ТАЙНА ОЗЕРА ЗОЛОТОГО - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 19
– Лева! Выйди, там человек пришел.., – капризно проговорило открытое окно.
Механик расслабился и улыбнулся. С этой счастливо-глуповатой улыбкой он и встретил вышедшего, судя по всему, Леву.Это был немолодой, хорошо упитанный мужчина ростом ниже Сени, с длинным, блестящим лбом, добротным, с красными прожилками носом и столь же сочным ртом.– Наши вам!… – продолжая светиться улыбкой, проговорил Сеня. Он стянул мятую фуражку и сделал приблатненный реверанс.
– Что… вам угодно.., товарищ!? – испуганно вскинул пучки бровей Лева.
Едва увидев Бутмана, у Сени сразу зачесались ладони, как раньше перед серьезным делом. Он смотрел на зуботехника, а видел сейф с глазами и подтяжками. Он даже видел, что в этом сейфе лежит все, что надо Сене: – ксива, модный клифт, чистая хаза, белый билет и не пыльная работа для прикрытия, все ж война.– Прости-те, вам что угодно!? – повторил зуботехник.
– Вы, Лев Моисеевич Бутман!? – радостно спросил Механик.
– Да! А вы собственно кто!? То есть по какому делу!? Судя по празднику на лице, вы не пациент!? – опустив брови, окрепшим голосом спросил в свою очередь хозяин.
– Я Сеня-Мех…, то есть Семен мое имя. Я к вам издалека, любезный Лев Моисеевич, и вот по какому делу… Клянусь, вы не пожалеете…
Через некоторое время, затаив дыхание, Лев Моисеевич разглядывал самородочки, которые Семен медленно извлекал из скрученой тряпицы. От напряжения и очарования длинный лоб зуботехника стал бриллиантовым от капелек пота. Нацепив на один глаз маленькую лупу, он ерзал по скамейке небольшой веранды, изучая благородные окатыши.– Любопытно.., я вам доложу, оч-чень любопытно.., э-э Сеня…
– А то… Через полгода я вас больше удивлю… Х-м, гораздо больше!..
– Любопытно!.. Но это же, как говорят в известном месте, незаконный оборот драгметалла, это… приличный срок молодой человек.., – не отрываясь от созерцания, тихо проговорил зуботехник.
– Сначала, драгоценный Лев Моисеевич, мне нужна ксива.., – не слыша собеседника, ответил Сеня.
– Ну что вы, ей Богу, голубчик!.. – еще тише проговорил хозяин и боязливо оглянулся на дверь.
– Прошу пардона, паспорт и справочку об освобождении от службы в рядах доблестной Красной Армии…
Пересчитав на ладони горстку самородочков, Лев Моисеевич капризно выгнул губы и повернулся к гостю:– Э-э… я рискую, дорогой мой Сеня, когда уверен. Я хорошо знаком с законом и уголовным кодексом.
– И домик маленький, желательно у речки.., – Механик упорно не слышал Льва Моисеевича.
Он достал еще три желтых горошины и небрежно бросил на ладонь зуботехника.– У меня розовая мечта детства, любезный Лев Моисеевич, поработать в ремонтных мастерских местной геологоразведочной партии, что под началом товарища Ривкиной.
– Вы знаете я маленький человек в этом городе, и хотя все уважаемые товарищи любят вставлять зубы непременно золотые…
– Это все, – Сеня бросил на ладонь зуботехника еще несколько штук.
– Э-э…
– Я жду неделю, после чего от этой халабуды, – он обвел взглядом стены веранды, – останется груда мусора и горем убитые домочадцы, – проговорил Сеня с неизменной улыбкой и встал.
