Катер неторопливо шёл между островов Вуоксы, а Белый, посадив девочку себе на колени, рассказывал о природе, об островах, о народах, которые жили на берегах озера в давние времена.
Катя слушала и воспринимала всё как сказку, в которой она неожиданно оказалась. Ей было всё интересно, и она постоянно крутила головой по сторонам, заставляя вертеться и самого Белого, что бы девочке было удобнее всё видеть.
— Да. Белый. Забыл сказать. Машка с пяток дней назад родила, — обратился Дмитрий Михайлович.
— Да ты что? И кто?
— Не поняли ещё. Подойти ближе не даёт. Мы хотели камеры поставить, но пока безрезультатно.
— Здорово. А я ей гостинцы везу.
— Молодец, не забываешь. Так что, как закончите основное — сходите, проведайте.
— Не. Мы сегодня проведаем и ночью, если сложится, начнём работать. А она там же, в распадке за камнем?
— Да. Там же. Не ушла. Эх, прошло б у Вас всё хорошо…
— Пройдёт, дед, пройдёт. У меня выбора нет.
— Да, я это чувствую. Знаешь, а оставлю-ка я тебе свою рацию. Вдруг понадобится. Всяко лучше, чем по телефону. Я её зарядил полностью. На неделю-полторы в режиме ожидания хватит. А зарядку солнечную ты взял? Тогда и стакан зарядный дам.
— Взял. Уже в палатке. А от рации не откажусь, спасибо.
— Деда, а ты кто, — вдруг спростла девочка.
Дед смутился, а Белый, прижав к себе сильнее Катю, тихонько на ушко стал рассказывать о сидящем рядом человеке.
— Солнышко. Дедушка наш охраняет всех животных вокруг. Он с ними дружит. Подкармливает, заботится о них. Смотрит, что б никто не поранился и не заболел. А если такое случается, то лечит их. И что бы люди не обижали зверюшек.
— Как доктор Айболит?
Двое взрослых улыбнулись.
— Ну не доктор, конечно, но похоже, да.
— А какой же ты, дедушка, доктор, если у тебя очков нет? Таких не бывает. У докторов всегда очки.
— А ты ошибаешься, внучка. У меня есть очки. Только я их почти не ношу. — и дед с гордым видом достал из кармана солнцезащитные очки и водрузил на нос. — А так? Похож?
— Так лучше, дедушка. Теперь ты похож на доктора. Ты как настоящий…
И взрослые опять засмеялись…
* * *
Вскоре катер пристал к острову и взрослые, отвязав, вытащили надувную лодку на берег, а Белый на руках перенёс на берег главного пассажира, Катю.
Не успели полностью разгрузиться, как к ним, с соседнего острова, подьехала моторка с молодым парнем, лет 18-19-ти.
— Привет, деда. Привет Дядя Белый. Привет, красавица. Тебя как зовут?
— Меня зовут Катя. Здравствуй, дядя. А как тебя зовут?
— Я Паша, родственник деда. Рад познакомится. Как добралась?
— Спасибо, хорошо.
— Нравится здесь?
— Очень.
— Ну и здОрово. Отдыхай и набирайся сил. Наша природа всех одаривает здоровьем. Места здесь необыкновенные, сказочные.
И обратился уже к взрослым.
— Дядь Белый. У Вас всё нормально. Подходили тут на байдарке туристы, так я их отвадил.
— Спасибо, Паш.
— Деда. Мне собираться? Или побыть ещё?
— Собирайся, неугомонный. Домой пойдём.
— Так я на своей быстрее доберусь, чем с тобой.
— Как хочешь. Только не гони. Вода-то упала. Смотри, опять не напорись на камни..
— Деда…
— Я сказал, ты услышал. Всё, давай складывайся и поезжай. Помощь нужна?
— Нет, я сам. Деда… А может…
— Всё. Исчезни. Маме позвони, чёртяка. Она всё утро прометалась по дому. Ты ж, засранец, обещал, а не позвонил.
— Деда. Я смартфон вчера вечером в воду уронил…
— Вот балбес.
Дед повернулся к Белому.
— Вот скажи. Это нормально, если этот, — и он кивнул на племянника, — уже ЧЕТВЁРТЫЙ телефон в ЭТОМ году гробит? Да ладно бы простые. Так ему надо навороченные.
