Город Габен — неприятное место. Набитое бедами, как подушка перьями.
Одна из бед Габена — это его славная полиция. Так говорят люди. Разумеется, шепотом, три раза проверив прежде, не покажется ли поблизости синий мундир с медными гербовыми пуговицами, высокий шлем или одутловатая рожа. Или же все это вместе.
В Тремпл-Толл все знают: с констеблями из Дома-с-синей крышей лучше не связываться. Для того, чтобы попасть к ним в лапы, не обязательно нарушать закон — они могут схватить вас, если им не понравится ваша прическа, или нос, или если у господина констебля будет дурное расположение духа. В глазах обывателя констебли не слишком отличаются от тех же грабителей, и то правда: ничто так не улучшит настроение представителя закона, как содержимое ваших карманов.
И все же, как ни странно, даже среди них были свои исключения, которые исправно несли службу, следили за общественным порядком, отлавливали шушерников и довольствовались крошечным жалованьем да нелюбовью своих ленивых и продажных коллег.
Одним из таких исключений был констебль Гун, пост которого располагался на улице Вишневой, у высокой кирпичной стены психиатрической лечебницы «Эрринхауз».
Для мистера Гуна день накануне Нового года тянулся неимоверно медленно.
Утром неподалеку от сигнальной тумбы в снегу увяз кэб — констебль помог кэбмену вызволить экипаж. Потом он разнял драку двух старушек, которые не поделили место в очереди к торговцу сахарными крендельками. Около обеда Гун снова поймал на горячем Бикни. Ну что за глупый и нелепый человек! Ладно, тот пытался шарить по карманам прохожих рядом с полицейской тумбой, так у него это еще и выходило из рук вон плохо — худшего воришку не сыскать во всей Саквояжне. Избавившись от Бикни, констебль Гун помог мисс в пальто с лисьим воротником: ей стало дурно — хорошо, что у него в тумбе есть пузырек нюхательной соли. После обеда прибежала племянница мистера Ломбри: она сообщила, что кто-то влез в дом ее дяди и перевернул там все кверху дном. Гун отправился вместе с ней на место преступления — вторженцем оказался Дьюи, сбежавший ручной хорек мистера Паткинса, соседа мистера Ломбри. Хорек был изловлен, словесно осужден за свои проделки и возвращен хозяину, ну а констебль с перевязанным пальцем вернулся к тумбе.
До самого вечера ровным счетом ничего не происходило, если не считать постоянных появлений миссис Труди. Старушка страдала забывчивостью и трижды за один только день подходила к мистеру Гуну узнать, не видел ли тот ее дочь Мередит, и всякий раз ему приходилось провожать миссис Труди домой, напоминая ей, что ее дочь уже пять лет, как умерла от чахотки.
Время ползло. Стемнело. На улице Вишневой зажгли фонари.
Констебль Гун с тоской глядел на джентльменов и дам, волокущих связки подарков, новогодние ели и завернутых в коричневую бумагу гусей. В эти предпраздничные дни, и особенно сегодня, его одолевала хандра: Гун был одиноким человеком — никто не дарил ему подарки, и ему некому было их дарить. Ну а что касается ели или гуся… что ж, не с его жалованьем. Да и какой от них смысл, если ему прозябать на посту всю новогоднюю ночь. Единственное, о чем он жалел, это о том, что пропустит аудиодраму «Мешок Крампуса» — он ее очень любил: эта история будто бы возвращала его в старые добрые времена, когда жизнь еще не казалась бессмысленной и беспросветной стопкой старых газет в дырявом чемодане.
А еще он совсем продрог, нос раскраснелся и распух, то и дело приходилось отряхиваться от снега — служебный зонтик не особо помогал.
Констебль расхаживал у своей тумбы, пытаясь согреться с помощью мыслей о теплом камине и стареньком пледе. В какой-то момент ему даже почудилось, что это помогает.
А потом раздались крики, вырвавшие его из теплых раздумий.
Гун поднял голову. Крики доносились из ближайшего переулка.
— Это еще что такое?!
Он снял с пояса дубинку и поспешил проверить, что там творится.
Из переулка выбежали трое перепуганных нищих. Гун знал их: Сизый Нос, Рыбина Джордж и Заскорузник вечно ошивались поблизости. Констебль относился к ним со снисхождением — в отличие от клопов из своры слепого Бэзила, эти трое не приставали к прохожим и не нарушали порядок. Сизый Нос, Рыбина Джордж и Заскорузник большую часть времени проводили, греясь у бочки в переулке — любой другой констебль на его месте давно выдворил бы их оттуда, но Гун не понимал, зачем просто так гонять этих бедолаг.
Вжимая головы в плечи, с выпученными от страха глазами нищие прошмыгнули мимо констебля.
Кто их спугнул?
— Отпустите! — раздался крик. — Пустите меня! Вы, дурацкие злыдни!
Констебль вошел в переулок. Ему открылось престранное и премерзкое зрелище.
Двое рыжих типов (по их прическам Гун сразу распознал в них головорезов из банды «Свечники») схватили носатую куклу и пытались засунуть ее в горящую бочку. Носатый орал, дергался и пытался отбиваться.
— Что здесь творится?! — громыхнул Гун.
Свечники вздрогнули и испуганно обернулись. Пленник заверещал:
— Помогите! Спасите! Сжигают! Убивают!
Завидев служителя закона, бандиты переглянулись и осклабились. Страха как ни бывало.
— О, мистер Констебль! — бросил один. — Добрейший вечерочек!
— Что здесь творится? — повторил Гун.
— Ровным счетом ничего. Просто встреча старых друзей.
— Непохоже что-то. Отпустите бедолагу.
Свечники не выказывали уважения к полицейскому, выглядели весьма довольными собой и, судя по всему, прекращать безобразие не собирались.
— Ну же, мистер Констебль, — нагло заявил один из них, — мы тут, знаете ли, немного заняты. Может, вернетесь к своей тумбе? Чаечек заварите, пончик съедите?
Гун скрипнул зубами: и не столько от того, как унизительно это прозвучало, сколько от понимания, что большинство его коллег уже пожелали бы этим шушерникам доброго вечера и последовали бы «совету». Тем более жертве рыжих негодяев не повезло оказаться куклой, а до кукол в Саквояжне вообще никому нет дела.
— Что-то не хочется пить чай, когда здесь происходит преступление, — сказал констебль.
— Да какое ж это преступление? — сказал один из свечников. — Вы нас, верно, не узнали? Мы же со славной габенской полицией, можно сказать, на короткой ноге.
— Наш босс с сержантом Гоббином все порешал, — добавил его подельник, — они близкие друзья. Верно, Фиттль?
— Верно, Роуч.
— Что-то не вижу здесь сержанта Гоббина, — угрюмо заметил Гун.
Улыбки свечников превратились в оскалы. Роуч отодвинул полу потрепанного серого пальто, демонстрируя констеблю револьвер за поясом.
— Я же сказал, — проскрежетал он. — Для тебя же будет лучше, флик, если ты развернешься и потопаешь обратно к своей тумбе.
Гун не сдвинулся с места. Кукла дернулась, пытаясь вырваться, но ее быстро приструнили ударом по голове.
Констебль двинулся к ним. Роуч схватился за рукоятку револьвера, но достать его не успел — Фиттль громко цокнул языком, останавливая подельника.
— Что-то обстановочка накалилась, — сказал он. — Не стоит горячиться. Роуч, мы просто не поняли намека мистера Констебля.
Роуч нехотя убрал руку с оружия.
— Я так понимаю, — продолжил Фиттль, обращаясь к констеблю, — оплата стандартная?
— Что? — Мистер Гун сдвинул хмурые брови. — Стандартная оплата?
Свечник понял причину возмущения неверно и поспешно добавил:
— Ну и, разумеется, чаевые за беспокойство.
— Вы забыли праздничную надбавку, — прорычал Гун.
Говард Бек заверещал от ужаса. Ему стало ясно, что спасать его никто не собирается. Всем плевать, если какую-то куклу сожгут в бочке…
— Вот так бы сразу, — рассмеялся Фиттль и полез в карман за бумажником.
Гун шагнул к свечникам и их жертве, чтобы получить вознаграждение за беспокойство.
— Как вас звать, мистер Констебль? — спросил Фиттль, открывая бумажник. — Я должен отчитаться перед боссом за непредвиденные траты.
— Моя фамилия Гун, — представился констебль. — Двадцать лет служу в полиции Габена. Тумба на улице Вишневой. Номер жетона: «5-18-взятки-не-беру».
— Что?! — недоуменно глянул на него Фиттль, а в следующее мгновение дубинка в руке констебля вспорхнула и, прежде чем оба шушерника успели что-либо предпринять, врезалась в челюсть одного, а затем в лоб другого.
Свечники заревели от боли и выпустили куклу. Та приземлилась на четвереньки возле бочки.
Гун снова поднял дубинку. Один из пришедшихся вскользь ударов выбил из рук Фиттля бумажник, и тот, кувыркаясь в воздухе, полетел прямо в огонь.
Говард Бек извернулся и успел схватить бумажник прежде, чем тот нырнул в бочку. После чего быстренько спрятал его в карман своих полосатых штанов.
Гун между тем продолжал охаживать свечников дубинкой, все приговаривая: «Не на того напали! Думаете, вся полиция в Габене продажная?»
Свечники визжали и прикрывали головы руками.
— Ай! Ой! Проклятый флик! Прическу не помни!
— Терпеть не могу модников, — буркнул Гун, еще пару раз стукнул каждого дубинкой, после чего умело защелкнул наручники на запястьях обоих бандитов.
— Так вам и надо! — воскликнул Говард Бек, пнув одного из свечников по ноге. — Чуть меня не сожгли! Если бы не мистер Гун…
Констебль наделил куклу хмурым взглядом.
— Во что ты опять влез, Говард?
— Та я же не причем, мистер Гун! Я себе просто прогуливался, присматривал гуся на ужин. А тут эти — как выскочат! Как закричат: это ограбление!
Констебль наделил его взглядом, преисполненным сомнения.
— Они тебя ограбить пытались?
— Ну да! О том же и речь! — Говард попытался схватить Роуча за нос, но констебль мягко отпихнул его в сторону. — Что мы с ними сделаем, мистер Гун? Может, в бочку засунем? Будут знать, как пытаться сжечь честную куклу!
— Еще чего, — буркнул констебль. — Я отведу их на Полицейскую площадь — пусть ими занимается сержант Брум.
— Да их же сразу отпустят!
— Такова процедура, — твердо сказал Гун. — Ничего не попишешь. Я должен доставить арестованных в Дом-с-синей-крышей.
Говард отряхнулся от снега, подобрал свой котелок и натянул его на голову.
— Надеюсь, им всыплют как следует.
— Постарайся ни во что не встревать, Говард. — Гун наделил куклу строгим взглядом. — Меня может поблизости не оказаться. Ты же не хочешь, чтобы мадам Дуддо горевала из-за тебя?
— Ладно-ладно, — проворчал Говард Бек. — Мне еще гуся добывать. Спасибо за помощь, мистер Гун!
Говард развернулся и припустил прочь по переулку. Его головешка запрыгала на тонкой шее.
— Передай… передай от меня поздравления мадам Дуддо с праздником! — воскликнул Гун вслед Говарду, но тот уже не слышал.
Констебль отобрал у обоих свечников револьверы и ножи, вытащил из-за поясов спрятанные удавки.
— Пошагали! И без глупостей!
— Ты пожалеешь, флик, — прошипел один из бандитов, держась за голову. — Ты схватил свечу и обжегся!
— Честно говоря, я уже жалею, — вздохнул мистер Гун. — Из-за вас теперь топать через полгорода. Эх, ну хоть согрелся.
