ТАЙНА ОЗЕРА ЗОЛОТОГО - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 10
– Ты че.., в натуре, «ветошный»!? Ты на «хате».., у «хозяина», вот и веди базар по существу.
– Да вы послушайте.., я же не отрицаю, что «крупняк» на мне… Дайте три минуты…
– На кону твоя драная жизнь. Настаиваешь, мы тебя послушаем, но если опять туфту погонишь, значительно сократишь свои последние минуты…
– Так вот.., что я хочу сказать… – торопливо заговорил Сиплый. – Рядом, ну может верст двести, двести пятьдесят отсюда, на речке Хул-ве дикий прииск…
Сначала Степану Михайловичу показалось, что он ослышался. Припав к щели, он уперся глазами в Сиплого, который гнутым гвоздем, торчал перед «собранием».«Не может быть!? Не может быть!? – застучало в голове Степана Михайловича. – Ну, повтори, повтори еще раз… – мысленно просил он обреченного зэка. – Тебе все равно хана, парень, говори, не тяни резину…»– Я могу нарисовать схему… Там в горах долина… Речка Хул-ва…
На этот раз Степана Михайловича словно током пробило… Он крупно вздрогнул, хотя и ожидал повторения этого слова: «Точно, не ослышался, Хул-ва!» В лицо пахнуло теплым, знакомым рыбным духом, а в уши ворвался печальный плеск речных волн, шум черемухи над головой…– До срока там робил… Бригадир Егор, как его… Егор Мездрин… Власть не знает о прииске… Туда трудно добраться…
– Хватит звенеть!.. – резко оборвали Сиплого. – Когда это было!?..
– Прииск богат!.. Там много.., очень много золота.., – торопливее затараторил зэк. – Гнездовое, жильное.., а в маленьком притоке слева от поселка – самородчатое.., всем, всем хватит.., на всю жизнь! – не унимался Сиплый, выторговывая себе жизнь.
– Хватит!
– Подождите.., последнее, – выдохнул Сиплый, поняв, что не пронял его рассказ воров, не убедил. – У этого Егора, ну… бугра ихнего, нож… вогульский с секретом…
– Слушай, кончай травить!.. Давайте принимать решение.., – как-то враз загалдело «собрание».
– Осади! – прозвучало тихо, но так весомо, что все затихли, и наступила тишина. – Куда спешить? Пусть человек выскажется, облегчится…
Степан Михайлович вплотную приник к малюсенькой щелке, но так и не увидел говорившего: «Неужели сам «Фима» пожаловал!?»– Вот я и говорю, – дрожащим голосом продолжил Сиплый, – секрет в том, что в этом ноже схема запрятана.., схема вогульских сокровищ… Слышал, что…
– Ну да, сундук со «сверкальцами», – не сдержался и съехидничал кто-то из воров, – я в детстве что-то читал подобное…
– «Шнур», «едалы» мешают! – опять прозвучал тяжелый голос из угла.
– Так «Фима», что он… фуфло гонит… Это ж больше чем сказка…
– Я… правду… это самое… нам бы двух недель хватило… Мы бы мигом!
Каптерка взорвалась смехом. Все потонуло в жутком гоготе с хлопками, свистом и топаньем.– А что, Фима, может завтра на «гоп-стоп» этот зачуханный прииск, а, всей «кодлой» и «Кума» с собой прихватим!? – сквозь рев слышались веселые голоса.
