Один нагнулся, подобрал в золе круглый кусочек металла и поднес его к глазам.
- Серьга...
Стало тихо. Биггер смотрел прямо перед собой, без единой мысли, без единого образа в голове. Только старое чувство вернулось, чувство, не покидавшее его всю жизнь: он черный - и он виноват; белые люди увидели что-то, что послужит уликой против него. Это было старое чувство, опять ставшее упорным и неотступным, старое желание схватить что-нибудь и зажать в руке и швырнуть кому-нибудь в голову. Он знал. Вот они стоят и смотрят на кости Мэри. Отчетливой картины не возникало у него в мозгу, но он понимал, как это все случилось. Не все кости сгорели до конца, и, когда он тряс решетку, осколки провалились вниз, в зольник. Белый человек лопатой расчищал проход воздуху и выгреб их оттуда. И вот теперь они лежат, полузарывшись в мягкую золу, крохотные продолговатые кусочки кости. Ему нельзя больше здесь оставаться. Каждую минуту подозрение может пасть на него. Его задержат; его не выпустят, даже если не будут вполне уверены, что это сделал он. А Джан в тюрьме и обещает представить алиби. Теперь станет известно, что Мэри умерла; ведь видели обломки ее белых костей. Начнут искать убийцу. Репортеры, все еще молча, нагнувшись, шарили в серой куче. Биггер увидел мелькнувшее среди золы лезвие топора. Боже правый! Мир рушился вокруг него. Глаза Биггера быстро скользнули по согнутым спинам: никто на него не смотрит. Красный отблеск огня освещал их лица, в трубе мерно гудело. Да, он успеет уйти! На цыпочках он обошел котел и остановился, прислушиваясь. Репортеры переговаривались испуганным, сдавленным шепотом:
- Это она!
- Господи!
- Но кто же это сделал?
Биггер стал подниматься по лестнице, осторожно, шаг за шагом, рассчитывая, что рев пламени, и голоса, и скрежет лопаты заглушат скрип ступеней под его ногами. На площадке он остановился и перевел дыхание, чувствуя боль в груди, оттого что легкие так долго удерживали воздух. Он прокрался к своей комнате, отворил дверь, вошел и зажег свет. Он подошел к окну, обеими руками уперся в верхнюю раму и поднял ее; холодный воздух, тяжелый от снега, ворвался в комнату. Снизу донеслись приглушенные восклицания, и он почувствовал жар, выжигавший ему внутренности. Он подбежал к двери, запер ее и потом потушил свет. Ощупью он добрался до окна, влез на него, и снова его обдало леденящим дыханием вьюги. Поставив ноги на край нижней рамы, подогнув колени, дрожа от холода, прохватившего его потное тело, он заглянул вниз, пытаясь увидеть землю; но не увидел. Тогда очертя голову он прыгнул и почувствовал, как все его тело сжалось на ледяном ветру. С закрытыми глазами, со стиснутыми кулаками, он летел вниз. Он был в воздухе одно мгновенье, потом, перекувырнувшись, ухнул в снег. Сначала ему показалось, что он упал мягко, но толчок отдался во всем его теле, дошел до головы, и он лежал оглушенный, зарывшись в холодный сугроб. Снег набился ему в рот, уши, глаза, талыми струйками стекал по спине. Руки были мокрые и холодные. Потом вдруг все его мышцы свела судорога, и в то же мгновение он почувствовал теплую влагу в паху. Это была моча. Он не сумел помешать реакции разгоряченного тела на холод снега, облепившего его со всех сторон. Он поднял голову, непрестанно моргая, и огляделся. Он чихнул. Теперь он снова стал самим собой; он забарахтался в снегу, отталкиваясь и отбиваясь от него. Он привстал сначала на одну ногу, потом на обе и вылез из сугроба. Он пошел, попробовал даже бежать, но у него не хватило сил. Он шел по бульвару Дрексель, сам не зная, куда он идет, зная только одно: что ему нужно выбраться из этого квартала белых. Он избегал оживленных улиц, выбирая темные переулки, шел все быстрее и быстрее, внимательно всматриваясь вдаль и только изредка оглядываясь на ходу.
Да, надо предупредить Бесси, чтоб она не шла в тот дом. Теперь все кончено. Надо спасать себя. Но в этом бегстве было что-то знакомое. Всю жизнь он знал, что рано или поздно что-нибудь такое случится с ним. И вот оно случилось. У него всегда было такое чувство, будто он живет за пределами этого белого мира, и это чувство не обмануло его. Потому все было просто. Он сунул руку за пазуху. Да, револьвер на месте. Может быть, придется пустить его в ход. Без борьбы он не дастся им в руки; все равно его ждет смерть, так лучше он умрет, расстреляв свои патроны.
