Урок всегда проходил в зале. У барона в доме был свой таблиний[18], не открытый, как в домах древности, а отдельный чуланчик, где в тяжёлых сундуках хранился архив баронства. В запертых — то, что следовало надёжно хранить, в открытых — текущие записи. Вейма видела такой же, когда жила в Корбиниане. В таблинии же стояло большое, выполненное по древним образцам, кресло, на котором сидел барон, когда занимался делами, и стояли две небольшие скамьи для его собеседников. Ещё там стоял высокий стол с непомерно толстой столешницей, закрытой узорным покрывалом. Пускать в свой таблиний дочь барон не стал, отгораживать ей уголок — тоже. Зал был большой, там в углу стоял ткацкий станок Норы и пылилась прялка. Там же Вейма поставила большую, в два локтя шириной и два высотой, аспидную доску[19].
Барон подошёл посмотреть, как идёт обучение дочери. На этот раз аспидная доска была исписана закорючками, смысла которых барон не понимал, хотя умел и читать, и писать. Нора сидела в лёгком кресле и смотрела на учительницу с недовольным видом. Вейма, по привычке одетая в мужской городской костюм, сидела на скамейке у её ног и держала в руках богато отделанную виуэлу.[20]
— Музыка — это гармоническое выражение арифметики, — говорила Вейма. — Каждая нота соответствует своему числу, а число — небесной сфере, принадлежащей своей планете. Что такое планета, Нора?
— Планета — эта движущаяся звезда, — заученно ответила баронская дочь.
— Правильно, — скупо похвалила наставница. — Всего мы знаем семь планет, и точно так же есть семь нот.
— Я помню, — уныло ответила Нора.
Вейма зацепила ногтем струну.
— Назови планету, чья нота сейчас прозвучала.
— Повтори, пожалуйста, — попросила Нора, недовольно косясь на отца.
Вейма повторила. Обычно на виуэле играли, цепляя струны пёрышком, но вампирша всегда обходилась ногтями. У таких, как она, ногти всегда крепче, толще и острее, чем обычно бывает у человека. Она не задумывалась, что это могло её выдать.
— Это нота красной планеты, — отозвалась ученица.
— Правильно. А что ты можешь сказать про красную планету?
— Красная планета у древних управляла войной, — всё с тем же недовольным видом ответила Нора. — Её появление в… в… ну… замке на небе…
— В пятом Доме, — подсказала Вейма.
— Да, в пятом Доме, предвещало неисчислимые бедствия.
— Совершенно верно, — одобрительно кивнула вампирша. От ученицы исходил неприятный запах недовольства, страха перед отцом и скуки. Но урок надо было продолжать. — Теперь слушай, я сыграю музыку в тональности красной планеты.
Вейма подтянула пару колков и заиграла, то быстро, то медленно перебирая пальцами. Барон покачал головой. Ему приходилось слышать игру дочери — в отсутствие наставницы она играла охотно — неумелую, сбивчивую, полную смазанных или слишком резких звуков. И всё же музыка Норы была живой, в ней чувствовалось настроение девушки. Игра же Веймы была исключительно точной, не допускающей никаких огрехов. И удивительно… мёртвой.
— Обрати внимание, — сказала Вейма, закончив игру, — что каждый звук гармонирует с красной планетой. Ты должна добиться того же самого.
— Эта песня не показалась мне воинственной, — заметил барон.
— Да, ваша милость, — улыбнулась молодая наставница. — Планеты не определяют звучания музыки, они лишь обозначают тональности. Но они помогают запомнить.
Вейма встала и протянула инструмент Норе.
— Теперь ты, — приказала она. — И следи за гармонией.
Нора послушно обхватила виуэлу и уставилась на аспидную доску.
— Читать знаки ты умеешь, — раздражённо напомнила Вейма, перехватив вопросительный взгляд барона. Нора заиграла медленно, но ровно. Несколько раз она сбилась и Вейма морщилась как от зубной боли.
— Ты делаешь успехи, — тем не менее похвалила она. — Теперь повтори вторую и третьи фразы.
Нора начала играть и Вейма совсем скривилась.
— Нора! Ты, что, играешь по памяти?!
— Разве так не лучше? — запутался барон. — Когда у нас гостили странствующие музыканты, они всегда играли по памяти. Они помнили наизусть сотни песен и все восхищались их мастерством.
— Да, ваша милость, — с трудом сдерживаясь, чтобы не заскрежетать зубами, кивнула Вейма. — Для бродячего певца это хорошее качество. Но когда вас учили читать, ваш учитель не порадовался бы, если бы вы пересказывали ему тексты, не глядя в книгу. Знать наизусть — песню, речь великого человека или закон — похвально. Но непохвально не уметь прочесть незнакомый текст. Я учу Нору науке о гармонии, а не просто перебирать струны. Вы ведь просили развить её разум, а не сделать из неё бродячего певца.
Барон согласно кивнул.
— Нора! — ткнула вампирша в доску. — Начало второй фразы вот здесь. А ты начала играть с середины третьей! Хорошо, ты не успеваешь прочесть знаки. Но попробуй почувствовать музыку. Ты подобна человеку, который заучил звуки чужой речи и не понимает ни единого слова. Ты должна была понять, что играешь с середины!. Ещё раз — вторую и третью фразу.
Нора заиграла и робко посмотрела на наставницу.
— Да, да, отсюда. Сыграй сначала вторую фразу, потом выдержи паузу и перейди к третьей. Постарайся увидеть, услышать, пальцами почувствовать гармонию.
На этот раз ученица вроде бы разобралась и Вейма отошла в сторону. Нора играла неуклюже, но вампирша знала: из девочки будет толк. Если бы она не была такой ленивой! Невозможно пытаться развить разум девушки, которая думает только о прогулках и развлечениях! Ум баронской дочки был тёмен и смутен. Вейма, впрочем, подозревала, что она не такой уж хороший наставник. Подняв глаза, она перехватила взгляд барон.
— У вашей дочери хорошие задатки, — сказала она.
— Я думал, ты недовольна тем, как она играет, — удивился барон.
Вейма покачала головой.
— Она очень талантлива, но ей не хватает терпения, чтобы усвоить все правила и законы. Половины её ошибок уже сейчас можно было бы избежать при должном прилежании.
— Зато у тебя терпения хватает, — заметил барон. — Ты играешь без ошибок.
Девушка со смехом покачала головой.
— О, нет, ваша милость! Терпения у меня никогда не было. А игра… Я просто помню все правила. В руках Норы виуэла будет петь.
— Тем более достойно похвалы твоё усердие.
— Вы мне за это платите, — суховато напомнила девушка. Строго говоря, платил-то барон ей мало. Он позволил им с Магдой жить в охотничьем домике, отправлял дичь во время сезона, отдал распоряжение, чтобы часть вина, молока и хлеба несли к девушкам на двор и приказывал замковым слугам шить на Вейму одежду так же, как они шили для него, его дочери и немногочисленного двора. Время от времени Вейме заносили производимые для барона свечи, кузнец бесплатно чинил разную утварь. А вот свободных денег в Фирмине — так назывались владения и по ним же барон носил своё имя — было мало. Другое дело, что Вейме немного было надо.
— Ты не хуже меня знаешь, что верность не продаётся, — неожиданно серьёзно возразил барон. — Она либо есть, либо нет. Я рад, что могу на тебя положиться.
Вампирша отчаянно смутилась и поспешила отвернуться. Она не чувствовала себя заслужившей эту похвалу. Тем временем Нора прекратила играть.
— Очень хорошо! — похвалила вампирша. — А теперь всю песню сначала, но между фразами делай паузу в два такта. Когда закончишь — сыграй всё без остановок.
Нора вздохнула и повиновалась.
Вейма напряжённо прошлась по залу. Вот уже несколько дней как в деревне было тихо. Липп пропал, как в воду канул. Люди страшно жалели кузнеца, в одночасье лишившегося сына и выставившего себя на посмешище перед всей деревней. Пересуды не умолкали ни на мгновение. Магда ходила с полубезумной улыбкой, и пахло от неё тогда таким счастьем, что Вейма начинала задыхаться. А то вдруг ведьма принималась тревожиться. И было от чего! Белая волшебница убила, своими руками — и руками Магды — убила несчастного вампирёныша так же верно, как если бы испепелила его своим страшным огнём. Клан не любил отступников. Если ты не можешь охотиться, не можешь пить кровь, не можешь противопоставить себя миру людей — на что ты такой нужен? Отступников клан убивал. Скоро, очень скоро состоится встреча проклятых. Если Вейма или Магда попадут на эту встречу — их убьют, Вейму клан, а Магду — ведьминская община. Теперь вампирша могла назвать ещё одну обязательную жертву.
Дверь внезапно распахнулась, и в зал влетел вихрь. Вейма не успела даже вскрикнуть, как этот вихрь превратился…
— Заступник и все святые! — вырвалось у Веймы. — Липп! Что ты здесь делаешь?!
— Ваша милость! — выпалил вампирёныш, не обращая на девушку внимания. — Отряд всадников! Их фенрих в красном, на флаге веник!
Вейма поперхнулась. Новость слегка отвлекла её от вопиющего появления сородича — вампира! — в замке. Красный цвет был цветом союза баронов, да и веник, вернее, пучок прутьев, был их символом. В старину пучок прутьев означал власть, его несли перед теми, кому все должны подчиняться, как указание на право наказывать. Сегодня этот же символ отсылал к тому же к старой сказке про прутики, которые можно переломать поодиночке, но нельзя сломить вместе.
— Сколько их? — спросил барон, кивнув, как будто не было ничего необычного в появлении разоблачённого вампира в его зале. Вейма почувствовала, как у неё удлиняются клыки, и отвернулась. Из горла рвалось гневное рычание. Вампиры совершенно не переносили друг друга. Только наставник терпел учеников, а ученики — наставника, да ещё «дети» одного и того же «родителя» могли жить на общей территории. И, конечно, заранее обговоренные сборы клана. Там они кое-как сдерживались и могли вести общие дела. В остальном же два вампира под одной крышей означали драку так же верно, как пучок прутьев — отряд, подчиняющийся союзу баронов.
— Две дюжины с оружием, да ещё фенрих, — отчитался юноша. — И ещё двое едут с трубами.
— Очень хорошо, — кивнул барон. — Иди, передай Менно, пусть выедет навстречу… скажем, с десятком людей.
— Да, ваша милость, — поклонился вампир и вихрем вылетел за дверь.
С трудом подавляемое рычание Веймы вырвалось воплем:
— Ваша милость!!!
— Я тебя слушаю, — с серьёзным видом повернулся к ней барон.
— Как вы можете?! Вы же знаете, что он такое! И вы впускаете его в свой дом?!
— Только днём, — усмехаясь, объяснил Фирмин. — Он поселился наверху донжона. Заодно осматривает окрестности.
— Но он же вампир!!!
— Меня самым серьёзным образом заверили, что после проведённого ведьмой обряда он совершенно безопасен.
— Но… но… но…
От негодования Вейма могла только хватать воздух ртом.
— Он умный паренёк, — задумчиво произнёс барон. — Он пришёл ко мне рано утром и попросил… покровительства. Он никого не убил на моей земле. Я дал ему то, что он просит.
— Вы не понимаете! Он же вампир! Проклятый! Вы никогда не сможете ему доверять! Его верность принадлежит не вам!
Под изучающим взглядом барона девушка осеклась.
— Он отличный гонец. Я могу передавать сообщения в десятки раз быстрее, чем другие бароны. Что до верности… Пока меня этот вопрос не волнует. И тебя не должен волновать. Твоя забота сидит вот там.
— Да, ваша милость, — сникла вампирша.
— К тому же я предпочитаю знать, чем занимается этот юноша, — понизил голос барон. — Мне не нравится, что он увивается вокруг моей дочери.
— Вы могли бы прогнать его! — снова возмутилась девушка.
— Его бы убили его сородичи, — возразил барон.
— Вам-то какое дело?!
— Никакого, — пожал плечами барон. — Но пока он живой и служит мне. Удобно, правда?
Вейма передёрнула плечами и вернулась к своей ученице.
— От гармонии слышимой перейдём к гармонии неощущаемой, — предложила она. Нора со вздохом оставила виуэлу в сторону. — Всё на свете измеряется числами. Если мы и не можем посчитать каждую песчинку или каплю воды, мы можем взвесить или измерить объём. Числа пронизывают мир. Музыка также состоит из чисел, исчисляющих не только громкость, но и высоту звука. Понимать числа — важнейшее искусство. Тебе предстоит унаследовать земли отца, и ты должна это понимать лучше, чем кто бы то ни было ещё. Подати, которые ты будешь взымать — это не количество хлеба и мяса, которое ты прикажешь доставить на двор, но часть собранного подданными урожая. Ты должна знать свои нужды, нужды семьи, нужды твоего двора, защищающих тебя воинов. Ты должна знать нужды подданных, чтобы в тяжёлую пору не спросить с них больше, чем они могут дать, а в доброе время сделать запасы на чёрный день. Всё это измеряется в числах. Сколько действий ты можешь проделать с числами?
— Четыре, — без запинки ответила девушка.
— Очень хорошо. Назови их.
— Складывание, Уменьшение, Преумножение и Разделение.
Вейма поморщилась.
— По сути верно. Теперь взгляни вот сюда…
Она протянула ученице малую аспидную доску, сверху исписанную цифрами. Барон покачал головой. Ему приходилось беседовать со школярами, изучившими Семь искусств, в которые входила и арифметика. Никто из них не говорил с такой определённостью об управлении феодальным владением. Барон взглянул на молодую наставницу с новым интересом.
Урок арифметики только начался, когда посланец вернулся.
— Менно выехал, ваша милость! — доложил юноша. — Он взял с собой Арно-кривого, Куно-большого, Бруно-толстого, Волдо-меткого…
Барон выслушал все имена и одобрительно кивнул. Выбор фенриха ему нравился, названные были людьми толковыми, не задиристыми, но хорошими бойцами.
— Отец! — подняла голову от аспидной доски Нора. — К нам едут две дюжины вооружённых всадников! Почему ты посылаешь с Менно только десять человек?
— Разве мы воюем со всем миром, дочь моя? — ответил барон. — Я послал с Менно людей для почёта, а не для сражения. Уверен, их фенрих оскорбился бы, если бы его встретил всего один человек. Учись, дочь.
— Да, отец, — склонила голову Нора. На её лице появилось задумчивое выражение, которое Вейма была бы рада увидеть по поводу предложенной задачи.
— Следуй за ними, — приказал барон вампирёнышу, — но так, чтобы тебя не видели. Когда их фенрих изложит дело, за которым пришёл, немедленно возвращайся ко мне, слышишь?
— Да, ваша милость, — ответил поклон юноша. Он перехватил полный бессильной ненависти взгляд вампирши и, подмигнув, мотнул головой в сторону двери.
Есть разговор.
Ага, как же! Ищи другую дуру!
— Я хочу пройтись, — объявила Вейма, вставая со скамеечки. — Нора, ты забыла вычесть долг здесь и здесь. Исправь пока.
— Пройдись, — согласился барон, внимательно оглядев девушку. — Но я прошу тебя не выходить за ворота.
— Но, ваша милость… — запротестовала вампирша.
— И скорее возвращайся. Пришло время Норе заняться рукодельем, сразу после вашего урока.
— Но при чём тут я?! — искренне удивилась Вейма. — В этом я ей не наставница, я не умею…
— Вот и научишься, — предложил барон. — Так возвращайся!
— Как прикажете, ваша милость, — кисло ответила вампирша. Когда-то Вир собрал ей ткацкий станок, но ей не удавалось даже натянуть основу: нитки не выдерживали силы и скорости, с которой девушка работала.
Липп поджидал её у дверей баронского дома. В самом деле, до места встречи двух отрядов он мог добраться во мгновение ока, так что оставалось время на разговор. Вампир подхватил девушку за локоть и потащил за угол ближайшего строения. Это была конюшня и лошади внутри беспокойно заржали. Вампиры, не сговариваясь, цыкнули. Животные испуганно притихли.
— О чём ты хотел поговорить? — мрачно спросила Вейма, складывая руки на груди. Инстинкт приказывал ей немедленно вступить в драку с захватчиком. Разум не предвещал ничего доброго ни от разговора, ни от поединка.
— Зачем так неласково, сестричка? — усмехнулся вампир. — Мы же теперь товарищи по несчастью.
— По несчастью?! — зашипела девушка. — Ты питался кровью младенцев! Из-за тебя меня чуть не убили! Ты выбрал свой путь сам, а сейчас пойман, но не раскаялся! Я никогда не хотела быть… тварью!
— Ну и что? — трезво спросил юноша. — Какая разница?
Он показал ленточку на запястье.
— Я видел, ты носила такую же, — напомнил он, — но добровольно и недолго. Её след виден, если превратиться и приглядеться. Ты знаешь, как она действует.
— Нет, — устало ответила вампирша. — Не знаю. Магда мне рассказывала, но… Я никогда не хотела убивать. Я никогда не хотела пить кровь. На меня эта штука не оказала влияния.
— А на меня оказала, — хмыкнул вампир. — Не причинять зла! Как тебе такое условие?
Он перехватил настороженный взгляд девушки. Как бы Вейма не злилась, с подобным себе она чувствовала полное взаимопонимание. С Липпом ей не нужно было тратить слов, чтобы спросить о том, что её волнует.
— Нет, — сказал вампир. — Я не донесу на твою подругу, я не дурак. Меня не ждут на встрече, учитель заверил всех, что я вполне способен к выполнению долга. Чем меньше меня будут видеть наши сородичи, тем лучше.
Вейма отвернулась.
— Это всё слова. Ты знаешь сказку про лошадь, которая помогла переправиться скорпиону? На середине он её ужалил и сказал, что это в его природе. А ведь на берегу он обещал сдерживаться!
Вампир рассмеялся.
— Старый Ватар всем рассказывает одинаковые сказочки!
Лицо Веймы прояснилось. Она схватила юношу за рукав и потрясла.
— Так ты ученик Ватара? Правда?!
— Ну да. Я тебя помню, кстати. Ты училась на богословском факультете, когда старик… сделал мне своё предложение. Тебя все знали.
— А я тебя не помню, — пожала плечами вампирша. На неё, пока она ходила на лекции, показывали пальцами. Пересудами занимался не то что весь университет — весь Раног!
— Я тебя моложе, — пояснил вампир. — Учился свободным искусствам.
— А! — с презрением отозвалась вампирша. — Факультет для девочек!
— А сама-то? — уколол её собеседник.
— Ха! — задрала нос Вейма. Она очень гордилась, что сумела научиться настоящим наукам, пусть ей и не дали докторскую мантию.
— К тому же быть единственным мужчиной среди девушек — вполне неплохо, — сообщил вампир и мечтательно улыбнулся.
— А! — вспомнила Вейма. — Кажется, вспоминаю. Кого-то били постоянно среди молодняка. Каждые два-три дня, по-моему.
— Ну, не так часто, — без тени смущения подтвердил вампир. — Но да, это был я!
— Кажется, я догадываюсь, что тебе предложил Ватар, — хмыкнула вампирша. Точно, в какой-то момент избиения прекратились, но Вейма думала, что жертву или забили насмерть или прогнали, или нерадивый школяр всё-таки взялся за ум.
— И правильно догадываешься, — засмеялся юноша. — Так что, мир?
— Перемирие, — мрачно согласилась девушка. Пришлый вампир был учеником её учителя и, хоть она и порвала с кланом, это давало ей возможность терпеть Липпа на своей территории. Инстинкт унялся. Тревога — нет.
Как Липп догадался обратиться к барону?
Почему барон его принял?
Зачем приехал чужой отряд?
Вампирша хмуро посмотрела вслед сородичу и вернулась в дом.
Магда мирно занималась своими делами. Она задала корм козе, чьим молоком питалась её подруга. Заботами ведьмы доилась коза на диво и не чахла от «внимания» вампира. Прополола грядку с колдовскими травами. Не все стоило искать в лесу, некоторые требовали особого ухода. Ведьма озабочено потрогала увядающие листики. Добавила немного… усилия… листья не ожили, но растение не увянет.
Закончив с этим, девушка села к окну, разложила инструменты и принялась вырезать из ольхи причудливые фигурки. Детям нравилось с ними играть. В следующее полнолуние Магда собиралась напитать их силой на алтаре… возможно, она пойдёт туда не одна. Не все обряды требовали такой силы, чтобы приносить кровавую жертву. Ломоть хлеба, чаша с молоком, хорошее вино… Да, этого хватит. Сама земля будет хранить тех, кто носит её подарки. Но для начала фигурки стоило вырезать.
Ведьма настолько увлеклась своим делом, что едва не пропустила треск ломающегося хвороста. Скрипнула дверь. Магда вскинулась, покрепче сжала в руках нож…
— Виль! — приветливо окликнула ведьма. — Как ты меня напугал!
— Ты можешь очень быстро собраться? — вместо приветствия спросил батрак.
— Могу, но зачем? — недоумевающе спросила Магда.
— Проводишь меня.
— Куда?!
— Там узнаешь. Пошли, живо!
— Да что случилось-то?!
— Облава, — коротко бросил батрак. — Мне Илиса сказала, её Кобо домой заскочил, когда вернулся после встречи с чужим отрядом.
— Илиса? — моргнула Магда. — Кобо?
— Сестра моя, — нетерпеливо пояснил батрак. — Вышла замуж за кнехта[21] его милости. Живёт у замка. Ты не поняла разве? Ты отняла у меня дар, который братья дали мне при посвящении.
— Но я не…
— Не ты, так девка, которую ты в лес притащила. Меня нашли. Барон собрал своих людей и перекрыл все дороги. Ты умеешь ходить по лесу. Проведёшь меня. Потом отпущу.
— Ты с ума сошёл, — запротестовала ведьма, понимая, что случилось непоправимое. — Никуда я с тобой не пойду!
На мгновение в руке батрака блеснул нож. Ведьма побледнела и сжала свой. Виль криво усмехнулся.
— Козлёнка не смогла. Меня не сможешь. Давай, живо. Скоро они до тебя дойдут. Исправляй, что натворила.
Посмотрев на бледное лицо девушки, батрак снисходительно добавил:
— Не буду я тебя убивать. Нужно мне больно. И доносить в общину не стану. Идёшь?
