- "Ты - не один! Ты - ноль!" Хорошо подойдет для благотворительного марафона в пользу детей-сирот...
- Не кощунствуй.
- Да я-то только на словах... А ты разве никогда этим не занимался?
- Чем это "этим"?
- Лохоразводными процессами.
- Не до такой степени.
- Да ладно, - хмыкнула Ксения и заговорила плакатным голосом: - Все на выборы свободного выбора! Помешаем тем, кому уже ничто не поможет! Вася, ты прав, потому что ты - Вася!
- О, вот о выборах только не надо. Не участвовал. Не верю я вообще ни в какие выборы...
- Ого! Даже в нравственный выбор?
- В особенности. Выбор у человека в жизни вообще небогат: то ли жить в счастливом неведении, то ли в неведении счастья. Ты вот как предпочитаешь?
- Я-то? В счастливом неведении счастья...
- Самый скверный вариант.
- Ничуть. Просто я невезучая. На меня где сядешь, там и слезешь... Согласись, счастье сразу же садится тебе на шею. И ты трясешься, боишься его потерять, носишься с ним, как с зассанной торбой. Рабство в розовых одеждах.
Голицын поцокал языком и пробормотал: - До чего оригинально, боже мой... Ладно, хрен с ним, со счастьем. Не про нас писано... А вот порубились сегодня славно. И action, и fantasy в одном флаконе... Любовь и смерть всегда вдвоем...
- Вдвоем - еще не значит вместе, - мрачно отозвалась Ксения и быстро спросила: - И, кстати, ты о какой любви говоришь?
После этого ее вопроса до Голицына наконец-то дошло, что пора заткнуться. Хорошо, конечно, когда у девушки осиная талия, но когда осиная попка...
Утро утрёт все утраты, даже самое хмурое и хромое утро.
Только пустили коней в галоп, как вдруг кончилась осень, будто Господь подвел под нею длинную волнистую черту белым карандашом снега. Впереди сколько хватало глаз, раскатывалось ровное заснеженное поле. Кони упирались, хрипели тревожно, прядали ушами и волочили копыта по земле. Наконец, кони стали и на шпоры уже не реагировали.
Ксения из-под ладони бросила взор в высоту и заговорила:
- Люблю небо... Знаешь за что?
- За что?
- В небе нет тупиков.
- Ага... И лыжни тоже нет.
Ксения потрепала Серебро по холке, склонилась к его уху и принялась что-то туда нашептывать. И через минуту кони уже уносили всадников по льдисто-лучистому снегу по направлению к горизонту. Хотя, в принципе, под это определение подходят все возможные существующие направления...
Снег был вдвойне похож на яичную скорлупу: и так же бел, и так же оглушительно хрустел под копытами. По-видимому, именно эта ассоциация пришла в голову Ксении, и Голицын, напрягая слух, мог слышать, как она еле слышно бормочет: "Снова в имени Христос слышу хруст хрустальных роз".
- Что я слышу? Опять стихи? - осведомился он язвительно.
- А... Это все Муза. Она, как шиза. В печке не сожжешь и в водке не утопишь. У нас к тому же лесбийская страсть.
- Ну-ну, - только и ответил на это Голицын.
Говорить вообще было трудно: слова мгновенно примерзали к губам, как монеты на морозе.
Минут пять ехали молча, потом Ксения запела негромко некую странную дорожную песню:
Ни огня, ни темной хаты,
Глушь да снег, навстречу мне
Только тигры полосаты
Попадаются одне.
Грустно, Дима, путь наш скучен,
Скучно, Дима, путь наш грустен,
Позвоночник перекручен,
Как не снилось и Прокрусту...
- Тигров не вижу, волков вижу, - сказал Голицын сквозь зубы.
Вначале они выглядели, как маленькие, прыгающие по снегу серые мячики. Но они приближались. Быстро, слишком быстро. Они бежали безмолвно, зловеще-косо загребая лапами, пустив хвосты по ветру. За ними стлался по воздуху инверсионный снежный след.
Чернота под Голицыным тревожно-зло заржал, обнажив чудовищные желтоватые зубы, вскинулся на дыбы, замолотил воздух копытами.
- Не балуй! - заорал Голицын, врезав коню по холке ребром ладони.
- Все равно по снегу не уйдем, - проговорила Ксения спокойно. - Давай спиной к спине...
Она выковала из морозного воздуха два меча, и Голицын подумал, что пора бы, черт возьми, и самому научиться этому нехитрому фокусу.
Странные это были волки. Вместо серебристо-узких волчьих морд у них светились мертвые детские лица. Да, лица детей лет пяти, желтые, словно наформалиненные.
Вожак стаи, спружинив, кинулся на Ксению, целясь в горло.
Шелест, сверкание, и детская голова покатилась по снегу, оставляя за собой парную брусничную дорожку.
Стая сразу стала. Постояли, потоптались, повыли со смертоносной тоской, запрокидывая к небу лица мертвых Агнцов. И исчезли. Именно исчезли, как это случается с поверженными персонажами компьютерных игр.
- Невозможно привыкнуть к тому, что ко всему можно привыкнуть, сказала Ксения, усмехнувшись странно.