ТАЙНА ОЗЕРА ЗОЛОТОГО - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5
– А что сейчас делается в кедровниках!? – бойким голосом нарушил молчание Бориска и посмотрел на сестру. – Они ж за ночь снимут всю шишку до одной.
Но Полинка, думая о чем-то своем, вступать в разговор не думала. Она даже не посмотрела ни на брата, ни на пролетающих птиц.– Поль, хочешь пощелкать орешков? – Бориска опять озорно глянул на сестру. – Ну, че молчишь, говори быстрее.
Пока девушка соображала, отрываясь от своих мыслей, Бориска вскинул ружье, мягко клацнул, взводясь курок, и почти тут же резко и больно ударил по ушам выстрел.– Птьфу, леший!.. Ну и ума!.. – Полинка крутила головой, выгоняя из ушей тонкий, противный звон.
Тяжело летевшая кедровка словно ударилась в невидимую преграду, вскинулась, сложилась и, некрасиво кувыркаясь, полетела вниз.– Вот идол-то, трудно предупредить?!
Бориска довольный выстрелом и тем, что нарушил унылость утра смешно улыбался. Он поднял убитую птицу за крыло и пошел к речке. Полинка с жалостью смотрела, как кедровка рваной рябенькой тряпочкой болтается у его ноги, роняя на гальку черно-белые перышки. Она поежилась и отвернулась.Девушка всегда с трудом выносила, когда при ней кого-то убивали, даже вот как сейчас эту всеми ненавистную птицу. Ей было жаль ее. Полинке вообще было жалко все живое, что летало, бегало или ползало. Она понимала, что жалость неуместна на охоте, что она может вызвать лишь недоумение и ухмылку. И еще обязательный упрек: а мяско-то кушать, небось, любишь!?Да, Полинка любила есть и мясо, и рыбу, а что же еще есть, если живешь лесом и озерами!? Она любит, но не может смотреть, как для этого убивают.Вот и когда с Бориской охотятся, всегда просит предупреждать заранее, когда готовится выстрел. Сама же она даже представить себе не могла, как это кого-то убьет, пусть ту же кедровку.Тем временем Бориска потрошил зоб незадачливой птицы. На ладонь вываливались отборные орехи.– И ведь что интересно – ни одного пустого или мелкого, – восторженно пояснял он. Собрав все до единого орешка, Бориска прополоскал их в воде, а тельце убитой кедровки швырнул в речной поток, который жадно принял жертву и быстро потащил ее, унося, качая на волнах, словно шутовски баюкая.
– На, такие спелые и крупные еще не щелкала, – Бориска протянул Полинке горсть орехов. Та подставила совочком ладони и ссыпала в карман. Она не могла есть их сразу, ей казалось, что они еще хранят тепло убитой птицы.
За очередным поворотом Бруснянка сбрасывала скорость и разливалась широко, раздольно. Встревоженные чирки шумно с хлопаньем взлетали с воды и, набирая высоту, делали красивый вираж.– Смотри, Поль, где-то здесь неприметный ручей должен быть.
