Очухиваюсь прямо на нашем импровизированном полигоне, проламываю несколько уцелевших деревянных ограждений, и останавливаюсь уже когда меня впечатывает в стальной заборчик.
— О-ох… — выдыхаю с болью.
Эльфийка влетает за мной уже через секунду. Вижу, как ко мне бегут Андриэль и Яная, а за ними, спешит ПИМИ. Отрицательно качаю головой, и активирую отцовский, модернизированный дедом армейский щит. Нас укрывает силовым полем, сейчас выкрученным на максимум, его хватит минут на пятнадцать, а больше нам с «Кариниэль» и не надо. Отсюда выйду или я, или она.
— Ты, уродец, ты всё испортил. — шипит как змея девушка. — Если бы не ты, мы расчехлили бы эту дуру вовремя, как и её мать, и он бы был жив.
Она поднимает меня над землёй, совершенно игнорируя возведенную защиту.
— Он? — тяну время я.
А тело тем временем поднимается в воздух, и упирается в энергощит, спину сильно обжигает, чувствую, как одежда вплавляется в тело, но терплю, сжав зубы.
— Отец этой ушастой суки! — кричит она, а по лицу женщины текут слёзы, оно искажено гримасой боли и ненависти ко мне, всему миру: — Или ты думаешь что я всё это делаю просто так, что борюсь очередной десяток лет с его болезнью просто так, и вот когда после долгих экспериментов, наконец нашла способ, появляешься ты…
Мне прилетает удар в живот, и я отлетаю в другую сторону полигона, сгибаясь и издавая стон боли. Падаю, чувствую, как во мне всё меняется. Но меняюсь не только я. Черты лица эльфийки текут, острые уши исчезают, меняется причёска, форма лица. Даже рост. Передо мной стоит Галина.
— Любовь? — растерянно выдыхаю я. — Всё это из-за любви?!
Я чувствую землю под собой, она меня слушает, это очень необычное ощущение. Какой же всё-таки я обрубок, а не шаман. Бабушка жалела меня, не говоря всю правду. Эликсиры начали действовать, мои силы растут.
— Да что ты знаешь о любви, тварь! — она швыряет в меня очередное заклинание, но я ставлю воздушный щит, и он поглощает его.
В руках закипает огонь, превращаясь в лаву, а ещё через секунду я швыряю огромный метеор прямо в женщину. Она выставляет вперед руки и с трудом сдерживает напор огненного болида, но ей это удается, моё заклинание прямо на глазах разрушается и опадает пеплом на землю.
— Посмотри на себя, тебя вообще не должно быть. — она в истерике, продолжает рыдать и кричать на меня: — Всё испортила ошибка природы, которой не должно быть, как же это больно. Но ничего, я убью твоих родных, убью тебя, а потом эту твою суккубу. Вот с ней я позабавлюсь на славу.
В меня летит что-то вроде лезвий праха, я вытягиваю из-под земли влагу, наполняю лезвия водой, и разворачиваю, швыряю обратно.
— Урод! — снова шипит она, и распыляет мою импровизацию: — Что ты можешь знать о любви, твоей эльфийке, за которой ты как верный пёс бегал, и защищал от всего, было плевать на тебя. Когда я её разделывала, то очень тщательно расспросила обо всём. О-о-о, ты можешь быть уверен, она подыхала не меньше недели, умоляя меня прекратить. Пришлось постараться, чтобы сохранить от неё слепок ауры и внешность.
— И всё это было ради любви? — с ужасом спрашиваю я, а сердце предательски болит. Я понимаю, что проиграл. Убью я её сейчас или нет, это не изменит того, что Кариниэль мертва, я не смог защитить девушку. Но если я сейчас проиграю — тогда могут умереть ещё и Яная с дедом и бабушкой. — Ты развоплотила девушку, лишила её посмертия?!
— ДА!
Галина запускает в меня очередной аркан, в этот раз он выглядит как чёрный клубящийся шар. Распыляю его — это просто, духи воды отлично справляются со смертью. Галина снова кричит:
— Ты в зеркало смотрелся, ты понимаешь, что ТАКОЕ как ты дерьмо нельзя любить, да и я сомневаюсь, что ты сам умеешь любить.
