И снова мне не удалось отдохнуть. Меня разбудили топот и голоса в коридоре. Как будто несколько человек носились туда и обратно. Судя по часам, я проспал не больше двадцати минут. Мне было интересно узнать, что происходит, поэтому я встал и приоткрыл дверь. В коридоре собирались рабочие, нацепляя на себя тёплую одежду. Учитывая, что станция перешла на круглосуточную работу, в этом не было ничего особенного. Но тут моё внимание привлекло, что люди вооружены. Я вышел и спросил у проходившего мимо Маги, что происходит.
— Мы едем на «Источник», — ответил он и, не дав мне задать следующий вопрос, поспешил к выходу.
Я протолкался сквозь людей к кабинету начальника станции и увидел перед собой Катана. Он тоже был в куртке и проверял на ходу свой револьвер.
— В чём дело? — спросил я.
Катан удивился, увидев меня, и ответил:
— На «Январе» какая-то заминка. Их отряд всё ещё не выехал. Менаги попросил, чтобы мы поехали на «Источник». На всякий случай.
— На какой случай? — не понял я.
Убирая оружие в карман, Катан ответил:
— Менаги полагает, что после того как зэки не дождутся своего отряда, они могут попытаться атаковать другую станцию. «Источник» ближе всего к тюрьме после нас. Пока ребята с «Января» доберутся, «Источник» может попасть под удар.
— А как же мы? Что если они повторно придут сюда?
— Мы оставили часть оружия. Я думаю, что семь человек будет достаточно, чтобы защитить «Зарю». Всё в порядке, Ашвар. Выспись хорошо — завтра у нас опять много работы.
Я представил, как утром снова проснусь и буду продолжать раскопки для нового насоса. Не знаю почему, но эта перспектива представлялась мне отвратительной. После возвращения из Туннеля станция казалась мне чуждой. Даже от моей комнаты веяло чем-то небезопасным, как в первые дни здесь. Поэтому я сказал:
— Я поеду с вами.
Катан снова был удивлён, но сразу же нашёлся, что ответить:
— Не выдумывай. Мне хватает людей. Иди спать.
Но я уже знал, что сегодня не усну. Я никогда не брезговал своей работой, но сейчас не мог даже думать о ней. Невозможно было вернуться к рутинной жизни, когда кругом происходило такое. Катан пошёл к выходу, но я остановил его, схватив за руку. Он обернулся, и тогда я сказал:
— Послушай, ты всегда защищал меня, я знаю. Во время революции ты под любым предлогом заставлял меня остаться на станции и не ввязываться ни в какие авантюры…
Начальник станции усмехнулся, а я продолжил:
— Я всегда это видел. Когда я только приехал в Антарту, я здесь никого не знал. Ребята, с которыми я учился, попали на другие станции. Как оказалось, работа здесь совсем не похожа на то, чему меня учили. Ты меня шпынял, но и защищал тоже, когда я подводил Шиму. Ты меня со всем здесь познакомил и практически всему научил. Но нельзя всё время меня оберегать. Ты ведь взял меня в Туннель!
— Я взял тебя в Туннель, потому что никто на станции лучше не работает со взрывчаткой.
— Всё равно! Просто один раз, хорошо? Один раз дай мне не остаться в стороне, самому сделать выбор. Я умею обращаться с оружием, я тебе говорил. Ещё один раз, Катан?
Оша смотрел на меня с какой-то отеческой нежностью, а в правом углу его рта застыла ухмылка. Выслушав мои излияния, он ответил:
— Ну и речь! С такими задатками ты Менаги сместишь однажды! Умеешь лясы точить!
Я чувствовал себя немного оскорблённым и польщённым одновременно, но, сохраняя спокойствие, спросил:
— Так и?..
Катан рассмеялся и ответил:
— Ладно, одевайся! Один раз сделаешь свой выбор! Только быстро!
Я бросился в свою комнату и начал впопыхах надевать тёплую одежду. Хотя мои слова, обращённые к Катану, были правдивы, какое-то смутное ощущение говорило, что есть что-то ещё. Что дело заключалось в чём-то большем, чем в моём нежелании снова остаться в стороне.
