Всю неделю Дункан ходил чернее тучи. Редко звонил и был немногословен. А романтический ужин, о котором столько грезила Уэсли, так и остался несбыточной мечтой. Отчаявшись, она вернула в магазин красное шелковое платье от «Кэтрин Маландрино». Оно предназначалось именно для этого ужина, и смотреть на него было выше ее сил. Той бессонной ночью, когда он ушел, она наревелась до потери пульса и поклялась себе больше никогда не лезть к нему со своими мелкими тревогами. Нужно больше ему доверять. Мужчинам, подобным Дункану, быстро надоедают никчемные зануды. Такие, как она. Надо брать пример с Ланы. Быть беззаботной и равнодушной.
«Покажи, что тебе на него плевать, и тогда он распалится еще сильнее». И хотя такая стратегия пока не давала каких-либо результатов, Уэсли все же не теряла надежды и с трудом удерживалась, чтобы по нескольку раз в день не набирать номер его мобильного или рабочего телефона. Это была настоящая пытка. Девушка ненавидела себя за такую эмоциональную неустойчивость.
Она знала, что Дункан с головой ушел в работу. Он засиживался в офисе до девяти, а иногда и до десяти вечера, а потом приходил к ней. Они занимались любовью, затем он засыпал, а утром рано вставал и ехал к себе, чтобы переодеться. Он почти с ней не разговаривал.
Уэсли прекратила всякие попытки выяснения отношений. Она знала, что один раз уже все испортила, и не хотела злить его еще больше. Но равнодушие Дункана убивало ее. Во время секса он был таким безразличным. Даже в самые интимные моменты она чувствовала его отстраненность. Уэсли казалось, он использует ее, чтобы расслабиться, снять физическое напряжение. Сердце разрывалось на части, но она была слишком напугана, чтобы просто отвернуться от него. А по утрам он даже не целовал ее на прощание.
Она надеялась. И еще молилась. Уэсли знала, его плохое настроение пройдет. Что-нибудь обязательно произойдет, и он снова начнет улыбаться. И снова станет самим собой. И они опять будут выстраивать свои отношения.
В аудитории на пятьдесят человек стояли новые вращающиеся кресла, такие удобные, что хотелось откинуться на спинку и уснуть, если бы не преподаватель, который прекрасно знал, как удерживать внимание слушателей. Уэсли рассеянно записывала лекцию. Доходность капиталовложений. Доходность акций. Интересно, почему работа в спортивном клубе нравится ей гораздо больше, чем учеба? Рейни Смоллс слов на ветер не бросала. В последнее время на Уэсли в клубе был постоянный спрос: многие посетительницы, дамы средних лет, хотели заниматься только с ней. Некоторые даже приглашали проводить тренировки у себя дома. Но она отказывалась: это было против правил «Хэлси лайф спа». И теперь, пока преподаватель рассказывал о доходности капиталовложений, она размышляла над идеей, уже несколько недель не дававшей ей покоя. А не начать ли ей собственный бизнес? Может быть, уйти из «Хэлси лайф»? Рейни Смоллс и ее сплетницы-подружки сделали бы ей рекламу. Она сможет зарабатывать приличные деньги. Будет брать по восемьдесят долларов в час, если придется проводить занятия у клиенток дома. Тогда она перегнала бы в Бостон свою машину. И, как знать, может, купила бы просторную светлую квартиру в доме с собственной стоянкой.
Она решила, что курс по финансовому анализу ей нравится. Лекции открывали перед ней новые горизонты. Преподаватель не пользовался популярностью у студентов, и это стало одной из причин, почему она выбрала именно его лекции. Она знала: Ланы здесь точно не будет. Лана предпочитала преподавателей нестрогих, приятных в общении, легко поддающихся ее очарованию. Ну а Уэсли никогда ради оценки не пускала в ход свое обаяние, поэтому решила, что и сейчас начинать не стоит.
Она вышла из аудитории вместе с Коджи Мако и Хараамом Абдураманом. Теперь это были ее единственные друзья.
— Ребята, не хотите вместе поработать над проектом?
— С удовольствием, — ответил Коджи. — Ты отличная напарница. У тебя правильное отношение к делу. А ты точно не японка?
Все трое рассмеялись и разошлись каждый в свою сторону.
Уэсли направилась к лифту. В обеденный перерыв ее ждала клиентка в клубе, а потом ей предстояло вернуться еще на одну лекцию.
Цок-цок-цок — застучали каблучки у нее за спиной. Уэсли обернулась.