— Иду, — вздохнула ведьма. Много времени на сборы ей было не нужно, сумка с самым необходимым всегда лежала в тайном месте. Она только замешкалась, заворачивая в тряпицу свою работу… и кое-какие травы. У неё тоже было своё оружие.
Магда отвязала пса, а Виль по её просьбе задал корма козе. Когда вернётся Вейма — один Освободитель знает, а животное ни в чём не виновато. Заперев калитку, она шагнула в лес, в сторону от тропы, не заботясь о том, следует ли за ней убийца или нет. Он, конечно, следовал. Магда прошла несколько шагов, пробираясь через кусты, и опустилась на колени. Виль с нетерпеливым видом остановился рядом.
— Пропусти нас, — шёпотом попросила ведьма. — Открой свой путь мне и моему спутнику.
Она развела траву, коснулась пальцами земли. Прислушалась, но в сердце было пусто.
— Нужна кровь, — решила она и протянула руку.
— Чья? — деловито спросил убийца. — Опять козлёнок?
— Твоя! — рявкнула Магда. — Зачем козлёнку дорога через лес? Ты должен с ним сродниться. Встань сюда.
Виль пожал плечами, но присел рядом. Ведьма протянула ему заткнутую у ворота иголку, и он по её знаку уколол палец и стряхнул три капли крови в ямку. Магда забросала ямку землёй и, низко склонившись, зашептала понятные только ведьмам слова. Прислушалась снова. И опять ничего. Тогда она вырвала у себя несколько волосков, быстро свернула кольцом. Вдалеке послышался собачий лай.
— Поторопись, — сквозь зубы сказал батрак. Лай приближался.
Ведьма быстро прикопала свои волосы рядом — но не в той же ямке. Нагнулась ближе к земле. Ответа по-прежнему не было. Ведьма встала и растерянно огляделась по сторонам. Что делать дальше, она не знала.
— Идём же! — дёрнул её за рукав батрак. Магда моргнула. Тропинки не было — но кусты перед ними как будто слегка расступились. Она сделала шаг, Виль за ней. Магда оглянулась и увидела, что кусты за их спинами смыкаются.
— Идём! — согласилась она.
Так не бывает, чтобы кто-нибудь, всё равно кто, просто так, без жертвы, без ритуала, посреди бела дня мог пройти через лес, чтобы лес открывал ему дорогу. Так не было и в этот раз: единственный путь, которым могла последовать ведьма, был дорогой к алтарю. К алтарю они и вышли. Днём это место не слишком впечатляло. Просто место, одетое туманом, в котором смутно виднеются очертания каменной глыбы. Ведьма шагнула к ней, потянув за собой батрака.
— Сейчас не спорь со мной, — показала она и опустилась на колени. — И не буди, если тебе покажется, что я потеряла сознание.
— Тебе виднее, — спокойно согласился убийца. Ведьма простёрлась на алтаре и обратила свой разум в сердце леса. Она по-прежнему не чувствовала отклика. Но лес пропустил их сюда!
Полежав — сколько? — на алтаре, Магда приподнялась, по-прежнему оставаясь на коленях.
— Отец мой! — воззвала она в тишине леса. Здесь не пели птицы, и туман, казалось, пожирал все звуки. — Мать моя! Ответь мне! Снизойди до меня! Прими нового сына! Он молит тебя!
Она не глядя протянула руку и батрак догадливо опустился на колени рядом с ней.
— Вымажи руки своей кровью и положи на алтарь, — шёпотом посоветовала она. — Мысленно присоединись к моей просьбе.
Батрак замешкался и ведьма раздражённо добавила:
— Я не волшебница, не умею открывать тайных путей. Я — только проводник. Или ты просишь лес или я тебе ничем не могу помочь.
Батрак хмыкнул, но выполнил приказ. Ощущая в душе ту же тревожащую пустоту, ведьма продолжила:
— Отец мой! Мать моя! Вот твой сын! Помоги ему! Забери его запах! Забери его шаги! Забери его образ! Забери его следы! Укрой его от опасностей! Помоги ему! Помоги ему! Помоги ему!
Отклика всё ещё не было, только по верхушкам деревьев пробежался ветер, да туман сделался светлее.
— А теперь уходим отсюда, — предложила ведьма и попыталась встать. Батрак поднялся на ноги, но у Магды почему-то этого не получалось. Виль хмыкнул и потянул девушку за руку.
— Помоги мне! — попросила она раздражённо. — Кажется, у меня получилось.
— Получилось ослабнуть? — уточнил батрак, ставя ведьму на ноги. — Ты как кутёнок новорожденный.
— На что, как ты думаешь, я потратила силы? — огрызнулась она. Вдохнула лесной воздух. Спасибо. — Теперь ты скажешь, куда тебе идти?
— На запад, — махнул рукой батрак. — И немного севернее. Ты проводишь.
— А что там? — удивилась Магда. К северо-западу от Фирмина лежал Корбиниан, обширные владения, когда-то принадлежавшие Дюку, а теперь управляемые сообща союзом баронов. У западного берега озера Корбина стояли развалины родового замка Дюка, в котором вот уже несколько поколений никто не жил.
— Дело есть, — коротко ответил батрак. — Пошли.
Ведьма пожала плечами. Силы постепенно восстанавливались.
— Иди за мной след в след, — сказала она.
— Не учи учёного.
Расчёт Магды был прост. Трава и ветки должны были расходиться перед батраком, но расходились и перед ней, раз они шли так близко. А стоило Вилю наступить на её след на земле, как тот полностью исчезал. Ведьма старалась не оглядываться, выглядело это жутко.
— А, да, — вспомнила она, пережидая, когда большой куст лещины отведёт ветки. — Перед смертью найди какую-нибудь ведьму и попроси, чтобы она тебя освободила от этого. После смерти это будет сделать сложнее.
— Да уж, — отозвался батрак.
— А то останешься лесным духом, — пояснила ведьма. — Ты же был им усыновлён.
— Я посвящённый, — напомнил убийца.
— Да, когда тебя лес отпустит, ты будешь свободен, — согласилась Магда.
— Маглейн, ты всегда всё делаешь через за… — вспылил батрак.
— Не ругайся! — оскорбилась ведьма. — Ты же хотел, чтобы я исправила сделанное в полнолуние! Вот, пожалуйста. Незаметным тебе не быть, но, чтобы тебя увидеть, надо смотреть прямо на тебя и понимать, что видят тебя. Твои шаги будут раздаваться здесь, куда бы ты ни пошёл. Что тебе не нравится? Надоест — приходи, расколдую.
— Связался с ведьмой, — проворчал батрак. Магда хмыкнула.
— Нам надо обойти деревню, — сказала она. — И пересечь дорогу. С севера пойдём или с юга?
— Если бы я уходил лесными тропами, я бы пошёл на север, — решил батрак. — Поэтому пойдём с юга, там меньше будут сторожить.
Дорога на север вела к переправе через Корбин, где затеряться сложнее, но леса между Фирмином и озером стояли густые. Дорога на юг, вернее, на юго-запад вела к Тамну, большому торговому городу, и леса в этом направлении стояли светлые, открытые взгляду. Дорога на юго-восток огибала Серую пустошь и выводила к Лотарину, землям отца Магды. Но Вилю надо было на запад. В Корбиниан. Зачем?
Они вышли почти к самой деревне. Ещё на подходах до них донёсся хриплый рёв медных труб, перемежающийся громкими криками.
— Всем, кто знает о том, где скрывается бандит, убийца и висельник по кличке Медный Паук, именем союза баронов и барона Фирмина приказываем выдать негодяя головой! — на два голоса надрывались Менно и чужой фенрих в красной рыцарской рубашке. — Всем, кто знает, где скрывается убийца Медный Паук, приказываем под страхом смерти немедленно выдать негодяя! Любой дом, где будет найден преступник, будет сожжён! Именем союза баронов и барона Фирмина! Приказываем…
— Мне конец, — простонала Магда, разобрав крики. Убийца хмыкнул.
— Пока ты жива, — напомнил он. — И меня не нашли в твоём доме.
Ведьму это не слишком утешило. Они углубились на юг, держась недалеко от дороги. Шесть всадников с красными нашивками на рукавах медленно двигались в сторону развилки.
— Нечего и думать тут переходить, — расстроилась ведьма. — Никакой лес не укроет нас посреди дороги. У любого колдовства есть предел.
— Пойдём на юг, — пожал плечами батрак. — Хоть до самого Тамна.
— Мы можем идти неделю! — ужаснулась Магда.
— А я никуда не тороплюсь, — подчеркнул батрак. — Моё дело и месяц будет ждать.
Магда хотела снова спросить, что у него за дело, но сдержалась. Было понятно, что открывать свои тайны убийца не собирается.
— А почему Медный Паук? — вместо этого спросила она, оглядываясь на спутника.
— Просто так, — пожал плечами батрак. — Прозвище.
— У каждого прозвища есть смысл.
— Чепуха! — отрезал убийца. — Мы берём прозвище, чтобы неудача не нашла. Зачем облегчать ей работу, придумывая смысл?
— А-а-а! — разочарованно потянула ведьма. Невысокий батрак меньше всего походил на паука. Тем более медного.
— Паук не бегает за добычей, — снисходительно пояснил батрак. — Она сама к нему летит, потому что он знает, где ждать. Медь от сырости зеленеет. В лесу незаметно.
— А! — только и ответила ведьма. — Никогда бы не подумала.
— А тебе и не надо.
— Ну, знаешь!.. — возмутилась Магда, но вдруг её внимание привлёк какой-то звук. — Тише! Слышишь? Тут кто-то идёт!
— Не шипи в ухо, — отозвался батрак и тоже прислушался. Они шли вдоль южной дороги прямо через лес и не заметили, что подошли вплотную к тропе, петляющей между деревьев. По тропе определённо кто-то шёл. Время от времени раздавались невнятные выкрики.
— Это за тобой? — шёпотом спросила девушка.
— Вряд ли, — усомнился батрак. — Звуки странные. Собак не слышно.
Они отступили в лес, подальше от тропы. Между деревьев показался деревенский знахарь. Он нёс в руках горящий факел, глаза его были обращены к небу. Только сейчас ведьма поняла, что уже смеркается. Ей стало не по себе. Знахарь остановился в нескольких шагах от того места, где они прятались, что-то прокричал и прислушался, как будто получил ответ. Внезапно он опустил взгляд с неба на деревья и Магда увидела его неожиданно осмысленные глаза. Она попятилась. Батрак положил ей руку на плечо, вынуждая остановиться, но, прежде чем это случилось, под ногой хрустнул сучок. Во взгляде знахаря что-то мелькнуло. Он перехватил поудобней факел и пошёл мимо них по тропинке в сторону дороги.
— Он нас не видел, — неуверенно сказала ведьма. Ручаться в этом она бы не решилась.
— Неважно, — отмахнулся батрак. — Идём за ним.
— Зачем?!
— Потому что сейчас он выйдет на дорогу, Маглейн.
— Он не станет нас выдавать, — запротестовала ведьма. Ей совершенно не улыбалось смотреть, как Виль применяет своё страшное ремесло.
— Неважно, — повторил батрак. Смерил её выразительным взглядом и посоветовал: — Ты бы о себе лучше думала.
Знахарь действительно вышел на дорогу и всадники слегка оживились, увидев полубезумного крестьянина с горящим факелом в руке.
— Сейчас они на него отвлекутся, — предсказал батрак, наблюдая, как Исвар отказывается остановиться. Знахарь как будто просил чего-то у леса, у неба, обращался к земле, и всадники, один за другим, подъезжали поближе, чтобы разобраться в этом странном явлении. Магда отчасти понимала их затруднения: они были на земле одного из правителей страны и не могли не только убивать, но даже и хватать её жителей без веских оснований. Знахарь же был безоружен и ни на кого не нападал.
— Теперь, — решил батрак, хватая девушку за руку. Они перебежали дорогу за спинами всадников и углубились в лес с западной стороны.
Вейма просидела с Норой за ткацким станком до самых сумерек. Это был не тот, деревенский, для полотна, который смастерил ей когда-то Вир. На станке Норы ткались шёлковые шпалеры с золотыми и серебряными нитями. В присутствии ученицы вампирше приходилось сдерживать силу и скорость движений, и поэтому на сей раз Вейма ничего не порвала и не сломала. Ткать оказалось совсем не сложно, к тому же вампирша работала точнее баронской дочки. Она взяла на себя левый край и постепенно трудами девушек на станке вырастал тонкий рисунок священного знака и Камня, с которого некогда проповедовал Заступник. Барон, который ушёл сразу же, как закончился урок, и вернулся только к вечеру, похвалил её работу.
— Я прикажу поставить станок для тебя, — наполовину предложил, наполовину сообщил он. — Ты можешь оставаться здесь после уроков и ткать на нём свой узор.
— Но, ваша милость! — запротестовала Вейма. — Я не ткачиха!
— Да? — поднял брови барон. — Я знаю, ты освоила Семь искусств и науку богословия. Я ценю это. Ты прекрасно учишь Нору. Но у тебя много талантов. Почему бы не использовать их все?
Прежде, чем Вейма успела ответить, он спросил:
— К слову. Может быть, тебе попробовать себя в другой области? Я мог бы помочь тебе получить степень доктора права.
— Ваша милость! — ахнула девушка. Она не рассказывала в Фирмине о том, как в раногском университете ей отказали в мантии доктора богословия. — Откуда вы знали?!
— Я подписывал рекомендацию принять тебя на богословский факультет, — пояснил барон. — Хорошо, что ты теперь служишь у меня. Но уже смеркается, тебе пора домой.
Барон решительно кивнул вампирше на дверь. Обычно он выпроваживал девушку, не дожидаясь сумерек, и Вейма ушла в полном смятении. Днём она не решилась сбегать в деревню за новостями — после прямого запрета барона. Люди, к которым она обращалась в замке, уклончиво пожимали плечами на все её расспросы. Ночью она бы, наверное, могла бы прибегнуть к своей силе и заставить их говорить, но днём не рискнула. Откуда взялся вооружённый отряд и почему барон скрывал от неё правду? Что такого они везли, чтобы удерживать наставницу баронской дочери в замке? Или… проклятую? Но почему?!
Липп ожидал за воротами и девушка буквально кинулась к сородичу.
— Эй, полегче! — запротестовал вампир, когда Вейма вцепилась ему в воротник и принялась трясти.
— Что от меня скрывают?! — закричала Вейма. — Чего хотели эти люди? Говори!
— Не могу, сестричка, — отвёл её руки юноша. — Барон не велел никому говорить.
— Барон?! Не велел?! Тебе? И ты послушался?!
— Я ему присягнул, — с важностью ответил вампир.
— Ты! Кого ты обманываешь?!
— Не кричи, сестричка, — засмеялся вампир. — Иди в деревню и всё узнаешь сама. Скажу только, что они приходили не по твою душу.
Вейма взяла себя в руки.
— Ладно, — бросила она сородичу. — Пойду.
— Скатертью дорога, — напутствовал Липп. Вейма сделала несколько шагов и остановилась. Липп всё ещё стоял у ворот.
— Почему ты пошёл к барону? — спросила она. — С чего ты взял, что он тебя примет?
— Тебя же принимает, — пожал плечами вампир. — Я решил рискнуть.
— Меня? — удивилась девушка. — Ну и что? Он же не знает…
Липп только рассмеялся и растаял в туманном облаке. Вейма с досады топнула ногой, но спорить было уже не с кем.
— Умение ждать, — объяснял батрак, очень довольный тем, как они избавились от погони, — это главное в нашем деле.
Магда, всё ещё бледная от страха, молча кивнула. Она никогда не решилась бы перебегать дорогу, не укрытая ни лесом, ни колдовством, ни даже тенью. А если бы кто-то из всадников повернулся?!
— Не надо суетиться, — продолжал убийца. — Ты выбираешь нужное место, подгадываешь время, а дальше ждёшь. Тех, кто бегают и кричат, убивают первыми. Сиди молча и жди.
— А если путь закрыт? — уточнила ведьма, просто чтобы поддержать разговор. — Они же могли бы не отвлекаться.
— Но они отвлеклись. В этом всё дело. Был у меня один случай, — пояснил Виль. — Надо было убить хмыря одного. Святошу. А тот как раз приболел и валялся в доме лекаря. Я сел и стал ждать. Три дня ждал. А на четвёртый лекарь свалил из дома. Тут-то я и…
— А почему ты не убил лекаря? — вяло полюбопытствовала ведьма, гадая, где случилось это преступление. Слушать подобные разглагольствования было жутко.
— Лекаря мне не заказали, — пояснил батрак. — Потом, мужик был правильный. Лечил всех, ни о чём не спрашивал.
— Скоро мы выйдем к западной дороге, — вместо ответа сообщила Магда. — Пойдём по ней, не стоит тревожить лес больше, чем необходимо.
— Пойдём по западной дороге, — согласился убийца. — Там давно никто не ходит.
Вейма спустилась в деревню. Магда говорила, что в это время людей можно найти в кабаке, туда вампирша и отправилась. Стоило, наверное, сначала заглянуть домой, но ведьма могла весь день просидеть там и ничего не знать о приехавшем отряде. Нет, сначала стоит узнать новости. Почему барон решил их скрыть?..
В кабаке было людно. Пахло возбуждением, пьяным весельем, страхом и почему-то — уютом. Когда дверь пропустила вампиршу, все загомонили.
— Хорошего вечера вам, добрые люди, — неуверенно поздоровалась девушка. Она плохо знала деревенских жителей. Вон та рыжая — Мета, она всегда громче всех ругается, а пузатый — мельник. Летс, кажется. А, нет, Ленз. Имени рыжего кузнеца Вейма уже не помнила. Оно её не интересовало. Рябой мужчина подтолкнул белобрысого. Этих она видела в зелье Магды.
— Спроси её!
— Не надо меня спрашивать, добрые люди, — попросила вампирша. — Я ничего не знаю, только сейчас из замка пришла. Что стряслось? Какая беда случилась?
Все заговорили разом. Остро запахло запоздалым страхом, любопытством и отчего-то злорадством. Вейма с трудом разбиралась в объяснениях. Приехал отряд аллгеймайнов[22], людей, которых выставляли бароны для поддержания порядка в стране. На площади зачитали приметы страшного разбойника. И тут оказалось, что незаметный парнишка, которого каждый, кому не лень, гонял куда было надо — убийца, зарезавший несколько епископов, аббатов, трёх рыцарей, а купцов вообще счёта.
Вейма повела носом, ощутив запах боли, почти заглушенный опьянением.
— А Натеса избили, бедолагу, — пояснила светловолосая кабатчица. — Думали, он что-то о брате знает.
— А он не знает, — оценила вампирша, но Натес — круглощёкий парень с пастушьим кнутом за поясом, — принял это за вопрос.
— Ничего не знаю! — выкрикнул он и грохнул глиняным стаканом о стол.
— Не бей посуду, — прикрикнула на него кабатчица.
— Ну и дела творятся… — потянула Вейма. Магда говорила ей, что кто-то в деревне прошёл высшее посвящение, но вампирша не очень интересовалась, убийца он или проповедник прозрения и вообще кто это был.
— Дом ваш чуть не сожгли, — сообщил единственный ребёнок в кабаке.
— Что?! — ахнула Вейма. — За что?!
— Так ведьма наша вместе с батраком пропала, — пояснил кто-то в толпе. Вампирша принюхалась. Пахло прозрением, вином и тайной. Это, наверное, тот виноградарь, который делает хорошее вино. Вейма ещё недавно помнила его имя, но успела забыть за всеми переживаниями. — Пришлые и решили, что она ему помогала.
— Мало ли куда она могла пойти, — неуверенно проговорила вампирша и повернулась к двери, забыв даже попрощаться. — За травами там… Или, может, он её насильно увёл.
Она вышла под звёзды и вдохнула ночной воздух. Случилось что-то страшное, а её не было рядом! Кто-то вышел следом за ней. Ужасный запах ударил ей в нос. На глазах немедленно выступили слёзы.
Деревенский алхимик, поняла вампирша. Знахарь.
— Я их видел, — тихо сказал знахарь.
— Что?! — попятилась вампирша. Находиться рядом с этим человеком было нестерпимо.
— Ведьму с Вилем. Она шла с ним по доброй воле.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Просто так.
Знахарь дождался, пока они отойдут подальше от кабака и огляделся по сторонам. Рядом никого не было.
— Значит, травы в самом деле помогают? — ещё тише спросил он. — Они вас отпугивают? Как ты это ощущаешь?
— ЧТО?!
— Травы, которые я собрал, вредят тебе? — терпеливо спросил знахарь. — Ты ведь вампир.
— Ничего подобного! — категорически возразила девушка. — С чего ты взял?
— Ты не можешь рядом со мной находиться, — пояснил знахарь. — С той ночи я несколько раз постирал одежду. Никто ничего не чувствует. А ты глаза трёшь. И одеваешься ты как тот, когда открыли его настоящий облик. Липп.
— Так одеваются в городе, — отрезала Вейма и сделала большой шаг, переступая через какую-то помеху на дороге.
— В деревне это неудобно, — возразил знахарь. — Это правда, что вы превращаетесь в летучих мышей? Потому у вас рукава похожи на крылья?
— Я-ни-в-кого-не-превращаюсь! — прошипела вампирша. — Сборище дураков! То за ведьму примут, то глаз дурной, теперь одежда! Завидно, что женщина мужскую одежду носит?!
Знахарь окинул собеседницу таким взглядом, что вампирша поняла: он вообще впервые обратил внимание на то, что она женщина. Его интересовал только ответ на вопрос.
— Ты видишь в темноте, — добавил знахарь ещё один довод. — Здесь овражек посреди дороги, если не ходить тут каждый вечер, непременно споткнёшься. Волшебник пришлый споткнулся. А ты перешагнула.
— Правда действует, — сдалась вампирша. — Доволен?
— Да, — коротко кивнул знахарь и повернулся обратно в кабак.
Западная дорога вся заросла травой, но пробираться через кусты на ней было не нужно, и Магда немного успокоилась. Пока они шли по лесу, ей всё время приходилось напрягать волю, чтобы умолить природные силы открыть им дорогу. Идти с батраком ей не хотелось, лес это как будто чувствовал и поддавался неохотно.
— Я не знаю, что у тебя на уме, — сказала она, шагая сквозь всё сгущающиеся сумерки. — Но не советую убивать ведьму в её лесу, тем более приняв её помощь.