Я пропускаю удар, и плечо обжигает болью, меня разворачивает, опрокидывая на землю. Ветер слушается, и я поднимаю своё тело над землёй, вскидываю руку, в неё с небес, прямо сквозь щит, прилетает молния, которую направляю в Галину. Женщина сопротивляется пару секунд, и её отбрасывает. Не успеваю порадоваться, как прилетает ответный удар, и земля прямо передо мной вздыбливается, защищая от чёрного пламени, которое всё же успевает немного опалить мне волосы.
— Ты не знаешь! — кричу я, не выдерживая.
— Ха-ха-ха! — сначала тихо, а потом громко смеется она, вставая. — Ты действительно идиот, жаль тебя будет убивать, я не такой монстр как ты думаешь, просто иногда нужно…
Она не успевает договорить, я призываю духов огня, и швыряю в неё огненный смерч, а следом добавляю несколько огненных болидов. Женщина держится пару секунд, а потом её поглощает огонь. Я облокачиваюсь на одну из немногих уцелевших стенок, пытаюсь отдышаться. Но не тут-то было — огонь спадает, и из него выходит обгоревшая, без одежды, совершенно лысая женщина. Не выходит, понимаю я, а ковыляет как старуха.
— Ты и правда рассчитывал убить меня, недомерок? — устало спрашивает она: — Я же вижу, что ты из себя представляешь — уродская аура, она спутана так, что вообще непонятно каким образом ты существуешь. Целитель, что помогал зачать тебя — отчаянный разумный, природа чётко определила кто и с кем может иметь потомство, а гномы и орки — совершенно не тот случай.
Я закручиваю воздушный вихрь, вплетая в него сгустки воды, которые образуют острые льдинки, и направляю несколько таких на колдунью. Она с лёгкостью отбивает всё, а я вижу, что прямо из кожи, в разных местах, у неё торчат какие-то отростки, кое где небольшие кривые шипы, а глаза изменились и зрачки вытянулись, раздвоились.
— Ты сегодня умрёшь, я клянусь перед духами. — выплёвываю ей сквозь зубы.
— Заткнись. — просто отвечает тварь. — Ты мало того, что слабосилок в магии и колдовстве, так и размазня каких поискать.
Она даже не поднимает рук, просто зло на меня смотрит. Тело поднимает в воздух, руки и ноги вытягиваются, их начинает выгибать. Я сопротивляюсь, хотя знаю, что всё бесполезно, ещё пара секунд и она меня сломает. Мой резерв куда-то исчезает, остаётся только капля силы где-то на самом дне, теперь точно всё. Галина пошла дальше, чем я, она не только вызвала демона и связала с собой, а ещё и поглотила его, сливаясь с инфернальной тварью. Ей больше нет места на этом плане, и теперь её ждёт уничтожение. В любом случае — умру я, или останусь жив, ей жизни уже не будет. Хотя сначала, наверное, препарируют хорошенько. Не часто колдуны совершают такую глупость, и учёным будет интересно изучить эту тварь.
— Я не такой монстр как вы все думаете, но ты должен ответить, и я убью всё что ты любишь… — говорит, а слёзы опять текут из её глаз. — Ты всё испортил, ублюдок, совсем всё испортил, грёбаный ты коротышка, он же мог быть живым, мы могли быть вместе!
Женщина всхлипывает, утирает изменившийся нос, который сейчас задрался к верху, увеличился раза в два, и обе ноздри смотрели вперёд, а в них что-то копошилось — то ли щупальца, то ли мелкие инфернальные создания.
— Ты сдохнешь, сволочь, ответишь за всё, обещаю тебе… — уже я начинаю шипеть.
Моя правая рука хрустит, и ломается, выгибаясь и безвольно обвисая.
— А-а-а-а! — кричу, но челюсть почти сразу перестаёт слушаться, рот закрывается, и получается только мычать вместо крика.
— Заткнись! — орёт это существо, продолжая изменяться.
У женщины прорезаются из спины четыре крыла, но не перепончатых, а как у насекомых, смотрится это жутко, будто огромная стрекоза передо мной.
— Ты умрёшь, и ответишь за то, что сделал. — говорит она изменившимся, каким-то грудным голосом.
