Энтони откинулся на спинку кресла. Члены правления и в самом деле пристально
смотрят на него.
Уайлдер (вернувшись на свое место). Если председатель действительно придерживается этого взгляда, то я не знаю, зачем мы сюда приехали. Это все, что я могу сказать.
Энтони. Затем, чтобы сказать рабочим, что мы не пойдем на уступки. Они не поверят до тех пор, пока им не втолкуешь как следует.
Уайлдер. Гм! Очень может быть, что этот негодяй Робертc хотел того же, когда добивался нашего приезда. Ненавижу его до смерти.
Эдгар (раздраженно). Мы слишком мало заплатили Робертсу за его изобретение. Я не раз говорил об этом в свое время.
Уайлдер. Мы выплатили ему пятьсот фунтов, а через три года дали премию в двести фунтов. Неужели этого мало? Чего он еще хочет?
Тенч (брюзгливо). А он знает одно - бубнить: Компания нажила на моих мозгах сто тысяч фунтов, а мне заплатили жалкие семь сотен.
Уайлдер. Да он отъявленный агитатор! Послушайте, я ненавижу профсоюзы. Но уж если Харнесс здесь, пусть он сам все и расхлебывает.
Энтони. Ни в коем случае!
Все снова смотрят на него.
Андервуд. Робертc не позволит рабочим слушать Харнесса.
Скэнтлбери. Фанатик!
Уайлдер (глядя на Энтони). К сожалению, не единственный.
Из холла в комнату входит Фрост.
Фрост (Энтони). Мистер Харнесс из профсоюза, сэр. Рабочие тоже пришли.
Энтони кивает. Андервуд идет к дверям и возвращается с Xарнессом, бледным человеком с гладковыбритыми впалыми щеками, выступающим подбородком и живым
взглядом. Фрост выходит.
Андервуд (указывая на стул Тенча). Садитесь рядом с председателем, Харнесс.
Когда Харнесс вошел, члены правления сдвинулись поближе друг к другу и
повернулись к нему, словно стадо при виде волка.
Xарнесс (быстро оглядев присутствующих и поклонившись). Благодарю! (Он садится; у него немного гнусавый голос.) Итак, джентльмены, я надеюсь, что мы наконец договоримся.
Уайлдер. Все зависит от того, что вы называете "договориться", Харнесс. Почему вы не пригласили войти рабочих?
Харнесс. Рабочие, бесспорно, более правы, чем вы. Мы уже задаемся вопросом, не стоит ли нам снова поддержать их?
Говоря, он смотрит только на Энтони, игнорируя остальных.
Энтони. Это ваше дело. Но в таком случае мы станем нанимать на работу не членов профсоюза.
Харнесс. Ничего не выйдет, мистер Энтони. Вам не найти неорганизованных рабочих, вы сами знаете.
Энтони. Посмотрим.
Харнесс. Я буду откровенен. Мы были вынуждены отказать вашим рабочим в помощи, потому что некоторые требования, выдвинутые ими, превышают существующие расценки. Сегодня я надеюсь убедить их взять эти требования назад. И тогда, джентльмены, - можете мне поверить - мы немедленно окажем им помощь. Так вот, прежде чем уехать вечером, я хочу, чтобы была достигнута какая-то договоренность. Кому нужна эта старомодная схватка? Какая вам от нее выгода? Почему вы не хотите признать раз и навсегда, что рабочие - такие же люди, как и вы, и тоже хотят лучше жить. У них свои нужды, как у вас свои... (горько). Ваши лимузины, шампанское, обеды из восьми блюд.
Энтони. Если люди выйдут на работу, мы постараемся что-нибудь сделать для них.
Харнесс (иронически). Вы тоже придерживаетесь этого мнения, сэр? И вы? И вы тоже? (Члены правления молчат.) Ну что же можно сказать? Я считал, что мы уже давно отказались от этих аристократических замашек. Видимо, я ошибся.
Энтони. Нет, мы просто отвечаем рабочим тем же. Посмотрим, кто выдержит дольше: они без нас или мы без них,
Харнесс. Вы же деловые люди, джентльмены! Неужели вы не стыдитесь этой напрасной траты сил? Вы же превосходно знаете, чем все кончится.
Энтони. Чем же?
Xарнесс. Как всегда - компромиссом.
Скэнтлбери. Не могли бы вы убедить рабочих, что их интересы совпадают с нашими?
Xарнесс (обернувшись к Скэнтлбери, иронически). Мог бы, если бы они на самом деле совпадали.
Уайлдер. Послушайте, Харнесс, вы разумный человек и, конечно, не верите в эту новомодную социалистическую болтовню? Ведь между интересами рабочих и нашими интересами существенной разницы нет.
Харнесс. Позвольте мне задать вам один простой вопрос. Согласились бы вы платить рабочим хоть на пенс больше, чем они заставляют вас платить сейчас?
Уайлдер молчит.
Уэнклин. А я-то по простоте душевной думал, что не платить больше, чем необходимо, - это азбука коммерции.
Харнесс (иронически). Да, сэр, это азбука коммерции. Она-то и разграничивает ваши интересы и интересы рабочих.
Скэнтлбери (бормочет себе под нос). Разве нельзя как-нибудь договориться?
Харнесс (сухо). Так, значит, джентльмены, правление не хочет идти ни на какие уступки?
Уанклин и Уайлдер одновременно подаются вперед, как бы собираясь что-то
сказать, но молчат.
Энтони (кивает). Никаких уступок!
Уанклин и Уайлдер снова наклоняются вперед, а Скэнтлбери крякает.
Харнесс. Вы, кажется, хотите что-то сказать?