Полдень. 12 часов до Нового года.
— Жди здесь! — велела злодейка Зои Гримм своему прихвостню-снеговику и прошмыгнула в открывшиеся двери следом за старушкой в длинной, до земли, шали и шляпке с вороньими перьями.
«Старушки — неторопливые, — напомнила она себе. — А у меня очень мало времени: “Салон карманных часов Блюмма” сам себя не ограбит».
Зои Гримм закашлялась, нырнув в тучу дыма от чьей-то папиретки, и сразу же нечаянно задела кого-то локтем. После чего задела локтем еще кого-то, но уже намеренно. В холле главпочтамта Тремпл-Толл было не протолкнуться…
По залу носились автоматоны и самоходные механические тележки, груженные пошатывающимися пирамидами посылок. Из боковых дверей то и дело появлялись, как называла их Зои, господа Фуражные Усы (почтальоны в темно-красной форме с блестящими пуговицами). Посетителей с каждой минутой лишь прибывало. И все приносили с собой нервозность, суетливость и снег с улицы.
Главпочтамт тонул в бубнеже, звоне механизмов, музыке из витых рогов на стенах, грохоте штемпелей и зубовном скрежете торопящихся людей. Ко всему этому добавлялись время от времени раздающиеся оповещения по громкой связи, становящиеся с каждым разом все менее разборчивыми.
— Добро пожаловать на станцию «Главпочтамт Тремпл-Толл», — проворчала мисс Гримм. — Покупайте билетики!
Большой почтовый зал, разделенный на более мелкие секции рядами растрескавшихся за годы колонн, и правда походил на железнодорожный или, скорее, на аэровоздушный вокзал. Повсюду, куда ни кинь взгляд, латунь и мрамор. Рыжий газовый свет едва протискивается через покрытые пылью круглые плафоны ламп, и на полу с гербом Почтового ведомства (конвертом и ключом) ползают тени. Ну и куда же без часов: громадный циферблат во всей своей опаздывающей на три с половиной минуты красе разместился напротив главного входа…
Зои не случайно назвала это место станцией, ведь когда-то, как рассказывал ей папа, сюда прилетал дирижабль «Фрокдирайк» из далекого Льотомна. Однажды прямое сообщение с Льотомном прервалось, и маленький аэровокзал стал тем, чем являлся и сейчас — всего лишь отделением почты, хоть и главным в Тремпл-Толл.
Зои Гримм по привычке задрала голову, как делала всякий раз оказываясь здесь. По привычке ахнула (но вот былого восхищения уже не было). Стеклянная крыша, которую не разводили и — что самое главное — не чинили уже много лет, выглядела довольно жалкой: в некоторых местах стекла исчезли, и проломы заколотили досками; сейчас вся она была затянута снежным покрывалом.
Под крышей, закручиваясь спиралями, проходили тонкие, также стеклянные, трубы внутренней пневмопочты, благодаря чему практически весь путь то и дело проносящихся по ним капсул с посланиями можно было проследить взглядом. В детстве Зои пыталась угадать, что же там, в этих капсулах, перемещается: папа говорил, что это всего лишь скучная служебная переписка, но юная мисс Гримм была искренне убеждена, что по стеклянным трубам туда и обратно блуждают самые настоящие тайны. Папа всегда смеялся, когда она озвучивала свои мысли. У него был такой смех… мягкий, обволакивающий… Он говорил, что у нее чудесные фантазии, и отчего-то был убежден, что однажды она станет настоящей писательницей…
Зои больше не нравилось это место — оно вызывало у нее грустные воспоминания. Вместе с папой они приходили сюда незадолго перед праздником, покупали открытки и рассылали подарки многочисленным родственникам-Гриммам, жившим по всему миру. Даже тетушке Громбли, которую папа называл спятившей каргой. Тогда это место казалось ей каким-то чудом чудным, она обожала здесь бывать и уже за месяц до праздника начинала изнывать от нетерпения: «Когда же, когда же мы пойдем на самую главную почту?!» Почтальоны в форме с натертыми до блеска пуговицами и блестящими от помадки усами, сверкающие латунные автоматоны, стук штемпелей, марки и письма, бечевка и коробки, запах чернил и сургуча — все это приводило маленькую Зои в восторг.
Но сейчас… во всем этом больше не было никакого чуда: почтальоны выглядели уставшими и злыми, автоматоны давно потеряли свой блеск, даже запахи истончились и поблекли — почта утратила свою таинственность — теперь это была всего лишь забитая бюрократами бумажная конторка, затерянная в глубине Тремпл-Толл.
И все же близость Нового года пыталась вдохнуть в это угрюмое место хоть немного того самого, о котором все говорят, настоящего праздничного настроения. Праздничное настроение по-габенски — это «Проклятье! Ничего не успеваю! Все валится из рук! А еще столько всего нужно сделать!»
В Габене издавна существовала некая новогодняя традиция, которой неукоснительно придерживались все — даже те, кто не признавал никаких традиций: делать всё в последний момент. Если нужно купить гуся, будьте уверены, в Тремпл-Толл найдутся те, кто забредет в лавку «Мисс Гусыня» мистера Погга за пять минут до боя часов в полночь, ну а если вы гуся купили заблаговременно и даже подарки все аккуратненько завернули, не забудьте надеть шляпу, когда в панике выбежите под снег, надеясь, что мистер Макфи все еще стоит у рынка в Скверном сквере со своими елочками («И как можно было забыть елку?!»), ну а что уж говорить о поздравлениях — обычно они так и вовсе откладываются, чтобы адресат получил их буквально за миг до того, как обидится и проворчит: «Ну вот, так и знал: обо мне все забыли!»
— Как хорошо, что мне некого поздравлять, — со смесью грусти и облегчения пробормотала Зои.
Почти все пространство в холле главпочтамта занимали собой выстроившиеся по сторонам от центрального прохода столы. Дамы и господа, которые за ними сидели, вооружившись ручками и приготовив чернильницы, спешно составляли душевные, но забитые ошибками, как подушка старьевщика блохами, письма. Тут и там можно было увидеть тех, кто раскрашивал поздравительные открытки, добрые и забавные, но с вылезшими от спешки или рассеянности за края красками.
Зои Гримм поморщилась, глядя на этот бумажный кошмар, приправленный щепоткой благодушных пожеланий: ее кольнула совесть — множество дальних родственников каждый год неуклонно и безответно присылают ей письма и открытки: она их даже не читает — просто складывает в чулан. Там уже накопилась их целая гора. И хоть среди всевозможных нелюбимых Гриммов у Зои была одна любимая тетушка, которая ждала от нее открытку, сейчас новой габенской злодейке не до того!
Обогнав старушку, которая уже почти подковыляла к очереди в главное окошко, Зои Гримм встала перед ней. Старушка всхлипнула, когда поняла, что ее обставили.
«Ха-ха! — злорадно ухмыльнулась Зои. — Я тебя опередила, неторопыга. Я первее! В следующий раз не будешь ковылять!»
Ухмылка умерла столь же быстро, как и появилась. Радость от мелкого злодеяния как рукой сняло, стоило Зои Гримм обнаружить, что очередь, в которую она с такой ловкостью встала, тянется едва ли не через весь холл. И выглядит так, словно еще полвека назад застыла в невероятно липком и тягучем киселе.
Хмуро отметив стоящего перед ней джентльмена с седой бородой и связкой готовых к отправке коробок, она поймала себя на мысли, что он, кажется, состарился именно здесь, в этой очереди. Люди, выстроившиеся к окошку, что-то бурчали себе под нос и перетаптывались. А стоящий впереди автоматон и вовсе скрипел шестеренками от нетерпения — даже он считал, что эта очередь продвигается сли-и-ишком медленно.
Хуже всего было то, что Зои ничего не нужно было ни отправлять, ни получать. По самым нескромным меркам ее дело должно было занять две минутки. И вместо того, чтобы начать вовсю злодействовать и погрузить этот проклятый город в ужас и отчаяние, она вынуждена была прозябать в унылой очереди, привставать на цыпочки и заглядывать через плечи людей и механоидов, пытаясь узнать: «Кто-то там, в окошке, сегодня собирается шевелиться?!»
— Ненамного ты меня опередила, — раздалось шипение за спиной.