***
В темном переулке неподалеку от Чемоданной площади раздался звон, и на гармошечном механизме из жилетного кармана некоего господина выпрыгнули часы, крышка открылась. Господин узнал время, и часы вернулись обратно.
В переулке снова поселилась тишина. Со стороны могло показаться, что там никого нет, а высокая фигура в цилиндре и пальто с высоким воротником и пелериной, какие носят в районе Набережных, — это не более чем груда старого хлама, одна из многих, сваленных на задворках вокзала. И уж точно никто не разобрал бы в ней известного в определенных кругах доктора Эдварда Эрмана по прозвищу «Механист».
Пальцы в черных кожаных перчатках нервно постукивали по ручке чемоданчика, густые черные брови хмурились. Тревогу, охватившую доктора, можно было понять: он ждал уже полчаса, притом что с каждой минутой своего пребывания в Тремпл-Толл риск попасть в неприятности для него все возрастал. Его пышную смоляную шевелюру, в которой проглядывали седые пряди, крючковатый нос, полукруглый шрам на левой щеке и черные, словно он пил чернила, губы здесь хорошо знали, так как портрет «безумного Механиста» занимал почетное место на стене в Доме-с-синей-крышей среди портретов прочих, кого разыскивает полиция.
Если бы не назначенная встреча, он бы не рискнул явиться сюда — история с Рэдингчатетом была еще слишком свежа в памяти жителей Саквояжни…
Доктор Эрман дважды быстро согнул мизинец на левой руке, и в следующий миг цилиндр на его голове приподнялся на специальном механизме, несколько раз провернулся, сбрасывая с тульи и полей снег, после чего вернулся на свое место.
«Где же он ходит?!» — раздраженно подумал Механист, и тут, словно в ответ на его мысли, в переулке кто-то появился.
Высокий тип с зонтиком шагнул прямиком к нему.
Доктор подобрался и крепко стиснул ручки чемоданчика, оттопырив безымянный палец на левой руке — одно неосторожное движение этого типа, он согнет палец, и тогда тот пожалеет, что вообще решил прийти. Механист надеялся, что до этого не дойдет.
Увидев большую круглую голову, длинный нос и кривую усмешку подошедшего типа, доктор вздрогнул, но палец не согнул — рано.
— Д-добрый вечер, — произнес доктор Эрман, чуть заикаясь. — Я ждал в-вас.
Снеговик не ответил — казалось, его забавляла нервозность Механиста.
— Я все сд-д-делал. Это было непросто, но мне удалось. Надеюсь, он это отм-м-етит.
Снеговик по-прежнему не произнес ни слова.
Доктор Эрман протянул ему чемоданчик. Оттопыренный безымянный палец дрогнул, но снеговик нападать не собирался. Он взял чемоданчик.
— В-в-вам нужна схема? Я мог бы объяснить п-принцип действия этого устройства.
Снеговик покачал головой, развернулся и двинулся к выходу из переулка.
— В-вы ведь передадите ему, что мы в расчете? Я больше ничего не д-должен.
Снеговик застыл, повернул голову к доктору.
Кривая зубастая прорезь его рта не шевельнулась, но откуда-то из недр круглой снежной головы раздался тихий шелестящий голос:
— Долг выплачен, доктор.
Доктор Эрман вздрогнул, узнав этот голос.
Не прибавив больше ни слова, снеговик удалился.
Вскоре звук его шагов стих, но доктор еще какое-то время выжидал. Наконец, удостоверившись, что его странный собеседник возвращаться не планирует, он три раза провернул безымянный палец на левой руке по часовой стрелке. Сбоку тут же раздался звон.
Доктор Эрман подошел к трухлявым заснеженным ящикам, стоявшим у стены, и стянул с одного из них драную грязную ветошь. Под ней разместилась небольшая самовзводная турель, дуло которой было направлено на то место, где недавно стоял снеговик.
Доктор переключил рычажок на треноге, и турель со звоном сложилась, после чего с четырех сторон от нее сами собой поднялись стенки футляра, крышка захлопнулась, щелкнули замки.
Взяв футляр за ручку, доктор нырнул в узкий боковой проход и спешно двинулся к станции «Чемоданная площадь». Пора было убираться из Тремпл-Толл. Скоро здесь должны были развернуться события, от которых лучше держаться подальше.
***
Мистер Твуни был неимоверно зол. Это обидно! Несправедливо! Нет, тысячу раз несправедливо!
После возвращения в эллинг он рассказ своим приятелям-аэрокэбменам о том, что лично, своими собственными глазами, видел Человека-в-красном, и ему никто не поверил! Более того, эти злыдни начали потешаться над ним. «Чего только не померещится, Твуни!», «Хватит заливать, Твуни!», «Человек-в-красном, скажешь тоже, Твуни!» — говорили они. А у Роджера Твуни попросту не было, чем ответить.
Зазвонили часы над рубкой старика Хопхерта, смотрителя эллинга, и экипажники начали расходиться по домам. Рабочий день закончился.
Мистер Твуни еще минут двадцать провозился у своего аэрокэба: опустошил зольник, прочистил трубы и спустил газ из баллонетов. Заполнив маслом фонари и проверив напоследок пропеллеры, он закрыл крышки на двигательном коробе, после чего, сдав вечернюю выручку и получив у мистера Хопхерта жалованье за день, направился к служебному выходу.
Смотритель эллинга вслед ему крикнул: «Передавай привет Каминнику, Твуни!», отчего аэрокэбмен тихо выругался.
У входа, кутаясь в свое тонкое пальтишко, его ждала Мэри. Стоя под зонтиком, она притопывала от холода. Увидев жену, мистер Твуни улыбнулся. На душе у него потеплело.
— Роджер! — воскликнула Мэри и бросилась к нему в объятия.
— Я тебе такое расскажу! — сказал аэрокэбмен. — Ты не поверишь!
Но он знал, что она поверит.
Мистер и миссис Твуни, держась за руки, пошли домой. Он рассказывал ей о Человеке-в-красном, и она слушала его, распахнув рот.
— Человек-в-красном, тоже мне, — проворчал старик Хопхерт, глядя в окошко вслед отдаляющейся чете Твуни. — Да он давно забыл сюда дорогу…
Кряхтя, Хопхерт задернул шторку и погасил все лампы в эллинге — единственный огонек остался гореть лишь в его рубке. Смотритель повернул рог радиофора, откупорил подаренную ему кем-то из кэбменов (он точно не знал, кем именно, ведь она, перевязанная ленточкой, просто появилась на его столе) бутылочку «Понтабрюха» и устроился в кресле. Уже через десять минут он вовсю храпел под бубнеж диктора: «Мальчики выбрались из логова жуткого зимнего духа и бросились через заснеженный лес. За спиной раздался преисполненный ярости крик — Он заметил их пропажу!..
— Не оглядывайся! — воскликнул Маленький Джек, крепко сжимая ладонь брата. — Не бойся! Он нас не догонит!
— Мне страшно, Джек! — отозвался Джон-пуговка. — Он снова засунет меня в свой мешок…»
В темном эллинге вдруг раздался металлический скрежет, крышка люка в полу поднялась, и из-под земли выбрались двое.
Двое являлись обладателями больших круглых голов, длинных острых носов и ехидных ухмылок.
Оглядев эллинг, снеговики двинулись по проходу между аэрокэбами. Один из них ткнул рукой в экипаж мистера Твуни. Другой кивнул.
Носатые замерли, прислушиваясь. Отметив раздающийся из рубки смотрителя храп, они затряслись в беззвучном смехе. Никто не помешает им провернуть задуманное…
Убедившись, что в эллинге, помимо спящего мистера Хопхерта и радиофора, из которого звучал «Мешок Крампуса», никого нет, снеговики взялись за дело. Хотя правильнее будет сказать, что какое-то время они без толку стояли на месте, пытаясь понять, с чего начать.
Наконец, носатые, видимо, вспомнили, что именно от них требуется, и подтащили к аэрокэбу шланги. Откинув лючки на кормовой части оболочки, они вставили концы шлангов в разъемы, клацнули замки. После чего один из снеговиков ринулся к громадным баллонам газгольдеров и провернул вентили. По шлангам в оболочку аэрокэба пошел газ…
Вскоре на приборной доске в кабине кэбмена запищал один из датчиков, давая сигнал о том, что баллонеты заполнены, и снеговик перекрыл вентили.
Его подельник отсоединил шланги и, закрыв лючки, принялся заполнять топливный бак химрастопкой. Длинные кривые пальцы умело вставили во все каморы цилиндрики с этикетками «Растопка Ффер».
Когда дело было сделано, снеговики, усевшись в кабину, зажгли топку, закрыли дверцы и принялись ждать. Минут через десять загорелся датчик нагрева, и стрелка переползла с отметки «Теплится» на отметку «Котел разогрет». В кабине сперва стало тепло, а потом и вовсе жарко. С кончиков снежных носов начало капать, словно их обладатели вдруг подхватили простуду.
Один из снеговиков достал бумажку, на которой был записан подробный план действий и изображена схема приборной доски. Найдя нужные тумблеры, носатый переключил их, и двигатели заурчали. Кэб принялся дрожать, выхлопные трубы исторгли из себя облака дыма. Зажглись бортовые огни, пару раз мигнув, загорелись и круглые фары.
Снеговик, сидевший в штурманском кресле, потянулся к рычагам, за что тут же получил по рукам. Подобного оскорбления он стерпеть не мог, и ткнул подельника в бок. Тот ответил, и в кабине началась настоящая снеговичная драка.
После взаимного обмена пинками и тычками снеговик за штурвалом запустил пропеллеры и толкнул главный рычаг.
Махина оторвалась от земли и взлетела на несколько футов, но затем плюхнулась обратно, задев стоявший рядом аэрокэб. Рессоры заскрипели. Носатых экипажников тряхнуло.
Вторая попытка оказалась не намного удачнее предыдущей. Кэб поднялся чуть выше и стукнул колесом оболочку все того же имевшего неосторожность стоять поблизости экипажа.
Наконец до незадачливых угонщиков дошло, что взлетать внутри эллинга — не лучшая идея и что сперва нужно выбраться под открытое небо. Когда махина вновь вернулась на землю, снеговик в кресле кэбмена нажал ногой на педаль и толкнул штурвал. Экипаж пополз по проезду, вихляя из стороны в сторону и с грохотом наталкиваясь на прочие аэрокэбы.
На борту появилась вмятина, правая фара разбилась и погасла, и все же вскоре экипаж кое-как подкатил к выезду из эллинга.
«Штурман» распахнул дверцу и, выпрыгнув их экипажа, ринулся к рубке смотрителя. Зайдя внутрь, он окинул насмешливым взглядом храпящего мистера Хопхерта — снотворное в подаренном вине действовало отлично: этот глупый человечишка и не подумает просыпаться еще по меньшей мере три часа.
Снеговик нашел рычаг управления воротами эллинга и, отжав рукоятку, дернул его изо всех сил. В тот же миг лебедки с гулом пришли в движение, натянулись цепи, и створки, открываясь, поползли в стороны на рельсах.
Экипаж заклаксонировал и проехал в открывшийся проем. «Штурман» бросился к нему, на ходу запрыгнул в кабину и захлопнул дверцу.
Стоило аэрокэбу покинуть эллинг, носатый в кресле кэбмена, вновь запустил пропеллеры и потянул на себя штурвал.
Экипаж оторвался от земли и, заваливаясь то на левый, то на правый борт, начал набирать высоту. Небо пронзили лихорадочный гудок клаксона и визг одновременно дюжины датчиков.