Ломается правая нога, но сил кричать нет, даже на заклинания не осталось — резерв полностью пуст. Она выкачала всё что могла, а духи не слышат меня. И правда, на что я мог только рассчитывать, я же долбанный обрубок шамана и лекаря, недоделанный колдун, просто никто.
«Когда есть такие как Галина, должны быть такие как мой дед.» — грустно думаю я.
Ломается вторая рука.
Последняя целая конечность хрустит, нет сил даже мычать. Грудь сжимает, и чувствую, как пару рёбер трещат, а потом протыкают лёгкие. Я начинаю хрипеть, изо рта и носа льётся кровь. Галина наконец отпускает меня на землю, куда я валюсь кулем.
— Ну и чего ты добился, маленький урод? — спрашивает она тихо. — Жаль у меня мало времени, ты достоин более мучительной смерти, хотя…
— А-а-а-а… — тихо кричу я, даже не кричу, а просто издаю шипящие звуки, когда один из моих глаз вырывается из орбиты.
Галина не даёт мне потерять сознание, чем бы она не стала, но отличным целителем всё ещё остаётся. Внимательно следит что бы я не потерял слишком много крови и не ушёл в болевой шок.
«Когда есть такие как эта тварь, должны быть такие как мой отец». — Осознаю я с горечью.
Я сейчас всё ещё полноценный шаман, стимуляторы продолжают действовать, и лёжа на боку, вижу какую-то непонятную, голубую дымку. Потом ещё одну, и рядом снова что-то замечаю. Пытаюсь оглядеть всё — и понимаю, что это духи. Духи моих предков. И не только орков, тут и гномы, и даже человек один есть. А вот чуть дальше одинокий эльф в одежде из самой древности — когда они ещё жили в лесах и поклонялись огромным деревьям. А вот ещё непонятно кто, массивная фигура, но точно не орк, шлем с рогами, странно. И внезапно приходит осознание — это не шлем с рогами, это рога у разумного, ведь он демон. Так вот какому предку стоит сказать спасибо за порченную кровь. Интересная встреча.
Все они смотрят на меня укоризненно, мол — чего лежишь, вставай, борись. Но что я могу, кто были они — великие воины, и кто есть я, жалкая пародия на разумного. Но они продолжают меня буравить взглядами.
«Да когда же закончит действовать эликсир, я не хочу быть шаманом, не хочу видеть этих духов.» — Молю непонятно кого.
Дух-демон поднимает руку в странном жесте.
Дух человек прикладывает кулак к сердцу.
Духи орков просто что-то рычат беззвучно.
Духи гномы поднимают своё эфемерное оружие, у всех разное — у кого арбалет, а у кого даже древнее ружьё.
Дух эльф вскидывает над головой свой лук, и кланяется.
Они отдают мне честь — понимаю спустя несколько секунд.
Мёртвые верят в меня, они знают, что шли до конца сами, а во мне их кровь и значит я тоже буду идти до конца. И я последний из них, прямой потомок всех этих разумных, и какое же я жалкое зрелище, наверное, сейчас из себя представляю. И несмотря на это всё, они всё равно отдают мне честь — все орки, и гномы, да и немногие остальные. Все они прошли свой путь. Значит и я должен это сделать, пусть и оборву наш род.
Ко мне подходит босая ступня, сейчас наполовину покрытая чешуёй, а часть ногтей превратилась в когти, Галина говорит:
— Вот и всё…
— К-к-к… — пытаюсь сказать я, но ничего не получается, захлёбываю болью и кровью.
— Что ты там бормочешь, урод? — удивляется женщина.
Она что-то делает, видимо хочет услышать мои последние слова, становится чуть легче.
— К-к-когда е-с-с-сть т-т-так-к-кие как т-ты, должны б-б-быть т-т-такие как я. — наконец говорю с трудом.
— Что? — не понимает она, видимо её заклинания больше не действуют.
— Умри, тварь. — выдыхаю последние остатки воздуха, и бросаю тело в её сторону, применяя свой последний аркан. Мне и правда жаль где-то в глубине души эту влюблённую женщину, которая сошла с ума. Но ещё больше я её ненавижу.
