Моим гедонистическим стремлениям в тот момент отвечало: выиграть ряд партий в покер и соблазнить за время путешествия восхитительную даму-парламентария. Соперничество с этим паяцем Сукарриетой, которое, впрочем, не следовало воспринимать всерьез, лишь добавляло пикантности приключению... О дальнейшем я, с позволения Божия, расскажу завтра.
Nota Bene. Забыл отметить, что для первого вечера я повязал шейный платок, точно такой же, как у капитана Хэддока в сериале "Храм солнца", когда он спасается от настигающей его снежной глыбы, убегая по изумрудно-зеленому полю. Но удачи он мне не принес. Завтра надену галстук из набивной ткани, как у Тинтина, выбирающегося из китайской вазы в "Голубом лотосе".
Понедельник: Сантандер - Кабесон де ла Саль
Трагическое происшествие нарушило приятную монотонность путешествия. Это случилось, когда мы вновь сели в поезд, направляясь в Комильяс после посещения Сантильяны-дель-Мар. Разумеется, когда мы с трудом ковыляли по мощеным улочкам исторической части города, поганец Сукарриета проявил чудеса изворотливости, чтобы идти рядом с Ковадонгой, поодаль от остальных. Но я перехватил их с помощью ловкого маневра и, пока Сукарриета протирал бельма, встрял между ними на бреющем полете.
Хасинто, потенциальный рогоносец, ни о чем не подозревал: он был поглощен заботами о своем песике Панчо, непрестанно писавшемся, и одновременно внимательно прислушивался к байкам о кампании в Сиди Ифни, которыми его потчевал наш замечательный генерал Бокаррота- судя по обрывку разговора, который мне удалось услышать, когда я обгонял их мелкой рысью, чтобы настичь Ковадонгу и Карлитоса, как она называла его с неподражаемой иронией.
Ковадонга нарочито не замечала меня, болтая о пустяках с Сукарриетой; как раз это недвусмысленно дало мне понять, что втайне она предпочитала мое общество. Но безупречное воспитание не позволяло ей решительно прогнать напыщенного фанфарона и сковывало желание уединиться со мной. С поистине дипломатическим тактом она морочила голову нам обоим - нас объединяло только положение покорных и почтительных обожателей, ничего более - пока мы не вошли в романский собор. Она предпочитала действовать осмотрительно и постаралась избавиться от моего общества еще до того, как предстала перед всеми: она исчезла (убедившись, что ее никто не видит, светская женщина до мозга костей) в глубине портала францисканской церкви с единственным человеком, кто не вызывал подозрений и находился при исполнении служебных обязанностей - телохранителем Ребольо.
Однако отвлечемся на мгновение от сердечных дел; мой авторский долг призывает теперь дать отчет о прискорбном событии, омрачившем наш путь: о нем стало известно почти сразу, едва мы остановились в Комильясе, чтобы пообедать в "Эль Капричо", ресторане, обязанном своей причудливой архитектурой экстравагантным фантазиям Гауди.
Когда все мы уже разместились в неудобном автобусе, который должен был доставить нас к ресторану, наш гид, шепелявая сеньорита Аитсибер, недосчиталась японца. Факт удивительный, поскольку япошка, скорее, совершил бы харакири, чем пропустил обед.
Причина его отсутствия сразу не получила объяснения. Никто не подозревал о трагедии, так как мы выходили из поезда со стороны, противоположной окну его купе. Взломав дверь, Фаусто, начальник нашего поезда, обнаружил, что сеньор Татсуни (Кенхи Татсуни, таково было полное имя безвременно погибшего восточного гостя), в нарушение всех правил высунулся из окна; половина его тела находилась внутри, а половина снаружи, застыв в равновесии, которое на поверку оказалось обманчивым, ибо та часть тела, которая торчала снаружи, стала короче, чем положено природой, и завершалась шеей. Иными словами, бедный Татсуни потерял голову в самом прямом смысле слова.
Фаусто сообщил нам поздно вечером в вагоне-пабе, где подавали вредные для здоровья dry martinis, что голова нашлась лишь за двадцать километров. Японцу вчистую срезало голову острым ребром мощного цементного столба треугольной формы.
Полиция сделала очевидное заключение: глупый турист высунулся слишком далеко из окна, желая что-то разглядеть, и, несмотря на маленькую скорость состава, получил смертельный удар.
