Скрипучие слова застыли в прозрачном воздухе. Солнце прогнало ночную прохладу, а вместе с ней и приятный утренний ветерок. Мирай смотрел на старика и не понимал, чего от него ждать. Сканирование состояния ничего не дало. Пульс учащенный, сердце гулко бьётся от натуги, потяжелевшее дыхание. Видимо, чтоб выйти наружу ему надо было подняться по довольно крутой лестнице. В остальном обычный старый человек. Обычный… Хм. За исключением того, что в их мире старость стала не просто редкостью, а реликвией древности. Мирай не услышал, почувствовал, как рядом возник побратим. Настороженный взгляд скользнул по сгорбленной фигуре, задержался на трости и остановился на лице.
— Ты кто такой? — простота Игнара нередко выручала, вот и сейчас побратим не задумываясь спросил, о чем думал.
— Ох, уж эта молодость… Вежливости тебя, видимо, не учили. Благо, воин из тебя хороший выйдет, раз праведнику служишь, — Игнар хмыкнул. Он никогда не считал свои отношения с побратимом службой. Но если призадуматься, то плохого в этом ничего не было. Мирай тем временем решил взять разговор в свои руки, и не сводя глаз со старика, произнес:
— Добрый день, да будет верен ваш путь, — легким кивком головы праведник выразил почтение, — простите, мир сильно изменился. Нынче учат тому как убивать, манеры больше не в почете.
— Ох, мой мальчик…, — старик тяжело вздохнул, — боюсь нынче не учат болей ни убивать, ни умирать правильно. Люди позабыли простую истину… все мы умрем. И если смерть неизбежна, зачем же упускать шанс встретить ее достойно…, — грусть наполнила глаза старика, — уж и позабыл, когда видел славную смерть, да вы напомнили, — взгляд потеплел, стоило старику глянуть на побратимов, — есть лишь два пути достойно уйти за грань. Один с мыслями о Господе, второй в бою, не показывая врагу спину. Ты олицетворяешь первый, — на удивление цепкий взгляд задержался на праведнике, — ты второй, — старик замер, глядя на Игнара, — держитесь вместе и вы не проиграете… и не важно каким будет исход сражения, — старик замолчал, легкая улыбка коснулась тонких сухих губ.
— Отчего ж вы сами не выбрали достойную смерть или время ваше еще не пришло? — вместо слов благодарности с губ слетел глупый вопрос. Мирай тут же пожалел о нем. Он наверняка только подтвердил мнение старика об отсутствии манер у «молодежи».
— Ловкач, ты слова перекручивать, — сухой то ли смех, то ли кашель вырвался из груди старика, — мое время давно пришло, и смерть встретил я достойно. Только вот, она не сочла достаточным аргументом нож в сердце и оставила меня здесь. Но я не в обиде…. Есть на то причина…, — седые взлохмаченные волосы качнулись в сторону, — пойдем, покажу…
Сгорбленная фигура развернулась и почти скрылась в темнеющем проходе. Игнар вопросительно глянул на побратима и уже было шагнул вслед, но праведник окликнул странного старика.
— Погодите, — сердце Мирая подсказывало. Спуститься вниз будет правильным решением, но надо было предупредить начальство, — надо сказать остальным. У нас тут отряд по зачистке от падальщиков.
— Падальщиков…, — старик вновь вышел на свет, — хм…, а им подходит… они и впрямь жрут всякую дрянь, — старик поднял голову и щурясь на солнце махнул рукой, — так их не осталось… Еще как вас почуяли, засаду устроили. Остальные собрали женщин и детей, да дальше в пустыню ушли. Они всегда так делают. Если территорию удается удержать, возвращаются сразу. Если нет, то позже… Так что скоро не ждите.
Мирай смотрел на старика. Сколько он здесь проторчал, если даже не знал, как окрестили жителей пустыни. Желание узнать, что же скрывается за его спиной усиливалось с каждой минутой. Не желая больше ждать, он развернулся в сторону транспортеров.
— Мы сейчас вернемся, — но старик и тут удивил.
— Я с вами, молодежь, — опираясь на трость старик сделал несколько шагов, — надо размять старые кости, — и ребята двинулись, подстраиваясь под неспешный шаг старика.