Лев Моисеевич вдруг поверил гостю, поверил, что оно так и будет… Да и то, что он отвалил за «услуги», стоит того. Завтра же он позвонит товарищу Шептулину Сергею Аркадьевичу и пригласит его сделать слепки. Второй секретарь горисполкома мечтал о золотых коронках.– Я не приглашаю в дом, супруга, знаете ли, дает уроки музыки…
– Ничего, ничего, неделя – это всего семь дней, добрейший Лев Моисеевич…
На том и простились.У Сени внутри пело, он почти верил, что следующим летом сольет озеро, и весь этот сонный городок будет его…Через неделю Сеня-Механик встал к слесарному верстаку в мастерских горноуральской геологоразведочной партии. Он обзавелся небольшим домиком с аккуратной печкой, оконцем на улицу, дровами в сарайчике и полугнилой банькой на берегу реки. А две недели спустя щеголял в добротном шевиотовом костюме и с удовольствием трогал языком новенькую, золотую фиксу на своем зубе.Встав к верстаку и взяв в руки инструмент, Сеня так растрогался, что чуть не прослезился. Накатила волна ностальгии и он, забыв о времени, предался любимому делу. Семен не просто ремонтировал, он доводил изделие до максимального совершенства.Не забывал и о главном. Давно задуманные когти для Фролки Механик делал по вечерам и в свободное время. Молчаливый, «глухой» по справке он держался особняком, не привлекал к себе особого внимания, не напрашивался в приятели.Когти преобразовались в сложную конструкцию, напоминающую лапу зверя. Семен с упоением доводил каждый узел, каждый шарнир до предельной прочности… Детали, особенно сами когти затачивались, полировались, промазывались машинным маслом и убирались до окончательной сборки.Сложнее обстояло дело со взрывчаткой. Склад – покосившийся сарай далеко за городом с отодранными досками почти не охранялся. Это было кстати. А вот доставить взрывоопасный груз хотя бы до Мартемьянихи, по которой потом двигать к горам, было не простым делом. Тем не менее, Сеня, не теряя времени, приступил к облегчению склада от запасов аммонала. Он методично навещал ветхое сооружение и выносил небольшими партиями тяжеленькие брикеты, похожие на пачки дрожжей, в серой маслянистой обертке. Все это он искусно прятал сразу же за забором.Когда Механик первый раз собрал одну из лап, надел на свою руку и пошевелил пьльцами, то по спине пробежал неприятный холодок… Длинные, выточенные из пружинной стали и отполированные до зеркального блеска когти точно ожили. Они послушно то смыкались, превращаясь в металлический кулак, то разгибались, серпасто ощетиниваясь, пугая смертельным холодком самого создателя. Да, это было опасное и неожиданное оружие.И когда Фролка, бесконечно счастливый, что Семен сдержал слово и по весне вернулся на озеро, примерил «лапы», у Механика опять пробежал холодок по спине. Его конструкция настолько шла этому нелепому человекоподобному созданию, что еще больше отодвигала его от людей. Теперь неуклюжая, долгорукая фигура Фролки со страшными железными лапами могла испугать кого угодно, да еще как испугать!.. «Если бы еще шкуру на него напялить, – размышлял Сеня, – получится чудище каких свет не видывал!..»«Лапы» оказались удачной конструкции. Фролка мгновенно их освоил и через неделю взлетал на любое свободное от ветвей дерево, ловко орудуя когтями. Когтями он научился ловить рыбу, хватать зазевавшуюся дичь, зайцев… Он их почти не снимал, играл как маленький ребенок, что-то мыча себе под нос и щелясто лыбясь.Парень был счастлив, а Семен посерел от мрачных дум. Вода после весеннего половодья вернулась на свой прошлогодний уровень, да так и осталась. Второе, что изжогой горело внутри Сени-Механика – долгая и трудная дорога сюда. Ладно, что он успел и по последнему снегу приволок килограмм тридцать аммонала на салазках, а как дальше – опять ждать снега!? После того, как он пять дней проволокся по тайге, натирая лямкой плечи, промокая от пота днем и замерзая у костров по ночам, прежний пыл Семена значительно поубавился. Он все больше мирился с тем, что необходимо готовиться к долгой осаде этого каменного завала… Искать людей, которые доставят груз хотя бы до кедровой гривы… Короче говоря, надо думать и думать…По иронии судьбы около года назад по этой же дороге торопливо пронесли взрывчатку, чтобы подорвать скалу и затопить прииск, а теперь с той же осторожностью и поспешностью везут взрывчатку, чтобы сделать все наоборот, разворотить каменную запруду и вернуть все на прежнее место.Наломав ноги, лазая по камням завала, Сеня-Механик более точно подсчитал, сколько необходимо взрывчатки и застонал от отчаяния и бессилия. Он тупо смотрел на валуны размерами с телегу, а то и в добрую избу и скрипел зубами, то вдруг принимался нервно и дико хохотать, потом опять мрачнел, стонал, громко ругался, рассыпая забористый, заковыристый мат на всю округу. Но что бы там ни было, а здесь, именно здесь находилось его богатство… Во-он там, где-то посередине озера лежит, дожидается его безбедное будущее…* * *Попав в город, Полинка растерялась… Столько народу сразу за один день ей еще не приходилось видеть. По улицам, обильно пыля и обгоняя грохочущие подводы, проезжали машины. Под ногами приятно поскрипывали деревянные тротуары. Однако, идти по ним и смотреть по сторонам было сложно, поскольку можно было легко оступиться или попасть ногой в щербину. Тем не менее Полинка вертела головой, разглядывая дома, заборы, людей, смотрела вдогонку машинам, не обращая внимания на пыль…– Ты, по че вперед-то не глядишь, липошарая!?
