(А чего «советоваться»?! Обманывать себя?.. Перекладывать на нее ответственность?.. Она же сейчас полностью в его руках. В его власти. Он может убедить ее в чем угодно. Стоит только чуть-чуть погладить… провести рукой… вот тут… и тут… Тьфу, черт! Дьявол!! Сгинь-сгинь-сгинь!)
Значит, между ними теперь всегда будет ложь? Тогда в чем разница? И что лучше?
Виктор почувствовал, что он окончательно запутался. И ничего уже не понимает. Что хорошо, а что плохо. Что добро, а что зло. Чего он хочет.
(Ну, чего он хочет-то… Маша,.. Джек… Виктор яростно потряс головой, отгоняя наваждение. Нет! Нет! Нет! Нельзя!! Этого нельзя делать!! Нельзя-нельзя-нельзя!)
— Как ты, милый, не соскучился? — Виктор и не заметил, как Маша вошла в комнату. Рядом с ней шел Джек.
— Зачем ты его привела? — только и смог, с трудом, запинаясь, вымолвить Виктор, переводя взгляд с обнаженной Маши на Джека и обратно.
— Ну, я подумала, что ему там скучно одному… — каким-то неестественно-низким, томным голосом протянула Маша и вдруг, пристально глядя в глаза Виктору, медленно потерлась бедром о шею собаки. Виктор, холодея, смотрел на Машу. Он узнал этот жест. Это был жест из его сна. — Да, Джек? — все так же не отводя взгляда, негромко нараспев произнесла Маша, неспешно присела на корточки, обняла Джека, прижалась к нему, потерлась грудью и, по-прежнему глядя Виктору прямо в глаза, облизала кончиком языка губы и медленно-медленно раздвинула колени.
Виктор как во сне встал, приблизился вплотную к жене и положил руку ей на голову…
Когда Виктор вслед за Джеком вошел в Машу, он вздрогнул от неожиданности, ощутив там, внутри, в глубине вагины своей жены обжигающий ледяной холод.
«Семя у бесов холодное», — предостерегающе всплыли у него в памяти слова какого-то старинного фолианта, некогда случайно им прочитанного, и Виктор вдруг ясно, как при ударе молнии увидел, вспомнил конец своего сна.
Маша кормит грудью их ребенка и с тихой, материнской нежностью им любуется; а он вдруг замечает на голове у младенца какую-то странную, темную метку, какой-то, растущий у него на темени, островок черных, блестящих и жестких на вид волос.
Как шерсть у Джека, — мелькнуло у него в голове, а в следующее мгновение хлынувшая волна нестерпимого блаженства затопила все его существо, и он привстав на руках и откинув голову назад, закричал, от восторга и наслаждения.
А еще через миг, метнувшийся откуда-то сбоку Джек, одним движением могучих челюстей разорвал ему горло, и Виктор, не успев даже понять, что произошло, рухнул ничком на жену, заливая ее кровью.
Маша полежала немного, не торопясь оттолкнула тело мужа, встала и, вся залитая его кровью, спокойно направилась в ванную, небрежно потрепав на ходу голову Джека.
***
Когда в комнату вошли вызванные Машей милиционеры, сидевший до этого спокойно Джек вдруг вскочил, бросился к окну и, разбив стекло, выпрыгнул на улицу. Подбежавшие к окну люди не увидели внизу ничего. Собака исчезла.
Хотя, с другой стороны, всего лишь третий этаж и мягкая клумба внизу…
***
Ровно через девять месяцев Маша родила. Мальчика.
— Счастливый будет! — улыбаясь, сказала ей сестра, подавая ребенка и показывая на маленькие черные волосики на темечке у малыша. — Слышали, кстати? Сегодня сильнейшая магнитная буря. Даже северное сияние ночью видно будет! Впервые за всю историю. Так что Вы поосторожней!
— Да… — медленно ответила Маша и как-то странно взглянула на стоящую перед ней женщину в белом халате. Та вздрогнула, побледнела и перестала улыбаться. — Сиянье… Я знаю… Знаю… Слышала.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 1-й
И сказал Люцифер:
— Ты сын Мой, плоть от плоти. Я буду учить тебя, и ты будешь Меня слушать, если захочешь. Я ни к чему не буду тебя принуждать и ничего не буду тебе навязывать. Ты сам сделаешь свой выбор, и он будет свободным.
Ты сам решишь, за кем следовать: за Мной или за Ним.
И как ты решишь, так и будет.
Но сначала ты должен ответить Мне. Согласен ли ты Меня слушать? Согласен ли ты со Мной разговаривать? Согласен ли ты у Меня учиться?
Ибо сказано. Сатана — отец лжи. Нельзя с ним разговаривать, нельзя с ним спорить.
И ответил Люциферу Его Сын:
— Я буду Тебя слушать. Если я могу слушать Его, то почему я не могу слушать Тебя? Разве Ты убедительнее Его?
Я буду с Тобой разговаривать. Если я могу разговаривать с Ним, то почему я не могу разговаривать с Тобой? Разве Ты красноречивее Его?
И я буду у Тебя учиться. Я человек, и я смогу отличить правду от лжи.
А если нет — то как я смогу сделать свой выбор? Тогда никакой свободы выбора вообще не существует! Слепой не может сам выбирать себе дорогу.
Хорошо, — ответил Люцифер, — спрашивай.
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Христос, Сын Божий, страдал и умер на кресте. Должен ли буду и я, Твой Сын, страдать и умереть?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Христос знал, что он Сын Божий. Так в чем же тогда его подвиг? Он просто играл. Смерть была для него лишь игрой. Он знал, что это не навсегда, не всерьез. Он знал, что вернется.
Да, он страдал и мучился на кресте, но любые страдания, любые муки можно вытерпеть, если знаешь, что это просто игра, своего рода испытание силы духа.
Да и что такое муки? Тысячи и тысячи людей распинали, еще тысячи и тысячи терпели и гораздо более жестокие, изощренные муки. И многие вели себя при этом достойно. Даже перед лицом смерти. Причем настоящей смерти, а не игрушечной, не понарошку.
Ну и что? Кто их сейчас помнит? Кто ими восхищается? Где они? Канули во всепоглощающую бездну времени. Без следа.
Иными словами, сами по себе муки и страдания еще ничего не значат и ничего не стоят. Тебе незачем их терпеть.
ИГРА
«Не судите да и не судимы будете».
Евангелие от Матфея
Сидорова разбудил резкий телефонный звонок.
— Да? — хриплым со сна голосом сразу же быстро спросил он, стараясь говорить тихо и прикрывая ладонью трубку, чтобы не разбудить спящую рядом жену. Спросонья он ничего еще толком не соображал и действовал просто на автомате.
— Константин Викторович? — вежливо поинтересовался приятный и спокойный женский голос.
— Да, — несколько удивленно ответил Сидоров, постепенно просыпаясь.