Сидя на каменном полу вместе со всеми, Геррет слушал хриплый голос Араны. А слушать не хотелось. Она рассказывала сыну радостные воспоминания, полные тепла. Может, именно они помогли ей остаться в рассудке после всего, что с ней сделали. Но сейчас эти истории выжигали рассудок Геррету.
Он хотел поставить круг тишины сразу, как все только вышли из центральной камеры, оставив Фара с Араной. Но Мильхэ остановила Геррета, мотнув головой на Ирму. Хотела заставить её что-то понять? Он не знал. Теперь Ирма всхлипывала и тряслась. Как трясутся от холода. Или скорее, от ужаса. Ледяная ведьма плакала не стыдясь. Даже у Лорина с Рейтом глаза были на мокром месте.
Геррет глядел на холодные камни, а видел перед собой то, что было за стеной. Утыканная странными трубками, истерзанная многолетними страданиями женщина, почти все дети которой погибли, рассказывает сыну, что вырос без неё и все эти годы и знать не знал о матери, как его давно погибшая сестра таскала из погреба морковку для скорпикошек. Рассказывает, чуть смеясь.
Это должны быть весёлые семейные истории, которые начинают со слов «А помнишь?». Но никак не… это.
Геррет подумал о своей матери, и сердце его сжалось: сидит в Эйсстурме, ждёт непутёвого сына. По щеке Геррета скатилась слеза.
— Я больше не могу, — сказал он и наконец поставил круг тишины.
Так прошёл, наверное, ещё час. Никто не говорил. Да и о чём они могли говорить? Про себя Геррет радовался, что Ирма успокоилась и перестала плакать.
— Её правда нельзя спасти? — спросила она у Мильхэ.
— Я не знаю. С этой жидкостью сложно определить, насколько здоров её собственный организм.
— Ты видела такое? — спросил уже Рейт.
Мильхэ не ответила, но Геррет не сомневался — видела.
— Притяни побольше воды, — сказала Мильхэ Ирме.
Та, всё ещё шмыгая, прикрыла глаза и замерла. Через несколько минут в камеру вползла плеть воды, собираясь в большой ком льда.
— Кто это сделал? — вдруг тихо сказала Ирма. — Как такое можно делать?!
Никто ей не ответил. И как ответить-то?
— Я… Не знаю, что и думать, — Ирма снова всхлипнула. — Я ненавидела его все эти годы. Всегда всё было ясно: он убийца. Но сейчас…
— Сейчас всё не так, — глухо пробормотал Рейт.
— Нет, всё так! Он убил мою семью, это никак не изменишь, но… Я, что, должна простить его теперь? Как?
— Кроме тебя, этого никто не может решить, — вздохнула Мильхэ.
«Маатар, ведьма, это слишком жестокий урок», — внутренне прорычал Геррет.
Слишком жестокий для всех.
Геррет постарался отвлечься. Сейчас он — наёмник, связанный контрактом. Центральную камеру с Араной надо тщательно осмотреть и начать можно, не заходя внутрь. Геррет встал и подошёл ближе к входу в камеру. Он не слышал, о чём разговаривали мать и сын, и старался не глядеть на их лица.
— Там две пирамидки. Вы видели?
Их положили в нишу в стене. Одна из них оказалась гораздо больше другой и тех, которые они нашли раньше.
— Я думаю, — сказала Мильхэ, — она быстрее привлекает Тварей. Мне кажется, отсюда и началось распространение Чащ. А оборотни здесь, чтобы защищать дольмен от случайных гостей, пока не собралось бы достаточно Тварей.
— А орки где были? — возразил Геррет. — Как такое проглядели?
— Кто знает, — вздохнула Мильхэ. — Может, они не успели понять в чём дело. Думали, просто Твари вылазят. Бывает же такое.
— На севере что-то прячут, — сказал Рейт, и все посмотрели на него. — Ну не просто так же тут сделали тварий заповедник! А в Чащи никто в здравом уме не полезет проверять.
— Мы полезли, — хмыкнул Лорин.
— Нам много денег заплатили.
«А ловят ли ещё оборотней, чтобы делать таких волков?» — подумал Геррет, а потом почувствовал, как у него начинается зуд.