Белый улыбнулся. Достал из кармана свой телефон и подал Павлу.
— Позвони, маме, успокой.
— Спасибо.
Павел отошёл в сторону и несколько минут говрил по телефону. Затем, протяжно выдохнул и грустный вернулся к мужчинам. Протянув Белому телефон, поблагодарил.
— Ну что, получил люлей? — ехидно спросил дед.
— Да. По полной… — упавшим голосом ответил Паша.
— Пашка. Я тебе сам куплю телефон. Кнопочный. Самый-самый дешевый. И сделаю верёвку, что б на шею одевал… Хотя ты и его или потеряешь или утопишь. Ты ж не ценишь то, что у тебя есть. Всё слишком легко тебе достаётся. Я не прав?
— Деда…
— Да что ты заладил — «Деда да деда». Я уж почти 40 лет как дед. Всё, исчезни…
Поникший Павел прыгнул в свою лодку, завёл мотор и помчался к соседнему островку скручивать палатку и соберать пожитки.
— Дмитрий Михайлович, ну что ты на него «наехал»? Золотой же парень?
— Золотой? Раздолбай, как ты. И не спорь. Мне виднее. Ладно, давай. До встречи.
— И тебе спасибо, дед.
Взрослые обнялись и, запрыгнув в катер как молодой, дед махнул на прощание рукой и, неторопясь, заведя двигатель, двинулся в направлении дома. А вслед за ним, с большим буруном за кормой, сорвалась лодка и его племенника. Тот, хулиганя, покружив вокруг катера деда, рванул вперёд и быстро исчез за одним из островов. А вскоре и катер деда было не разглядеть.
* * *
Ну что, Катюнь, пойдём устраиваться?
Белый взял девочку на руки и начал подниматься по крутому гранитному берегу к своему домику.
На полянке стояла большая 4-местная палатка с двумя изолированными спальными отсеками. В каждом отсека находилась большая кровать, на которой, при желании, могли разместиться два взрослых человека.
Посредине палатки находились стол и пара лёгких стульев.
— Дядь, а мы не замёрзнем ночью? — спросила девочка, с недоумением глядя на тонкую палатку.
— Нет. У нас есть печка. Если будет холодно, я её включу и нам будет очень тепло.
— А есть мы что будем и на чём готовить?
— Ты моя хозяюшка. Первый вопрос — по дому. Умничка. У нас есть и газовая плита и всё, что нампригодится. И продуктов много.
— Газовая плита? Как дома? — Девочка в изумлении посмотрела на Белого.
Тот засмеялся.
— Нет, конечно, не такая, как у Вас дома. Но она настоящая. Вот увидишь.
— А я буду тебе помогать готовить? Я всегда маме помогала… — и тихо добавила. — Пока не заболела.
— Солнышко. Если захочешь помочь — я не буду отказываться. Спасибо за предложенную помощь. Но я как-то за многие годы привык всё делать сам.
Девочка сникла.
— Кать. Не обижайся. Я ж не отказался? Нет. Хочешь помочь? Помогай. Только ты сейчас слабенькая. Вот через пару дней, когда немного окрепнешь…
Девочка подняла на Белого повеселевший взгляд.
— Можно будет?
— Конечно можно, малыш. И… спасибо тебе за помощь. А сейчас давай я тебя положу на кровать и принесу всё с берега. Договорились?
— Да.
— Ты какую комнатку выбираешь — слева или справа?
Девочка нахмурила бровки, вертя головой в ту и другую стороны. Потом, почесав ручкой лоб, с серьёзным видом повернулась к Белому.
— Дядь, а они же одинаковые, да?
— Да, малыш.
— А можно мне тогда слева? Ну, если можно, — девочка смутилась, явно с трепетом ожидая ответа.
— Конечно можно. Ты ж сама выбрала. Поэтому, с этой секунда — эта комната твоя. Но, Кать, владение этой комнатой обязывает хозяйку смотреть за чистотой и порядком.
Катя с изумлением посмотрела на взрослого.
— А что мне надо будет делать?