– Ой, тетенька, извините…
– Неча извиняться, смотри под ноги…
Полинка, приподняв левую бровь, пожала плечами и пошла себе дальше, тут же забыв широченную тетку с огромной корзиной, закинутой цветастым платком.– Поди кого ищешь, девонька!? – мягко покашливая, спросил голос из-под веток черемухи. Полинка нагнулась. На лавке в шапке и валенках сидел старичок.
– Ищу, – приглядевшись к старичку, ответила Полинка. – Красноармейская, двадцать семь, Коновалову Клавдию Митрофановну.
– И по че она тебе!? – не унимался дед.
– Да хочу комнату снять, постоялкой пожить, – охотно ответила Полинка.
– Ишь че!.. А взялась откуда!?
– С Лысой Сопки.
– С Лысо-ой!.. Далековато будет. А дом-то коноваловский вот он, в проулке, ишь его крыша мохом взятая!?.. – дед, пригнувшись, тыкнул палкой дальше по улице.
– Ой, спасибо вам, дедка! – Полинка улыбнулась и пошла дальше.
– Смотри, девка, парни наши озорные, а ты вон кака баская, смотри…
Полинка, продолжая улыбаться, чуть выпрямила спинку, развернула плечи, приподняла подбородок и зашагала так, словно с обеих сторон улицы уже глазели на нее местные парни…Два года назад, закончив восьмилетку и воспылав комсомольским задором, она, как и вся сельская молодежь, пошла на сплав. Скользкие бревна да ледяная вода, куда Полина не раз и не два уходила с головой, быстро остудили энтузиазм и подарили ей на всю жизнь ревматизм. Домой девушка вернулась, страшно мучаясь ногами. Тупая, ноющая боль, непонятно откуда идущая, вымучивали Полинку особенно по ночам.– Холод вошел в кости, однако…, – заключил, поохивая, дед Макар, – теперь греть и греть девку надо. Носки ей.., слышь, нет, Дарья, я говорю носки до колен ей вяжи и хорошо бы из шерсти собачьей или волчьей… Да жиром медвежьим на ночь. Боль пройдет, но холод-то в костях останется, затаится… Ты уж, девонька, теперь береги ноги-то. Держи их в тепле и сухости.
А через месяц пошла Полинка в ученики продавца. И пошла по случаю. К тому времени к ним в сильно опустевший дом напросилась пожить новая заведующая магазином Александра Пелевина. Молодая и обаятельная она легко влилась в семью Гайдановых. Девушки подружились.Наблюдая как ловко и бойко торгует ее новая подруга, Полинка и приняла решение. А куда было еще пойти?! Может и нашла бы Полинка свое маленькое счастье, работая здесь в Лысой Сопке, если бы не новая встреча…Когда резко взвизгнули тормоза за окном, Полина выскочила на улицу, думая, что пришла машина с товаром, однако, это была совсем другая машина, а из кабины вылезал он… Павел. Это было так неожиданно, что девушка растерялась и, замерев на крылечке магазина, так и стояла до тех пор, пока не вышла Шура.– А, это ты… Дома что случилось?.. Как мама!? Отец? – полетели вопросы гостю.
– Да все нормально. Я тебе это… книжки привез, что просила, да вот еще… гостинцев… – было заметно, что и Павел не меньше Полинки удивлен и растерян. Он никак не ожидал встретить здесь давнюю знакомую.
