Кенрон лежал на полу, он смотрел в потолок и видел только тьму. Все звуки пропали, не было слышно ни цоканья когтей кобольда по каменному полу, ни хлопанья крыльев огромной летучей мыши. Его чувства свелись лишь к ощущениям боли во всем теле. Легкая кожаная куртка, в которой он пришел, не смогла его хоть сколько-то защитить.
Плечо ныло при малейшем движении после укуса болотного барибала, запястье все еще чувствовало острые длинные зубы одной из голов летучей мыши. К этому добавилась боль в спине от удара о стену и какая-то новая боль в животе. Кенрон не помнил, чтобы кто-то из монстров умудрился ранить его в живот, такая травма была бы крайне несвоевременной. Руки можно было наскоро перевязать лоскутами, оторванными от рубахи, но что делать со внутренним кровотечением он понятия не имел.
Левой рукой, которая за вечер почти не получила повреждений, Кенрон ощупал живот, слегка надавил — действительно, болит. Он нажал сильнее, раздалось урчание.
— Как же есть хочется, — пробормотал Кенрон.
К нему подошел Чафис и протянул четырехпалую руку. Кенрон помотал головой, ему хотелось полежать на полу еще хоть немного, дыхание лишь только что восстановилось. К тому же, на каменной кладке ему было вполне удобно, не полноценный отдых, но хоть что-то.
Кенрон повернул голову, прямо напротив себя он увидел серую морду летучей мыши — черные блестящие глаза смотрели на него не отрываясь, из клыкастого рта медленно текла слюна, образуя небольшую лужицу. Кенрон тут же вскочил на ноги, боль во всем теле вовсе не исчезла, но сейчас было не до нее. Мышь так и осталась лежать на полу, ее тело было насквозь пробито деревянным колом, обе клыкастые морды застыли, изображая некое подобие ярости.
Несколько секунд Кенрону потребовалось, чтобы сориентироваться — он запомнил, что в левой стене от входа на второй этаж было шесть окон, а в правой восемь. Сейчас эти чуть заметные издалека точки слабого света помогли ему понять, в какую сторону следует идти, чтобы добраться до лестницы на третий этаж. Оставаться рядом с трупом поверженной летучей мыши у Кенрона не было никакого желания.
Он шел медленно, стараясь не налететь на верстак и не запнуться о разбросанные после сражения по полу инструменты. Чафис тут же последовал за ним, цокая когтями по каменному полу.
— Я слышал, как захрустели ее ребра, — сказал Кенрон. — Вы кобольды даже опаснее, чем я думал, если сумеете подобраться со спины.
— Поначалу я и вовсе хотел сбежать, — признался Чафис.
— Это было бы весьма мудро с твоей стороны, — сказал Кенрон. — Я рад, что ты помог, но мне пока нечем тебе отплатить. Ты рискуешь просто находясь здесь, а ведь от этих сражений тебе нет никакой выгоды.
— Ошибаешься, — сказал Чафис. — Дважды. Будем считать, что ты мне заплатил. Ведь ты разрешил мне оставить себе дары госпожи Лисидии. Правда, я выронил их, когда на меня напал Зофис, но ничего, найду по запаху ароматного хлеба.
Фраза заставила Кенрона усмехнуться.
— Раньше я считал, что униформа охотника нужна, чтобы спасать от ран, — сказал он, — а не чтобы платить за раны.
У Кенрона снова заурчало в животе.
— Ты обещал отдать хлеб мне! — воскликнул Чафис.
— Не собираюсь я есть то, что когда-то было куском крыши, — сказал Кенрон, прекрасно понимая, что не знай он о необычайном происхождении куска хлеба, уже уплетал бы его за обе щеки.
— Мне есть выгода с этих сражений и большая, — сказал Чафис. — Спокойнее стало, когда Зофис умер.
— Он был той еще занозой… — сказал Кенрон.
— Он был моим другом, — отрезал Чафис. — Госпожа Лисидия превратила его в зверя, но теперь это ничего не значит. И ты не должен говорить про нее плохого!
Кенрон не знал, чем именно его высказывания о Лисидии могут навредить ей, в конце концов он был лишь одним из многих молодых охотников Дайгона. Ко словам его отца могли прислушаться, а сам он еще не заслужил никакого доверия соотечественников.
Тем временем, Чафис продолжил.
— Теперь мы никогда не узнаем, хотела она превратить Зофиса обратно в кобольда или нет, потому, что я убил его, — кобольд чуть помедлил и добавил. — То же самое с Петри, которого ты убил на первом этаже. Не пристрели ты его, может, он и стал бы снова нормальным.
— Значит, теперь я — негодяй, — заключил Кенрон.
— Верно, и я тоже, — охотно согласился Чафис. — Надеюсь, сейчас имя госпожи Лисидии очищенно. Хотя, нет, остался еще повар-кашевар Милур. Он ждет нас на третьем этаже. Убьём его и больше никто не скажет, что госпожа превращает кобольдов в страшных тварей ради своего развлечения, и навсегда оставляет их в таком виде.