— Во-первых, не раскидывать свои вещи по комнате…
— Мама меня тоже ругает, когда я что-нибудь оставляю на кроватке. Игрушки или… ещё-что нибудь.
— Твоя мама молодец. Приучает тебя к порядку. Так что и здесь твоя кроватка должна быть чистой и свободной от одежды. А обувь оставляем у входа. В палатке ходим в тёплых носках или в тапках. Я тебе чуть позже дам. Всё поняла?
— Да. Я дома тоже помогала маме. Подметала у себя и складывала свои игрушки по местам.
— Вот видишь? Ты всё, что нужно, уже умеешь. А больше ничего и не надо. Твоя мама молодец. Учит тебя всему. Вечером позвоним ей, и ты расскажешь как провела день. Хорошо?
— Дядь. А сейчас нельзя?
— Солнышонок. Я знаю, что ты скучашь по маме, но ведь день-то ещё не закончился? И вечер не наступил, а мы договаривались с твоей мамой, что будем звонить ей по вечерам. Так?
— Да. Я слышала.
— Тогда ты сейчас полежи немного, а я скоро освобожусь и приду. Хорошо?
— Хорошо.
Белый уложил девочку на выбранную кровать, накрыл её теплым пуховым спальником и, за несколько спусков-подьёмов, перенёс из лодки вещи и продукты в палатку.
Заглянув к Кате, он увидел, что та спит. Сладко-пресладко, улыбаясь во сне. От свежего воздуха её щечки порозовели и ничего не указывало на её страшный недуг.
Как не хотелось будить ребёнка, но Олег решил планы на сегодня не менять и сьездить к Машке. Он понимал, что Катя очень удивится и обрадуется. А им сегодня как никогда нужны были только положительные эмоции.
- -
Спустя час, Белый, приготовив перекус на двоих, тихо разбудил девочку. Дав ей окончательно проснуться, смеясь, подняв с кровати, посадил ей на один из стульев и вручил ложку и маленькую тарелку с пюре, где он перетёр пару яблок и морковь.
— Сейчас ты скушаешь пюре, а потом мы поедем в гости к Маше.
— Ой, как вкусно, — у девочки буквально замелькала ложка между её ртом и тарелкой. Несколько секунд и посуда опустела. — Какая вкуснотища. А ты мне потом ещё такую сделаешь?
— Обязательно сделаю, если тебе это так понравилось.
— Очень понравилось. Мне кажется, что я ничего вкуснее никогда и не ела.
— Спасибо, малыш. Мне приятно. А на свежем воздухе вся еда ещё вкуснее кажется. А здесь, вокруг нас, только вода и лес.
— Дядь Белый. А кто такая Маша? Тётенька?
— Ещё и какая, — Белый усмехнулся. — Скоро сама увидишь. Сейчас идём к лодке и отправимся к ней в гости.
- -
Через котороткое время они подходили самым медленным ходом к соседнему острову.
Белый, вытащив нос лодки на берег, привязал её верёвкой к дереву, надел на спину небольшой рюкзачок, на голову одел обвязку с видеокамерой и взял на руки Катю.
— Катюнь. Послушай, что я тебе скажу. — Не шуми и не хохочи, как ты можешь. Давай вести себя тихо-тихо. И ты увидишь то, что могут увидеть немногие. А потом, когда вернёмся к лодке, спокойно поговорим. Хорошо?
— Хорошо. А что ты на голову одел такое?
— Это видеокамера и фотоаппарат вместе. Мне хочется, что бы ты потом смотрела фотографии и вспоминала эти дни. А теперь всё только шёпотом.
- -
Белый, без труда подняв и посадив Катю себе на плечи, взобрался на высоченный гранитный валун, метров пятнадцати высотой, и тихо, почти беззвучно, пошёл в лес.
Через десять минут неторопливого движения, он остановился и прошептал.
— Кать. Только шепотом. Смотри — прямо, метрах в двадцати от нас, лежит тётя Маша. Что б ни случилось — ни звука.
Катя сначала ничего не видела, но через несколько секунду то, что она воспринимала за большой камеь, вдруг зашевелилось и поднялось вверх.
— Дя-я-я-я-ядя. Это кто? — чуть слышно спросила девочка.
— Это Маша. Лосиха. Видишь, какая она большая?