…
Транспортеры прятались среди барханов. Матовые бока песчаного цвета удачно отражали яркие лучи солнца. Ночная смена отдыхала внутри. Зеон и Груд ушли на зачистку, а вот командир монастыря оказался снаружи. Привалившись спиной к закрытой двери, он всматривался в молчаливые развалины. Поверх темного костюма была надета легкая броня. Ее части давно запылились, но воин не стремился убрать песок. Потому сам сливался со стенками транспортера. Серые глаза ухватились за движение, удивление промелькнуло на суровом лице, стоило воину заметить, с кем явились побратимы.
— Там никого нет, не правда ли, — командир кивнул в сторону развалин и уперся взглядом в необычного гостя.
— Хе, хе… еще один умник, — старик опять зашелся кашлем, — везет же сегодня, — выцветшие глаза прошлись по крепкому телу командира и остановились на суровом лице, — мне тут помощь молодежи твоей нужна. Не откажешь старому человеку?
— Где вы его нашли? — игнорируя вопрос, командир перевел взгляд на подчинённых.
— Он сам нас нашел, — доложил Мирай, — здесь недалеко есть тайное убежище. Его никто из нас не заметил. Видимо падальщики тоже… раз не тронули, — праведник замолчал, и командир перевел взгляд на старика.
— Это так?
— Почти, — старик засмеялся, смех казалось распрямил его сгорбленную фигуру, — от вас спрятаться труда не было. Собак я немного опасался, но они пошли по свежему следу, — старик ненадолго замолчал, подставив лицо жарким лучам, — а эти… как их там… падальщики. Нюх у них получше будет. Они жизнь и за семью дверями учуют. С ними мы давно знакомы. С тех самых пор, как один из них мне нож в сердце и оставил…
— Это один из древних оборотов речи, что до нас не дошел? — командир осмотрел вполне живого, хоть и необычно старого человека.
— Хе, хе, — седые космы качнулись из стороны в сторону, — да нет, не забрала меня смертушка, как не просил я ее. Да понял потом, что это она по делу…, — старик пошарил тростью в песке. Зацепив прошмыгнувшую мимо ящерицу, он ловко подкинул ее и поймал на ладонь. Щуря подслеповатые глаза, старик прошелся по тельцу скрюченным пальцем и вышвырнул ее в пустыню, — эх, черная, не она… Так, о чем это я… Ах да, дело у меня одно осталось, да устал я от него…, — тут старик распрямился и, глядя прямо в глаза Мираю, сказал, — слышал я вчера песнь твою поминальную, надо бы спеть кое кому…
…
Крутая лестница, не желая заканчиваться, вела вниз. По ней, бесшумно считая металлические ступени, спускались пятеро человек. Первым шел старик, за ним побратимы. Замыкал командир и еще один воин из их отряда. Лестница закончилась небольшой площадкой. Круглая, явно герметичная дверь, преградила вход.
— Вы, ребята, бравые воины, — сгорбленная фигура развернулась к небольшому отряду, — сам видел… Но, — губы старика безмолвно зашевелились, не зная какие слова подобрать, — не могу описать, что вас ждет… вы уж смотрите сами… Только… это… штаны не обмочите, — и старик ввел код на древнем цифровом табло. Лампочка сменила цвет на зеленый, но дверь так и осталось стоять на месте. Старик с трудом провернул широкое колесо, — вот это нас и сгубило…
Командир кивнул Игнару и тот бросился на помощь старику. Минута и тяжелая дверь, открывая проход в широкий коридор, откатилась в сторону. По открытым участкам кожи тут же скользнул легкий ветерок. Чистый, явно кондиционированный воздух помещения вырвался наружу.
— Прошу, — старик махнул рукой и первым шагнул за порог. Не успел отряд пройти и нескольких метров, как со всех сторон начали появляться местные жители. Мирай моргнул, Он был готов поклясться, что двери как были, так и остались закрытыми. А вот фигуры пугали своей прозрачностью. Сквозь них были хорошо видны все те же закрытые дверные проемы. Но не это было самое жуткое. Глаза каждого горели потусторонним голубым огнем, а в них читался… голод. Дикий, страшный, давно ничем не утоленный голод. Мирай непроизвольно сделал шаг назад и натолкнулся на замершего командира. Игнар и второй воин тоже отступили и замерли с оружием в руках. Сзади бесшумно скользнула в сторону дверь, темный пролет лестницы скрылся с глаз. Прозрачные фигуры протянули подобие рук, сознания прибывших коснулись леденящие душу щупальца. Эмоции, что жили в теле, будто потухли. В глазах странных существ зажглась жадность. Они, проходя сквозь друг друга, кинулись на живые тела. Тут и вправду стоило задуматься о сухости своих штанов.