Я обманывал сам себя, когда пугал полуэльфа федерала, и думал, что не смогу сделать тоже что сделали мой отец и дед. Так как они — не смогу. Но я ведь колдун, и могу по-своему. Магия крови — последнее средство, самое лёгкое. Не нужен никакой резерв, никакие огромные магические способности, нужен лишь сам колдун.
— Не-е-ет! — кричит она, поняв.
Но уже поздно, я отдаю себя всего последнему заклинанию, выжигаю свою ауру и сущность, которая должна остаться после смерти и уйти во Тьму, отдаю всё что есть в последнем рывке — свою жизнь. И превращаю всё это в чистейший элементальный огонь, добавляя к нему чёрный, колдовской. Не знаю сколько это килотонн в цифрах, но щит удержит, он на максимуме. А вот Галине это не пережить, знаю точно.
Я шаман.
Я колдун.
Я лекарь.
Я не какой-то там обрубок, во мне течёт кровь великих воинов, а значит мой путь предопределён — я должен победить во что бы то ни стало. Я должен чувствовать свою правоту, какой бы она ни была, и идти по своему пути. И я буду это делать, даже несмотря на то, что осознал всё в последние секунды жизни. И пусть магия крови уничтожает само существо колдуна, распыляя его в бесконечности, не давая даже намёка на посмертие. Пусть я не увижу даже Тьмы, меня не станет. Зато не станет и этой твари, которая принесла столько горя не одному мне, а многим сотням разумных.
Огонь поглощает весь полигон, и пытается проломить силовой щит, я чувствую две стихии — огненную и колдовскую, я и есть сейчас этот огонь. Последнее что вижу, прежде чем уйти — тело и душа Галины превращается в пепел.
***
Я ещё живой, когда всё кончается, тело превратилось в обугленный кусок мяса. Я даже не могу сделать свой последний вдох — просто не чувствую себя. Зато понимаю, что моё сознание растворяется в пустоте. Моя суть, моё существо, всё начинает исчезать, утекать как песок. Мне страшно — я начинаю забывать. Сначала приходят картинки из памяти, но я понимаю, что не помню имён разумных. Кто этот гном? Дед? А как его звали? Кто такой дед? А кто эта зеленокожая старая разумная? А эта девушка с серой кожей, почему меня так тянет к ней. Кто такой я?!
Память рассыпается, я пытаюсь собрать её воедино, как ребёнок пытается из цветных кубиков сделать домик. Но всё разрушается едва я начинаю. Чёрт!
«Что такое чёрт?» — проносится в голове.
«Что такое голова?» — спрашиваю себя.
«Что такое «себя», и кто такой я?» — непонятный голос в голове.
Меня отвлекает что-то, какое-то непонятное чувство, очень приятно и спокойно становится на душе, уходит куда-то боль. Память возвращается, собирается обратно по крупицам. Какое же это знакомое ощущение. Но как же так, я ведь знаю, что от этого последнего заклинания на магии крови нет никакого спасения, что же тогда сейчас происходит? Я весь горю, но это не боль от ожогов, это что-то другое. Кто-то делится со мной чистой силой, жизненной, чужой, но так подходящей мне. Причём такой огромной силой, которой даже не нужны точные структуры заклинаний, она просто исцеляет, без всяких «но» и «если».
— Не-е-ет! — пытаюсь прокричать, понимая, но не получается.
Глаза восстанавливаются, и я вижу, как надо мной сидит Яная, она держит руки на моей груди. Её глаза полны слёз, лицо затмило горе и страх, сейчас она отдаёт себя и свою силу, чтобы исцелить моё тело. Она собирается умереть, что бы я жил.
— Не-е-ет! — кричу ей, исцелённым горлом и ртом.
Но потоки чужой жизненной силы не останавливаются, и вливается в моё тело всё большими объёмами. Девушка сейчас делает очень похожее на то, что могут колдуны с магией крови. Только вот одарённые демоны отдают свои способности взамен таким мощным исцелениям, они разрушают себя, что бы призвавший их колдун продолжал жить. И зная, что у Янаи не такие большие магические резервы, и сколько в ней силы, мне понятно, что, если она закончит — её просто не станет.