Нет, зуд между лопаток он чувствовал постоянно из-за Ирмы, но уже почти привык. А сейчас у него чесались руки, шея и лодыжки. И спина. Вся.
— Кажется, у нас проблемы.
Воздух около Фаргрена замерцал и… Появился человек. Или не человек, но кто-то двуногий. Потом второй.
Первому один из волков выдрал горло, второго Фаргрен отшвырнул, не контролируя себя, да с такой силой, что тот мешком рухнул на пол, ударившись головой о стену. Проклятье, нужен кто-то живьём!
— Надо проверить, что снаружи! — сказал он всем, а потом превратился: — Сестра! — рыкнул Фаргрен брату. — «Какого хррккла мы оставили их там!»
Трое волков помчались к выходу.
— Там точно есть иллигены, — на бегу крикнул ему Геррет.
И Фаргрен вдруг понял: Мильхэ с Ирмой остались позади. Эта ведьма: доверять ей или нет?.. Он помчался дальше.
Успели вовремя. Волк, остававшийся с писклявкой, уже схватился с кем-то, а над нею склонялась тень. Двое других волков атаковали тень. Несколько мгновений — и все трое, бросив растерзанных врагов, ринулись к выходу из дольмена.
Фаргрен пытался остановить братьев, но тщетно. Писклявка — и та в ярости сучила передними лапами. Рыкнув ей не дёргаться, Фар тоже через миг оказался снаружи.
А там… Там уже были твари. Двуногие Твари. Иначе ублюдков, причастных к этому всему, Фар назвать не мог. Нет, даже Тварями их не стоит называть. Оскорбительно по отношению к чащобным созданиям.
Одного из волков убили сразу же — арбалетный болт попал ему в глаз.
Послышалась ругань:
— Какого хрена они пропустили их?
«Просто давным-давно кто-то плохо сделал свою работу», — подумал Фаргрен, раздирая горло первому врагу.
Но их было слишком много. Фар увидел, как упал Рейт, когда сразу два клевца пробили ему доспех. Как Лорин полоснул противника кинжалом по шее. Как огненные шары Геррета разнесли троих на куски.
Слишком много…
Фаргрен уже готовился снова выпустить Зверя, как в зияющей пасти дольмена появилась Мильхэ и… Мир застыл. Так Фару показалось, но в следующий миг он понял — замерли только враги.
— Несколько секунд, — прохрипела ледяная ведьма, и из носа у неё потекла кровь.
Что ж, этого вполне достаточно.
***
Они сидели у стен дольмена. Зверь, мааген и безбашенный лучник. Мёртвый. Второй безбашенный лучник лежал рядом. Лежал и умирал. Котёнок прятался в темноте камней, как положено котятам. Писклявка скулила и пищала, как положено писклявкам.
Ледяная ведьма тоже умерла.
Мильхэ была холоднее льдов Драакзана. Потратила всю себя на последний фокус и умерла. Сердце её не билось, грудь не дышала, а кожа казалась совсем белой из-за багровых дорожек, которые сбегали от носа к подбородку, от ушей на шею.
Смерть Мильхэ означала смерть для ещё живых. Первым умрёт Рейт с глубокими ранами на животе. Геррет с расшибленной головой, сломанной рукой и резаной раной на бедре погибнет, пытаясь выбраться из Чащ. Умрут котёнок, писклявка и старая волчица. Может, не в такой последовательности, но умрут. Потому что Зверь не сможет вытащить всех. А вот сам он, скорее всего, выживет. Но на какого хррккла тогда ему это сдалось?
И Зверь взвыл. Никто не слышал, но он взвыл. Кому он и сам не знал, но кто-то ведь должен услышать?
Услышала… ледяная ведьма.
Мильхэ вдруг вздохнула, закашлялась и свернулась клубком, как спящая аксолька. Полминуты она лежала, почти не дыша. А они сидели и не смели дышать, глядя на неё.
— Помогите мне, — наконец попросила она несостоявшихся мертвецов.