После ссоры прошла всего пара месяцев. И почему она ожидала, будто Лана должна выглядеть как-то по-другому? Может, причина в ее собственных ощущениях: Уэсли казалось, что сама она сильно изменилась с момента их знакомства. Ее больше не назовешь наивной слабохарактерной идиоткой, которая так боится одиночества, что готова сносить эгоистичные выходки подруги. Лана, как всегда, выглядела сногсшибательно. Она мелировала свои волосы цвета воронова крыла, и теперь коричневато-рыжеватые пряди оттеняли кожу, которая казалась чуть бледнее, чем раньше.
Уэсли сглотнула:
— Привет, Лана! Как дела?
На протяжении нескольких недель после возвращения на занятия Уэсли, как могла, избегала Лану. И хотя школа была небольшой, они так ни разу и не столкнулись. До сих пор не встретились ни на одной лекции.
— Уэс! — просияла Лана как ни в чем не бывало. — Боже мой, ты выглядишь потрясающе! Где ты была? Я собиралась позвонить, но, кажется, потеряла твой номер, — выпалила она на одном дыхании, словно много раз репетировала их встречу.
— У меня все в порядке. Ты тоже отлично выглядишь, — ответила Уэсли любезностью на любезность и вспомнила, как часто Лана вот так же улыбалась другим.
Лицо Ланы освещала широкая, открытая, сверкающая улыбка, но стоило человеку отойти, и она обрушивала на него поток насмешек.
— Рада была повидаться с тобой. Ну пока! — И Уэсли пошла к лестнице.
— Да, я тоже рада, Уэс. Нужно как-нибудь встретиться.
Уэсли помчалась вниз по ступенькам, как будто за ней гнались, — так сильно ей хотелось избавиться от Ланы с ее лицемерием. Ей пришло в голову, что их короткая беспокойная дружба полностью изменила ее жизнь, возможно навсегда. Она попыталась взглянуть фактам в лицо. Потрачены тысячи долларов сбережений — в этом виновата не Лана. И в их запутанных отношениях с Дунканом тоже нет ее вины. Интересно, пошла бы ее жизнь в Бостоне по-другому, если бы она держалась от Ланы подальше, как подсказывал внутренний голос? Да, теперь она умопомрачительно хороша и у нее есть Дункан, но стоят ли дружбы эти приобретения? Уэсли не знала ответа. Так жаль, что Лана не может измениться. Обидно, что между ней и такой же темнокожей сестренкой встала стена непонимания. Почему нельзя остаться просто подругами и забыть обо всем остальном? А не сама ли она виновата?
«Может, Лана права? — подумала Уэсли. — Я закомплексованная зануда. Как ни старайся, как ни одевайся — не гожусь я в подружки для такой, как Лана». И Уэсли никак не могла решить, хорошо это или плохо.
Работа в «Хэлси лайф спа» входила в свою обычную колею после ажиотажа первых недель нового года. Все лодыри снова вернулись к старым привычкам, отложив начало новой жизни до следующего года.
Уэсли занималась с Мари Бантинг, еще одной немолодой дамой, которую направила к ней Рейни Смоллс.
— Дорогуша, как жаль, что ты не можешь хотя бы раз в неделю проводить занятия у меня дома.
Ненавижу ездить в Бостон! Сплошные пробки! Просто ужас! А у нас есть спортивный зал, и он простаивает без дела, — пожаловалась Мари.
— Возможно, я что-нибудь придумаю, — ответила Уэсли.
Она снова начала мечтать. Если бы у нее набралось достаточно клиенток, тогда можно было бы рискнуть.
— Мари, — Уэсли повернулась к своей подопечной по пути к кардиотренажеру «Стэр мастер», — у вас есть еще знакомые, которые хотели бы тренироваться дома? Дело в том, что я с удовольствием начала бы работать на себя. Но для этого мне нужно больше клиентов.
— Дорогуша, половина моих приятельниц по книжному клубу согласится. Да и дамы из моего загородного клуба тоже. Знаешь что? У нас на следующей неделе небольшое чаепитие. Почему бы тебе не зайти? Я все время рассказываю о тебе. И Рейни там тоже будет.
— Правда? Вы не шутите? — просияла Уэсли.
Это то, что ей нужно.
Вечером она еле сдерживалась. Ей не терпелось рассказать Дункану о своих планах, о том, как хорошо у нее идут дела в «Хэлси лайф», о новых клиентках. Она приготовила плотный ужин: стейк, картофельное пюре с чесноком, салат, соус. Испекла ореховый пирог с кленовым сиропом. Не слишком изысканно, но ему точно понравится.