Только вот меня совсем это не радует — она сейчас отдаёт мне свою жизнь и будущее, а меня это совершенно не устраивает, и как только во мне появляется хоть немного возможности колдовать — я отталкиваю её телекинетическим ударом. Девушка падает без сознания рядом. Смотрю на неё другим зрением, и понимаю, что Яная отдала очень много — сейчас она не светится даже как обычный разумный без способностей.
Подползаю к ней, накланяюсь над лицом девушки, тяжело дышу и вижу, что она изменилась. Похудела раза в два, кожа теперь обтягивает кости. Полностью облысела, всё лицо в морщинах, она отдавала свою жизнь мне. Одежда на ней просто висит, а кожа покрылась непонятными язвами. Она просто стояла и ждала, когда откроется купол, увидела меня и бросилась спасать.
— Девочка, что же ты наделала. — шепчу я ей. — Я же не могу тебя потерять, не могу остаться без тебя, зачем же ты так, о чём ты думала, дурочка.
Демонесса не подаёт признаков жизни. Я кладу руку на обессилевшее тело, и чувствую, что её грудь ещё вздымается. Она жива.
Пытаюсь вспомнить хоть что-то из заклинаний инферно, которые подойдут — но я так мало знаю. Наконец задумываюсь о том, что между нами есть связь — я ведь её призвал в этот мир и сам связал нас. Пытаюсь нащупать её и чувствую тонкую ниточку. Вспоминаю всё что знаю про лекарей, про донорство, и мешаю на ходу две школы — лекарскую и инфернальную. Криво укрепляю связь между нами, и теперь могу напрямую подпитывать ауру демонессы, так подарю ей ещё какие-то минуты жизни и возможно смогу что-то придумать за это время.
Беру девушку осторожно на руки, и только тут замечаю солдат вокруг нас. Она сейчас совсем лёгкая, почти ничего не весит, умирает. Я кидаю в неё сырой силой, наполняю узор изувеченной ауры — магия задерживается, но долго так делать не получится. Её суть сейчас подобна решету — из неё как из худой кружки вода, выливается жизненная энергия.
На небе светятся очередной портал, в этот раз чуть дальше от деревни, но не такой большой как над городом, видимо последний привет от Галины. Вокруг летают самолёты и вертолёты. Наконец смотрю в глаза солдатам, и говорю:
— Нужен…Чернокнижник…Нужен…Кто разбирается в демонах…
Они непонимающе смотрят. Все рядовые, только один сержант. Он неуверенно показывает куда-то за спину, и я вижу спину офицера — лейтенанта, гнома. Подхожу к военному в каске, разворачиваю и узнаю — Светлана, та самая, из ФСБ.
— Нужен чернокнижник, срочно, она умирает. — говорю ей, и вижу в глазах отражение огня инферно. Своего огня инферно. Сейчас девушка в полном боевом и в каске, поэтому сразу я её и не узнал.
— Стас, вам нужен целитель, только что забрали ваших бабушку и деда, сейчас вызову снова… — начинает она, оглядев меня и мою выгоревшую и сплавившуюся с кожей одежду.
Только сейчас понимаю, что я выгляжу не очень — весь обгоревший, чёрный, лысый. Непонятно как солдаты меня не расстреляли, когда я к ним обратился с просьбой, и как вообще гномка меня узнала.
— Да не нужен мне целитель, я не долго смогу её поддерживать, мне нужен чернокнижник! — кричу, перебивая её.
— Стас, командиры не будут отрывать от закрытия прорыва нужных сейчас магов, чтобы спасти какую-то дряхлую суккубу, успокойтесь. Всё закончится, тогда и поговорите с чернокнижником, призовёт вам новую демонессу, ещё лучше прежней. — говорит она мне раздражённо. — Я даже выбью для вас разрешение, можно две суккубы, хорошо?
— Света. — сглатываю, и говорю спокойно, понимая, что сейчас лучше не ссорится: — Передайте своему начальству, что я весь ваш с потрохами, можете делать со мной что хотите, клянусь вам прямо сейчас. Но мне нужно спасти этого демона, любой ценой, любыми средствами.
