32199.fb2
– Глядите, – остановил нас дядя. – Вон на воде какая комедия!
Крохотный, сердитый пароходишко, чёрный от дыма, отчаянно колотил по воде колёсами и тянул за собой огромную, груженную лесом баржу.
Тут я заметил, что мы остановились как раз перед окошком той каюты, что занимал старик Яков, и сейчас оттуда, сквозь щель меж занавесок, выглядывали его противные выпученные глаза.
«Сидишь, сыч, а свету боишься», – подумал я и потащил Славку на другое место.
– Так не забудь зайти за плейером, – напомнил он. – Отец вернётся завтра обязательно.
– Ладно, зайду! Прощай, Славка! Будь счастлив!
– И ты тоже! Эй, папа! Я здесь! – крикнул он и бросился к отцу, который с миелофоном в руках вышел на палубу и оглядывался по сторонам, словно решая, у кого бы почитать мысли.
Раньше, до ареста, у моего отца был наган, и я уже знал, что каждое оружие имеет свой единственный номер и, где бы оно ни оказалось, по этому номеру всегда разыщут его владельца.
Утром я вытряхнул печенье из фанерной коробки, натолкал газетной бумаги, положил туда браунинг, завернул коробку, туго перевязал бечёвкой и украдкой от дяди вышел на улицу.
Тут я спросил у прохожего, где здесь в Киеве «стол находок».
В Москве из такого «стола» Валентина получила однажды позабытый в такси лифчик.
«Киев, – думал я, – город тоже большой, следовательно, и тут люди теряют всякого добра немало».
Мне объяснили дорогу.
Я рассчитывал, что, зайдя в этот «стол находок», я суну в окошечко свёрток. «Вот, – скажу, – посмотрите, что-то там нашёл, а мне некогда». И сейчас же удалюсь прочь. Пусть они как там хотят, так и разбираются.
Но первое, что мне не понравилось, – это то, что «стол» оказался при управлении милиции.
Поколебавшись, я всё же вошёл. Дежурный указал мне номер комнаты. Никакого окошечка там не было.
Позади широкого барьера сидел человек в милицейской форме, а на столе перед ним лежали разные бумаги и тут же блестящий смартфон огромных размеров.
В очереди передо мной стояли двое.
– Итак, – спрашивал милиционер востроносого и рыжеусого человека, – ваше имя – Павло Фёдоров Павлюченко. Адрес: Большая Красноармейская, сорок. Означенный смартфон производственного объединения «Полёт мысли», город Воскресенск Московской области, номер такой-то, с многочисленными функциями, обнаружен вами у ворот пивной лавки номер сорок шесть. Так ли я записал?
– Так точно, – ответил рыжеусый. – Я как был вчера выпивши, то, значит, зашёл сегодня, чтобы опять… этого самого…
– Это к факту не относится, – перебил его милиционер. – Получайте квиток и расписывайтесь.
– Это я распишусь – отчего же! Гляжу я… Мать честная! Лежит он, красавец… сияет. Я человек честный, мне чужого не надо. Кабы ещё с гарнитурой, а то один. Дай, думаю, отнесу! Может, и потерял её свой же брат, труженик.
– Один! – сурово заметил милиционер. – Кабы и с гарнитурой, всё равно снесть надо. Этакое глупое у вас разумение… Подходи следующий.
– Я человек честный, – пряча квитанцию, бормотал рыжеусый. – Мне что с гарнитурой, что в чехле из крокодиловой кожи… и то снёс бы. Мне ведь самому телефон только для разговоров нужен, а все эти прибамбасы, радио да игры, ни к чему. Ну а зачем они?..
Пошатываясь, он пошёл к выходу, а вслед за ним проскользнул и я.
«Нет, – думал я, – если из-за одного смартфона тут столько расспросов, то с моей находкой скоро мне не отвертеться».
Опечаленный вернулся я домой и засунул браунинг на прежнее место. Надо было придумать что-то другое.
– Не приезжал отец! – сказала она. – И то три раза из правительства звонили да два из Политбюро… Ну вот, слышите? Опять звонят. – И, отодвинув шипящую сковородку, она вперевалку пошла к телефону.