Уэсли вытащила из пакета новое белье от «Ла-Перла» и пошла в ванную. До появления в ее жизни Ланы «Виктория сикрет» представлялась пределом мечтаний. А теперь благодаря бывшей подруге ее вкус стал гораздо тоньше. Уэсли посмотрела на шелковистое, сексапильное бело-голубое, отороченное кружевом боди, изящно сидящее на атласной вешалке. Она купила белье в тот день, когда завтракала с Уильямом. Тот день… Девушка постаралась выкинуть его из головы, забыть растерянность и злость, которые почувствовала, усомнившись в Дункане. Уильям посеял в ней зерно неверия. Она никогда этого ему не простит! Уэсли закрыла глаза. Сейчас у них с Дунканом все налаживается. А сегодня вечером — начало новой эры.
Она постелила на кровать свежие шелковые простыни и зажгла несколько ароматических свечей — перебить запах стирального порошка. Дункан обещал прийти к семи и сказал, что хочет поговорить. Она улыбнулась. Уэсли чувствовала: он собирается извиниться за свое поведение. Они помирятся и снова заживут как раньше.
«Не могу дождаться, — подумала девушка и откинула голову на подушечку в изголовье ванны. — С сегодняшнего вечера все будет хорошо».
На пути в спальню Уэсли в последний раз окинула взглядом стол. Достала салат из холодильника. Новый фарфор смотрелся отлично. Она купила его в «Блуминдейл» — еще одно небольшое безумство после того, как ее сразила наповал скатерть в «Хоум энд кантри». Тогда она решила приукрасить свою квартиру, поскольку ее вкус в стиле «Крейт энд Баррел» вряд ли вызывал у Дункана большой восторг. Ее симпатичной мебели явно было недостаточно. Следовало идти дальше и избавляться от пристрастий в духе «Бед, бат энд бейонд». Но теперь Уэсли жалела, что купила фарфор, и все собиралась его вернуть, но так и не решилась. Однажды, говорила она себе, сервиз может стать фамильной вещью, и эта мысль не давала ей расстаться с покупкой.
Уэсли сомневалась насчет вазы с цветами в центре стола. Букеты никогда не были ее сильной стороной. Может, он и не заметит, понадеялась Уэсли. И снова она засомневалась, когда вспомнила хорошеньких, уверенных в себе, ухоженных девушек, с которыми Лана познакомила ее в доме своих родителей.
«Эти девчушки уж точно знают, как подбирать цветы! — вздохнула Уэсли. — Но Дункан любит меня такой, какая я есть, и только это имеет значение».
Мясо все еще стояло в духовке, и по квартире разносился дразнящий аромат. Но, несмотря на чудесный запах, в глубине души она жалела, что не отважилась попробовать французский рецепт из журнала «Бон аппетит». Это могло бы произвести на него впечатление, показать ее утонченность. Однако она решила расслабиться. Дункан любит ее стряпню.
В семь ноль пять она услышала, как открывается входная дверь. Уэсли с трудом удержалась, чтобы не броситься ему навстречу. Она дождалась, когда он войдет в гостиную.
— Чем это так замечательно пахнет? — крикнул Дункан.
Уэсли не торопясь вышла из спальни. На ней было длинное шоколадно-коричневое платье от «Параллел», на бретельках, с глубоким вырезом спереди и сзади, струящееся вдоль ее стройного изящного тела. Желаемый эффект был достигнут. Он остолбенел от восхищения:
— Ого! Какой-то повод?
Он подошел к ней с горящими от желания глазами.
— А нам нужен повод?
Дункан притянул ее к себе.
— Я приготовила ужин. — Уэсли попыталась высвободиться.
— Не-ет уж! Поедим потом. — Он прижался губами к ее шее.
Отказать ему Уэсли не могла. Но секс снова не доставил ей удовольствия. Она страстно желала, чтобы он медленно и нежно ласкал ее тело, покрывал с ног до головы поцелуями, спрашивал, чего ей хочется, ждал, пока она первая не дойдет до конца. Кажется, целую вечность он не дёлал ничего подобного, и Уэсли начала уже сомневаться, а были ли вообще у них такие счастливые мгновения. Что с ним? Куда подевалась вся его нежность? Сегодня они должны были начать свои отношения с чистого листа, думала она, пока он ритмично, как машина, двигался на ней. Ей хотелось только одного: чтобы он поскорее закончил.