— Она огромная, — прошептала Катя. — Мне даже страшно.
— Не бойся, малыш. Катя спокойная, но ближе мы подходить не будем.
— И её зовут Маша?
— Нет. Это люди её называют Машей. А своё имя она никому не говорит. Это тайна. А теперь смотри. Видишь у её ног светлый комочек?
— Да.
— Это её ребёнок, лосёнок. Он совсем недавно родился. Поэтому мы маму не будем пугать. Она за своего детёныша станет заступаться…
…И в этот момент светлый комок зашавелился и рядом с мамой-лосихой неуверено, но поднялся на ноги совсем молоденький лосёнок.
— Какой он маленький, какой хорошенький, — и Катя заёрзала на шее Белого. — Дядь. Пойдем. Не будем им мешать. Ой, они смотрят на нас.
— Катя. Замри и не шевелись.
Оба замерли.
Лосёнок покрутил головой и снова лёг. А вслед улеглась и его мама.
— Давай я тихонько тебя спушу на землю. Мне надо достать из рюкзака угощение для Маши.
— Давай, — прошептала Катя.
Мужчина присел и аккуратно снял девочку с плеч. Посадил её рядом с собой и достал из рюкзака вилок капусты и несколько яблок.
— А они это сьедят? — тихо спросила Катя.
— Они очень любят капусту и яблоки. Сейчас у них много еды, но угощение схрумкают в первую очередь.
— И лосёнок?
— Нет. Лосёнок сейчас пьёт мамино молочко. А вот сама мама… Так. Всё. Подарки принесли. А сейчас тихонько пойдем назад. Да?
— Хорошо.
- -
Тем же путём, что пришли к лосям, они вернулись к лодке.
— Ох, — громко выдохнула Катя. — Мне кажется, что я и не дышала, когда лосёнок на меня смотрел. Было и страшно и здорово. Они такие большие… Даже лосёнок больше чем я. Да?
— Да, малыш. Повыше тябя будет. Давай, отдышись, и поехали домой.
— А мы им не помешали?
— Нет. Мы же не шумели и близко не подходили. Маша нас заметила, но поняла, что мы ей не опасны. Ой! Слышишь?
— А что это так хрустит?
— Это, по-моему, Машка добралась до капусты.
— Она её так громко ест?
— Да. Она же у себя дома. Это мы в гостях. — Белый глянул на Катю. Видно было, что та ещё не совсем пришла в себя после увиденного.
Он присел перед Катей на корточки и обнял её за плечи.
— Ну что, Солнышко. Лосёнка с мамой увидели, угощение те от нас приняли, так что на сегодня почти все дела сделали. А вечером, Катя, начнём тебя лечить.
Девочка обняла мужчину за шею, прижалась к нему и тихо спросила, ткнувшись губами в самое ухо.
— Мне будет больно?
— Не буду тебя обманывать, малыш. Я постараюсь, что б твоя боль передалась мне. Но её будет ТАК много, что немного останется и тебе. Но ты же потерпишь?
— Я постараюсь. А можно мне будет плакать?
— Можно, милая. Но, если сможешь, лучше не плакать. Ведь на нас будут смотреть и, в первую очередь, на тебя.
— Кто будет смотреть?
— Я тебе скоро их покажу, но не сегодня. Договорились?
— Ага.
— А сейчас садимся в лодку и домой. Мне нужно будет привести всё в порядок, подготовиться и немного отдохнуть. Да и тебе надо будет сейчас отдохнуть. Ведь ночью нам спать не придётся.
- -
Около восьми вечера позвонили домой. Катя взахлёб рассказывала о прошедшем дне, об увиденном лосёнке и многое из того, что её переполняло.
Виктория слушала дочь, восхищалась её словами, но чувствовалось, что её на самом деле волнует совсем другое. Попросив дочь в конце разговора передать телефон взрослому, только спросила.
— Вы начнёте сегодня?
— Да. Сегодня первый раз. Самое сложное. Далее будет легче, но… Не волнуйтесь, Вика. С Катей всё бедет хорошо.
— А с Вами?
— …
— Белый, не будьте так жестоки. Прошу Вас. Скажите.