Если бы кто из воров глянул за перегородку… Степан Михайлович даже не моргал, сидел деревянным истуканом, ничего не видя и не слыша. Он был поражен услышанным! В его голове бабочкой в стекло билось одно: «Хул-ва! Хул-ва! Хал-ва!»И даже тогда, когда все закончилось, и авторитеты разошлись, Степан Михайлович продолжал сидеть в оцепенении. Его будто лесиной придавило на лесоповале. Постепенно выбираясь из-под рухнувшего на него известия, он стал выстраивать услышанное в некий порядок. На смену оцепенению пришло волнение, которое затрясло его мелко и нехорошо. Он продолжал верить и не верить в то, что несколько минут назад подарила ему судьба. А она дарила ни много ни мало, а шанс и смысл остатка жизни. «Вот оно заветное и долгожданное…» – звенело в голове. Он боялся дальше размышлять, гнал и гнал от себя сладкие, налетевшие снежной метелью мысли… Помимо его воли перед глазами возникали головокружительные картины вольной, богатой и счастливой жизни. Вспотевшие руки тонули в тяжелом холодноватом песке, который светился зеленоватой желтизной…«Хул-ва! Хул-ва! Так, а где он сейчас находится!?.. Фу, черт!.. Надо же!.. Сколько отсюда!?.. А если с той стороны Камня, со стороны дома!?.. Так, так…» – забыв все на свете, рассуждал Степан Михайлович. «Это спасение, – опять переключался он на сладкие мысли, – четкая красивая цель, все остальное неважно. Все эти заборы, решетки – чушь собачья! Они вот для таких тупых и дутых тузов, как эти авторитеты. Не мог Сиплый блефовать перед смертью, не мог…»Ночи стали бессонными, дни – серыми, рассеянными, нелепыми. Наконец, успокоившись, Степан Михайлович начал действовать.На высоком душевном подъеме родилась изящная идея, в результате которой многоходовая комбинация решала ключевые проблемы. Тщательно обдумав, Степан Михайлович перешел к ее поэтапному осуществлению. Во-первых, подобрал единомышленника. После долгих раздумий и наблюдений он остановился на «Меченом» – Косте Богданове, здоровенном мужике лет сорока, с огромными кулаками, «бессрочной» отсидкой за двойное тяжкое убийство и ужасной приметой – в поллица бордовое родимое пятно. Подельщик оказался в меру умен и прекрасно понял Сыча, который детально посвятил его в самую суть дела.Степан Михайлович исходил из того, что прииск в любом случае придется брать силой. Если, конечно, его не успели накрыть Органы. А для того чтобы силой отнять золотишко, нужна тоже сила и хитрость. Ну то, что касается хитрости, он берет на себя, а вот силушку придется здесь подобрать. А куда деваться, другого варианта не было. Вот для этого он и обзавелся напарником. Если действительно прииск богат, то делить с Меченым будет что и жадничать сейчас глупо.Незамедлительно начался подбор будущей «команды». К началу весны 42 года из трех десятков кандидатов отобрали шестнадцать. Это были на удивление разные и пестрые люди. В «команде» был даже ювелир – старенький, близорукий еврей, когда-то довольно известный в богатых домах Твери. Но в основном это были урки.– Ювелир, Костик, понятно, пригодится. А этот-то нам нашто!? – с недоумением спрашивал Степан Михайлович, кивая на маленького мужичка, мурлыкавшего себе под нос знакомый мотивчик.
– Этот тоже нужен, – знающим тоном отзывался Меченый, – раньше до «хаты» «углы вертел», кормился узлами на вокзалах.
– Ну и… на кой он!? – не унимался Степан Михайлович.
– Он нужен Сыч, вот увидишь. В каждом деле должен быть такой. Когда-то «Боня-Тихий» меня учил, что даже у царей свои шуты-шестерки были, которые снимали напряжение. А «Патефон» прост как лапоть. И деваться ему некуда. Всю жизнь у ноги будет. Ему ведь как и мне четвертной положили, считай пожизненно.
– Ну, смотри Костик
– Да ладно, Михалыч, все будет в копеечку! – успокаивал Меченый.