— А что, не получится? — оживился батрак. Магда поперхнулась.
— Получится, — призналась она неохотно. — Но заплатить придётся дорого. Отпустил бы меня. Дальше сам дорогу найдёшь.
— Ага, — покивал батрак. — Отпустить. А потом ты всем под пытками расскажешь, куда я пошёл. Отпустить. Идёшь — и иди себе. Тебе же спокойнее.
— А как я домой вернусь?! — возмутилась ведьма.
— Доживи сначала, — отрезал убийца.
— Ну, знаешь!
— Я не знаю, что будет завтра, — терпеливо объяснил батрак. — И через два дня что будет — не знаю. Зачем тебе вообще туда возвращаться? В другом месте устроишься.
— Ты спятил? — рассердилась ведьма. — Это же мой дом, мои владения. Ведьмы не шатаются с места на место. Они приходят на землю и роднятся с лесом. Нельзя просто так его бросить.
— Не знал, — пожал плечами батрак и слегка замедлил шаг, оглядываясь по сторонам.
— Что ты высматриваешь?! — снова возмутилась Магда.
— Место для привала, — спокойно объяснил батрак. — Да не дёргайся ты так, Маглейн. Тебя ещё никто не убивает.
— Когда начнёшь убивать, будет поздно, — проворчала ведьма.
— Вот и расслабься, — посоветовал убийца.
— С тобой расслабишься, как же. Тут ручей течёт, вот в той стороне, — показала Магда рукой. — Пойдём к нему.
— Зачем ещё? — не понял батрак. — У ручья следы хорошо остаются.
— Воды наберём, — пояснила ведьма. — У меня котелок с собой есть.
— Ты, что, вздумала костёр в лесу жечь? — удивился батрак. — Совсем спятила.
— Ты с ведьмой идёшь, — напомнила Магда. — Не увидит никто костра, а ночи прохладные.
Батрак пожал плечами.
— Ты что-то задумала, — сказал он. — Учти, выйдет кто к костру — умрёшь первая.
— Не выйдет никто, — пообещала Магда.
К ночи действительно стало прохладно, и тепло костра согревало и успокаивало. Они поделили хлеб и ветчину, которую достал из мешка батрак. Он предложил девушке фляжку с вином, но Магда покачала головой. Она собиралась сварить себе другой напиток. Батрак пожал плечами и приложился к фляжке сам. Над костром шипел и булькал котелок.
— Ты предусмотрительный, — похвалила ведьма.
— А? — рассеянно отозвался батрак.
— За тобой погоня, а ты о еде позаботился. Спасибо, кстати.
— Привычка, — пояснил убийца. — Когда сестра сказала, заглянул по дороге к Мете и стащил, что у ней для мужа лежало.
Магда поперхнулась.
— Это краденое?!
— А козлёнок тебя не смущал, — уколол батрак.
— Козлёнок для всех был! — обиделась Магда, но от еды отказываться не стала. Не убудет с Меты, право слово.
— Я торопился, — пожал плечами Виль.
— А то бы и убить мог, — поддела ведьма. — Если бы времени хватало.
— Только дурак всех подряд режет, — возразил убийца совершенно серьёзно. — Мастер убивает кого надо.
— Любишь ты своё ремесло, я вижу, — проворчала ведьма, бросая взгляд на воду. Кидать травы в зелье было ещё рано, и она в самом деле постаралась расслабиться.
— Ремесло как ремесло. У меня получается.
— Как ты встретил прозревших? Сюда же проповедники не заходят. Или это секрет?
— Да не секрет, — пожал плечами батрак. — Сидишь когда под ёлкой в сыром лесу. Костра не разводишь, чтобы не нашли. С собой только нож да в надёжном месте кое-какие вещички припрятаны, которые семье надо отослать. Денег нет, в одиночку-то много награбишь. А какой-нибудь богатей развалился у себя у очага и жратву ему слуги носят. И вот тут-то выходит из-за ёлки хмырь и говорит: «Твои страдания будут не напрасны!». Если сразу не зарежешь — проникнешься. Я проникся.
— И тебе так сразу дали высшее посвящение?!
— Не сразу, — отмахнулся батрак и снова приложился к фляге. — Вправду не хочешь? Согреешься.
— Не хочу, — тоже отмахнулась ведьма и пошла к котелку. Достала из мешка травы и принялась сыпать их в кипящую воду. Рука дрожала, и часть стеблей упали мимо. Магда в растерянности смотрела, как они темнеют и скукоживаются в огне. Потом достала ложку и принялась помешивать зелье, шепча себе под нос правильные слова.
— Я им хорошо подходил, — нарушил молчание батрак, на которого внезапно напало настроение поговорить. — Деньги там, вещи дорогие, достаток, домик… меня это всё не интересовало. А как я Кривого Козла зарезал, хорошо так, чисто, и вернулся к старшему брату — посвятили сразу.
Старшим братом посвящённые называли тех, кто привёл их в ряды прозревших. Проповедников, которые имели право давать высшее посвящение. Сколько ведьма знала, такие, как Виль, могли дать только малое, освобождающее душу от оков мира перед смертью, чтобы прозревший мог не рождаться в новом теле а вернуться туда, где когда-то был пойман Создателем. Получивший малое посвящение должен был покинуть этот мир. Если он не умирал сам, то его лишали пищи, но такие, как Виль, могли освободить сразу, ударом ножа, чтобы не обрекать брата или сестру по вере на медленную гибель от голода.
— А кто такой Кривой Козёл? — не поняла она.
— Козёл и был, — отозвался Виль. — Шайка тут была, между Корбинианом и Фирмином. Атаман её. Я мог бы шайку возглавить, наверное. Не стал. Охраняли его, я тебе скажу… Золота у него было тоже… Проверяли меня. Да только на что мне его добро?
— Зачем ты вообще в разбойники подался, такой бескорыстный? — поморщилась ведьма.
— Отец с матерью давно померли. Корова сдохла. Дома сестра и брат. Ты моего брата видела? Кормить их надо? Много я батраком бы заработал.
— Зачем вернулся тогда? Сестра замуж вышла, а брат и сам себя прокормить мог.
— Уж он прокормит! — проворчал батрак.
Магда порылась в сумке и достала чашу. Не ту, в которой смешивалась в полнолуние кровь и хорошее вино, поменьше, но похожую. Поднесла к губам и старательно зашептала, а после осторожно наполнила чашу сварившимся зельем. Подкинула сухих веток в костёр и села рядом с батраком. Протянула ему чашу.
— Выпей, — предложила она, отводя взгляд. — Согреет лучше, чем вино, и куда полезнее.
— За дурака меня держишь, Маглейн? — усмехнулся убийца. — Пей сама, я сегодня добрый.
Она пожала плечами, осторожно, стараясь не обжечься, сделала глоток и снова протянула чашу товарищу.
— Видишь — не отравленная.
— Пей сама свои зелья.
— Как знаешь, — отозвалась Магда и снова отхлебнула. — А там, в Корбиниане, есть своя ведьма?
— Была, — припомнил батрак. — Рыжая такая, как наша Мета. У озера жила. Потом туда приплёлся хмырь какой-то. Тоже святоша, ну, и сожгли её.
Ведьма поперхнулась и Виль от души ударил её по спине, едва не уронив в костёр.
— Чучело её сожгли, — пояснил он, посмеиваясь, — и дом. А она сбежала куда-то. Исчезла, как не было.
— За что с ней так? — возмутилась ведьма. Вопрос был глупый. Там, где братья-заступники обладали властью, они быстро уговаривали крестьян запалить костерок, да повыше. Ведьмы были им ненавистны не столько колдовским даром, сколько приверженностью к Освободителю. Говорят, где-то на западе, за Корбинианом, в каком-то городе сожгли целое семейство прозревших, не обладающих никаким даром.
— Плохая идея — вывести к людям мужика с рогами, — объяснил батрак. — Да ещё назвать его хранителем здешних мест. Святоши этого не любят.
— Ого! — восхитилась Магда. — Она сильна!
— Сильна-то сильна, а святоши быстро забегали. Ты бы тоже остереглась, Маглейн. Кто к людям девку в белом вывел?
— Это была волшебница, ты же знаешь! — запротестовала ведьма.
— Я знаю, — пожал плечами батрак. — А в деревне три дня болтали про Госпожу Луны и её благословение.
Он хохотнул.
— Особенно Кребу повезло! Вот уж благословила!
— Нечего было руки распускать, — пробурчала Магда и сделала ещё глоток. Зелье остывало и начало горчить.
— Ага, так ему и сказали. Но, Маглейн, таких не любят.
— Сама знаю, — обиделась Магда.
— Вот и думай, с чем тебя там ждут, — предложил убийца и окинул её испытующим взглядом. — Когда у костра в лесу сидел — и не помню даже. Удобно. Уютно.
— Ты же с ведьмой, — напомнила Магда и вдохнула ночной воздух. Закашлялась. Дым горчил так же, как и сваренное на костре зелье. Ведьма почувствовала, как у неё кружится голова, и сделала ещё один глоток.
— Ага, — согласился батрак. — Удобно.
— А что тебе надо в Корбиниане? — осторожно спросила ведьма. — В Тамне проще затеряться.
— Зачем-зачем, — проворчал батрак. — Убить хмыря одного.
— Кого там убивать, — удивилась Магда, — там же только деревни.
— В развалинах хмырь один поселился, — беспечно отозвался убийца. — Людей собирает. Говорит, потомок Дюка.
— Что говорит? — вскинулась ведьма, но батрак сладко зевнул и уснул, уронив голову на грудь. Магда толкнула его в бок.
— Виль! Проснись!
Убийца не отзывался. Ведьма облегчённо вздохнула.
— Надо было тебе выпить противоядие, — тихо сказала она. Отравой были стебли, брошенные ею в костёр, а отвар из этого же растения защищал от ядовитого дыма.
Магда быстро засыпала костёр, перелила часть зелья в баклажку, опустошила котелок и сложила свои вещи обратно в сумку. Достала рабочий нож, с сомнением постояла над батраком. Нет, хладнокровно убить человека она не могла. Но это было не так уж и важно. Стареющая луна давала достаточно света, чтобы спящий батрак отбрасывал тень, пусть неясную и зыбкую, но Магда могла её разглядеть, и это главное. Несколькими взмахами ножа она очертила вокруг тени ловушку, глубоко прорезав дёрн.
— Землёй и небом, водой и огнём, луной и солнцем, ножом и травой закрываю тебе пути, — торжественно проговорила она, стоя над спящим. — Ты не сможешь попасть туда, куда собирался. Лес задержит тебя. Спи. Ты долго будешь спать.
Ведьма выбралась на западную дорогу. Надо было идти на восток, домой, а что дальше? Не идти же к охотничьему домику! Спрятаться глубже в лесах? Сейчас лето, она могла бы построить шалашик, но что делать зимой? Магда грустно вздохнула. Если бы Виль-батрак не был бы убийцей, не желал смерти Аларду, не был бы посвящённым, вопросов с новым домом бы не было. Виль был на редкость отзывчивый и работящий человек. И умел хранить чужие секреты. Магда спохватилась. Если бы Виль-батрак был просто Виль-батрак, зачем бы ей понадобился бы новый дом?
Наверное, надо будет показаться Вейме. Через несколько дней шум утихнет, а там подруга сможет замолвить за неё словечко. В конце концов, Магда ведь не по своей воле ушла с батраком! Может быть, барон ей поверит… Ведьма с сомнением покачала головой. Она помнила отца — жёсткого человека, который никогда не шёл на мировую с нарушителями его законов. Отец бы не стал её слушать, как не стал он слушать Агнету, когда застал старшую дочь с возлюбленным. Барон может спросить, почему она не убила Виля… хотя нет, это вряд ли. Но он спросит, где она его оставила. А вот ответ на этот вопрос Магда могла бы дать только под пытками. Прозревшие не были очень уж дружным народом. Чёрные маги и волшебницы, колдуны и ведьмы, вампиры, оборотни, обычные, неодарённые, но уверовавшие в Освободителя люди… все они то и дело норовили напасть, напакостить, может даже убить друг друга, если пути пересекались как-нибудь неудачно. Но выдать брата по вере? Магда просто не могла бы себе представить, как она говорит барону «Подберите батрака под тем дубом, он спит и пока неопасен». Ведьма вздохнула. Возможно, ей придётся эти слова кричать. Она завернулась в плащ и села прямо у дороги. Спать ей не хотелось, отвар бодрил и лишал сна. Скоро небо посветлеет, и она пойдёт домой. Виль будет спать до следующего утра и ещё какое-то время — блуждать по лесу в поисках выхода. Погоня его, конечно, не найдёт, так что совесть Магды была совершенно спокойна.
В размышления ведьмы ворвались чьи-то быстрые шаги. Магда удивлённо подняла голову. Западная дорога сделалась оживлённым местом! Кто может бродить тут ночью, в темноте?.. ведьма прислушалась. И в совершенном одиночестве!
Ведьма встала и спряталась за деревьями. Ночной путник шёл быстро, не спотыкаясь. Значит, привык ходить в темноте. Или он слепой, и ему всё равно, когда идти? Но слепые ощупывают перед собой дорогу… незнакомец подошёл ближе и остановился.
— Кто здесь? — спросил он, повернув лицо прямо туда, где стояла ведьма. — Выходи!
Магда замерла, стараясь даже не дышать. Незнакомец шагнул к её дереву.
— Я сказал — выходи, — повторил он. — Или мне тебя вытаскивать силой?
Ведьма вышла на дорогу. Перед ней стоял высокий плечистый мужчина в охотничьей одежде.
— Дорога для всех, — недовольно произнесла девушка, стараясь не выдавать своего страха. Незнакомец резко втянул воздух и хмыкнул.
— Кто ты такая? — спросил он нетерпеливо.
— Почему я должна тебе отвечать? Я не спрашиваю тебя, кто ты такой и что тут делаешь.
— Потому что я сильнее, — разъяснил охотник.
— Я ведьма, — ответила Магда в слабой надежде, что это поможет. Не всякий решится ночью в лесу нападать на ведьму. Особенно тот, чья жизнь связана с лесами. От незнакомца пахло листвой, травой, хвоёй и немного — шерстью. Девушке стало не по себе.
— Собираешь травы? — дружелюбно спросил незнакомец, но Магду его тон ничуть не успокоил. — Нехорошо девушке бродить одной в темноте. Я тебя провожу. Куда ты идёшь?
Ведьма представила, как она возвращается в деревню вместе с этим… типом. Или как объясняет ему, почему должна прятаться от людей. И то, и другое её не радовало. По его решительному тону было понятно, что так просто отделаться от нежданного провожатого не получится.
— На запад, — решилась она. — Туда, где развалины старого замка.
— Прекрасно! — одобрил охотник. — Я тоже туда иду. Как тебя зовут?
— Ма… — начала было ведьма и осеклась. — Бертильда. Меня зовут Бертильда.
— Красивое имя, — скупо похвалил охотник. — А меня зовут Вир. Некоторые добавляют — Серый.
Они прошагали всю ночь и день до самой жары. Вир шёл быстро, широкими шагами, и ведьма с трудом за ним поспевала. Когда же настала дневная жара, охотник предложил укрыться в лесу, и ведьма не осмелилась отказаться. Деваться всё равно было некуда: места были пустынные. Где-то неподалёку должно было стоять ещё одно село, принадлежащее барону Фирмину, но просить там приюта как раз в разгар погони за Вилем-батраком… Знал ли об облаве Вир, Магда спрашивать не стала. Охотник провёл её узкой тропкой к маленькой полянке, на которую пришлось протискиваться между плотно растущими деревьями, и ушёл, приказав ей ждать.
— Не уходи без меня, — попросил Вир на прощание, но глаза его смеялись. Магда помотала головой. Ею завладело странное чувство. Не люди распоряжались её судьбой — сама судьба подхватила и несла, несла, несла… куда? Ведьма расстелила плащ и села. Полянка была маленькая и вся укрыта тенью, кроме маленького пятна света посередине. Напоминало крытые дворики, которые строят на юге. Всё ещё её земля, её владение. Ведьма легла навзничь на плащ, посмотрела на стволы и кроны деревьев. Раскинула руки и закрыла глаза.
— Отец мой! — сонно позвала девушка. — Мать моя! Укрой меня в пути, защити от беды и врагов.
Ответа привычно не было. Девушка сладко зевнула и провалилась в сон. Усталость брала своё.
Разбудило её чужое присутствие. Ведьма вскинулась, готова бежать или защищаться… появление вчерашнего знакомца её не слишком успокоило.
— Теперь я вижу: ведьма, — засмеялся Вир и протянул девушке ломоть хлеба с козьим сыром. — Поешь, проголодалась небось.
Магда приняла предложенное, окинув попутчика настороженным взглядом. При нём не было ни сумки, ни мешка… да и хлеб был ещё тёплым.
— Я же видел, что ты устала, — ответил на её безмолвный вопрос Вир. — Сходил тут неподалёку. Меня в округе знают, я часто в этих местах охочусь. Здесь хорошо.
— Что, и зверья много водится? — из вежливости спросила девушка, с жадностью доедая предложенное угощение.
— Когда как, — коротко ответил охотник. — Отдохнула? Пойдём.
Они выбрались на западную дорогу и снова зашагали. Магда глотнула своего зелья. Горьковатое, оно давало силы… на какое-то время. Но ведьме не привыкать к ночным бдениям. Дорога была прямая, несмотря на траву, ровная. Постепенно стемнело, идти пришлось в темноте. Вир спокойно шагал вперёд. Магда отстала. Они вышли из её владений и дар начал подводить… а, может, сказывалась усталость. Последний раз девушке приходилось столько ходить, когда отец прогнал её из дома. Но это было давно. Ведьма то и дело спотыкалась и старалась идти точно за Виром, чья фигура казалась чёрной тенью на фоне ночного неба. Путь казался бесконечным. Как будто Магда всю жизнь шла, шла, шла и шла… куда? Зачем?.. Какая разница… Травянистая дорога, чёрной стеной лес, шорохи, звёзды, смутный свет луны… тёмная тень впереди… Ведьма снова споткнулась, ушибла лодыжку. Вир остановился, но даже не подумал предложить ей помощь. Магда растёрла ногу, порылась в сумке, на ощупь вытащила нужный лист. Поднесла к носу, понюхала. Да, то, что надо. Ведьма растёрла лист в пальцах так, чтобы показался сок, приложила к лодыжке, ниткой привязала, чтобы держался. Боль постепенно проходила.
— Идём, — нетерпеливо позвал охотник и, не оглядываясь, снова зашагал вперёд.
Когда посветлело небо, стало видно, что дорога выводит к высокому холму, на котором стояли обломки крепостной стены. Сейчас дыры были изнутри заделаны деревянными кольями так, чтобы в развалинах можно было держать оборону.
Недолго, определила Магда. От шайки разбойников защитит, и неплохо, а у любого барона найдутся и баллисты, и люди, умеющие из них стрелять. Даже самый беспечный рыцарь ограждал свой замок каменными стенами и земляными валами.
Магда заметила, что Вир повернул голову куда-то в сторону, как будто ждал чего-то из-за холма. Ноздри его раздувались. Ведьма посмотрела туда же. В обход холма шёл какой-то человек, по утренней свежести закутанный в плащ. Магда вгляделась. Фигура показалась ей смутно знакомой. Она поспешила спрятаться за своего спутника. Надо же было так получиться, чтобы первым человеком, который им встретился, был сам молодой Дюк!
Да, он провёл ночь в её доме, он принял из её рук предсказание и благословение. Он поцеловал в губы и назвал своей невестой. Она любила его всем сердцем. Но это ничего не значило. Магда была ведьмой. Ведьмы не бывают невестами, ведьмы не становятся жёнами. И тем более ведьма не может быть женой самого Дюка.
Но женой Дюка может стать дочь рыцаря.
Магда не собиралась встречаться с возлюбленным, хоть и назвалась, из осторожности, тем именем, под которым он её знал, чтобы он не разоблачил её при случайной встрече. Ведьме нельзя любить, это привязывает к миру. Любовь — это предпочтение души и тела одного человека другим, но душа свободна, она не может принадлежать другой душе, а тело — прах, пыль, оковы. Именно поэтому на праздниках, которые устраивали ведьмы вроде старой Верены, по которым так вздыхали некоторые бездельники в деревне, люди сходились между собой по жребию. Потому что тело было неважно. Души, освобождённые хорошим вином, соединялись в радости, пока опьянённые тела валялись в грязи, которой они и являлись. Магда в этом не участвовала. Она не могла бы так легко отречься от тела, как того требовал ритуал.
За право говорить напрямую с миром, за право исполнять любые свои желания, за то, что им всегда и во всём неизменно везёт, ведьмы платили большую цену. То единственное желание, которое только и было важным, которое было самым нужным, необходимым, без исполнения которого мир терял краски… только оно было ведьме недоступно. Именно поэтому ведьмы боялись любить. Ведь если любишь человека, он становится самым желанным на свете. Для ведьмы любить — это обрекать на страдания себя и, возможно, любимого. Но заветным желанием Магды была вовсе не любовь.
— Ваше высочество, — укоризненно проговорил Вир, когда Алард подошёл ближе. — Вам не следовало выходить мне навстречу.
— Брось, Серый! — отмахнулся Дюк. — Я ещё не вернул себе корону и пока могу вести себя как свободный человек.
— Именно сейчас вы должны быть особенно осторожны, — настаивал охотник. Охотник ли?
— Неважно, — отрезал Алард. — Я волновался. Тебя долго не было.
— Пришлось идти в обход, — пояснил Вир. — Под замком в Фирмине облава. Тот отряд, на который бароны взяли подати, перекрыл дороги.
— Да, ты выяснил, кого ловят? — нетерпеливо спросил Дюк.
— Не вас, — усмехнулся Вир. — Бродяга какой-то, разбойник.
— И из-за разбойника прислали отряд аллгеймайнов? — не поверил Алард. — Из-за одного?
— Душегуб, — пояснил Вир. — Прошёл слух, что его видели в Фирмине. Одному барону не перекрыть дорог. Его люди прочёсывали лес, а пришлые заняли все дороги. Как я пробрался — Заступник знает. Говорят, разбойник этот убивает, не задумываясь.
— Когда я приду к власти, для таких людей не останется места, — пообещал Алард.