Угон аэрокэба прошел не то, чтобы гладко, но весьма успешно. Впрочем, учитывая то, как экипаж болтало, бросало то вниз, то вверх и постоянно швыряло из стороны в сторону, полагать, что и сам полет пройдет удачно, было слишком… преждевременно.
Развернувшись в воздухе, аэрокэб понесся сквозь снег в сторону канала.
***
Незадолго до описанных выше событий.
Зои Гримм не могла найти себе места от предвкушения.
Ее руки дрожали, и снежок, который она лепила, чтобы убить время, выходил каким-то нескладным и кривобоким. Но она этого даже не замечала.
Вот-вот должно было произойти то, чего Зои ждала с того самого момента, как в ее голове сложился план действий.
Все, что она сегодня учудила и еще только собиралась учудить, разумеется, согревало ее студеную душу, но кое-чего все же не хватало. На ее счету были внезапные вторжения, создание снежного переполоха, громкие ограбления, тихие кражи, взрыв редакции газеты, проникновения за шиворот к врагу, схватки с жуткими монстрами и нерасторопными констеблями. У нее были прихвостни и собственное логово, имелся большой и сложный план. И тем не менее, в понимании Зои, один пункт в «Списке дел Настоящего Злодея» пока не был выполнен.
Никакой уважающий себя злодей не обходится без темных сделок в укромном месте под покровом темноты. И Зои не могла лишить себя удовольствия провернуть такую сделку.
Встреча была назначена на пустынной аллее в тени голых скрюченных вязов, в некотором отдалении от стены парка Элмз. Лучше места для обмена и не придумаешь: еще бы, ведь это самый запущенный и нехоженый закуток во всем Элмз.
Осталось только дождаться прибытия «другой стороны», и Зои вся изнывала от нетерпения.
Говард Бек, которого она взяла с собой, ее чувств не разделял: он многое слышал о тех, с кем была назначена встреча, — и совсем ничего хорошего. Кукла, не смолкая, ныла, твердя, что напрасно они все это затеяли и что хуже всего — не взяли мистера Пибоди и прочих «снежных мистеров». На это Зои отвечала, что беспокоиться не о чем — «воспитанные джентльмены», которых они ждут, мол, не рискнут играть грязно с самой мисс Гримм, о которой весь день пишут в газетах. К тому же у Пибоди и остальных были свои задания…
Когда стрелка на карманных часах Зои безразлично перепрыгнула назначенное время, ей впервые стало тревожно: «А что если они не приедут?»
Впрочем, вскоре ее страхи рассыпались мелким крошевом, как и снежок, сжатый в пальцах: в темноте появились огни фонарей, раздался рев двигателя, и из тоннеля в парк въехал темно-красный экипаж «Трудс». На его крыше ремнями были закреплены ящики, в которых, вероятно, и содержалось то, что нужно было Зои для ее дела.
«Трудс» остановился в некотором отдалении, и из него выбрались пятеро рыжих типов в серых пальто и с причудливыми прическами в виде свечных огоньков. Оглядываясь по сторонам и держа руки на рукоятках револьверов, они подошли к Зои и Говарду Беку.
Главный, отвратного вида громила с кривым шрамом через все лицо, хрипнул:
— Гриппин.
— Сочувствую, — сказала Зои.
— Это мое имя, — рявкнул громила и оскалился. Говард Бек потянул Зои за край пелерины и прошептал: «У него железный зуб! Ну все, мы точно пропали…»
Зои проигнорировала.
— Ой, прошу прощения, мистер Гриппин, — сказала она. — Я подумала, что вы кашлянули. Я — Зои Гримм, а это — Настоящий Человек.
Гриппин с хрустом повел шеей из стороны в сторону. Уяснив, что, помимо мисс Гримм и ее спутника-коротышки, здесь никого больше нет, он заметно расслабился.
— Я думала, приедет лично мистер Бёрнс, — Зои обиженно поджала губки.
— Мистер Бёрнс передавал извинения за то, что не смог присутствовать — перед Новым годом у босса очень много дел: украсить елку с семьей, запечь гуся, подарочки-открыточки там всякие…
— Ладно уж, — проворчала Зои. — Вы привезли то, о чем мы договаривались?
Улыбка на угловатом щетинистом лице Гриппина растянулась и стала шире. При этом его уродливый шрам изогнулся полумесяцем.
— Очень странный заказ, — сказал громила. — Обычно мы занимаемся кое-чем более… гм… громким.
— Я вообще очень странная, — важно заявила Зои.
— Да мы уж заметили, верно, парни? — бросил Гриппин, и его спутники ответили нестройным бурчанием.
— Я думал, мы увидим снеговиков, — сказал один из свечников, и громила кивнул.
— Все так. Мисс Гримм, вы наделали сегодня шуму в Саквояже. Все талдычат о каких-то снеговиках. Мол, повсюду с вами бродят снеговики, которых вы якобы приручили. Хотелось бы глянуть на них хоть одним глазком. Но что-то я их здесь не вижу. Неужто всё врут про них?
— Да! — ответила Зои. — Или нет? В общем, то, что мне прислуживает множество снеговиков, правда.
— И где же они сейчас?
— Заняты очень важными делами, — вставил Говард Бек.
Гриппин глянул на куклу, и та испуганно затрясла головой.
— А это еще что за говорящее полено? Личный громила?
Свечники рассмеялись над шуткой Гриппина, и тот продолжил:
— Вы принесли то, что обещали мистеру Бёрнсу?
Зои кивнула и достала из кармана мешочек. Внутри звякнули ключи.
— Замечательно! — Гриппин потер руки в перчатках-митенках. — Ключи от всех Саквояжных трубней… И как вам удалось их добыть?
— О, это очень занимательная история, — вдохновенно начала Зои. — Все началось с констебля Домби. Мне сразу показалось, что он…
— Ключи! — перебил Гриппин, вытянув руку.
Зои вспыхнула.
— Но я же собиралась рассказать…
— Боссу расскажешь.
— Я думала, что он дома, украшает елку!
Гриппин чуть повернул голову:
— Что скажете, парни? Боссу понравится, если мы притащим к нему Зои Гримм? Недурной подарочек под елочку выйдет, а?!
Свечники закивали и достали револьверы.
Говард Бек завизжал. Зои прищурилась и заскрипела зубами.
Все пошло не по плану…
Зои Гримм любила зевать, и вот, кажется, она зазевалась. Когда связываешься с типами, выползшими из-под той самой печально известной изнанки Габена, нужно глядеть в оба, держать нос по ветру, а рот закрытым. Их нельзя недооценивать и… что ж Гриппин так ей и сказал:
— Ты недооценила свечников, милочка!
— Дайте угадаю, мистер Гриппин, это подставка? — спросила Зои.
Все пятеро рыжих, не сговариваясь, хохотнули.
— Правильно говорить «подстава», — сказал громила. — Неудивительно, что ты попалась, раз даже таких простых вещей не знаешь.
— Хм. Так я и думала!
Зои солгала. Она так не думала. Новая габенская злодейка искренне полагала, что все пройдет как по маслу.
— Вы решили нарушить сделку! — возмущенно воскликнула Зои. — Вы вообще привезли то, что должны были, или изначально решили меня… как там говорится?.. нагреть?!
— Ну, мы ожидали встретить тут целую толпу вооруженных до зубов снеговиков, — признался Гриппин, — а увидели лишь чудачку с носатой куклой! Мы привезли товар, но зачем отдавать его, если можно и получить ключики, и захомутать саму Зои Гримм, верно?
— Так нечестно! — совсем по-детски огорчилась Зои и даже топнула ножкой.
— Ключи! — повторил Гриппин.
Зои Гримм спрятала мешочек в карман и сложила руки на груди.
— Мне не нравятся ваши манеры, господа, — заявила она. — А еще мне не нравятся ваши рожи и глупые прически! И знаете что? Вам стоило помыть свои грязные ручонки и почистить грязные намерения прежде, чем связываться с Зои Гримм!
Рыжие взвели курки, но Зои не стала дожидаться, пока они выстрелят.
— С Новым годом, гадкие свечники! — воскликнула она.
Это был условный знак. Говард Бек дернул за конец нитки, которую все это время сжимал в руке, и… ничего. Лишь скрипнули ветви старых вязов на ветру.
— Что-то должно было произойти? — спросил Гриппин, усмехаясь. — А я даже успел…
Его слова оборвал грохот. Снежная бомба взорвалась в двадцати шагах от того места, где происходил обмен «любезностями». В «Трудсе» вылетели стекла, фонари погасли. Сам экипаж качнулся, но устоял. Чего не скажешь о его хозяевах. Свечников отшвырнуло прочь и с головой накрыло снегом.
Им несказанно повезло, что взрыв коснулся их лишь краешком.
Отплевываясь от снега и грязно ругаясь, свечники поднялись на ноги. У каждого из них в глазах двоилось, в голове гудело. Рыжие не сразу поняли, что произошло.
— Они… — прохрипел Гриппин, труся головой и таким образом пытаясь унять звон в ушах. — Они… хотят сбежать.
И хоть он был недалек от истины, все же на деле все обстояло несколько иначе: Зои Гримм и Говард Бек ничего не хотели — они, не оглядываясь, уже неслись прочь. Причем в разные стороны.
Гриппин крикнул: «Роуч, Фиттль! За куклой!», — и двое свечников, все еще шатаясь и поскальзываясь на снегу, бросились в погоню за Говардом. Сам же громила и его оставшиеся пособники побежали следом за Зои Гримм.
Действовали они умело — сказывался большой опыт загонять жертву.
Один свечник зашел справа, другой слева, отрезая пути к отступлению и заставляя беглянку двигать по прямой.
О, они явно знали, что делают, поскольку вскоре Зои оказалась в тупике — прямо перед ней возвышалась парковая стена.
— Ну что за невезение!
Зои обернулась.
— Думала, твои фокусы тебе помогут? — прорычал Гриппин, надвигаясь на нее. — Нет, не помогут! Взять ее!
Свечники бросились к мисс Гримм. Одного она с размаху приложила барабаном в лицо, отчего тот треснул, а нос свечника пробил кожу и застрял в ней. Другой оказался расторопнее товарища, и ему даже удалось схватить Зои за край пелерины. Извернувшись, она с размаху ударила его ногой в пах — в тот миг мисс Гримм могла бы даже поклясться, что услышала мелодичный перезвон бубенцов. Свечник скрючился, принявшись хватать ртом воздух.
— Так вам и на… — начала было Зои, но тут громадные сильные руки схватили ее за горло и оторвали от земли. Мисс Гримм захрипела и принялась молотить руками и ногами, но Гриппину все было нипочем. Он рассмеялся ей прямо в лицо, обдав ее зловонием и бурыми слюнями.
— Босс не сильно огорчится, если тебя ему доставят слегка примятой. Знаешь, я считаю, дамочкам весьма к лицу быть немного побитыми и придушенными.
Он отпустил одну руку и с размаху отвесил Зои пощечину. Мисс Гримм отлетела на пару шагов и рухнула в снег. Гриппин подошел и схватил ее за волосы.
Зои закричала.
Между тем в себя пришли и остальные свечники. Они ринулись Гриппину на помощь.
Боль и ярость застилали Зои Гримм глаза. И тем не менее так просто сдаваться она не собиралась. Из рукава в ее ладонь нырнула длинная шляпная булавка. Зои ткнула не глядя подбежавших свечников.
Те взвыли и принялись прыгать на месте — один, потрясая раненой рукой, а другой, схватившись за бедро. При этом они начали вопить: «Болит! Болит! Я распух!»
