Первые испытания начались еще задолго до того, как Кенджи вообще смог сделать хоть шаг за пределы комнаты. Ведь перед тем, как отправиться на Турнир, ему предстояло пройти через целую армию цирюльников, слуг и даже лекарей из Хонга; последние, если верить слухам, прибыли в такую даль специально для того, чтобы следить за его состоянием, как физическим, так и духовным. Кенджи и представить не мог, сколько могли стоить их услуги — и, наверное, оно и к лучшему, ибо, думается, подобную сумму он при всем желании не скопит и до конца жизни. Вначале Кенджи подстригли и тщательно выбрили, смазав кожу какими-то ароматными маслами. После чуть ли не силком запихали столь богатый завтрак, что его бы с трудом осилил и Шуноморо. А потом иноземные медики тщательно осмотрели его с головы до пят, выслушали ритм дыхание и стук сердца, заставили несколько раз пройтись из одного конца комнаты в другой, постоять на одной ноге и выполнить еще несколько простых упражнений, смысл которых, если честно, ускользал от его понимая; но куда ему до профессионалов своего дела.
Видимо, результат показался им вполне приемлемым, так как они, обменявшись парой реплик на родном языке, отвесили Кенджи по поклону и выскользнули наружу. Все, кроме одного — невысокий лысый старик с длинной, почти до колен бородой, задержавшись, вытащил из-за пазухи небольшой пузырек, сунул его Кенджи и жестами приказал выпить. Он последовал его примеру — и надо сказать, успел пожалеть об этом еще до того, как неизвестная микстура попала в желудок. Зелье оказалось до того пакостным и мерзким на вкус, что на глазах Кенджи невольно выступили слезы, нутро его охватил огонь, а сам он задался в громком кашле. Кенджи уже было подумал, что его попытались отравить — в последнее время список его недоброжелателей исправно пополнялся с каждым новым днем — но уже через мгновение вдруг с удивлением почувствовал, что все его полученные раны понемногу перестают ныть. Когда старик вышел вслед за своими коллегами, боль ушла окончательно и вместо нее Кенджи ощутил небывалый подъем сил и бодрость, словно бы накануне ночью он не дрался с бандой синоби, а спал как убитый в собственной постели.
В коридоре его ждало настоящее столпотворение и каждый — от личного телохранителя Каташи до дальнего родственника семьи Такэга, родство с которым уходило столь глубоко, что проще было считать его каким-нибудь троюродным дядей — стремился похлопать его по плечу, дать какое-либо напутствие или совет, спросить о самочувствии, а то и вовсе просто вопить во всю глотку, изображая боевой горн. В общем, когда Кенджи уселся в седло черного словно смоль скакуна — жеребца этого ему подарила лично госпожа Кин Кумо, и хоть с тех пор Кенджи и успел взять пару уроков верховой езды, но в роли наездника чувствовал себя слегка неуверенно — он уже почти оглох.
— Ну как, готов надрать сегодня пару задниц? — спросил Макото, что ехал от него по правую руку.
Несмотря на напускную браваду, выглядел он неважнецки: разбитая губа опухла почти вдвое, ставши похожей на перезрелую сливу, один глаз почти заплыл, а на коня он смог взгромоздиться только с помощью дружной работы разом нескольких слуг, так как еле-еле опирался на больную ногу. Но думается, они оба еще легко отделались.
— Конечно, — вздохнул Кенджи. — Жду не дождусь этого светлого момента.
На самом деле первый этап Турнира по сути являл собой демонстрацию всего, что умел каждый из его участников. Им не нужно было участвовать в каких-либо испытаниях или меряться силами в поединках друг с другом — только показать и зрителям, и судьям и даже соперникам на что ты способен; заставить первых раскрыть рты от изумления и сбить руки в восторженных аплодисментах, а последних — скрипеть зубами от зависти. Претендентов ограничивала разве что их фантазия — в разумных пределах, разумеется.
— Как я понимаю, ты до сих пор так и не решил, что именно будешь сегодня делать? — поинтересовался Макото.
— Не имею ни малейшего представления, — признался Кенджи.
— Попробуй повторить тот трюк, что ты провернул против Проклятых — ну с этими жуткими двойникам. Если честно, от них даже у меня мороз прошел по коже, бр-р-р… Правда, толку от них, конечно, было мало, но выглядело весьма эффектно, тут не поспоришь.
Неплохая идея — вот только прием этот требовал столько Воли, сколько Кенджи, выложившийся в последнем бою на полную, вряд ли бы смог собрать при всем желании, даже дай ему целый бочонок чудодейственного хонгского зелья. Но идти на попятную было уже поздно, лишних пару деньков на восстановление ему, разумеется, никто бы не предоставил, так что он решил импровизировать на месте; тем более, что ничего другого ему, увы, и не оставалось.