Вир вместо ответа поклонился, и взгляд Дюка упал на стоящую за охотником девушку. Магда густо покраснела.
— Ты! — ахнул Алард. Ведьма попятилась. Он видел её ночью, выйдя в дождь к её дому, видел в полумраке и в ореоле света. То была колдовская ночь, но сейчас утро, Магда долго шла, запыхалась и растрепалась. Дюк шагнул к девушке, чуть не оттолкнув охотника, и заключил её в объятья. — Любовь моя! Я и подумать не мог…
— Вижу, вы знакомы, — хмыкнул охотник.
— Знакомы?! — вскинулся Дюк. Он разжал объятья и взял девушку за руку. — Смотри и запоминай! Это моя невеста!
Вир снова усмехнулся. Ведьма только сейчас смогла его рассмотреть. Серые волосы, серые глаза, непримечательное лицо. Хорошо сложен, довольно молод. Силён. Одежда на нём была та, которую носят охотники: куртка, штаны из кожи, высокие сапоги. Рядом с этим… человеком… становилось не по себе. Охотник поймал взгляд девушки и поклонился будущей правительнице.
— А это — шателен Гандулы, — кивнул Дюк сначала на Вира, потом на развалины за своей спиной, — замка моих предков. Запомни и ты его. Он честно и верно мне служит.
— Мои предки служили вашим предкам, ваше высочество, — отозвался шателен. — Я рад, что вы решили восстановить замок.
— Я рада встрече, — ошарашенно ответила ведьма ничего не значащей формулой вежливости. Вир поймал её взгляд и еле заметно покачал головой. Магда также еле заметно кивнула.
— Воистину, моя радость не знает границ, — с неуловимой иронией поддержал разговор охотник. — Ваше высочество, брат Флегонт уже уехал? Я помню, он собирался отправиться в путь вскоре после моего ухода.
— О, да! — как-то нервно отозвался Дюк. — Поэтому…
Он отчего-то замялся и бросил странный взгляд на девушку.
— Любовь моя, — осторожно спросил он, — ты, наверное, хочешь отдохнуть и переодеться в более приличные одеяния?.. Может, мне… прислать кого-нибудь?..
По его тону было ясно, что никаких «кого-нибудь» для услужения невесте Алард не держал.
— Я принесла с собой рыцарское платье[23], - отозвалась девушка. Это было её собственное платье, в котором Магда когда-то ушла из дома. Ведьма никогда с ним не расставалась.
— Отлично! — вздохнул с облегчением Дюк. — Я провожу тебя в свой шатёр.
Он покосился на Вира и с некоторой грустью добавил:
— И займусь делами.
— Рад это слышать, ваше высочество, — отозвался охотник с видом строго наставника, чей подопечный распустился за время отсутствия. Потом слегка смягчился. — Вашей невесте нужно поспать и умыться. А потом, я думаю, у вас найдётся время для беседы и отдыха.
Когда Магда открыла глаза, она обнаружила в шатре кадушку, наполненную свежей водой. Опустила кончики пальцев, погладила самую поверхность влаги. Да, вода, которая текла по этой земле, ещё помнила ведьму, которая здесь жила и колдовала. Но сейчас ведьмы не было. Это означала, что Магда могла не искать её и не просить позволения здесь колдовать. Хорошо. Девушка умылась, прямо поверх небеленого крестьянского платья надела рыцарское — голубое, цвета верности её рода Дюку, с белой перевязью, означавшей честность и чистоту. Потянулась подтянуть шнуровку, но обнаружила, что это не требуется. Живя во владениях барона Фирмина, она пополнела и округлилась по сравнению с тем, какой она была в юности. Распустила волосы, достала старинный костяной гребень с вырезанными на нём голубками. Таких гребней было два, они принадлежали её матери и были поделены между дочерьми. Высоко уложив волосы, Магда укрепила их этим гребнем. Теперь не хватало только вуали, но чего не было, того не было. Род их был бедный, девушек держали в строгости, кормили-то и то не досыта. А, будучи ведьмой, Магда повязывала волосы платком, да и то не каждый раз.
Тщательно приведя себя в порядок — ей хотелось, чтобы у Дюка не было причин стыдиться своей невесты, девушка высунулась из шатра. По дороге сюда она так истомилась, что мало глядела по сторонам. Сейчас лагерь поразил её шумной и праздной жизнью. Во дворе у её отца было немного людей. Если не было дела в замке, то они шли в поля, в отцовскую деревню или на охоту. Во дворе её отца всегда было пусто, деловито и немного озлобленно. В замке барона Фирмина с утра до поздней ночи не смолкал шум работы и тренировок. Замковая кузня ковала оружие, чинила доспехи, кнехты сражались друг с другом или учили пажей держать мечи, а не то обучали мальчишек как обиходить боевого коня и как сесть на него и не быть сброшенным. Кто-нибудь колол дрова, кто-нибудь кашеварил, грелась вода, стиралась одежда…
Здесь же почти никто не работал. Люди — кто в городских платьях, кто в рыцарских, кто вообще в крестьянских обносках — сидели или лежали на земле. В стороне звучала музыка. В дальнем углу двора, в сохранившейся после давнего штурма кузнице, шумела работа, умудряясь не нарушать общей безмятежности. Даже у одетых в рыцарские рубашки мужчин не было мечей, что странно для не защищённого стенами лагеря. Караулов Магда не заметила вовсе. Никто не проводил тренировок. Ведьма обошла шатёр и увидела за ним, в десяти шагах, ещё один, побольше, откуда глухо доносились мужские голоса. Женщин в лагере было не видно вовсе, но откуда-то от подножья холма доносились женские голоса. Судя по вскрикам, они купались. Солнце уже перевалило за верхушку неба, но день был всё же в разгаре. Отдыхать было рано, да и, судя по людям, они и не работали сегодня вовсе. Магда вышла из шатра. Пока Алард не представил её своим людям, её положение было… двусмысленным. Конечно, ведьма не теряется ни перед кем, но здесь-то она просто дочь рыцаря. Девушку смущало упоминание какого-то монаха. Брат Флегонт. Имя показалось чем-то знакомым. А не здесь ли, не эти ли люди прогнали ту рыжую ведьму?.. Надо было найти Аларда или — ведьма поёжилась — Вира. Зайти в большой шатёр? Или лучше подождать, пока её сами найдут.
Магда дошла до двоих, сидящих на земле возле расчерченной на квадраты тавлеи. Костей у них не было, а фигурки, которые они двигали по доске, поражали причудливой работой. Это заставило девушку забыть обо всём на свете.
— О! — ахнула она, наклоняясь поближе. — Какая тонкая работа! Можно посмотреть?
Она протянула руку к фигурке, вырезанной в форме крепостной башни. Игравшие мужчины — один в рыцарской рубашке зелёного цвета, второй в синей городской куртке — недоуменно переглянулись. Потом рыцарь медленно кивнул, и девушка схватила башенку с той же поспешностью, с которой игрушку хватает ребёнок. Магда привыкла не выражать ничем свои чувства, но миниатюрная башенка с тщательно вырезанными бойницами и зубцами на верхней площадке, взывала к её сердцу художника.
— Восхитительно! — поставила она башенку обратно на тавлею и потянулась за фигуркой коронованной особы.
— Не то! — болезненно вскрикнул горожанин. — Пятая полоса! Не четвёртая!
— Ты всё равно проиграл, — засмеялся рыцарь. — Через два хода.
— Ты жульничал! — закричал горожанин и опрокинул доску с бесценными фигурками.
— Кричи больше! — продолжил смеяться рыцарь, вскакивая на ноги. Горожанин замахнулся доской, рыцарь ударил его прямо в лицо. Прибежали люди, но, вместо того, чтобы разнимать дерущихся, встали кругом и принялись смотреть на творившееся безобразие. Магда отступила на шаг, растерянно взирая на драку.
— Что здесь происходит? — раздался раздражённый голос её возлюбленного. Все заговорили разом. Рыцарь и горожанин продолжили драться. Магда растерянно повернулась к Аларду.
— Я только взяла посмотреть на фигурки, а они сразу…
— Фигурки? — переспросил Дюк. — Да, красивые. Они тебе нравятся?
— Они восхитительные! — с меньшим восторгом, чем поначалу, отозвалась ведьма. — Такая тонкая работа! Мне нипочём бы такие не сделать!
— А ты режешь по дереву? — удивлённо спросил Алард, пропуская мимо ушей деревенское «нипочём».
— Ну да, — смутилась Магда. Увлечение было неподходящее для благородной девушки.
— Это хорошо, — похвалил Дюк. — Может пригодиться.
Тем временем дерущиеся, смущённые присутствием Дюка, который к тому же не обращал на них внимания, разнялись сами собой.
— Друзья мои! — торжественно произнёс Алард, беря Магду за руку. — Бертильда, дочь…
— Криппа Лотарина, — подсказала Магда, видя, как замялся жених.
— Дочь рыцаря Криппа Лотарина. Моя невеста.
Мужчины в рыцарских рубашках опустились на одно колено. Горожане и деревенские склонились в глубоких поклонах. Магда стояла, окружённая приветствующими её людьми, держала за руку своего жениха и нерешительно улыбалась. По её лицу разливалась краска смущения.
— Приветствуйте будущую повелительницу, — раздался голос Вира, который неслышно подошёл сзади.
Под нестройные приветственные крики ведьма почувствовала себя совершенно счастливой.
— Зовите музыкантов сюда, — решил Алард. — Зовите девушек. Будем танцевать. Пошлите за вином. Вир!
— Вино всё вчера выпили, ваше высочество, — робко возразил какой-то толстяк.
— Я схожу, — отозвался шателен. — Я знаю, где достать.
Кто-то со смехом побежал вниз по склону — туда, откуда недавно доносились довольные женские голоса. Пришли музыканты с виолами и дудками, кто-то принёс бубен с колокольчиками. Грянула весёлая музыка. Из-за холма показались смеющиеся девушки, наспех одетые в непросохшую одежду. Не успела Магда и ахнуть, как Алард подхватил её и пустился в пляс.
Они плясали, пока не устали настолько, что музыканты не могли больше играть, а у танцующих не подломились ноги. Все весело попадали на землю и оказалось, что тем временем Вир успел организовать праздничный пир. Магда с благодарностью присела вместе с Дюком перед расстеленной салфеткой и охотно пригубила вина. Вино было кислым и даже слегка горчило. Мясо оказалось пережаренным и кое-где даже обугленным, а хлеб несвежим. Все вокруг, однако, хвалили угощение и благодарно поглядывали на шателена.
— Плохо быть Дюком в изгнании, — сказал Вир, присаживаясь рядом с повелителем. — Двор содержать надо, а податей никто не платит. Припасы для его высочества с трудом достаю.
— А что барон Абеларин? — взволнованно спросил Дюк. — Он обещал прислать провизию.
— Обещать-то обещал, да только как он повезёт обоз мимо Ранога? Да и север Корбиниана очень уж людное место.
— Он нам отказал, — упавшим голосом отозвался Алард.
— Он сомневается. Вы подождите, ваше высочество, брат Флегонт хотел к нему завернуть по пути из Хардвина.
— А из Хардвина ничего не могут прислать? — с надеждой спросил Дюк. — Флегонт говорил, это владение его матери.
— Да только монахи не имеют право на наследство, — терпеливо разъяснил Вир. — Он же вам говорил. Он управляет владением как опекун своего маленького племянника. Внука младшей сестры его матери. Родственники отца ребёнка быстро заметят, что он отправляет припасы на сторону и выступят на собрании союза баронов, чтобы монаха отстранили от опекунства.
Название Хардвин показалось Магде знакомым, но она никак не могла вспомнить, чем. Что-то на севере, недалеко от Серой пустоши… да, и говорили, что управляет им человек, вся жизнь которого проходит в мечтах, чтобы выжечь Пустошь с её башнями.
— Брат Флегонт… — осторожно спросила ведьма, откладывая в сторону чёрствый хлеб, — он… Какому ордену он принадлежит?
Алард замялся. Вир ухмыльнулся, показав крупные белые зубы.
— Братья-заступники, — ответил он с непонятной жестокостью в голосе. — Очень, очень преданный вере человек.
Магда смертельно побледнела. Алард уставился на неё с испугом и замешательством.
— Он уехал, — сообщил Вир. — Я думаю, его больше недели не будет.
— Так это правда… — повернулась Магда к возлюбленному. — Здесь крестьяне сожгли ведьму… Правда?!
Алард, наконец, понял и взял руки девушки в свои.
— Ты — моя невеста, — твёрдо сказал он. — Моя невеста и дочь рыцаря.
— Во-первых, — вмешался в разговор Вир, — её не сожгли, она сбежала. Во-вторых, её собирались жечь не крестьяне, которые её глубоко почитали, а люди брата Флегонта, которых он привёз с собой, когда выяснил, что здесь происходит. Во-третьих, она не только творила колдовство, но и вставала между Заступником и душами простых людей.
— А что сталось с крестьянами?!
— Разбежались, — пожал плечами шателен. — Потому-то стало так сложно доставать припасы. Ни уговорами, ни грабежом не достать еды у людей, которых тут нет.
— Они с едой убежали, — уныло отозвался Дюк. — И бросили дома, поля… всё бросили.
Он с отвращением покосился на кубок, стоявший на салфетке.
— Виноградники тоже бросили.
— Не отчаивайтесь, ваше высочество, — подбодрил Вир. — Я уверен, граф Дитлин скоро отправится домой, а назад вернётся не без обоза. Граф Дитлин любит хорошо покушать.
— Только бы он вернулся, — тоскливо отозвался Дюк.
— Вернётся, — уверенно отрезал шателен. — У него маленькие владения, он не прочь расширить их за счёт соседей. Он пошёл за вами сразу же, как вы с ним заговорили, и от своего не отступится.
— Ему обещают дочку Фирмина, — напомнил Дюк.
Магда, у которой уже голова кружилась от всех этих расчётов, поперхнулась.
— Не нужна ему дочка Фирмина, — с той же уверенностью отозвался Вир. — У него взрослые сыновья, на что ему молодая козочка?
— Не скажи, — усмехнулся Алард, и Магде сделалась неприятна его улыбка. — Говорят, она умна и красива.
— Грелка ему нужна, — отмахнулся шателен. — Он не станет рисковать своей честью, беря молодую жену, если вы пообещаете ему те же земли за помощь. А девчонка пойдёт в придачу.
Ведьме сделалось дурно, но Алард этого не заметил. Зато заметил Вир.
— Это мужские дела, — сообщил он со значением. — Неприятно, признаю. Но одними танцами власть не вернёшь. Разве что ты наколдуешь, а, ведьмочка?
Он мерзко улыбнулся. Алард поспешил обнять невесту.
— Брат Флегонт, — сказал он вместо слов утешения, — обещает поддержку церкви.
— Если вы объедините свои земли и пустите братьев-заступников нести слово их небесного покровителя туда, где прежде им не было пути, — кивнул Вир. — Слово и пламя. Я оставлю вас, ваше высочество. Вы, полагаю, хотите отдохнуть со своей невестой. А мне надо отправить отряд… за завтраком.
— Они кого-то ограбят? — печально спросила ведьма. Алард обнял её крепче, прижал к себе.
— Когда я верну трон, всем, кто помогал мне… даже не по своей воле, будут розданы милости, — обещал он.
Магда хотела заметить, что от возвращения трона земля не станет давать больше урожая, но тут возлюбленный нашёл губами её губы. Поцелуй был со вкусом печали и немного горчил. Когда они оторвались друг от друга, он подал ей руку и повёл к своему шатру.
Магда проснулась поздно, от того, что с ложа поднялся её возлюбленный. Снаружи шатра раздавался какой-то шум. Алард, как был, полуодетый, выскочил на воздух, а Магда со вздохом принялась одеваться. Кадушки с водой в шатре не было. Девушка вздохнула. У себя дома она бы натаскала, а здесь?.. невесте Дюка, наверное, не пристало… Должен быть кто-то, кого можно послать. Но кто? В этом лагере не было порядка, не было там и людей, определённых для той или иной работы. Может, проще натаскать самой?..
Так ничего не решив, ведьма вышла вслед за своим возлюбленным. Шум не унялся, пока она собиралась. Посреди лагеря стояла телега, груженная припасами. Сзади телеги был привязан породистый конь, а на телеге сидел со связанными сзади руками красный от стыда и гнева парнишка в белой рыцарской рубашке. Меч его был демонстративно привязан к другому краю телеги. А вокруг стояли разбойники, иначе не скажешь — двенадцать ражих детин в охотничьих куртках, с топориками, тесаками и дубинками за поясом да самострелами за спиной.
При виде нового лица парнишка оживился.
— Я требую остановить это беззаконие! — воззвал он, обращаясь почему-то к Магде. — Верните мне меч! Дайте мне отстоять свою честь!
Магда вопросительно повернулась к возлюбленному, а он так же вопросительно уставился на одного из разбойников, того, который был поменьше всех ростом. Ведьма пристально вгляделась в него. Чем-то ей были знакомы его рыжеватые волосы и очень светлая кожа, вся в волдырях от солнечных ожогов. Главарь разбойников тоже вгляделся в девушку, недоуменно захлопал своими белёсыми ресницами.
— Увар! — строго напомнил о себе Дюк.
— Уж простите, ваш-высочество, — отозвался разбойник, наклоняясь, чтобы сплюнуть. Перевёл взгляд на стоящего перед ним Дюка и поспешно сглотнул слюну. — Всё шло как обычно. Не без шума, конечно. А потом на нас выскакивает…
Он кивнул на юношу.
— Разбойники! — с ненавистью отозвался парнишка. Магда пристально посмотрела на него. Светловолосый, как почти все рыцари и бароны и многие крестьяне тоже, с правильными чертами лица, благородным блеском тёмных глаз, худой той худобой, которая возникает не от голода, а от слишком быстрого роста. — Мои люди который день жаловались! Я хотел прекратить, но они не пожелали биться! Немедленно развяжите меня!
Надеялся сразиться с разбойниками, поняла ведьма. Пошёл на бой, взяв только меч, не надел даже кольчуги. Верно, решил, что это будет неблагородно. Они и сражаться не стали. Ума не бросаться на самострелы у парня хватило. Неудивительно, что он в такой ярости, бедняга.
— Я бы его там у дерева и оставил, но он так кричал, — продолжал Увар. — Графский сынок, не иначе. Подумал, отпустить его мы всегда успеем. А граф за сынка нам, глядишь, чего-нибудь отвалит.
Он любовно огладил топорище.
— Не дождётесь! — выкрикнул юноша. — Я скорее умру, чем пойду на такое бесчестье!
— Зря вы у него, ваш-высочество, кляп-то вытащили, — с ленцой отозвался разбойник. — Вам и вовсе беспокоиться не стоило. Серый-то где? Пусть он рассудит, куда этого девать.
Магда перехватила полный боли и отчаяния взгляд графского сына. Сердце её переполнилось сострадания. Она тихо юркнула в шатёр за своей сумкой и быстро вернулась к спорящим. Алард стоял, явно растерявшийся от сложившейся ситуации. Увар и его люди спокойно ждали решения. Вокруг собирались обитатели лагеря, с вожделением поглядывая на припасы. В общем замешательстве девушка спокойно подошла к юноше, зашла сбоку. Он вывернул голову, пытаясь встретить её взгляд. Магда перерезала своим рабочим ножом верёвку, стягивающую запястья пленника. Юноша порывисто вздохнул, потянулся к мечу, замер, пристально вглядываясь в неожиданную освободительницу.
— Не сердись, — попросила Магда своим спокойным глубоким голосом. — Они люди простые да усердные. Не для себя старались.
— Все вы — гнездо разбойничье! — выкрикнул юноша, растирая затекшие запястья. — Больше живым я не дамся!
Он потянулся к мечу и на этот раз схватил его, но не успел вытащить из ножен.
— Остановись! — торжественно произнесла ведьма, стараясь попасть в тон восторженного благородства, в котором жил юноша. — Ты не смеешь обнажать оружие перед своим повелителем!
— Каким пов… — начал было графский сынок, но ведьма указала на Аларда, успевшего при выходе из шатра надеть свою золотистую рыцарскую рубашку, хоть и не затянувшего второпях шнуровку.
— Перед тобой — Алард Корбиниан, прямой потомок Старого Дюка, рождённый в законном браке от законного отца, — объявила ведьма. Те из собравшихся, что принадлежали к рыцарскому сословию, догадались и преклонили колена перед повелителем. Взгляд юноши метнулся к крупному перстню со змеёй на руке Дюка, потом к алому поясу, потом к одетой в рыцарское платье Магде.
— Меня зовут Бертильда, — представилась ведьма, — и я невеста его высочества.
Глаза юноши сделались огромными, рот по-дурацки приоткрылся. Он рухнул с телеги на землю, встал на одно колено и всё-таки вынул меч из ножен. Протянув его почему-то Магде, а не Аларду, он представился:
— Рыцарь Арне, сын и наследник графа Вилтина, прекрасная госпожа! Мой меч и моя жизнь к твоим услугам!
Магда растерянно приняла подношение и торжественно вернула его своему рыцарю. Разбойники делали явное усилие, чтобы не покатиться со смеху, а вот у их предводителя вид был какой-то обалделый.
— Я прошу простить нас, — уже без лишней торжественности произнесла ведьма. — Нам очень жаль, что мы обидели твоих людей и нарушили границы твоего отца, но мы умираем с голоду и эти припасы стали просто спасением.
Юноша просиял.
— Так зачем же дело стало! — воскликнул он. — Я дарю их вам, прекрасная госпожа, за одну только вашу улыбку!
Девушка поспешила выдать требуемую плату. Как она ни старалась, улыбка вышла по-матерински снисходительной. Арне заметил это и насупился.
— Надеюсь, ты присоединишься к нашей утренней трапезе, — очень серьёзно попросил подошедший ближе Дюк. Глаза его смеялись.
— Да, — поспешно отозвался графский сынок. — Батюшка сейчас в отъезде, и меня никто не потеряет…
Арне осёкся.
Они пошли в большой шатёр: Алард под руку со своей невестой, за ними готовый к любым подвигам Арне (но прежде всего к завтраку!), а следом ещё несколько человек из собравшегося на холме пёстрого общества. Под нестройные крики и ругательства разбойники принялись разгружать телегу.
— Он в своём уме? — раздался чей-то грубый голос за спиной.