Правда, имелась одна необычная деталь: в теле не осталось ни капли крови, что выглядело довольно естественно - кровь вытекла после отсечения головы; однако от самого места происшествия не обнаружилось ни малейших признаков пролитых четырех или пяти литров гемоглобина. Полиция пришла к выводу, будто кровь вылакали дикие лесные звери. От себя могу добавить, такое вполне вероятно. Но с другой стороны, сложив два и два, позволительно спросить, почему же тогда они не сожрали и голову? И еще, дабы покончить с сомнениями, нет ничего более странного, чем скрупулезный японский служащий фирмы "Тошиба", который показывает чудеса эквилибристики, высунувшись на полкорпуса из окна, словно пьяный молокосос. Подобно всякому незаурядному поклоннику авантюрных сериалов, я обладаю детективной жилкой, что только что и продемонстрировал...
Nota Bene. Эта внезапная кончина задержала нас на несколько часов, поэтому мы прибыли к месту ночевки, в городок Кабесон де ла Саль, очень поздно. Нам пришлось довольствоваться сэндвичами, приготовленными на скорую руку в поезде. Не думаю правда, что меню, ожидавшее нас в ресторане "Эль Собао" было бы намного лучше. И, конечно, мы не играли в эту ночь в покер. Кошмарная история потрясла всех. Но был ли то несчастный случай?
Вторник: Кабесон де ла Саль - Рибадеселья
Я возобновил записи в дневнике по прошествии вторника, ибо в настоящий момент уже наступила среда. Теперь больше четырех утра, и поезд наш замедлил свой бег в гнетущей тишине Астурии, нарушаемой лишь заунывным шумом дождя. Я с жадностью схватился за перо, не в силах справиться с волнением, к которому примешивается толика тревоги; мое смятенное состояние легко объяснить - я сгораю от нетерпения.
Днем не случилось почти ничего достойного упоминания: я бродил без определенной цели по Сан Висенте де ла Баркера; хотелось бы скорее забыть и блюдо из фасоли с ракушками в "Льянес" (лучше бы их употребили на засыпку хотя бы некоторых из многочисленных ям и колдобин, служивших главной достопримечательностью местечка), сдобренное непременным сидром, который действует на меня как сильное слабительное, и ужин в грязном трактире в Рибадеселье, как лучше не вспоминать и "Каса Панкреас", где мне довелось вкусить древнего леща, насквозь пропитанного дешевым уксусом.
С той минуты, когда колеса поезда простучали через границу Астури, в полном соответствии с местными обычаями, не переставая, бушевал ливень. Ненастье сыграло на руку вероломному пройдохе Сукарриете, который немедленно воспользовался обстоятельствами. Экипированный огромным зонтом, он во время всех наших пеших экскурсии закрывал им Ковадонгу, а она неестественно громким смехом маскировала скуку, навеянную пустословием этого болвана. Мне не удалось отвоевать себе местечко под красно-белым грибом.
С моей стороны явилось тактической ошибкой искать защиты от дождя под непромокаемой кепочкой и прозрачным плащом на пару с Мило, чья белая шерстка, несмотря на это укрытие, быстро потеряла свой нарядный вид под мутными потоками воды. Позднее, очутившись в безопасном купе, я подправил немного его куафюру с помощью грумингового спрея, специально предназначенного для экстренных случаев подобного рода.
Я компенсировал упомянутые огорчения, не упустив случая блеснуть своими любимыми брюками - бриджами красно-коричневого цвета.
Мы оправились от шока, в который нас повергло известие о страшной кончине японца, а мои подозрения потеряли остроту, так что после ужина мы сели за покер и играли с полуночи до четырех утра.
За картами, во время одного из напряженных раундов, я столкнулся с конфликтом интересов, но, полагаю, разрешил проблему подобающим образом: искуситель Джекил во мне безжалостно подавил игрока Хайда.
Все повысили ставки, кроме струсившего Сукарриеты (а я так надеялся попортить ему кровь, хотя бы обскакав его в игре!), который угрюмо прихлебывал "Доминио де Конте" девяносто первого года.
Самодовольный пижон пил только вино, красное вино в любое время суток, отдавая предпочтения напиткам из Риохи: подобная ограниченность в пристрастиях вполне соответствует мировоззрению махрового националиста. Дешевая подделка под истинного знатока вин! До слез умиляло, как он принимался обнюхивать жидкость, словно игуана, и закатывал глаза, сообщая, что уловил особый букет.
Но вернемся к делу. До сноса могучая великанша мадам Перруш сделала первую ставку в пять тысяч, которую мы с Бокарротой уравняли. Однако моей милой Ковадонге показалось мало, и она добавила в банк еще пять тысяч; мы тоже.