— Думаю, что и со мной всё будет в порядке. А если что… мне помогут. Извините, давайте прощаться. У нас ещё много дел. До завтра, Виктория Сергеевна.
Белый отключил телефон. Посмотрел на список вызовов. Более сорока. Кроме незнакомых, увидел номер деда Кати.
— Ещё слишком рано для разговоров. Позже. Я и так, похоже, влез в какую-то чужую разборку. Как будто мне своих проблем не хватает. Все подождут. У меня есть другие, более важные дела. Катя сейчас важнее всего на свете.
Повертел в руках телефон, а затем, вынув батарею, в раздражении кинул всё на стол. Звонить сам он сегодня больше никому не собирался, а посторонние звонки могут ему только помешать.
* * *
Белый, минут за пятнадцать до полуночи, осторожно выйдя из палатки, что бы не потревожить сон девочки, пошёл вглубь острова, на котором они были.
Там, среди высоких сосен, была небольшая полянка, по окружности которой в землю были вкопаны двенадцать больших гранитных валунов. И каждый валун сверху был плоским. Со стороны казалось, что это каменные столы или сиденья.
Это было древнее место поклонения язычников. Точнее, язычниц. Ведь остров, который в данное время носил совершенно другое название, ранее имел своё тайное имя — «Остров Ведьм», но так его называли простые люди. Хотя название не было истным. Это был остров, на котором раз в год собирались главные хранительницы. Намного позже, когда на островах Вуоксы поселились финно-угорские народы, этот остров называли Noitasaari, что, по сути, означало то же самое.
И на каждом камне, ныне покрым мхом, имелся свой знак, символ. Знак Рода, на котором могла сидеть только самая сильная, лучшая представительница своей семьи, своего Рода. А вдоль всего берега острова было множество других камней-кресел, на которых в давние времена сидели более слабые хранительницы. Но и их отбирали на эти тайные встречи только из самых достойных. По делам, ими сотворённых.
Олег подошёл к средине поляны и, достав из кармана небольшой нож, уколол палец, выдавив несколько капель крови на небольшой камень, который был у его у ног. Убрав нож, достал из-за пазухи небольшую толстую красную свечу. Поставил её на пролитую им кровь и чикнул спичкой. Пламя свечи сначала как-то осторожно, а с каждой секундой всё более уверенноразгораясь, осветило бледное лицо мужчины.
— Славьтесь, ушедшие. Вы в сердцах наших доныне. Мы помним о вас. Мы следуем заветам Вашим, кланяемся свершённым делам Вашим. Вам, Белые, — и мужчина поклонился одному камню, самому высокому. Вам, Алые, — он поклонился другому камню. Вам — Фиолетовые…
И так, назвав все Рода, поклонившись всем камням, он продолжил…
…- Сегодня просим Вас, хранители земли нашей, помочь нам избавиться от скверны, от наговора чёрного. Не для себя просим. Не ради личной выгоды. Для правИла просим. Что б Земля наша, Русская, не оскудела хранителями, защитниками…
Этот ритуал, переданный ему одиним из ХРАНИТЕЛЕЙ, вытягивал безумное количество сил из организма призывающего. Тот объяснил, что определённой последовательности слов ритуал не имеет, но надо обязательно произнести слова-якоря для вызова предков. А сам призыв должен был идти от сердца. Белый второй раз в своей жизни прибегал к вызову и просьбе о помощи хранительниц. Это был особый призыв, который помогал лечению больного, но совершенно не гарантировал здоровье и жизнь призывающего. Но, в данный момент, других вариантов не существовало. И он принял выбор. А откликнутся или нет те, кого он призывал, было неизвестно.
— …Во славу РОДА, — прошептал Белый и вновь поклонился каждому из камней.
- -
После проведённого обряда, мужчина, не оглядывась, покинул поляну и вернулся к палатке. Заглянув и убедившись, что девочка продолжала спать, он, достав кофе, кружку, сахар, сотворил себе любимый напиок и сел прямо на траву около палатки, откинувшись спиной к высоченной сосне.
— Интересно, а Вика допила МОЙ кофе или вылила в раковину, — вдруг в голове появилась совсем неуместная мысль. И, мотнув головой, улыбнулся. — Допила. Наверняка.