Зои обернулась и вздрогнула от неожиданности: за какой-то миг старушка перестала напоминать милое и пряничное существо, каким казалась прежде. Седые волосы из-под шляпки торчали рваными прядями, круги под глазами чернели в своей беспросветности, а тонкие сухие губы исказились в злобе. — Миссис Кроукло знает, что ты задумала. И у тебя ничего не выйдет…
— И что же я такого задумала? — презрительно бросила Зои Гримм.
— Ты затеяла недоброе… Я слышала, о чем ты говорила со снежным мистером.
Зои склонилась к миссис Кроукло и процедила сквозь зубы:
— Подслушивать, вообще-то, нехорошо и… все у меня выйдет, чтоб ты знала.
Старуха хрипло расхохоталась.
— Погляди на себя, девочка! Ты полагаешь, что у тебя получится стать хорошей злодейкой? Но ты ничего не смыслишь в злодействах. Поверь: миссис Кроукло знает, о чем говорит.
— И откуда, позволь спросить?
— Много лет назад я была личной помощницей… — старуха понизила голос, — Горемычника. Ты, наверное, слыхала о нем. Да, тот самый Горемычник, чей злодейский план удался, и он погрузил в горе весь Габен.
Зои мрачно подумала: «И кого только не встретишь в очереди!» — но вслух сказала другое:
— И где сейчас твой Горемычник?
Старуха понуро опустила длинный горбатый нос.
— Отошел от дел. Порой даже злодейства могут наскучить… — Миссис Кроукло подняла взгляд. — Но речь не о Горемычнике. А о тебе, милочка, и ты ему даже в подметки не годишься… И всем прочим. Некромеханик. Могильный Червь. Даже Человек-из-Льотомна, который осенью ограбил «Ригсберг-банк». И погляди теперь на себя: думаешь полосатые чулки, сажа на глазах и парочка мелких краж сделают из тебя злодейку, о которой будут писать во всех газетах?
— Ой, тебя забыли спросить, рухлядь! — Зои побагровела от стыда и унижения. — Все у меня получится…
— Небось, уже написала письмо Человеку-в-красном с просьбой сделать тебя известной злодейкой? «Дорогой Человек-в-красном! Я вела себя весь год хорошо. Пожалуйста, подари мне злодейскую жилку и коварный ум…». Хе-хе…
— А вот и не написала! — с вызовом бросила Зои Гримм. — И вообще, почему это у меня ничего не выйдет?
Старушка подняла руку и ткнула своим длинным птичьим когтем в сторону окошка.
— Потому что эта очередь никогда до тебя не дойдет.
Зои надулась и отвернулась, стараясь не замечать зловредного хихиканья миссис Кроукло. И что она понимает?! Ну ладно: допустим, она понимает. Но она ничего не знает о ней, Зои Гримм! Пока что. Вечер еще не близко, и миссис Кроукло скоро узнает ее имя. Вот только пережить бы эту очередь…
«Кажется, я, и правда, здесь застряла…»
Потянулись тягомотные минуты ожидания. Делать было нечего, и Зои стала вслушиваться в раздающиеся то и дело из медных рупоров вещателей на колоннах объявления для посетителей и персонала. Чаще всего звучали предупреждения:
«Внимание! Пересылать гремлинов запрещено!»
Зои тут же захотелось нарушить это правило: вот только где найти гремлина?
«Внимание! Пересылать часовые бомбы запрещено!»
Мисс Гримм цокнула языком: где бы найти такую бомбу?
А между тем, прослушав оповещение, из очереди вышло пару человек. С грустным видом, сжимая свои коробки под мышкой, они двинулись к выходу.
Вещатели как ни в чем не бывало продолжили ограничивать добрых людей в их искренних порывах отправить кому-нибудь подарок, или, вернее, «подарочек»:
«Внимание! Пересылать живых кукол запрещено!»
Зои скривилась: ой, больно надо! Она перестала слушать и заскучала: одни запреты! В другое время мисс Гримм с радостью нарушила бы их все, но сейчас лишь угрюмо и нетерпеливо притопывала ножкой.
А очередь и не думала сдвигаться…
Зои обхватила себя руками за плечи и подумала, что, вероятно, канун Нового года — действительно не лучший день, чтобы начинать бесчинствовать. И то правда: если вы не заходили в главпочтамт Тремпл-Толл на праздники, вы просто не представляете, что такое настоящая суматоха.
А латунные двери продолжали открываться, впуская все новых и новых посетителей, принимая все новые и новые письма и коробки…
За всей этой неразберихой через большое круглое окно на втором этаже наблюдал невероятно усатый господин в форме ведомства. От простых почтальонов его отличал солидный живот и золоченая кайма на фуражке.
Лишь господин главный почтмейстер находил в мельтешении внизу успокоительный и размеренный порядок: главпочтамт работал, как хорошо отлаженный, смазанный механизм.
К слову о механизмах. Господин главный почтмейстер как раз держал в руках карманные часы, и, дождавшись, когда стрелка доползет до нужной отметки, не поворачивая головы, сказал:
— Мисс Уотинг, пятиминутная готовность.
Женщина в очках с полукруглой оправой, сидевшая за заставленным горами корреспонденции столом, кивнула:
— Слушаюсь, господин Биркинс. — После чего склонилась к переговорному рожку и, четко разделяя слова, сообщила в него:
— Внимание! До отбытия почтового дирижабля на Сонн и Набережные осталось пять минут. Прием посылок на Сонн и Набережные закончен. Следующий дирижабль на Сонн и Набережные отправляется ровно в два часа пополудни.
Внизу, в холле, встретили это сообщение ожидаемо: хором возмущения, в котором слышались проклятия, гневные оскорбления и чьи-то угрозы свести счеты с жизнью, если его посылку немедленно не отправят на борт.
И все же страсти постепенно улеглись, а главпочтамт вернулся к своей предпраздничной рутине.
В двери кабинета главного почтмейстера постучали, и, дождавшись короткого «Входите!», в помещение вошли старший почтальон мистер Черникк (чьи лаконичные черные усы выглядели весьма скромно в сравнении с пышной растительностью под носом главного почтмейстера) и два груженных мешками с конвертами автоматона в форме Почтового ведомства.
— Это то, что я думаю? — осведомился господин Биркинс.
— Да, сэр, — мистер Черникк сложил руки в белых перчатках за спиной и напустил на себя толику важности. — Письма для… гм… Него. Здесь восемьсот шестьдесят пять конвертов. Когда я покидал отделение распределения, там накопилось еще около трех сотен, и еще прибывает.
Господин главный почтмейстер повел губами, отчего его подкрученные нафарбленные усы заходили ходуном.
— Сотни конвертов… — буркнул он. — Сотни разочарований…
— Простите, сэр?
Господин главный почтмейстер наделил подчиненного суровым взглядом из-под хмурых бровей.
— Вы же понимаете, мистер Черникк, что Он не сможет ответить на все? Кого-то ждет безответность и разочарование.
— Но я думал…
— Вы думали, что, раз Каминник летает по городу на своих санях и одаривает жителей, у него нескончаемый запас времени?
— Нет, сэр, но…
— Или вы полагаете, что все до единого отправители этих писем… кхм… хорошо себя вели весь год?
— Ни в коем случае, сэр, просто…
— А может, вы думаете…
Хмурый почтмейстер прервал себя на полуслове. Будучи человеком в общем угрюмым и не особо склонным доверять людям, он почти не верил в то, что кому-то в этой дыре, которую зовут Саквояжным районом, вообще есть дело до тех наивных личностей, что макают перо в чернильницу и выводят сокровенное: «Дорогой Человек-в-красном…»
Господин Биркинс был из числа тех скептиков, кто сомневался, что все эти письма в принципе дойдут до адресата или что упомянутый адресат вообще существует. Сам он его не видел, и, пока не увидит, ни за что не поверит. И это притом, что лично он был в Габене, вероятно, единственным человеком, который знал почтовый адрес таинственного благодетеля, проникающего в дома через камины и оставляющего след от своих саней на крышах. Не обделенный подозрительностью и преисполненный сомнениями, господин главный почтмейстер чувствовал во всей истории с Человеком-в-красном, которого также зовут Каминником и прочими приевшимися прозвищами, какой-то подвох.