Турнир — во всяком случае первый его этап — проходил за городом, на специально огороженной для того территории, с которой срубили все деревья, выкорчевали пни и убрали камни. Как слышал Кенджи, так было далеко не всегда, но из-за нескольких инцидентов, чуть не приведших к трагедии — последней каплей стал маг земли седьмой ступени, что не рассчитал свои силы и чуть было не обрушил целый жилой квартал вместе с его жителями — зрелище ради всеобщей безопасности решили перенести за городские стены. В общем-то, мысль достаточно разумная, но из-за этого путь до ристалища предстоял неблизкий. И это еще они ехали верхом. Простолюдины же, кои могли нанять повозку или телегу лишь в мечтах и вынужденные добираться пешком, нередко выдвигались в путь еще до рассвета, дабы занять самые удобные места.
Поле, на котором и должно было развернуться главное действо, со всех сторон окружали выстроенные прямо на месте трибуны. Самые простецкие, расположенные под открытым небом, занимали люди победнее — мелкие лавочники, чиновники низшего пошиба, подмастерья и ученики, ронины и многие другие, едва-едва сводящие концы с концами путем честного и не очень заработка. Теснились они словно сельдь в бочке, но судя по громкому гвалту — которому отчасти способствовали кувшины, ходившие по рукам — вряд ли были тому расстроены.
Тех же, кто мог позволить себе чуть раскошелиться, ждали удобные широкие скамьи и натянутые над головами навесы, защищающие от солнца и непогоды. На самых шикарных местах, конечно же, можно было увидеть представителей Великих Домов, родичей и близких участников Турнира — вне зависимости от их богатства и происхождения, так как все расходы брали на себя столичные власти — процветающих купцов и прочих сильным мира сего. Меж их рядов даже сновала отдельная обслуга, носящая туда-сюда подносы, ломившиеся от еды и питья.
Самые бедные зрители — как правило, крестьяне, бродяги, странствующие монахи, нищие, дети и прочий простой люд — мужественно толкались на своих двоих перед галереями, между ними, вокруг; в общем, практически везде, где можно было приткнуться и увидеть состязание хоть одним глазком. Впрочем, не сказать, чтобы подобное положение вещей хоть как-то их печалило, совсем нет: отовсюду доносились радостный гомон, смех, песни и выкрики в поддержку любимого — или же напротив самого ненавистного — бойца. За все время Кенджи не увидел ни одной драки хоть сколечко бы серьезнее, чем пихание локтями; любая же ругань сводилась к обмену парочкой незамысловатых ругательств, после которых спорщики моментально теряли интерес друг к другу. Никто не пытался оттеснить более слабого соседа, дабы занять местечко получше, не бил в челюсть за случайно отдавленную ногу и не пытался вытащить из чужого кармана последний медяк.
— За кровь, пролитую на Турнире, карают быстро и жестоко, — холодный цинизм Макото чуть пошатнул надежды Кенджи на человеческую благоразумность. — И даже невовремя вытащенный из ножен меч, пускай ты им хотел просто перед дружками похвалиться, может сулить весьма и весьма серьезные проблемы.
Впрочем, Кенджи почему-то считал, что дело тут не только в страхе перед возможным наказанием, ведь даже аристократы вели себя на удивление миролюбиво; самые злющие враги, в любой другой момент шипящие друг на друга как две разъяренные гадюки, мирно беседовали, а то и вовсе пили из одного графина и хохотали над какой-нибудь глупой шуткой, словно старые друзья. Наверное, праздник стал неплохим поводом хотя бы на время позабыть о распрях и интригах, что плели меж собой Дома и семьи, перестать меряться богатствами, регалиями и ступенями. В общем, просто славно провести время и немного отдохнуть от каждодневной рутины.
И вот они уже находились в одном из шатров, заранее пригоовленных для каждого из участников. Здесь они могли набраться силами перед грядущим состязанием, промочить горло и перекусить, посоветоваться с близкими и соратниками, проверить снаряжение или вознести молитву богам. Насколько успел увидеть Кенджи, подавляющее большинство его соперников привели с собой настоящую свиту из слуг, учителей, родичей, друзей, приятелей, поклонников и еще бог весть знает кого; в его же шатре, помимо него самого, разумеется, находились лишь Макото, лекари из хонга, которые, не обращая внимания ни на что вокруг, быстренько осмотрели Кенджи и теперь с азартом резались в какую-то игру с помощью костей и глиняных палочек — один из медиков показался Кенджи до удивления знакомым, но он не подал вида — да Каташи, зашедший дать ему последние напутствия. И вот он, в отличие от Кенджи, придерживался диаметрально противоположного мнения насчет царившей вокруг атмосферы.