Когда я вышел, Катан стоял в коридоре уже в одиночестве. Он сказал мне:
— Поведёшь вездеход.
Из медкабинета вышел Вайша в куртке и, не обращая на нас внимания, направился к выходу. Катан посмотрел на него и спросил:
— А ты куда?
Вайша обернулся и сказал:
— В смысле «куда»? Мы же вроде на «Источник» собрались?
— Мы собрались, но тебя-то я не звал.
— Знаю, что не звал. А надо было. Я Чиуту месяца три не видел. Сяду вам на хвост.
— Мы туда не чаи гонять едем. В другой раз съездишь.
Вайша подошёл к Катану и произнёс прежним бесстрастным тоном:
— Знаю. Оружие в руках я держал. Да и при таких раскладах вряд ли врач лишним будет, верно?
Катан смерил взглядом этого мелкого аристократа, который разговаривал как матрос, и сказал:
— Ладно. Садись в машину, я притащу тебе винтовку.
— Спасибо, Катан, — сказал Вайша и пошёл к выходу.
Глядя на него, начальник станции покачал головой и обратился ко мне:
— А ты чего стоишь? Давай, тоже иди.
Я последовал за Вайшей, а Катан направился на склад, ставший временно нашим арсеналом. По пути начальника станции окликнул Шиму, интересуясь, куда это уходит его помощник. Я уже взялся за ручку двери, когда услышал ответ Катана:
— Ищет приключений. Это займёт несколько часов. Мы посидим на «Источнике» и вернёмся. Ничего особенного. Иначе я бы его и не взял.
Я не застал продолжения разговора, потому что уже вышел. Не могу сказать, что последние слова Катана не задели меня. Под его заботой всегда было удобно, но я не мог смириться с тем, что он оберегал меня от того, в чём позволял участвовать другим.
Снаружи снег валил ещё сильнее, чем пару часов назад. Ветер усиливался, а видимость становилась всё хуже. Вездеход стоял в гараже и тарахтел. Я вновь обратил внимание на отверстия и вмятины от пуль на корпусе машины. Так ли уж безопасно было наше задание, как думал Катан? Может быть, нам всё-таки придётся защищать «Источник» от бандитов? С этими мыслями я забрался в кабину и с удивлением обнаружил Виктора Лассона на пассажирском сидении.
— Привет! — сказал он.
— Что вы здесь делаете? — поинтересовался я.
— Решил помочь. Стрелять-то я тоже умею.
Через несколько минут подошёл Катан и забрался с правой стороны так, что Лассон оказался между нами. Я вывел вездеход из гаража. Мы взяли курс на юг, сквозь кружащийся в воздухе снег.
***
По странной конструкторской мысли, трёхместная кабина фактически могла вместить только двух с половиной людей. Пассажирские места сузили, чтобы водителю ничего не мешало. Теснота особенно бросалась в глаза, когда спереди сидели два человека такой комплекции, как Оша и Лассон. Виктор был среднего телосложения, но Катан со своими широкими плечами не смог бы удобно расположиться ни с кем. В кузове сидели Галаш, Ижу, Мекат, Маги, Нанг и Вайша.
Пока мы ехали к «Источнику», видимость упала метров до ста. Собиралась буря, и я надеялся, что мы доберёмся до станции вовремя. Конечно, по дорожным столбикам можно было ориентироваться, но они были не везде. Во время урагана легко было потерять их из виду и заплутать.
Первую половину дороги мы провели в тишине, но потом почти всё время Катан и Виктор разговаривали. Как оказалось, Лассон плоховато ориентировался в том, что происходило в колониях в последние месяцы. Даже о революции он знал только в общих чертах.
— Понимаете, там в тюрьме всё было по-другому, — рассказывал Виктор. — Это закрытый мир. Мы никогда особо не контактировали со станциями. Изредка катались на выходные на «Январь», так и этого не происходило после независимости. До того нам спускали распоряжения сверху, на какую станцию отвезти зэков, вот и всё. Во время революции мы вообще были отрезаны. Единственное распоряжение, которое поступило от Лакчами, а потом повторилось от Менаги, — не рассказывать зэкам о волнениях, о перевороте.