Мистер Черникк между тем явно огорчился.
— Полагаю, ваше собственное письмо в одном из этих мешков? — добавив в голос порцию строгих ноток, спросил глава всей почты Тремпл-Толл.
— Нет, сэр. — Мистер Черникк обильно покраснел и опустил взгляд. — Что вы, сэр! Я бы не посмел воспользоваться своим положением, чтобы подсунуть письмо от себя. — Он тяжко вздохнул. — Не так уж мне и хочется получить в подарок кофейный варитель «Нефферс» к Новому году.
— Вот и славно: не стоит надеяться на подарки от несуществующих личностей. Вы свободны, мистер Черникк.
Старший почтальон уже направился было к выходу, но неожиданно замер в дверях и обернулся.
— Позволите вопрос, сэр? — Господин начальник кивнул, и он продолжил: — Зачем тогда мы принимаем и доставляем все эти письма, если никакого Человека-в-красном, по-вашему, не существует?
— Это наша работа. Доставлять письма. Переубеждать людей, которые предпочитают заблуждаться, — не наша работа.
— Я никак не могу взять в толк, сэр. Почему вы так уверены, что все заблуждаются, в то время как у вас есть почтовый адрес Человека-в-красном?!
Господин Биркинс подбоченился и подкрутил усы. Наделил подчиненного снисходительным отеческим взглядом.
— Наличие почтового ящика не подразумевает наличие рук, которые его откроют, мистер Черникк. Вы довольно долго служите при главпочтамте, и мне кажется странным то, что вы так этого не поняли.
— Да, сэр, — старший почтальон опустил голову. — Вы правы, сэр. Прошу прощения, сэр.
Господин главный почтмейстер чуть смягчился:
— Вы молоды, мистер Черникк. Но когда вам исполнится хотя бы пятьдесят, вы наконец смиритесь с тем, что в Габене нет никаких добрых и могущественных сил, которые испытывают бескорыстную тягу облагодетельствовать и осчастливить кого бы то ни было только за то, что тот якобы целый год вел себя хорошо. Но зато в Габене есть я, и в моей власти выдать вам праздничную премию за достойную и примерную службу.
Мистер Черникк чуть приободрился.
— Премию, сэр?
Главный почтмейстер с важным видом кивнул.
— Именно. И в следующем году вы также получите премию, если продолжите быть тем, кого не стыдно называть почтальоном. Глядите, лет через пять-семь даже сможете позволить себе кофейный варитель «Нефферс».
Старший почтальон опустил голову.
— Я могу идти, сэр?
— Вы могли идти еще три с половиной минуты назад.
Мистер Черникк кивнул и покинул кабинет. Черствость начальника выкачала из него последнее подобие праздничного духа. Недаром за глаза господина главного почтмейстера называли Мистером Биркой — подобные формализм и канцелярскую бездушность еще поискать.
— За мной, — велел тем временем господин Биркинс застывшим в ожидании автоматонам и двинулся к низенькой двери в глубине кабинета. Механические служащие почтамта полязгали следом, провожаемые грустным взглядом мисс Уотинг: судя по всему, не только мистер Черникк осмелился подложить в эти мешки свое письмо.
— Видимо, мне так и не дождаться в подарок сердца мистера Черникка, — с тоской прошептала она. — А ведь я так хорошо себя вела весь год…
Господин главный почтмейстер не услышал ее слов. В сопровождении механических подручных он вошел в небольшую комнатку, которая плавно перерастала в швартовочную площадку. Разводная стеклянная стена пока что была закрыта, перед ней на специальных упорах стоял небольшой аэростат с гербом Почтового ведомства на ржавом (некогда бордовом) борту. Грузовой шлюз аэростата был открыт, навигационные фонари уже горели, а из труб тоненькими струйками курился красноватый дымок. Малым дирижаблем главпочтамта пользовались очень редко, но сейчас его отбытие было лишь вопросом времени.
Господин Биркинс подошел к аэростату.
У рубки управления неподвижно застыл еще один автоматон в форме. Он стоял, опустив голову и вытянув руки по швам.
Господин главный почтмейстер извлек из кармана мундира картонную перфокарту с пробитым в ней адресом Человека-в-красном. Не теряя времени, он вставил карту в узкую прорезь на груди выключенного автоматона.
В тот же миг внутри металлического тела пришли в движение шестеренки, цепи и роторы. Два глаза-фонаря загорелись — сперва тускло, затем ярче…
Автоматон поднял голову и уставился на господина Биркинса.
— Отправление через три минуты, — сообщил тот и кивнул на чернеющий зев грузового шлюза дирижабля своим латунным помощникам с мешками писем. — Грузите.
Те последовали указанию, но вдруг господин главный почтмейстер остановил их.
Он повозился во внутреннем кармане мундира и извлек оттуда квадратный конверт, на котором было выведено: «Человеку-в-красном». После чего с презрением к самому себе засунул конверт в один из мешков.
Не став дожидаться отправления, господин главный почтмейстер вернулся в свой кабинет. И сразу же понял, что за короткое время его отсутствия что-то стряслось.
Мисс Уотинг не сидела, как обычно, за своим столом, а стояла у внутреннего окна, уперев руки в стекло. Из холла доносились крики.
— Что здесь творится?! — рявкнул мистер Биркинс и подбежал к окну.
— Там… там такое… сэр…
Господин главный почтмейстер распахнул рот.
В холле свет не горел, и при этом… там шел снег. Люди внизу походили на снеговиков — весь снег, лежавший на крыше, за одно мгновение оказался внизу.
Мистер Биркинс задрал голову и досадливо скрипнул зубами: кто-то развел стеклянные своды здания.
В предпраздничную сумятицу главпочтамта добавилась настоящая неразбериха. Часы остановились. Работа встала. Это была катастрофа! Почтальоны в холле пытались вытащить из снега посетителей, истошно лаяла стриженная шавка какой-то дамы. Никто, кажется, не пострадал, но все выглядели огорошенными и сбитыми с толку: всего мгновение назад они стояли в очереди или сидели за столами, и тут внезапно весь холл за одну секунду погрузился в снег. Все это походило на чью-то злую шутку…
Господин главный почтмейстер бросился к переговорному рожку и пропыхтел в него:
— Почтальоны! Оставьте посетителей! Они не испортятся! Спасайте письма! Спасайте бандероли! — забыв, что громкая связь включена, он выругался и добавил: — Ненавижу Новый год!
Мистер Биркинс подошел к окну и встряхнул застывшую в недоумении помощницу.
— Мисс Уотинг! Вызывайте полицию! Я хочу знать, кто это сделал! Негодяй должен быть схвачен! Да очнитесь же, мисс Уотинг!
Каково было бы удивление господина главного почтмейстера, если бы он узнал, что все произошло всего лишь из-за не желающей сдвигаться очереди и какой-то дюжины поздравительных открыток, купить которые пришла некая мисс. Что ж, вскоре эти открытки должны были появиться и тут, и там по всему Тремпл-Толл, являясь неким подобием визитной карточки новой габенской злодейки.
Из холла до него донесся смех. Сумасшедший смех какой-то старухи.
— Может, она и не безнадежна! — вопила она, не прекращая хохотать. — Может, она и не безнадежна!
***
— Забавное страшилище! — бросил десятилетний Роджер Даннинг.
— Страшное забавище! — подтвердил его брат-близнец Джон.
Их старшая сестра Джуди нахмурилась, а самая младшая среди всех детей семейства Даннинг, малышка Бетти, крепче прижала к себе свою куколку Мисс Прю.
Дети сгрудились под чугунным фонарным столбом с разбитым плафоном. У всех раскраснелись лица от холода, но мальчишки то и дело порывались снять шапки, за что тут же получали легкий хлопок по рукам. Дети были связаны друг с другом концами шарфов, чтобы не разбредались, край шарфа старшей девочки крепко сжимала рука в тонкой черной перчатке с меховой оторочкой.
— О, вы не боитесь, как я погляжу! — ледяным тоном произнесла стоявшая за их спинами высокая женщина в угольном пальто, стянутом дюжиной ремней, в платье, полы которого были приподняты на специальном, похожем на паука механизме, чтобы не пачкались в снегу, и в шляпке с подвернутыми полями, на тулье которой сидело потрепанное птичье чучело.