Она соображает быстро, и отходит от меня, что-то говорит в рацию. Потом подзывает бойцов и машет мне рукой — приглашая идти за ней. Нас окружают солдаты, и мы быстро приближаемся к грузовой машине с пометкой на кузове «Разумные». Светлана и пару рядовых забираются первыми, передаю им девушку, в очередной раз плеснув в неё силы, и запрыгиваю сам. В кузове уже забираю свою демонессу, и усаживаю на неудобную лавку.
— К четвёртому! — кричит гномка, и бьёт по кабине кулаком.
Машина заводится и резко трогается с места, я еле удерживаюсь на месте, мне помогает соседний боец тролль, придерживая меня трёхпалой лапой с длинными толстыми пальцами. Высокий, метра два, из рта на вытянутом лице торчат два длинных острых клыка. Но если у орков они смотрят вверх, то тут прямо, сантиметров на десять. Откуда здесь тролль, да ещё и судя по цвету кожи — тёмно-синий, африканский, а не индийский. Смотрю на него вопросительно, хотя сейчас не до этого.
— Папашка мой, на олимпиаду в восьмидесятом приехал, обрюхатил мамку, а она из местных была, да укатил к себе в Уганду. — он улыбается и вижу во рту множество острых зубов. — Так что я нашенский.
Киваю ему, говорит он и правда чисто на русском, ни намёка на акцент. Хотя чего я удивляюсь. Дети у людей и троллей, и даже у эльфов и троллей — это норма. Это ему надо удивляться, смотря на отпрыска гномки и орка. Опять вспоминаю бабушек и деда. Становится больно — это из-за меня всё случилось, это из-за меня они так пострадали. Надеюсь, всё будет хорошо. Я никогда себе этого не прощу, если с ними что-то случится.
Кидаю ещё силы в ауру демонессы. Она вздрагивает, но всё ещё дышит. Смотрю на неё другим зрением — аура медленно, но, верно, разрушается, у меня ещё не больше десяти минут, потом процесс будет необратим. Я не целитель, я лекарь, поэтому точно сказать не могу. Может получиться так, что УЖЕ поздно, просто я этого не понимаю. Но думать об этом не хочется. Даже сейчас, когда я держу её на руках, я чувствую наше родство — мне приятно, мне хорошо, и мне больно, невыносимо сильно больно. До такой степени, что хочется схватится за сердце. Я думал, что же она наделала — но сейчас понимаю, что поступил бы так же. По-другому между нами и быть не может, какой же я идиот. И я поступлю так же, если мы не успеем или если чернокнижник скажет, что уже поздно. Пусть это обесценит все её сегодняшние мучения, пусть она возненавидит меня, но я сделаю это что бы она жила дальше.
— Что с Андриэлем? — спрашиваю гномку.
— С вашими родственниками забрали на вертолёте в госпиталь, он вызвался сопровождать. — говорит Света.
«Хорошо, будет кому за ними присмотреть» — думаю я одобрительно.
Наконец машина подпрыгивает на очередном ухабе, и останавливается. Солдаты высыпаются из грузовика, я подхожу к краю и передаю троллю демонессу — ему легко её забрать, он высокий. Выпрыгиваю сам, принимаю свою ношу и снова немного подпитываю, стараясь не разрушить то, что осталось от ауры девушки.
Мы приехали в какой-то лагерь, кучу военных палаток, техника, везде ходят разумные. В основном в форме, но попадаются и гражданские — видимо целители, не приписанные к армейским частям, а выдернутые прямо из больниц и госпиталей в связи с прорывом. Света тянет меня куда-то вглубь лагеря, мы идём минуты две, а потом залетаем в одну из больших палаток. Там нас ждёт человек, старик, ему лет двести, если не больше, совсем дряхлый. Но все волосы сохранил — заплетены в седую заумную косичку и откинуты назад. На нём чёрная форма тех, кто работает с тёмной магией, армейский вариант. Из оружия — только нож и пистолет в кобуре на боку.
— Света, что за спешка, ты выдернула меня прямо из операции! — ругается он, и я замечаю, что форма подпалена в разных местах.
— Иннокентий Петрович, это очень важно, помогите этому разумному, приказ оттуда… — она многозначительно показывает палец вверх.
