Сегодня спортом занимаюсь, бегаю. Погода великолепная. Послал, как часто бывает, в последнее время, подальше всех этих спорщиков и просителей, докапывающихся до своего Фаста, и удрал. Красота. Не в смысле не то, что удрал — красота, а вокруг меня красота. Весна время пробуждения жизни, да, уже наступила, время быстро летит. За период зимней хандры и раздражающих каждодневных забот. ничего существенного не произошло. Если не считать того, что созданное новое племя окрепло. Старые обиды забылись. Общие охота и быт сплотили. Много семей общих появилось, даже детки уже бегают совместные. Это тут быстро, три с половиной месяца, и ты уже счастливый родитель. Таковы реалии местные.
Так вот, бегу я красотами любуюсь. Видел когда-нибудь пустыню в это время года? Очень советую. Если в живую не получится, то видео посмотри, ну или на крайний случай фото. Буйство красок. Такое ощущение, что она вся вопит вдохновением цветов о любви и страсти, и ты бежишь, раскинув руки в стороны, в этом благоухающем разноцветии, вдыхаешь аромат пробуждающейся жизни, и тоже орешь, выражая свой восторг, только обязательно отборным матом, потому что других слов описать свое состояние полета не найти.
Так вот, взбегаю я значит на один из цветущих разноцветными пятнами барханов и врастаю в песок, не прекращая орать: «Ааааа…», с упавшей челюстью и вылупленными в удивлении глазами.
Ко мне приближается на белоснежной лошади она! Ангел моих снов. Лошадью это извращение природы можно назвать конечно с натяжкой, и только издали. Тело, ничего не скажу, лошадиное, голова черепахи с одним глазом посередине, а пасть клыкастая, ушей нет, ноги длинные куриные, но четыре штуки, хвост по собачьему, колечком завернут, шерсть жёсткая, как щетина поросячья.
Улыбается, значит. Да не лошадь улыбается, чур меня, девушка. Загадочно улыбается, моя Лариния, и смотрит на меня озерами голубых глаз. Белоснежный плащ, развевается на ветру, спадая водопадом с нежных плеч. Кожаное, высокое седло поскрипывает, сапожки аккуратно пришпоривают коня, подбадривая двигаться в перед, а маленькая ручка в перчатке, придерживает повод, чтобы не сорваться в галоп, значит. А я стою и ору, что с меня возьмешь. Придурка заклинило.
— Приветствую тебя Фаст Кардир. — Она изящно спрыгнула около меня и припав на одно колено склонила голову. Видимо у тебя хорошее настроение, если поешь цветам? — Она говорит, еле смех сдерживая, а головы не поднимает, боже что за голос.
— Да, знаешь ли, погода прекрасная. — Чувствую, что что-то не так делаю, а понять не могу, певец хренов. И тут до меня доходит, что она на коленях передо мной стоит. Вот же тормоз. Это мне надо на песок валится. Схватил ее за плечи. — Что ты, красавца, поднимись немедленно. Какой я для тебя Фаст. — Поднял ее, в глаза глянул, утонул, и опять в ступор впал. Вот что с нами мужиками женщины делают. — Рад видеть тебя. — Ну вот, уже и хрипеть начал.
— Я вижу. — Она кивнула головой, и лукаво стрельнула глазами, застенчиво как-то у нее это получилось, от груди моей в землю и на лошадь получилось.
Я на автомате тоже глазки в низ опустил, надо же посмотреть, что так ее рассмешило. Вот же бабушкин огурец. Чувствую, что отварной рак, по сравнению со мной не такой уж и красный. Дошло наконец, что тут не так. Это же надо быть таким дебилом. Я же практически голый, один только гульфик из всей одежды, и тот срамоту мою еле прикрывает, вот же гребаное мужское начало. Предатель!
Развернулся бочком, опустил руки, как бы невзначай, срамоту прикрыл. Она вроде, как и не заметила, и только отстраненно морду лошади поглаживает, но глаза то все выдают, в них бесенята скачут. Вот ведь лоханулся. Произвел первое впечатление, блин. А потом вдруг представил, как все это со стороны выглядит, ну и не сдержался, заржал. Что с придурка возьмешь.
Но девушка вполне нормально отреагировала, то же смеяться начала, и задорно у нее это так получилось, как колокольчик зазвенел
— Прости, Фаст, недостойно себя веду. Но ты уж больно выглядишь комично. — А сама хохочет, и слезы вытирает.
— Какой я, Фаст. — Смеюсь, остановится не могу, — Владимир Петрович я Иванов.