— Уймитесь! — прикрикнул на них Гриппин, вырвав из руки Зои булавку. — Ничего у вас не опухло. Вы ничего не спутали, огарки?! Это не миссис Кроукло с ее занозами, а фиглярка Зои Гримм!
Подельники тут же прекратили дергаться. Подскочив к Зои, они начали безжалостно пинать ее ногами.
— Хватит! Пока что, — усмехнулся Гриппин. — Тащите ее в экипаж, парни.
Свечники схватили Зои за ноги и поволокли прямо по снегу. Она кричала, выла, пыталась отбиваться, но вырваться не получалось.
— Что, тебе больше не смешно, дрянь? — прорычал Гриппин.
Веселые и забавные злодейства и правда кончились. Больше не было той хитроумной и дерзкой Зои Гримм, которая строит планы и всегда выходит из затруднений с шиком или… нет, просто не попадает в затруднения.
Сейчас она превратилась в самую обычную женщину, бессильную и слабую.
На что она рассчитывала?
Как и сказал Гриппин, ее фокусы ей не помогли. И никто ей не поможет… Говард Бек был прав: нужно было взять с собой мистера Пибоди. И почему она не взяла его?..
— Пибоди-и-и-и-и! — кричала Зои, в то время как свечники волокли ее к «Трудсу», но мистер Пибоди был далеко и не слышал свою хозяйку.
Правда, услышал кое-кто другой.
На аллее раздался крик:
— Что вы делаете?! Не трожьте ее!
Свечники замерли и обернулись. На них, сжимая в руках обломанную ветку дерева, глядел среднего роста человек в кашлатом зеленом пальто и котелке, с круглыми очками на носу и клочковатой рыжей бородой.
— Разрази меня гром! — расхохотался Гриппин. — Да это же мистер Скорее-повешусь-чем-что-то-украду Бикни собственной никчемной персоной!
Зои задергалась и завопила:
— Помогите! Помогите!
Мистер в очках подошел ближе. Если и был сейчас в Габене человек, меньше всего похожий на спасителя, то это, вне всяких сомнений, был именно Бикни: перепуганный, дрожащий, он сам походил на того, кому не помешает помощь.
— Мистер Гриппин, — сказал Бикни, пытаясь скрыть неуверенность, но выходило у него это весьма посредственно, — прошу вас по-хорошему: отпустите эту бедную мисс…
— И что ты сделаешь, Бикни? — презрительно бросил Гриппин. — Вы слыхали, парни? Худший из всех карманников в Саквояжне, известный трус и неудачник, угрожает нам, свечникам!
Достав из-за пояса большой нож, он продолжил:
— Кто бы мог подумать, что ты объявишься, Бикни! И что посмеешь высунуть нос из своей вонючей норы! Ты нанес смертельное оскорбление мистеру Бёрнсу тем, что отверг его предложение вступить в банду и стать одним из нас. Думаешь, к свечникам зовут без разбору всех рыжих? Словами не передать, как я рад тебя видеть, дружище! У нас всё руки не доходили подвесить тебя на фонарном столбе, но тут ты сам притащил свою тушу! Правду говорят: канун Нового года — время чудес!
— Я все правильно сделал, отказавшись вступать в вашу банду! — ответил Бикни. — Таких закоренелых мразей еще поискать: напасть втроем на бедную мисс! Еще и в праздник! Мне было бы стыдно быть свечником!
— «Бедная мисс»? — рявкнул Гриппин. — Да ты знаешь, кто это такая?
— Неважно! Отпустите ее!
Бикни сделал неуверенный шаг и поднял палку.
— Парни! — бросил Гриппин, наступив башмаком на грудь Зои, и свечники, отпустив мисс Гримм, ринулись к Бикни.
Тот вскинул палку и тут же выдал, что не представляет, что с ней делать. Один из свечников с легкостью увернулся от удара и стукнул Бикни кулаком в глаз — при этом очки Бикни разбились и слетели с носа. Другой тут же поставил воришке подножку и толкнул его на землю. После чего оба бандита принялись делать то, что они любили больше всего, — пинать свою жертву ногами.
— Сюда его волочите! — велел Гриппин. — Кажется, мистера Бёрнса ждут целых два подарочка!
Свечники схватили Бикни за шиворот и поволокли к экипажу.
Когда они подтащили его, Гриппин рывком поставил его на ноги.
— Внутрь ее! — приказал громила, и, приставив нож к горлу воришки, плюнул ему в лицо. — Никто не смеет выказывать неуважение свечникам, — прошипел он. — Как считаешь, босс не сильно огорчится, если я тебя сперва вспорю? Так, не сильно: шовчик тут, шовчик там… Или позволить боссу самому разделать тебя, как рыбу? Что скажешь?
Бикни сжал зубы, чтобы не расплакаться — твердостью характера он никогда не отличался. Да и как следует поразмыслить над предложенным ему выбором он не мог — в голове звенело.
Подельники Гриппина тем временем уже почти заволокли брыкающуюся Зои Гримм в салон «Трудса», но тут неожиданно кое-что произошло.
Чиркнула спичка.
Свечники переглянулись.
Звук раздался из-за экипажа. Оттуда же поднялось в воздух облачко бурого папиретного дыма. Тот, кто там стоял, закурил.
Гриппин кивнул одному из рыжих, и тот, отпустив Зои и вытащив из башмака нож, на цыпочках обошел «Трудс».
В тот же миг за экипажем что-то зажужжало, загудело, раздался липкий чавкающий звук, словно кто-то уронил пудинг, за которым последовало недоуменное «Мгм?!»
— Косоглаз?! — позвал Гриппин, но ему не ответили.
Зои Гримм рассмеялась, и громила почувствовал, как по спине вдруг побежали мурашки.
— Прощайтесь с жизнью, гадкие свечники! — крикнула она.
Все дальнейшее произошло так быстро, что никто ничего не успел предпринять.
Гриппин уже раскрыл было рот, чтобы заткнуть Зои Гримм, а затем велеть последнему из оставшихся подельников проверить, что там творится, но так и застыл с раскрытым ртом.
На крыше экипажа появилась высокая фигура в пальто. В руках незнакомец держал странное приспособление, отдаленно похожее на винтовку, — от этого необычного оружия отходили шланги, соединяющиеся с коробом за спиной здоровяка.
Незнакомец навел раструб ствола на свечника, который по-прежнему держал Зои Гримм, и нажал на спусковой крючок. Раздалось уже знакомое жужжание, оружие в руках здоровяка загудело, и из него вырвалась вязкая молочно-белая струя.
Свечник не успел даже дернуться, когда оказался с ног до головы облеплен слизью. Та застыла за секунду. Бандит, напоминая уродливый комковатый торт, завалился на бок и, что-то промычав через белесую пленку, затянувшую его лицо, упал на землю.
— Липкий снег! — торжествующе провозгласила Зои Гримм и захлопала в ладоши. Больше она не выглядела, как жалкая побитая собачонка. — Что, не ожидали такого?!
Незнакомец навел оружие на Гриппина, и тот не выдержал. Отшвырнув в сторону Бикни, он со всех ног ринулся прочь. Убежать далеко ему, впрочем, не удалось. Очередной поток клейкой массы ударил ему в спину.
Когда громадная туша Гриппина рухнула в снег, в ней уже почти не угадывалась, собственно, туша Гриппина. Теперь это был стонущий сугроб, прихваченный морозом.
Бикни поднялся на ноги, потрясенно уставившись на свечника. Он почти ничего не видел без своих очков и дрожащими пальцами полез в карман пальто — у него где-то были еще одни: разбивать очки для него было не в новинку.
Ну а Зои Гримм… по ее мнению, свечник Гриппин еще не достаточно ответил за то, что сделал.
— Мерзавец! Уродец! Неотесанный чурбан! — Она набросилась на покрытого липким снегом громилу и принялась молотить его.
Не в силах сопротивляться, Гриппин мог лишь стонать и мычать, а Зои все не останавливалась.
— Мэм, думаю, с него хватит! — начал было Бикни, но Зои глянула на него с такой яростью, что он тут же язык проглотил.
— Нет уж, не хватит!
Тяжело дыша, Зои Гримм оглядела место драки и подобрала нож Гриппина. Подошла к громиле и склонилась над ним.
— Мэм… — начал было воришка. Он шагнул к Зои, пытаясь воззвать ее к голосу разума, но дорогу ему преградил неожиданно оказавшийся рядом тип, буквально только что стоявший на крыше экипажа свечников. Тип угрожающе покачал своей странной круглой головой.
— Этого не трогайте, мистер Пибоди! — велела Зои. — А я пока…
— Мэм, не стоит… — начал было воришка, но Зои перебила его:
— А мне кажется, стоит, — сказала она, схватив громилу за волосы. — Кое-кто здесь, кажется, забыл, что я злодейка. А злодеек не стоит злить!
Зои Гримм расхохоталась жутким безумным смехом. Нож опустился и начал кромсать.
Не в силах глядеть на развернувшийся ужас, Бикни зажмурился.
Гриппин мычал и пытался дергаться, но клейкий вязкий кокон не позволял ему вырваться.
Наконец Зои закончила свое черное дело, ткнула громиле под нос его отрезанную свечную прическу и со словами «Подарочек боссу от меня!» засунула пучок волос ему в карман.
Весьма довольная собой, Зои повернулась к снеговику и кивнула на оружие в его руках.
— Что скажете, мистер Пибоди? А неплохое устройство сделал для нас наш изобретательный друг!
Мистер Пибоди пожал плечами.
— Вы, конечно, как всегда, не торопились! — продолжила Зои ворчливо. — И почему я выбрала себе в прихвостни такого нерасторопного типа? В чем заключался план? Я тяну время с этими рыжими злыднями, пока вы не появитесь! Но я не думала, что в плане было: «Не особо-то и чесаться, и пусть свечники прибьют Зои Гримм»!
Снеговик сконфуженно опустил голову, и Зои сменила гнев на милость:
— Ладно, я не злюсь, мистер Пибоди, ведь в итоге все прошло, как задумано. Мы заполучили «товар», оставили себе ключики и — самое главное! — опробовали наш «снегомет». Что? Мне все равно, как эта штуковина называлась раньше! Теперь это — «Ужасный и смертельный снегомет Зои Гримм». Ну, не будьте занудой: я и сама знаю, что он не очень-то смертельный! Но как все удачно обернулось!
Зои считала, что настоящие злодеи не просто проворачивают сделки в темных укромных закутках, но и непременно устраивают подставу, ведь какие они в ином случае злодеи. Она изначально не намеревалась играть честно и отдавать свечникам ключи от полицейских тумб. Но того, что они попытаются провернуть подобный фокус с ней, она в расчет не взяла. И все же Зои Гримм была довольна: все прошло даже лучше, чем она рассчитывала, и ей удалось воплотить в жизнь не просто подставу, а, благодаря злокозненности свечников, принять непосредственное участие в двойной подставе…
Бикни наконец нашарил в кармане очки и напялил их на нос. Поначалу он даже решил, что очки сломались или еще что, поскольку прямо на него, криво ухмыляясь, глядел… снеговик!
— Я… я знаю, кто вы, — пробормотал воришка, когда первое удивление отступило.
Зои поправила пелерину и надела на голову слетевший капюшон.
— Ох, уж эта злодейская слава. — Отряхнув одежду от снега, она сказала: — Это мистер Бикни — он появился как нельзя вовремя. И хоть он не сильно помог… что, мистер Пибоди? Ах да, вежливость. — Зои Гримм с улыбкой поглядела на Бикни. — Я вам благодарна, мистер Бикни. Не каждый очертя голову ринулся бы в драку со свечниками ради какой-то незнакомки. Я у вас в долгу. Может быть, я могу как-то вам отплатить?