Старик недоверчиво смотрит на меня и демонессу, потом подходит и уже внимательней сканирует тело суккубы своими серыми прищуренными глазами. Чернокнижники — целители которые работают с тёмной магией. Они не имеют связи с инферно, но как я успел понять — Тьма пронизывает все планы бытия, поэтому чернокнижник может каким-то образом работать с преисподней. Не так как я или другой колдун, напрямую, а посредственно.
— Хм, боюсь… — начинает он.
— Что угодно, старик, я готов на всё, можешь меня в жертву принести, потом диссертацию напишешь по этому поводу. — рычу на него, перебивая.
Он долго думает, морщится, когда я начинаю снова рычать, и говорит наконец:
— Вы создали связь между вами, очень криво, но признаться, для недоучки и слабосилка неплохо. Я могу укрепить её, но это понесет за собой необратимые изменения в вас, и в суккубе.
Вопросительно смотрю на него, поторапливая, и он поясняет:
— Вы будете чувствовать друг друга, ваши резервы будут объединяться, возможно даже мысли сможете угадывать. И это навсегда. Но самое главное — боль и смерть. Вы будете ощущать боль друг друга, любое покалывание, что уж говорить о каких-то сильных ощущениях. А если умрёт один из вас — то второй почти сразу последует за ним.
Я напряжённо думаю. Мне не спросить девушку, я не знаю будет ли она согласна на это. Можно прямо сейчас пожертвовать собой и надеяться, что всё получится. Но это будет значить что то, что она сделала — было зря. Времени всё меньше.
— Делай, старик, делай свою связь. — шепчу ему я. — Она должна жить.
Иннокентий Петрович кивает, и приглашает нас к себе за спину. Там две медицинских кушетки. Я осторожно кладу девушку на одну, мне не хочется её отпускать, но приходится. Сам лажусь на соседнюю. Боковые захваты для рук и ног сами наползают на наши конечности, старик только фиксирует голову специальным ремнём — мне и суккубе. Потом вставляет кляпы нам в рот, и тоже закрывает на хитрый замочек.
— А работу по этому случаю я всё-таки напишу. — говорит он задумчиво, что-то готовя на столике для инструментов.
Я расширяю глаза, но сказать уже ничего не могу, дед то мог и с катушек съехать, принесёт сейчас нас обоих в жертву своим тёмным богам, и запишет в пропавших без вести после прорыва. Я нервничаю, да ещё и Света поворачивается и уходит из палатки.
Но я зря волновался. Старик поворачивается к нам, и у него в руках ничего нет. Он подходит и встаёт между нашими лежанками. Использует какое-то заклинание, и кожа у меня на груди заживает от ожогов, и в это место он кладёт свою холодную ладонь. Потом рвёт одежду второй рукой на демонессе, делает тоже самое. Чуть позже приходит боль. Страшная, невыносимая, выдёргивающая душу. Изгибаюсь на кушетке, пытаясь вывернуться из рук этого садиста, но ремни держат крепко, и через минуту, показавшейся мне вечностью, я теряю сознание.
***
Просыпаюсь от солнца, которое светит в лицо через окно палаты. Я спал сидя, не раздеваясь, прямо так, положив голову на кровать Янаи и держа её за руку. Я не отхожу от неё уже третий день, в сознание она так и не пришла — но теперь я знаю, что всё будет хорошо. Я просто не могу этого не знать — чувствую буквально каждую клеточку её тела. Мне даже кажется, что мы видим одни и те же сны. А я раньше не задумывался — видят ли демоны сны?
Теперь знаю, что, как и все разумные — видят. Телекинезом закрываю шторку реанимационной палаты, и солнце больше нам не мешает. Девушка сейчас выглядит как раньше — все повреждения и изменения, которые были вызваны отдачей мне жизненной энергии, исчезли. Я всё время сижу и смотрю на её лицо, перебираю аккуратные пальцы, и жду, когда же уже она очнётся. Страх что это не произойдёт, всё ещё остаётся. Я даже отложил визиты к родным, просто узнал, что у них всё нормально и больше не связывался. И всё для того, чтобы дождаться, когда девушке станет лучше.