— В своём, в своём, — с ленцой отозвался Увар. — Молод ещё. Сказок начинался.
— Но как она его! — восхищённо оценил третий голос.
— Благородная, — снова отозвался Увар. Помолчал и как будто с каким-то сомнением заметил: — у них это в крови, всякие там красивости. Нашему брату и не понять.
— Ишь ты, не понять! — хмыкнул кто-то. — Сам-то ты не промах, а?
— Не трожь! — внезапно возмутился главарь разбойников и раздался звук оплеухи. — Тащи лучше их высочеству вот этот куль и бочонок тоже. Живо!
За столом в большом шатре устроились, кроме Дюка, его невесты и её рыцаря, ещё вчерашние драчуны, а также серьёзный старик в простой одежде, но с родовым кольцом на пальце, которого Дюк представил как графа Дитлина. Узнав об утреннем скандале, он укоризненно покачал головой.
— Ты отвратишь от себя всех сторонников, если будешь отпускать всякий сброд грабить соседей, мальчик, — сказал граф.
— Лучше, чтобы это делали люди благородные? — поддел его рыцарь в зелёной рубашке.
— Так дело не пойдёт, — покачал головой граф. — Тебе надо установить власть хотя бы над Корбинианом и собирать подати со своих земель по праву.
— У меня недостаёт людей, — уныло отозвался Дюк.
— А твой шателен? Он признал тебя своим повелителем. Пусть он объявит об этом на всех землях.
— Он боится союза баронов, — с отвращением выговорил Дюк. — У него нет другой власти, кроме как подкреплённой отрядом их стрелков.
— Так дело не пойдёт, — снова покачал головой граф. — Я пришлю тебе людей и припасы на первое время. Нельзя, чтобы о Дюке ходила дурная слава. Но тебе понадобится больше людей… и замок, который можно оборонять.
Алард с надеждой уставился на советчика, но предлагать свои владения старый граф не торопился. Он покосился на девушку, на молодого Дюка, под столом удерживающего её руку в своей.
— Скоро бароны соберутся в Тамне, — медленно проговорил Дитлин. — Я поговорю кое с кем от твоего имени. А пока оставим эти разговоры. Плохая тема для завтрака.
Он перевёл взгляд на Арне и юноша заёрзал.
— Приятно видеть, что у достойного отца растёт достойный сын, — всё так же медленно, со значением, объявил старый граф. — Надеюсь, ты понимаешь, что со временем эта… неприятность будет исправлена нашим добрым повелителем.
Арне, который успел набить рот хлебом и мясом, только кивнул.
— Ты бы, — по-отечески взглянул старик на молодого Дюка, — рассказал гостю историю своего происхождения.
— Я слышал, что Старый Дюк не оставил законных сыновей, — напомнил Арне, поспешно проглотив то, что держал во рту.
— Не совсем, — важно ответил Алард. — Он был женат три раза, но Заступник не даровал его жёнам детей, а от одной женщины низкого происхождения он имел сына, Ублюдка, который надеялся занять отцовский трон.
— Это все знают! — перебил Арне, потом покраснел и виновато покосился на Магду.
— Да, но последняя его жена, взятая незадолго до его смерти, дочь рыцаря Отто Ортвина, родила ребёнка, который был объявлен мёртвым и тайно увезён во владения её отца, — спокойно продолжил Дюк, — подальше от единокровного брата. Он вырос как один из сыновей своего дяди, старшего брата его матери. Старый Дюк умер, ему наследовал племянник, который был бы опекуном наследника, но его убил Ублюдок. Тафелон охватила смута и Фалко Ортвин, дядя наследника, побоялся за жизнь племянника. Он вырос, ничего не зная о своём происхождении, женился, у него был сын, внук… Я сын внука того мальчика! Я вырос в Ортвине, ничего не зная о своём происхождении, воспитывался как молочный брат наследника.
Алард кивнул на рыцаря в зелёной рубашке. Глаза того смеялись.
— Вот, мой родич, молочный брат и самый верный товарищ, рыцарь Эрхард Ортвин! Ещё детьми мы случайно отыскали полуистлевшую пелёнку с вышитой короной, она рассыпалась у нас в руках, но мы не успокаивались, пока не нашли старого-старого старика, чей дед был мальчиком, прислуживавшим бедной сестре Фалько Ортвина. Он открыл мне тайну моего рождения и отдал родовой перстень, который он получил от своего отца, а тот от своего, чтобы отдать мне — наследнику трона!
— И вы никогда не сомневались, что именно вы — потомок того младенца? — задал Арле неожиданный в своей разумности вопрос.
— Я знал своего отца и деда, — резко ответил Алард, не на шутку задетый, — и не сомневаюсь, что мой дед знал своего отца. Тайной было только его происхождение.
— Но если Фалко воспитывал мальчика вместе со своими детьми… — неуверенно возразил Арле, очень смущённый тем, что приходится возражать.
— Вместе со своими детьми, — отчеканил Алард, — но его всегда выделяли большей строгостью и требовательностью к его талантам! Его воспитывали, хоть и в неведении, но так, как полагается воспитывать наследника трона!
Магда накрыла руку возлюбленного своей и тот умерил гнев.
— Я готов честью своей свидетельствовать истинность слов моего молочного брата, — вмешался Эрхард. — Я видел пелёнку, слышал рассказ старого слуги. Их ветвь нашего рода всегда выделялась, и, когда мы нашли пелёнку с короной, я понял всё, о чём в роду привыкли молчать.
Он пристально посмотрел на Арне, пока тот не заёрзал и не опустил взгляд.
— Ты не думай, — добавил успокоившийся Алард, — что мы нищие скоморохи, пробавляющиеся одними грабежами.
Арне густо покраснел и промямлил какие-то возражения.
— Пока я не спешу заявлять о себе. Я хочу объединить свою страну бескровно, добротой и уговорами, поэтому не спешу нанимать наёмников, а тороплюсь привлечь на свою сторону верных людей, которые будут рады возвращению былых законов и благоденствия. И это не пустые слова. Посмотри на этого человека! Перед тобой — почтенный Ханк, величайший алхимик нашей страны!
Почтенный Ханк сегодня выглядел и правда почтенно, хотя на его лице виднелась ссадина от вчерашней драки, а рукав был неумело заштопан.
— Я нашёл способ получения благороднейшего из металлов, золота, — важно проговорил горожанин. — Прежние алхимики допускали ошибку, пытаясь извлечь его из равного весом свинца. Нет более неблагородного металла, чем свинец, и в нём не найти ни крупицы благородства, необходимого для чудесного превращения. Я работаю с железом, кое является благородным потому, что помогает человеку в его трудах и тем более, что именно из железа куётся вооружение для самого благородного из сословий. Ответ на извечный вопрос лежит в метафизике. Нельзя, воздействуя лишь на материю, расплавляя металлы или возгоняя эликсиры, получить желаемое. Нет, только извлекая из железа благородство, присущее ему изначально, мы можем выпарить всё низкое, что есть в нём, то, что относится к грубым мужицким инструментам, и получить подлинное золото. Особенно удачно работается с мечами. К сожалению, железо помнит, что могло бы стать простым ножом, косой или ещё какой утварью. Память об этом приходится удалять вместе с частью материи. Поэтому при совершении алхимического превращения вещи теряют в размере и даже в весе но, я счастлив сказать, не теряют в ценности. Смотрите!
Он извлёк из-за пазухи небольшой кинжал из чистого золота и передал Арне. Тот внимательно осмотрел его и передал своей даме. Магда взяла кинжал в руки. Был он отлит по форме рыцарского меча и не годился бы в кинжалы даже не будь он из золота. Тяжесть его убеждала лучше всяких слов. Магда осмотрела оружие и увидела крошечный скол в одном месте.
— Это не игрушка! — возвысил голос алхимик. — Не безделка! Не литьё! Нет, это подлинный рыцарский меч, побывавший в бою и преображённый моим чудесным искусством!
— Я раздам людям вдоволь денег, — обещал в наступившей тишине молодой Дюк, — и станут не нужны раздоры и дрязги.
Вейма который день не находила себе места. Магда пропала, как в воду канула, и не было никакой возможности что-то о ней узнать. Вампирша то плакала, то злилась, с трудом удерживаясь от того, чтобы крушить мебель. Это уже было. Это уже происходило с ней. Это не первый раз.
Почему? Почему, почему, почему, стоит к кому-то привязаться, как он — или она! — уходит, исчезает без единого слова?! Неужели Магда не вернётся?! А если вернётся? Повадится вот так вот исчезать без предупреждения?!
Вейма чувствовала, что не сможет этого пережить — снова.
Что ей делать?
Как можно было снова к кому-то привязаться? Как можно было позволить себе довериться? Как можно было — снова?!
Обучение Норы велось нерегулярно, и Вейма не являлась в замок, не вызывая там особенного удивления. На третий день, однако, за ней пришёл Менно и, отводя взгляд, заявил, что госпожу Вейму очень ждут их милости. Вампирша пожала плечами. Делать ей было всё равно нечего.
— Где твоя подруга? — спросил барон, едва девушка перешагнула порог зала. Его взгляд остановился на заплаканных глазах Веймы.
— Я не знаю, ваша милость, — устало ответила вампирша. — Она куда-то пропала.
— После того, как она сбежала с преступником, ведьма Магда будет объявлена вне закона по всему Тафелону, — сказал цур Фирмин спокойно. Вейма поёжилась. Она-то знала, что такое быть вне закона. В зале повисла напряжённая тишина.
— Ваша милость, — прервала молчание Вейма. — Ведь ничего неизвестно! Она пропала в тот же день, но это не значит, что она ушла с тем человеком! А если и ушла, то не по своей воле!
— Ты ручаешься за неё? — поднял брови барон. Вейма опустила взгляд. Ручаться за человека, который совершил преступление — значило разделить с ним и приговор. Или с ней. Настолько сильно вампирша не любила ни одного человека.
— Видите ли, ваша милость, — неуверенно начала она, оглядываясь по сторонам в поисках вдохновения, — мы с Магдой договорились… мало ли как повернётся судьба… Если одна из нас вынуждена уйти… или ей угрожает опасность… она отвяжет собаку. Когда я вернулась домой, собаки не было.
Этот довод барона, казалось, только позабавил.
— Собака — плохой свидетель, — хмыкнул он. — Твоя подруга могла выпустить её погулять.
Вампирша покачала головой. Об этом она тоже думала.
— Нет, перед уходом Магда бы посвистала и пёс прибежал бы назад.
Доводы смотрелись жалко. Ни один человек в мире не оправдал бы преступницу только потому, что она отвязала собаку.
— Значит, твою подругу увели силой? — уточнил барон.
Вампирша устало пожала плечами. Собака была отвязана. Плохой знак. Но козе кто-то задал корм, да и знахарь утверждал, что Магда шла по доброй воле. Ещё бы верить ему… Пропавший разбойник был проклятым, а проклятый может потребовать с ведьмы службу. Он мог просто пригрозить, что зарежет… или пожалуется общине. Магда ведь привела на ритуал белую волшебницу. Много было причин ведьме вывести преследуемого беглеца. Много. Суть от этого не менялась. В глазах закона Магда была преступницей.
— Я не знаю, ваша милость, — ответила девушка.
Барон кивнул, будто ничего другого и не ожидал.
— Я ещё не принял решения, — сообщил он. — Висельник Медный Паук объявлен вне закона по всему Тафелону, поэтому его и его сообщников будет судить союз баронов. Была ли она его сообщницей — это я буду решать сам, ведь она моя поданная. Но лучше бы у твоей подруги были веские оправдания.
— Да, ваша милость, — склонила голову вампирша. О большем просить было невозможно.
— Урока сегодня не будет, — сообщил барон. — Ступай к Норе, она подготовит для тебя приличную одежду.
— Но, ваша мило…
— Ты когда-нибудь слышала о моём старшем сыне? — не стал слушать её барон. — Он нанёс нам визит. Моя дочь будет присутствовать при разговоре. Я хочу, чтобы ты сопровождала её. Иди переоденься.
— Но почему, ваша милос?..
— Мой сын — один из братьев-заступников, — невесело усмехнулся барон.
— Ваш сын! — ахнула вампирша. — Но зачем?..
— Я оценил твою помощь с отцом Гайдином, — напомнил барон.
Вейма молча кивнула. По приказу сюзерена она составила такое письмо церковным властям, что фанатик Гайдин оказался виновен сразу в трёх видах ереси, два из которых считались полностью искоренёнными. Они написали тогда ещё и в университет, наставникам Веймы, со ссылками на их труды и на труды их наставников и на труды ранних богословов, и университет полностью поддержал позицию барона и его людей. Бедняге Гайдину еле-еле удалось оправдаться. Стараниями Веймы его ждал костёр. Угрызения совести по этому поводу девушку не мучили.
— Твоё образование сослужило мне службу тогда, сослужит и теперь, — заключил барон. — Но ты должна не привлекать к себе внимания. Оденешься как придворная дама моей дочери и будешь её сопровождать. И скорее. Я не могу долго держать братьев-заступников на конюшне.
Брат Флегонт был высоким худым человеком с тощим бесцветным лицом. Редкие светлые волосы обрамляли выбритую макушку, глаза были тёмными и какими-то неприятно цепкими. Он не походил ни на отца, ни на сестру, круглолицую девушку с волосами неопределённо-тёмного цвета. Барон отвёл ему скамью, покрытую овчиной, точно такую же, на какой всегда сидел сам.
Нора была в самом своём простом платье, тёмно-синем, поверх которого надела рыцарское — чёрное с серебряными полосами. Вейма не знала, что это означает, но девушка была бледна и печальна… вампирша осторожно принюхалась. Нет, не печальна, испугана. Вейме досталось старое платье ученицы, бледно-голубое, затянутое, как и все господские платья, не на талии, а под грудью. Вампирша была выше Норы, и снизу пришлось поддеть юбку, наскоро переделанную из низа другого платья, ярко-зелёного. Получившийся наряд провисал на груди и оставлял открытыми запястья. Вейма надела двурогую шапочку с прикреплённым к ней покрывалом и чувствовала себя настоящим пугалом. Её ученица вышла с непокрытой головой, что допускалось для незамужней девушки, хотя и не было обязательным. Барон был в своей обычной домотканой одежде, не потрудившись ради сына надеть даже рыцарскую рубашку.
Взгляд гостя скользнул по сестре, которая села на своё кресло, подвинутое ближе к любимой скамейке её отца. На «придворной даме», вставшей за спиной молодой госпожи, он не стал задерживаться и обратился к отцу. Разговора брат Флегонт, однако, начинать не торопился.
— Сын, — нарушил молчание барон. — Ты приехал в мои владения.
— Отец, — с какой-то непонятной скрытой издёвкой отозвался брат-заступник. Ни в голосе его, ни во взгляде, ни в запахе не было и следа родственных чувств. — Я рад, что ты согласился увидеть меня…
— Зачем ты приехал? — перебил барон. Вейма насторожилась. Вопрос казался резонным, логичным, однако пах барон так, как будто именно перебил сына. Он не любил его. Не любил, не ценил, но было что-то ещё, затаённый гнев, горечь и слабый аромат позора, окутывавший Фирмина всякий раз, когда его взгляд останавливался на отпрыске.
— Я хотел поговорить о Барберге, деревне моей матери.
— Меня не интересует твоё мнение о моей деревне, — немедленно отозвался барон.
— Она входила в приданое моей матери! — поднял голос Флегонт. — Ты можешь лишить меня своего наследства, но ты не можешь отобрать у меня то, что…
— Ты сам себя лишил наследства, сын, — спокойным басом перекрыл барон возмущённую речь Флегонта. — Когда, после смерти твоей матери, ты сказал, что я свёл её в могилу, я не стал тебя наказывать, потому что ты был её сын и потому что ты был убит горем. Когда ты сказал, что не желаешь жить со мной под одной крышей, я позволил тебе уехать к твоему дяде в Хардвин, где он жил по просьбе сестры и с моего разрешения. К счастью для тебя и к несчастью для него Хардвин не был майоратом. Я написал твоему дяде, предлагая оплатить любых учителей, которых ты пожелаешь нанять, поскольку ты был молод, горяч и твоё обучение нельзя было считать законченным. Я был даже готов послать тебе своих людей, ибо никому так не доверяю в искусстве конного и пешего боя. Твой дядя ответил мне письмом, которое невозможно цитировать в приличном обществе…
— Однако вы это сделали! — тонко выкрикнул Флегонт. — На собрании союза баронов, когда…
— Когда умер твой дядя, — скучающим тоном подхватил барон. Он рассказывал историю своей ссоры с сыном спокойно, будто бы только для того, чтобы исключить саму возможность какого бы то ни было недопонимания. — Когда умер твой дядя, я был вынужден зачитать это письмо. Там говорилось, что ты отрекаешься от меня, проклинаешь моё имя и не нуждаешься в моих подачках. Твоей подписи, однако, под письмом не было, и я должен был обращаться к собранию, прося о посредничестве в моих семейных делах, потому что без меня, твоего отца, собрание не могло решить вопроса о наследовании тобой владений твоей матери, коль скоро их опекун умер, а ты достиг возраста принятия решений.
— Я помню! — запальчиво ответил Флегонт. От него, однако, не пахло ни гневом, ни той заносчивостью, которую он пытался изобразить. От него пахло умом, хитростью, волей и строгим расчётом.
— И вот ты явился на собрание, — продолжил барон. — С опозданием, босой, в холщовой рубашке, подпоясанной верёвкой. В одежде послушника братьев-заступников. Ты повторил слова дяди мне в лицо, сам, своими устами. И сказал, что владения твоей матери будут принадлежать твоей новой родне.
— Я имел право передать их братству! — возмутился Флегонт. Вейма заметила, что он с каким-то жадным интересом рассматривает Нору. Во взгляде не было ни капли страсти, но что-то в нём было гнилое и подлое. Что?
— Нет, не имел. Отрекшись от мира, ты потерял право решать. Если бы ты сначала вступил бы во владение, а потом решил передать Хардвин в дар ордену, а только после принял постриг, я бы не спорил, хотя не буду скрывать, что решение это мне не нравилось. Но ты решил рвать узы крови, рвать узы сословия, в котором родился. Что ж. У тебя нет земного отца, но это значит, что у тебя нет и земной матери.
— Ты не смеешь, — снова перешёл на «ты» Флегонт, — высказываться о моей матери! Не смеешь!
На этот раз злость в его голосе была настоящая. Однако барон не оставил своего показного равнодушия.
— И не думал, сын, высказываться о твоей матери. Но Барберг — это не родовое владение, поэтому оно останется у меня как наследство от неё и от моего умершего для мира дорогого сыночка.
Рука Флегонта дёрнулась к пустому поясу. Ищет оружие, поняла Вейма. Оружие, которое вот уже много лет там не висит.
— Говори, зачем приехал, — резко потребовал барон. — Менно говорит, ты шнырял по Барбергу и расспрашивал там о жителях Латгавальда.
Латгавальдом называлась деревня, возле которой поселилась Вейма и возле которой стоял замок барона. Название её означало Защищающие леса. Магда говорила, что люди здесь издревле чувствовали поддержку сил природы. Обычно, конечно, они говорили «наша деревня», как человек говорит «мой дом», не называя его по имени.
— Я выполнял свой долг, — надувшись, что выглядело забавно при его тощей фигуре, отозвался Фленгонт.
— Ты не имеешь права шнырять по моим землям без разрешения, — напомнил барон.
— Это моя земля! — вспылил Флегонт.
Сквозь ненатуральный гнев и неестественную горячность проглядывало что-то подлинное. Глухая ненависть не столько к отцу, сколько к тому, что, по мнению гостя, барон воплощает.
— Это моя земля, — спокойно заявил Фирмин. — И тем более моя земля Латгавальд, о котором ты разговаривал. Я думаю, ты ждёшь собрания баронов, не так ли? Я уеду, а ты явишься со своими людьми и сотворишь здесь суд под страхом отлучения. Я слышал, вы так уже поступали. Что ты натворил в Корбиниане? Кто позволил тебе судить ведьму на земле, принадлежащей союзу баронов?
Вейма заметила, что её наниматель пытается навязать собеседнику свой стиль разговора. Он разговаривал с сыном, как с непослушным мальчиком, отбившимся от рук, но всё же обязанным отчитываться перед родителем. Флегонт, однако, был взрослым мужчиной, только волей случая оказавшимся связанным с бароном кровными узами.
— Она была виновна, — поддался на отцовский тон брат-заступник. — Отец, на твоей земле засилье ереси, здесь гнездо Врага, а ты твердишь о своих привилегиях!
— Очень интересно, — поднял брови барон. Вейма похолодела. Она лучше всех знала, насколько верным было заявление монаха. — Откуда такие сведения?
— В Раног в кабак кто-то привёз зелье под видом вина. Три почтенные женщины были отравлены. Когда их мужья обратились к держателю кабака, он сказал, что зелье привёз какой-то улыбчивый незнакомец. Через небольшое время незнакомец появился снова, пытался забрать своё зелье и заменить его обычным вином, однако оно всё было уже выпито школярами с немалыми разрушениями, причинёнными кабаку и окрестным домам. На допросе кабатчик показал, что незнакомец не говорил, где он живёт и один только раз упомянул, что по дороге переправился через Корбин. Паромщики помнили человека с двумя бочонками вина на телеге, который дважды перебирался через озеро.
— Корбин — обширное озеро, — терпеливо ответил барон.
Вейма стояла, опустив взгляд, как и положено скромной девушке в присутствии мужчин, и старалась сохранять невозмутимое выражение лица. От Норы пахло страхом и затаённым гневом. Барон не мог не подумать о виноградаре, который производил лучшее вино во всей округе.
— Я объехал его всё, — просто ответил Флегонт. — От берега и до самого Тамна.
— Ты не мог сделать этого в одиночку, — усомнился барон.
— Мне помогали, — пояснил брат-заступник. — В этих краях мало где осталась лоза после тех насланных Врагом заморозков.
— Три женщины были отравлены, школяры напились, — хмыкнул барон. — Им попалось плохое вино. Кабатчик не сказал, чем он его разбавил?
— Школяры показали, что найденные ими женщины были мёртвыми, когда они несли их на кладбище, мёртвыми они были и на следующий день, однако ожили у всех на глазах.
— Пьяные школяры — плохие свидетели, — возразил Фирмин таким тоном, как будто говорил о собаке.