Сычу хотелось видеть молчаливый, послушный контингент, по-блатному – «тузов колыванских», то есть предельно доверчивых людей. С другой стороны, если предстоит действительно большое «Дело», то желательно чтоб были «профессионалы», которые опять же, увы, не управляемы и за ними обязательно потянется след.С пустяка, с «неудачно» оброненного слова в нужное время и в нужном месте началась буза, которая быстро переросла в групповую поножовщину, а чуть позже направленная умелой рукой Сыча переросла во всеобщее недовольство и далее в жуткий бунт. Людской бунт вообще страшен, а лагерный вдвойне, если не более. Утопая в диком человеческом вопле, не слыша пальбы из винтовок и лая собак, разбирались нары, полы, крыши. Раскачивались и ронялись вышки с «попками», с лютой кровожадностью разрывались за лапы собаки, пущенные охраной в толпу, сметались заборы, рвалась колючка, поджигалось все, что могло гореть…Этот сценарий Сыч обдумал до мелочей. Он знал кому, когда и что сказать. Были пущены в ход подметные письма, выданы накопленные сбережения, пообещано в три короба… Сработало!.. Да еще как сработало!..За полчаса до волнений Меченый впервые собрал «команду» и предложил «гарантированный» путь на волю. Ни о каком прииске пока не было речи. А когда лагерь окутался густым дымом, повел команду в «светлое будущее».Первые дни шли быстро и крайне осторожно. Далеко обходили любое жилье, охотничьи избушки, дороги. Сыч хорошо знал, как опасны встречи с вогулами – коренными жителями этих мест. Знал, как легко они выслеживают беглецов и доносят Власти. За смехотворное вознаграждение – старенький военного образца китель с казенными металлическими пуговицами или что-нибудь из продуктов – муку, сахар, масло, они устраивали настоящую охоту и если выходили на след, то беглец был обречен.Днем отсыпались, а ночью, когда снег снова подмерзал, трогались в путь. На четвертые сутки, миновав два затяжных перевала, группа, наконец, вышла к жилью. Сонную, тихую, в десяток изб деревеньку «взяли» с ходу. Врываясь в дома, зеки первым делом набрасывались на еду, потом примеряли одежду, а после, не обращая внимания на мужиков, кидались к бабам.– Во дают, а, Сыч!.. – возбужденно, блестя глазами, говорил Меченый. – Голодному Федоту все в охоту, а!
– Да-а, бедному да вору – всяка одежка впору… – удивляясь проворству команды, вторил Степан Михайлович.
Но чинить дальнейший разгул Сыч не позволил. Он хорошо знал простых мужиков и знал, во что обойдется этот налет деревеньке.Еще через день вышли в верховья Вишеры. Река последние дни томилась подо льдом, досыпала свою очередную зиму. Голубоватые наледи играли мелкой рябью, щедро разбрасывая во все стороны бесчисленные зайчики.Всем, кроме Сыча и Меченого, казалось, что дальнейшая дорога пойдет на юг, вниз по реке, к ожидающим их городам и большим дорогам, однако, Сыч резко повернул опять в горы. Этот маневр не вызвал особого недоумения команды. Раз была обещана гарантированная воля, значит, она будет, примерно так думал каждый. Сыч же выполнял задуманную еще в лагере комбинацию. Он не сомневался, что рано или поздно, преследуя их, Органы выйдут к реке и «правильно» подумают, что цель беглых – Чердынь. Там и устроят засаду. Пусть ждут.И опять словно волки, черной стайкой они неслышно и таинственно заскользили по ночным склонам увалов и отрогов, взбирались на перевалы, продирались сквозь чащи. Хоть и было тяжело, но это была воля. Недовольства будут потом, когда команда пообвыкнет к свободе и начнет задумываться. И это учел Сыч, выбрав «пастухом» Меченого, точнее его силищу и кулаки.Главная задумка Степана Михайловича заключалась в том, чтобы вымотать команду, истощить, озлобить, довести до крайности и тогда выйти к прииску. Он не сомневался, что голодные, одичавшие зеки, увидев жилье, сломя голову набросятся на поселок. И не надо здесь ни оружия, ни дипломатии. Вот тогда он им не будет мешать. Поэтому Сыч и мотал «команду», накручивая лишнее.В верховья Хул-вы вышли точно. Когда-то лет сорок назад Сыч с земляком-подельником сопровождали некую научную экспедицию на Северный Урал. Вот с тех пор он и запомнил эти места. Правда, дальше вглубь гор они не ходили. Но слышал, что Хул-ва рассекает поперек некую таинственную, глубоко затерянную долину, которую уже тогда называли «золотой». В объяснении говорили, что, дескать, в этой долине, окруженной высоченными скалами, не промысел, а сказка, рыбы – успевай, черпай, зверь, не пуганный и на любой вкус, сам к тебе идет. Но это было тогда.Вскоре на пути стали попадаться еле приметные углубления в снегу – разведочные шурфы. Многие обвалились и густо заросли кустарником, а где и молоденькими деревьями. Сыч встрепенулся. Признак приближающегося прииска был налицо. Время от времени он прислушивался, не залает ли собака, не ударит ли железо об железо, не потянет ли дымком…К избушкам вышли неожиданно.– Что это, Сыч!?