Он вышел на Коттедж Гроув-авеню и свернул к югу. Нельзя строить никаких планов, пока он не побывает у Бесси и не возьмет деньги. Он старался изгнать из сознания мысль о том, что его могут поймать. Он наклонил голову, чтобы снег не хлестал в лицо, и, сжав кулаки, брел по обледеневшим тротуарам. Руки у него сильно озябли, но он не хотел прятать их в карманы, потому что это лишило бы его ощущения, что он готов защищаться, если полиция вдруг нападет на него. Он шел мимо уличных фонарей, прикрытых толстым слоем снега, точно большие замерзшие луны, сияли они над его головой. Лицо саднило от мороза, а ветер резал мокрое тело, как длинный острый нож, вонзающийся в живую плоть.
Уже показалась Сорок седьмая улица. Сквозь прозрачную пелену снега он увидел мальчишку-газетчика, укрывавшегося под брезентовым навесом. Он ниже надвинул кепку и вошел в какое-то парадное, чтобы дождаться трамвая. За спиной у мальчишки на стойке громоздилась высокая кипа газет. Ему захотелось увидеть жирный черный заголовок, но из-за вьюги ничего нельзя было разглядеть. Теперь во всех газетах, наверно, только и речи, что о нем. Он не видел в этом ничего странного: всю жизнь ему казалось, что все происходящее с ним достойно попасть на газетные страницы. Но только теперь, когда чувства, которые владели им много лет, претворились в действие, в газетах напишут об этом, напишут о нем. Он понимал: до тех пор пока все жило и горело глубоко внутри его, им незачем было писать. Но теперь, когда это вырвалось наружу, когда он бросил это в лицо тем, которые заставляли его жить так, как им хотелось, в газетах уже пишут об этом. Он нащупал на дне кармана три цента и подошел к газетчику, пряча лицо.
- "Трибюн".
Он взял газету и вернулся в парадное. Сначала, выглядывая из-за газеты, он обежал глазами улицу, потом опустил их и прочел набранное крупными черными буквами: БУДУЩАЯ МИЛЛИОНЕРША - ЖЕРТВА КИДНАПИНГА. ПОХИТИТЕЛИ ТРЕБУЮТ 10000 ДОЛЛАРОВ ВЫКУПА. СЕМЕЙСТВО ДОЛТОНОВ НАСТАИВАЕТ НА ОСВОБОЖДЕНИИ ЗАПОДОЗРЕННОГО КОММУНИСТА. Да, это они уже знают. Скоро узнают и о ее смерти, о том, как репортеры нашли ее кости в топке котла и как он убежал, воспользовавшись суматохой. Он выглянул, услышав грохот приближавшегося трамвая. Когда трамвай подошел, он увидел, что в вагонах почти пусто. Очень хорошо! Он перебежал тротуар и успел вскочить за последним садившимся пассажиром. Он взял билет, косясь на кондуктора обратил ли тот на него внимание; потом прошел через весь вагон, оглядываясь на пассажиров - смотрит ли кто-нибудь в его сторону. Он вышел на переднюю площадку и встал рядом с водителем. В случае чего отсюда ему недолго выскочить. Трамвай тронулся, и он снова взялся за газету.
"За сегодняшний вечер прибавились еще два новых обстоятельства в деле об исчезновении Мэри Долтон, одной из самых богатых чикагских наследниц, деле, которое ставит в тупик всю местную и федеральную полицию. Мы говорим о найденном у дверей дома Долтонов письме, которое содержало в себе грубо нацарапанное карандашом требование выкупа в 10000 долларов за пропавшую девушку, и о неожиданном ходатайстве семьи Долтонов об освобождении Джана Эрлона, лидера местных коммунистов, задержанного в связи с этим делом.
Письмо было обнаружено Пегги О'Флаэрти, кухаркой и экономкой семьи Долтонов, под парадной дверью особняка Генри Долтона в Гайд-парке. На письме имеется подпись "Красный" и рисунок серпа и молота: эмблема коммунистической партии".
Дальше шел длинный столбец, напечатанный мелким шрифтом, в котором фигурировал "допрос негра-шофера", "полупустой сундук", "коммунистическая литература", "пьяные оргии", "обезумевшие от горя родители" и "сбивчивые показания коммунистического лидера". Глаза Биггера скользили по строчкам: "тайные встречи облегчали возможность похищения", "полицию просят не вмешиваться в дело", "семья стремится установить связь с похитителями" - и дальше:
"Предполагают, что семейство Долтонов получило сведения, подтверждающие догадку о том, что Эрлону известно местонахождение пропавшей девушки, и некоторые полицейские чиновники склонны именно в этом усматривать причину ходатайства об освобождении заключенного коммуниста.
Эрлон, однако, настаивает, что его арест явился частью провокационного плана, цель которого - добиться высылки коммунистов из Чикаго, и на этом основании потребовал, чтобы предъявленное ему первоначально обвинение было предано широкой гласности. Не получив удовлетворительного ответа, он отказался покинуть тюрьму, после чего был снова взят под стражу, на этот раз по обвинению в неподчинении властям".