— Женщины утверждают, что не знают, что на них нашло, когда они выпили по глотку, они как будто…
— Сын, — перебил барон. — Они скажут всё, что угодно. Ты никогда не имел дела с тайными пьяницами? Все они, и мужчины, и женщины говорят одинаково. Всегда виноват кто-то другой. Это слабость воли, ничто другое.
— Они показали то же на исповеди, — веско добавил Флегонт.
— Пьяные бредни!
— Отец! — воскликнул Флегонт. — Что бы ты ни думал — мы не стремимся обвинять направо и налево! Мы выясняем истину! Только истиной мы противостоим Врагу! Позволь мне провести расследование в Латгавальде! Если здесь притаился Враг — позволь мне спасти твою душу!
— Сын, — с гневом и раздражением ответил барон, — на моей земле не будут гореть костры. По старинному праву преступления, свершающиеся с помощью колдовства, судятся так же, как и все остальные. Властью своей я могу приговорить к смерти или к изгнанию, простить или присудить к штрафу. На моей земле не было преступления. Раног не обращался ко мне за наказанием виновного. Я не знаю твоего незнакомца. Я не пущу братьев-заступников творить суд на моей земле. Таково моё слово.
— Смотри, отец! — прошипел Флегонт, более не скрывая кипящей в нём ненависти. — Как бы тебе не раскаяться.
— Я каюсь только перед моим духовником, — отозвался барон. — У тебя всё? Лошади уже отдохнули. До заката солнца вы должны покинуть мои владения. Менно проводит вас. Надеюсь, вы никого не забудете по дороге.
— У меня всё! — вскочил на ноги Флегонт.
Он шагнул к двери, но вдруг остановился и посмотрел на Нору все тем же цепким жадным взглядом, какой он то и дело обращал к девушке.
— Ты нас не представил, — неожиданно спокойным тоном произнёс брат-заступник. — Это — моя сестра? Дочь той женщины?
— Нора — дочь моей второй жены, — спокойно ответил барон, но Вейма почувствовала, как впервые за весь разговор в нём закипел подлинный гнев. — Законной жены.
— Ах, разумеется, — с непонятной Вейме издёвкой отозвался баронский сын. — Сестрица, рад был тебя повидать. Ты выросла. Когда я видел тебя в прошлый раз, ты была маленьким свёрточком… а теперь взрослая девушка… красивая девушка…
— Поди прочь! — не выдержал барон. Флегонт ответил неожиданно изящный поклон и пошёл к двери, посмеиваясь про себя. Вейма чувствовала, что он сумел задеть своего отца, знает это и рад.
Когда шаги Флегонта стихли, барон повернулся к девушкам. Нора была бледна от страха и непонятного смущения. Вейма открыто встретила взгляд нанимателя.
— Что ты можешь сказать, — спросил барон, — по поводу этого разговора?
Вампирша задумалась, подбирая слова. Она уже давно отдавала себе отчёт, что ни к чему, в общем-то, не годна. Её природный ум и быстрая память позволили ей овладеть всеми семью искусствами и наукой богословия, но то ли характер, то ли какая другая причина мешала применить всё это на практике. Её искусно составленные речи, со всеми положенными цитатами, силлогизмами[24], эпитетами[25], анафорами[26], эпифорами[27], киклосами[28] и хиазмами[29], никто не хотел даже услышать, не то чтобы понять. Она не получила докторской мантии не только из-за того, что не была мужчиной, но и потому, что не выиграла ни одного диспута. Казалось ли ей пренебрежительное отношение или было оно на самом деле, но только девушка горячилась, начинала путаться в собственных мыслях, и всё, так ясно осознаваемое ею в тиши университетской кельи, рассыпалось набором бессмысленных замечаний. Те из преподавателей, что доброжелательно относились к ученице, только головой качали, выслушивая на следующий день её оправдания и ясное изложение той мысли, которую она не сумела защитить. В глубине души Вейма считала, что виной всему её вампирская природа. На это намекал наставник… перед расставанием.
В тот день он, несмотря на весь свой опыт в поиске жертвы, утолил голод первым же попавшимся прохожим, неосторожно остановленным неподалёку от кабака. Было это на западе, за Корбинианом, в мелком городке со смешным названием Вибк. Прохожий был пьян на той стадии, когда всё выпитое уже заставляет кровь кипеть. Старый Ватар опьянел сразу. Ученица ещё никогда не видела его таким. Они сидели на каком-то пыльном и загаженном птицами чердаке, несчастная жертва валялась рядом, и Вейма старалась не смотреть: её мутило от одного вида и запаха крови и вина.
— Вампиры, — говорил старый вампир медленно и отчётливо, — могли бы править миром, ты понимаешь это, девочка? Днём один взгляд в глаза какому-нибудь барону — и он весь твой. А ночью — целый замок. Десятки… сотни… о, тысячи! И все наши. Представляешь? Мы не любим друг друга, да… Но уж потерпели бы. Для такого дела. Покой… не надо прятаться… шевельни пальцем — свежие девочки… мальчики… кого захочешь. А мы…
Он брезгливо оглядел грязный чердак.
— Ютимся. Как крысы! Знаешь… знаешь, почему, девочка?
Вейма помотала головой. Она старалась ничего не думать и даже не чувствовать, боясь, что её отвращение разозлит наставника.
— Мы глупы, девочка, вот почему. Глупы. Глу-пы. Вампиры очень глупы. Что-то… что-то меняется. Когда ты отрекаешься от мира… от жизни… о, я придумал план, как тебя получить!
Он неприятно хохотнул.
— План удался! Мы простые существа, девочка. Простые стремления. Пища и продолжение рода. Наша пища — люди. Род… тоже… через людей. Просто! Скажи, кого ты хочешь сделать учеником! Завтра! Завтра он сам попросит, веришь?
Ватар снова хохотнул и Вейма непроизвольно содрогнулась.
— Ты не хочешь. Ты никогда ничего не хочешь. Но мы глупы. И ты глупа. Выдумка! У людей есть выдумка! У всех… даже у безумцев.
Он толкнул ногой выпитого пьяницу.
— У этого — тоже есть. А у меня нет. И у тебя нет. Я лишил тебя её, девочка. Выдумка — часть жизни. А мы мертвы. Да-а-авно мертвы. И всё. Поэтому мы глупы. И ты глупа. Очень глупа, девочка.
Он отвернулся и надолго замолчал. А когда снова посмотрел на Вейму, взгляд его был холоден и трезв.
— Пойди прочь, девочка, — приказал он. — Ты мне надоела. Толку из тебя не будет.
Вейма нерешительно поднялась на ноги, не осмеливаясь даже отряхнуться от приставшей к одежде грязи.
— Прочь! — повысил голос старый вампир. — Убирайся, отступница!
Вейма провела три дня, скрываясь в Вибке недалеко от того дома с пустующим чердаком. Надеялась ещё, что гнев Ватара остынет, когда он протрезвеет окончательно, и старик позовёт её назад. На четвёртый день наставник покинул Вибк. Надежды не оставалось. И Вейма отправилась в Раног, поступать в университет, как собиралась когда-то.
Вейма давно чувствовала себя вовсе никчёмной и сейчас радовалась, что может оказаться полезной нанимателю. Она медленно проговорила:
— Он приезжал не за тем, о чём говорил, ваша милость. Всё это… он… он был бы рад, если бы получилось, но цель его была иная. И… он получил то, что добился. От него… э-э-э… он выглядел как человек, добившийся желаемого.
Вейма едва успела остановиться и не сказать «от него пахло».
Барон кивнул и продолжал выжидательно смотреть на вампиршу. Вейма закрыла глаза, стараясь сосредоточиться и в точности передать свои ощущения.
— Ему что-то нужно от Норы, — тихо добавила Вейма, постепенно увлекаясь своим рассказом. — От него… исходило… нечто… не страсть… вернее, страсть, но с похотью, желанием тела — ничего общего. Похоть пахнет иначе. Здесь… здесь я чуяла в нём… его желание было таким ярким… но я никогда не видела ничего подобного. В нём есть только одна страсть, ваша милость. Только одна, но сложная… о, какая сложная!.. В ней много ненависти к вам… а Нора для него — просто предмет… средство… способ… он хочет использовать её, чтобы достичь своей цели… и эта цель близка, ваша милость… когда он говорил о ереси… его не волнует ересь… ваша душа, о которой он говорил так страстно… нет… волнует… ересь… враг… его враг… всё ересь, что не согласно с ним… любой его враг — еретик… общность… что-то… не могу уловить… общее… целое… для него важно целое… так много злости… но цель — соединение… созидание… сплочение… итог… венец… венец всего — счастье… счастье для всех людей… ради него можно… можно принять страдания… можно причинить страдания… Однажды все поймут… а недовольные покаются в ереси… или умрут…
Вейма открыла глаза. Нора смотрела на неё, широко распахнув свои, ещё более бледная и испуганная, чем прежде. Барон выглядел скорее довольным.
— Я давно это знал, — медленно произнёс он. — Так страстно верить… и так сильно ненавидеть… само по себе ведёт к безумию.
Вейма склонила голову. От барона пахло горечью и сожалением, слабыми отголосками любви к сыну — не к тому, каким он был сейчас, а к худенькому болезненному мальчику, которого отец поднимал на плечи.
— Ваша милость… — нерешительно начала она, — я бы не позволила себе, но в словах брата Флегонта прозвучало… вы позволите спросить?
— Спрашивай, — устало разрешил барон.
— Мать Норы… За что ваш сын её ненавидит?
Лицо Норы приняло пунцовую окраску и смущение в ней смешалось с обидой и гневом.
— Моя первая жена была тяжёлая женщина, — пояснил барон, обнимая дочь за плечи с неожиданной для него теплотой. — Графская дочь, из рода, состоявшего в родстве с родом Дюка… Нас поженили потому, что этого требовали соображения дела… По брачному договору её старший ребёнок должен был наследовать владения её отца, а следующий за ним сын — мои земли. Барберг доставался мне безо всяких условий, и я был волен отдать его хоть своему ребёнку, хоть подарить своему рыцарю — неважно. Дядя, о котором шла речь, был младшим братом отца моей жены и не имел права наследования. Я получил земли, позволяющие сделать более законченными мои владения, союз с одним из пограничных графств… ещё один голос в общем собрании… я не получил сердца своей жены. Мне кажется, она всегда упрекала меня в том, что я недостаточно знатного происхождения… или недостаточно люблю роскошь. Родив мне одного ребёнка, о котором все говорили, что он не жилец, она окончательно отдалилась от меня. Кто будет наследовать мои земли, её ничуть не волновало. Мать Норы была дочерью одного из моих рыцарей… потомка человека, которого за верность и доблесть посвятил в рыцари мой прадед. Отец девушки умер и я взял девушку ко двору… её тёмные волосы…
Вейма понимающе кивнула. Тёмные волосы были несомненным признаком низкого происхождения. Неудивительно, что худая светловолосая женщина сразу невзлюбила тёмненькую кругленькую девушку, насильно введённую в её свиту. Когда-то — это Вейма узнала из копий летописей, хранящихся в Раноге, — здесь, в землях Тафелона была дальняя окраина древней империи, позже сокрушённой варварами. А до империи здесь жили мирные люди, все, как один, с тёмными волосами, они возделывали земли, знали многие ремёсла и не умели ещё ни читать, ни писать. Потом пришли завоеватели, принесшие культуру на остриях мечей. Они построили дороги, возвели города, открыли школы для тех, кого принимали в свои граждане, и привезли с собой многих рабов с разных уголков земли. Завоеватели были разной масти, но совсем светлых среди них не было. Империя пала. Варвары — не те, что её сокрушили, а другие, слетевшие расклёвывать мёртвое тело некогда великой страны, — пришли сюда и живо разобрали страну на мелкие кусочки. Не все из них основали баронские роды, были и такие, кто почитал за счастье получить клочок земли и сменить боевого коня на крестьянскую клячу. Горожане были чаще темноволосые, крестьяне были самой пёстрой группой, но бароны и рыцари все были светловолосыми и гордились этим, и поэты воспевали золото волос и лазурь взгляда. В жилах Норы текла кровь простолюдинов. Вампирша внимательно посмотрела на ученицу, а после сняла двурогую шапочку с закрывающей причёску вуалью и провела рукой по своим коротким чёрным волосам. Отец говорил ей, что его предки жили на одном месте и смешивали снадобья вот уже больше тысячи лет. Если это не красивое преувеличение, то Вейма была прямым потомком того самого, мирного и трудолюбивого населения, завоёванного сначала империей, а потом варварами. Нора уставилась на голову наставницы так, как будто впервые увидела, а потом медленно наклонила свою. Вейма принюхалась. Урок был усвоен.
— Моя жена возненавидела Лору — это её мать. Делала разные замечания… мне было не в чем себя упрекнуть, хотя, защищая девушку от вечных нападок госпожи, я невольно проникся к ней особым расположением. Флегонт… он во всём разделял мнение матери и презирал меня не только за низкое происхождение, но и за отсутствие презрения к низшим. Ты можешь себе представить, как я удивился, увидев его в собрании босого, в рубище… Но… я думаю, это всё то же презрение, только в новой, извращённой форме.
Вейма кивнула.
— Жена умерла, когда Флегонт был отроком, умерла, изрыгая проклятья и не приняв благословения. Я не любил её, но… зрелище её смерти… оно была очень тяжёлым. Я отослал домой всех придворных дам своей жены, но Лоре было некуда идти… И тогда я посмотрел на неё новыми глазами. Сын же… он воспринял моё предложение, сделанное девушке, как доказательство обвинений своей матери.
Нора немного робко, но с трогательной нежностью погладила отца по плечу. Барон улыбнулся дочери и на её губах расцвела ответная улыбка. Вейма отвела взгляд. Она тоже любила своего отца. Но они больше никогда не увидятся. Она больше не человек. Что она делает здесь, с людьми, которые так остро пахнут любовью, верностью, доверием?
— Я горевал по Лоре, — признался барон, посмотрев прямо перед собой. — Она любила меня и хотела ещё детей… но не сложилось.
Барон перевёл взгляд на стоявшую перед ним вампиршу.
— Я ответил на твой вопрос?
— Больше, чем ответили, ваша милость.
— Тогда, что ты можешь сказать… об этом?
— Вы искренни, ваша милость, — ответила вампирша. Ей было сложно сохранять спокойствие. Эта беседа разбередила её больше, чем она была готова признаться. Барон Фирмин кивнул, как будто именно это он и хотел узнать.
— На сегодня ты свободна. А завтра приходи с утра. Я хочу, чтобы ты дала моей дочери урок географии. Ты знаешь географию?
— Знаю, ваша милость, — по-мужски поклонилась Вейма, что странно смотрелось, когда она была одета в женское платье. Добравшись до Ранога, вампирша употребила много сил, чтобы достать карты и изучить их так, как могут только вампиры. Она не хотела, чтобы кто-то снова мог её обмануть, как это сделал когда-то Вир.
— Ты спрашиваешь, почему я тебе это рассказал, — вдруг произнёс барон, когда Вейма уже подошла к дверям. В зале было пусто, погас очаг и становилось прохладно. Надо было позвать слуг, но Фирмин почему-то медлил.
— Вы хотели рассказать именно это, ваша милость, — ровно ответила Вейма. В речах барона был какой-то оттенок. Ясный и твёрдый, но бывший для девушки горше отравы. В речах барона было доверие. Доверие для вампира — или приглашение к обеду или смертельная ловушка.
— Да, хотел. Видишь ли, я хотел бы, чтобы ты не просто учила Нору тому, что знаешь. Я хотел бы, чтобы ты стала доверенным лицом моей дочери, её придворной дамой — для всех — и советчицей — на самом деле. Для этого ты должна знать о ней всё, даже то, что причиняет боль при воспоминании. Я хочу, чтобы ты сопровождала её на собрания баронов и помогала принимать правильные решения… или хотя бы удерживала от опрометчивых шагов.
Он перехватил косой взгляд, брошенный вампиршей, и покачал головой.
— Нет. Я не хочу, чтобы ты шпионила для меня за моей дочерью. Я хочу, чтобы твоё понимание людей, умение видеть их такими, какие они есть, помогло ей не ошибаться. Ты должна стать советчицей моей дочери.
— Прекрасная шутка, — хрипло рассмеялась доведённая до отчаяния Вейма, — вампир — доверенное лицо, вампир — советник баронской дочери!
Она захлопнула рот, но было уже поздно. Слова уже были произнесены.
Стало очень тихо. Светильники не были зажжены, в очаге прогорели даже угли, дверь была закрыта и только в узкие окна под самым потолком попадало немного серого сумеречного света, да прыгали по полумраку красные отблески. Вейма моргнула. Это светились в темноте её глаза, как бывает только если вампир готов к охоте или к драке. Она горько улыбнулась, чувствуя, как выросли клыки и представляя, на кого она теперь похожа. Надо драться. Надо ударить первой, пока они не успели крикнуть. Надо ударить и бежать. Убежать и скрыться. Снова. Опять. Так уже было с ней…
Напасть первой… Если бы она могла… Но для неё нападение означало ловушку… Вейма медленно облизнула пересохшие губы, понимая, как это может выглядеть.
Барон и его дочь переглянулись. Барон подобрался, Нора, напротив, расслабилась.
— Мы знаем, — безмятежно сказала девушка. От неё пахло страхом, но… это был неправильный страх, не тот страх. Нора не столько боялась за свою жизнь, сколько за то, что… что наставница сделает непоправимое, нечто такое, от чего нельзя будет отвернуться. Например, прыгнет. Вейма поджала пальцы. Ногти на руках ощутимо твердели и заострялись. Тело было готово к бою, тело не понимало, почему душа так страстно отвергает единственно возможный путь.
Вампиры — самые проклятые из всех.
— Откуда? — с трудом совладав с дыханием, хрипло спросила Вейма.
— Помнишь, отец усадил меня за вышивание? — так же легко напомнила девушка. — Я потребовала, чтобы ты села рядом со мной.
Вейма кивнула, боясь заговорить. Ей казалось, что из её горла вырвется рычание. Этот случай она действительно помнила. Нора тогда капризничала как маленький ребёнок и действительно принудила наставницу разделить с ней рукоделье. Ничего хорошего из этой попытки не вышло. Вейма впервые взяла в руки иголку уже взрослой, когда жила вместе с Виром.
— Я уколола руку… — с трудом, преодолевая себя, выговорила вампирша. Она вспоминала, как неумелыми крупными стежками шила рубашку возлюбленному, чуть не заплакала от воспоминаний и уколола руку.
— Ты потеряла сознание, как только у тебя выступила кровь, — серьёзно сказала баронская дочь. Отец велел уложить тебя и дать прийти в себя… у тебя… я хочу сказать, нечаянно… ты открыла рот…
Нора отвела взгляд, и Вейма почуяла: врёт. Барон, наверное, подозревал её с того дня, когда она остановила понесшую лошадь, и велел поднять ей верхнюю губу, чтобы проверить свои подозрения. От ужаса перед видом крови, даже и собственной, а, может, из остатков охотничьих стремлений, но её клыки в таком обмороке вырастали. Надо было только знать, куда смотреть…
Вейма сморгнула. То, как её разоблачили, было понятно, но почему она проснулась, почему ей сохранили жизнь, а не сожгли, отделив предварительно голову?
— Я знал, что ты достойна доверия, — ответил на её мысли барон и вампиршу передёрнуло от боли, которую ей причиняли его слова. Теперь она понимала, почему её выставляли из замка до заката. Доверять-то ей доверяли, но… Вейма вздрогнула, вспомнив, с каким спокойствием с ней говорил барон, когда в деревне от неизвестного вампира страдали дети.
— Ваша милость! — взмолилась вампирша. — Ради Заступника! Думайте обо мне что хотите, но не верьте таким как я! Вы ошибаетесь! Вампиры — зло, проклятые, мы даже не живые, мы не можем любить и не можем быть верными! Мы — одиночки, мы не ценим даже себе подобных, мы не держим слова! Ради своей дочери, прогоните Липпа! У таких, как он, нет ни совести, ни жалости! Одумайтесь! Что он сделает с Норой, с вами?! Он быстрее стрижа, сильнее десятерых человек, может превращаться в туман, может насылать сны и подчинять одним взглядом! Делайте со мной что хотите, но прогоните его! Он предаст вас просто ради развлечения, а ради выгоды он предаст вас трижды! Он опасен, поверьте мне!
Барон поднял руку и вампирша смолкла. От него пахло спокойной уверенностью, а от Норы — ярким интересом к тому, кого с таким жаром бранила её наставница.
— Мы не будем этого обсуждать, — сказал Фирмин. — Уже поздно, стемнело. Я жду тебя с утра. Ты будешь учить мою дочь географии.
— Но я же…
— Я знаю. Ты отличный учитель и прекрасно разбираешься в людях.
— Но…
— Иди.
Вейма могла бы и не приходить на следующее утро. Она даже и не хотела приходить, но… вампиры не меньше, чем ведьмы, преданы своей земле. Вейма не могла просто так пойти куда глаза глядят. Случайное появление собрата ещё прощалось, но поселиться на чужой территории… тем более отступнице… которую убьют при первой же встрече с себе подобными… Или, вернее, с теми, кто считал себя выше и достойней её.
Проще говоря, Вейме было некуда идти. В любой момент её могли встретить сородичи и тогда остаётся молить Врага о том, чтобы смерть была быстрой. У вампиров были кое-какие свои идеи о том, как можно использовать отступников. Говорили, что где-то внутри того, во что ей предстояло превратиться, сохранялась неизменной душа — и плакала от ужаса. Вейму такие разговоры приводили в панику. Наставник надеялся её запугать — когда понял, что от неё не будет толку. А потом прогнал. Просто прогнал. Было это жестокостью или милосердием?
Вчера она забыла забрать свою одежду и потом всю ночь пыталась перешить тряпки, которые ей достались, в нечто более приемлемое. Вампирше удалось не пораниться, но Вейма очень мрачно предполагала, что едва ли стоило гордиться таким достижением. Её стежки были крупными, неодинаковыми, нитки не подходили по цвету (потому что подходящих найти не удалось), и только с шестой попытки получилось ушить именно то, что она и собиралась. Не порвать при этом ткань, пусть крепкую, но не рассчитанную на взволнованных вампиров, было невыносимо сложно. Вейма чувствовала себя примерно как огородное пугало, ради праздника наряженное в свежие обноски.