— Кто? — Все, приплыли. Имя мое на местном звучит как Пусь, что означает в самом пристойном смысле малыш, а основное значение — личинка. Лариния даже голову в сторону отвернула, чтобы я окончательно не сгорел от стыда.
— Да нет. — Пытаюсь оправдаться. — Это тут меня по началу так назвали, сейчас то я Кардир, Фаст дольсящцкий…
Будь проклято мое неуместное чувство юмора. Ну что мне стоило назвать племя как-то более героически. «Пустынные орлы» к примеру, или еще как ни будь пафосно, нет, придумал же название, от которого самого смех разбирает. По-русски получилось вроде: «Личинка, владеющая жизнями долбоящеров». Узнают местные истину, на кол посадят.
— Просто Кардиром зови. И еще. Я обязательно прощу прекрасную Ларинию, но только при условии, что она позволит проводить себя. Даже несмотря на мой неприглядный внешний вид. — Наконец-то перестал я тупить.
— А мне и Пусь нравится. Забавно называть такого героя малышом. Но почему же ты считаешь, что вид у тебя неприглядный, очень даже красиво. Фактурно и мужественно выглядишь, как будто с древней картины сошел. Мне нравится.
Неужели это комплимент? Это прекрасное создание назвало меня мужественным героем. Ох как хочется верить, что это не просто ничего не значащие слова, что это не просто, для поддержки разговора, не ничего незначащий комплимент
— Мне кажется, что полуголый мужик, рядом с такой прекрасной девушкой, смотрится мягко говоря неуместно.
— В поселке, это конечно так, но мы в пустыне, осудить некому. — Она улыбнулась, и мне вновь пришлось разворачиваться боком.
— Увы. — Вздохнул я. — Но моя прежняя одежда пришла в негодность, а местные такого не шьют. Да и вообще ничего не шьют, им незачем.
— А я, думала, что тебе нравится выставлять тело на показ. — Она улыбнулась. — Я помогу, пришлю что ни будь. Конечно не изысканное, но добротное и удобное, что-то более дорогое мне увы не по карману, я всего лишь охотница.
— В моем народе не принято принимать такие подарки от женщин. — Я гордо вскинул подбородок.
— Тогда тебе и дальше придется ходить голым. — Она вновь рассмеялась, стрельнув глазами. — Но я в принципе не против, мне нравиться.
Дебил, осел, это же надо выпендриться: «В моем народе.», «Подарки от женщин». — Одно слово вождь долбоящеров.
— Я имею в виду, что оплачу расходы, только вот не знаю, как. Как происходит вообще здесь торговля, чем платят.
— Очень интересно. Она внимательно посмотрела на меня. — От куда ты? Из каких мест, если не знаешь элементарных вещей.
И я рассказал ничего не скрывая, а она слушала, распахнув в удивлении прекрасные глаза.
Про чудный мир той цивилизации, потерянной мной навсегда. Про поезда и самолеты, про высотные дома, про телевиденье и интернет, про телефоны, об всем что только мог вспомнить. Она слушала не перебивая, лишь только изредка удивляясь. Когда я закончил уже смеркалось. Даже не заметил, как пролетело время.
— Это очень похоже на легенду о происхождении нашего народа. Люди, наши предки, пришли сюда из другого мира. Они сумели выжить на новом месте и после долгих мытарств приспособились, основав первый поселок. Со временем они даже нашли возможность вернуться назад, но только не многие ушли, большинство остались. Так во всяком случае гласит легенда. Ты тоже хочешь вернуться обратно? — Она как-то странно посмотрела мне в глаза.
— Конечно, ведь здесь я чужой.
— Какой же ты чужой? Ты Фаст, о котором уже начинают ходить легенды.
— А то, что выгляжу, мягко говоря не как мои фастиры? То, я что один, не смотря на огромное количество живых разумных существ вокруг? Я чужой тут.
— В мире много разных племен, с твоей внешностью. Например, наше. Я честно говоря не понимаю почему ты нас еще не посетил?
— Я тоже этого не понимаю, и думаю знаю кто ответит мне на этот вопрос. Кое кому многое придется объяснить.
— С тобой интересно. — Задумчиво произнесла она, и слегка прошла вперед.
— Ты так думаешь? — Я догнал и прикоснулся к плечу.
— Да. — Лариния обернулась, и я утонул в посмотревших на меня озерах. — Но мне пора, солнце скоро сядет, Она опустила голову.
— Я провожу.
— Нет. — девушка легко вскочила в седло. — Может быть в другой раз. — Она задорно стрельнула глазами засмеялась, а лошадь сорвалась в галоп.
Через мгновение я остался один в быстро темнеющей пустыне