который жизнь по-русски говорит,
когда вокруг забвения дыра
и сам ты весь на волоске пера.
Иначе не могу и не хочу.
Иначе - обращаются к врачу.
Иначе шеей пробуют петлю,
вот этого я очень не люблю.
Люблю лицо, а не винцо, люблю права,
от коих не одна кружилась голова,
еще страну, где жид всегда герой,
еще себя, - за то, что я такой.
Я достал сигареты.
- Давно не читал стихи девицам, - сказал я.
Стефания выпрямилась и закурила от моей зажигалки.
- У вас все в таком духе? - спросила она.
- В каком таком?
- Ну, в таком, - сказала она, - не могу найти слово.
- Попробуйте по-чешски.
- По-чешски тоже не могу, - сказала она.
- Ага, - сказал я, - ну, значит, действительно, все в таком.
- Очень грустно, - сказала она.
- Да бросьте, - сказал я, - грустно, что вы мне лапшу на уши вешаете.
- Лапшу?
- Лапшу, - сказал я. - Развесистую клюкву.
- А, - сказала она, - мозги вам бетонирую, да?
- Ну, хоть чему-то вас, я вижу, научили в Питере.
- Где же эта лапша? - спросила Стефания.
- Вам виднее, - сказал я, - где.
Она смотрела на меня, стряхивая пепел на асфальт. Лицо ее было совсем близко.
- Ежиш-Марья, - сказала она. - Тэн Ярда йе грозни тлахал.
- Ужасный, ужасный трепач, - согласился я.
- Но вы еще забыли про моравский акцент, - сказал я.
- И о господине Кенинге, - сказал я. - Это у него вы снимаете?
- Оо! - она улыбнулась. - Вы - и злитесь?
- Я? - удивился я. - Ничуть.
- Злитесь, - сказала она.
- Ладно, - сказал я, - зачем вам нужна была эта "пражанка от Влтавы"?
- Знаете, - сказала она, помолчав, - очень интересно себе выбирать разные варианты жизни. Когда тот, который у тебя есть, тебе не подходит. Просто никуда не годиться, да? Очень здорово их примерять. А что если так или вот так, или еще как-нибудь. Но все равно в каждом какой-то изъян. В любом.
- Так Тельч вам не подходит?
- Да бросьте, - сказала Стефания.
- О'кей, - сказал я. - Это все, что вы хотели мне сообщить?
Порыв ветра с реки обрушил на нас шелестящий ворох мятых листьев. Пара их упала Стефании на волосы, но она этого не заметила. Ее лицо было совсем близко, так близко, что я весь дрожал изнутри.
- Есть одна вещь, - сказала Стефания, - которую мне очень важно знать.
Ледниковые периоды могли сменять друг друга, не менялись только мои отношения с женщинами. Все они мне что-то сообщали, в самом начале или в самом конце. Что-то самое важное, с их точки зрения. Вовсе я не был против того, чтобы поместиться на этой их точке вдвоем, но для двоих там никогда не хватало места. В лучшем случае точка эта мгновенно превращалась в наконечник турецкого кола, в худшем, - в вялое многоточие, которое тянулось бесконечно долго, пока логически не переходило в полный абзац.
- У вас что, действительно, нет необходимости в вере? -спросила Стефания.
- Ну, это очень легкий вопрос, - сказал я. - Я-то думал.
Стефания не сводила глаз с колеса. У меня бы уж голова закружилась.
Я докурил и собрался было отправить окурок в Чертовку, водяному на разживу, но потом передумал, растер тлеющий табак о каблук ботинка и оставшийся желтый цилиндрик положил в карман куртки.
- Вам не холодно? - спросил я.