Бикни неуверенно потоптался на месте, и Зои окинула его подозрительным взглядом.
— Что?
— А может… может, у вас найдется немного елочных игрушек?
Зои Гримм и мистер Пибоди переглянулись.
— Разве я похожа на человека, у которого есть елка или игрушки? — спросила злодейка.
— Нет, мэм, не похожи… простите… я просто подумал… А лампочек у вас не найдется?
— Лампочек? Электриситетных? Вот еще — я им не доверяю! А зачем вам лампочки?
Бикни пригорюнился и пробормотал:
— Я был прав. Бедняки не заслуживают праздника… Я подвел Артура, эх, Бикни-Бикни…
Зои нахмурилась.
— Что еще за Артур?
— Мой друг, Артур Клокворк. Он продает…
— Шестеренки, — закончила Зои досадливо.
— О, вы знаете Артура?
Зои поморщилась. За весь этот день она столько всего натворила, но жалела лишь об одном: о том, как обманула того несчастного щуплого типа с чемоданчиком. И все в этом городе будто сговорились, то и дело напоминая ей о ее неблаговидном поступке.
Впрочем, долго терзаться угрызениями совести Зои не пришлось. В небе над парком раздался протяжный гудок клаксона.
Мисс Гримм, Бикни и мистер Пибоди задрали головы и увидели качающийся и подпрыгивающий в воздухе аэрокэб.
— Самое время! — воскликнула Зои Гримм.
Экипаж начал снижение, и вскоре, едва не задавив злодейку, ее прихвостня и воришку-неудачника, приземлился на аллее.
Из кабины, спотыкаясь и качаясь из стороны в сторону, выбрались двое снеговиков.
— Грузите ящики в салон! — велела им Зои Гримм. — И поживее, у нас очень мало времени. Дело не ждет!
Трое снеговиков взялись за перегрузку, а Зои повернулась к Бикни.
— Что касается лампочек… — сказала она. — Найдите мистера Балба, торговца с Рынка-в-сером-колодце, его прилавок стоит в Слепом Закутке, у южной стены рынка. Если повезет, он все еще там. Когда-то мы с папой охотились на людей-кротов, и торговец лампочками помог нам.
— Люди-кроты?! — потрясенно прошептал Бикни. — Они существуют?
— Конечно, существуют. Что за странный вопрос!
Снеговики меж тем перетаскали все ящики в аэрокэб. Мистер Пибоди исчез в салоне, двое других забрались в кабину — запустили двигатель.
Зои встала на подножку.
— Счастливого Нового года, мистер Бикни. Думаю, несмотря на то, что вы сказали, в отличие от многих других, вы заслуживаете праздник и еще того, чтобы к вам этой ночью прилетел Человек-в-красном с мешком подарков.
— Человек-в-красном? Он что, тоже существует?
Отчего-то Бикни был искренне уверен, что кто-кто, но Зои Гримм обладает достоверными сведениями о Каминнике.
— Конечно, существует. Что за странный вопрос!
Зои села в салон, и аэрокэб оторвался от земли.
— Но он меня не знает! — воскликнул Бикни. — Я не писал ему писем!
— Не беспокойтесь, мистер Бикни, я расскажу ему о вас!
Дверца захлопнулась.
Экипаж поднимался все выше и выше, пока не превратился в комок рыжего света в черном заснеженном небе.
— Вот ведь странность и чудачество… — пробормотал Бикни. На аллее, не считая свечников, он остался один.
Гриппин и его приятели что-то замычали.
— Кажется, мне тоже пора…
***
«Я — модница, которая носила синее. Мой страшный голос заставлял мышей забиваться в норы. Я визжала, я ревела, но меня задушили. Комок застрял в моем горле, и я подавилась. Я живу там, где тянется нить, что связывает блоху с саквояжем».
Сумасшедшие и их загадки… Кто-то сказал бы, что с безумцами не стоит иметь никаких дел, да и вообще лучше держаться от них подальше. И то правда: главная опасность сумасшедших вовсе не в том, что они разбивают яйцо с неправильного конца, время от времени вскрикивают дроздом или мнят себя великими полководцами прошлого, а то, что они непредсказуемы.
Глупо, беспечно, рискованно, самоуверенно, самоубийственно — все это было о том, на что решилась Полли Уиннифред Трикк.
Охота на Зои Гримм зашла в тупик после того, как Полли обнаружила страшную тайну о многолетней череде убийств, замаскированных под несчастные случаи. Она выяснила, что Зои Гримм знает об этих убийствах и что проверяет их жертв, посещая их лично. В газету она, видимо, пришла как раз-таки, чтобы встретиться с Уиггинсом и узнать все о «неожиданном повороте» — по бегающим глазкам газетчика и неосторожно брошенным фразам Полли поняла, что именно он пытался утаить.
Идти по всему списку и проверять каждого, чей некролог в нем содержался, у Полли не было ни времени, ни желания. Да и что это в итоге дало бы? Она узнала бы, что некая мисс в полосатых чулках и красной пелерине с капюшоном уже говорила с очевидцами имевших место трагедий?
Нет, она поступила хитрее. Затаилась. И прислушалась. А еще принюхалась. Вернее, не она сама, а некий мистер Б.Т. из «Сплетни». Полли полагала, что Трилби, благодаря своим осведомителям, сразу же узнает, если кто-то где-то заметит Зои Гримм, но чего она не ожидала, так это того, что злодейка сама напишет в газету.
Зои Гримм знала, что ее «шалости» не останутся незамеченными и что так же водить за нос Зубную Фею, как она это проделывала с хмырями из Дома-с-синей-крышей, у нее не выйдет. И… бросила ей вызов. Сумасшедшая, что с нее взять…
Была вероятность, что все это не более, чем уловка: мисс Гримм просто отвлекала ее, полагая, что, пока наивная Зубная Фея будет тратить время на разгадывание ее загадок, она провернет то, что задумала. Партридж бы так и сказал: «Если это не уловка, я съем свои брови!» Он часто грозился их съесть, но до сих пор, к неудовольствию Полли, брови были при нем.
Пустившись в эту авантюру с загадками, Зубная Фея все понимала и без своего докучливого помощника, но у нее не было выбора: она не знала, где искать Зои — в городе больше не происходили ограбления, никто не видел снеговиков.
Загадки сумасшедших…
Полли часто действовала безрассудно, но любопытство… это проклятое любопытство… К тому же, ее не покидало ощущение, что игра в загадки и правда должна к чему-то привести.
«Ох, как же я люблю эти ваши ощущения и предчувствия, мисс Трикк! И почему вы до сих пор не открыли в городе салон гаданий на кофейной гуще?!» — сказал бы Партридж, но сейчас его рядом не было, и Полли могла позволить себе игнорировать мнение этого ворчуна.
Зубная Фея опустилась на крышу харчевни «Подметка Труффо» и замерла у дымохода, напоминая горгулью.
Из окон «Подметки» на снег вытекали пятна рыжего света, изнутри доносился гул нетрезвых голосов вперемешку с весьма нетрезвой музыкой.
По мосту Ржавых Скрепок, который соединял Тремпл-Толл и Фли, пролязгал трамвай. Остановившись у входа в харчевню, он изрыгнул парочку рабочих в грубых куртках и вельветовых кепках.
Рабочие вошли в «Подметку», трамвай продолжил путь.
Зубная Фея оглядела опустевший мост. Загадка Зои Гримм привела ее сюда, но что именно ей требовалось найти?
Как там говорилось?
«Я — модница, которая носила синее»…
Нужно найти что-то синее. Или что-то, бывшее синим прежде. Разумеется, Полли сразу поняла, что речь идет вовсе не о человеке.
«Мой страшный голос заставлял мышей забиваться в норы. Я визжала, я ревела, но меня задушили. Комок застрял в моем горле, и я подавилась».
— Страшный голос, который заставляет мышей прятаться… — прошептала Полли задумчиво. — Страшный голос… голос…
На ум пришли бронзовые вещатели, по которым сообщают о приближении бури, но ближайший находится на Блошином маяке на берегу канала, в то время как речь в загадке, несомненно, шла о мосте, но здесь ведь совсем ничего нет, кроме харчевни, станции и рельсов…
И тут Полли осенило. Ну разумеется!
— Что-то синее со страшным «голосом». Что в этой дыре под названием «Тремпл-Толл» есть синее, чего боятся… «мыши»?
Зубная Фея спустилась на землю, спрятала крылья в кофр-ранец и, оглядевшись по сторонам, двинулась к громадному сугробу, стоявшему напротив трамвайной станции.
Пост констебля, расположившийся у ограждения моста, подходил под условия загадки полностью: прежде тумба была синей, а ее вой заставлял шушерников забиваться в норы.
Зачем Зои Гримм указала ей на нее? Если это и ловушка, то в чем именно она заключается?
Покинутый пост констебля не выглядел хоть сколько-нибудь угрожающе. Полли не знала, что именно произошло с этой тумбой: четыре ржавые, дырявые трубы, обгоревшие, черные от копоти стенки, висящая на одной петле дверца, от надписи «Полиция» остались лишь «о», «л» и «я».
Полли заглянула за перила моста, пристально изучила ближайшие к тумбе футы снега, но скрытых ловушек так и не обнаружила. Положив ладонь на рукоять гарпунного пистолета, висевшего в кобуре на бедре, она взялась за осмотр самой тумбы. Заглянула в ящик…
«Комок застрял в моем горле, и я подавилась».
— Проверим, что это за комок…
Совать руки в трубы было рискованно — вдруг коварная мисс Гримм спрятала в одной из них мышеловку или что похуже.
Полли поочередно проверила каждое «горло», прежде простучав их. Мышеловки не было, но в нижней левой трубе обнаружилось кое-что другое.
Осторожно достав из раструба конверт, Полли развернула его.
— Ну конечно, — проворчала она. — Этого стоило ожидать…
В письме была очередная загадка:
«Я — урод: одна рука длиннее другой. У меня нет пальцев, но все понимают, куда я указываю. Жонглирую дюжиной шариков, но они недвижимы.
А живу я на ногте каменного пальца и каждый день слушаю людские пересуды да скрежещущее пение старых китов».
Прочитав загадку, Полли тряхнула головой. Какая-то белиберда… Что это еще за цирковой жонглер-уродец?
«Может, речь идет о «Цирке мадам Д.Оже? Или о каком-то уличном балагане? Или… нет!»
Она оборвала себя, понимая, что ее мысли двигаются в неверном направлении. Предыдущая загадка несла в себе иносказательность. Нужно просто понять, что это за «урод». Что о нем известно?
«Одна рука у него короче другой, и все понимают, на что он указывает… указывает…»
— Ясно! — воскликнула Полли. — Это буквально указатель. С этим понятно, попытаемся для начала разгадать, где он находится…
«А живу я на ногте каменного пальца и каждый день слушаю людские пересуды да скрежещущее пение старых китов…»
Внимание Полли зацепилось за слово «китов», и перед глазами у нее тут же предстали район Набережных и берег Пыльного моря. Но ведь похождения Зои Гримм до сих пор ограничивались границами Тремпл-Толл — вряд ли кит смог бы заплыть в канал и уж тем более сомнительно, что ему захотелось бы здесь петь. Нет, это что-то другое… Киты… киты…
И тут ее осенило! Это не киты, а «киты»! Что в Тремпл-Толл порой сравнивают с китами? Подумать только, как все очевидно! Речь ведь идет о дирижаблях!