— Так вы их с тех пор вообще никуда не отправляли? — поинтересовался Катан.
— Нет. Никто не хотел, чтобы они узнали о том, что в Антарте больше нет солдат.
— Это многое объясняет, — с недовольным вздохом произнёс Катан.
Виктор повернулся к нему и сказал:
— Меня вот что интересует: почему тюрьма осталась здесь? Зэки же были проблемой Лакчами, что ж их не забрали?
— Я точно не знаю, — ответил Катан, — никогда не интересовался политикой. Надо было работать, а не трепотнёй заниматься. Но думаю, что Менаги пришлось пойти на определённые уступки во время переговоров.
— Уступки?
— Да. Посмотрите на станции. Всё, что на них есть, — собственность Лакчами. Оборудование, техника. Кое-что принадлежало Норвальду, конечно. Но когда они спрыгнули, то продали всё своё барахло лакшамам. То есть наши бывшие хозяева могли дать нам независимость и прихватить всё это с собой. Тогда наша молодая, но перспективная держава рухнула бы на следующий день. Так что, я думаю, тюрьма стала предметом торга. Зачем Лакчами везти домой кучку головорезов, которых они припёрли изо всех своих колоний?
— Неплохой обмен! — усмехнулся Лассон. — Вряд ли зэки идут по той же цене, что и оборудование.
— Кто знает? — ответил на это Катан. — Возможно, они ещё влетят Антарте в копеечку. Уже влетели.
Мне на мгновение показалось, что я слишком увлёкся их разговором и потерял дорогу. Меня охватил испуг, но я тут же увидел маленькие чёрные столбики, которые лишь чуть-чуть возвышались над снегом. Мы пересекали длинную равнину, и ландшафт не давал никаких намёков на то, куда нужно поворачивать. Столбики меня успокоили и вызвали раздражение одновременно. Кто сэкономил на этом? Стоило догадаться, что такие низкие указатели будет заметать!
— Знаете, чего я не понимаю? — внезапно произнёс Лассон.
Мы с Катаном вопросительно посмотрели на него, а Виктор продолжал:
— В колониях — что в наших, что в ваших… — он осёкся, — в смысле, что у Норвальда, что у Лакчами. Так вот, в колониях на Мелае уже давно вспыхивают войны. Там люди так же недовольны и добиваются независимости. Но в отличие от Антарты, там никто не стесняется стрелять ни в демонстрантов, ни в бастующих работяг.
Он сделал небольшую паузу и продолжил:
— Вы мне тут рассказали несколько историй об этих недавних событиях. О том, как рабочие стояли живой цепью, не пуская солдат, и всё такое. Так и почему никто не начал стрелять? Более того, они ещё и пошли на переговоры.
Катан немного подумал и ответил:
— Я в этом всём не очень хорошо разбираюсь, но пару отличий сразу могу назвать. Во-первых, вся эта история с Антартой была изначально международной. А во-вторых, это был образцово-показательный проект, прежде всего, для Лакчами. После Патейской войны они вообще почему-то стали сильно волноваться по поводу того, что о них думает окружающий мир.
— Ну и что? — спросил Виктор.
— Ну собственно в этом всё и дело. На мелайские колонии всем плевать. А мечта о светлом будущем, какой вся эта история с Антартой стала, не могла закончиться кровавой баней. Плюс не стоит забывать о том, что в колониях Норвальд и Лакчами стреляют вовсе не в собственных граждан. Да и здесь никогда не было такого уж большого военного контингента. Лакчами прислали подкрепление, когда каша уже заварилось, да вот только оно не смогло высадиться. Единственный порт рабочие блокировали.
Катан замолчал. Снег продолжал вреза́ться в лобовое стекло. Я вертел дворниками изо всех сил, чтобы успевать стирать его. Нельзя было потерять ориентиры из виду. Мы смотрели в эту почти непроглядную белизну, пока Катан вдруг не сказал:
— Ну и насчёт «международности»… Антарта же никогда не была колонией.
— Что вы имеете в виду?