– Книги это хорошо, это вот для этой девушки. Иди, я вас познакомлю.
Когда гость подошел ближе, Полинка немного расслабилась. Она мягко улыбнулась, глядя в глаза парня, которые, как ей показалось, стали еще голубее, еще небеснее.– Да мы это… знакомы, – проговорил Павел и, не выдержав взгляда девушки, отвернулся.
– Во как! Ну тогда все Полинка на сегодня. Закрываемся и домой, есть мамину вкуснятину.
Тогда, после взрыва, пробурчав друг-другу что-то на прощание, ребята торопливо разошлись. Полинка с Бориской пошли через Талую к себе на Лысую Сопку, а Павел вниз по резко обмелевшей Хул-ве домой.С тех пор больше не виделись.Однако, тогда Павел ушел не один. Глазастая девчушка успела заскочить и основательно устроиться рядом с его сердцем.… А оно и радо, приняло девушку, забилось, понеслось вскачь, забухало на весь мир…Устав идти, Павел приваливался к стволу дерева и, закрыв глаза, снова и снова на память всматривался в Полинку. И ведь ничего особенного, трезво рассуждала голова, а сердце который раз сладко куда-то падало, когда получалось глаза в глаза, когда украдкой видишь властный, правильный профиль, когда шелковистая бровь прыгает вверх от удивления, когда сами по себе начинают жить уголки девичьих губ, когда нечаянное касание – и тотчас искра, как маленькая молния… Диковатая, резкая, ловкая с ярким, колючим взглядом… Ох, ну почему все так быстро прошло!?Павел начинал терять голову. Он готов был снова проделать весь этот путь по горам и болотам, чтобы еще хоть немного побыть рядом с ней, посмотреть в ее удивительные ореховые глаза. Павел даже не успел спросить откуда они, их фамилию. Столько дней вместе и не спросить!?..Вот тогда и родились эти строчки его первого стихотворения:У нее чернобурками брови,Глаза – цвета дремучей тайги.Губы словно в брусничной крови,Господи, дай мне сил, помоги!..Домой Павел вернулся еще более молчаливым и задумчивым. С ожесточением набросился на дела. Работал до поздна, до сильной усталости. Это отвлекало, забывалось пережитое, туманились лица. А с началом зимы ему уже казалось, что не выдумка ли все, что произошло с ним в горах, не сон ли!?… Уж больно нереально выглядели его приключения, глядя на них из теплого, уютного дома, за сытным столом. Все меньше верил в эти волшебные случайности. Девушка становилась более нереальной, сказочной, этакой таежной золушкой…С тем и жил Павел до известного дня.
Отработав больше года в сельском магазинчике, Полинка стараниями и уговорами Шуры перебралась в город.Сколько Павел не заводил разговоров о женитьбе, ни мать, ни отец не хотели слушать. Во-первых, как рассуждала Елизавета Александровна, невестку должен выбрать либо отец, либо она, а во-вторых, Павлу просто рано жениться. И в возраст как следует не вошел, и жить пока негде, да и кто его знает, не сегодня-завтра снимут бронь и призовут под конец войны. Не хотели слушать и доводы Шуры. Короче говоря, тему скорой женитьбы Павла закрыли.А Полинке город понравился. Нравились дома, нравились люди. Вот только калеки в выцветших гимнастерках с цветными нашивками по ранению вызывали у нее искреннее сострадание, боль и жалость. Особенно много их собиралось как раз возле небольшого магазина, ее нового места работы. С утра они рассаживались на пыльные ступени длинного, высокого крыльца, пускали по кругу горькие самокрутки и вели вялые разговоры. К полудню напивались, ругались, а то и дрались костылями или чем попало. Милиция наиболее буйных забирала, но утром отпускала. На следующий день все повторялось.Работы на новом месте у Полинки было больше, чем в сельском магазине. Больше было и покупателей, и товара, и рабочий день длиннее. К вечеру девушка так уставала, что главным желанием ее было поскорее добраться до своей комнатенки и уснуть. Но Павел заканчивал работу позже, поэтому в ожидании его Полина после закрытия магазина еще долго возилась, подсчитывая выручку, готовя товар, проверяя печати и пломбы. Появлялся Павел, и Полинка с удовольствием вдыхала запахи бензина, масла, металла, точно это был аромат редких и дорогих духов. Потом они медленно брели до коноваловского дома, жали друг дружке руки и, украдкой вздохнув, расходились по домам.