Мысли устремились в полет: как только Полли подумала о дирижаблях, отгадки потянулись по цепочке. В загадке, вне всяких сомнений, подразумевалась станция дирижаблей в Тремпл-Толл. Но вот какая? Их здесь всего три: «Чемоданная площадь», «Парк Элмз» и «Площадь Неми-Дрё». «Парк Элмз» точно не подходит, поскольку там швартуется лишь один дирижабль-кит, в то время как речь в загадке шла именно о «китах». Остаются «Чемоданная площадь» и «Площадь Неми-Дрё».
Как там говорилось? «А живу я на ногте каменного пальца и каждый день слушаю людские пересуды да скрежещущее пение старых китов…»
— Вот оно! «Слушаю людские пересуды». Если речь идет не о сплетниках из редакции «Сплетни», то о чем же еще?! А значит…
…Зубная Фея была на площади Неми-Дрё уже через десять минут. Опустившись на крышу здания редакции, она сложила крылья и достала из кармана лётной куртки бинокль.
— Где же ты прячешься, урод-указатель?
Она обвела взглядом всю площадь, отдельное внимание уделила столбам-указателям трамвайной станции и станции дирижаблей.
Полли забубнила:
— Две руки — одна короче другой, жонглирую шариками, которые остаются на месте…
Эти шарики загнали ее в тупик. Что еще за шарики? Указатель, жонглирующий шариками…
Полли перевела бинокль на диспетчерскую рубку и вгляделась в погодную вышку. На ней не было никаких «шариков» — лишь шпили, анемометры, улавливатели гроз, туманные и дождевые датчики. Нет, это не то…
— Жонглирую шариками… шариками… Дело ведь не в шариках, — едва слышно проговорила она. — Дело в их количестве… Почему именно дюжина?
И тут внезапно все встало на свои места. Полли поразилась, насколько ответ очевиден.
— Я должна была догадаться сразу! — укорила она себя. — Две руки, и одна при этом короче другой… дюжина шариков, которые недвижимы… «Руки» — это же стрелки! А «дюжина недвижимых шариков» — это двенадцать цифр!
Полли направила бинокль на столб с часами на станции дирижаблей.
— «А живу я на ногте каменного пальца…» Столб чугунный, а не каменный и…
Догадка посетила Полли в тот же миг, как над площадью раздался звон, и она стремительно перевела бинокль на часовую башню. Главные часы Тремпл-Толл…
Часовая башня и правда походила на палец, торчащий над крышами домов. А ноготь у этого пальца был, само собой, циферблатом.
Уняв нервную дрожь в пальцах, Зубная Фея спрятала бинокль и поднялась в воздух. Пронесшись над площадью, она опустилась на карниз у циферблата. В вечернюю темноту сквозь прорези цифр лился рыжий свет, минутная стрелка с гулом переместилась, а часовая…
Очередное послание обнаружилось здесь же — записка была привязана бечевкой к часовой стрелке. Отвязав конверт, Зубная Фея вернулась на крышу редакции и зажгла «штурм-фитиль».
Развернув конверт, она обнаружила еще одну загадка. Игра продолжалась…
«Я был здесь, но уже я там. Каждый день я ем заячий суп, но мои зубы жуют бумагу. Я глотаю саквояжников, а выплевываю башенников. Они бурчат у меня в животе и топчутся по моей спине.
Соринка попала мне в глаз. Прошу тебя, вытащи ее».
Эта загадка, на удивление, была довольно легкой. Полли перечитала ее, чтобы проверить, все ли верно она поняла.
«Я был здесь, но уже я там»… В голову сразу пришло, что речь о каком-то средстве передвижения. А строчка «Каждый день я ем заячий суп, но мои зубы жуют бумагу», очевидно, намекала на то, что подразумевается городской транспорт: «заячий суп» — это «зайцы», которые вечно норовят проехаться, не заплатив за проезд, в то время как «жующие бумагу зубы» — это компостеры, пробивающие билеты.
Сложнее было с «Они бурчат у меня в животе и топчутся по спине».
О чем говорит эта строчка?
Это не трамвай, потому что по его «спине» никто не ходит. Кэб, аэрокэб и дирижабль не подходили по той же причине. Речь шла, вероятно, о палубе. Мысли Полли вертелись вокруг пароходов, но… по Тремпл-Толл пароходы, ясное дело, не плавают. Может, подразумевается канал? На нем есть и пакетботы, и буксиры, и…
Полли еще раз прочитала загадку. Строчка «Я глотаю саквояжников, а выплевываю башенников» явно намекала на маршрут, по которому этот транспорт курсирует. «Саквояжники» — это, понятное дело, жители Саквояжного района Тремпл-Толл, а «башенники» — это…
Полли нахмурилась. Несомненно, «башенники» — это те, кто живет в так называемых башнях — многоэтажных домах в Старом центре. Пароходы не ходят из Тремпл-Толл в Старый центр.
Оставался лишь один вариант.
— Она оставила новую загадку на нем? — удивленно проговорила Полли. — Что ж, вскоре мы все узнаем. Осталось только его разыскать…
…«Станция Заморочный рынок. Следующая станция — Улица Ламповая!» — протрещал голос из рупоров, и грузный шестиколесный омнибус тронулся в путь. Четверо коней в упряжке в красных новогодних колпаках принялись месить грязный снег, и «дом на колесах» закачался.
Внутри было всего трое пассажиров, на станции никто не вошел, и кондуктор вернулся к чтению газеты. Новый выпуск «Сплетни», который он купил на Чемоданной площади перед отправкой был скучным, как список покупок. К слову, всю передовицу как раз таки и занимал упомянутый список покупок: «Что стоит купить для встречи Нового года». И ни слова о действительно важных вещах! Ни одного упоминания Зои Гримм или снеговиков! Интерес вызывала лишь третья страница, на которой были собраны истории тех, кто, по их собственным заверениям, видел Человека-в-красном.
Читая эти заметки, кондуктор омнибуса морщился от зависти. Больше всего он хотел, чтобы Каминник пришел и к нему. Хоть бы и сейчас! Вот бы он зашел на следующей станции или спустился с неба на верхний этаж… Впрочем, рассчитывать на это было слишком самонадеянно — не сказать, чтобы кондуктор вел себя хорошо в этом году.
И все же кое-кто своим визитом омнибус посетил.
На верхнем, открытом, этаже-империале снега навалило столько, что расположенные вдоль бортов скамьи почти скрылись из виду. И лишь возле горячей трубы печки жердяной настил все еще хоть как-то проглядывал. Пассажиров наверху не было — и то правда: кому захочется мерзнуть, пока эта развалюха доползет до Старого центра.
Черная крылатая фигура опустилась на открытый этаж настолько незаметно, что ни извозчик, ни кондуктор, ни даже пассажиры не повели и бровью.
Зубная Фея спрятала крылья и застыла, прислушиваясь. Из салона доносилось старческое ворчание: «Не хотелось бы встретить Новый год в этой консервной банке…» Какая-то женщина возмущалась: «Почтенный, имейте совесть: вы прокурили своими зловонными папиретками весь омнибус — дышать нечем!» На что тут же последовал ответ: «Ну, вы всегда можете перебраться наверх — там сейчас никто не курит. Главное — вы свой сморщенный носик не проморозьте, а то так и застынет навсегда…»
Зубная Фея подумала: «Только не хватало, чтобы кто-то сейчас сюда поднялся!», но судя по всему, мерзнуть и правда никто не спешил. А это значило, что можно заняться разгадыванием загадки.
«Соринка попала мне в глаз. Прошу тебя, вытащи ее…»
— Соринка в глазу… — сказала Полли, озираясь по сторонам. — Что у омнибуса может быть глазом? Ну разумеется, носовой прожектор-фара!
Омнибус подпрыгивал на кочках, и Полли на империале мотало из стороны в сторону. Если бы она не держалась за гнутый поручень, уже пару раз несомненно оказалась бы за бортом или растянулась в проходе между скамьями.
Не без труда добравшись до носовой части империала, она перегнулась через ограждение. Большой круглый фонарь располагался над рубкой кучера, но до него с мостков второго этажа омнибуса было не дотянуться.
Полли расстегнула пряжки и сняла свой кофр-ранец. После чего достала из сумки на поясе крюк с катушкой и закрепила его на ограждении.
Закрепив катушку на поясе, она перебралась через ограждение и спустилась на крышу рубки. Снег захрустел под сапогами.
До края крыши было четыре шага. Стараясь ступать как можно тише, Зубная Фея преодолела их, с трудом удерживая равновесие. Когда крыша под ее ногами заскрипела, сердце Полли дрогнуло.
«Не провались! Только не провались!»
Добравшись до края крыши, Зубная Фея опустилась на колено и потянулась к фонарю.
«Соринка» была засунута под раму фары.
Достав конверт, Полли вернулась на империал, надела кофр-ранец и, умостившись на засыпанной снегом скамье, прочитала новое послание от Зои Гримм. Оно гласило:
«Я есть у всех, но меня никто не замечает, потому что обычно я в маске. Я отполирован, но я не башмак. Я улыбаюсь, но мне не смешно. Обменяй чихоту на мигрень, и ты найдешь мой дом, на который старые вязы отбрасывают свою тень».
Полли не имела ни малейшего представления, о чем идет речь. «Я есть у всех, но меня никто не замечает, потому что обычно я в маске»
— И что это должно значить? «Я есть у всех» — это про лицо? Или имеется в виду что-то другое? Обычно люди маски не носят, если только они не злодеи или не карнавальные актеры. Странно…
Полли решила пока отложить разгадку искомого предмета и сосредоточилась на месте, где он находится: «Обменяй чихоту на мигрень, и ты найдешь мой дом».
«Где у нас в Габене меняют чихоту на мигрень? — подумала она, поморщившись. — Очевидно, в аптеках. Видимо, Зои Гримм подразумевала побочные эффекты от лекарств: проглоти пилюли от чихоты, и потом неделю будешь страдать от мигрени».
— Значит, этот предмет находится в аптеке, — продолжила она рассуждения уже вслух. — Но в какой именно? Их в Тремпл-Толл две: «Аптека Медоуза» и «Горькая пилюля Лемони». «…Ты найдешь мой дом, на который старые вязы отбрасывают свою тень». Рядом с «Аптекой Медоуза» нет никаких вязов, а вот окна «Горькой пилюли Лемони» как раз выходят на парк Элмз, известный своими скрюченными вязами. Значит, Лемони… Вряд ли он будет так уж рад меня видеть…
…Что ж, вскоре она убедилась, что была права.
Слушая, как Зубная Фея стучит в запертую дверь, мистер Лемони не спешил открывать, надеясь, что она подумает, будто он или спит, или в отъезде, или же и вовсе умер, и уйдет восвояси. Аптекарь прятался за стойкой, испуганно наблюдая за черной фигурой, мутным пятном проглядывавшую за стеклом в двери. Мутное пятно было весьма настойчивым и уходить явно никуда не собиралось.
А ведь еще каких-то десять минут назад Новогодний вечер казался не таким и ужасным. Хелен, дражайшая супруга, выпила свои пилюли и уснула крепким сном, а ее мамочка, мадам Клопп, отбыла встречать праздник в пассаже Грюммлера. Старуха откладывала на это деньги целый год, отбирая все, что неуверенной рукой ее зятя, Лемюэля Лемони, в книге учета было подписано, как «прибыль». Прибыли в аптеке было немного, но этого хватило, чтобы дрянная карга осчастливила бедного мистера Лемони своим отсутствием. Когда она ушла, прихватив «Порошок для хорошего настроения доктора Кринфорта» и микстуру «Эйфоринн», аптекаря на миг даже посетила мысль, а не сбежать ли ему, пока никто не видит, но… как он бросит свою аптеку?
Он достал из подвала прошлогоднее, давно обсыпавшееся новогоднее дерево и принялся украшать его бирками, светящимися скляночками, конфетными фантами (самих конфет у мистера Лемони не было) и даже извивающимися пиявками на крючках, и вот за этим занятием его-то и застала незваная гостья.