С каких пор это стало важным?
Ни барон, ни его дочь, не стали ничего говорить по поводу её вида. Барон даже не обратил внимания, а вот от Норы ощутимо несло некоторой насмешливостью… так что Вейма разозлилась и потребовала немедленно вернуть ей её вещи. Это отдалило начало урока, но в конце концов всё ещё усмехающаяся Нора, всё ещё кипевшая от злости, хоть и вернувшая себе привычный вид Вейма и по-прежнему серьёзный барон собрались в его таблинии. Барон подошёл к своему столу и, крякнув от напряжения, снял верхнюю часть столешницы, оказавшуюся крышкой. Под ней Вейма увидела… глиняную карту, с тщательно вылепленными горами, холмами, реками, долинами и даже лесами. Нора ахнула. Вампирша с трудом сдержала удивлённый возглас.
— Это наша страна, — просто сказал барон. Он повёл рукой с запада на восток, обнимая мелкие городки, огромный Корбиниан, Корбин, это обширное озеро в сердце страны, безжизненную Серую пустошь… — Ты можешь показать Норе, где мы находимся?
Вейма замешкалась и барон подал ей какую-то тростинку, которой вампирша довольно точно обвела границы Фирмина. Нора кивнула.
— Это Корбин? — указала она на озеро.
— Да, — подтвердила вампирша. — А это Ранна, река, давшая название Раногу, городу, знаменитому своим университетом. А вот — Корбиниан, владения, которые не были разделены после смерти Старого Дюка. А здесь — дорога на Тамн, самый большой город нашей страны.
Вейма лучше знала реки, дороги и города, чем владения феодалов, и кое-где барону приходилось её поправлять. Нора внимательно смотрела и старалась запомнить, тем более, что отец добавлял к уроку кое-какие сведения о том, какие у них отношения с тем или иным графом или бароном. И вдруг, когда Вейма не очень точно обозначила неровную звезду под Серой пустошью — графство Дитлин, — барон сказал, как о чём-то само собой разумеющемся:
— А вот за этого графа ты выйдешь замуж.
— Отец?! — вздрогнула всем телом Нора.
— Граф Дитлин, — пояснил барон, и от него не пахло ничем, кроме спокойной уверенности, — прекрасный человек, в прошлом — отважный воин, сегодня — мудрый и справедливый правитель. На прошлом сборе баронов мы с ним разговаривали об этом, теперь же я привезу тебя с собой и, полагаю, ты ему понравишься.
— Мудрый правитель?! — ахнула Вейма, догадываясь, что могут значит такие слова.
— Отец! Он… он… старик?!
— Он немолод, — всё так же не теряя спокойствия признал барон. — Его старший сын уже готов унаследовать Дитлин, поэтому ваши дети будут расти и воспитываться здесь, в Фирмине и к ним по праву перейдут мои земли.
— Я не выйду замуж за старика! — закричала Нора.
— Это не тебе решать, — покачал головой Фирмин. Он по-прежнему не волновался, словно не принимая возмущение своей дочери всерьёз.
— Ни за что! — ещё громче завопила девушка. Её глаза метались по таблинию, но так и не остановились ни на чём, и тогда Нора, зарыдав, выскочила за дверь. В отдалении что-то с грохотом упало. Вейма вздохнула.
— Зачем, ваша милость? — тихо спросила она. — Мне казалось, вы её любите.
— Люблю, — признал барон с лёгкой грустью. — Ты не понимаешь. Она тоже не понимает, она слишком маленькая. Я любил Лору, но из-за её низкого происхождения… так видного в Норе… ни один граф или барон не согласится женить на моей дочери своего сына. Чтобы его дети не были простолюдинами. А если она выйдет замуж за простого рыцаря, её потомство потеряет голос в союзе баронов.
— Но она же человек! — возмутилась вампирша. — Человек, а не кровь и не статус! Она молодая, она хочет любви и счастья!
— А я старый, и я могу думать о будущем, — покачал головой барон. — Найди её и уговори успокоиться.
Вампирша оскорблённо выпрямилась.
— Вы сами сказали, что я должна служить не вам, а вашей дочери. Я не буду учить её подчиняться. Можете меня выгнать, но я — не буду!
— Не учи, — равнодушно отозвался барон. — Иди домой, сегодня урока не будет. Я позову тебя, когда она успокоится. Иди.
Магде казалось, что её жизнь превратилась в сказку. Её возлюбленный был прекрасен и стоял так высоко, как только мог стоять человек. Его люди приветствовали её при встрече, рыцари преклоняли колена, у неё был поклонник, готовый служить ей и всё свободное время (то есть вообще всё) посвящающий сочинению стихов в её честь…
Так не бывает.
Ведьма не может быть невестой рыцаря. Ведьма не может стать женой Дюка.
С ведьмой не должны случаться такие истории.
Так не бывает.
Однажды придётся платить.
Граф Дитлин уехал сразу же после завтрака, обещав вернуться через неделю, с ним уехали и разбойники Увара. Магду это радовало, потому что в стихах её юного рыцаря то и дело появлялись обещания жестоко расправиться с врагом. Разумеется, к вящей чести прекрасной дамы, но девушка сомневалась, что молоденький Арне вышел бы победителем из этого боя. Когда-то Бертильда Лотарин верила в честь и в оскорбление, которое смывается только кровью. Ведьма Магда верила только в то, что люди должны оставаться живыми как можно дольше. Живыми и, желательно, здоровыми.
К тому же Увар бросал на неё какие-то странные взгляды… Жалко, рядом не было Веймы, та безошибочно бы сказала, чем тот пах, когда смотрел на ведьму. А Магда… просто не знала. Заинтересованные были взгляды. Но Увар смотрел не так, как другие мужчины. Не сально, не восхищённо, без похоти, без преклонения… но и без равнодушия. Через три дня Увар вернулся. Его встретил Вир. Магда видела эту встречу, сидя у входа в свой шатёр, как она делала все эти дни. Арне, как положено верному рыцарю, сидел у её ног и, запинаясь, искал рифму на «прекрасную даму».
— Привёз? — коротко спросил шателен. Разбойник кивнул и снова покосился на Магду. Арне перехватил этот взгляд и напрягся. Ведьма положила руку ему на плечо и почувствовала, как юноша вздрогнул всем телом от её прикосновения. Смутившись, Магда отстранилась. Алард в это время сидел в большом шатре и сочинял какие-то важные письма.
— И не их только привёз, — с ленцой сообщил разбойник. — С нами ещё малец увязался. Дюк-то, слышал, искал художника. Вон, малец уже к нему припустил.
Вир демонстративно вздохнул.
— Малец, говоришь. Припустил, говоришь.
— Ну да, — отозвался Увар.
Магда поднялась. Большой шатёр стоял так, что входа в него не было видно от того места, где она сидела. Что за малец, интересно знать?..
— Будет в этом лагере порядок?! — рявкнул Вир.
— Серый, ты чего? — оторопел разбойник.
— Сколько раз повторять?! Всех новых людей сначала показывать мне! Ты пропустил его прямо к Дюку! А если он убийца?!
— Тоогда мы его тут на ленточки порежем, — засмеялся разбойник.
— Болван!
— Эй! — запротестовал разбойник. К нему подтягивались его люди, но, хотя их и явно возмутили слова шателена, они явно не собирались начинать драку. Магда моргнула. Разбойники вставали так, чтобы Вир оставался от них на расстоянии нескольких шагов… или одного прыжка.
— Да вот они, — принуждённо засмеялся Увар, показывая в сторону шатра.
Магда повернулась…
Рядом с её любимым шёл… ей была знакома эта хрупкая фигурка…
— Липп! — ахнула она. От волнения горло перехватило и её услышал только Арне, который вскочил, чтобы поддержать на ногах свою даму.
— Вы знаете его? — тихо спросил юноша.
Магда бросила на своего рыцаря благодарный взгляд.
— Знаю, — так же тихо ответила она.
— Ты здесь! — широко улыбнулся подошедший Дюк. — Бертильда, любовь моя! Пришло время использовать твои необычные умения!
Магда смертельно побледнела. Вир удивлённо поглядел на повелителя, ноздри его раздувались.
— Ты говорила, что режешь по дереву, — продолжал Дюк, не замечая их волнения. — Наш юный друг нарисует нам воззвания к простому народу, а ты вырежешь их, чтобы мы могли сделать много одинаковых картинок по одному образцу. Эту идею подсказал мне почтенный Ханк.
Магда моргнула.
— Ты хочешь, чтобы я работала… вместе с ним?
Липп улыбнулся, не показывая своих клыков и сделал несколько сложных движений, какими в самых модных танцах предваряли глубокий поклон. Среди собравшихся никто этих танцев не знал, но разбойники одобрительно засвистели.
— Эк коленца выделывает! — крякнул Увар.
Липп закончил свои сложные па перед самым лицом Магды. Коротко взглянул на стоящего за её спиной Арне и юноша, сам не зная, почему, опасливо попятился. Липп склонился в глубоком поклоне.
— Приблизим Освобождение, сестра, — еле слышно прошептал вампир. После этих слов ни один проклятый не мог отказать другому в поддержке и помощи.
Магда наклонилась, поднимая юношу на ноги.
— Приблизим, брат, — послушно отозвалась она.
Вампирёныш ухмыльнулся.
— Не выдавай меня, сестрица, я тебе пригожусь, — дурашливо попросил он. Магда коротко кивнула. В ходе поклона Липп, как положено, показал пустые ладони, обнажив при этом запястья. На левой руке по-прежнему была белая ленточка волшебницы.
— Мы будем очень хорошо работать вместе, ваше высочество, — с преувеличенной почтительностью поклонился Дюку молодой художник.
Кто-то из собравшихся охнул, один из разбойников присвистнул, оправившийся после взгляда вампира Арне положил руку на рукоять меча.
— Вот и замечательно! — просиял Алард и повернулся, чтобы идти к главному шатру. Вир, качая головой, устремился за ним, что-то сердито доказывая на ходу.
— Надо поговорить, — еле слышно заявил вампирёныш. — Избавься от своей тени.
Он без особой приязни покосился в сторону юного рыцаря.
Порядка в лагере молодого Дюка, очевидно, не было и быть не могло. Шатёр для работы ставили вместе Вир и Липп, потому что, когда шателен освободился, он не смог найти, кому поручить эту работу. Поставив шатёр, он увёл с собой Арне, предложив юноше поупражняться в благородном искусстве боя на мечах. Они ушли под рассуждения Вира о том, что в юности не стоит рассчитывать выигрывать конные схватки, где лёгкость тела помешает удержаться в седле, однако пеший бой при правильном к нему отношении открывает много возможностей…
Магда пожала плечами и вошла в шатёр, где её уже поджидал вампир. Заступник знает где, но они успели достать пару дощечек, подходящих для резьбы, а у Липпа пергамент и уголь были с собой. Там был даже стол, как подозревала Магда, утащенный из главного шатра.
— О чём ты хотел поговорить? — хмуро спросила Магда, присаживаясь на скамеечку для ног — единственное сидение во всём шатре.
— Тебя зовут Бертильда? — вместо ответа спросил Липп.
— Да, это моё имя, — кивнула Магда. — Какая тебе разница?
— Надо же мне знать… чтобы не ошибиться, — ухмыльнулся вампирёныш. Ведьма вгляделась в его лицо.
— Чего ты хочешь?
Липп помахал рукой.
— Сними, — коротко приказал он.
Магда покачала головой.
— Это сможет сделать только та, которая её завязала.
Вампир зашипел от злости.
— Она жжётся! — зло процедил он. — Я не могу жить, пока она на мне! Зачем ты это сделала?!
— Ты нападал на детей. Это моя земля. Я должна была их защитить.
— Это были слепые детёныши слепых крестьян!
Слепые — то есть не прозревшие. То есть не верящие, будто мир создан ради зла.
— Это моя земля, — повторила Магда.
Вампир грязно выругался. Ведьма пожала плечами.
— Зачем ты сюда пришёл?
Липп снова дурашливо ухмыльнулся.
— Ты выгнала меня со своей земли. Надо же мне было куда-то пойти.
— И ты — вампир, высший посвящённый — собираешься рисовать для людей?!
— Ты — ведьма, — тихо и угрожающе ответил Липп. — Я не спрашиваю, что ты здесь забыла.
— О чём ты хотел поговорить? — снова спросила Магда, решив не отвечать на угрозу.
Вампир помахал рукой с ленточкой. Магда покачала головой. Липп пожал плечами и занялся рисованием. Он рисовал быстро, со скоростью, недоступной человеческому взгляду, но результат его не удовлетворял, и кусок пергамента за куском были отброшены в сторону. Ведьма покачала головой. Было понятно, что позже художник подберёт их все и тщательно разгладит, однако такая расточительность всё равно поражала.
— Ты знаешь, что твой дом не сожгли? — как бы невзначай спросил вампир.
— Что?!
— Ты же ушла вместе с Вилем-батраком.
— Откуда ты знаешь?!
— Бродил поблизости. Почему ты с ним ушла?
— Он убийца, — недовольно ответила ведьма.
— Угу. Высший посвящённый, кто бы мог подумать! Слишком много прозревших в одной деревне, не к добру.
Он неприятно засмеялся и выбросил ещё один испорченный пергамент.
— Он был готов убить меня, если я откажусь.
— Тебе будет трудно объяснить это барону. Исвар шепнул паре людей, что ты шла добровольно. Он видел тебя в лесу. Что он там делал?
— Откуда я знаю? — вздохнула ведьма. — Многим рассказал?
— Он не из болтливых. И с болтливыми не разговаривал. Барон не знает.
— Он угрожал мне. Виль-батрак, — устало сказала ведьма. — Был готов убить меня как только я перестану быть полезной. Когда с тобой так разговаривают… ты идёшь очень добровольно. Твоя добрая воля очень хочет жить.
— Понятно. Где он сейчас?
— В лесу, — просто ответила Магда. — Я не знаю.
Вампир хмыкнул.
— Я ведьма. Он угрожал мне.
— Что ж не убила? — ухмыльнулся Липп.
— Я не умею.
Липп оскалился, показывая клыки.
— Тебе будет трудно это объяснить на встрече.
— Это не твоя забота, — отмахнулась Магда. На встрече её должны были убить. Сразу или сначала расспросив — не имело значения.
— А ты туда и не собираешься? — проницательно спросил вампир. Магда нахмурилась. Она успела забыть, вернее, не учитывала в разговоре, что такие, как он, чуют настроение собеседника. — Брось, поздно скрывать. Ты высоко поднялась. Невеста Дюка! Неплохо для деревенской ведьмы!
— Он ещё не вернул себе трон, — тихо ответила Магда.
— Но вернёт, — хмыкнул Липп. — С нашей помощью, а?
Он кинул в неё кусок пергамента с грубоватым — легко будет вырезать — изображением всадника, подъезжающего к замку. Всадник держал в руках щит с гербом Корбиниана. Магда вздохнула и потянулась за инструментами. Таких задач перед ней ещё не ставили.
— Ты его приворожила, — нарушил молчание вампир. Магда вздрогнула и едва не порезалась ножом. Мельком она взглянула на Липпа и с отвращением увидела, как жадно тот смотрит на лезвие ножа, едва не пустившего ей кровь. — От него забавно пахнет… Он думает, что ты его приворожила и ему это нравится.
— Я была одна, — пояснила ведьма. Разговаривая с вампиром, бесполезно что-то скрывать. Всё равно учует. Счастье, что их мало интересует что бы то ни было, кроме утоления своей проклятой жажды. — Была колдовская ночь… Как будто звёзды сошлись в тот узор, к какому они шли много лет.
— И ты была одна, — ухмыльнулся, показывая клыки, Липп. — Страшно, поди, одной в лесу среди ночи?
Магда досадливо фыркнула. Об этом она не говорила даже наедине с самой собой. Вампирёныш торжествующе оскалился. То была колдовская ночь и всё, и томившее её предчувствие, и жадный взгляд ночного гостя, и множество других причин, всё толкало её сделать то, что она сделала. Но ещё ей было просто страшно — одной наедине с незнакомым человеком, который непонятно зачем постучался в дождь в одинокий домик в лесу…
— Понравилась мне когда-то девушка, — без видимой связи с предыдущим разговором сказал Липп. — Ух, хороша была! Я и так, и сяк… А она ни в какую. Нашёл я в Раноге старушонку одну. Немного, кстати, запросила. Сказала, чтобы напоил я свою красавицу и вылил ей зелья в бокал. А ещё сказала, чтобы я это и не скрывал особо.
Магда заухмылялась не хуже вампира. Она знала, как действует такое колдовство.
— Угу. Всё так и случилось. Две недели я её уламывал хоть вина выпить. А как выпила — и я ничего показался. Да ещё с зельем. Погуляли мы тогда на славу… И всё бы хорошо, да только мне потом другая девчонка приглянулась, конопатая, и фигурка у неё…
Липп выразительно присвистнул.
— И моя красавица пошла к маменьке и всё выложила.
Вампирёныш невольно почесал бок, а потом голову, и Магда поняла: сюда его били… может быть, и пинали…
— Я-де приворожил, я-де злодей, я-де совратил невинное дитя… какое дитя, она меня старше была, а туда же!
Магда засмеялась.
— Правильно смеёшься. Я тогда вампиром стал, меня наставник вытащил. Но сейчас речь не о том. Я к старушонке-то ходил своей. Отворот просил. Знаешь, что она мне сказала?
— Она дала тебе какой-нибудь безобидный отвар, а денег спросила, как за настоящее зелье? — усмехнулась ведьма. — Мы всегда это делаем.
— Угу. Вот и думай сейчас. Стоило ли?
Магда перестала смеяться и нахмурилась. Всякий мальчишка, и не человек даже, её учить будет.
— Я не собираюсь его бросать, — ответила она.
Вампирёныш хмыкнул и бросил ей ещё два исчерканных углём листка.
— От тебя тоже забавно пахнет, — сообщил он и вышел из шатра.
Ведьма провозилась весь день, а, когда вышла из шатра отдохнуть и размять ноги, первым, на кого она наткнулась, был Увар. Вокруг никого не было, из главного шатра доносились голоса, похоже, там обсуждали что-то важное, от ручья — мужские и женские довольные вскрики. Там опять купались. Только в кузнице, как всегда, шла работа.
Увар смерил девушку своим странным, ищущим пристальным взглядом, полез за пазуху и достал женский гребень. На пожелтевшей от времени кости были вырезаны две голубки…
— Бертилейн, — как-то неуверенно позвал разбойник.
И вдруг ведьма вспомнила, где она его видела… конечно… тогда она была ещё совсем малявкой и рыжеватый наёмник казался ей образцом воинской стати… кем он казался Агнете? Избавителем, пришедшим спасти её из скудости отцовского дома?
Лицо Магды исказилось от острой душевной боли. Она подскочила к Увару, занесла руку для удара, но тот проворно отскочил.
— Бертилейн, малышка, — проговорил он своим сиплым голосом.
Когда он охмурял Агнету, голос у него был красивее.
— Ты! — выдохнула ведьма, с трудом справившись со своим голосом. — После стольких лет!
Её трясло. Перед глазами мелькали картины детства. Сестра, сияющая от счастья. Хмурая мать, которая всегда жалела, что не родила мужу наследников. Отец, который никогда не обращал внимания на дочерей, не следил за их воспитанием… и вдруг, совершенно случайно заставший их вдвоём — дочь и её соблазнителя. Гнев отца был страшен. Досталось и младшей дочери и их матери, воспитавшей распутницу и не уследившей за ними. Агнета тогда подурнела, спала с лица. А Увар пропал. Отец ничего не хотел слушать. Он запер Бертильду в башне и выгнал старшую дочь с позором. Босую, в одной сорочке, с распущенными волосами, тем более, что материн гребень Агнета отдала наёмнику как залог любви. Единственная вещь, которую она могла назвать своей…
Младшую дочь Крипп выставил за ворота одетой, когда она отказалась уходить в монастырь, чтобы отцу не пришлось отнимать у сына что-то из своих скудных владений на приданое. Ей повезло больше.
— Прекрасная госпожа! — перехватил её руку подоспевший Арне. — Позвольте мне заступиться за вашу честь!
— За мою честь?! — рявкнула девушка, круто поворачиваясь к рыцарю. Юноша густо покраснел.
— Я хотел сказать — скрестить клинки в вашу честь с этим проходимцем.
— С ума сошёл? — сплюнул Увар. — Ещё я с детьми не дрался.
— Что здесь происходит? — устало спросил Алард, подошедший на шум. Магда кашлянула. Болело горло.
Кажется, она сейчас кричала…
Вир стоял рядом со своим повелителем и его недовольное лицо выражало утренний вопрос. Будет ли в этом лагере порядок?!
Магду это не интересовало.
Она бросилась к жениху.
— Справедливости! — закричала она. — Ваше высочество, справедливости!
Алард моргнул. Вокруг уже собрались разбойники Увара и пришедшие под знамя Дюка рыцари.
— Что случилось, любовь моя? — спросил он и запоздало обнял дрожащую невесту.
— Я требую справедливости! — снова закричала Магда.
Вир хмыкнул, подошёл и, отстранив Дюка, без церемоний встряхнул девушку за плечи так, что она подавилась очередным криком. Магда возмущённо вырвалась из его рук.
— Я обвиняю этого человека в том, что он обесчестил мою старшую сестру и скрылся, забрав принадлежащую ей вещь! — отчеканила ведьма, ткнув в гребень, который наёмник всё ещё держал в руках. — Он не заплатил ни жизнью, ни кровью! Я требую справедливости!
В толпе разбойников послышались смешки. Увар, напротив, покраснел и нахмурился.
Алард растерянно озирался и откровенно косился на Вира в ожидании подсказки. Вир хмурился.
— Ваше высочество! — вызвался Арне. — Позвольте мне! Пожалуйста! Я имею на это право!
— Я не буду… — начал было Увар. Вир как-то странно не то фыркнул, не то рыкнул. Разбойник пожал плечами. — Если у вас этот мальчишка лишний — отчего бы нет?
Бедный Арне покраснел до корней волос. Он вытащил из-за пояса перчатку и кинул к ногам разбойника.
— Я вызываю тебя на честный поединок, — звонко заявил юный рыцарь. — Я скрещу с тобой клинки в честь моей прекрасной дамы!