У меня на руках была сильная и многообещающая пара тузов; Перруш и генерал также начинали с пар, ибо сбросили по три карты: все стремились добрать до тройки, за исключением Ковадонги, заявившей с откровенной фальшью в голосе, что остается при своих...
Замена карт была произведена, и я получил вожделенную тройку, а с тройкой тузов я готов отправиться прямиком в ад, подергать за хвост Сатану и вернуться невредимым.
Первый ход был с руки моей сеньоры Перниль. Ее трепетная грудь, которую почти не скрывала блуза из натурального шелка со смелым декольте, вздымалась и опускалась в такт прерывистого, частого дыхания. Она поставила двадцать тысяч песет и изобразила чарующую улыбку, улыбку богини чувственности, одновременно бросая нам словесный вызов воркующим голоском хорошей девочки с улицы Серрано. Такой незамысловатой уловкой она пыталась скрыть чистейший блеф, и провела Перруш и Бокарроту, которые немедленно вышли из игры.
Мой мозг заядлого игрока, безжалостная машина, едва не одержал верх, но мне показалось, ей будет приятно, если блеф сработает; хотя мне пришла сильная карта, я с чувством поздравил ее с выигрышем, потеряв при этом, разумеется, все свои ставки. Ковадонга поблагодарила меня за любезность саркастической шуткой, скрывавшей истинное восхищение моим широким жестом: она заявила, будто я спасовал из малодушия... В любой другой женщине подобная грубоватая прямота вызывала бы неприязнь.
Дабы намекнуть слащавому Сукарриете, что именно так сводят женщин с ума, а не всякими глупыми остротами, которыми он имел обыкновение засыпать ее, я подмигнул ему с притворным добродушием.
Вскоре Ковадонга, которой сопутствовала удача, сказала, что устала и хотела бы удалиться. Генерал Бокаррота весьма огорчился, разразившись проклятиями, и напомнил, что тот, кто в выигрыше, не должен вставать из-за стола даже если услышит трубный глас, возвещающий о Судном дне. Ковадонга пояснила, что уже предусмотрела, как уладить дело, никого не обидев, и послала верного оруженосца Ребольо разбудить Хасинто, чтобы муж подменил ее.
Все одобрили замену, меня же тотчас посетила идея, показавшаяся более заманчивой, чем перспектива продолжать игру с мужем-подкаблучником.
По прошествии нескольких минут, в течение которых завядший Сукарриета дерзнул выставить меня на тысячу дуро с тройкой паршивых шестерок против моих двух пар королей и дам, появился Хасинто, ничтожество в пижаме цвета фуксии и надетом поверх нее халате тонкой бежевой шерсти. Очаровательная Ковадонга строго велела ему встряхнуться и не подводить ее, поскольку она вверяет ему солидный капиталец, доставшийся ей в трудной борьбе.
Ребольо первым двинулся в спальный вагон (Бог мой! благоприятное стечение обстоятельств!), она за ним, попрощавшись со всеми, кроме меня: voila! Вот тот тайный знак, чтобы я пришел к ней!
Я рассеянно сыграл несколько раундов, ибо мысли мои были заняты сладостными видениями ожидающей меня Ковадонги, ее пышного тела, распростертого на мягком ложе. Оставшись без гроша, я решил, что это убедительный предлог выйти из игры, не вызывая подозрений: никто и не возражал.
И я покинул их, уже вновь охваченных азартом, ополчившихся друг на друга. Без всякого риска можно было предположить, что игра продлится до утра, так что времени на свидание с моей обольстительницей более чем достаточно...
Мое место за столом заняла мрачная Одиль, неразлучная со своей патронессой и превозмогавшая скуку с подлинно балканским терпением: на длинных серебряных спицах она вязала, подобно Пенелопе, бесконечный шерстяной свитер. Играть в покер с прислугой! Я все равно ушел бы, даже если бы меня не влек зов плоти.
Однако, когда я крадучись приблизился к купе моей возлюбленной, дверь распахнулась, и оттуда показался Ребольо с пиджаком в руках и полурасстегнутой рубахе: вопиющее пренебрежение приличиями, и это на службе у члена парламента! У меня хватило времени скрыться за углом узкого коридора: оттуда я отлично видел, как Ковадонга протянула через дверь длинную прекрасную руку, властно схватила своего телохранителя за волосатое запястье и потребовала, чтобы он вернулся назад, безапелляционно заявив, что она с ним еще не закончила. Ребольо сник и повиновался. И они находятся наедине в купе уже больше часа! Сукин сын Ребольо, не понимаю, какую ужасную провинность он мог совершить, что депутату Ковадонге пришлось тратить столько времени на головомойку! Так и получилось, что я коротаю минуты ожидания у себя, описывая означенные события, оставив дверь полуоткрытой и не теряя из вида купе Ковадонги. Надеюсь, проштрафившийся охранник скоро уйдет, и у меня еще останется время быстренько перепихнуться с такой аппетитной женщиной. Если только раньше я не засн...
