатые земли, где найдётся с кем поторговать.
— Лежат, — почесал затылок наёмник. — Лежать-то они лежат, да только как их взять?..
— Об этом не думай, — перебил Вир. — Твоё дело — пути разведать. Где пройти можно, а где прокладывать надо. Кого купить можно, кого — с соседом стравить, а с кем нам самим придётся подраться.
— Добро, — в который раз повторил Увар. — Это дело по мне! А корона?
— И корону ищи, — приказал оборотень. Если надо — посылайте за деньгами. На краю Пустоши вас будут ждать и доставят столько, сколько понадобится.
Наёмник скривился.
— Пустошь… это где всем заправляет тот чёрный ублюдок…
Вир предупреждающе кашлянул. Оставленный у дверей горожанин хмыкнул и подошёл к ним.
— Лонгин, к вашим услугам, — издевательски поклонился он, сверху вниз глядя на наёмника.
Тот отпрянул.
— Ты зачем его привёл?!
— Тихо! — рыкнул оборотень.
— А я ведь пришёл с предложением мира, — укоризненно покачал головой волшебник.
— Да какого ещё… в… на… мира?!
— Обычного, — улыбнулся Лонгин. — Ты представляешь интересы своей жены и её сестры, верно? Я — сына покойного рыцаря и его вдовы. По закону и обычаю, если есть сыновья, то дочери наследуют имущество матери, но не отца… какая незадача — мать ещё жива… не хочешь её тоже убить? Нет?.. Как странно…
— Серый, ты зачем его притащил?! — вспылил раскрасневшийся Увар.
— Выслушай его, — попросил оборотень. — Лонгин, прошу, ближе к делу.
— Я пытаюсь сказать, — с обманчивой мягкостью произнёс волшебник, — что почтенная Куниберта, матушка Вилмоса и его сестёр, узнав о судьбе мужа и выборе сына, попросилась к нам… в услужение. А поскольку жители Серой пустоши не могут владеть имуществом… юридически она мертва. И я пришёл предложить Увару…
— Погоди, — перебил Вир. — Как это — не могут? У тебя же дом в Раноге.
— Дом в Раноге, вернее, земля под ним и деньги на строительство любезно выделены мне магистратом в обмен на кое-какие услуги, — пояснил волшебник. — Формально я им не владею.
— Не пойму, куда ты вертишь, — буркнул Увар.
— Я пришёл сказать, что ты можешь забрать все драгоценности Куниберты, женскую утварь, платья и прочее женское имущество. С твоей сестрой Магдой… как там её?.. ах, да, Бертильдой!.. рассчитаешься сам. Когда найдёшь.
Увар забыл обо всём и так и впился взглядом в волшебника.
— Бертильда?! Ты… что ты знаешь о ней?! Ты знаешь, где она?!
— Догадываюсь, — ответил Лонгин. — Да, я помогу тебе её найти. Ты же об этом хотел попросить?
— С чего ты такой добренький? — нахмурился Увар. Лонгин закатил глаза.
— Я злой волшебник, который ест детей на завтрак, а девиц на ужин! — раздражённо заявил он. Врени с трудом удержалась от смеха. — Могу я в качестве развлечения позволить себе доброе дело?! Я тоже человек и хочу отдыхать!
— Брось шутить, — потребовал Вир. — Увару и так не до смеха.
— О, простите, — ещё сильнее рассердился волшебник. — Как же это я не подумал?..
Он отвернулся от своих собеседников, нарочито выдохнул, вздохнул и снова повернулся к ним.
— Начнём сначала, — предложил волшебник. — Ко мне обратился отец Сергиус с просьбой способствовать этому вашему походу. Поскольку наша тяжба с Уваром может быть препятствием для этого и поскольку мне даром не нужно барахло, которое валяется в замке Лотарина, я решил совместить приятное с полезным. Я планирую перестроить башню и сделать множество других переделок. Так что или Увар заберёт себе весь этот хлам или я выброшу его в канаву. Полагаю, Агнете… сестру Магды зовут Агнета, не так ли?.. как и самой Магде будет приятно заполучить вещи их матушки.
— А что ты про Куниберту болтал? — набычился Увар. Лонгин пожал плечами.
— Чистую правду. Она жива и здорова, если тебя это интересует, но слегка… словом, собирается посвятить остаток своей жизни сыну. Я не стал спорить. Я сам женат и знаю, что пререкаться с женщинами — это дорога в могилу. В конце концов, должен же в Пустоши быть хоть один здравомыслящий человек, кроме меня!
— Помешавшаяся вдова рыцаря — это, по-твоему, здравомыслящий человек? — хохотнул Вир.
— О, ты бы посмотрел на остальных! — в тон ему отозвался Лонгин. — Впрочем, неважно. Если ты, Увар, согласен, то я готов сегодня или завтра тебе всё передать, а там — жду тебя в Пустоши. Припасы и прочее вам доставят на её восточный край, нет смысла возить туда-сюда.
— А Бертильда? — спросил Увар.
— Бертильда?.. Ах, да! С Магдой всё в порядке. Жива, здорова… перезимовала в какой-то глухой деревушке. Теперь двигается дальше. Думаю, вы её нагоните, она не торопится, подолгу живёт на одном месте, потом идёт дальше.
— Куда идёт?! — вспылил Увар.
— А я не сказал?.. — удивился Лонгин. — На восток. Через земли язычников.
Барон цур Фирмин защёлкал огнивом об кресало, высекая искру. Вспыхнул трут и барон зажёг свечу. Бережно достал записку от Магды, развернул и в который раз перечитал то, что там написано. Всего два слова, которые убеждали больше многоречивых заверений волшебника. Всего два слова.
«Я вернусь».
Больше книг на сайте - Knigoed.net
За основу рассказанной Полди сказки взята легенда о Мелюзине.