— Ну там существовал какой-то договор между странами, что никто не будет иметь права провозгласить Антарту своей колонией. Ещё когда континент только открыли. Я тонкостей не знаю, но такова суть. Колония — это что? Это территория другой страны, которая может делать на этой земле всё, что захочет. Это внутренние дела государства по сути. Но Антарта — не колония и не может ей быть.
— Это называется «не интересуюсь политикой»! — заметил Виктор и хотел вернуться к разговору. — Как же тогда мы?.. — начал было он, но остановился. Кажется, он и сам догадался.
— Создали здесь государство? — закончил за него Катан.
— Никто не может объявить Антарту своей колонией. Именно так это звучало?
— Верно. И мы — не колония.
— А ваш Менаги — не промах! — со смехом заметил Лассон и добавил уже серьёзно, — Но всё же это не препятствие…
Закончить он не успел, потому что его перебил Катан:
— Подъезжаем.
Из снежной пелены впереди показались строения. Мы успели. Вместе с этой мыслью ко мне пришло облегчение. Буря уже начиналась, но мы добрались до места. Теперь можно было размять ноги и расслабиться, наблюдая за бушующей стихией через окно. В общем-то получалось, что мы совершили этот путь напрасно — никому в здравом уме не придёт в голову куда-то идти во время бури. Хотя это означало, что и отряд с «Января» прибудет в тюрьму позже, чем ожидалось. Так или иначе, в ближайшие несколько часов нам ничто не угрожало.
Пока я думал об этом, приближаясь к «Источнику», в кабине что-то стукнуло. Звук был похож на лязг металла, но мы не могли ничего зацепить, да и он был слишком резким для нашей скорости. Через несколько мгновений снова послышался удар, уже где-то у меня над головой.
— Поворачивай! — резко крикнул Катан.
— Что? — не понял я.
— Быстро, поворачивай! — повторил он. — Валим отсюда!
Ещё один еле слышный удар донёсся откуда-то снаружи. Мне вдруг бросилось в глаза отверстие на лобовом стекле. Их здесь было несколько, но этого конкретного я не помнил.
— Ты глухой что ли?! — заревел Катан, как медведь. — Они по нам стреляют!
У меня внутри всё замерло, но я всё равно резко переключил тягу на левом траке, разворачивая машину.
— Охереть просто! Они нас опередили! — продолжал рычать Катан.
Вездеходы не били рекорды скорости и поворачивались медленно. Когда я поставил машину боком к станции, щелчки стали доноситься по всему борту. Звякнуло стекло, и раздался какой-то незнакомый мне звук. Трудно его описать. Что-то среднее между тем, как гвоздь пробивает покрышку, и тем, как камень шлёпается в густую грязь. Мы ещё не завершили разворот, но я начал уводить машину от «Источника».
— Бляяядь… — протянул Катан как-то странно.
Я не обратил внимания, сосредоточившись на управлении. Потом краем глаза увидел, что Виктор наклонился к Катану.
— Ничего, нормально… — сказал начальник станции.
Я посмотрел на него. Катан разглядывал правый рукав куртки, по которому расползалось тёмное пятно.
— Нормально, — продолжал Катан странным голосом, — сейчас отойдём немного и перетянем.
Мы проехали несколько десятков метров, пока станция не скрылась за снегопадом, а стук не прекратился. Я остановил вездеход, а Катан открыл дверь непослушной рукой. Он хотел вылезти, но остановился. Как только Катан приподнял руку, он тут же застонал и прижал её к боку.
— Блядь, — снова выругался Катан, — ни хрена не нормально…
Его голос был каким-то булькающим, и начальник станции сразу же закашлялся.
— Что там? — спросил Лассон.
— Прошла, сука, навылет…
Я ничего не понимал. Виктор сдвинул дверку, которая закрывала зарешёченное окошко между кабиной и кузовом, и крикнул туда:
— Как там сзади? Все целы?
— Да! — ответил Ижу оттуда. — Чё это было?!
Виктор проигнорировал вопрос и попросил меня вылезти. Я выбрался наружу, а Лассон перелез через водительское сидение и выпрыгнул следом. Механик открыл кузов и вернулся с Галашем и Вайшей. Вместе они помогли выбраться Катану. Он еле держался на ногах. Они увели его в кузов, где он мог лечь. Я сидел в кабине один и ждал, пока они закончат. Сердце стучало барабаном, а руки тряслись. Я смотрел на кровавые следы на пассажирском сидении, и меня мутило. В окне справа было новое отверстие.