— Жалкие лицемеры, — с презрением произнес он, выглядывая наружу из-за плотной ткани. — Делают вид, точно и в самом деле вмиг забыли все старые обиды. Турнир и политика — вещи нераздельные настолько же, сколько огонь и дым. Если тебе протягивают руку помощи — в другой сжимают кинжал, смазанный ядом. Уж поверьте моему опыту. Хочешь совет? — он оглянулся на Кенджи и продолжил, не дождавшись даже кивка. — Будь честен перед самим собой и пред ликом своих предков. Не трусь, но и не лезь на рожон понапрасну. Держи сердце горячим, но разум твой должен быть холодней льда. И последнее — помни, что на кону стоит не только твое имя, но имена всех тех, кто считает тебя твоим собратом. Отныне ты отвечаешь не только за себя — а за весь Дом. Никогда не забывай об этом. Даже наедине с самим собой.
С этими словами он вышел наружу. Кенджи же остался несколько… растерян. Если честно, он ожидал услышать чуть более конкретные наставления, а не выдержки из кодекса чести. Макото, что в присутствии отца не проронил и звука, лишь проводил того долгим взглядом и тяжело вздохнул:
— А теперь представь, что я выслушиваю это с тех пор, как покинул колыбель.
В этот самый момент вслед за старшим Такэга пошли и хонгцы, все еще галдящие, словно сороки. Остался только один из них, что принялся собирать с земли оставшиеся после игры монеты, тщательно осматривая каждую из них.
— Сочувствую, — без доли иронии сказал Кенджи. — Как я понимаю, ты так и не забрал свои пистолеты?
— Я было хотел, но… Решил подождать хотя бы до завтрашнего утра. Быть может, ты утрешь всем нос и отец на радостях не станет пытаться заморить меня проповедями. Ты уж постарайся хотя бы ради нашей дружбы, ладно?
— Сделаю все что в моих силах, однако на твоем месте я бы все равно не питал иллюзий легко отделаться, — усмехнулся Кенджи, изучая свиток, исписанный мелким аккуратным почерком; то были правила Турнира.
— Это точно, — вздохнул Макото и подпер щеку кулаком. — Знаешь, иногда я серьезно думаю, что лучше б родился каким-нибудь крестьянином. Ковырялся бы себе в земле с утра до ночи, надирался рисовой настойкой и жену за задницу пощипывал…
— Ты бы помер с голоду еще до первых заморозков, — раздался знакомый ехидный голос.
На самом деле Кенджи не был сильно удивлен, увидев перед собой Рю, что скрывался под ликом иноземного лекаря — он заприметил старика еще на входе в шатер, однако не стал выдавать его маскировку в присутствии лишних глаз. Теперь на его носу — ставшим до того длинным и крючковатым, что напоминал клюв — красовались круглые очки, на голове сидела квадратная шляпа, отделанная беличьим мехом, два передних зуба так сильно выступали вперед, что делали их хозяина похожим на бобра, а еще он непрестанно приглаживал длинные тонкие усики, свисающие почти до груди.
— Я уж думал, что тебя все же прибили твои бывшие дружки синоби, — с хрустом зевнул Макото; кажется, его тоже не слишком поразило появление Рю. Или он просто не хотел давать старику лишний повод позубоскалить; впрочем, когда это того останавливало?
— Зря надеешься, — фыркнул в ответ Рю. — Скорее твоему папаше удастся сделать из тебя некое подобие воина — в его представлении, разумеется. То есть таким же вечно надутым от важности индюком, что при каждом шаге невольно воздух портит.
— А что ты тут вообще делаешь? — спросил Кенджи, покуда Макото не успел ввязаться в перепалку. — Ты вроде говорил, что тебя, мягко говоря, не слишком интересует Турнир.
— И не устану это повторять, — сказал Рю, — ибо единственный вменяемый повод собрать здесь столько идиотов может быть сугубо научным — проверить, не обрушатся ли небеса от такого количества бахвальства, пафоса и самовлюбленности в одном месте. Однако я как-никак скрываюсь, а прятаться куда проще у всех на виду, как бы парадоксально это не звучало. И вдобавок здесь я надеялся встретить парочку знакомых, с которыми не виделся много лет.
— Кто на этот раз? — казалось бы с искренним интересом спросил Макото. — Демоны, срущие лавой? Карлики-акробаты? Любители таскать драгоценные камни во всяких интересных местах?
— Нет, избалованные папенькины сынки, мнящие себя великими шутниками, — буркнул в ответ Рю. — Не знаешь, тут где-нибудь поблизости подобные водятся?
— Увы. Но зато могу подсказать имя одного ворчливого, врущего, надоедливого, дряхлого…
Очередной обмен любезностями прервал рев горнов, взорвавший воздух и возвестивший о том, что участникам уже пора было выходить на ристалище. Что ж. Кенджи поднялся на ноги и сжал кулаки, дабы хоть немного унять дрожь в пальцах. Удивительно. Он сражался с демонами, наудачу прыгал в портал, не зная, куда он его приведет, побывал и вернулся живым из места, куда не осмелился бы ступить и более опытный воин, скрещивал клинки с самым смертоносным бойцом из ныне живущих — но сейчас стоило ему только подумать о том, что на него будут смотреть тысячи глаз, ноги его становились ватными, а в желудке растекалось что-то склизкое и холодное.