Положение окон под потолком, словно бы с неохотой пропускающих слабый свет ночного неба, подсказывало, что коридор, ведущий к выходу на третий этаж был уже близко.
— Я понял, чего ты добиваешься, но у меня для тебя плохие новости, — сказал Кенрон. — Мы с тобой больше никого не убьем.
— Даже Милура? — удивился Чафис.
— Тебе бы успокоится, — сказал Кенрон. — Ты весь в ранах, тебе нужно в город, в лечебницу.
— На третьем этаже есть лазарет, — сказал Чафис. — Сейчас там никого, но нам нужно спросить разрешения прежде, чем там что-то трогать.
— В любом случае, дальше я иду один, — сказал Кенрон.
— Разве я не помог тебе уже два раза? — напомнил Чафис. — Ведь только со мной ты одолел Петри и Зофиса.
— Пусть так, но я не могу вести на охоту того, кого не могу защитить, — сказал Кенрон. — Забирай свои дары и отправляйся в город. Там тебе обработают все ссадины.
— Если ты не хочешь вести меня в бой, пусть я буду главным, — предложил Чафис. — Если со мной что-то случится, сам буду виноват.
— Не глупи, — отмахнулся Кенрон, — дело не в том, кто главный, а в том, кто сможет пережить этот бой.
— Скажи, сколько пуль у тебя осталось?
Кенрон подошел к одному из окон, вытащил магазин и принялся доставать пули одну за другой. Все оставшиеся боеприпасы легко поместились на его ладонь.
— Девять, — сказал он.
— Если возьмешь меня с собой, расскажу, где можно раздобыть еще десяток, — пообещал Чафис.
Кенрон покачал головой, подобное заявление звучало крайне неправдоподобно. Кобольд хотел поучаствовать в следующей охоте или, скорее, в битве, он пробовал разные способы убеждения. и вот дело дошло до лжи. Пожалуй, решил Кенрон, он это заслужил, ведь сам начал с того, что обманом затащил кобольда на второй этаж.
— Это редкое оружие, мало у кого из дайгонцев есть такое, — сказал Кенрон.
— Однажды в зал с для стрельбы из лука пришел охотник, — сказал Чафис. — Он был огромного роста с волосами цвета моркови. У него было такое-же оружие, он превратил несколько мишеней в щепки, затем ушел, не сказав ни слова.
— Это мог быть мой отец, — догадался Кенрон. — Или кто-то на него похожий.
— Один из моих приятелей подобрал пули и оставил их себе на память, — сказал Чафис. — Он хранит их под матрасом в спальной комнате. Ты ведь можешь снова их использовать?
— Если они сохранили изначальную форму и все еще помещаются в магазин, — сказал Кенрон.
— Я отведу тебя к месту, где они спрятаны, — сказал кобольд изображая нечто похожее на ухмылку. — Только возьми меня с собой.
Обдумывая предложение, Кенрон подошел к арке за которой находилась каменная лестница, ведущая на третий этаж.
— Хорошая попытка, Чафис, — сказал Кенрон. — Но ты останешься здесь.
Он закрыл глаза, задержал дыхание и некоторое время пытался не замечать боль от ран. Вскоре Кенрон смог скрыть себя камуфляжем, использование магии отдалось головокружением, это означало, что, скорее всего, в ближайшее время он не сможет больше использовать дайгонское колдовство. Минут десять, камуфляж еще будет скрывать его, после чего полагаться останется только на свои рефлексы и инстинкты.
Чафис вытянул руку и попытался схватить Кенрона, тот легко увернулся, оставив кобольда ни с чем.
Каждый следующий шаг по каменной лестнице давался все легче — непроглядная темнота отступала. Кто бы ни ждал на третьем этаже, он предпочел оставить масляные лампы на стенах горящими. Скорее всего, темнота не давала зверю никаких преимуществ или же напротив свет позволял прислужнику Лисидии получить перевес в грядущем сражении.
— Спальная комната номер четыре, — крикнул Чафис откуда-то снизу. — Вторая кровать слева, ищи там.
Кенрон кивнул, эта победа нужна была им обоим, независимо от того, кто шел в бой, а кто остался позади.
Первое, что бросалось в глаза на третьем этаже — паутина, она была повсюду, толстые словно канаты белые нити тянулись от пола к потолку, от одной стены к противоположной. Длинный просторный холл был словно покрыт снегом сверху донизу. Однако, путь не был перекрыт полностью, кое-где нити можно было обойти, пригнувшись, прижавшись к стене или попросту… В конце концов, какой толк от ловушки, если никто в нее не заходит?
Множество коридоров отходили от главного холла в разные стороны. Где-то в одном из них, наверняка, располагались спальные комнаты с заветными пулями под матрасом. А в другом ответвлении должен был находиться лазарет, так необходимый кобольду.
Кенрон так и не спросил у Чафиса, где лестница на крышу, впрочем, он уже догадался, что путь ему предстоит неблизкий. Судя по логике, которой руководствовались зеннатские архитекторы, лестница должна была находиться у противоположной стены здания.