Узкое белое лицо женщины было покрыто россыпью багровых пятен, а еще она время от времени приглушенно чихала в кружевной носовой платок, отчего дети всякий раз переглядывались и ухмылялись.
— Конечно, боимся, няня, — сказал Джон.
— Прямо до чихоты, — добавил Роджер, и оба прыснули.
Няня не повела и бровью.
В Газетном переулке, где они находились, поднялся ветер, и снег, казалось, повалил с новой силой.
— Вы очень напрасно так веселитесь, мальчики, — сказала няня, и в ее негромком голосе зазвучал зловещий скрип, словно где-то поблизости на ржавых петлях закачалась старая дверь.
Улыбки с губ детей исчезли.
Газетный переулок располагался на задворках шумной и пыхтящей площади Неми-Дрё, но здесь было тихо. Дети Даннингов обычно не посещали подобные запустелые места. Окна нависающих над тесным, скособоченным проходом домов чернели, на дверях висели замки. В воздухе ощущалось едва уловимое подавленное отчаяние, просачивающееся в переулок из-за стены, — сказывалась близость с угрюмым «Ригсберг-банком».
Мимо прошла парочка крысоловов в серых пальто и цилиндрах, держа за кольца клетки, в которых грохотали и рычали здоровенные крысы. Крысоловы наделили детей кривыми улыбками, после чего скрылись в каком-то узком лазу в стене, куда и коту было бы тесно забраться.
— Миссис Уиллоуби, что мы здесь делаем? — спросила Джуди, чувствуя, как к ней начинает подбираться страх. — Зачем вы нас сюда привели?
— Я хочу познакомить вас кое с кем… — сказала няня.
— Но здесь никого нет! — возразил Роджер и ткнул рукой в ель, стоявшую у старой пошарпаной стены. — Кроме этой уродины!
Няня замерла, прищурилась.
— Ты очень напрасно его оскорбил, мальчик.
— Кого? — удивился Роджер и бросил взгляд на Джона. Тот куда-то растерял свою привычную уверенность.
Миссис Уиллоуби кивнула на ель, и дети наконец обратили внимание на те, едва уловимые детали в этом дереве, которых прежде не замечали. Пугающие детали…
Ель, что стояла в заснеженном Газетном переулке, вовсе не выглядела праздничной — напротив, выглядела она крайне жутко, если не сказать угрожающе. Это было очень старое сгорбленное дерево с узловатым темным стволом и растрескавшейся корой. Его сухие ветки не просто напоминали тянущиеся к неосторожному путнику лапы — если как следует приглядеться, можно было различить даже отдельные скрюченные пальцы. На темно-зеленых, почти черных иголках висели конфеты, имбирные пряники в виде сапожка Человека-в-красном и сахарные часы. Эти украшения выглядели так, словно дерево пыталось с их помощью подманить какого-нибудь ребенка, схватить его и схарчить.
Миссис Уиллоуби чихнула в платок и сказала притихшим детям:
— Могу поклясться, вы не знаете, кто это такой.
— Кто? — хором спросили дети.
— О, это не просто елка, — с тонкой холодной улыбкой сказала няня. — Вы, верно, сейчас гадаете, кто же принес сюда это дерево, но правда в том, что никто его сюда не приносил. Оно само сюда пришло.
— Само-о-о?! — выдохнула малышка Бетти и испуганно схватилась за руку старшей сестры.
Джуди уже исполнилось четырнадцать, и она не верила в подобные, как она это называла, сказочки для детей. Правда, сейчас девочка прикладывала особые усилия, чтобы не верить.
— Няня шутит, Бетт, — сказала Джуди, на что миссис Уиллоуби покачала головой.
— Ни в коем случае. Сейчас ведь канун Нового года, а это значит, что пробуждаются древние силы… голодные силы. Вы ведь знаете, что в незапамятные времена Габен был окружен дремучим лесом? Так вот, перед вами один из жителей этого леса… Злобный дух из свиты… кхм… вы и сами догадываетесь, кого.
— Крампуса, — прошептали близнецы, не сговариваясь. Куда только подевалась их веселость.
И Джон, и Роберт увидели прорезанную в коре зубастую пасть и треугольные глаза. На миг обоим мальчишкам показалось, будто в глубине елочных глаз загорелись огоньки…
Зои Гримм улыбнулась. Она сидела на скамейке неподалеку и с удовольствием наблюдала всю сцену.
За те полчаса, что мисс Гримм была в переулке, она уже полностью покрылась снегом и напоминала сугроб. Злодейке не терпелось начать злодействовать, она скучала и изнывала от вынужденного бездействия, но кто знал, что ее ожидание будет скрашено подобным спектаклем.
Дети семейства Даннинг между тем заканючили, что хотят домой. Малышка Бетти сказала, что Мисс Прю уже замерзла. Но миссис Уиллоуби не было дела до ее мерзнущей куклы:
— Мое терпение, — няня снова чихнула, — лопнуло. Я ведь говорила вам, что за все ваши шалости и проделки вас будет ждать неминуемое наказание? Говорила, я спрашиваю?!
— Говорили, мисс Уиллоуби, — хором протянули дети.
— Что ж, уверена, вы наивно полагали, что за вашу последнюю проделку я лишу вас сладкого, запру в чулане или заставлю писать нескончаемые строчки. Но нет! Накануне Нового года и наказания должны быть соответствующими. Моя бабушка выводила меня в заснеженный лес, когда я плохо себя вела, но, к сожалению, я не могу поступить с вами подобным образом — у меня нет времени вести вас в лес. Но знаете что? Лес… он пришел к вам.
— Мы больше не будем, — сказала Джуди.
— И вообще, это не мы! — перебил ее Джон.
— Да! Не мы! — добавил Роберт.
— Гм. Я ведь знаю, что это сделал кто-то из вас, — проскрипела миссис Уиллоуби. — Признавайтесь, кто это был. Иначе я скажу мистеру Ели, чтобы он вас сожрал.
— Не бойтесь, — сказала Джуди, обращаясь к братьям и сестренке. — Мама с папой не позволят нас сожрать.
— Вы так уверены, юная мисс? — усмехнулась няня. — Ваши родители отправились в Старый центр встречать Новый год, вы не могли не слышать, как ваш отец сказал мне перед отбытием: «Если дети будут шалить, накажите их, как посчитаете нужным, миссис Уиллоуби».
Дети затряслись от страха. Они и правда слышали это.
Зои прищурилась. Кажется, этой няне доставляло невероятное удовольствие пугать своих воспитанников. Мисс Гримм стало любопытно: что же такого натворили эти дети.
И няня будто подслушала ее мысли:
— Кто-то из вас подменил мою пудру на белый перец, который я приготовила для праздничного гуся. — Миссис Уиллоуби не успела поднести платок к лицу и протяжно чихнула. Ни один из детей на этот раз не засмеялся. — Говорите, кто это сделал! Иначе… — няня прошептала: — вы уже не покинете этот переулок.
— Миссис Уиллоуби… — начала малышка Бетти.
— Признавайтесь! Это были вы, мастер Джон? Подобные проделки в вашем духе, мастер Роберт. А может, вы это сделали вместе?
— Нет, это были не они! — всхлипнула Бетти. — Я скажу, только не отдавайте нас мистеру Ели!
Няня выглядела удивленной.
— Это были вы, мисс Бетти?
Девочка заплакала.
— Я… я не специально… Я просто хотела напудрить личико Мисс Прю. Я рассыпала пудру и…
— Вы испугались и решили, что я накажу вас, и насыпали в пудреницу перец, чтобы я не узнала о вашей шалости, — закончила миссис Уиллоуби. — Я очень разочарована в вас, мисс Бетти.
— Не дайте мистеру Ели нас съесть. Пожалуйста, миссис Уиллоуби.
Няня достала из кармана пальто часы.
— Жаль, совсем не осталось времени, — сказала она. — Нам еще нужно попасть на почту за открытками и сплести венок из еловых веток на дверь. Иначе я с радостью поглядела бы, как мистер Ель хрустит вашими косточками.
Она развернулась на каблуках и, потянув воспитанников за шарф, пошагала к выходу из переулка.