— Не дрейфь, — Макото хлопнул Кенджи по плечу, точно прочитав его мысли. — В лучшем случае к вечеру твое имя будут знать по всей Весской империи, в худшем — тебя ждет несмываемый позор до конца жизни. Но, как бы то ни было, стаканчик другой я тебе поставлю, будь уверен.
— На твоем месте я бы просто пошел домой и хорошенько отоспался, — сказал Рю. — Так как у тебя явно есть дела поважнее, чем лезть из кожи перед всякими напыщенными выпендрежниками.
Да уж, пожелания действительно были воодушевляющее некуда — но едва Кенджи ступил за полог шатра, как они тут же вылетели из его головы. Вместе со словами Каташи, мыслями о Жнеце и Сотне Проклятых, болью от вновь занывших ран, полученных в драке с последними и многим другим — сейчас во всем этом мире был только лишь он и ревущая толпа, следящая за каждым его шагом. К счастью, не успел он подойти к ристалищу, как его тут же подхватили с десяток слуг и через несколько мгновений он уже стоял между Сузуму Хака — тем самым печально известным Стервятником — и незнакомым ему участником, коренастым парнем с квадратной челюстью, что постоянно ходила туда-сюда, словно бы он что-то тщательно пережевывал. Их выстроили подковой почти посреди поля в отдалении от трибун, однако зрители на них шумели так, что Кенджи бы не услышал, даже если бы у него под ухом сейчас начал греметь барабан.
До начала состязания зевак развлекали бродячие артисты саругаку, прибывшие в Каноку буквально несколько дней назад — музыканты, акробаты, фокусники, мимы, разыгрывающие сценки на злобу дня, жонглеры, некоторые из которых перебрасывались небольшими шариками, балансируя на высоких ходулях и не только. Все они были одеты в разноцветные свободные одежды, развевающиеся, словно парус и высокие деревянные сандалии; лица некоторых закрывали замысловатые маски в виде демонов, зверей или чудовищ, остальные же покрывали кожу гримом. Несмотря на то, что большинство игроков на флейте или сямисэне откровенно фальшивили — или же и вовсе незабвенно исполняли какую-то жуткую какофонию — а особо сложные трюки лицедеев заканчивались их падением в пыль, казалось, это нисколечко не мешает толпе получать удовольствие от представления. Напротив — при виде очередного незадачливого паяца, барахтающегося на земли, люди лишь разражались громким хохотом и охотно кидали ему под ноги монеты.
Но вот на ристалище появилась судейская комиссия в полном составе, что до того находилась в собственном шатре — и артисты испарились без следа, не позабыв, правда, прихватить с собой последний медяк. Не успели судьи выстроиться в линию перед участниками, как вокруг словно по волшебству настала звенящая тишина; поначалу Кенджи даже было подумал, что оглох, но тут раздался громкий голос Чикара:
— От лица себя, своих коллег и самого императора — его Святейшества господина Симада, властителя земли и воздуха… — сегодня, видимо из-за нехватки времени, он перечислил едва ли треть всех титулов и регалий императора; правда, вряд ли кто-то был сильно этим огорчен. — … приветствую всех вас и благодарю за ваше внимание. И говоря «всех», я имею в виду как дворян, так и простых тружеников. Не важно сколько денег в вашем кармане — целое состояние или последний медяк. Не имеет значения, от кого берет начало ваш род…
— Красиво заливает, — пробормотал Стервятник и Кенджи не мог не заметить, сколько пренебрежения в его словах.
— … ведь сегодня на этот самом месте начнется событие, что впоследствии войдет в хроники. Всем известно, что на Турнире издавна меряются не количество колен, что может насчитать ваша семья, а силой, духом, отвагой…
— А это часом не ты тот паренек, что прикокошил старину Йоши из Дома Цапли?
Кенджи покосился на Стервятника, что все также смотрел прямо перед собой, скрестив руки за спиной.
— Да, — коротко ответил Кенджи, не вдаваясь в подробности; однако тот не унимался.
— Без обид, но не похож ты на человека, бросившего вызов знаменитым Черепам. Знавал я пару ребят из их рядов — полные отморозки, даром что терять им нечего, разве что кроме головы на плечах. Какой ты там ступени? Второй?
— Та, что следует за твоей, — огрызнулся Кенджи, уже начинающий понемногу закипать; и раздражение у него вызывали не столько слова соседа, сколько его снисходительно-ехидный тон, точно он поймал его за руку на откровенной лжи.
— Неплохо, — хмыкнул Стервятник. — Во всяком случае язык у тебя острый, уж не знаю, как насчет меча. Быть может и слухи те — вранье…
— Что еще за слухи? — с недоумением спросил Кенджи.