Бориска хорошо представлял себе маршрут, что рассказал отец. По этому ручью они должны будут подняться на малиновый увал и сразу вниз, потом на большой отрог горбатого хребта. До него пара дней. После хребта – озеро.Пошел дождь. Пошел мелко, лениво. Найденный ручей не обрадовал ребят. Он плотно и широко зарос ивняком. Пришлось идти напролом. Ветки упирались, царапались, потревоженные деревья обрушивали вниз целый водопад. Одежда быстро промокла, настроение совсем упало.Хоть и не изменилась светлость дня, а вечер Бориска вычислил. Сделали шалаш, поели, просушились.Утро встретило точной копией предыдущего дня. Серые, мутные тучи, дождь, буреломы. Только на третий день они вышли на склон, усыпанный огромными камнями, поросшие желтоватым мхом. Склон полого уползал вверх и тонул в тучах. Ручеек сразу потерялся. Поднялись и будто нырнули в туман редкие скалы. Бориска привык ходить по ориентирам и по собственному чутью, которое пока не подводило. Но в горах, тем более в тумане был впервые.Полинка покорно тащилась сзади, всецело доверяя брату. Она хоть и была мокрой, почти насквозь, но, тем не менее, верила, что впереди ее ждет что-то удивительное и необычное. Лишь зайдя в тучи, она немного заволновалась, однако, видя, как уверенно шагает Бориска, опять успокоилась и пустилась в свои размышления.А Бориска сомневался. Они поднимались все выше и выше, но куда?! Где они!? Легкий ветерок, на который Бориска вначале ориентировался, давно изменил направление, и сейчас, казалось, дул совсем с другой стороны.Никакого страха конечно не было. Он чувствовал себя в своей стихии. Терялось время да камни выламывали ноги.Но вот посветлело, небо стало как разлитое молоко. Через несколько шагов начался спуск.Когда над головой стало опять темнеть, под ногами заворчал ручей. Так по нему дошли до первых деревьев.Утро встретило прежней хмарью. Видимость была шагов пять-семь. Постепенно ручей вырос и превратился в маленькую речушку. На открытых участках вдоль берега стали попадаться старые полусгнившие развалины нарт. Светло-серые их останки, как скелеты невиданных зверей, торчали из травы то на одном, то на другом берегу. Они намекали, что раньше здесь была дорога. После очередного плавного поворота речку стало зажимать скалами.На душе у ребят стало тревожно. Тревожно было и вокруг. Даже Ветка притихла и жалась к ногам ребят.– Борь, страшновато, – проговорила Полинка, поеживаясь как от мороза. – Смотри как темно там дальше!
– А че бояться-то, – брат хорохорился, а на самом деле немного трусил. Такого страшного и необычного места он еще не встречал. – Пройдем эти скалы и посмотрим, что там за ними. Река-то туда бежит.
И ребята отправились дальше. Шли медленно, настороженно, крутя головами. Им казалось, не они разглядывают это мрачное ущелье, а оно их. Дождь усилился. Темные, угрюмые скалы плакали, по ним светлыми струйками сбегали дождевые слезы. Речка притихла. Она стала почти черной и шершавой от множества дождинок.Стремительно смеркалось. Бориска пошел быстрее в надежде выйти из этого скального мрака.– Тихо! – он вдруг остановился и, не оборачиваясь, вытянул в сторону руку. – Смотри!
В небольшой нише, прямо под нависающим скальным карнизом стояла избушка. Она плотно прижалась к черной скале и в сумерках походила на присевшую слепую старушку.– Ой, Борька, я боюсь!
Бориску немного знобило. Он медленно и внимательно оглядывал местность. Ему казалось странным, что избушка стояла в таком неудобном месте. Ни охоты, ни рыбалки… Тогда зачем!? Окон не было, дверь была просто приставлена к проему, поскольку петли давно сгнили. Бревна, как в бархате, были сплошь покрыты темно-зеленым мхом.– Пошли, – он снял с плеча ружье и сделал шаг к избушке.
– Нет, я боюсь, а вдруг там кто-то есть…
Бориска отвалил дверь. Оторвал кусок бересты, которая обильно торчала в кровле. Разжег ее в трясущихся руках и вошел внутрь.– О, да тут нормально, Поль!.. – донеслось изнутри.
Полинка с облегчением сняла с себя надоевшую пайву и переступила порог.– А чувал-то, чувал, я такой впервые вижу. Он на рыбью пасть похож. Только без зубов.
– А что, здесь неплохо! Давай, Борь, за дровами, а я свежего лапника наберу.
Затрещали ветки, задымил чувал. С появлением огня наступила ночь. Бориска на ощупь искал все, что могло гореть. Ему хотелось запастись дровами как следует, просушиться, выспаться.Сырой дым стелился низко и плавно, как и речушка утекал вниз по ущелью.В разварившееся сухое мясо Полинка добавила овсянки ровно столько, чтобы получилось что-то вроде жиденькой каши – любимой их еды на скорую руку. Подсыхали и свежие ветки пихты, разложенные вокруг очага. Они издавали привычный сладковатый запах, вызывая томление во всем теле, желание скорейшего отдыха.Ветка с легким стоном улеглась у проема и моментально уснула.– Эй, Борь…, Борька!? Все готово! – звонко позвала брата Полинка.