– Чистая напасть! – вздохнула она вернувшись. – Ну, задержался, ну, не угадал к пароходу… Так не дадут дня человеку побыть с женой да с матерью! Завтра приходи, милый! Да куда ж ты?.. Скушай пирожка, котлетку! Я и то наготовила, а есть некому.
Я поблагодарил добрую старуху, но от еды отказался.
По пути на площади мне попался киоск справочного бюро. Из любопытства подошёл поближе и прочёл, что в числе прочих здесь выдаются справки об условиях приёма во все учебные заведения. И цена всему этому делу полтинник.
Тогда я заполнил бланк на хардроковую школу города Одессы. За ответом велели приходить через полчаса.
В ожидании я пошёл шататься по соседним уличкам, заглядывая в лавки, магазины, а то и просто в чужие окна.
Наконец-то полчаса прошли! Помчался к киоску. Схватил протянутую мне бумажку.
…Никакой хардроковой школы в Одессе нет и не было. Попсовая – да, даже две. Школа шансона, школа индийской рага-музыки, школа транса, хауса и эмбиента, но не хард-рока.
Я зашатался. Горе моё было так велико, что я не мог даже плакать и, вероятно, целый час просидел на каменной ступеньке какой-то сырой подворотни. И мне тогда хотелось, чтобы дядю этого убило громом или пусть бы он оступился и полетел вниз головой с обрыва в Днепр. На душе было пусто и холодно. Ничего теперь впереди не светило, не обнадёживало и не согревало.
Домой возвращаться не хотелось, но идти больше было мне некуда. И тогда я решил, что завтра же, когда разделаемся с записью альбома, обворую дядю, украду рублей сто или двести и уйду куда глаза глядят. Может быть, наймусь в какой-нибудь шалман играть шансон. А может быть, спрячусь тайком в трюме корабля и попытаюсь уехать в треклятую Америку, чтобы барабанить на улицах Нью-Йорка, города жёлтого дьявола. В открытом море матросы ведь не выбросят… Впрочем, чего жалеть? Может быть, и выбросят… Вздор!
Мысли путались.
Пришёл домой, заглянув по пути в расщелину у разрушенной беседки и выудив из тайника браунинг (без него бежать нельзя!), и сразу принялся обшаривать чемоданы. Денег не нашёл. Очевидно, дядя носил их с собой.
Щёки горели, и во рту было сухо. Я почувствовал себя уставшим, перебрался к себе в комнату и улёгся на кровать. Глубокое безразличие овладело мной, и я уже не думал ни о дяде, ни о старике Якове, ни о всём том обмане, который скрывался за их появлением в моей жизни.
Мелькали обрывки мыслей, какие-то цветные картинки. Поле, луг, речка. Тиль-тиль, тир-люли! И я опять вспоминаю: отец и я. Он поёт:
– Ты вернулся!? – воскликнул я.
– Ещё нет, – улыбнулся он. – Пока я видение. Но сегодня это произойдёт. Сегодня ты отобьёшь заветный Ритм. Я знаю, он уже звучит в тебе. Ждать осталось недолго.
Сотовый телефон в кармане издал вкрадчивый перезвон. Пришла эсэмэска. «Новые услуги от сотового оператора «Вымпел коммунизма», – гласил её текст. – Комсомольцам и коммунистам смс в два раза дешевле. Беспартийным – в два раза дороже. Подробности по номеру 6010».
Блин, задолбали уже! Я залез в меню и стал удалять все ненужные сообщения. Потом машинально пошарил в справочнике с телефонными номерами. Один из них вдруг заставил меня раскрыть рот от удивления.
«8-900-555-48-64» – глядели на меня обескураживающие цифры. Это тот самый номер! Номер Нины, который она дала мне в парке! И это как раз тот номер, которого я боялся больше смерти!
Так, значит, это искала меня не милиция! Значит, это милая, добрая Нина дала объявление в газету, чтобы найти меня!
Ни усталости, ни головной боли я больше не чувствовал. Нажал на кнопку дозвона и замер в ожидании соединения.
На лестнице меж тем послышались голоса. Это возвращались домой дядя с Яковым. Из Чернигова от «больной бабушки» старик Яков вернулся очень уж скоро. Судя по доносившимся до меня звукам, они тащили что-то тяжёлое. Может быть, дополнительный микшерный пульт? Спустились они сразу же в подвал, в студию.