— И не думайте, что я забыла о наказании. Когда мы придем домой, мисс Бетти ждет три часа в чулане. Напудрить куклу! Вот ведь нелепица!
Миссис Уиллоуби фыркнула и чихнула.
Вскоре дети семейства Даннинг под предводительством няни покинули Газетный переулок.
Зои Гримм снова осталась одна.
«Вот бы меня отправили в чулан, — подумала она с грустью. — Я бы все отдала, чтобы у меня был тот, кто может запереть меня в чулане…»
— Сторожите машину, мистер Пибоди, — сказала Зои, и сидевший рядом сугроб закачался.
Мисс Гримм поднялась со скамейки и, отряхнувшись от снега, подошла к елке.
— Не такой уж вы и страшный, мистер Ель.
Зои Гримм почесала нос. Чем-то это дерево напоминала ее саму. Не снаружи — разумеется, нет (Зои считала себя красоткой и вообще великолепным существом), но внутри нее будто бы сидела такая же корявая, угрюмая и колючая ель, в которой нет ни намека на дух праздника.
— «Мистер Ель сожрет вас… у-у-у…» — насмешливо сказала Зои. — Глупые выдумки сумасшедшей няни.
И тут дерево качнулось. С его веток посыпался снег, сладости закачались на своих ниточках.
Зои вздрогнула и поспешила себя успокоить: «Это просто ветер!»
Вот только никакого ветра не было и в помине.
Дерево заскрипело.
Мисс Гримм уже раскрыла было рот, чтобы позвать мистера Пибоди, но тут из-за ели вышел высокий господин в длинном пальто, цилиндре и полосатом зелено-красном шарфе.
Зои сжала кулаки. Перед ней был убийца ее отца.
— Добрый день, мисс Гримм, — сказал он хриплым, простуженным голосом. Она не ответила, и он добавил: — Я рад, что вы пришли.
Этот человек трясся от холода, широкое морщинистое лицо посинело, из приоткрытого рта вырывался голубоватый пар, треугольная бородка покрылась снегом.
Убийца ее отца… так она когда-то думала. Тогда Зои мечтала встретить его, сжать пальцы на его шее. Ей часто снилось, как она спрашивает: «Зачем ты убил его?» — и только хрипы вырываются из его перекошенного рта. Но потом… кое-что изменилось: она выяснила, что этот человек — такая же несчастная жертва обстоятельств, как и ее папа. И все же он причастен к тому, что произошло.
Она не хотела его видеть — все внутри сжалось, как только их взгляд встретился. В черных глазах этого человека застыл страх: что она предпримет? Вот только Зои Гримм ничего не собиралась предпринимать.
Она не хотела приходить, и тем не менее сказала:
— Я не могла не прийти.
Он кивнул.
Зои продолжила:
— У меня нет времени. Очень много дел, мистер Безнадега.
Собеседник поморщился: он ненавидел, когда она его так называла.
— Я знаю, что вы вините меня, мисс Гримм.
— Нет, — солгала Зои. Умом она понимала, что этот человек ни в чем не виноват, но если бы только папа не связался с ним… сейчас он был бы жив.
— Вы знаете, что мне очень жаль профессора Гримма. Он был хорошим человеком. Он хотел мне помочь…
— Но ему не удалось.
Мистер Безнадега промолчал.
Зои стиснула зубы.
— Вы позвали меня, чтобы в очередной раз выразить ваши сожаления?
— У меня для вас есть кое-что, — сказал этот человек, достав из кармана небольшую коробочку.
— Мне от вас ничего не нужно, — отрезала она.
— Прошу вас, я сам его сделал. Специально для вас. Уверен, вам понравится.
Собеседник Зои выглядел таким жалким, что она просто не смогла его прогнать или хотя бы удалиться с неприступным видом. Тем более он сказал заветные слова: ей должно было понравиться.
Зои схватила коробочку и, поднеся ее к уху, встряхнула. После чего запустила ногти под крышку и подняла ее. В тот же миг из коробочки на пружине выпрыгнул резной кукольный Крампус и мерзко захихикал: «Вы вели себя очень плохо в этом году!»
— Очень смешно, — угрюмо сказала Зои.
— Вам нравится, мисс Гримм?
— Я просто без ума, — безэмоциально сказала Зои, засунув Крампуса обратно в коробку, а саму коробку спрятав в карман.
— Что-то еще? — грубо спросила Зои, чувствуя, как ее затягивает тоска. Тоска — это плохо. Тоска — вредно. Злодеи не должны — не могут! — позволить себе тосковать.
Ее собеседник потер руки.
— Сегодня?
— Да.
— Я вам благодарен.
Зои сжала зубы.
— Я делаю это не ради вас. Я просто довожу до конца то, что пытался сделать мой папа. Если у вас больше нет для меня сожалений или подарков…
— Я просто хотел убедиться. Мисс Гримм…
Зои развернулась и направилась к скамейке, где ее ждал мистер Пибоди. Не дойдя до нее пару шагов, она обернулась.
У стены больше никого не было. Ни ее собеседника, ни — она сглотнула вставший в горле ком — мистера Ели.
На миг ее посетило сомнение: а была ли в действительности эта встреча?
Зои полезла в карман, пальцы сомкнулись на ее единственном новогоднем подарке.
***
Дом по адресу Твидовая улица, 18 выглядел довольно причудливо даже по меркам Тремпл-Толл. Его фасад представлял собой циферблат больших карманных часов: из прорезей фигурных цифр тек теплый рыжий свет, по кругу ползли, отмеряя время, стрелки, а дверь под вывеской «Салон карманных часов Блюмма» формой походила на замочную скважину. Два круглых окна по обе стороны от двери также были выполнены в виде циферблатов, но не часовых, а календарных: один указывал праздничные дни, другой — безпраздничные, дни, когда полагалось впадать в уныние и грустить.
Внутри «Салон карманных часов Блюмма» выглядел под стать фасаду. Его интерьер как раз и отличал, собственно, салон от обычных городских лавок и мастерских. Стены были обтянуты темно-красным бархатом, полированные стекла шкафов-витрин сверкали, в воздух из раструба пульверизатора под потолком раз в пять минут вырывалось облако парфюма.
Особо стоит отметить качество обслуживания в заведении господина Блюмма. К покупателям обращались лишь «Дорогой сэр» или «Дражайшая мадам», им предлагались бокал вина и сигара. Внутри всегда играла музыка, а у стен разместились трюмо и обтянутые кожей кресла, в которых Дорогой сэр или Дражайшая мадам могли с комфортом примерить часы.
Это было почтенное, уважаемое место — здесь не приветствовались те, кто не может позволить себе часы или хотя бы цепочку.
И вот, незадолго до полудня в канун Нового года один из таких «нежелательных типов» и забрел в «Салон карманных часов Блюмма».
— Купите шестеренки! Вы только поглядите, какие здесь есть: зубчатки, крылатки, касатки… хе-хе-хе…
Тощий, долговязый человек в залатанном тонком пальтишке и кривобоком цилиндре наделил господина Блюмма широким полумесяцем улыбки. При этом он отчаянно кивал на содержимое небольшого чемоданчика, который весьма бесцеремонно поставил на стойку перед хозяином салона карманных часов.
Бернард Б. Блюмм, стоявший за стойкой мужчина в вишневом костюме, был похож на автоматона из-за механических рук, частично латунного лица и выдвижных глаз-монокуляров.
Он пыхнул трубкой и выдохнул облако сизого дыма, искоса глянув на горку разномастных шестеренок в чемоданчике. При этом его левый глаз-монокуляр с жужжанием подался вперед на выдвижном механизме, а латунные усы с подкрученными кончиками со скрипом заходили ходуном, что выдавало явное раздражение хозяина салона.
— Мистер Клокво-о-орк, — протянул он, — вы ведь знаете, что у меня всего хватает.
Артур Клокворк давно привык, что его вечно прогоняют, лупят тростями, зонтиками и свернутыми в трубочку газетами. Ему потребовалось собрать всю свою храбрость, чтобы зайти в этот салон. Почти не было шансов, что важный господин Блюмм купит его шестеренки, но надежда не оставляла Артура Клокворка… надежда заработать денег вовсе не на праздничный ужин, а хотя бы на пирожок. Только за это утро продавец шестеренок обходил своими стоптанными туфлями половину Саквояжного района. Он продрог до костей и так сильно проголодался, что живот начал чесаться изнутри, а в чемоданчике по-прежнему было ровно столько же шестеренок, сколько и накануне.