И почему-то ему стало очень легко и хорошо на душе, как будто кто-то очень близкий и родной погладил его по щеке.
* * *
— Катюнь. Просыпайся. Нам пора.
Девочка, открыв один глаз, посмотрела на Белого.
— Не хочется. Мне сейчас сон снился, как будто мы с мамой в больницу ездили. Там меня попросили раздеться и выйти в центр большого-большого кабинета. Он был круглый, а вдоль стен сидели тёти и смотрели внимательно на меня. Кто-то улыбался, кто-то серьёзная была, а кто-то, мельком на меня глянув, болтала с соседкой. А мама не выдержала и говорит.
— Я к Вам дочь привела, а вы её даже не смотрите. Как вы можете так относиться к больному ребёнку? Как Вам не стыдно?
На что самая старая тётенькаответила маме.
— Привели? Хорошо. Мы посмотрели. Вы ошибаетесь, что она больна. Девочка совершенно здорова. А сейчас, пожалуйста, не мешайте нам работать. Одевайте её и езжайте к себе домой.
А потом ко мне подошла другая тётенька, самая молодая из всех, присела передо мной, погладила меня по голове, посмотрела в глаза и говорит.
— Зеленоглазая. Как и я. Всё у тебя будет хорошо. Иди, родная.
Мы вышли из больницы, и мама повела меня кушать мороженое. А я не успела даже попробовать, какое оно, а ты меня разбудил…
— Милая, скоро мы с тобой наедимся мороженым. Я тебя приглашу в кафе и ты сама выберешь то, что захочешь. Честное слово. Вы, юная и прекрасная дама, не откажете мне в приглашении? А то я очень расстроюсь.
Катя смотрела изумлёнными глазами на дядю и совсем не верила в то, что он предлагал. Она ведь знала, что мороженное есть ей категорически нельзя. Но тут, сердцем поняв шутливый тон Белого, ответила с надежной, что тот выполнит своё обещание и, также, в шутливой форме, как и с дядей Витей, ответила.
— Если Вы, дядя Белый, приглашаете меня в мороженицу, то я немного подумаю. И, может быть, соглашусь на Ваше предложение. А как будет с нами дальше — посмотрим. Мы же должны проверить наши чувства? Ведь так говорят взрослые? Правильно?
И… захохотала. От всей души. Так звоно, словно она совсем и не болела.
Белый, немного очумев от тона, с которым ребёнок произнёс последние фразы, посмотрел на хохочущего ребёнка и, не выдержав, схватив её в охапку, прижал к груди и поцеловал её в красивый носик.
— Дядя Белый, — вдруг отстранившись, серьёзно сказала Катя. — Это плохо. Мы ж договорились, что меня можно целовать только с разрешения. Я ведь должна подумать… — И, не сдержавшись, сама с хохотом чмокнула в нос мужчину. — Всё, я отомстила…
— А теперь, малыш, давай готовиться.
Белый опустил девочку на пол и, протянул ей небольшой свёрток.
— Катя. Я прошу — сними с себя всё, даже трусики, и одень это на себя — Мужчина развернул и вложил в руки девочке белый сарафан. Он был хоть и простым с виду, но очень просторным и удобным.
Катя без слов выполнила то, что от неё требовалось.
Белый тоже переоделся. Он был босиком, в белых штанах и такого же цвета рубахе навыпуск. Без всяких застёжек и пуговиц.
Вышли из палатки и застегнули все молнии на двери.
Мужчина посмотрел на девочку. Та была молчалива и сосредоточена. Стояла, смотрела в его глаза и не улыбалась.
— Подожди секунду, — Олег, не оглядываясь, подошёл к началу той тропинки, что вела к заветной поляне. Он поклонился до земли.
— Слава Роду! Слава Роду! Слава!
И после того, как прозвучал последний звук, растаив в тишине, словно мимолётный порыв ветра коснулся лица мужчины, раздался плеск воды, закричала какая-то птица, а с соседнего острова донёсся шум от упавшего дерева…
А девочке, которая с удивлением смотрела на дядю, послышился тихий-тихий шепот со всех сторон — «Слава роду-Слава-Слава-Слава-Слава……» И всё постепенно затихло.
— Дядь Белый. Мне страшно. Что это было?