Полинка боялась признаться, что мысли о Павле заполняли ее всю. Она была рассеянной на работе. Едва он появлялся, замирало сердце, кружилась голова, а внизу живота разливалось тепло и дрожали ноги. Она смотрела на него, а видела большого, беспомощного и неуклюжего ребенка с кудрявой головой и чистым, доверчивым взглядом. Ей хотелось приласкать его, прижать к своей груди и нежно гладить, шептать ему что-то доброе, ласковое… Полинка удивлялась этому, пока не поняла, что она хочет, очень-очень хочет… детей, похожих на него. Она этого хотела и верила, что так оно и будет.Между тем, она сама – невысокая, с аккуратной фигуркой и удивительными глазами, не зная того и не догадываясь, не просто привлекала внимание мужчин, которые заходили в магазин, она их привораживала. Открытый, прямой и доверчивый взгляд удивительно теплых, черемуховых глаз словно предназначался для каждого покупателя персонально, отчего в мужских головах начинали бродить смелые мысли. Некоторые, выйдя из магазина, начинали искать причину, чтобы вернуться и еще чего-нибуть купить. Полинка с неизменной улыбкой отпускала им товары по второму и по третьему разу, удивляясь их забывчивости и невнимательности. Все ей казались милыми и приятными людьми.Особенно тепло Полинка смотрела на бывших фронтовиков. Где-то там, в далекой Европе еще воевали ее братья…Глядя на изувеченных, переломаных войной калек, не только у Полинки сжималось сердце от боли. Проходя мимо длинного, точно церковная паперть магазинного крыльца, прохожие впивались глазами в этих полуживых-полупокойников, выкинутых из нормальной жизни. Вглядываясь в их глаза, точно в маленькие оконца, люди вздрагивали, видя в них всполохи взрывов, дым, кровь и боль огромную, бездонную… Они даже чувствовали запах этой войны, запах страха, горя и грязи…Больше всего Полинке было жаль одного из них. Ни имени, ни фамилии его она не знала. Это был довольно высокий, худощавый и, судя по походке, еще не старый мужчина, одетый в армейскую телогрейку, солдатское галифе, высокие американские ботинки со шнуровкой, а за спиной – плоский, почти пустой вещмешок. Странностью было то, что он всячески прятал лицо. Длинный, несуразный козырек в виде совка какой-то иностранной фуражки не давал рассмотреть его полностью, хотя некоторые фрагменты все-таки удавалось увидеть. Кожа на скулах и шее была чрезмерно бугристой и блестящей. «Корявый» звали его те, кто крутился рядом. Говорили, что он горел то ли в танке, то ли в самолете. Мужчина не обижался. Все его внимание занимала тоненькая, серенькая кошечка, похожая на переросшего котенка. Она всегда была с ним. Он носил ее за пазухой, между грязной майкой и телогрейкой. С утра до вечера Корявый сидел на ступеньках магазина со всеми вместе и молча гладил свою кошечку, которая неустанно мурлыкала. Он никогда не вступал в перебранки и драки. Ближе к вечеру мужчина вставал и уходил. Он уходил зарабатывать себе на пропитание и водку. Полинке рассказывали, что он ходит по улицам и предлагает нехитрую, но очень нужную услугу – выведение крыс. Именно крыс, а не мышей. И гарантировал выведение всех до единой. Многие не верили, глядя на его запущенный и странный вид, но всегда находились те, кого крысы так достали, что не приходилось выбирать и раздумывать. Цена его услуг опять же была странной и, как многие считали, смешной – чекушка водки и скромная закуска для него, и свежая рыбка для кошки.