— А ну стоять, — неожиданно грозный рык вырвался из груди хрупкого на вид старичка, — это не обед, это друзья, — уже тише закончил житель бункера, и помахивая тростью, погнал прозрачные фигуры в глубь помещения.
Мирай обернулся на командира. Суровое лицо ничего не выражало. Ни одного намека на страх. В глазах светится поддержка. Командир кивнул, давая знак следовать за стариком, а праведник в очередной раз удивился выдержке этого человека. В монастыре было немало воинов, что водили отряды в рейды. Но Мирай любил ходить под началом именно Дикого. Почему командир носил такое имя, он не знал. Кто-то говорил, что, когда настоятель нашел его, тот был совсем одичавшим, кто-то, что в первых боях он дрался бесстрашно, будто загнанный зверь. Но у самого командира Мирай никогда не спрашивал, не ждал ответа. Сначала он люто ненавидел взрослого сильного мальчишку, что уложил его одним ударом на плацу. В тот момент, после смерти первого наставника, хотелось доказать всему миру, что он выстоит. А потом понял, что тот спас его. Со временем Дикий стал если не другом, то очень близким по духу наставником. Вот и теперь спокойствие командира придало сил, и праведник решительно ступил в большую комнату, куда вывел коридор. Мирай огляделся. Было похоже, что они зашли в большую обеденную залу. Повсюду стояли столы с широкими лавками по бокам. По центру зал пересекали пищевые автоматы. Несколько из них даже подмигнули рабочими огоньками. На стенах висели картины. Цвета такие же яркие, какими видели нарисовавшие их художники. В герметичной атмосфере бункера время не успело обесцветить красивые пейзажи прошлого. Мирай коснулся рукой ближайшего стола. Так и есть — ни следа пыли. И лишь потрескивание старых динамиков говорило о том, что никакая людская цивилизация не в состоянии переиграть вечность.
— Люблю музыку, — старик подошел к висящему на стене пульту и скрутил громкость, высокий голос девушки, певшей на неизвестном языке что-то нежное, притих, — помогает помнить, что кости и прочее дерьмо, что я на себе таскаю, все еще живое.
Внезапно догадка осенила Мирая. В памяти всплыл образ Хранителя. Того, что они встретил в подземельях побратима.
— Это эксперимент такой, — праведник не сводил взгляда с прозрачных фигур, что расположились на лавках вдоль столов. Глаза по-прежнему светились голодом, конечности подергивались, но с места не двигались, — по пересадке человеческого сознания в цифровую матрицу. Не думал, что такое возможно…
— Ах, мальчик мой, — старик покачал головой, — на сколько я тебя понял, ты и сам в состоянии понять, что возможно все, что сможет прийти нам в голову…, — седая шевелюра качнулась, — да только не знаю какой вариант лучше. Тот что ты подумал или что произошло на самом деле.
— Так что произошло на самом деле, — подал голос командир.
— Вы садитесь, — старик по-хозяйски засуетился, — простите, давно живых гостей не было… Я чайку сейчас организую, — и поковылял к одному из автоматов. Кнопки запищали под скрученными пальцами, в воздухе разлился приятный запах, — мята… мой любимый аромат. Иногда сердце подсказывает, что именно так должно пахнуть лето, — забытое слово мягко легло на слух. В их мире сезоны давно не сменяли друг друга, но думать о лете было почему-то приятно.