— Хорошо, что это БЫЛО. Всё хорошо, маленькая. У НАС ВСЁ получится.
И мужчина потянулся всем телом к звёздному небу и счастливо улыбнулся…
…Поднял Катю, прижал к себе и понёс к берегу. Там, недалеко от края воды в гранитном берегу, была глубокая выемка, по форме напоминающая ванную. Эта «ванная» была полна речной воды и под отсветами звёзд и луны немного светилась.
— Ну что, Солнышко, ты готова?
Олег опустился на камень. Сел, передвинув Катю себе на колении. Посмотрел ей в глаза.
— Мне страшно, — тихо сказала девочка.
— Малыш. Всё будет хорошо. Надо только потерпеть. Ну, ты же сильная. Ты, вон, сколько времени уже терпела боль. Осталось совсем немного. Потерпим? Вместе?
— Потерпим, — девочка прильнула к груди мужчины. Потом подняла свои зелёные глазки и внимательно посмотрела в глаза Белому.
— Дядя Белый, я тебя люблю.
— И я тебя люблю, мой милый человечек. А сейчас я тебе спою песенку. Ты постарайся запомнить мелодию, а не слова. А если сможешь, то попробуй петь со мной.
— Хорошо. Попробую.
— Тогда слушай. Это старая-песня, которую пели наши далёкие-далкие предки — бабушки наших прапрапрабабушек.
Белый тихо запел, а Катя, после первых слов песни, мгновенно отключилась.
* * *
А далее наступила боль. Да же не так. БОЛЬ. С огромной буквы.
Маленькой девочке казалось в те мгновения, когда она ненадолго приходила в себя, что её буквально разрывают на части и снова скрепляют вместе.
Болела каждая косточка, каждая клеточка её тела. Но, пообещав дяде Белому не кричать и не плакать, она до боли сжимала свои губки, порой прикусывая их до крови.
Она за последнее время привыкла к боли, но ТАКОЙ она совсем не ожидала.
Она терпела до последнего и снова теряла сознание. Её тошнило, выкручивало наизнанку, но она терпела, как могла, приходя в себя и снова проваливаяь в небытиё.
* * *
Следующие три дня и три ночи остались у неё в памяти какими-то отрывками.
- -
Вот она чувствует, что лежит на спине в очень горячей воде. Вода буквально кипит, но её не обжигает. А под ней, почти под водой, прижав руки к её животу, лежит дядя Белый. И руки его светятся мягким желтым светом.
- -
Они в лодке в одном из небольших заливов. Дядя смотрит на неё добрыми глазами и улыбается, а она, перегнувшись через борт, пытается поймать одного из множества жучков, которые бегают по воде и не тонут. Ей никак это не удаётся, но она не расстраивается…
- -
Цапля, которую дядя Белый показал ей. Та стояла в камышах на одной ноге и смотрела на лодку. Катя потом сама, уже на острове, всё пыталась также стоять на одной ноге, поджав другую, но очень быстро уставала и то и дело валилась со смехом на траву.
- -
Вот она лежит в ванне, а дядя водит своими руками по её груди и животу, как будто вынимая из неё какие-то верёвочки и тёмные комочки. Он медленно вытаскивает их и бросает в маленький тазик, который стоит рядом. И каждая такая верёвочка, когда её выдёргивают, приносит Кате невыносимую боль.
- -
Вот они сидят на берегу, опустив ноги в воду и смотрят на рыбок, которые плавают рядом, буквально между их ног. Дядя дал ей кусочек булочки и Катя, отрывая понемногу, кидает крошки в воду, наблюдая, как рыбки кушают угощение. Катя смеётся, а дядя Белый смотрит на неё очень добрыми глазами.
- -
И снова неистерпимая боль. Болит всё её тело. У неё уже нет сил и плакать…
- -
Они лежат рядом на надувном матрасе и, чуть ли не ссорясь, разглядывая бегущие облака, придумываназвание образы- на кого похоже то или иное…
- -
И опять боль. Но болит уже меньше. И больше сил терпеть её.
- -
Каждый вечер долгие разговоры по телефону с мамой. Катя делится своими впечатлениями о проведённом дне, но ни слова не говорит о том, какую боль она терпит ночью.