Я видел, что ему плохо, его всего колотило, но, с другой стороны, я боялся держать его долго под действием спирта, ведь здесь было высоко, могло сдать сердце.
- Может быть, до вечера подождем? - сказал я, щупая ему лоб. Лоб был холодный.
Он не ответил.
Я пошел к себе, в палатку, налил больше полкружки спирта и, стараясь, чтобы никто не видел, принес ему.
"Как все-таки скрутило этого фанатика,- подумал я,- сам не стыдится просить выпить". И мне стало его здорово жаль, ему действительно приходилось туго.
В этот день я отправил Сережу с письмом к пограничникам. Меня беспокоили те двое.
После обеда стояла тихая теплая погода, мне захотелось залезть куда-нибудь повыше, осмотреться. Мы провели здесь, у Солонкуля, уже несколько дней, но из-за паршивой погоды ничего толком не видели и толком не работали.
Я примерился взглядом к одной невысокой скалистой вершине, до нее было недалеко, а с нее можно было рассчитывать увидеть многое, и я полез.
С трудом я добрался до верха горы, уселся там на скале и более получаса самым тщательным образом разглядывал гребни, вершины и долины. Но на протяжении большого пространства, которое отсюда с вершины было мне видно, я ничего интересного не увидел.
Я уже хотел спускаться вниз, так как солнце стало склоняться, когда вдалеке заметил какого-то человека. Всадник ехал из лагеря куда-то к Курумдану. Кто бы это мог быть? Всадник был в черном. Черный бархатный чапан был только у Сатанды. Неужели он? Куда же? Ведь при моем уходе он был совершенно болен. Неужели поправился? Не может быть! Как же он больной все же решил двигаться домой? Зря! Я стал поспешно спускаться и когда уже миновал значительную часть пути, опять остановился и начал в бинокль искать Сатанду.
За это время он порядочно отъехал от лагеря. Но теперь он был на равнине, и не двигается, а стоит на месте. Недалеко от него я заметил еще две фигурки. Кто же это?
Когда я спустился - темнело. Все уже вернулись с работ. Аристов рассказал, что обнаружены две стоянки первобытных людей, но мастерских по обделке обсидиана нет.
- По-моему, мы удаляемся куда-то в сторону от месторождения,- сказал он на вечернем совещании и Кира, подтверждая, кивнула головой.
Рыбников молчал.
- Есть здесь перспективы на поиски газа, нефти или обсидиана? спросили мы у него.
Он молча пожал плечами. Спускалась ночь, яснели яркие звезды. Ночной покой спустился в долины,
Внезапно Бартанг залаял, кинулся в темноту. Я не сразу догадался почему. Оказывается, возвращался Сатанда. Я пошел навстречу, помог Сатанде слезть с седла и уложил его в спальный мешок. Когда я принес ему чаю и фонарь, то поразился, насколько он осунулся. Лицо его было изжелта-белым. Руки тряслись.
- Ты с ума сошел, Сатанда,- сказал я ему серьезно,- ты понимаешь, что делаешь? Ты болен, очень болен. Тебе нужно лежать и принимать лекарство. Иначе, конец, понимаешь?
Я нарочно стращал его, хотя по пульсу и температуре почувствовал, что опасность как будто миновала. Я принес ему сульфидину, всыпал в руку и поставил пиалу с чаем. Он принял в руки сульфидин и поднял на меня глаза. Я поколебался, но потом пошел к себе в палатку и налил ему.
Он молча съел сульфидин, выпил и лег. Лицо его дергалось, пальцы нервно перебирали края спального мешка как при карфолгии. Прошло некоторое время, я подумал, что он заснул и взглянул ему в лицо. В нем произошла полная перемена, руки были неподвижны, лицо задумчиво, недоступно спокойно. Глаза твердо смотрели вперед. Это был прежний Сатанда.
- Куда ты ездил? - спросил я его.
- Домой.
- Почему вернулся?
- Знаешь, начальник,- сказал он,- там нехорошие люди. У них оружие. Я побоялся ехать один.
- Люди? Сколько?
- Двое.
- Пешие? Конные?
- Пешие. Лошадей не видал. Они сидели у костра, и когда я остановился, закричали, чтобы я ехал к ним, замахали руками,
- Ну, а ты?
- А я побоялся. Повернул назад. Один стрелял в меня из мелкокалиберки.
- Серьезно? Промазал?
- Да.
В эту ночь мы усилили караулы.
Кто же все-таки были эти люди? Может, владельцы капища, которые кружат вокруг, стремясь нам помешать. Но ведь пока они не мешали!
А их столкновение с Сатандой может чисто случайное? Может, наоборот, они его испугались? А может, он врет, что в него стреляли?
Поздно вечером я вышел из палатки. На кошме у костра на намазе стоял Джемогул. Я подошел и поставил рядом с ним фонарь.
- Зачем?- прерывая намаз, спросил он.
- Это чтобы аллаху сверху лучше было видно, что ты молишься,- сказал я.
- Хорошо,- сказал Джемогул, поглядывая с улыбкой то на небо, то на фонарь.
- Богохульник! - внезапно тихо, но резко прозвучал из палатки голос Сатанды.
Джемогул сжался, подал мне в руки фонарь, замахал на меня руками, чтобы я уходил.
Но на следующее утро Сатанда все же исчез. Видимо, уехал на рассвете, когда легли последние дежурные.
* * *
Несколько дней мы еще искали, но ничего интересного не обнаружили.
Рыбников говорил, что нефтяные структуры отсутствуют. Аристов говорил, что мастерских с обсидианом нет.
За эти последние дни на Солонкуле особых происшествий не произошло. Все было тихо. Только приезжали пограничники и обшаривали все вокруг. К нашему удивлению, с ними была дама. Солидная и решительная. По слухам - жена какого-то из самых больших начальников. Дама сидела у нас в лагере, говорила, что интересуется геологией и археологией. Но так как Аркадий с первых же слов выяснил, что она не знает разницы между археоптериксом и архиереем, какие-либо научные разговоры ей пришлось прекратить и она большую часть времени проводила с Кирой, на все лады расхваливая ей Николаева.
Как это у нас часто бывало, первым смекнул, в чем дело Дима, который и заявил этой даме, что костюм, который она носит, ей не идет. Когда же она обидчиво поинтересовалась, что ей носить, то Димка посоветовал ей носить костюм вагоновожатого.
- Удивляюсь, как Николаев не снабдил вас им, отправляя сюда,- добавил он.
- Глупо и пошло,- сказала дама, но видимо, не понимая.