— Я вас вижу, мистер Лемони! — раздалось из-за двери.
Тяжко вздохнув, аптекарь выбрался из своего укрытия и пошел открывать.
— Я почти даже не успела замерзнуть! — возмущенно воскликнула Зубная Фея, стоило двери отвориться, и, решительно отодвинув мистера Лемони, она вошла в аптеку.
— Вы не можете вот так вторгаться, мисс! Особенно накануне праздника!
Зубная Фея не обратила внимания на возмущенные причитания аптекаря и принялась оглядывать заставленные склянками полки. Отдельного внимания удостоила жуткое нечто, отдаленно похожее на новогоднюю ель.
— Мое дело не терпит отлагательств, — сказала она, обшаривая взглядом стены аптеки.
— Что произошло? — взволнованно спросил мистер Лемони. — Вы ранены?
— Пока нет, — пробормотала Зубная Фея.
— Что?! Пока?! Вы снова за кем-то гоняетесь, мисс?
— Я всегда за кем-то гоняюсь. Проклятье… я не понимаю!
Лемони уставился на нее с недоумением. Зубная Фея достала из кармана послание Зои Гримм и перечитала загадку вслух:
«Я есть у всех, но меня никто не замечает, потому что обычно я в маске. Я отполирован, но я не башмак. Я улыбаюсь, но мне не смешно».
Аптекарь пожал плечами.
— Похоже, кто-то забыл принять свои пилюли, — сказал он, и Зубная Фея неожиданно рассмеялась.
— Вы даже не догадываетесь, как вы сейчас правы, мистер Лемони. Но вообще-то меня привела к вам загадка. Кое-кто кое-что оставил для меня в вашей аптеке, и эта загадка…
— О чем вы говорите?! — воскликнул аптекарь. — Никто здесь ничего для вас не оставлял. Уж я бы знал…
— …и эта загадка, — продолжила Зубная Фея, — хранит тайну этого предмета. Я ищу что-то незаметное, то, что есть у всех, но все это прячут…
— Улыбчивый башмак?
— Улыбчивый не башмак. Что-то, что скрывают за маской, что-то полированное…
Зубная Фея прошла вдоль стойки, окинув пристальным взглядом кассовый аппарат, бобину с бинтом, книгу учета. После чего двинулась под стеной, задрав голову и всматриваясь в верхние полки.
Мистер Лемони осуждающе поцокал языком, глядя на тающий снег, который она оставляла за собой на полу и, подхватив со стойки керосиновую лампу, словно собачонка, посеменил следом.
— Здесь ничего подобного нет и быть не может, — говорил он, но Зубная Фея не отвечала и, как заведенная, все бормотала загадку, повторяя строчку за строчкой.
— Маски… прячут за масками…
— В моей аптеке нет ни одной маски, — заявил мистер Лемони. — И я горжусь этим!
Полли остановилась у шкафа со стеклянными дверцами. Он также был заставлен баночками, тюбиками и флаконами — с ними соседствовали два круглых аквариума: в одном ползали пиявки, в другом плавали, извивая щупальцами, крошечные спруты. На двух верхних полках разместились старые книги в зеленых обложках. Ниже, среди склянок с пилюлями и коробочков с порошками, стоял череп в лимонном парике причудливой формы, похожей на луковицу.
Полли уже наклонилась, чтобы рассмотреть, что стоит на нижних полках, как вдруг ее будто ударила молния.
Череп! Оголенные челюсти и правда будто улыбались. Блики от лампы подрагивали на полированной желтоватой кости.
Вот же он, тот самый, загаданный предмет! Череп есть у всех, но никто его не видит под маской-лицом.
— Хм. Ну надо же… — все еще не веря, проронила Полли.
— Череп прадедушки? — высунулся из-за плеча Зубной Феи мистер Лемони. Ему не понравилось, как пристально незваная гостья разглядывает череп. — Это точно не то, что вы ищете.
— Что-то не припомню его тут прежде.
— Вообще-то, он стоит здесь много лет, — оскорбленно заметил аптекарь. — Это старая семейная традиция семейства Лемони. Еще в те давние времена, когда здесь никакого Габена не было, наша аптека уже стояла посреди леса. Мой прадед хранил череп предыдущего аптекаря, а тот…
— Это все, конечно, очень занимательно, мистер Лемони, — прервала его Полли, — но у меня совсем нет времени на старые семейные традиции. Открывайте!
— Что?! И не подумаю!
— Мне нужно… гм… поговорить с вашим прадедушкой.
— Вы сошли с ума!
Полли усмехнулась.
— Забавно слышать это от вас. Череп вашего прадеда, — Полли кивнула на стеклянную дверцу. — Я ищу именно его. Взгляните…
Мистер Лемони подошел и во все глаза уставился на череп. Тот выглядел как обычно.
— Зубы, — подсказала Полли, и тут аптекарь заметил, что меж челюстями у прадедушкиного черепа что-то торчит… уголок конверта.
— Возмутительно! Кощунственно! Злодеи! Посмели втравить моего прадедушку в свои грязные игры!
— Мистер Лемони, конверт, — нетерпеливо проговорила Зубная Фея.
Сотрясаясь от гнева, аптекарь достал из жилетного кармашка ключик и открыл шкаф. После чего со всем возможным почтением раздвинул челюсти черепа и аккуратно вытащил конвертик.
Полли бесцеремонно выхватила его из пальцев мистера Лемони и поспешно развернула.
— Что там? — раздраженно спросил аптекарь. — Это стоило того, чтобы осквернить череп моего прадедушки?
Полли озвучила содержание записки:
«Это — последняя загадка. Я жду тебя там, где горит глаз и бьется сердце саквояжного спрута».
— Саквояжный спрут? — спросил аптекарь. — У меня есть парочка. Они дают лечебные чернила, а еще их сушеные присоски помогают от сыпучей крапивницы.
— Нет, мистер Лемони, — вздохнула Полли. — Речь идет не о таком спруте.
— Не о таком?
— Спрут обвил своими щупальцами весь Саквояжный район. Я знаю, где искать последнюю загадку.
— Где же?
— Там, где бьется его сердце, — сказала Полли. — Где же еще?..
…Сумасшедшие и их загадки…
Погода ухудшилась. Снег залепливал лётные очки, крылья работали на усиленном режиме, из выхлопов валил дым, ветер бил и толкал Полли.
Бэббит предостерегал ее от полетов в таких условиях, впрочем, Полли и сама предпочла бы сейчас оказаться на земле. Она промерзла насквозь, и даже теплая подкладка не особо помогала.
И все же, несмотря на все преграды, добралась до Чемоданной площади Зубная Фея меньше, чем через двадцать минут.
Привокзальная площадь жила своей жизнью. На станции стояли рядком кэбы, кэбмены грелись у горящей жаровни, передавая по кругу бутылочку. В центре площади застыл дирижабль, расположенные кругом семафоры горели красным, сообщая всем и каждому, что вылет отменен. Светились окна гостиницы «Габенн» и «Ресторана госпожи Примм», в Паровозном ведомстве, несмотря на позднее время и близость к празднику, кипела работа. Клерки сидели за своими столами, заполняли бесконечные бумаги, стучали штемпелями и клеили марки.
Работа не прекращалась ни на миг и в прислонившейся к зданию вокзала центральной станции пневмопочты Тремпл-Толл. Пересыльщики, не покладая рук, принимали капсулы и переотправляли их дальше во всех направлениях. По трубам-щупальцам шли послания во все концы Саквояжного района. «Сердце спрута» билось с частотой и ритмом часового механизма…
Зубная Фея облетела купол станции и опустилась на крышу в некотором отдалении от светящегося окна, похожего на глаз.
Последняя загадка ждала ее…
Достав пистолет-«москит» и озираясь по сторонам, Зубная Фея осторожно двинулась по крыше.
Больше не будет никаких конвертов, ее поиск почти закончился — она это чувствовала.
Что ж, конверта и правда не было.
На парапете лежала, распростерши механические крылья, ворона. Ее глаза-лампы тускло светились, из груди раздавался звон шестеренок, но, помимо этого, автоматон не подавал признаков жизни.
Полли застыла. Ворона? Все эти загадки вели к ней?
На ум сразу же пришли Лжекрампус и тот таинственный человек, с которым он встречался в пабе «Ворон и Пес». Почему Зои Гримм оставила ей этого механоида? Что она хотела этим сказать?
Полли склонилась над вороной и неожиданно заметила, что в клюве у нее что-то зажато.
— Монета? — недоуменно прошептала она и тут вдруг все поняла. Оборванные ниточки связались в голове. И Лжекрампус, и убийства, замаскированные под несчастные случаи, и Зои Гримм.
Последняя загадка разгадалась.
— Дура! Какая же я дура!
Зубная Фея раскрыла крылья и взмыла в воздух. Вокзальные часы начали отбивать десять часов вечера.
***
Девять часов тридцать минут вечера. До Нового года осталось два с половиной часа.
Мистер Супмарк положил в чемодан громоздкий механизм и закрыл крышку. С тоской оглядев свою крошечную квартирку, он подхватил чемодан и двинулся к двери.
Оказавшись на темной лестничной площадке, он достал из кармана ключ и попытался запереть дверь. Замок заклинил. Как всегда!
— Да будь оно все проклято! — прорычал он себе под сморщенный крючковатый нос.
С третьего раза ключ наконец провернулся, щелкнул замок.
Мистер Супмарк развернулся и подошел к лестнице. Тяжко вздохнул. Он ненавидел эту лестницу всем сердцем: его огромные башмаки проваливаются на узких, будто нарочно сделанных для карликов, ступенях, а керосиновый фонарь воняет так, что пробуждается едва затихшая чихота, да и светит он так тускло, что лучше б его и вовсе не было. В темноте привычнее… в темноте приятнее…
Мистер Супмарк был уже на втором этаже, когда скрипнула дверь миссис Йолли. Он вздрогнул: встреча с этой отвратительной краснолицей женщиной была крайне неприятной и нежелательной.
— О, Питер из антресольной квартиры! — проскрипела миссис Йолли, похожая на пьяного кота. — Где моя оплата? Уговор был раз в неделю, а не раз в неделю и два дня!
Мистер Супмарк скрипнул зубами.
— Да, мэм, я как раз…
— Новый год на носу! — продолжила ворчать домовладелица. — Самое время повыгонять всех блох-должников! Вы же не хотите остаться на Новый год на улице, Питер из антресольной квартиры?
— Не хочу, мэм. Вы позволите? Я тороплюсь…
Миссис Йолли всплеснула руками.
— Торопится он! Все куда-то торопятся! А плату внести за комнату никто не торопится!
Мистер Супмарк продолжил спуск, тяжело переваливаясь и покачиваясь на ступеньках, но прилипчивая женщина последовала за ним, продолжая причитать и укорять его.
Когда мистер Супмарк вышел из подъезда, миссис Йолли и на улицу вышла следом, продолжая напоминать ему о том, какой он неблагонадежный человек, о том, что в Новый год долги должны быть уплачены, не забывая при этом упрекать его в никчемности и бессмысленности.
— Миссис Йолли, может, вернетесь в дом? — буркнул мистер Супмарк. — Снег идет. Вы простудитесь и умрете. Что, в таком случае, ваши жильцы будут делать?
Но миссис Йолли не отставала. И не прекращала осыпать мистера Супмарка укорами.
Прохожие косились на громадного сутулого мужчину в черном пальто и цилиндре и на семенящую следом крошечную женщину, но миссис Йолли была не из тех, кого может смутить чье-либо внимание.