Через кузовное окошко доносились неразборчивые голоса, шорохи и стоны Катана. Я не знал, что происходит, но не находил в себе сил спросить. Кажется, это было сейчас не вовремя. Я смотрел вперёд на стремительно проносящийся снег и понимал, что видимость уже упала метров до тридцати. В таких условиях никуда нельзя было ехать.
Через несколько минут вернулся Лассон. Он забрался на пассажирское сидение, не придавая значения тому, что сел на кровавые пятна. Виктор повернулся ко мне и начал говорить. Мне казалось, что я впервые вижу этого человека. Он был совсем не похож на того, кем был всё это время. Его сосредоточенный взгляд был абсолютно беспристрастным. Глядя на Лассона, я чувствовал, что сейчас он констатирует непреложные факты, которые не то что не подлежат обсуждению, — абсурдно их обсуждать. Он говорил спокойным твёрдым голосом, каким, наверно, дают инструкции, обучая хирургов:
— У господина Оши сквозное ранение правой руки и ранение в грудь. Возможно, задето лёгкое. Так или иначе, он теряет кровь. Мы перевязали его, но этого недостаточно. Нам нужно срочно доставить его к врачу.
— А как же Вайша?
— Он говорит, что здесь не сможет оказать господину Оше необходимую помощь. Ему нужна операционная.
Я снова глянул вперёд на серую пелену, которая всё плотнее стягивалась вокруг, и ответил:
— Мы не можем передвигаться в буре. Нам нужно подождать, когда видимость хоть немного вернётся. Иначе мы заблудимся.
Виктор продолжал тем же тоном. Моё замечание вообще не имело никакого значения для него.
— Мы будем передвигаться в буре. Он умирает. Ты должен приложить всё своё умение. Мы не сможем спасти господина Ошу здесь, и он вряд ли продержится до хорошей погоды. Дави на газ, Ашвар. Сконцентрируйся и постарайся не сбиться с дороги.
Я повиновался и начал разгоняться. Вот только не с чего было сбиваться. Уезжая от «Источника», я уже вёл машину куда глаза глядят, лишь бы подальше от стрельбы. И мы оказались на ровной снежной площадке.
— Дорога должна быть левее, — нервно заметил я, обращаясь больше к самому себе.
Меня пробирала дрожь. Лассон ничего не ответил. Сзади доносились едва различимые стоны. Мне хотелось давить во весь опор, но нужно было двигаться аккуратно. Я медленно вёл вездеход влево, высматривая эти чёртовы столбики, но ничего не видел. Мы ехали так несколько минут, пока я не остановился.
— В чём дело? — спросил Виктор. Его тон был всё таким же гипнотически ровным.
— Мы не могли так далеко уехать от дороги, — ответил я, испугавшись собственных мыслей.
Лассон открыл бардачок и вытащил оттуда карту с компасом. Развернув её, он нашёл дорогу на «Источник» и начал указывать мне направление. Мы снова тронулись. Вокруг было одно и то же — всё слилось с потоками урагана. Машине он ничем не угрожал. Даже самая жуткая буря не смогла бы поднять многотонный вездеход. А мощный двигатель вместе с гусеничными траками надёжно прокладывал путь вперёд. Вот только проклятые столбики так и не выныривали из снегопада.
— Поднажми! — приказал Виктор. — Будем двигаться вдоль дороги, пока не найдём её.
— Мы можем налететь на камень! — забеспокоился я.
— Тогда двигайся с той скоростью, в которой ты уверен.
Это замечание странным образом подействовало на меня успокаивающе. Я немного ускорился, но до предела было очень далеко. Мы продолжали ехать в пустоте, и я ожидал, что в любой момент из бурана на нас выскочит скала. Но эта пелена казалась бесконечной.
В итоге мы добрались до подъёма, и я всё-таки затормозил, когда перед вездеходом образовался большой чёрный камень.
