Если ты меня сейчас спросишь: «Что я делаю?», то я тебя укушу. Потому, что злой как черт, мокрый и нахожусь в такой заднице, что любые описания не будут стоить и моих выкинутых ботинок. Какой-то островок посреди моря несущейся мимо воды. Нет, это все тот же лес, только затопленный. Объясню, как сюда попал:
Меда мы набрали. Прилично вышло. Строг сказал, что редкая удача, обычно меньше получается и на меня с хитринкой посматривал, как будто в этом моя заслуга. Даже неудобно стало. После пчелиной дойки отправились домой. Вот ведь совсем вроде немного времени с момента моего знакомства с этими зелеными рожами прошло, а я уже привык к их необычному облику, уже не кажутся они такими уродливыми. Теперь отличаю их одного от другого, не то, что в первое время, все друг на друга похожи были, одномордыми близнецами. Вот ведь какая человек удивительная скотина, быстро привыкает ко всему, что к плохому, что к хорошему.
Идем, значит, мы мирно, никого не трогаем, только пауков изредка, да и то только вечером, чтобы переночевать с комфортом. И надо же такая напасть, дождь зарядил. Все сильнее и сильнее поганец. Строг даже заволновался:
— Не нравится мне это, как бы беды не приключилось. — И все на небо посматривает Нострадамус недоделанный. Накаркал. А льет все сильнее и сильнее.
Где там что прорвало не знаю. Помню только крик:
— Держись! — А дальше треск, грохот, вопли охотников, и меня волной смыло.
Хорошо, что плаваю неплохо. У бабы с дедом в деревне натренировался. Там речка неширокая была, мы с пацанами соревнования устраивали, кто быстрее туда и обратно. Каждое лето туда и обратно. Детство, детство, прекрасные годы. Вот черт, аж на слезу пробило. Особенно сейчас забирает, когда тут один сижу. Но это лирика. Так вот:
Плыву я значит, отрабатываю популярный в народе стиль: «По собачьи». Из очередной волны выныриваю, фыркаю, со стволов, телом своим многострадальным, кору сбиваю, кусты, что прямо по курсу, мордой-лица царапаю. Пытаюсь ухватится хоть за что ни будь, не получается, руки замерзли, пальцы ватные, да и несет с приличной скоростью. Молиться начал. Для начала православные молитвы, по-своему конечно, по дебильному, слов то не знаю, не научился, потом ветру, местному богу, затем предков помочь просил, ну а за тем и сразу всех, каких вспомнить смог, призвал в судьбе своей поучаствовать. Помогло. Не знаю, кто из них откликнулся, но вынесло меня на островок. Маленький, такой совсем, и сырой.
Долго я валялся и плевался, отдышаться не мог. Вокруг тьма непроглядная. Ночь наступила. Дождь моросит. Бодренький ветерок мурашки гоняет. На мне одежда Адама. Прекрасное время что бы сдохнуть. Почему одет так? Что тут удивительного. За то время, что я тут нахожусь, и что мне пережить пришлось, одежда того, порвалась. Теперь я на Маугли похож. Естество кожаный гульфик прикрывает на завязочках, вот и вся одежда, хотя нет, вру. Еще веревки две, на груди перекрещены, как у того матроса, лента с патронами, из старого фильма, не помню, как называется. На веревках этих у меня топор висел, с одного бока, а со второго нож, ключевое слово: «Висел», теперь не висит, смыло. Хорошо, что нож сохранился. Толку правда от него ноль. Согреть не сможет. Веток нарубить конечно получится, кустарника на этом озере полно, на хороший костер хватит. Но огонь-то как развести? Неправильный я попаданец. Другой хлопнул бы себя полбу и вуалям, искроглазое пламя пылает, и греет могучего героя, великого меня.
Говорят, что если камень о камень, поколотить как следует, то обязательно возгорится искра, ну а за ней и пламя естественно. Чем собственно я и занялся. А так как свободных камешков в округе не наблюдается, то применил доступные ингредиенты — зубами стучу, и судя по звуку и интенсивности до искры осталось немного.
Вот так, приняв позу трясущегося эмбриона, под барабанную дробь немеющих челюстей, встретил рассвет. Даже не обрадовался, сил не было.
— Фаст, это ты?
До моего затуманенного сознания донесся слабый голос.