— Да так, ходят разговоры, — несколько мгновений Стервятник деланно мялся, точно размышляя, следует ли ему вообще продолжать. — Дескать ты со своей компашкой не то, что врагами со стариной Йоши не были, а напротив — являлись закадычными дружками. Вот он и попросил вас сдать ему Сато, упокой боги его душу, а потом помочь в бега пуститься, распустив слухи о его кончине. А что, неплохая сделка: ему — спокойная жизнь где-нибудь в глуши, вам — слава победителей. Но это так — разговоры, не более.
От такой наглой и циничной ложи Кенджи на какое-то время потерял дар речи. После он уже было открыл рот, дабы высказать Стервятнику все, что он думает и о нем, и об этих сплетнях, и о людях, что их распускают — но тут словил ледяной взгляд Ичиро, что не спускал с него глаз, и промолчал. Пускай это и стоило ему немалых усилий.
— … теперь же я хочу обратиться непосредственно к бойцам, — Чикара тем временем подошел к концу своей речи; и весьма вовремя, так как среди особо нетерпеливых зрителей уже начали раздаваться недовольные выкрики. — Не забывайте — бесчестная победа стократ хуже доблестного поражения. Помните: на Турнире категорически запрещены сговоры между участниками, подставные поединки и прочие махинации. Запрещено смазывать доспехи или лезвия мечей ядом, а также применять огнестрельное оружие, кристаллы мощи, бомбы, защитные амулеты и даже обычный порох. Нарушение хотя бы одного условия покроет позором не только вас, но и ваших потомков — и зачастую дурную славу нельзя смыть даже кровью. С полным сводом правил вы должны были ознакомиться самостоятельно — и если вдруг у вас возникнут какие-то сомнения по поводу оных, не стесняйтесь сразу же обращаться к одному из нас. Что ж, думаю, я уже успел утомить вас всех своей болтовней — так начнем же Турнир!
Рев тысячи глоток и грохот сапог, туфель, сандалий, башмаков и простых кулаков по дереву взлетели до небес — удивительно, что ни одна из трибун не рухнула наземь. Участники же разбрелись кто куда, ожидая, покуда судьям не вынесут специальную шкатулку, в которой хранились глиняные таблички с высеченными именами всех претендентов. Порядок их выступления определял жребий — так что Кенджи покуда присел в тенек рядом с Макото, который грыз зеленое яблоко.
— Нашел себе нового друга? — громко чавкая спросил он.
— Угу, — буркнул в ответ Кенджи и взгляну в сторону Стервятника, находившегося на противоположном конце поля в окружении целой толпы; кажется, он как раз закончил рассказывать какую-то невероятно забавную шутку, так как люди вокруг буквально взорвались хохотом. Кенджи же, словив на себе их взгляды, почувствовал знакомый огонек, разгорающийся внутри.
— Не бери в голову, — сказал Макото, когда тот вкратце пересказал ему их диалог; отшвырнув огрызок в сторону, он вытер пальцы о штаны и продолжил. — Этот подонок нарочно тебя из себя выводит, чтоб ты в нужный момент оступился. Ты лучше глянь, что этот тихоня вытворяет!
А посмотреть действительно было есть на что. Открыл первый этап Турнира боец по имени Кента Ива из Дома Цапли — тот самый невозмутимый паренек, который, как оказалось, владел стихией воздуха. Но и без нее с первого же взгляда было понятно, что своим копьем он научился орудовать едва ли не раньше, чем ходить. Быстрые и медленные удары сливались в длинные комбинации; Кента то замирал на месте, то напротив, начинал вихрем носиться по ристалищу с такой скоростью, что невольно кружилась голова. Под конец он один за одним подбросил высоко в воздух три больших персика — и пронзил их одним мощным броском до того, как те упали на землю. Трибуны взорвались аплодисментами, судьи удовлетворенно закивали головами, да и Кенджи не мог не отметить его мастерство.
— Надо признать — палкой своей машет ловко, — произнес Макото с легкой завистью, провожая взглядом удаляющегося с поля Кента. — О, гляди-ка, следующим пойдет Стервятник — руку дам на отсечение, что вот он-то только языком орудовать умеет.
Увы, ожидания его не оправдались, и представитель Дома Кошки своим выступлением едва ли не превзошел предшественника, размахивая объятым пламенем мечом столь быстро, словно весил он не больше веточки. Правда, слегка увлекшись, Сузуму чуть не подпалил одну из трибун — но разгорающийся огонь вмиг потушили подоспевшие слуги, так что эта мелкая досадная случайность нисколько не умалила восторг толпы. А вот следующему бойцу повезло куда меньше — будучи явно куда менее опытным, чем его соперники, он решил прыгнуть выше головы, вызвав ажно полдюжины элементалей земли и заставив их сражаться между собой. Сложная задача даже для умелого призывателя — и то ли ему не хватило мастерства, то ли он не рассчитал запас Воли, но в какой-то миг одно из существ, полностью проигнорировав команды своего создателя, бросилось в его сторону и мощным ударом подкинуло бедолагу в воздух. От смерти его спасли императорские колдуны, что следили за каждым соревнующимся как раз на случай подобных неурядиц и толика удачи — но вряд ли даже самые умелые лекари смогут поставить его на ноги в ближайшие несколько месяцев.