– Думаю не Воронеж, – задумчиво проговорил Степан Михайлович, а сам лихорадочно прокручивал ситуацию. Это был именно тот самый прииск, не было ни малейшего сомнения. Другому неоткуда взяться. И долина, закольцованная острозубыми горами, и деревенька совпадают по описанию Сиплого. Вон из-под сильно просевшего снега криво торчит ворот, фрагменты развалившихся тесаных коробов, тачек, на стенах позеленевшие от времени промывочные тазы, ковши и многое другое… Да это тот самый прииск. Но почему мертвый!? Почему никого нет!? Избы заросли густым ельником, скособочились, крыши провалились, а где и вовсе завалились, выставив напоказ нутро, ощетинившееся ребрами…
«Что я им скажу? – думал Сыч, не решаясь смотреть на команду. – Чем их кормить!? Если сказать, что до ближайшего жилья сто пятьдесят километров, они разорвут, и Меченый не поможет». И все же Степан Михайлович медленно повернулся к своей команде:– Ну что, уркаганы, привал или дальше пойдем?
– Сыч, а где здесь вокзал!?
– Так, всем оставаться на местах. Костя, Меченый, пойдем, поглядим, где там у них лучший ресторан, если, конечно у него сегодня не санитарный день.
Сзади раздался недовольный ропот измотанных, изодравшихся, предельно голодных людей с кряхтением усаживающихся кто куда.«Вот тебе и взяли прииск! Притащить с собой столько людей!.. Но кто знал!? Кто знал!?» – корил себя Степан Михайлович, пробираясь к ближайшей избе.– Сыч! – неожиданно вскрикнул Меченый. – Смотри, собака, да какая здоровая!
– Дура! Собака ему, это волк милый, старый волчара.
На высоком противоположном берегу стоял серый, с еле заметной подпалиной на боку волк. Он смотрел на людей свысока и в прямом, и в переносном смысле.– Ну, пшел, падла!.. – прошипел Меченый, красноречиво замахиваясь, как обычно пугают собак. Однако зверь даже ухом не повел, продолжал смотреть на людей с нескрываемым вызовом.
– Он че… Сыч!?.. – у Меченого даже голос дрогнул.
– Успокойся, Костик, он здесь хозяин и мы ему не нравимся.
– А он…, он один или у него стая своя есть?
– Один, один. Видишь, какой старый. На хвост посмотри, на уши, шкуру… Старый он и не опасный.
Сычу было не до волка и Меченого с его дурацкими вопросами. У него все рвалось внутри и горело. «Как же так!? – который раз задавал он себе вопрос. – Вроде бы все варианты проиграл, а этот не учел. Что здесь произошло!? Может, кто напал на них раньше!? Но опять же никаких признаков. Все на месте и в домах относительный порядок».Они зашли в первую избу. «Может, просто уснули и решили не просыпаться,» – глядя на желтые кости, выглядывающие из-под тряпья, говорил он сам себе.Степан Михайлович ходил из избушки в избушку, и везде было одно и тоже.– Смотри, Сыч! – неожиданно тревожным шепотом проговорил сзади Меченый. – Неужто «цветняк»!?
Сыч быстро обернулся. Несуразно, дико улыбаясь, Меченый держал в руках ржавую банку из под чая.– Ну-ка, ну-ка, – Степан Михайлович торопливо заглянул вовнутрь.
От увиденного у него по спине прокатилась холодная волна, будто проглотил льдинку, и тут же бросило в жар. На ладонь пшеничными зернышками лениво выкатились округленькие самородочки золота. Выкатились и заполнили своим желто-зеленым свечением всю избушку.– Тут грамм стопятьдесят-двести будет, – горячо зашептал Меченый, – давай поровну, а?..