По кивку командира небольшой отряд расселся за одним из столов. На помощь старику никто не кинулся, все понимали — ему нужно сделать все самому. Кружки мягко стукнули о гладкую поверхность. Пар нежно закрутился и устремился к решеткам вытяжки в потолке. Старик присел радом и вытянул уставшие ноги. Рука, чуть подрагивая, поднесла чашку ко рту, втягивая приятный аромат, раздулись ноздри. Сделав глоток, старик на секунду зажмурился. Открыв глаза, он начал свой рассказ:
— Не было у нас никаких экспериментов, — грустная улыбка тронула сухие губы, — если, конечно, не считать оным попытку выжить. Мы были предками жителей города, чьи остатки вы недавно имели честь лицезреть. Они спрятались в этом бункере и вполне сносно жили. Не без ссор и передряг, но многих успели пережить. Были вылазки наружу, кое-кто ушел в города, кто-то еще куда. Но многие оставались. Здесь было безопасно. Знания, как поддерживать бункер в рабочем состоянии тщательно передавались из поколения в поколения. Камеры слежения позволяли смотреть за тем, чтобы выходить наружу только тогда, когда поблизости никого нет. Да и надобности сильной не было. Но… мы недооценили этих тварей снаружи. Тех, кого вы окрестили падальщиками. Время шло, и они все больше приспосабливались к жизни в пустыне, как-то они сумели вынюхать, что за неприметной стеной спрятана жизнь. Сколько во времени падальщики сидели в засаде не знаю. Уж поболей недели точно. После того как видели их передвижения, мы всегда, прежде чем открыть дверь, выжидали не меньше, — старик замолчал и пригубил из чашки. Остальные так и остались стоять нетронутыми, но он этого даже не заметил. Картины прошлого реальностью стали перед глазами.
— Они ворвались в бункер, перебивая всех на своем пути. Конечно, мы пытались защититься… выбора то у нас не было. У нас даже был отряд воинов, они погибли первыми, потом все остальные. Были и те, кого забрали живыми. Я был среди тех, кто остался одним из последних. Мне повезло, моих жену и детей убили на моих глазах. Я был рад их смерти. Это лучшей той участи, что уготована пленникам этих тварей. Поэтому я с благодарностью принял нож в сердце…, — старик поднял глаза на командира, в глазах мелькнула осознанность, он опять улыбнулся, — вы чай то попейте, пока не остыл…, — Дикий притянул к себе кружку и первым глотнул все еще дымящийся напиток. Улыбка старика стала шире, Мирай придвинул кружку и к себе. Уж больно интересно было отведать вкус лета. Он знал, возможности командира были намного больше, и он наверняка просканировал состав жидкости.
— Не стану рассказывать про свет в конце туннеля. Думаю, на грани успел побывать каждый из вас и, наверняка, уж почаще моего, — старик продолжил историю, — уж не знаю сколько времени прошло как я очнулся. Вокруг никого не было. Только тела и следы крови. Грудь жутко болела, не помню какая сила меня вела, но я дошел до медотсека, вынул нож и залез в капсулу. Провалялся я там несколько суток, а когда вышел, в бункере царила привычная чистота. Не было ни следов бойни, ни намека на грабеж. Я даже обрадовался, когда увидел знакомые фигуры. Подумал, что сон мне жуткий приснился. А потом как понял, так и поседел сразу, — рука старика прошлась по торчащим в разные стороны волосам. Те были белее света песка, что тот отражал в самый полдень, — вокруг меня стояли не живые люди, а призраки… Да, да… призраки всех убитых в бункере. Ни Господь, ни Смерть не приняли их души. Уж не знаю почему…, — пленка подернула бесцветные глаза старика, он качнул головой смахивая слезы, — это уже потом я понял, как все было. Души остались в телах призраков, а с ними и желания неутоленные. Сами призраки ни почувствовать, ни сделать ничего не могут, тел то нет. Вот они до чувств других и жадные больно. Недолго думая, они все эмоции подчистую, вместе с самим желанием жить, из падальщиков и высосали. Те на месте померли. А роботы уборщики к моему пробуждению все прибрали. Времени прошло немного, всего двое суток. Проголодаться призраки не успели, потому не разбрелись по округе. С тех пор я их здесь держу. Они у меня послушные, иногда подкармливаю залетными падальщиками. Но сами твари ко мне не суются, наоборот берегут даже, — старик ухмыльнулся, — я скрываться сразу перестал. Наоборот, первых, кто пришел вслед за напавшими, сам запустил… Кто успел в страхе разбежался. Молва пошла о нашем бункере по округе, все нынче знают, живут тут призраки голодные, а у призраков сторож есть. Только он их в узде и держит, чтоб по пустыне в поиске добычи не разбрелись…, — старик сделал последний глоток, чашка с шумом опустилась на стол.
— Да, непросто тебе пришлось, — командир тоже допил напиток и, поставив чашку на стол, отодвинул ее от себя, — а от нас какая помощь нужна? Боишься, долго не протянешь, да разбредутся призраки твои пустыню пугать. Думаешь мы удержим?