Связь, которую создал чернокнижник, и правда усилилась. Теперь чувство эйфории рядом с моей демонессой не пропадало ни на минуту. Даже когда я переставал держать её руку. Я боялся, что ей это не понравится, что она меня проклянёт, и тогда не знал, что буду делать. Пути обратно уже не было, во всяком случае так сказал старик. Чувствовать, что у меня расширенный резерв очень странно, а ещё страннее чувствовать резерв демонессы — который гораздо больше моего и из которого я могу тоже черпать силы. Тут главное случайно не опустошить друг друга, думаю нам придётся многому научиться вместе.
Я снова ложусь на край её кровати, сидя на стуле, и подкладываю её руку себе под голову. Медсёстры ругаются, говорят, что могу так случайно катетер выдернуть из вены, или оборудование задеть. И я каждый раз обещаю, что такого больше не повторится, и каждый же раз делаю всё по-старому.
Очнулся уже в госпитале, прорыв был закрыт, а меня ждали долгие вопросы, на которые предстояло дать множество ответов. Но Света видела моё состояние, и спрашивала прямо в палате. Правда за её спиной стояли человек и орк, федералы, готовые в любой момент меня скрутить, если то, что я скажу не сойдётся с выводами следствия. Вот Андриэлю и остальным повезло меньше — их, насколько я знал, держали в подвалах управления федеральной службы двое суток, сразу после того, как целители подлатали. Но наши показания сошлись и вроде бы всё обошлось. Вроде бы. Когда уже в моей жизни появится хоть какая-то определённость?
— М-м-муж? — слышу тихий шелест голоса девушки, хотя за секунду до этого понял, что она очнулась, почувствовал.
— Родная моя… — поднимаюсь и накланяюсь над ней, целую в нос, прижимаюсь щекой к её лицу.
Девушка смешно морщится, улыбается, а меня захватывает водоворот чувств — очень приятных, её и моих одновременно. Она плачет, и я пальцем стираю слёзы. С трудом подняв руку, она стирает влагу уже с моего лица.
— Никогда так больше не делай, слышишь, никогда. — шепчу ей.
— А…Теперь…И…Не…Надо… — говорит она слабым голосом, с паузами, счастливо улыбается, и опять плачет, поджав губы. Но я чувствую, что это слёзы счастью. И сам перехватив эти эмоции. Как глупо — плакать от счастья. Целую её лицо, шею, такую серую и любимую кожу, обнимаю. Но нас прерывает крик от двери:
— Я же вам говорила, да что же это такое, да я сейчас охрану позову, что же вы творите!
Молодая эльфийка целитель, подходит и строго смотрит на нас. Потом видит состояние обоих, и отмахнувшись рукой, уходит из палаты, оставляя снова одних. Мы отрываемся друг от друга, я держу девушку за руку, просто сидим так молча. Наконец она спрашивает осторожно:
— И что же дальше?
— Жить дальше будем, распишемся, работать к федералам пойдём. — отвечаю ей отстранённо. — Главное, что ты жива, остальное наладится.
— А если я не согласна замуж? — спрашивает она с хитринкой. Но я всё чувствую и отвечаю:
— Значит заставлю!
Целуемся снова, прекращаем и смотрим друг на друга, глупо улыбаясь.
— И что же, мы будем ловить плохих демонов и преступников? — спрашивает девушка серьезно.
— Я буду работать в отделе, где может случится всякое, и думаю твари преисподней и преступники — это самое меньшее с чем придётся столкнуться. Но мы обязательно справимся, обещаю, и проживём долгую жизнь.
— И я буду с тобой, никуда одного больше не отпущу. — говорит она, а я грустно киваю.
— Но сначала, тебе надо учиться, закончишь и получишь диплом одиннадцати классов, думаю тебе не сложно будет освоить эту программу максимум за год, а потом в ВУЗ поступишь на заочное. — говорю ей о своих планах.
— Иди сюда.
Я забираюсь на достаточно широкую больничную койку, куда мы можем поместиться вместе, и ложусь рядом, обнимая девушку. Она не может повернуться на бок, в другой руке у нее вставлен катетер с капельницей, поэтому лежит на спине. Глажу волосы, и понимаю, что это навсегда. Мы с ней вместе навсегда. Рад ли я этому?
— Я очень счастлив быть с тобой. — шепчу девушке на её заострённое ушко, и целую в мочку. Она просто улыбается и молчит. Нам больше не нужны слова, чтобы выразить чувства друг к другу.