Мильхэ начала с Рейта. Сама она почти ничего не делала: руками её был Зверь, а силой — котёнок. Ведьма говорила, что делать, и они делали. Фаргрен никогда в жизни не работал медицинской иглой, да ещё и по живой плоти. Ирма тянула воду для Мильхэ и помогала как-то ещё.
Когда они всё сделали, ледяная ведьма вручила Ирме шарик янтарного цвета.
— Дадите ему это, если… когда очнётся. Просто положите в рот, и пусть тает. В дольмен его. Медленно и осторожно. Больше ничего сделать нельзя.
Сама Мильхэ поползла к Лорину. Он сидел и, казалось, смотрел на кучу древесников, разорванных Фаром. Но взгляд у него был стеклянно-мёртвый.
— Он умер, — сказал Геррет, но Мильхэ всё равно что-то делала. — Ирма пыталась изо всех сил, но ничего не вышло.
— Почему он сидит? Если терял кровь, то…
— Он не хотел умирать мешком на земле. Сел, когда понял, что чуда не будет.
Мильхэ развернула побуревшие бинты на ногах Лорина, открыв глубокие раны.
— Яд, — изрекла она странно глухим голосом, — то есть, не совсем. Не даёт крови остановиться.
Геррет молчал. Медицинские подробности его не интересовали. Мягко говоря.
Мильхэ тонкими пальцами почти с нежностью закрыла Лорину мёртвые глаза. На мгновение замерла, плечи её дрогнули. Сделав глубокий и судорожный вздох, она подползла к Геррету.
— Тебе повезло, — сказала Мильхэ, ощупывая его голову.
Со стороны могло показаться, будто сидит себе парочка и милуется. Он обнимает её, а она, прильнув к груди любимого, ласково играет с его волосами. Если бы не трупы вокруг и запёкшаяся корками кровь на Геррете. Он действительно обнимал её здоровой рукой. Просто потому, что держаться в хоть сколько-нибудь вертикальном положении ледяная ведьма не могла.
— Тошнит? — спросила Мильхэ.
— Тошнило.
А Геррет вдруг вспомнил: это был мару-кадал. Эльфийский, к Тварям его, мару-кадал, в который Дети Леса впадают, получая серьёзные ранения. Так у них есть небольшой шанс дождаться помощи. Геррет знал об этом, только не доводилось сталкиваться вживую.
Ледяная ведьма не ожила. Такого не бывает. Просто она не умерла до конца. Как Мильхэ очнулась без всякого вмешательства со стороны — та ещё загадка. Как и то, что вообще она сделала со всеми нападавшими.
Но Геррет думал о другом: если бы он вспомнил о мару-кадал вовремя, они бы попытались привести Мильхэ в чувство, и тогда она… Тогда Лорин мог бы не умереть.
— Ирма сделала, всё как надо, — вдруг прошептала Мильхэ.
— Ей это скажи. Она даже дала смолу, смешанную с пустынником. Два раза.
— Что?! — Мильхэ отпрянула от Геррета, будто тот сказал гадость. — Сколько времени прошло?
— Откуда я знаю? Какая раз…
— Геррет! — удивительно, но ледяная ведьма ещё могла леденить. — Сколько времени прошло с того момента, как Ирма дала ему смолу второй раз?
Он прикрыл глаза думая.
— Не больше часа. С того древесника, — Геррет показал на одну из Тварей, — начало капать, и Лорин сказал, мы должны набрать этой сраной смолы и заработать кучу денег.
— Она может капать дольше часа, — сказала Мильхэ, глядя на древесника, с которого всё ещё сочилась тёмная, вязкая жидкость. Потом отодвинулась от Геррета. — Ладно, я попробую. Положи его на землю.
— Что ты…
— Делай! — рявкнула Мильхэ и тут же закашлялась. — И достань мне «слезу».
— Ты сама-то переживёшь это?
— Переживу.
Геррет даже не пытался вставать — ползком добрался до Лорина, толкнул тело, а потом кое-как перевернул его на спину. И почувствовал, как кровотечение из раны на бедре усилилось и бинты намокли сильнее.
— Не умрёшь, — отрезала ведьма, разгадав немой вопрос Геррета. — Две склянки с синей пробкой из присланного снаряжения, и ещё часа через полтора повторишь.