Артур Клокворк понимал, что выглядит в «Салоне карманных часов Блюмма» крайне неуместно, чувствовал на себе пренебрежительные взгляды покупателей, слышал их фырканье, но заставлял себя просто не смотреть на них. Ведь если посмотрит, он был уверен, их презрительность вытеснит и изгонит его из этого теплого места.
Что касается господина Блюмма, то вместе с трубочным дымом тот выдыхал порцию за порцией свое терпение: по его мнению, одним своим присутствием Артур Клокворк ухудшал уровень его заведения.
По виду хозяина салона продавец шестеренок понял, что от его, продавца шестеренок, избиения господина Блюмма останавливает только то, что под рукой нет ни трости, ни зонтика, ни газеты. И он решил воспользоваться этим удачным обстоятельством.
— Может быть, у вас сломались какие-то часы? — спросил Артур Клокворк. — Говорят, в канун Нового года они часто ломаются.
Господин Блюмм заскрежетал зубами и угрожающе склонился над стойкой.
— Мои часы не ломаются! Мои часы — это марка!
— Конечно-конечно! Я не хотел вас оскорбить, сэр! Просто подумал, что…
— Что же вы подумали, мистер Клокворк? Что я заблаговременно не запасся всеми нужными шестеренками для своих милашек?
— О, нет, что вы. Но вдруг…
— Что «вдруг», мистер Клокворк? Вы прекрасно знаете — поскольку я неоднократно говорил вам, — что заказываю шестеренки у господина Когвилла с Железного рынка.
— Да, но я подумал в честь праздника…
— Ничего не требуется, мистер Клокворк! — оборвал его господин Блюмм, и продавец шестеренок с горестным видом закрыл чемоданчик, клацнули замки, улыбка застегнулась следом.
— Прошу простить за беспокойство, — сказал мистер Клокворк и уже развернулся, чтобы уйти, но господин Блюмм остановил его:
— Мистер Клокворк, я не могу отпустить вас просто так. Как вы и сказали, близится праздник…
— Да? Вы передумали?
Мистер Клокворк зарядился энтузиазмом, словно его завели ключиком. Глаза продавца шестеренок под стеклами стареньких защитных очков округлились с надеждой.
— Я дам вам бесплатный совет, — сказал господин Блюмм, — и, надеюсь, вы оцените мою щедрость, ведь, как вы знаете, в Тремпл-Толл даже советы имеют свою цену.
Мистер Клокворк сглотнул.
— О вас ходит крайне сомнительная слава, мистер Клокворк, — продолжил хозяин салона карманных часов. — А все из-за вашего этого, с позволения сказать, приятеля. Как там его? Баки, Буки?
— Бикни.
— Вот-вот. Держитесь от него подальше, и тогда, возможно, люди начнут покупать у вас шестеренки, мистер Клокворк.
— Бикни — хороший… — начал было продавец шестеренок, но глаз-монокль господина Блюмма снова выдвинулся и недвусмысленно указал на дверь.
Мистер Клокворк сжал чемоданчик под мышкой и с печальным видом поплелся к выходу, ну а господин Блюмм вернулся к покупателям, которые с важным видом расхаживали по его салону, выбирая себе часы…
— Дорогой сэр! Вы присмотрели себе что-нибудь? О, вас смутил этот простофиля? Не переживайте, он больше вас не побеспокоит.
Покупатель сделал глоток из дымящегося бокала и бросил уничижающий взгляд в спину Артура Клокворка.
— Я бы советовал вам, господин Блюмм, обзавестись механической ногой на двери, которая выгоняет подобных проходимцев. Как в ателье господина Морено или в «Шляпнитц».
— Благодарю за совет. Я учту на будущее.
Господин Блюмм растянул губы в вежливо-яростной улыбке и поглядел на ящик с механической ногой-вышибалой у двери. Хозяин салона проглотил уже почти вырвавшийся ответ, что у него есть подобное устройство, вот только оно нуждается в ремонте, поскольку несколько шестеренок в нем истончились.
— И еще я рассчитываю на скидку, господин Блюмм, — добавил покупатель. — Ведь, как вы знаете, многие советы в Тремпл-Толл платные. Этот был из таких.
Усы хозяина салона карманных часов зашевелились так сильно, что казалось, они вот-вот отпадут. Треклятый Клокворк…
…— Проклятая финтифлюха! — в сердцах завопила Зои, склонившись над своей машиной. Она несколько раз подергала туда-сюда рычаг, но раздавалось лишь гулкое клацанье, при этом роторы отчего-то и не думали вращаться, а меха нагнетаться.
Твидовая улица жила своей жизнью. По мостовой катили экипажи, мимо прогрохотал трамвай, направляясь к станции «Дом-с-синей-крышей». Звенели колокольчики на дверях лавок, мастерских и цирюлен, а на витрине «Чемоданного Модника» ржавый и невероятно скрипучий автоматон менял позы, демонстрируя прохожим клетчатый костюм-тройку, такой же клетчатый цилиндр, шарф-трубу, закрывающий половину лица, и небольшой вишневый чемодан: одна из глаз-ламп механоида-манекена сломалась и постоянно мигала, но из раструбов под витриной уверенно вырывалось: «Если вы собрались в путешествие, загляните в “Чемоданного Модника”! Путешествуйте стильно! Путешествуйте комфортно! Будьте модником! Будьте Чемоданным Модником! Новая коллекция — “Друг Человека-в-красном” уже здесь! Почувствуйте себя членом свиты Каминника — покупайте костюм “Лаппланд”!»
Зои не было дела до всей этой чепухи — ее заботило, что именно пошло не так. Город будто потешался над ней, ставя препоны и творя подлости. Но этот гадкий Габен еще не знал, что он не с той связался!
Прохожие косились на странную мисс, вставшую посреди тротуара с непонятного вида и назначения механизмом, отдаленно похожим и на пневмоуборщик, и на граммофон, и на печатную машинку, но ни у кого сейчас не было ни желания, ни времени интересоваться, что эта чудачка задумала. Ну а сама Зои, несмотря на близость к Полицейской площади, где располагалось логово констеблей Саквояжного района, была поглощена своим делом и ничего кругом не замечала. К примеру, она не видела парочку механических ворон, сидевших на карнизе и во все свои светящиеся глаза наблюдавших за ее бедами.
— Может, масло закончилось? Или топливо? — предположила Зои, но и масла, и топлива имелось в достатке.
Мисс Гримм открыла крышку и заглянула внутрь. Снова подергала рычаг. Передача была прервана, рычаг приводил в движение… пустоту — в смысле, он совершенно ничего не приводил в движение.
— Как знала, что этому подозрительному механику из трущоб нельзя доверять! Нужно было все на месте проверить! Глупая-глупая-глупая Зои! И что теперь прикажете делать?
Дверь, напоминающая замочную скважину, распахнулась, и под снег вышел грустный человек с чемоданчиком под мышкой. Завидев стоявшую у входа в салон Зои Гримм, он весь подобрался, его губы расползлись в улыбке, а чемоданчик тут же оказался в руках.
— Мэм! — воскликнул он. — Купите…
Зои резко вскинула руку, прерывая его.
— Без надобности! Что бы у тебя там ни было!
— Какая жалость, — буркнул мистер Клокворк и пошагал вдоль по улице, в направлении Чемоданной площади. — Никто не покупает шестеренки! С самого утра еще ни одной не продал!
Зои дернулась и вскинула голову.
— Эй ты, щуплый! Ты шестеренки продаешь?
Артур Клокворк обернулся, подскочил к ней, распахнул чемоданчик и сунул его содержимое Зои Гримм прямо под нос.
— Самые лучшие шестеренки! Каких только нет! На любой вкус и на ваш тоже, мэм!
— Хм, — Зои прищурилась. — Может, ты еще разбираешься, какие куда должны идти? — Она ткнула пальчиком, указывая на открытый лючок своего механизма.
Мистер Клокворк заглянул внутрь, и Зои демонстративно подергала рычаг.