Процесс выведения крыс заключался в следующем: Договорившись с хозяином, Корявый с наступлением темноты заходил в амбар, сарай, подвал или подпол, где беззаботно резвились грызуны, втыкал в пол длинный, в полруки железный стержень, который заканчивался небольшой деревянной площадкой, садил на эту площадку свою кошечку, вокруг разбрасывал приманку – хлебные крошки или что-то еще из еды и уходил до утра. А утром хозяин отворял дверь и ахал. Сладко жмурясь, на своей площадочке сидела скромная кошечка, а вокруг на полу валялся добрый десяток дохлых крыс. Корявый нежно подхватывал своего зверька, садил за пазуху, выдергивал стержень, получал оплату и прощался с хозяином до вечера. С наступлением следующей ночи он проделывал то же самое, оставляя на полу еще дюжину или более крыс. И так до тех пор, пока не оставалось ни одной твари. Обе стороны были довольны.Корявого часто спрашивали как это происходит, что за кошка такая, сама-то с крысу, и вот на тебе!.. Тот хмыкал, разводил руками и молча уходил к магазину делиться выпивкой и закуской с приятелями.* * *Полина его сразу приметила. Невысокий, богато одетый мужчина прямо с порога быстро обежал взглядом магазин и лишь после этого прошел дальше. Его походка была странной, покачивая приподнятыми плечами, глубоко засунув руки в карманы, он словно нехотя выбрасывал перед собой ноги, обутые в полуботинки из коричневой кожи. Он не смотрел на товар, на прилавки и полки, он лишь слегка касался взглядом тех немногих покупателей, что уже находились в магазине. Мужчина точно искал кого-то или опасался внезапной встречи. Обойдя небольшой зальчик, он успокоился и примкнул к реденькой очереди.Каждый раз, отпуская очередного покупателя, Полина бросала короткий взгляд на этого странного посетителя. У мужчины было довольно невыразительное, однако хорошо выбритое и немного холеное лицо. Краснота вокруг бесцветных глаз говорила о том, что он либо болен, либо ведет беспорядочный образ жизни.Осторожно наблюдая, Полинка ловила себя на том, что он кого-то ей напоминает. Либо она уже его видела, либо похожего на него. И чем ближе подходила его очередь, тем больше девушка волновалась. И разволновалась настолько, что у нее прямо на весах распался бумажный кулек с конфетами. Тотчас брызнул и разбежался сладкий товар по прилавку, попадал на пол к ногам покупателей. Люди послушно бросились подбирать конфеты и складывать на прилавок. Через некоторую паузу наклонился и мужчина. Наклонился вальяжно, слегка согнув ноги, поскольку несколько цветастых фантиков упали к его полуботинкам. Вот тут-то и случилось главное… Полинка словно ждала этого… Она видела, как из-за ворота мужчины молнией скользнул кулон в виде сердечка и маятником закачался на серебряной цепочке.– Что это!? Что это у Вас!? Откуда!?.. – помимо воли вырвалось у Полинки. Она не хотела, вернее сознанием она прекрасно понимала, что нельзя, неприлично и даже опасно это делать, а вот сердце нетерпеливое и открытое с волнением вытолкнуло эти слова.
– Что!?.. – жестко и зло, точно удар, прозвучало в ответ.
– Откуда у Вас этот кулон!? Это мой кулон!.. Я.., я его… потеряла!.. Откройте его, там моя… моя сестра, там портрет сестры!.. – Полинку понесло. Стало трясти точно в лихорадке.
– Ты что, детка!? Да за такое…
– Люди!.. Граждане!.. Это мой кулон, мой… Я… в милицию пойду!..
– Вот чеканутая! – пятясь к двери, проговорил мужчина и выбежал из магазина.
Через неделю, когда Павел работал во вторую, и Полинке пришлось идти с работы одной, они и выросли перед ней – три плоских, разновысоких, черных силуэта. Это было уже в проулке, почти перед самим коноваловским домом, когда девушка уже хотела облегченно вздохнуть, поскольку, как она считала, позади осталось самое страшное.– Замри цыпа и ни гу-гу, распишем, мама не узнает, – проговорил один из силуэтов хриплым, равнодушным голосом. И это прозвучало настолько убедительно, что у Полинки сначала отнялись ноги, а потом и способность что либо соображать. Остановилось сердечко. Оно быстро сжалось до горошины, сорвалось и укатилось куда-то к ногам. Страх ледяным панцирем сковал тело и задышал в лицо стужей.
Такого с ней еще не было. То, что было когда-то на речке Хул-ве, было по другому, там был Бориска, были лес и река, был, наконец, яркий солнечный день.– Механик, это она!? – прозвучал тот же голос.
– Заткни пасть, чучело! – послышалось в ответ, и Полинка узнала голос мужчины с кулоном.
– Ладно, завязали…