Таким образом они добрались до станции «Бремроук-Харт», и мистер Супмарк мысленно возблагодарил все светлые и темные силы Нового года: к станции подошел трамвай.
В вагон миссис Йолли за ним не последовала, оттесненная в сторону толпой пассажиров. Мистер Супмарк еще какое-то время видел ее на станции, продолжающую ворчать так, будто он ее слышит.
Трамвай медленно полз по Бремроук, и мистер Супмарк с тоской глядел в окно. Раньше он любил Новый год, но в последнее время тот перестал иметь для него какое-либо значение. Все эти люди, которые словно в один миг решили забыть о своих горестях, куда ни кинь взгляд: всепрощение, радость и сиропная благодать. Фу. Тошно… И хуже того — повсюду эти смеющиеся дети…
Мистер Супмарк ненавидел детей: они были глупыми, чванливыми и невоспитанными. Маленькие злобные существа, они не упускали случая над ним поиздеваться. Кричали вслед, что он — фонарный столб и дылда, и что в каждом его башмаке можно переправиться через канал. Порой они чем-то в него швыряли, злобные коротышки…
Дети… Мистеру Супмарку доставляли удовольствие слезы и крики детей, когда их наказывают. Временами он останавливался у чьего-нибудь окна, послушать, как кого-нибудь из них стегают плеткой, и жизнь на какое-то время не казалась такой бессмысленной.
Трамвай подошел к станции «Площадь Неми-Дрё», двери разошлись, выпуская пассажиров.
Мистер Супмарк вышел из трамвая и двинулся к огромному мрачному зданию «Ригсберг-банка».
Бросив раздраженный взгляд на герб банка, ворона с монетой в клюве, — он подошел к двери.
Автоматон в черной форме с золочеными пуговицами открыл перед ним двери, и он вошел в вестибюль, отряхивая пальто от снега.
В канун Нового года «Ригсберг-банк» был, вероятно, самым антипраздничным и горемычным местом во всем городе.
Вестибюль, хоть и был украшен, но все в нем едва ли не кричало о том, что праздник — это вовсе не нечто доброе.
Начать с огромной механической ели. В ней не проглядывало даже намека на праздник. Она покачивалась из стороны в сторону, ее кривые ветви жутко скрипели и тянулись к посетителям, отчего казалось, будто дерево пытается пошарить по карманам всякого, кто окажется поблизости.
Багровая мишура на темных стенах была похожа на застывшие потеки крови, а горы упакованных подарков, расставленные тут и там, даже не пытались скрыть, что они — просто бездушная декорация, и внутри ничего нет. Обычные таблички, которыми были завешаны стены вестибюля, сменили на «праздничные»: «Верни долг — или мы запихаем тебе гуся в глотку!», «Сделай банку подарок — сделай взнос!» И тому подобное…
Не слишком душевно. Впрочем, воротил с верхних этажей и черствых клерк-дам за столами в холле не особо волновали чьи-либо души, кроме тех, которые можно вытрясти.
«Чем “Ригсберг-банк” может вам помочь?» — раздается преисполненный безразличия вопрос, и ваш праздник мгновенно превращается в груснятник, упадник и беспросветник. А сами вы превращаетесь в жалкого безнадегу (официальный термин).
Упомянутые безнадеги стояли в безликих очередях в кассы, а некоторые из них пытались выпросить очередную ссуду у клерк-дам, топчась у столов.
Эти люди напоминали лунатиков, которых кто-то внезапно разбудил. И банк приложил к этому руку: стоило кому-либо зайти в это мрачное место, как он постепенно становился злым и печальным, из сердца исчезли все добрые и теплые чувства. Из горла вырывался кашель, а в голове возникали мысли, связанные даже не со сведением концов с концами, а зацикленные лишь на сведении счетов с жизнью. В вестибюле банка мечты усыхали, морщились и превращались в разочарования…
Но эти мысли и эмоции не принадлежали зашедшему в банк безнадеге. Хотя, нет — принадлежали. Правда, они были испорчены. Виной всему был так называемый «горемычный порошок», который распылялся в помещениях банка через бронзовые рожки на столах клерк-дам и большие, похожие на граммофонные, рога на стенах. Он создан для того, чтобы убить в людях надежду. Убить в них любые ощущения праздника.
На мистера Супмарка горемычный порошок не действовал — он и так был зол и несчастен.
Зайдя в банк, он столкнулся с одним из безнадег.
— Прошу прощения, — извинился сухощавый тип в котелке.
— Осторожнее, чтоб вас! — буркнул мистер Супмарк, не останавливаясь.
— Можно ведь и повежливее, — раздалось ему вслед. — Новый год все же…
Мистер Супмарк не слушал. Зажав под мышкой чемодан, он направился к столам деловых дам, занятых составлением отчетов.
Мисс Коггарт, старшая клерк-мадам банка, курила кофейную папиретку на длинном тонком мундштуке. Оттопырив руки, она с яростью и ожесточенностью стучала по клавишам печатной машинки, и после каждого такого удара на тонкой длинной ленте бумаги оставался багровый символ, который никто, кроме служащих банка, понять бы не смог.
Когда к ее столу подошел огромный человек с чемоданом, она раздраженно подняла голову и спросила:
— Чем «Ригсберг-банк» может вам помочь?
Мистер Супмарк неловко потоптался у стола и что-то неразборчиво замямлил.
— Чем. «Ригсберг-банк». Может. Вам. Помочь? — раздельно повторила мисс Коггарт.
— Э-э-э… да, мэм. Я бы хотел… Хотел бы открыть свое дело и… в общем, мне нужны деньги.
— Все хотят открыть свое дело, — безразлично ответила мисс Коггарт. — Всем нужны деньги.
— Э-э-э… да. Наверное, вы правы, мэм, — смутился мистер Супмарк и вжал голову в плечи, отчего стало казаться, будто она растет у него прямо из них.
— Что за дело? — требовательно спросила старшая клерк-мадам, пристально оглядывая этого великана: чем же таким он может заниматься? Огромный и нескладный, с длиннющими руками и здоровенными башмаками. В знававшем и лучшие времена цилиндре, замотанный в полосатый зелено-красный шарф.
Мистер Супмарк приободрился.
Он с грохотов водрузил свой чемодан на стол старшей клерк-мадам, и та отпрянула от неожиданности.
— Заберите его! — воскликнула она.
— Ну, я э-э-э… хочу показать вам, чем занимаюсь.
Он открыл защелки, откинул крышку и повернул чемодан к мисс Коггарт.
— И что это такое? — презрительно скривилась она.
В чемодане стояла деревянная голова-болванка, на которую был надет некий механизм, выглядевший, как древнее орудие пытки. Старшая клерк-мадам была близка к истине.
— Это инструмент для наказания, — с гордостью сообщил мистер Супмарк.
— Наказания?
— Да. Для наказания детей. Вы знаете, они часто бывают непослушны и ведут себя, как маленькие монстры. Их нужно наказывать…
— Что?! — возмутилась мисс Коггарт. — Но зачем нужны какие-то хитрые приспособления, пока существуют плетки и палки! Какой смысл?
— О, я понимаю ваши сомнения. — Мистер Супмарк погладил треугольную бородку — видно, крашенную. — Когда-то я тоже был приверженцем плети. Но времена изменились… И снег уже не так бел, как раньше, и ветер простужен, а лес давно вырублен… Я перебрался в город, и понял, что старые традиции больше никому не нужны…
— О чем вы там бормочете? — спросила мисс Коггарт. — Лучше расскажите, как это устройство работает?
Мистер Супмарк вздрогнул и словно очнулся от сна.
Он вытянул палец и ткнул в обруч.
— Это вы надеваете на голову непослушного ребенка. Здесь, — он указал на небольшой винт, — вы зажимаете, чтобы непослушный ребенок не сбросил устройство с головы.
— А для чего нужны эти катушки? — спросила мисс Коггарт, указывая на выстроившиеся рядами рельефные валики, покрывающие почти всю деревянную голову.
— О! Это самое главное! — Мистер Супмарк потер руки, и клерк-мадам заметила, что тыльные стороны его ладоней покрыты густой черной шерстью. — Эти катушки подхватывают пряди волос, накручивают их и тянут. Скорость и количество оборотов каждой катушки регулируется. Если спросите мое мнение, то лучше ставить самую медленную скорость: тогда эффект сильнее. Если вам когда-либо выдирали волосы, вы понимаете, о чем идет речь.
Мисс Коггарт выглядела задумчивой.
— Эти штуковины накручивают волосы? — уточнила она.
— Ну да, — кивнул мистер Супмарк. — В этом вся суть.
— А возможно настроить эту штуковину так, чтобы она накручивала волосы, но не вырывала их?
— Полагаю, да, — ответил мистер Супмарк — он был совершенно сбит с толку. — Нужно только послабить зажимы… но… Тогда ведь пропадет весь смысл?
Старшая клерк-мадам вскинула руку, прерывая его. Подняла вверх указательный палец.
— И сколько у вас уже подобных штуковин купили?
Мистер Супмарк нахмурился.
— Пока еще ни одной. Но, — он поспешно добавил, — потенциал у моего «Выдирателя волос» очень большой!
— Вы правы, — сказала старшая клерк-мадам, и мистер Супмарк решил, что ослышался. — Но вы неверно выбрали область применения для вашего механизма.
— Область применения?
— Вам стоит пойти с вашим… кхм… «Вырывателем» (название придется сменить) в «Локонс Флосса» или в «Ножнички Клотильды».
Мистер Супмарк вытаращил на нее глаза.
— Но ведь это… цирюльни!
— Верно, — кивнула мисс Коггарт. — Вы не понимаете, что создали?
Она ткнула себя в подвитый спиралью завиток волос на лбу.
— Вы знаете, сколько я его делала? Полтора часа! Один треклятый завиток! Можете представить? Папильотки и бигуди занимают очень много времени и сил. Многие как дамы, так и господа в этом городе мечтают о механизме, который подкрутит им волосы за один раз.
Мистер Супмарк был поражен. Он о таком даже помыслить не мог. Закручивать волосы… для красоты?
— Покажите, как он работает! — Мисс Коггарт была настолько взбудоражена, что даже забыла, что в ее задачу входит обобрать этого безнадегу до нитки и всучить ему невозможную для выплаты ссуду.
Мистер Супмарк кивнул.
— Секунду. У меня где-то здесь был ключ.
Он запустил свои огромные ручищи в карманы пальто и принялся вытаскивать из них всяческий хлам, складывая его на стол старшей клерк-мадам.
Она сморщила носик.
— Что за мерзость?
На столе у нее лежала груда углей и — в это было тяжело поверить! — некоторые из них тлели, словно их достали не из кармана, а прямиком из печки. Среди углей поблескивали потемневшие от времени бронзовые бубенцы, на которых было что-то выгравировано.
— Он был где-то здесь, — пробормотал мистер Супмарк, выкладывая из карманов все больше угля и бубенцов на стол мисс Коггарт.
— А это еще что такое?! — удивленно буркнул он, глядя на продолговатый полосатый цилиндрик, который извлек из кармана. — Это не мое…
От цилиндрика отходил короткий шнур фитиля. И этот фитиль горел и дымился…
— Заберите эту гадость с моего стола! — воскликнула старшая клерк-мадам.
Мистер Супмарк с недоумением повертел в руках дымящийся цилиндр, и в следующее мгновение тот взорвался с диким грохотом.
В воздух взвилось целое облако дыма и… конфетти.
И тут в вестибюле взорвалось еще несколько подобных хлопушек.
В грохоте зазвучал женский смех, а потом кто-то крикнул:
— Всех с Новым годом! Это ограбление!