Среда: Рибадеселья - Хихон
Я заснул (черт!) с открытой дверью, на полу, поэтому вслед за утренним пробуждением меня ждал неприятный сюрприз: Мило удрал. Дабы повысить свой жизненный тонус, я немедленно разыскал его: он был пойман во втором салон-вагоне семейством Ботильо, дородными увальнями из Леона, впрочем, людьми добродушными и приветливыми, которые угостили его - без чего мой капризный песик ни за что не дался бы им в руки- шпигом, поделившись частью своего тяжелого, жирного завтрака. Безыскусные крестьяне!
Дождь прекратился, светило солнце. Я пишу, закурив после завтрака свою первую сегодня сигарету - ментоловый "Данхилл", с мундштуком, разумеется. Со своего места я продолжаю наблюдать за Ковадонгой; за мой столик никто сегодня не осмелился подсесть, будто почувствовав, что я совершенно не расположен к общению, пока не выпью вторую чашку кофе. Когда наши глаза случайно встретились, она весьма невежливо отвернулась. Она сердита на меня, вообразив, что я пренебрег вчера ее приглашением. Вот женщины! Словно не она столько времени потратила на разнос Ребольо.
Мне пришло в голову воспользоваться тем, что Панчо, ее чихуахуа, явился, чтобы позадирать все еще пристыженного Мило, и тайком передать в ошейнике смешного мопсика записку с объяснением и предложением назначить новое свидание; но я побоялся, что муж может обнаружить послание, и отказался от этой мысли.
Лучше изменить тактику и не замечать ее с надменной холодностью; притворюсь, что подвергаю ее остракизму, чтобы потом она смиренно ела с моей ладони...
Случилась еще одна неприятность! Все мы надеемся, что исход ее не будет столь трагичным, как с господином Татсуни. Сегодня утром одна из наших попутчиц пропала во время экскурсии по девственному национальному парку Пикос де Еуропа.
Речь идет о Полли Флок, молоденькой англичанке лет двадцати, которая путешествовала транс-кантабрийским рейсом вместе с подружкой-ровесницей; подруга, Магнолия Бернер, объяснила, что Полли отстала, чтобы собрать букет своих любимых полевых цветов... И больше ее никто не видел! Очень странное исчезновение, встревожило оно и жандарма, прочесывавшего местность.
Пару раз я замечал Полли. Крепенькая девчушка с овечьим лицом - тип очень распространенный среди англичанок, но сочная и привлекательная. Дай Бог, чтобы она не попала в лапы какого-нибудь сатира, развратного извращенца или и того хуже...
Нас заставили вернуться к автобусу, чтобы продолжить маршрут к озеру Энол и к храму. Мы полагаем, что до обеда в Кангас де Онис загадочный случай с девушкой прояснится. Нас грозятся накормить в ресторане под названием "Лос Алькитранес", что было бы сущим кошмаром.
Мы прибыли в Хихон. Я бежал с порога портового притона, куда нас насильно привезли, и за свой счет пообедал в "Бустос Домек", лучшем аргентинском ресторане на полуострове, где меня обслуживали два старичка, при любых обстоятельствах сама любезность и учтивость. Я вновь отведал дивное блюдо, приготовленное на раскаленных углях, которое называется "бифштекс Пароли"...
Вернувшись в поезд, я узнал от Фаусто, что англичаночку так и не нашли. Просто невероятно. Как она могла забрести в такую даль за столь короткое время? Нас водили по очень короткому маршруту, охватывавшему ограниченную площадь... Возможно, она лежит без сознания в какой-нибудь скрытой расселине? Или, может, ее разорвал на клочки медведь, один из редких обитателей той территории?
Ночью я вновь проиграл в покер, и на сей раз совершенно не понимаю, как такое могло случиться. Но по крайней мере я испытал почти оргастическое удовольствие, увидев, как глупца Сукарриету взгрели по первое число так, что его будет трясти не меньше недели. Это сделал Бокаррота; отныне я намерен называть его "мой генерал". В одном раунде они остались вдвоем и взаимно повышали ставки до тех пор, пока не исчерпался запас фишек у одного из них (а именно у Бакарроты, располагавшего к тому времени меньшей суммой) и почти не осталось денег у второго.