— О! Так вам нужна зубатка № 12 и… гм… дайте подумать… два когги-малыша или… нет, лучше использовать три штерн-грыза Уихли — на полдюйма, на три четверти и на восемь с половиной…
— Да-да-да! — нетерпеливо бросила Зои. — Доставай! Все доставай и ставь их куда нужно!
Мистер Клокворк запустил руки в чемоданчик и принялся перебирать шестеренки, что-то бормоча под нос. Зои Гримм нервно постукивала себя пальцем по щеке.
— Ну быстрее, щуплый! Что ты там возишься?!
— Да, мэм! Минутку… Где-то здесь была… О! Нашел!
Артур Клокворк извлек из чемоданчика шестеренку, ловко поставил ее на место и закрепил. После чего проделал то же самое еще с тремя зубчатыми колесиками.
— Теперь сработает? — спросила Зои.
— Проверьте, мэм.
Мисс Гримм толкнула рычаг, и машина загудела.
— М-м-м… да! Эй, щуплый! Ты прямо как добрый праздничный дух, явившийся мне в самый нужный момент. Жаль только я не смогу тебя отблагодарить.
Лицо мистера Клокворка вытянулось.
— Как? — потрясенно прошептал он. — Вы не заплатите мне за шестеренки?
— Я, знаешь ли, благодарностью и щедростью не отличаюсь. Как раз таки наоборот!
Артур едва не плакал:
— Но как же, как же…
Машина загудела громче. Зои постучала пальцами по висевшему у нее на ремне через плечо чайнику.
— Хочешь совет, щуплый?
— Еще один? — огорченно проговорил мистер Клокворк.
— Нет. Да. Возможно. Лучше бы тебе поискать покупателей в другом месте. Скоро здесь начнется то, во что ты, поверь мне, очень не хотел бы встревать — то, чего все в этом городе так ждали.
— И что это?
— Суматоха с ноткой безумия, — сказала Зои. — Все, мне некогда. Меня ждет чаепитие!
Мистер Клокворк хотел еще что-то сказать, потребовать у этой наглой мисс свои жалкие несколько пенсов за шестеренки, но тут над ним нависла черная тень. Он испуганно поднял голову и попятился. Рядом стоял… снеговик в пальто и цилиндре, и весь его вид давал понять, что, если мистер Клокворк хочет сохранить не только оставшиеся у него шестеренки, но и зубы, ему следует вот буквально в эту секунду оказаться как можно дальше от этого места.
Схватив чемоданчик, Артур Клокворк бросился прочь, ну а Зои Гримм, глянув ему вслед и подавив на мгновение посетившее ее чувство стыда за свой поступок (обмануть этого простофилю было так же жестоко, как обмануть наивного ребенка), повернулась к своему носатому прихвостню.
— Вы готовы, мистер Пибоди?
Снежная голова склонилась в согласии.
И тут Зои заметила, что с мистером Пибоди что-то не так. Дело в том, что снеговик был частично желтым, и это удивило мисс Гримм.
— Что с вами стряслось? — спросила она. — Что? Что еще за собака? И причем тут собака? Ладно, не важно. Мы потом отомстим за вас этой наглой шавке. А пока дело…
Зои сделала глубокий вдох и спросила:
— С чего там должно начинаться любое настоящее злодейское дело? — и тут же сама себе ответила: — С эффектного появления.
Ну а затем она толкнула рычаг.
***
— Бартоломью, постарайся не дергаться, пока мамочка примеряет тебе часики! Тебе нравятся эти часики? Ну же, хрюкни, если да.
В кресле перед зеркалом сидело тощее существо, похожее одновременно и на поросенка, и на крысу: пятачок ходил ходуном, а тонкий лысый хвостик чесал вислое ухо. Комнатный хряккс мадам, обладатель влажных черных глаз и зеленой жилетки, сущий непоседа, вертелся и все норовил сползти с кресла. А хозяйка безуспешно пыталась закрепить часовую цепочку на его пуговке.
Господин Блюмм пришел к ней на помощь.
— Дражайшая мадам, подержите его…
Пара быстрых и ловких движений, и хряккс стал гордым владельцем карманных часов.
— Бартоломью! Ты великолепен! — восхищенно проворковала дама.
— Настоящий джентльмен, — согласился господин Блюмм. — Если позволите выразить рекомендации, то я считаю, что ему пойдет еще и…
Договорить он не успел.
Дверь распахнулась, и в салон ворвался ледяной ветер, притащивший с собой настоящую снежную метель. Лампы погасли, и часы закачались на цепочках.
Хряккс Бартоломью завизжал и запрыгнул на руки к хозяйке. Мадам тоже завизжала и отчаянно захотела запрыгнуть к кому-нибудь на руки, но не решилась проворачивать подобный акробатический трюк. Прочие покупатели застыли на своих местах: внезапно объявившееся погодное бедствие застигло двух из них в креслах у трюмо, третьего — подле тумбы с граммофоном, и четвертого — на узкой лестнице, поднимавшейся на галерею с золочеными «Бриккетами» и «Сноритцами», вправленными в мягкую темно-красную обивку стен, как в футляры. Порыв ветра вырвал у одного из покупателей сигару, еще один выронил бокал с вином.
Снег валил в дверь, как будто на улице внезапно началась буря, он разлетался по салону, закручивался спиралью, залепливал зеркала трюмо и стекла шкафов-витрин. Крупные белые хлопья за несколько мгновений покрыли пол сплошным ковром, обтянули кресла чехлами, набились в граммофон — игла соскочила с пластинки, и музыка оборвалась.
— Блюмм! Закройте дверь! Скорее! — закричал джентльмен, сидевший ближе всех к выходу. Он удерживал цилиндр на голове за поля обеими руками, чтобы его не сорвало.
Господин Блюмм вышел из ступора и шагнул к двери, прикрывая лицо рукой.
Но тут в салон проник снежный вихрь — клубящийся белый узел вполз в помещение медленно и вальяжно. В его глубине кто-то был — господин Блюмм разобрал очертания высокой стройной фигуры. Раздался каркающий смех.
— Это Человек-в-красном! — воскликнул кто-то из покупателей, завидев красный капюшон с белым мехом.
— Нет, это не он! — запротестовал другой покупатель.
— Блюмм! Что происходит?! — крикнул третий.
Хозяин салона карманных часов был потрясен не меньше, чем его клиенты, — мгновение назад он и помыслить ни о чем подобном не мог — все шло так прекрасно: он уже прикидывал, как бы уговорить мадам с хрякксом, чтобы она приобрела часики для второго жилетного кармашка ее питомца, и тут… такое!
В метели послышался голос — такой же резкий и злой, как и предшествовавший ему смех:
— Лучше бы вам оставаться там, где стоите!
— Кто вы?! — пророкотал господин Блюмм, пытаясь перекричать вой ветра. — Что вам нужно?!
— Как?! — ответили из вихря. — Вы все еще не догадались?! Это ограбление!
— Что? Ограбление? — выдохнул господин Блюмм. Его глаза-монокли заходили ходуном, поочередно то выдвигаясь, как подзорные трубы, то задвигаясь обратно.
Дверь с грохотом захлопнулась, и вихрь тут же опал. Снег начал медленно оседать…
На том месте, где только что клубились и связывались в единый ком жгуты метели, стояла весьма довольная собой и произведенным эффектом женщина в красной пелерине и полосатых чулках — в руках перед собой она сжимала пузатый бордовый чайник; у входа в салон в потемках замер высокий громила в цилиндре. На нем была какая-то маска — по крайней мере, так показалось господину Блюмму.
— О, кто-то не почистил уши утром! — воскликнула незнакомка, ее злые, но при этом веселые глаза сверкали из глубины угольных кругов. — Эй, латунная морда! Повторяю специально для тебя: это ограбление, разве не ясно?!
Господин Блюмм разъяренно запыхтел: что эта мерзавка себе позволяет?! Мало того, что она вторглась в почтенное общество подобным неподобающим образом, так еще и позволяет себе — нет, ну вы только подумайте! — разбрасываться столь нелепыми заявлениями!
— Неслыханно! Возмутительно! Наш салон никогда не грабили!
Незнакомка снова рассмеялась.
— Приятно делать что-то в первый раз, знаете ли!
