- Скажем, за десять, сэр.
- Пусть за десять. Приготовь мне одеяния для долгого путешествия и можешь за меня больше не беспокоиться. Где водосточная труба, о которой ты так хорошо отзывался?
ГЛАВА 2
Комплекс неполноценности старины Сиппи
Я смерил упрямого малого одним из своих взглядов. Я был поражён и шокирован.
- Ни слова, Дживз, - сказал я. - Ты зашёл слишком далеко. Шляпы - да. Носки - да. Пиджаки, брюки, рубашки, галстуки и штрипки - вне всяких сомнений. Что касается этих предметов моего туалета, я полагаюсь на тебя целиком и полностью. Но когда дело доходит до ваз - нет, и ещё раз нет.
- Слушаюсь, сэр.
- Ты говоришь, эта ваза не гармонирует с обстановкой комнаты, и хотя, по правде говоря, я не понимаю, что ты имеешь в виду, я отрицаю твое утверждение in toto. Мне нравится эта ваза. Я считаю, она декоративная, живописная и стоит куда дороже пятнадцати шиллингов, которые я за неё заплатил.
- Слушаюсь, сэр.
- Это всё, Дживз. Если кто-нибудь позвонит мне по телефону, в течение следующего получаса меня можно будет найти в редакции <Мейферского> у мистера Сипперли.
Я ушёл с гордо поднятой головой, холодно кивнув Дживзу. Я был крайне недоволен строптивым малым. Вчера вечером, прогуливаясь по Стрэнду, я случайно зашёл в одно из крохотных помещений, где парни с громоподобными голосами целый день, ни разу не присев, продают с аукциона всякую всячину. Вообще-то я смутно представляю себе, как это получилось, но неожиданно я стал владельцем большой китайской вазы, расписанной красными драконами. Кроме драконов на ней были нарисованы птицы, собаки, змеи, а также зверь, похожий то ли на леопарда, то ли на кого-то другого. И весь этот зверинец стоял сейчас на полке над дверью в мою гостиную.
Я был очень доволен покупкой. Ваза сверкала и переливалась. Она радовала глаз и не могла не привлечь внимания. Поэтому, когда Дживз, сморщив нос, начал высказываться о ней хуже любого художественного критика, я резко его оборвал. Ne sutor ultra, - сказал бы я ему, если б знал, что это значило. Я имею в виду, где это видано, чтобы камердинер подвергал цензуре вазы? Разве в его обязанности входит подбирать фарфор для своего молодого господина? Естественно, нет, и я недвусмысленно дал понять Дживзу, чтобы он не совал нос не в своё дело.
Я всё ещё был в плохом настроении, когда вошёл в редакцию <Мейферского>, чтобы излить душу старине Сиппи, моему закадычному другу, который наверняка меня понял бы и не преминул бы мне посочувствовать. Но когда мальчик-посыльный провёл меня в святая святых и я увидел бедолагу, с головой погружённого в работу, у меня не хватило духу посетовать ему на мою жизнь.
Должно быть, все деятели, которые что-нибудь издают, очень быстро превращаются в задохликов. Шесть месяцев назад Сиппи был весёлым, жизнерадостным парнем, но в то время его называли внештатным журналистом. Он писал рассказы, стихи и прочую дребедень в разные журналы и наслаждался жизнью. Сейчас же бедняга стал издателем дурацкой газетёнки, и его было не узнать.
Сегодня он выглядел ещё более измученным, чем всегда, поэтому, позабыв о своих неприятностях, я решил развеселить его и сказал, что пришёл в полный восторг от последнего номера <Мейферского>. По правде говоря, я его не читал, но мы, Вустеры, способны прибегнуть к любым уловкам, чтобы подбодрить наших друзей.
Моё лекарство возымело действие. Он оживился, и глаза у него заблестели.
- Тебе действительно понравилось?
- Просто блеск, старина.
- Хорошая подборка, верно?
- Потрясающая.
- А как тебе поэма <Одиночество>?
- Шикарная вещь.
- Настоящий шедевр.
- Жемчужина из жемчужин. Кто её сочинил?
- Там стояла подпись, - несколько холодно ответил Сиппи.
- У меня плохая память на имена.
- Её написала, - с лёгкой дрожью в голосе произнёс бедолага, - мисс Гвендолен Мун. Ты не знаком с мисс Мун, Берти?
- По-моему, нет. Приятная девушка?
- Боже всемогущий! - воскликнул Сиппи.
Я пристально на него посмотрел. Если вы спросите мою тётю Агату, она вам скажет, - по правде говоря, она вам скажет, даже если вы её не спросите, - что я тупой бесчувственный бездельник. Едва разумное существо - так она однажды меня окрестила, и должен вам признаться, по большому счету в чём-то она права. Но есть область, в которой я разбираюсь не хуже детектива по кличке <Ястребиный>. Влюблённых я распознаю быстрее, чем любой парень моего веса и возраста в Метрополии. За последние несколько лет я перевидал такое количество своих знакомых, поражённых этой болезнью, что теперь узнаю её за милю в густом тумане. Сиппи сидел, откинувшись на спинку кресла, и грыз карандаш, глядя в стену отсутствующим взглядом, так что мне нетрудно было поставить ему диагноз.
- Выкладывай, что у тебя стряслось, - сказал я.
- Берти, я её люблю.
- Ты ей признался?
- Что ты! Как я могу?
- Не вижу ничего сложного. Когда будешь с ней разговаривать, упомяни о своей любви между делом.
Сиппи глухо застонал.
- Знаешь ли ты, Берти, что значит чувствовать своё ничтожество?
- Конечно! Иногда это чувство возникает у меня, когда я беседую с Дживзом. Но сегодня он зашёл слишком далеко. Представляешь, у него хватило наглости раскритиковать вазу:
- Она намного выше меня.
- Да ну? Высокая девица?
- Духовно. Она небесное создание. А я кто? Жалкий, земляной червь.
- Ты в этом уверен?
- Да. Разве ты забыл, что год назад мне дали тридцать дней тюрьмы вместо штрафа за то, что я украл полицейский шлем?
- В то время ты был под мухой.
- Вот именно. Какое право имеет пьяница и закоренелый преступник мечтать о богине?
Я смотрел на бедолагу, и сердце моё обливалось кровью.
- Послушай, старина, а ты не преувеличиваешь? - спросил я. - Все, кто получает достойное воспитание, веселятся от души в ночь после регаты, и лучшие из нас имели неприятности с законом.
Он покачал головой.
- Не утешай меня, Берти. Это очень благородно с твоей стороны, но слова ничего не изменят. Нет, я могу лишь поклоняться ей издали. Когда я вижу её, мной овладевает странное оцепенение. Язык мой словно прилипает к гортани. Я так же не могу сделать ей предложение, как: Войдите! - крикнул он.