Разбойники загоготали.
Увар с показной неохотой наклонился и подобрал перчатку.
— Маловата мне будет, — хмыкнул он. — Начнём, что ли? Ты давно был у священника, а, малец?
Арне обижено закусил губу и кинулся на противника с поднятым мечом. Магда охнула. Вир не глядя поймал рыцаря за шиворот.
— Сосредоточься, — потребовал он, встряхнув юношу. Арне оскорблённо стряхнул с себя руки шателена, но урок пошёл на пользу.
Магда, вернее, Бертильда, не так много знала о поединках. Её отец не ездил на турниры и не пускал туда дочь, а немногочисленные менестрели редко останавливались в их замке больше, чем на одну ночь по пути куда-нибудь в более достойное их таланта места. Так что ведьма твёрдо помнила только одно: с одной стороны меча должен быть её враг, а с другой — защитник, причём очень важно, чтобы враг оказался там, где остриё, а защитник, напротив, около рукояти. Она напрасно так сильно переживала за Арне. Сдержав свою горячность, мальчик оказался не таким уж плохим бойцом… хотя Магда не могла отделаться от подозрения, что ещё один странный рык, изданный в самом начале поединка, как-то повлиял на действия Увара. Тот дрался со странной неуверенностью, которую было сложно объяснить. Поединок затягивался.
— И от них тоже забавно пахнет, — еле слышно прозвучал за её спиной мальчишеский голос. Вир покосился на них, но ничего не сказал. Липп тихо хихикнул. — Этот… серый… он твоему… оскорбителю запретил всякие грязные приёмчики использовать. А тот и не знает, что тогда делать, болезный. Не привык он честно сражаться.
— Откуда ты знаешь?! — сердито прошептала ведьма.
— Да уж знаю. Нет, смотри, что делает! Всё равно подножку ладит! Ну, я ему сейчас!..
Магда так и не увидела, что случилось. Липп, который был одного с ней роста, опёрся на её плечо, высовывая голову, Увар на мгновение уставился в их сторону… Арне замешкался, а после решительно перешёл в нападение…
— Прекрати это! — разозлённо зашипела Магда. Вампир воспользовался способностью зачаровывать людей… днём — одного человека, которому смотрит в глаза… вмешался в поединок… и всё испортил…
— Я ничего не делаю, — засмеялся Липп. — Я только помешал Увару поставить подножку. А тебе его жалко стало?
— Ещё чего! Но победа должна быть честной!
Вампир засмеялся ещё веселее. Жалобно брякнуло железо: Арне удалось выбить меч из руки противника, Увар шагнул назад, споткнулся и упал. Воодушевлённый победой Арне подскочил, занёс меч…
— Хватит! — рявкнул Вир. Вроде бы и негромко, но у всех собравшихся зашевелились волосы на головах.
— Жулик, — засмеялся вампир. — Смотри, что задумал.
То ли Липп как-то повлиял на её зрение, то ли она так удачно стояла, но ведьма уловила блеск металла, виднеющегося из рукава разбойника.
— Упал нарочно, — прокомментировал вампир. — Сейчас мальчик бы подошёл — и получил бы под колено. Это на всю жизнь, между прочем.
— Сам будто взрослый! — рассердилась Магда.
Если бы она не закричала, Арне не рисковал бы жизнью и здоровьем…
Юный рыцарь приставил меч к груди поверженного противника и гордо посмотрел на свою даму.
Вир снова рыкнул и Увар демонстративно сложил руки на груди.
— Сдаёшься?! — спросил Арне.
Увар, не вставая, пожал плечами.
— Он не сдастся, — шепнул вампир. — Не такой он человек.
— Пойди прочь! — закричала ведьма. Все на неё оглянулись. Вампир снова засмеялся.
— Забавно вы все пахнете, — сообщил он и действительно отошёл в сторону.
Магда вздохнула и подошла к своему рыцарю.
— Благодарю тебя, — произнесла она, пытаясь говорить достаточно торжественно. На душе было… пусто… мерзко… кисло.
— Я что-то сделал не так, прекрасная госпожа? — забеспокоился Арне. Магда покачала головой и бегло осмотрела юношу. Пара царапин. Не ранен.
— Ты мне очень помог, — ответила Магда. — Спасибо тебе.
— Я могу для вас что-нибудь сделать? — вскинулся рыцарь.
— Нет. Прости. Оставь меня пока. Мне… мне надо подумать. И ещё раз спасибо.
— Но, госпожа…
— Оставь её, — посоветовал Вир, опуская тяжёлую руку юноше на плечо. — Пойдём лучше, поговорим. Оно полезней будет. Увар, вставай! Хорош разлёживаться!
Арне убрал меч в ножны, Магда повернулась и медленно, как больная, побрела куда-то в сторону ото всех. Алард что-то крикнул вслед, но она не слышала. Догонять он её не стал. Ведьма не могла сказать, хотелось бы ей этого или нет.
— Бертилейн! — раздался за спиной сиплый голос. Магда круто повернулась и разбойник цепко схватил её за руки. — Малышка! Это ты! Ты нашлась! Мы весь Тафелон обошли… Агнета все глаза исплакала… трое у нас… среднюю в твою честь назвали… просили вашего отца отпустить тебя к нам… хоть на малышку бы посмотрела… а он… не знали, где ты… искали… Ты нашлась! Малышка! Сестрёнка моя! Маленькая! Как ты выросла! Красавица стала! Агнета-то как рада будет! Детей тебе покажем! Нашлась! Нашлась!
Магда моргнула. В этот миг она действительно вспомнила всё. Невысокого, но крепкого наёмника, над чьими волдырями от солнца она всегда смеялась… который таскал её на плечах… воровал ей мёд из чьих-то ульев… обещал отправиться добывать её сестре волшебный цветок, а ей самой — голову чудовища-стража… пел какие-то диковатые песни… выпутывал репей из её кос… кидались мальчишки из отцовской деревни… отстегал их крапивой… всегда звал сестрой… и смотрел на Агнету так, как будто прекрасней её на свете-то не было.
— Отец ваш меня выставил, да послал за мной каких-то… — Он грязно выругался, спохватился и страшно побагровел, с испугом уставившись на невестку. — Я отбился, но валялся долго, не смог увести с собой Агнету… все ноги сбила, бедняжка… А потом нашла и выходила. На руках носил! Одно горе — ты там оставалась. Что же ты так, маленькая моя? Неужто ты думала, что я Агнету бросил? Как же ты так? Я бы лучше в огонь кинулся! Но ты нашлась! Уж как Агнета рада будет!
Магда стояла перед Уваром, только моргая, а тот всё говорил, говорил, говорил, захлёбываясь словами, которые не успевал выталкивать. К ним, осторожно ступая, подошёл Вир.
— Объяснились? — коротко спросил он.
Магда повернулась к нему.
— Ты знал!!!
— Ну да. Я почуял. Я и Агнету знаю, а вы похожи. Ты разве постройнее будешь.
Магда заворожено уставилась на него… потом на своего… зятя?!
— Бертилейн, что с тобой? — встряхнул её Увар.
Ведьма моргнула. Происходило что-то кошмарное, что-то такое, чего не могло, не должно было случиться.
Магда с ужасом посмотрела на свои руки, которые всё ещё крепко сжимал разбойник.
— Моя сила… — прошептала она. — Она… она… уходит?!
Вир шагнул к ней, заслоняя собой солнечный свет… стало очень темно… темно… темно… и мир исчез. Осталась одна пустота.
Магда открыла глаза и увидела белёный потолок, какие бывают в богатых крестьянских домах. Повернула голову и встретилась с любопытным взглядом маленькой девочки, сидящей возле постели на чурбачке. Та немедленно вскочила на ноги.
— Мама! — закричала девочка. — Тётя очнулась! Очнулась, мама!
И девочка вприпрыжку выскочила за дверь.
Магда моргнула.
Она лежала на широком ларе, под головой — подушка, кто-то укутал её в лоскутное одеяло. Дом вокруг неё был… странным. В нём как будто чего-то не хватало и что-то, однако, было лишним. Странной была и она сама. Чего-то в ней точно не хватало… чего-то очень важного… и вместе с тем…
Девочка снаружи продолжала кричать.
— Не шуми, Бертилейн, — строго попросил… такой знакомый голос. Магда вскочила так резко, что у неё закружилась голова и ей пришлось сесть обратно на ларь. А в двери уже входила… с уложенными вокруг головы светлыми волосами, со знакомым ласковым взглядом ореховых глаз, заметно пополневшая, но такая родная…
— Агнета!!!
— Сестрёнка!
Прошло много времени, прежде чем бессвязные восклицания сестёр перешли в разумную беседу. Агнета и Бертильда сидели, держась за руки, и говорили, говорили, говорили, а вокруг них бегала маленькая девочка, подхватывая понравившиеся ей слова.
— Нашлась!..
— Так долго искала…
— Сбила ноги…
— Стала ведьмой…
— Бедный мой, на нём места живого не было!..
— Горевала каждый день…
— Отлично зажили с ним…
— Грустила…
— Трое детишек…
— Надеялась…
— Назвали как тебя…
— Пришла сюда…
— Где же ты была так долго?
— Чем же ты занималась?
Они говорили и не слушали друг друга, пока Агнете не заметила, что её маленькая дочь прыгает на одной ножке и распевает:
— Стала ведьмой, стала ведьмой, искала-искала — и стала ведьмой, стала ведьмой, искала-искала — и стала ведьмой, стала ведьмой, искала-искала — и стала ведьмой, ведьмой, ведь-мой!!!
— Замолчи! — крикнула Агнете и маленькая Бертилейн села на пол и разревелась. Мать немедленно подхватила девочку на руки и прижала к себе. Укачав, она спустила ребёнка на пол и подтолкнула к выходу. — Беги, поиграй во дворе, милая.
Она перевела полный тревоги взгляд на сестру.
— Ты стала ведьмой?!
Магда выдержала её взгляд.
— Да. Я была ведьмой.
— Была?!
Магда смотрела прямо, но в глазах её появились слёзы.
— Я отдала этот дар за то, что нашла тебя, — сказала бывшая ведьма.
Агнета покачала головой.
— Я не понимаю.
— Когда ты чего-то очень хочешь, ты пытаешься этого добиться, — объяснила Магда. — Ты ищешь. И если не находишь — тебе плохо, очень плохо. И если у тебя есть талант… однажды к тебе приходят… или ты случайно находишь дорогу…
Магда помнила, как будто это было вчера. После блужданий ступила на жуткие земли Серой пустоши. Вспомнила летающих по небу учениц. Вспомнила заклятья, которые звучали, казалось, сами собой. А потом кто-то встал перед ней и заговорил… А после её взяли за руку и повели в Бурую Башню. И кто-то — Магда так и не запомнила, кто — сказал, что у неё хорошая душа и Освободитель — Враг плотского мира — будет рад. И что волшебство может всё. И что её желание — это проклятие, потому что оно иссушило её душу. И она должна разделить проклятие с ними, с теми, кому было дано прозреть. И она согласилась, потому что отец прогнал её, потому что она никак не могла отыскать сестру, потому что она долго шла и устала и потому, что не видела лица говорящего.
А потом всё закончилось, и она оказалась на самой обычной кухне, только очень большой. Ведьмы предпочитают жить и учиться на кухнях: там тепло и можно готовить зелья. Человек, чьё лицо оставалось в тени, сказал, что завтра ей дадут новое имя и посоветовал отдыхать.
Наутро она проснулась ведьмой Магдой и была ею долгие годы… Очень долгие, наполненные учением и колдовством годы. Долгим был каждый день.
— Понимаешь, есть плата, — продолжала объяснять Магда, решительно стирая слёзы рукой. — Ты отдаёшь душу для того, чтобы выполнить заветное желание. И пока оно не выполнено, ты владеешь силой.
— Ну уж не я! — воскликнула Агнета.
— Да, — кивнула Магда. — Не ты.
Старшая сестра вгляделась в лицо младшей.
— Прости, дорогая. Я не хотела тебя обидеть. Значит, ты была ведьмой?
— Да, — просто ответила Магда. — Я перестала ей быть, когда поняла, что моё желание исполнилось.
— И ты получила душу обратно? — не отставала Агнета.
— Выходит, так, — пожала плечами бывшая ведьма. Она вовсе не чувствовала себя как человек, вернувший душу обратно. Скорее она чувствовала себя как человек с огромной дырой в душе. Дырой, на месте которой когда-то было колдовство.
Теперь понятно, почему ведьмы боятся любить…
— Расскажи о себе, — попросила Магда. — Ты нашла Увара, когда отец выгнал тебя из дома. А потом? Увар тебя содержит, работает на тебя?
— Увар? — улыбнулась женщина. — Уж он наработает!
— Он же не… ну…
— Что? — спросила Агнета чуть резче, чем следовало.
— Он же не разбойник? Я видела, как он вернулся с грабежа.
— Увар?! — недоуменно переспросила Агнета и расхохоталась. — Деточка! Да он добрейший человек на свете!
— Но он грабил людей! Я видела!
— Он не грабил, — твёрдо ответила Агнета. — Он наёмник. Разбойник грабит для себя, а наёмник просто делает то, что ему велят. И наёмники всегда берут что-то у крестьян, разве ты не знаешь?
Магда знала. Но раньше это не казалось таким… неправильным. Где-то в чужой земле, куда отправились за чем-то очень важным… и только потому что, что твоим воинам нечего есть.
Но разве людям Дюка было что есть?
Но разве они не могли честно работать?
Но разве они умели?
— Так как вы живёте? — спросила Магда, чтобы унять вихрь вопросов, которые теснились в её голове.
— Я научилась ткать золотом, — гордо улыбнулась Агнета. — Мы пришли в Тамн, тогда ещё не родился Анико — это мой старший, — и я нанялась мыть полы к мастеру, у которого ещё не было учеников, которые бы мыли для него полы, и я поняла, как это делается. А я очень хорошо умею ткать.
Она слегка помрачнела.
— Я ткала лучше их мастеров, и им не хотелось это признавать. Поэтому кто-то из них… украл меня. Знаешь, милая, это не так весело, как в балладах, когда девушку воруют только для того, чтобы явился её спаситель.
— Или не так весело, как в балладе про девушку, которая всю ночь дралась со своим похитителем? — улыбнулась Магда и напела припев. Агнета покраснела.
— Я надеялась, что ты забудешь эту глупую песню! Вот и Бертилейн такая же — всё, что слышит, всегда напевает!
— Не отвлекайся, — попросила Магда. — Что было дальше? Чего они хотели?
— Увар был далеко и они хотели, чтобы я сидела и ткала на них за хлеб… и побои. Они думали, что он уже меня не найдёт. Но он вернулся раньше… понял, что меня нет и нашёл господина Вира.
— Что?! Вира?!
— Ну да, — подтвердила Агнета. — Он… они уже были знакомы… нам страшно повезло… господин Вир нашёл меня… Мы всегда будем ему благодарны. Мы назвали в его честь моего младшего. Вирелейн сейчас у своей бабушки, а Анико делает вид, что их охраняет.
— А почему ты не оставила там же Бертилейн? — не поняла Магда.
— Потому что Бертилейн всегда поёт песенки о том, что сказали взрослые, — мрачновато ответила сестра.
Они помолчали, обе думая о том, что могла услышать девочка и как сложно с таким ребёнком.
— Вы здесь живёте? — спросила Магда, оглядывая дом. Было в нём что-то неправильное, но вот что — она сказать не могла.
— Ах, нет! — отмахнулась Агнета. — Люди, которые тут жили, бросили свои дома, когда сбежала их ведьма. Прости, сестрёнка, я испугалась, когда ты сказала, что стала ведьмой. За тебя. Ты знаешь, братья заступники…
— Знаю, — оборвала Магда. — Так ты поселилась в чужом доме?
— Только на несколько дней! И я навела тут порядок, так что нечего на меня так смотреть. Господин Вир велел Увару привезти меня поближе, когда понял, что ты моя сестра. А ещё он велел сказать ему, когда ты очнёшься. И готовиться к отъезду. Он заглянет к вечеру.
Вир действительно пришёл к вечеру. Он шагнул в дверь так непринуждённо, словно заявился к себе домой. Магда подумала, что в каком-то смысле так и было.
— Увар увезёт тебя и девочку, — без предисловий обратился он к Агнете. — Но Бертильда пойдёт со мной.
Агнете покорно кивнула.
— Пойду? С тобой? — удивилась Магда. — С чего это?
— С того, что рядом с тобой Агнете может грозить опасность, — спокойно ответил шателен. Он заметил протестующее движение женщины и сделал успокоительный взмах рукой. Магда с неодобрением посмотрела, как сестра покорно кивает и задала вопрос, который мечтала задать ещё с того момента, как их с Виром встретил Алард. Ну, почти такой.
— А она знает, что ты оборотень?!
Настала очередь Агнеты твёрдо выдерживать взгляд сестры. Вир хохотнул.
— Ещё бы она не знает! Она тебе рассказала… про ткачей?
— Рассказала. Так ты… ты сменил облик, чтобы её спасти?
Магда была потрясена. Проклятые традиционно не вмешивались в дела людей, что бы то ни делали друг с другом.
— Это было нетрудно, — пожал плечами Вир. — Во втором облике. К тому же в человеческом меня слишком многие знали. Я напугал тогда твою сестру, но это неизбежное зло.
— Но как ты узнала? — вмешалась Агнета. — Он сказал тебе?
Магда покачала головой.
— Чтобы одежда превращалась вместе с оборотнем, он должен сам убить зверя и сшить его жилами из его же кожи себе наряд. В куртке Вира нет ни единой нитки. Потом, то, как он двигается… и он шёл по дороге ночью. Через лес.
— Ты тоже там была, — усмехнулся Вир.
— Но я-то знаю, как я там оказалась!
— И как же? — неожиданно строго спросил оборотень. Под его взглядом бывшей ведьме расхотелось отпираться или врать и она ответила правду:
— Меня привёл туда убийца. Я его одурманила и сбежала. Или ты посоветовал бы ждать его пробуждения?
— Что за убийца? — не отставал Вир.
— Тебя хотели убить! — ахнула Агнета, но мужчина жестом попросил её помолчать и она снова повиновалась.
— Ты знаешь, — хмуро ответила девушка. — Тот, которого искали аллгеймайны.
— А! И ты его одурманила? Выходит, он тебе доверял.
— Он мне не доверял. Поэтому я смогла его одурманить, — ответила Магда. — Ты ведь не думаешь, что я должна была отказаться ему помогать?
— Это не мне судить, — сухо ответил Вир. — Но если он правда тот, о ком я думаю… тебе повезло.
— Угу.
Они недолго помолчали. Потом Магда спросила:
— Значит, на самом деле ты не шателен?
— Почему? — удивился Вир.
— Но ты говорил, что твои предки…
— А! — усмехнулся Вир. — Удобно, правда? Никто и не подозревает. Все знали моего отца и отца моего отца. Я стал оборотнем по обещанию. Знаешь, что это такое?
Магда кивнула. Оборотень по обещанию… да, она слышала кое-что о них. Каждая ведьма знала, что это такое и как такого… сделать. Это было непросто.
— Прекрасно. Я принёс твою сумку. Мы уходим. Агнета, очень прошу, не смотри вслед. Увар скоро придёт.
— Как уходим?! Куда уходим?! А Алард?! А Арне? Не могу же я вот так вот…
Вир шагнул к девушке и посмотрел ей в глаза. Магда увидела холодный и нерассуждающий взгляд хищника. От него по коже бежали мурашки.
— Ты можешь. Можешь, если хочешь жить. Об Арне позаботятся. А Алард… Ты разве не знаешь, что брат Флегонт вернулся?
— Откуда? — промямлила Магда. — Мне никто не сказал.
— Теперь — знаешь. Долго ты проживёшь здесь? Ты приворожила будущего Дюка! О чём ты думала, когда являлась сюда?!
— Я не являлась, — обиделась Магда. Рядом со старшей сестрой и Виром с его вечными приказами она чувствовала себя маленькой девочкой.
— Приворожила?! — одновременно с ней ахнула Агнета. — Милая, но это злое колдовство!
Несмотря на серьёзность ситуации, Магда прыснула со смеху. Даже Вир чуть-чуть улыбнулся.
— Я не знала, куда мне идти, — огрызнулась бывшая ведьма, обращаясь к оборотню. — И я хотела предупредить его об опасности.
— Предупредила? — хмыкнул Вир, и Магда почувствовала, что краснеет.
— К слову не пришлось, — пробормотала она и повернулась к сестре. — Я никого не привораживала. Просто… он в это поверил. И всё.
— Но сейчас важно, что он в это верит! — рявкнул Вир. — Поэтому ты идёшь со мной, а Агнета уедет отсюда.
Магда вздохнула. Судьба продолжала ею играть.
— Я уйду только когда увижу, как уезжает Агнета, — решительно заявила она. Вир усмехнулся.
— Договорились, — хмыкнул он.
Таблиний — в древности часть дома, отгороженная от садика с одной стороны и общей залы с другой занавесками, в которой хозяин дома занимался делами и хранил документы на досках-таблицах. Здесь — кабинет
Аспидная доска — то же, что и грифельная. Пластина из чёрного сланца — аспида.
Виуэла — струнный инструмент, родственный виоле. На виуэле играли с помощью плектора или перебирая струны пальцами
Кнехт (здесь) — простой боец феодальной армии, самый низший, некомандный чин.
Аллгеймайны (здесь) — отряды, собранные баронами со всей страны, подчиняющиеся непосредственно совету баронов, а не какому-то одному феодалу.
Рыцарское платье — узкое платье без рукавов, стягиваемое по бокам шнуровкой и надеваемое поверх нижнего платья. Как и рыцарская рубашка, была гербовых цветов своей хозяйки или её сюзерена.
Силлогизм — логический вывод
Эпитет — определение при слове, влияющее на выразительность описываемоего.
Анафора, эпифора, киклос и хиазм — названия риторических фигур, применяемых для украшения речи. Анафора — риторическая фигура, заключающаяся в повторе начальных частей смежных предложений..
Эпифора — риторическая фигура, заключающаяся в повторе концевых частей смежных предложений.
Киклос — риторическая фигура, заключающаяся в повторе начала и конечности предложения.
Хиазм — риторическая фигура, заключающаяся в «крестообразном» сочетании элементов предложения