— Нет…, — седая голова качнулась, — они никого, кроме меня слушаться не будут. Да и жителей пустыни мне не жалко. Что до городов… Вряд ли призраки далеко отойдут, от места где тела оставили, — старик поднял глаза на Дикого, спина его впервые за все время распрямилась, — это ж мои родные все тут, я о них пекусь. Вот увидел, как ваш праведник, тварей отпевает, так подумал, может и моих на тот свет проводит. Уж они жизнь получше тех злыдней вели… Больно на них смотреть, маются они окаянные, — старик замолчал, все четыре пары глаз застыли на праведнике.
— А что ж ты сам их не отпел, — сам не зная почему Мирай перешел на “ты”. Помочь он был не против. Да только речи старика говорили о том, что духовная наука не чужда и ему самому. Значит было что-то еще… Старик тяжело вздохнул.
— Ах, подзабыл я, что тут умники одни собрались…, — грустная улыбка опять собралась на морщинистом лице, — много я пережил… много передумал… я уж и счет годам потерял… каждый день смотрю на друзей, на жену и детей, да вижу только их боль… Почему, за что им это? Ответа я не нашел. Может нету его, а может не там искал…, — бесцветные глаза наполнились тоской, — верю ли я в Бога? Да, верю, но понимаю ли я Его замысел, люблю ли я Его, как завещают писания? Нет…, ушло все, осталась лишь горечь. А чтоб проводить на грань зависшие здесь души, одного этого недостаточно, — старик ненадолго умолк и, глядя прямо на Мирая, продолжил, — а в тебе вижу и веру, и силу любви. Чистым ты пришел в этот мир, и не дал ему осквернить твои помыслы.
Старик замолк. Взгляда с праведника он не сводил, равно как и остальные. Когда на тебя смотрят горящие глаза призраков, хочешь не хочешь, а в жизнь после смерти поверишь. Но вот ответ, что делать знал далеко не каждый.
— Нити наших судеб переплетены, всех без исключения, — тихо начал Мирай, — если мы не можем понять замысел Господа, это не говорит, о том, что он желает нам зла. Нет, это говорит, лишь о скудости нашего восприятия. Мы не зря встретились. Но не думаю, что цель нашей встречи — проводить души твоих друзей на тот свет. Я чувствую — их что-то держит здесь. И это что-то стоит за гранью, но за гранью будущего. Они погибли без вины и раньше срока. А потому Господь уготовил им славный конец. Как только они исполнят божественную миссию, их ждет свобода от оков этого мира, — Мирай замолчал, рука его скользнула за грудную пластину брони, — нас соединила одна тоненькая ниточка, судьба еще одного живого существа заставила меня ждать, пока ты выйдешь из бункера. Но не для того, чтоб принести освобождение оставшимся здесь душам. Нет. А чтоб вернуть истинную веру в потухшее сердце их хранителя, — Мирай ни на минуту не задумывался, буквы сами складывались в слова, будто Господь говорил через него, — ты еще увидишь конец этой истории, но выбор остается за тобой, сделать это с любовью или нет. А пока, — праведник раскрыл ладонь, пальцы ухватились за кончики плотной ткани и начали медленно разворачивать небольшой сверток, — я могу открыть путь лишь этому живому существу. Он ведь тоже был твоим другом, — края ткани распахнулись, в центре лежало раскуроченное тельце маленькой ящерицы.
Старик подслеповато сощурился, взгляд сосредоточился на протянутом материале. Мгновение и пришло понимание. глаза заволокла мутная пелена. Не веря, старик смотрел на скомканный кусок плоти, кровь давно запеклась, лапки с бусинами присосками скукожились. Жизни в нем больше не осталось. Слезы, оседая в морщинах, устремились вниз. Бесшумными каплями они застывали на столе, прямо рядом с чашкой. С той самой, по которой любило бегать это неугомонное живое существо, перепрыгивая на сухие руки и обратно…
Мирай молчал, слова были не нужны. Он молитвенно сложил руки, голова опустилось, помыслы устремились за пределы этого мира. Он молился за крохотную искру, что жила в этом теле. Старик плакал и не стеснялся своих слез. Слезы стояли и в глазах опытных воинов. Удивительно, но с ними уходила и боль, а в сердце оживал давно засохший росток надежды. Раскрыв крохотные зеленые росточки, он устремился вверх, оплетая израненную душу сторожа. Старик поднял взгляд на праведника, проснувшаяся внутренняя сила оживила его. Теперь блеск глаз старика мог поспорить с потусторонним свечением глазниц его подопечных.