Бойцы сменялись один за другим. Кого-то провожали бурными овациями, не утихающими до тех пор, пока на ристалище не появится следующий участник, кто-то же удостаивался лишь жиденьких хлопков и кислых мин судей, но более несчастных случаев не наблюдалось; видимо, наученные горьким опытом выбывшего из строя соперника, последующие участники Турнира трезво оценивали свои силы. Но вот, когда время уже перевалило глубоко за полдень, а две трети бойцов показали все свои навыки, Кенджи услышал свое имя. И вроде бы у него не было особых причин для волнения — некоторые воины, провожаемые радостными криками, едва ли сдюжили в схватке с они или хотя бы одним из Проклятых, так что он имел вполне приличные шансы на успех — но ноги у него все равно вмиг стали ватными, во рту пересохло, а сердце стало биться так часто, словно хотел вырваться из груди.
Последующие несколько мгновений прошли словно в тумане и даже спустя время Кенджи не мог припомнить все подробности. Вот он, получив напоследок дружественный хлопок по спине от Макото, поднимается с земли и идет к судьям. Отвесив им неловкий поклон, он еще раз выслушивает правила Турнира, кивком подтверждает полное с ними согласие, а также, кажется, отпускает какую-то глупую шутку. От взгляда Ичиро можно было продрогнуть — но Чикара вместе с остальными расплываются в легких улыбках и желают ему удачи. После они удаляются на места для наблюдения, звенит гонг, все разговоры стихают… И Кенджи остается один на один с многотысячной толпой.
Что ему делать? Поклониться зрителям и сказать им пару слов или без лишних церемоний приступить к делу? Показать несколько простых приемов или сразу же попытаться поразить всех каким-нибудь замысловатым трюком? Но каким? Глядя на выступления других участников, он подметил про себя множество интересных движений, что мог бы попытаться связать с теми, что до того оттачивал на тренировках — однако стоило ему только выйти на поле, как все, что он изучал и помнил, вмиг вылетело у него из головы. Мысли роились, путались одна за другую, а средь зрителей тем временем уже начался первый ропот.
— Если ты решил заставить нас всех уснуть, то так держать! — послышался чей-то ехидный выкрик; и Кенджи вроде бы узнал голос Стервятника.
Чикара вынес тому предупреждение, а со стороны трибуны, которую занимали члены Дома Змея, на голову крикуна осыпались сотни проклятий и ругательств — но некоторые зеваки, уже изрядно набравшиеся дешевым пивом, поддержали тот громким свистом, издевательским смехом и недовольными воплями. Все они пришли сюда за зрелищем — и они жаждали получить свое чего бы им это ни стоило. Плевать, даже если боец под конец своего выступления упадет на песок замертво — главное, чтобы он сделал это максимально красиво. А может и впрямь плюнуть и на Турнир, и на всю эту ревущую толпу, движимую лишь тем, чтобы поглазеть, как умелые воины калечат друг друга за просто так?..
Но это значило подвести множество людей, что надеялись на него, верили и надрывали глотки в его поддержку. Нет, сейчас на нем лежит огромная ответственность, нравится ему это или нет; отныне он не Кенджи из Тихого Потока, а Кенджи из Дома Змея. Во всяком случае сегодня. Он прикрыл глаза, дабы собраться с духом, и тут перед ним вдруг предстал… дракон. Почти как настоящий, такой, каким этих могучих существ, живших столь давно, что истории о них уже сотни лет назад стали легендами, изображали на фресках и картинах. С могучими крыльями, чей взмах мог вызвать бурю и огромной пастью, в которую легко могла поместиться запряженная повозка; двумя закрученными рогами на вытянутой морде и длинным хвостом. Кенджи не знал, почему ему вдруг пришел в голову именно этот образ — но почувствовал, как руки его начало потряхивать, а на кончиках пальцев нарастает знакомое тепло.
Смех вокруг понемногу начал затихать, а потом и вовсе сменился удивленным гулом — открыв глаза, Кенджи увидел, как тьма, стелящаяся у него под ногами ковром, понемногу сходится воедино и приобретает форму, что с каждым мгновением своими очертаниями все больше напоминает мифическое существо. Пускай теневой дракон и не был столь огромен, как в воображении Кенджи, но все равно размерами превосходил любое чудовище или зверя, что могли прийти на ум. Просто невероятно, что когда-то — конечно, если древние легенды не врали — подобные создания населяли этот мир. И сейчас одно из них предстало перед тысячами пораженных людей, не верящим своим глазам.