Покупатели, все еще пребывая в состоянии некоей прострации от «снежного кавардака», который устроила мисс в полосатых чулках, не могли вымолвить ни слова, продолжая разглядывать ее во все глаза. Вторгшаяся в салон женщина, вся в снегу, с взлохмаченными волосами и безумным взглядом, выглядела так, будто только что сбежала из «Эрринхауз», лечебницы для душевнобольных.
— Полицию… позовите полицию! — воскликнула хозяйка хрюкающего и повизгивающего Бартоломью.
— Хрякксов не спрашивали! — с широкой улыбкой сказала женщина в пелерине, повернувшись к ней. — И вообще мы вооружены! У меня… чайник!
Она шагнула к стойке и взгромоздила на нее самораскладную паровую печку «Тиффлера», а стоило огоньку на фитиле загореться, женщина поставила сверху свой чайник.
— Что это? — дрожащим голосом спросил перепуганный хозяин салона.
— Вас больше должно интересовать, что внутри, Блюмм!
— И что же внутри?
— О, вы узнаете это быстрее, чем думаете, — пригрозила грабительница, — если станете дергаться, как уж на сковородке, как ворона в супе или как селедка на крючке. Мистер Пибоди!
Стоявший у дверей громила-пособник подошел и встал за спиной женщины в пелерине. У всех присутствующих в салоне глаза полезли на лоб — в заведение Блюмма занесло самого настоящего снеговика!
Не выпуская из зубов гнутую зловонную папиретку, мистер Пибоди ухмылялся. Снеговик приветливо приподнял цилиндр и склонил голову, ожидая распоряжений своей хозяйки.
— Собирайте все часы в мешок! — велела та.
— Что? Нет! — возмутился Блюмм. — Вы не можете так поступить! Да вы вообще знаете, кто посещает этот салон?
— И кто же? Какие-то важные птицы?
— Сам достопочтенный главный судья Сомм! — сообщил господин Блюмм и для большей значительности поднял указательный палец.
— В первый раз слышу! — усмехнулась женщина. — А вы знаете, кто вас грабит?
Усы Блюмма зашевелились, выдавая его неосведомленность.
— Позвольте представиться! Зои Гримм! А это мистер Пибоди! Да будет вам известно, что в Габене объявилась новая злодейка! И пока новая злодейка вас грабит, следите за чайником. Вы же не хотите, чтобы он… — она многозначительно подмигнула хозяину салона, — выкипел.
Господин Блюмм и его покупатели, не сговариваясь, уставились на чайник, а Зои Гримм и ее носатый подельник разбежались в разные концы лавки и взялись за дело.
— Что… что там? — прошептал господин Блюмм — неказистый и совершенно не опасный с виду чайник тем не менее пугал до холода в пятках.
— Попробуйте угадать! Может, получится! — отозвалась Зои Гримм. — Или нет! Лучше бы вам не знать, что внутри!
Хозяин салона карманных часов был совершенно сбит с толку — не только поразительным и невероятным появлением этих грабителей, но и их дерзостью и напором. Он не был трусливым человеком, но подобное происшествие в принципе не укладывалось в его видение жизни. Как?! Его — и грабят?! Посреди дня?! В канун Нового года?! В двух шагах от Полицейской площади?!
Он все порывался что-то предпринять, остановить их, выгнать взашей, но никак не мог решиться на подобное: мало ли, что за сумасшедшая к нему наведалась, и иди знай, чего ждать от снеговика!
А покупатели между тем принялись гадать, что же находится внутри чайника:
— Может, там гремлин?
— Дохлая крыса?
— Бомба?
— А может быть, там просто чай?..
— Помилуйте, чай ведь совсем не страшный.
— Ну, это как сказать. Вы просто не бывали на чаепитиях у моей тетушки Клу!
Господин Блюмм бросил взгляд на грабителей — оба были далеко и слишком заняты, чтобы помешать ему. Он потянулся к печке, намереваясь ее выключить, но тут ему в спину ткнулось что-то острое.
— Даже не думайте! — прикрикнула на него Зои Гримм с таким видом, будто он был непослушным ребенком и протянул руки к торту, стоило нянюшке зазеваться.
Господин Блюмм обернулся и уставился прямо в кривую ухмылку снеговика — тот, неизвестно какими образом оказавшись рядом с хозяином салона. Пригрозив ему зонтиком, он вернулся к своему черному делу: открыл один из шкафов и принялся снимать с крючков часы.
Мистер Пибоди грубо стаскивал милашек господина Блюмма с их насиженных мест, не глядя швырял их в мешок и при этом выпускал изо рта облачко за облачком вонючий папиретный дым.
Зои Гримм между тем, по-кроличьи прыгая по ступенькам, поднялась на галерею и начала бесчинствовать там — сняла с крючка на стене парочку серебряных «Шнифферс», после чего встала на носочки и начала рассовывать по карманам «Голдни» и «Паддингтонс», в то время, как дорогие и прекрасно выглядящие, но с дрянным механизмом «Уискерс», отчего-то игнорировала, словно знала их секрет.
Глядя на эту наглую, отвратительную проходимку, господин Блюмм закипал все сильнее — словно тот самый пресловутый чайник. Он должен — обязан! — что-то предпринять. Нельзя просто стоять и смотреть на то, как его грабят, при этом еще и насмехаясь над ним. Унизительно! Отвратительно! Недопустимо!
Да, у них чайник с неизвестным содержимым (вероятно, с нагревательной бомбой — господин Блюмм слышал о таких), но он вообще-то не робкого десятка, ведь не каждый сможет указать господину судье Сомму, что тот совершает опрометчивую ошибку, предпочитая носить золотые «Шноббельс» по выходным дням, в то время, как «Фроуч Маггнерс» лучше для этого подойдут. Его не запугать! Его не провести! Они не обуют его, не оставят с носом, не обведут вокруг пальца! Это лишь парочка жалких сумасшедших!
— Вам это с рук не сойдет! — воскликнул господин Блюмм, глядя на то, как его часы исчезают в огромном мешке. — Вы пожалеете!
— Не будьте таким занудой, Блюмм! — бросила в ответ Зои Гримм, пытаясь дотянуться до висящих под самым потолком «Кёльн-Рёлльн» с двойной цепочкой. — Вас впервые грабят! Это же так… захватывающе!
Но хозяин салона решил быть занудой. Он в гневе сжал свои механические кулаки и бросился к двери, намереваясь, по всей видимости, позвать констебля.
Мистер Пибоди преградил ему путь и легонько стукнул его по макушке зонтиком. Господин Блюмм встал как вкопанный — это было так унизительно!
Зои Гримм уселась на перила лестницы и, звонко смеясь, стремительно съехала вниз.
— Без глупостей, Блюмм! Иначе ограбление обернется для вас… — она изобразила руками что-то похожее на увеличивающийся шар и одними губами прошептала: —Ба-бах!
— Сделайте же что-то! — в отчаянии воскликнул хозяин салона, обращаясь к покупателям, со страхом следящим за каждым движением грабительской парочки.
— Вот еще! — бросил один из клиентов. — Лично я и с места не сдвинусь. Вы забыли? У нее чайник!
Все присутствующие обернулись и снова поглядели на чайник.
И тут чайник задрожал, затрясся и начал посвистывать. Часть покупателей вжались в кресла, тот, что стоял на лестнице сполз по стене, а тот, который был у тумбы с граммофоном, схватился за голову. Хозяйка хряккса Бартоломью выронила своего питомца (отчего тот со склизким звуком шлепнулся на пол) и вскинула руки к губам.
— Снимите его с печки! — завопил господин Блюмм. — Снимите его! Забирайте все, что хотите, только не…
Слова застряли на полуслове, когда он повернулся к женщине в пелерине и вдруг понял, что ее и след простыл.
Стукнула закрывающаяся дверь. Воровка и ее подельник покинули салон, оставив после себя лишь снег, зажатую между косяком и дверью праздничную открытку и…
— Чайник! Вы забыли ваш чайник! Нет! Только не это!
И тут, будто услышав его, чайник наконец закипел.
Господин Блюмм вжал голову в плечи и отшатнулся. Крышечка откинулась, и из чайника на пружине выпрыгнул кукольный Крампус.
Он завизжал: «Вы вели себя очень плохо в этом году!» — и залился ужасающим злодейским смехом.