– Что!? – грозным шепотом прервал его Сыч, не ожидая от себя такой реакции. – Какие двести, что значит поровну, а ну быстренько прошмонай все избы на той стороне реки, а я на этой. Да быстро Костик, а то братаны не выдержат…
– Эй.., Сыч, Меченый! – послышалось снаружи.
– Вот тебе и прошманали…
– Я щас их быстро… – проговорил Меченый и выскочил наружу.
Сыч сиял. Он вдруг понял, что приключилось с этой деревушкой: вероятнее всего старателей накрыла какая-то болезнь, внезапный мор никого не пощадил. После случившегося здесь еще не было людей. Они первые. Если кто и знает об этом прииске, боятся ходить. Вот это была настоящая удача.В конце дня к Сычу подошел «Куцый», маленький с умными глазами зек, лет сорока пяти:– Я не знаю, что у тебя «на кону», Сыч, но то, что это бывший золотой прииск, причем очень богатый, «отвечаю».
– Ну и?..
– А что ну, я бывший горный мастер. Пока вы с Меченым шмон проводили, я посмотрел отвалы. Если в них такой остаток, что тогда в земле!.. Здесь, судя по всему, очень богатое «гнездо».
Сыч слушал, и его охватывало забытое волнение, как когда-то давно в молодости перед великими праздниками.– Я что думаю, – между тем продолжал бывший горный мастер, – задержаться бы здесь, скажем до осени. Наладить производство несложно, благо инструмент, хоть и старенький, но все же есть. Кто не хочет быть на воле богатым!? Мыть золото ума большого не надо. Жить есть где. Вот только хавки достать. Лето наше, а к зиме с полными карманами на Юг, как птицы… Решай Сыч, ты у нас за начальника.
«А что тут решать? – думал Сыч. Его все больше распирало от радости. – Кто нас ждет, куда торопиться!?..» Но вида не подал, насупился и «решил» подумать до утра. И главное о чем было думать – где добыть еды!? Если не накормить людей, не только золота не получишь, но и самого в клочья порвут.К ночи команда перетрясла вверх дном все избы. Найденное золото собрали в одну кучу. Его оказалось так много, что беглые зеки с горящими глазами чуть не до утра прикидывали, на сколько хватит шикарно пожить у моря.Вместе с золотом нашли добрый запас соли, немного крупы, все отлично сохранилось в берестяной посуде. Нашли три ружья, хоть и ржавые, но вполне пригодные. Были найдены и патроны, но, увы, с отсыревшим порохом. Сети сгнили, но сохранились остроги для рыболовства с ночным лучением.Первую ночь на прииске Степан Михайлович провел в напряженном размышлении. Он пытался заглянуть в ближайшее будущее, понимая, чувствуя нутром, что уйти с прииска уже не так просто, и чем дальше, тем невозможнее. Скоро все они станут заложниками золота или, на блатной манер, «цветняка».Буравя темноту взглядом, он будто видел, а главное животом чувствовал, что если сейчас, не медля и не затягивая, еще можно успеть выскочить из этой «золотой западни», то потом это будет сделать трудно, а пожалуй и невозможно.Нужно было решать сейчас, немедленно, иначе все вляпаются в такое дерьмо, в кровь, в ненависть, в зверство… Золото разделит их, поссорит, натравит одного на другого и, главное, его не победить. Не победить человеческую алчность. Он понимал это, поскольку чувствовал в себе самом могучие перемены. То же самое происходило и с другими.С одной стороны, закрученного в длинную тряпицу и завязанного на поясе золотишка Степану Михайловичу хватило бы до конца своих дней, даже с учетом великой переплаты барыгам. Но с другой, судьба, хоть и под конец жизни все-таки улыбнулась ему, сделала подарок что надо, и отказаться, оставить прииск с его стороны было бы глупостью. Он не думал и даже боялся думать: зачем ему золота больше, чем достаточно.