Ну, и виброхвосты, само собой… Хватит?.. А-а!.. Хватит, целая коробка тут — солить их, что ли?!..
Так… Чего еще?.. Поводки… Карабинчики… Все на месте? Да… Все!.. Ничего не забыл?.. Так… Блесны,.. воблеры,.. виброхвосты,.. лески,.. поводки-карабинчики… Все! Вот теперь все!
А, ну, и спиннинг с подсачеком! Это само собой разумеется! Ну, вот теперь действительно все. Можно ехать.
Андрей взял пакет со снастями и с приятным чувством выполненного долга поставил его прямо на тропинку, ведущую к лодке. Да уж!.. А то поедешь без снастей! Были прецеденты, были… «А где снасти?... Забы-ы-ыл!!» Споткнешься — вспомнишь!
Он вернулся к костру, плеснул себе в кружку чая, взял один из только что приготовленных бутербродов и, стараясь не шуметь, принялся быстро его есть.
Господи! Пронеси! Только б не проснулся никто! Это был бы караул! Катастрофа!..
Вылезут… Начнут шуметь,.. пакетиками шуршать,.. разговаривать… «А где то?!..»… «А где это?!..»… Тоже сразу начнут бутерброды делать… Только не так, как я. А уже не торопясь,.. с чувством, с толком, с расстановкой… С зычными перекликаниями… А за ними, естественно, и все остальные повылазают. На все эти звуки и запахи. Слетятся, как мухи.
Бабы, в первую очередь… Если бабы проснуться, то все! Кранты! Пиши пропало.
Сборы на полдня… Умыванья-притиранья… Чаепития бесконечные… «Ай, а я еще это забыла!..», «Ой, а мне переодеться надо, а то я замерзла!..», «Ай, а я!..», «Ой, а мне!..» В общем, «ай-ой, уй-хуй!». Все! Бабы, короче, это пиздец. Кикоз. Пропало утро!
Словом, можно смело идти к ближайшей сосне и вешаться. Или лезть в палатку досыпать. Раньше двенадцати все равно не соберутся. А потом еще и передумают. «Что-то у меня сегодня голова разболелась… Я, пожалуй, не поеду…» «Нет, с женщинами нам Абдуллу не поймать!..»
И вообще ни хуя не поймать!! Короче, и зачем только этих жен сюда берут?! Хм… «Берут»!.. А сам-то? Ну, я-то!.. Вот то-то же! «Я-то»!.. Так, наверное, и все. «Я-то»!.. Ладно, проехали.
Андрей, собственно, и сам не знал, а зачем он, действительно, взял с собой в этом году жену? Хотя, впрочем, чего там «взял»! Это она сама «взяла». Взяла, да и поехала.
— А почему?..
— Ну, чего ты там делать-то будешь? Там холодно, комары, климат суровый. Жить придется в палатке, в антисанитарных условиях. Водой холодной умываться. Заболеешь еще, чего доброго, простудишься, застудишь себе чего-нибудь! Самое ценное. Это же тебе не юга. Это Карелия. Север. Чего тогда делать-то будешь?
— Не заболею.
— Ну, а если заболеешь?
— Почему это я должна заболеть? Другие же ездят?
— Другие — это другие! Они каждый год ездят. И чего ты там все-таки делать-то будешь? Я просто не представляю себе! Я на рыбалку с утра уеду на весь день, а ты чего?
— А что это ты меня прямо так отговариваешь?.. Тебе-то какое дело, чего я там делать буду? Тебе я не помешаю, не беспокойся!
«Не помешаю!..» — угрюмо подумал Андрей. — Э-хе-хе!..
Похоже, его дорогая женушка просто решила в один прекрасный день проверить для порядка, а чем же это ее любимый муженек на этой самой «рыбалке» занимается? Что это там за рыбок он ловит? И со свойственным всем женщинам легкомыслием тут же вознамерилась сама, собственными глазами, лично на месте во всем убедиться. Разобраться, так сказать. Проконтролировать ситуацию.
А все его неопровержимейшие аргументы, увещевания и призывы к здравому смыслу только подлили масла в огонь. Только подстегнули ее и раззадорили. Усилили вдруг проснувшуюся подозрительность.
Короче, сказано — сделано! Чего тянуть? Села в поезд да поехала.