— Где мы, чёрт подери? — произнёс Виктор, разглядывая карту.
— Может быть, поменяемся? — спросил я, переводя дух. Вездеход было несложно резко остановить, но меня пробирал такой озноб, что я боялся потерять управление.
— Ты разбираешься в картах? — вопросом на вопрос ответил Лассон.
— Нет.
— Тогда…
Договорить он не успел, потому что сзади раздался злобный окрик Вайши:
— Мы поедем, твою мать, или нет?! Он, блядь, умирает здесь!
Лассон повернулся и громко, но по-прежнему спокойно сказал:
— Мы едем. Видимость низкая, нужно двигаться аккуратно. Иначе мы все здесь погибнем.
Вайша еле слышно выругался, но больше ничего не сказал. Лассон снова обратился ко мне:
— Ты будешь за рулём, я буду штурманом. Новый план. Поезжай правее, потом прямо.
Я перевёл дыхание и снова потянул рычаги управления. Двигатель затарахтел громче, и мы тронулись.
— Объезжай препятствия, избегай даже малого крена. Если ты сильно уйдёшь с курса, я тебя поправлю.
— Спасибо, — выпалил я. Мне вдруг стало гораздо легче просто от самой мысли, что не приходится всё это делать в одиночку. Кроме того, Лассон был снова на удивление спокоен, как когда рассказывал о бунте. Это поддерживало и не давало мне самому впасть в панику.
Мы просто двигались на северо-восток в направлении «Зари». Это была практически безнадёжная затея. Лассон следил за временем, скоростью и курсом, пытаясь хотя бы примерно определить, где мы находимся. Мне нужно было полностью сконцентрироваться на дороге и постараться не перевернуть и не ударить вездеход. Мы ехали рывками, останавливаясь, когда мне казалось, что мы забрались на ненадёжную поверхность, или когда на пути выскакивали скалы.
Иногда нам казалось, что мы нашли какие-то ориентиры — наш маршрут порой выгибался так, что был похож на какую-то гряду на карте. Но проблема была в том, что бумага очень примерно описывала ландшафт. Главными там были дороги, а мы никак не могли найти ни одной.
Наконец, мы снова выбрались на ровную поверхность и когда проехали по ней минут десять, а на пути не выскочил ни один валун, Лассон произнёс:
— Кажется, я понимаю, где мы. Поверни налево.
В итоге единственным ориентиром стала смена скал и долин, но даже на неё нельзя было полагаться. Каждый раз, когда мы выезжали на равнину, никто не мог точно сказать, не оказались ли мы в большой лощине. Вполне вероятно, что по сторонам от нас тянулись мрачные чёрные скалы.
У меня здорово потели руки от напряжения. Я представлял себе, как мы забираемся по небольшому наклону, который заканчивается обрывом. Если бы такое произошло, я вряд ли смог бы вовремя заметить, что мы угодили в ловушку. Видимость упала не до нуля, но понять, где заканчивается снег под нами и начинается стена бурана, было почти невозможно.
Я замечал движение лишь по покачиванию вездехода да напряжённому тарахтению двигателя. Мы будто плыли, утопая в море молока. Я даже не мог понять, сколько времени проходило между появлявшимися время от времени чёрными стенами гор.
Мы добрались до очередной ровной долины, по которой ехали, как мне показалось, не меньше часа. В конце концов, Лассон произнёс:
— Так не должно быть.
Раньше чем я спросил, что он имеет в виду, он продолжил:
— Мы давно должны были упереться в горы. Кажется, мы совсем сбились.
Я продолжал ехать, не зная, что ещё можно сделать. Но в итоге, как по заказу, мы начали забираться на уклон, а слева из-под снега на глазах выросла очередная чёрная стена.
— Погоди, — сказал Лассон.
Я остановился, а он уставился в карту. Виктор не отрывался от неё пару минут, а потом произнёс:
— Да, кажется, я понял, где мы, — сложно выразить, насколько меня обрадовала эта новость, а он продолжал, — нужно повернуть налево. Мы уже совсем близко.