Оттолкнувшись от земли толстыми лапами, дракон тяжело взмыл в воздух, двигаясь неровными рывками; выглядел он так, словно бы каждое взмах крыльев был ему в диковинку. Но вот движения его стали куда плавнее, увереннее, и он взмыл над ахнувшей толпой, набирая высоту. Кенджи не смог бы ответить даже самому себе, он ли управляет своим творением или оно живет своей собственной жизнью, однако он сейчас был сосредоточен как никогда; он не чувствовал пот, рекой льющийся за шиворот, не ощущал того, как ноют задеревеневшие мышцы; будто бы это он, а не иллюзия, парила в вышине.
На мгновение замерев, дракон спикировал вниз — прямо на трибуну, где находились самые знатные зрители. Думается, только боязнь потерять лицо и прослыть трусами заставила их остаться на своих местах, пускай и вцепившись в скамьи или плечо соседа; даже отсюда Кенджи видел их побелевшие от страха лица. Казалось бы, еще чуть-чуть — и чудовище рухнет прямо на головы зевак, но в последний момент оно резко взмыло вверх. Когда толпа наконец поняла, что создание это находится полностью под контролем Кенджи и не представляет опасности, страх ее сменился не менее бурным восторгом. Каждый кульбит дракона, любой его нырок или переворот вокруг себя люди встречали с таким воодушевлением, о коем не могли мечтать и все предыдущие выступавшие вместе взятые.
Но вот настала пора кульминации. Зависнув в воздухе, дракон сложил крылья и камнем вниз понесся в сторону Кенджи. Тот же за какой-то жалкий удар сердца снял с плеча лук и одну за одной выпустил в мчащееся чудовище три стрелы, целясь чуть ниже правого крыла; он отчего-то знал, что именно там находится самая уязвимая точка в шкуре прочной, словно заговоренный панцирь. Разумеется, снаряды прошли сквозь иллюзию, не причинив ей ни малейшего вреда — но движимый волей своего создателя, дракон рухнул на землю прямо под ноги Кенджи, содрогнулся в последней агонии и начал растворяться в воздухе — через пару мгновений от него осталась лишь едва уловимая взгляду дымка, что унес с собой прочь легкий порыв ветра. Вокруг настала пронзительная тишина — и тут же грохнула таким ревом, что отзвуки его наверняка были слышны даже в столице.
Еще раз поклонившись судьям, Кенджи, не оглядываясь, направился обратно к Макото. Тот встретил его лишь невразумительным хрипом, так как вопил он столь яростно, что говорить только свистящим шепотом. Однако ни похвала друга, ни всеобщий восторг не принесли Кенджи столько удовлетворения, сколько кислая мина Стервятника, что, поймав его взгляд, только опустил глаза.
Весть о том, что Кенджи прошел во второй этап не стала для него сюрпризом — по правде сказать, как и для всех остальных. Помимо него в список счастливчиков угодили и Кента, и Сузуму, и Шуноморо — который один из немногих ушел с ристалища под общие аплодисменты, так как пораженная вызовом теневой бестии толпа явно ожидала от последующих участников что-то подобного — и еще множество наиболее талантливых и умелых бойцов. Для остальных же участие в Турнире продолжится только в качестве зрителей. Однако откровенно расстроенных среди них почти не было — или же те умело держали лицо — чего не скажешь об их поддержке, многие из которых не стеснялись изрыгать такие оскорбления, кои с трудом можно было услышать даже из уст уличной шантрапы.
Забравшись в крытую повозку, что должна была отвезти их обратно в столицу, Кенджи тут же уснул; Макото растолкал его уже на въезде в Каноку и не успел Кенджи добраться до постели и положить голову на подушку, как вновь провалился в объятия дремы. Сегодняшний его перформанс, конечно, произвел небывалый фурор, однако взамен забрал столько сил, что вряд ли в ближайшие дни он сможет взять в руки что-то тяжелее пера. Впрочем, оно и вряд ли потребуется — во всяком случае он на это надеялся — так как до второго этапа Турнира оставалось еще целых семь дней. Да и к тому же следующему состязанию предшествовал торжественный прием во дворце самого императора.
Проснулся Кенджи только глубоким вечером уже после заката и не успел он принять ванну и наскоро перекусить, как его тут же повели в «Алмазную цаплю». Точнее сказать, потащили едва ли не силком, даже не спросив его на то согласия — но что за пир в честь фаворита Турнира без самого виновника торжества? В купальне тем временем уже вовсю гремел шумный праздник. Шутка ли — здесь, наверное, собрались все до единого Змеи, пребывавшие в столице, так что прислуга сбивалась с ног, еле-еле успевая обслуживать подобную толпу, а стены то и дело тряслись от дружного хохота. Стоило только Кенджи переступить порог, как его разом поприветствовали десятки луженых глоток; и не успел он моргнуть и глазом, как в руки ему сунули наполненный до краев бокал.