«Поехала»!.. В поезде ехать было, конечно, очень весело. Еще две молодые супружеские пары,.. новые знакомства,.. шутки-прибаутки,.. закуска-выпивка!.. Потом ночевка в настоящей деревенской избе у одного местного жителя, которого они знали с незапамятных времен и у которого всегда по приезду останавливались… Банька,.. водочка под домашние соленые грибки и рыбку местного засола. Выкладываемую на тарелку прямо из открываемых тут же закатанных трехлитровых банок. Романтика!
Потом еще четырехчасовая почти поездка с ветерком на моторке по суровому, но живописному северному озеру, в запутанном лабиринте бесчисленных островов, островков и островочков. Тоже очень интересно и занимательно.
И, наконец, конечный пункт назначения. Безымянная бухта, куда они ездили уже много лет. Андрей уж и не помнил сколько. Проводник их быстренько выгрузил, пожелал им успешной рыбалки, а сам сразу же уехал, ссылаясь на неотложные дела. И пообещав вернуться за ними сюда ровно через три недели. Как он это обычно всегда и делал. На протяжении всех этих лет.
И они вшестером остались одни. Когда Вера, жена Андрея, поняла, куда именно она попала и во что именно влипла, было уже поздно. Самостоятельно уехать отсюда было невозможно. На байдарке тут неделю надо плыть, не меньше, да и дороги никто не знал. Их всегда местные сюда-отсюда привозили-отвозили. Да и опасно на байдарке! Ветер, волны, огромные открытые пространства — перевернешься в два счета, а вода — ледяная. Куда тут на байдарке!..
Уехать, короче, невозможно. Надо ждать три недели. Заняться же здесь, между тем, женщине, такой, как Вера, было решительно нечем. Абсолютно! Другие жены грибы-ягоды целыми днями солили-варили и собирали. Веру же все это совершенно не интересовало. Ни в малейшей степени! Все эти заготовки. А других развлечений тут, увы, не было. Даже загорать невозможно. Климат не тот. Да и комары…
Кончилось все это, естественно тем, что она стала таскаться с Андреем на рыбалку. Или приставать, чтобы «завтра он никуда не ехал и побыл с ней». «Дима же с Костей не едут! Посидим все у костра, выпьем немного,.. поговорим… Костя на гитаре что-нибудь сыграет…»
«Дима с Костей»!.. Проблема была в том, что, в отличие от «Димы с Костей», Андрей был действительно страстным рыболовом, настоящим фанатом рыбалки. Больше его здесь ничего не интересовало. Ни грибы, ни ягоды, ни вечерние посиделки, разговоры-выпивки-песнопения у костра — ничего!
«Костя с Димой» были рыболовы еще те! Название одно. Один раз поедут, а потом три дня отсыпаются. («А чего по утрам-то вставать и ехать куда-то? И днем нормально клюет. Прямо здесь, у лагеря…»)
Андрей случайно познакомился с ними несколько лет назад, тут, в Карелии, в этой самой бухте — они тогда рядом лагерем стояли — и с тех пор ездил всегда только с ними. Как компаньоны они его вполне устраивали. Можно, конечно, и одному, но все-таки целых три недели… А тут хоть живые люди, вечером парой слов перекинешься — все какое-никакое общение. Причем в тех минимальных объемах, которые Андрею и требовались. Так… посидишь вместе со всеми у костра полчасика, поболтаешь — ну, и хватит. А то, что Костя с Димой не были рыболовами — даже к лучшему. То, что надо! Андрей любил обычно рыбачить один вообще-то. Но если даже ребята и увяжутся иногда — да ничего страшного! Во-первых, не так часто это и бывало, а кроме того, на целый день их все равно никогда не хватало. В лучшем случае — до обеда. А там уж — «и в лагерь пора».
В общем, они его не обременяли. В сущности, у них образовался своего рода взаимовыгодный устойчивый симбиоз. Всех устраивавший. Андрей снабжал лагерь рыбой, а остальные взамен готовили, хозяйничали, лагерем занимались, ну, и просто своим присутствием минимально необходимый уровень общения ему обеспечивали.
Так оно все и шло на протяжении последних лет. Все за это время давно уже друг к другу попритерлись, попривыкли, присмотрелись; вкусы-привычки и режим жизни каждого остальным членам этого небольшого сообщества были давно уже прекрасно и во всех деталях известны. Короче говоря, эти три недели проходили обычно ровно, безмятежно и ко всеобщему удовольствию. После чего все разъезжались до следующего года.