— Нет блин, Дед Мороз. — Огрызнулся я на автомате, и только потом сообразил, что меня зовут. Что я не один, что есть еще кто-то есть живой в этой заднице мира. Я вскочил на ноги, и бешено закрутил головой, в поисках источника голоса.
— Кто тут, отзовись! — Завопил. — Не вижу.
— Тут, — ответил голос еле слышно, и над водой поднялась рука.
Строг, господи, как я рад видеть его уродливую рожу. Живой. Среди мусора, из листвы и веток, торчит голова, и рука, цепляющаяся за кусок ствола какого-то дерева.
— Сейчас друг, потерпи, я быстро. — Прыгнул в воду и через мгновение был уже рядом. — Хватайся за меня, помогу, вытащу.
— Руку не оторвать, затек, да и плавать не умею. — Прохрипел он в ответ. — Ты если выживешь, передай моим, что помнил о них до конца. Два сына у меня, пусть достойными вырастут, и папку не забывают. И жена. — Он замолчал, подбирая слова. — Пусть не плачет особо. Поклянись.
— Какой, твою маму, выживешь? Ты вообще, о чем? Ну-ка соберись, ихтиандр хренов. Давай, цепляйся за меня. — Я оторвал его руку от ствола, и схватил мгновенно погрузившееся в воду тело, за заплетенные брови. Очень кстати удобный способ спасения утопающих, рекомендую. Через пять минут, уже делал искусственное дыхание, как вспомню этот момент, меня тошнить начинает, и вытряхивал через колено воду из легких, суицидника.
Получилось. Захрипел он закашлялся и глаза открыл.
— Где я?
— В раю блин. Только своеобразном, для мазохистов.
— Фаст Кардир. Это ты?
— Нет твою мать, Архангел Гавриил.
— Тебя так звали, пока ты сюда не попал?
— Послушай Строг, если ты разочарован, что не утонул, и пытаешься спровоцировать меня доделать работу воды, то ты на правильном пути. Я уже почти готов добить. Не тупи, а.
— Я понял. — Он слабо улыбнулся. — Где мы?
— Понятия не имею, водой унесло. Тебе лучше знать. Ты местный.
— Судя по всему мы в районе болот, но это неточно, ориентиров нет, все залито. Надо ждать пока вода сойдет.
— И долго?
— Дня два три.
— Не дождемся, от холода околеем, сдохнем мы тут за это время.
— А если костер развести?
— Я что, фокусник?
— Не знаю кто это, но если ты найдешь подходящие ветки посуши, то все получится. Я не смогу ходить, ноги не слушаются. Придется тебе.
Видел ты когда-нибудь как костер с помощью двух палок разжигают, нет не по телевизору, а в живую? Происходит это долго и нудно:
Сначала я носился, подбирая подходящую древесину для терок, Строгу, то что я приносил, не нравилось, то гнилая, то сухая, то порода не та, в общем пока угодил извращенцу, согрелся бегая. Потом выковыривал какой-то пух из непонятных шишек, за тем таскал все подряд, готовое гореть в будущем костре. В общем вспотел.
Все это время Строг тер. После долгих его мучений, наконец заструился слабенький дымок, потом посильнее, и вспыхнул огонь. Пусть слабенький, нестерпимо режущий глаз дымом от сырых дров, но согревающий ласковым теплом тело — огонь.
— Что у тебя с ногами? — Я поинтересовался, когда мы наконец обсохли.
— Не знаю. Меня в спину ударило то дерево, за которое я держался. Ноги тогда моментально отключились, да и я честно говоря вырубился от боли, но слава ветру умудрился как-то зацепится, и не утонуть.
— Спина — это серьезно.
— Я знаю. У нас был один такой в поселке. С дерева упал. Жил лежа. И сам намучился и семью намучил. Лучше сразу того….
— Ну это только твое мнение, и оно неправильное. Тебя же ждут и любят. А инвалид это не тот, кто ходить не может, а тот, кто ничего делать не хочет.
— Нам всеравно от сюда вдвоем не выбраться. Один ты дойдешь, а со мной вряд ли. Я объясню, маршрут. Вода спадет и иди.
— Заткнись. Хватит ныть. Рано хоронишь. Я может и не герой, но упертый. Выдюжим.
Мы молча смотрели в костер. Не смогу я его тут одного оставить. Может он и прав, что вдвоем не выйти, и я бы на его месте так же говорил, но думаю, что и он на моем месте не смог бы бросить меня. Похожи мы в этом.