– Щас, погоди, пока мокрый схожу еще подальше, там вроде должно быть.
– Остынет!..
– Ничего разогреем.
Навертев на палку бересты, Бориска опять ушел на поиски дров. Дойдя до реденького молодого ельничка, он присел и со второй спички запалил бересту. Выгибаясь и треща, она разгорелась, отбросив темноту аж на другой берег. Вода в реке почернела и стала походить на деготь. Заметались тени. Бориска спешно осматривался вокруг.Вот, то, что надо! Из-под елок торчало бревно. Паренек успел заметить, что чуть дальше – еще одно, но факел замигал и погас. Бревно оказалось коротким и легким.– Полинка, принимай, – радостно проговорил он, просовывая в дверной проем гнилой конец бревна, – руби потихоньку и подбрасывай. А я еще за одним, пока глаза привыкли. Я быстро.
Взяв еще бересты, он отправился к ельничку.Ощупью наткнувшись на колючие ветки, он присел, разжег бересту, протиснулся сквозь мокрые елочки, поднял глаза и, … волосы встали дыбом!.. Тело онемело… Он смотрел, не веря, что такое бывает, что оно есть на самом деле!..Пламя металось, шипело, трещало, а страшные, уродливые лица корчились, гримасничали, разевали черные рты, колыхались круглыми телами, смотрели пустыми глазницами… Их было много! Разновысокие они неслышно шли на Бориску, наплывали, накрывали его собой!..Береста прогорела. Пропали жуткие лица. Но страх от этого стал еще более невыносимым! Бориска качнулся, укололся о ветки, услышал шорох дождя, почувствовал боль от вздыбленных волос, удивился, что еще живой и, боясь дышать, попятился, а через мгновение уже несся назад.Влетев в избушку, он схватил ружье.– Сюда, Полинка, … быстрей!.. – закричал Бориска, пятясь от проема в дальний угол.
Полинка метнулась к брату и спряталась у него за спиной.– Ну.., где они!
Ружье ходило ходуном. От брата крупная дрожь перекинулась к Полинке. Громко застучали зубы. Тихонько поскуливая и не спуская глаз с дверного проема, она вся вжалась в угол.Сонная Ветка, лежа у порога, с недоумением смотрела на хозяев.Никто не появлялся.Вдруг Бориске показалось, что в углу у входа что-то шевельнулось. С трудом, оторвавшись от проема, он перевел взгляд в угол, тихо вскрикнул и тут же нажал на курок.Полинке показалось, что у нее лопнула голова… Ударило горелым порохом… Не успела перевести дыхание, как новый выстрел!.. Из ствола брызнул сноп искр и огня, а голову и избушку опять разорвало… И только тут до Полинки дошло, что брат палит в деревянного идола, которого сам и приволок, вернее в то, что от него осталось.– Борь.., Борька!.. – кричала Полинка и сама себя еле слышала. – Ты че в деревяшку-то палишь!?
В ушах стоял противный звон, а голова гудела далеким громом. Поначалу, когда брат ворвался в избушку с белым, перекошенным от ужаса лицом, она думала, что за ним гонятся волки или сам «хозяин», а теперь она ничего не понимала… Почему он стреляет в деревянного идола!? Приволок и расстреливает!? Она сама страшно испугалась, когда втащила бревно и рассмотрела, что принес брат. Полинка ужасно боялась всего, что было связано с шаманскими штучками, как она называла различные жертвенные места, капища, культовые лабазы, священные деревья, камни, захоронения… В этом было много таинственного, непонятного, страшного…Бориска точно не слышал сестру. Он опять переломил ружье, вытащил пустую, дымящуюся гильзу и зарядил новым патроном.– Ты че, Борь!? – Полинка отчаянно затрясла его за рукав.