И вдруг весь этот маленький уютный мирок зашатался. Появление Веры разом все изменило. Необратимо нарушило давно сложившееся устойчивое равновесие.
Вера была по сути своей типичной, чисто городской, московской барышней. К тому же еще и избалованной, тепличной и к походной жизни абсолютно не приспособленной. Делать она ничего, естественно, не умела, но, что самое неприятное, и учиться не собиралась. Она спала часов до двух, потом не спеша вставала, долго потягивалась, наконец выбиралась из палатки и, как ни в чем не бывало, усаживалась за стол пить приготовленный кем-то чай, воспринимая все это, как должное.
Андрей неоднократно пытался с ней по этому поводу беседовать, но все было бесполезно.
«Ну, ты хоть посуду иногда помой вместе со всеми!» — «Я не могу в холодной воде ничего делать.» — «А остальные как могут?» — «У них кожа не такая. У меня кожа очень чувствительная.»
Вот и весь разговор.
В общем, обстановка складывалась совершенно ненормальная. Получалось, что из шести живущих вместе человек один вообще ничего не делает и, что самое-то главное, и делать ничего не хочет! Остальные, конечно, молчат некоторое время и делают вид, что ничего не замечают, но на самом-то деле все все прекрасно замечают и помалкивают лишь до поры до времени. Но вечно так, разумеется, продолжаться не может.
В итоге Андрей уже вынужден был даже несколько раз не ездить на рыбалку, а оставаться в лагере и целыми днями колоть дрова, мыть посуду и пр. и пр. Т.е. пытаться хоть как-то сгладить ситуацию и компенсировать хоть отчасти вызывающие праздность и безделье своей дражайшей супруженицы. Отрабатывать, так сказать, ее общественные долги.
Хотя и это было, по правде сказать, не дело. Никаких ведь больших единоразовых работ в лагере обычно не бывает, надо просто работать понемножку, но ежедневно. Чай, там, для всех иногда приготовить, рыбу помочь почистить, посуду помыть. Участвовать, короче, в общественной жизни. А сразу, за один день — ну, что ты сделаешь?
Ну, натаскал он и наколол дров для всего лагеря на три недели вперед — ну, и дальше что? Теперь можно все эти три недели бездельничать и ничего не делать? Я, мол, свое уже отработал? Так в лагере не принято. Наколол — ну, и молодец! А завтра новая работа появилась — значит, и опять вместе со всеми ею занимайся.
Не дело, короче, все эти разовые «отработки». Нездоровую какую-то атмосферу создают. Мелочных подсчетов «кто чего больше сделал». Как в таких случаях выражался один его знакомый уголовник, «все это стремная хуйня».
Именно! — мрачно подумал Андрей, быстро и бесшумно поглощая последний бутерброд. — Стремная. И именно хуйня. Точнее не скажешь. Да и синонимов-то в обычном языке нет. Идиома, блядь. Лагерная. Вернее, лагерно-тюремная. Там, наверное, тоже такие вот ситуации постоянно возникают сплошь и рядом. Ладно, слава богу, хоть уезжаем завтра. А то еще пара дней — и взорвалось бы все на хуй! Как перегретый паровой котел. Переругались бы все. Ездить бы потом не с кем было!
То, что больше он сюда жену с собой никогда не возьмет, он решил для себя твердо. Пусть что хочет делает! Хоть на голове стоит. Нет — и все! Ни под каким предлогом! Да она, наверное, и сама не захочет. Но даже если вдруг и захочет!… Нет — и все тут! Баста. Нет, нет и нет!
Андрей заранее подбадривал и взвинчивал себя всеми этими сверхжесткими лозунгами, прекрасно понимая в глубине души, что, на самом-то деле, если его Верочка действительно чего-то захочет…
Вот как уж он не хотел ее сегодня с собой на рыбалку брать! Как отговаривал! Ну, последний же день, блин!
«Да зачем тебе со мной тащиться!? Вставать ни свет ни заря,.. болото,.. комары!.. Выспись лучше спокойно… Полежи… Встанешь,.. позавтракаешь не торопясь… Отдохнешь перед отъездом…» — «Нет!! Пойду!»