Повернув вездеход, мы продолжили наше плаванье. Я был рад, что эта пытка скоро закончится. Хотя сразу же заметил, что немного попривык к ней. Меня уже давно перестало трясти, я не воображал, что вездеход перевернётся или упадёт со скалы. Все мысли давным-давно пропали, и были только буря и рычаги управления. Нужно было лишь оставаться предельно внимательным и готовым резко остановиться.
После того как мы повернули, вездеход опять оказался на равнине. Мы ещё долго продолжали ползти, пока Лассон снова не нарушил молчание словами:
— Нет, кажется, опять…
Он прервался, потому что вездеход резко накренился вперёд. У меня захватило дух, я сбросил тягу, но было поздно, и машина проехала вниз по склону. Сзади раздались крики. Когда мне удалось остановить траки, мы уже снова стояли на ровной поверхности. Склон был не таким уж крутым и длинным. Я хотел сдать назад — вполне вероятно, мы смогли бы забраться обратно, но Лассон меня остановил.
— Смотри, — сказал он, указывая вперёд.
Из бури вырисовывались очертания каких-то угловатых объектов. Конечно, это снова могли быть камни, но в их форме что-то казалось рукотворным. Немного проехав вперёд, мы увидели заваленные снегом вездеходы. Я обрадовался и хотел вылезти из машины, но Виктор схватил меня за руку. Он стал шарить под сидениями.
— Что вы ищете? — спросил я.
— Ты же не хочешь заблудиться, — ответил он. — Ты дойдёшь до машины, а потом что? Нам нужна верёвка.
На вездеходы вешали лебёдки с цепью, чтобы они тащили грузы или друг друга. Правда, эта машина была тюремной — немного другой моделью. Я нацепил маску, очки, куртку и выпрыгнул из кабины. Резкий шквал ветра обрушился на меня. Мои недобрые предчувствия оправдались, когда на задней стороне ничего не обнаружилось. Я не терял надежды и посмотрел спереди. Под ковшом было закреплено то, что мы искали. Я забрался в кабину и выкрутил ручку, которая подняла ковш так, чтобы можно было подобраться к цепи. Лебёдка располагалась прямо под двигателем, поэтому она не сильно промерзала.
Лассон помог мне обмотаться и закрепить цепь, и я пошёл к нашей таинственной находке. Только сейчас я подумал о том, насколько странно, что кто-то оставил вездеходы под открытым небом во время бури. Цепь была тяжёлой и тянула меня к земле. Сугробы, доходившие до колен, тоже не облегчали задачу.
Дойдя до ближайшей машины, я не увидел ничего вокруг, поэтому просто продолжал двигаться вдоль неё, пока не увидел ещё одну тень. Я подошёл поближе. Это был ещё один вездеход. Нужно было найти какие-то постройки. Мы точно были не на «Заре», но мы всё же прибыли на какую-то станцию. Я продолжал идти, но нашёл только ещё одну машину. В итоге цепь натянулась и не пустила меня дальше. Под её весом я еле мог идти. Пришлось возвращаться.
Я попросил Лассона сесть за управление и обогнуть первую линию вездеходов справа, чтобы я мог пройти дальше. Он начал потихоньку ехать вперёд, а я шёл рядом. Обогнуть ему не удалось — их там было полно. Мы тыкались взад и вперёд, но находили лишь больше брошенных машин. И ни одного строения.
Когда после очередной неудачи я снова вернулся к Лассону, он открыл дверь и что-то сказал, но я ничего не разобрал из-за урагана. Тогда он спрыгнул на снег и прокричал мне в ухо:
— Господин Оша скончался.
Мне показалось, что всё остановилось. Буря продолжала неистовствовать, но я замер в том положении, в каком стоял. У меня было чувство, что весь мир, кроме этого проклятого снегопада, остолбенел. Снежинки продолжали проноситься мимо нас, закручиваясь в какие-то неведомые кольца и, на секунду выделяясь под светом фар из сплошной свинцовой завесы, тут же исчезали. Я не знал, что сказать. Это было каким-то бредом. Лассон вывел меня из оцепенения, окликнув. Только сейчас я заметил, что он снимает с меня цепь. Я попытался его остановить, но он снова наклонился и сказал спокойным голосом:
— Нам больше некуда торопиться, Ашвар.