Бориску продолжало трясти, пальцы плохо слушались, шальной взгляд блуждал по избушке, проему… До него медленно доходило, что случилось что-то странное. Он разглядывал поставленного в угол сильно укороченного Полинкой безрукого, безплечего деревянного истукана, одного из тех, что так напугали его. Огонь в очаге оживлял его пустые, глубокие глазницы, грубо вырубленный нос, квадратный рот…, лицо шевелилось, точно пыталось что-то сказать, то суровело, то улыбалось…Видя, что в брате наступил перелом, Полинка взялась за горячий ствол и потянула ружье на себя.– Все хорошо, Борь, все хорошо…
Он посмотрел на сестру каким-то отсутствующим, разочарованным взглядом, выпустил ружье, шагнул к лапнику и, подогнув ноги, по-детски, с тихим стоном опустился на лапник. Уткнувшись лицом в колючие ветки, Бориска затих, потом задергал плечами, тихо заплакал.Он выплакивал из себя остаток детства, выплакивал страхи, которые мешали взрослеть, быстрее становиться настоящим мужчиной, выплакивал обиду за свой маленький рост, неуверенность и робость перед рослыми сверстниками… Он плакал последний раз. Потом через годы и годы у него будут слезы. Слезы от горя и радости, но плакать он больше не будет никогда.Полинка присела рядом, положила его голову себе на колени и стала гладить его мокрые, взъерошенные волосы. Она гладила, как гладила бы мама. Гладила и тихо приговаривала…Уже с сонного осторожно, чтобы не разбудить брата, она снимала мокрую одежду, стаскивала сапоги, портянки, укрывала всем, что было сухое. Где-то в глубине сознания она понимала, что утром брат проснется совсем другим. Скорее всего таким, как его старшие братья, как их папка. И ей никогда больше не придется над ним подтрунивать.Полинке не спалось. Бревно почти догорело. Одежда и обувь хорошо просохли. Засерела щель между приваленой дверью и проемом. Вот и утро! У Полинки вдруг возникло радостное предчувствие, как перед праздником или днем рождения.Она выбралась наружу. Дождя не было. Стоял густой туман, перемешанный с дымом. Вода в речке прибыла и теперь бежала веселее. Начинали посвистывать первые птицы. Однако, что-то было не так, чег-то не хватало.Ветка!? Ночным выстелом ударила девушку догадка. Собаки нигде не было.Полинка спустилась к ельнику. Пройдя через него, она невольно вздрогнула, увидев то, от чего ночью брат пришел в ужас. И действительно было отчего. Сразу за ельничком стоял частокол из деревянных истуканов. Они перекрывали собой весь правый берег. Разновысокие, покосившиеся, некоторые не выдержали и улеглись на землю. Рубленые лица и сейчас выглядели зловеще и угрожающе. Полинка подошла ближе. От идолов уютно пахло старым, мокрым деревом.Прошедшая ночь многое изменила в ней самой. Девушка догадалась, что они с братом совершенно случайно вышли на старинную, давно заброшенную дорогу. Возраст елочек – срок ее запущенности. Сердечко Полинки радостно запрыгало: «А не ТУДА ли она идет!?..» И тут же тонким, мелодичным звоном отозвалось со всех сторон и загуляло эхом, громче запели птицы, ветерок слегка толкнул ее в спину, а река поманила за собой.Примерно к полудню, когда ущелье больше походило на щель с узенькой кромкой берега, впереди стало светлеть.– Все, Поля, кажется, выходим, – Бориска оглянулся и виновато улыбнулся сестре.
– Ой, не верится…
– Выходим, выходим.
И вдруг враз стало светло. Туман стал ярким, светящимся. Серые скалы пропали. Речушка резво побежала вниз. Она заметно осмелела, заговорила в полный голос, зазвенела, ловко уворачиваясь от камней, смело прыгая вниз, срываясь с крутых скальных уступов, весело брызгаясь, вспенивая себя. Стали спускаться и ребята. И вот то, что они называли туманом, шевельнулось, приподнялось как пышное, воздушное одеяло, открыв на мгновение далекую панораму. Даже этого мгновения хватило, чтобы у ребят перехватило дух. Они замерли на месте, словно увидели чудо!.. Следующим потоком ветра «одеяло» снова приподнялось и уже больше не опускалось.Ребятам открылась удивительная по красоте картина! Перед ними лежала долина. Та «золотая» долина, о которой мечтала Полинка.Плоская, с небольшими островками скалистых сопок, окруженная ожерельем могучих горных хребтов, долина раскинулась широко и просторно, на многие и многие десятки километров. Изумрудная зелень лесов, голубые блюдца озер, хрустальные ниточки рек и речушек, клочки белоснежных облаков делали долину сказочной, волшебной, нереальной!..– Что это, Поль!? – в страшном волнении спросил Бориска.