Биггер поднял глаза и огляделся: никто не смотрел в его сторону. От нервного возбуждения у него тряслись руки. Трамвай, громыхая, несся вперед сквозь снежную метель, и он увидел, что подъезжает к Пятидесятой улице. Он шагнул к выходу и сказал:
- Остановите здесь.
Трамвай остановился, и он соскочил прямо в снег. Дом Бесси был почти рядом. Он посмотрел вверх: ее окно не было освещено. Мысль, что ее может не оказаться дома, что она пьянствует где-нибудь с компанией, привела его в ярость. Он вошел в парадное. Там было полутемно, и теплый воздух закрытого помещения приятно обласкал его тело. Теперь можно было дочитать газету. Он развернул ее, и тут в первый раз он увидел свой портрет. Он был помещен в левом нижнем углу второй страницы. Сверху шла надпись: ЕДВА НЕ СТАЛ ДОБЫЧЕЙ КРАСНЫХ. Снимок был небольшого формата, и под ним значилось его имя: лицо казалось сосредоточенным и очень черным, глаза смотрели прямо, а на правом плече сидела белая кошка, и ее круглые черные глаза были точно два озерца, скрывающие преступную тайну. А это что? Мистер и миссис Долтон на лестнице, ведущей в кухню. Эта картина, которую он сам видел всего два часа тому назад, вызвала в нем тревожное чувство, что с непонятным белым миром, где все совершается так быстро, ему нечего и тягаться: в короткий срок его выследят и разделаются с ним. Два седых старика, стоящие на ступенях с протянутыми в мольбе руками, были красноречивым олицетворением незаслуженного горя, и, глядя на них, каждый почувствует в сердце ненависть к негру, отнявшему у них единственную дочь.
Биггер плотно сжал губы. Теперь нечего думать о выкупе. Они нашли Мэри и не остановятся ни перед чем, чтобы добраться до ее убийцы. Завтра же сотни белых полисменов наводнят Южную сторону в погоне за ним или за любым похожим на него негром.
Он позвонил и стал ждать ответного сигнала. Дома она или нет? Он позвонил еще раз, крепко прижал пуговку звонка и не отпускал до тех пор, пока сверху не раздался свисток. Тогда он бросился вверх по лестнице, порывисто втягивая воздух при каждом шаге. Когда он взбежал на второй этаж, он так запыхался, что ему пришлось остановиться, закрыть глаза и подождать, пока успокоится дыхание. Потом он снова поднял взгляд и в полуоткрытой двери увидел Бесси, таращившую на пего сонные глаза. Он вошел и еще с минуту постоял в темноте.
- Зажги свет, - сказал он.
- Биггер! Что такое случилось?
- Зажги свет!
Она не отвечала и не двигалась. Он шагнул вперед, ощупью ловя в воздухе цепочку выключателя, наконец нашел ее и дернул. Как только вспыхнул свет, он круто повернулся, обводя глазами комнату, как будто ждал, что кто-то притаился в углу.
- Что случилось? - Она подошла и дотронулась до его пальто. - Ты весь мокрый.
- Все пропало, - сказал он.
- Значит, мне не нужно туда идти? - поспешно спросила она.
Да, она теперь думает только о себе. Он - один.
- Биггер, скажи мне, что случилось?
- Они все узнали. Завтра за мной будет погоня.
В ее глазах, полных страха, не нашлось места для слез. Он бесцельно зашагал из угла в угол, оставляя на полу грязные следы подошв.
- Скажи мне, Биггер! Ну скажи!
Она ждала от него слова, которое рассеяло бы давивший ее кошмар; но он не хотел это слово сказать. Нет, пусть остается с ним; пусть хоть кто-нибудь еще остается с ним. Она поймала его за рукав, и он почувствовал, что она дрожит всем телом.
- За мной тоже придут, скажи, Биггер? Ведь я же не хотела!
Да, он ей расскажет, он ей расскажет все, но расскажет так, что она будет чувствовать себя связанной с ним, хотя бы ненадолго. Он не хочет теперь быть один.
- Они нашли девушку, - сказал он.
- Что же теперь с нами будет, Биггер? А, что ты со мной сделал, что ты со мной сделал...
Она заплакала.
- Ну ладно, хватит тебе.
- Значит, ты ее _вправду_ убил?
- Она умерла, - сказал он. - Они нашли ее.
Она бросилась на кровать и зарыдала. Потом подняла к нему искаженное, залитое слезами лицо и спросила прерывающимся голосом:
- Т-ты не послал п-письмо?
- Послал.
- Биггер! - простонала она.
- Теперь уже ничего не сделаешь.
- Боже мой, боже! Они придут за мной. Они узнают, что это ты сделал, и пойдут к тебе домой и станут расспрашивать твою мать и брата и всех. А потом они придут сюда, за мной!