Именно в тот момент и стал Сыч Сычем. Он вдруг ожил, завертелся, заметался по прииску, даже помолодел на несколько лет. Первое что он сделал – отправил Меченого с Патефоном за продуктами, строго наказав не трогать, обойти ближайшие деревушки и лишь после тщательной разведки попробовать честно обменять «желтуху» на товар в дальних селениях. Второе, послал людей обследовать проходы в долину, а сам вместе с горным мастером принялся изучать заброшенные выработки.На четвертый день под неописуемый восторг появились продукты. Меченый с напарником привели с собой лошадь, нагруженную мешкам. Принесли и множество легенд теперь уже о их прииске. Прояснилась ситуация и с ближайшими проходами в долину. Сыч решил на всякий случай «закрыть» их, выставить посты и гнать всех, кто приблизится к долине. Однако, потом он в корне пересмотрел свое же решение. Старательское дело тяжелое и требует много рук, много дешевых рук. Его напарники скоро поймут это и забузят.Едва снег сошел и успокоилась Хул-ва, вернувшись в свое русло, работа закипела. Все завертелась с какой-то торопливой, воровской спешкой. Сыч продолжал меняться. Его маленькие глазки, прятавшиеся до этого под густыми пучками бровок, неожиданно округлились, стали большими и засверкали льдом как у всякого хищника. Кустики бровей, причудливо изогнулись и сбежали к переносице, отчего выражение лица приобрело некоторую свирепость. Он стал придирчив, недоверчив, заносчив. С молниеносной быстротой разгоралась невиданная стариковская жадность. «Да, – горько вздыхал по ночам Сыч, – досталась кость собаке, когда она все зубы съела…»Он сам обходил шурфы. Поднявшись на свежие отвалы, Сыч садился на корточки, обхватив колени руками, и колол взглядом новоявленных старателей, подолгу наблюдая за их работой.– Гляди, гляди, как есть сыч… Ни дать, ни взять…, – тихо говорили между собой бывшие зеки, поглядывая на своего нового «начальника»
Время шло. Добыча росла на глазах. Тем не менее, обойдя вечером выработки и подсчитав фарт, Степан Михайлович неожиданно начинал возмущаться и злиться. Он был уверен, что бывшие зеки большую часть добытого золота прячут, скрывают от него, «крысятничают». Стал обыскивать, угрожать, выслеживать…Сыч помнил клятвенное заверение – осенью поделить все по-братски. Но глядя на «теплое» золото, он все больше привыкал к нему, трепетно ласкал его, пересыпая с руки на руку. Любовался солнечными ядрышками, зернышками, песчинками, запускал свои руки в его податливую сыпучую массу, все больше и больше сознавая, что это его золото и только его. «Им что, – думал он о своих подельщиках, – достаточно того, что и так уворовали, главное – воля… Все равно спустят до последнего, пропьют, на баб потратят, проиграют…»А золото так и перло из земли. Одно богатое «гнездо» сменялось другим. Одна за другой чередовались мощные жилы в кварцевых оболочках. То вдруг появлялся добрый плопласток, от которого приятно рябило в глазах… Сначала ручейком, а потом тяжелой сверкающей рекой хлынуло на Сыча золото. Новое, сладостное ощущение дикого, шального богатства захватило его настолько, что Степан Михайлович перестал грезить югом, морем, шикарной жизнью… Перестал спать по ночам. Ему все время казалось, что кто-то за ним следит, готовит пакость… Он доставал тщательно скрываемый револьвер и ждал, порой всю ночь напролет, пока не светало.Общий вес добытого золота достиг такого веса и объема, что даже Меченый без посторонней помощи не смог бы взвалить его на себя, а тем более унести. В конце концов, Сыч начал прятать золото. В глубокую ночь он крадучись выходил из избы и зарывал добытое золото то в корневище какого-нибудь дерева, то под корягой, то под берегом… Прятал, подозревал, сомневался и, наконец, вновь перепрятывал. Это стало его мукой и наслаждением. Он все больше и больше изощрялся в скрадывании, пока однажды не догадался упрятать большую часть золота в отхожее место. Спрятал и немного успокоился.Вскоре появилась вторая лошадь.