Из дольмена вышли Фаргрен и Ирма. Геррет видел, что та едва не плачет.
— Ирма, мне нужна вода. Фаргрен, помоги Геррету перебраться в дольмен.
— Нет, я останусь!
У Мильхэ, видимо, не было сил спорить, и она промолчала. Потом начала… Геррет не мог сказать, что происходит. Да и никто не мог.
Над телом Лорина заструились водяные нити. От древесника, того самого, с которого ещё сочилась смола, побежали в воздух багровые капли. Вода окрасилась красным и стала похожей на кровь.
Потом нити окутали тело Лорина, часть их вошла в раны.
— Что она делает? — прошептала Ирма.
— Понятия не… — ответил было Геррет, но Мильхэ его перебила:
— Вымываю яд.
— Свежую смолу ведь не используют…
— Как часто, Геррет, целители видят свежую смолу?
Он хмыкнул: нечасто… Если только это не целитель чащобного отряда.
— Но я слышал, свежая смола выжигает кровь.
— Выжигает. Но в Лорине крови почти не осталось.
Красные нити вдруг разорвались и упали на землю. В воздухе снова заструилась вода, и Мильхэ опять смешала её со смолой, добавила какое-то снадобье из своей бездонной сумки.
— Но ведь он умер… — еле слышно прошептала Ирма, глядя, как струйки вливаются в раны.
На этот раз вода со смолой полностью вошла в тело.
Мильхэ скорчилась рядом с Лорином и, казалось, ничего не делала, но губы её шевелились — она считала. До тридцати, небольшой перерыв — и заново. Долго ничего не происходило, а потом… Лорин будто кашлянул.
— Огонь всепоглощающий… — прошептал Геррет.
Лорин задышал. С небольшим присвистом и хрипом, но он дышал. Геррет положил руку ему на грудь — сердце билось.
— Предки великие, вот же везунчик! — вдруг сказала ведьма и повалилась мешком на землю без сил. — Ирма, прочисти и заново перебинтуй ему раны. И Геррету смени повязки.
— Что ты сделала? — спросил Геррет, не в силах убрать руку с Лорина: неужели, жив?
Как такое возможно?!
— В дольмен и Лорина, и Геррета.
— Нет, сожги тебя Маатар, хоть раз объясни! Объясни это! Он же умер!
Мильхэ вздохнула.
— Это называется первая смерть, — заговорила она, но всех уже не было сил удивляться. — Эльфы делят смерть на два вида: первая, обратимая, когда при должном мастерстве целитель может заставить сердце снова биться, вторая — окончательная, когда уже ничего нельзя сделать.
— Как ваш мару-кадал?
— Нет, мару-кадал это другое, он есть только у Детей Леса. А первая и вторая смерть — у всех. Но первая смерть очень короткая. Всего несколько минут. Некоторые вещи могут продлить это состояние. Низкая температура или…
— Смола.
— А ты думаешь, почему она так ценна? Вы дали ему снадобье из смолы, а она способна некоторое время защищать ткани и мозг от разрушения. Если бы не это, Лорина бы не получилось спасти. А теперь он даже живее Рейта.
— Но ведь он потерял кровь!
— Пока её заменяет раствор смолы. Постепенно кровь восстановится. Предки, Геррет, ты хочешь за минуту понять все секреты целительства? Тащите их обоих в дольмен.
— Да разве кто-то знает о таком?! — не успокаивался коротышка. — Как ты заставила сердце биться?!
— Всех в дольмен! — приказала Мильхэ Ирме и Фаргрену. — Меня — последнюю.
Фаргрен потащил Лорина, Ирма — помогала идти Геррету. И как только они оказались среди каменных стен, вход затянуло льдом.
— Сраный пепел! — прорычал Геррет. — Ирма, убери его!
— Я не могу! — всхлипнула девушка, пытаясь перетянуть на себя контроль.
У ледяной ведьмы. Конечно…
— Ещё бы, сожги её Маатар! — Геррет рассердился так, как не положено тяжелораненым. — Замыкание… Мильхэ, какой Твари ты творишь? — прокричал он, но ледяная ведьма не ответила.