— Спасибо, тебе, — сторож смахнул слезы, — не зря говорят, что даже мгновение рядом с чистой душой, может изменить твою жизнь навсегда. Я благодарен Господу, что Он привел тебя в наше забытое смертью убежище, — скрюченные руки бережно завернули маленькое тельце назад в плотную ткань, — я буду ждать, обещаю… А вы, заходите на чайок. Так приятно увидеть живые лица…
— Спасибо, — голос командира предательски треснул, — мы обязательно зайдем… Так нам идти?
— Да, идите, — старик прижал к груди сверток, — как колесо провернете, дверь закроется автоматически… хотя мне гостей бояться нечего, — старик развернулся в сторону одного из коридоров, что выходили в общий зал. Призраки, игнорируя стены, двинулись за ним. И только одиноко приставленная к лавке трость, напомнила о недавнем разговоре.
— Подожди! — Игнар подхватил палку и помчался вслед за стариком, — ты забыл…
— Ах это…, — сторож оглянулся, лукавая улыбка осветила лицо, — оставь себе, я видел, как ты на нее смотрел, — и двинулся в сторону плантаций, туда где была свежая земля.
…
Солнце медленно клонилось к закату. Мирай смотрел на задумчивые лица спутников, все медленно переваривали случившееся. Даже когда видишь смерть каждый день, не всегда удается уложить в голове ее последствия. Игнар пришел в себя быстрей всех. Он уже вертел в руках трофей, лицо вернуло себе мальчишеские черты. Воин, что ходил с ними, вздохнул и с горячим воздухом принял случившееся. Пустыня всегда таила в себе сюрпризы и этот раз не стал исключением. Командир, усмехнулся мыслям, он в очередной раз понял, что не прогадал с мальчишкой. Интересно куда же заведет их судьба. В глазах Дикого на момент вспыхнул азарт и тут же потух под холодной маской серьезности. Возвращались отряды ушедшие с Зеоном. Командующий шел рядом с Грудом, поглаживая одного из его псов. Они громко о чем-то переругивались. По другую руку, чуть поспевая за широким шагом, шел парнишка из городской стражи. Шли полным составом, броня чистая, следов боя нет. Прав был сторож — в развалинах падальщиков не обнаружили.
— Никого. — подтвердил зычный голос Зеона, — все свалили в пустыню еще до захода солнца, собаки провели по следу далеко в пустыню. Но…, — забрало шлема командующего скользнуло вверх, открывая широкую улыбку, — мы нашли довоенной пайки, — взгляд метнулся на ящик консервов, — ночуем здесь и завтра дальше, — тут Зеон ухватился за странные выражения лиц встречающих его воинов, — а у вас вижу есть новости.
— С этими двоими всегда есть новости, — Дикий кивнул в сторону побратимов и позволил себе усмешку, — да так, долгожителя одного встретили, зашли к нему в гости, чайку попили, — брови Зеона медленно поползли вверх, — он всех живых рад видеть, так что и Вы заходите. Да, только, как он сам изволил выразиться, штаны берегите, — под недоумевающими взглядами отряда, вся четверка разразилась громким хохотом. Дикое напряжение прошедшего дня наконец-то сползло с плеч и ненужным грузом утонуло в жарких песках всепринимающей пустыни.
…
Солнце медленно прорезало багряное небо. Пустыня окрасилась в яркие цвета, длинные тени заплясали по ее телу. Бронетранспортеры, выбивая песок из-под колес, медленно двинулись в сторону от развалин. Отряд ждал следующий сектор зачистки. Что они встретят неизвестно, но готовы были ко многому. Солнечный диск показался над рваными краями полуразрушенных зданий, а они все еще не спрятались за горизонтом. Одинокая фигура поднялась на крышу одного из самых высоких зданий. Трость старику больше не нужна. Спина распрямилась. Уверенность поселилась в его сердце. Ветер растрепал белые волосы. Сторож поднял руку и пригладил их. Приложив скрюченные пальцы ко лбу, он долго всматривался вслед уехавшим машинам. Пока песчаные барханы не скрыли их из виду.
— Я буду ждать…, — тихие слова вырвались из груди старика. Прокашлявшись, сторож повторил уже громче, — я буду ждать…