– Это, – Полинка изменилась в лице. Девушка вмиг повзрослела и стала другой. Она смотрела вокруг пристально, величаво, по-хозяйски ревниво, – это, – повторила она, – моя… земля Борька. А я, – она прищурила глаза, – стало быть, ее владычица! – И она рассмеялась, открыто, громко и счастливо, как, наверно, и подобает царским особам.
– Подожди Борь, – не отрываясь от долины, проговорила Полинка.
Бориска, начав спускаться, повернулся к сестре.– Тогда может, чайку вскипятим, а?
– Давай, – тихо ответила девушка, продолжая вглядываться в изумрудные дали. Она буквально впивалась в каждую речушку, вершинку, выступ или склон, желтоватую болотинку или сумрачный урман. Ее глаза фиксировали и запоминали все что видели: Вот осколок скалы, точно молодой зуб, что едва прорезался в десне, выскочил над мохнатой еловой гривой и торчал вызывающе и нелепо. А дальше за ним серебряной ниточкой на повороте блестит речушка. И снова останцы серые, мрачные, похожие на развалины древней крепости.
– Готово! Доставай сухари, Поль, – Бориска весело разливал из черного котелочка зеленоватый кипяток. Чай давно кончился, и ребята заваривали то смородиновые листья, то брусничные, то чагу, а когда сильно уставали – Золотой корень.
Шумно втягивая в себя горячий чай, похрустывая сухарями, Полинка продолжала всматриваться в долину.– Поль, дай-ка мне свой нож! – Бориска решил переладить лямки обеих пайв.
– Да нет, вогульский с узким лезвием.
В другой раз она может и не дала бы брату отцовский нож, но сейчас, когда так захватил этот чарующий живой ковер «ее» долины, Полинка, не раздумывая, протянула брату подарок отца. То ли она неудобно подала, то ли Бориска взял не так – только нож вдруг выскользнул из рук и, жалобно звякнув о камень, со шлепком ткнулся в мягкий глинистый берег ручья.– Вот безрукий!.. – вскрикнув, Полинка нагнулась и осторожно оторвала нож от глины. – Больше не проси, не получишь…, вон, как испачкал ручку…
Но что-то заставило девушку вновь нагнуться и взглянуть на отпечаток ножа в глине.– Борька, смотри!
– Ну, – немного обиженно отозвался брат.
– Да ты сюда смотри, – сестра показывала на оттиск рукоятки. – Смотри как интересно… – свободной рукой она загребла ком мягкой глины и шлепнула его на высокий камень. Затем, легонько похлопала, приплюснула ком ладошкой и, положив ручку ножа, прокатила по нему как скалкой по тесту.
– Ну.., и что дальше?
– Смотри! – почему-то шепотом проговорила Полинка и уставилась на красноватую лепешку. От предвкушения тайны по ее спине пробежал озноб. Во рту стало сухо, несмотря на только что выпитый чай.
– Ну!? – опять протянул Бориска.
– На что это похоже!? – шепотом проговорила сестра.
– На маленькую коровью шаньгу!
– Дурак! Гляди ладом.
Изрезанная трещинками, углублениями, выступами ручка на глине выдала совсем другую картину, обратную. На глиняной лепешке появились острые зазубринки, пирамидки, конуски, длинные зубчатые полукружья…– Погоди, погоди, где-то я это уже видел, – Бориска тоже перешел на шепот. Он приблизился к глиняной лепешке вплотную и разглядывал оттиск с интересом.
– А ну-ка зайди с моей стороны, – Полинка напряженно улыбалась. – Ну, что теперь скажешь!?
Бориска поднял глаза, удивленно посмотрел на сестру, потом оглянулся на долину.– Ну, что молчишь!?