— Ну ты и выдал сегодня, брат! — орал ему в ухо какой-то кряжистый муж, которого он видел впервые в жизни; впрочем, это не мешало тому вести себя так, словно бы их вырастила одна кормилица. — Я ж на тебя почти все деньги свои поставил — а ты стал столбом и стоишь, словно баба впервые хер увидевшая. Думал — все, плакало мое золотишко. А следом чудище это!.. А ты!.. А оно!..
— Отвянь от него, Тоши! — рявкнул его друг, уводя Кенджи за стол, где шумная компания, не обращая внимания ни на что вокруг, самозабвенно резалась в кости. — Ты этой байкой уже всем плешь проел, мочи нет слушать. Давай-ка лучше уважь нас на пару ставок — боги тебе сегодня на поле благоволили, а значит и рука легкой будет…
— Зато моя тяжелая! — фыркнул третий, вклиниваясь между смутившимся игроком и Кенджи. — Последние башмаки проиграл и теперь за счет бойца нашего отыграться хочешь? Он-т не такой дурак, чтоб твои долги крыть — дайте лучше отдохнуть парню, а он уж сам разберется, чем вечер занять.
И вот это была воистину дельная мысль, ведь, как бы то ни было, отдых он действительно заслужил. Кенджи все же сделал несколько бросков, чтобы не обидеть игроков, которым, казалось, для счастья хватило бы и того, чтобы он постоял рядышком, а после втянулся в нестройный хор пары дюжин голосов, что горланили одну похабную песенку. Потом кто-то предложил померяться силой в борьбе на руках — с одного из столов в тот же миг слетела на пол вся посуда, сам же он был водружен в центр зала, следом поступило предложение посоревноваться в метании ножей… Потехи шли одна за другой, вино и сакэ лились ручьями, количество бокалов, поднятых в честь скорого победителя Турнира — а в этом похоже не сомневался никто из присутствующих разве что кроме непосредственно Кенджи — трудно было и сосчитать… Но вот, когда он, в очередной раз поймав взгляд той самой рыжей гейши, что в этот раз улыбалась ему пуще прежнего, решил уже было попытать удачу, его потрепал по плечу один из телохранителей Каташи — как оказалось, его возжелали увидеть на самом верхнем этаже, где тот препроводил время вместе со своими приближенными.
В полутемном зале, освещаемом лишь висевшими на стенах лампадами, царила приятная прохлада; помимо самого старшего Такэга здесь находились Исаро Ода, даже внутри не снявший своих перчаток, глава Дома Паука — худющий, но крепкий старик, чей искусственный глаз изредка поблескивал какими-то потусторонними огоньками; думается, муляж его не был простой цацкой и таил парочку секретов — представители наиболее знатных родов Дома Змея, несколько местных чиновников, парочка купцов и другие сильные мира сего, коим не с руки было пить в компании рядовых воинов.
— Вот он — наш будущий чемпион! — прогрохотал Исаро, не успел Кенджи вымолвить и слово, а после разразился столь громким и веселым смехом, словно бы тот и впрямь одержал оглушительную победу на Турнире.
— Вблизи еще более молод, чем казался на первый взгляд, — проскрипел старик, внимательно изучая его с головы до пят; говорил он так, словно бы Кенджи был не живым человеком из крови и плоти, а каким-то чудным экспонатом, выставленным на всеобщее обозрение. — Удивительно, как простой мастер смог вызвать столь достоверную иллюзию. Не каждому моему призывателю дано такое…
— Друзья мои, прошу, — Каташи несколько раз ударил вилкой по бокалу, призывая к тишине. — Думаю, Кенджи и без того успели перемыть все кости — так не станем уподобляться базарным сплетницам. Друг мой, мы пригласили тебя сюда чтобы высказать свое восхищение — думаю, никто не станет спорить, что ты сегодня превзошел все самые смелые ожидания. Присядь и выпей с нами бокал-другой — если, конечно, тебе не претит делить стол с компаний развалин, предающихся ностальгии по давно ушедшим дням.
Все прочие дружно рассмеялись — и думается, Исаро этой ночью неслабо налегал на выпивку, так как хохотал столь сильно, что из глаз его ажно брызнули слезы.
— Сочту за честь.
Кенджи коротко поклонился и присел за стол; однако не успел он и притронуться к кубку, как из коридора донеслись чьи-то крики и громкий топот. Грохнули двери — и в зал вошел невысокий мужчина в окружении вооруженных воинов. С первого взгляда его с трудом можно было бы выцепить взглядом из толпы простых горожан — до того он был неприметен, как одеждой, так и внешностью; но выправкой своей вряд ли походил на торговца или писаря, к тому же из-под плаща его выпирала рукоять меча.
— Я ищу Кенджи из Дома Змея, — произнес он, оглядывая присутствующих; и непохоже, что он был хоть каплю смущен тем, что потревожил покой столь знатных гостей.
— Долго искать вам не пришлось, — пожал плечами тот. — Чем могу помочь?
— Властью, данной мне самим императором, я вынужден признать вас подозреваемым в убийстве и попросить проследовать за мной.