Потом, когда они лежали обнявшись, Уэсли попыталась приободриться, но разочарование рвалось наружу. Все, казалось, шло совсем не так, как она запланировала. Ну да ладно. Они смогут исправить положение.
— Милый, давай теперь поужинаем, — подтолкнула она его.
— Угу, — зевнул он в ответ.
Уэсли поставила перед ним тарелку, и он накинулся на мясо, будто голодал целую вечность.
Ей нравилось, что он так жадно ест. Как хорошо, что в колледже она довела до совершенства свое кулинарное мастерство. Она особенно гордилась этим талантом, гораздо больше, чем другими достижениями.
Уэсли сидела напротив и ковыряла салат.
— Да, дорогой, ты хотел со мной о чем-то поговорить? — взглянула она на него.
Он поднял глаза от тарелки, тут же снова опустил и снова принялся жевать.
— Давай попозже.
У нее внутри все сжалось. Он снова едет в Лондон. Она чувствовала. Он боится даже смотреть на нее.
«По крайней мере сегодняшний вечер не совсем пропал», — думала она, пока он ковырял вилкой в пюре с чесноком.
Они молча ели, пока не зазвонил его мобильный. Дункан взглянул на дисплей и выключил телефон.
— Ты не хочешь ответить?
— Нет. Думаю, ошиблись номером.
— Дункан, прости меня за ту выходку. Я не хотела обвинять тебя. Или торопить. Не знаю, что на меня нашло.
Несколько секунд он смотрел на нее не отрываясь. И вдруг — удар, болезненный и резкий, как бейсбольной битой по мячу.
— Уэс, — вздохнул он и откинулся на спинку стула, — я больше не могу.
— Не можешь что?
— Выносить все это. Тебя. Нас. Чересчур для меня. Слишком много. Просто чересчур много. Я задыхаюсь.
— Дункан, — она слушала его, не веря своим ушам, — о чем ты говоришь?
Он не ответил. Ему и не нужно было. Она пристально смотрела на него, ожидая, что он все сейчас объяснит. Нормальным человеческим языком.
— Прости, — сказал Дункан, и по его глазам стало понятно: все кончено.
Уэсли прижала ладонь ко рту и кинулась в спальню, захлопнув за собой дверь.
Он остался в гостиной. Через десять минут постучался к ней. Ничего не услышав, приложил ухо к двери. Снова постучался. Уэсли не ответила, и он ушел из ее жизни.
Удостоверившись, что его нет, девушка медленно вышла из спальни. Она оцепенела. Что-то подкатило к горлу, наверное комок слез, но она не могла заставить их выйти наружу. Стоя посредине гостиной, Уэсли судорожно хватала ртом воздух. Она огляделась. Напрасно. Все напрасно. Зря покупала одежду, еженедельно ходила в салон красоты, запоминала названия всех этих ужасных суши, которые он так любит, пила ненавистные горькие вина, стелила свежие простыни, вешала новые занавески… Она не смогла изменить то единственное, что нуждалось в изменениях, — самое себя.
«Я по-прежнему девчонка, которую бросают, — подумала она. — Сначала Майкл, а теперь Дункан». Уэсли села на диван, и слезы хлынули из глаз. Сначала она плакала тихонько, затем всхлипывания стали сотрясать ее тело, наконец, измученная, девушка опустилась на пол.
«Что со мной?»
Через час она села и сжала зубы. Глаза налились кровью, веки опухли.
«Ты не должна сидеть здесь и реветь. Не должна». Она медленно подошла к шкафу в спальне. На еще ненадеванных блузках, платьях, брюках, шарфах, ремнях болтались ценники. Она шагнула поближе, вдохнула запах кожи, новой дорогой ткани и почувствовала отвращение. Уэсли начала складывать вещи в стопки. Одна — для «Сакс». Другая — для «Ниман-Маркус». Еще одна — для «Макс Мара». Небольшая кучка — для «Эскада». И одна — для «Версаче». Она все вернет. Закончив, Уэсли осмотрела комнату и произвела подсчет: у ее ног лежали разбитое сердце и гора одежды и обуви на семнадцать тысяч триста пятьдесят пять долларов.
Она сняла платье, натянула старый спортивный костюм, завязала шнурки на кроссовках «Со-кони». Нужно вырваться из этой неестественной, неразумно дорогой, сладко пахнущей, приторной до тошноты и обманчиво удобной жизни, которая причинила ей столько боли. Она вышла на улицу и побежала в ночь. Уэсли не останавливалась до тех пор, пока не ощутила легкость в голове и теле.