Приглядевшись, Кенрону удалось разглядеть высокий белый столб в самом конце холла. Должно быть, это и была лестница на третий этаж, вся предусмотрительно залепленная паутиной. Для того, чтобы ее расчистить, нужно было какое-то время. Это означало, что от вредоносного существа на этом этаже следовало избавиться в первую очередь. Затем можно было поискать пули или отправиться прямиком к Лисидии.
Паука нигде не было видно.
Кенрон принялся пробираться по залепленному паутиной коридору. Он шел медленно, ныряя под белыми жгутами, кое-где пришлось проползать на брюхе. К счастью, нити паутины были натянуты далеко друг от друга. Взрослому, пожалуй, было бы сложно их не задеть, у Кенрона же не касаться паутины выходило без особого труда.
Пройдя холл до середины, он увидел движение впереди. Кенрон поднял пистолет и заметил, что после нескольких укусов правая рука уже не могла держать оружие твердо. Мушка ходила ходуном, нужно было стрелять с близкого расстояния, желательно и вовсе в упор.
Паук был огромным. Его лапы походили на черные тощие руки, каким-то образом зацепившиеся за потолок. Повернувшись массивным черным брюхом к Кенрону, он висел под потолком без малейшего движения. Стрельба по брюху вряд ли убила бы его мгновенно, зато могла выдать положение стрелявшего — метить стоило исключительно в голову.
Кенрон все еще был в камуфляже, но этого преимущества он мог лишиться в любой момент. Он был вовсе не так вынослив, как отец, который мог оставаться незримым для противников часами. Волнение и раны постоянно подтачивали концентрацию. Стоило дайгонцу запаниковать, и камуфляж развеивался сам собой. Время, что у него было, Кенрон решил потратить на то, чтобы подобраться к пауку снизу и выстрелить, метя точно в голову.
— Я ненавижу, — прошептал паук.
Кенрон вздрогнул, этого только не хватало, еще одно создание, в котором сохранилась искра предыдущего разума.
— Ненавижу, — повторил паук шипящим голосом, лишь отдаленно напоминающим человеческий. — Как же я ненавижу…
Голова все еще не была в поле зрения, можно было попытаться выстрелить в брюхо, вот только пользы от этого могло не быть вовсе. Насекомые и пауки имели все те же основные органы, что и звери, располагались эти органы вытянутыми по всему телу. Можно было трижды выстрелить в брюхо, трижды попасть в длинное, словно водосточная труба, сердце и не остановить его работу. А, скорее всего, стрелявший лишь наделает дыр в пищеводе паука и каких-то детородных органах.
Кенрон подошел еще ближе, в этот момент брюхо паука задрожало и выплеснуло наружу целую струю серой паутины. Кенрон метнулся в сторону и тут же врезался плечом в стену. Ему удалось увернуться от большей части вязкой жижи, и все же левую руку и часть груди залило так, что они приклеились сразу к нескольким натянутым позади него липким нитям.
Кенрон задержал дыхание, чтобы успокоиться, и замер. Да, в него попали, но ему удалось сохранить камуфляж. Даже после своей удачной атаки паук не должен был подозревать о его присутствии.
Длинные черные лапы задвигались, лязгая по потолку. Паук перевернулся, и спрыгнул, устроившись на нитях своей паутины. После чего он пополз к Кенрону. Голова гигантского восьмилапого существа была «вдавлена» в тело, на ней было множество черных глаз и короткие лапки, чтобы заталкивать еду в рот.
Существо остановилось неподалеку, Кенрон нацелил пистолет, метя в голову
Паук отшатнулся назад, словно ожидая атаки, и тут же метнулся вперед, длинной острой лапой он ударил в левое плечо Кенрона, точно в место, куда ранее легла его паутина.
Кенрон выстрелил, пуля разрубила одну из нитей паутины и отскочила от стены — паук резко подался назад, он ударил снова и снова, пробив куртку почти у локтя, ранив Кенрона в предплечье. Левая рука Кенрона была скованна паутиной, но вовсе не бесполезна, когда паук попытался ударить в четвертый раз, Кенрон схватил его за лапу, шипы больно врезались в ладонь, зато паук перестал дергаться.
Камуфляж тут же развеялся.
Кенрон нацелил пистолет в голову паука, прямо в россыпь черных глаз. Он нажал на спуск, в этот же момент паук защитил голову, подставив под выстрел лапу, которую держал Кенрон. Сочленение разлетелось, обдав Кенрона хитиновыми осколками. Лапа отделилась от паука и повисла в руке. Кенрон тут же бросил ее на пол. Паук попятился, словно понимая — сейчас ему будет худо. Кенрон выстрелил, уже не пытаясь попасть точно в голову. Он стрелял снова и снова. Промахи чередовались с попаданиями, одна пуля сорвала со спины паука толстую хитиновую пластину, другая врезалась в брюхо, желтая жижа выплеснулась фонтаном. Паук все пятился, пытаясь скрыться за нитями паутины. Еще несколько желтых фонтанов вырвались из его брюха, заляпав внутренностями стены и потолок, три глаза из восьми превратились в черную воду, осевшую на паутине, одну из оставшихся семи лап вывернуло в обратную сторону. Пистолет издал сухой щелчок — пули закончились. В этот же момент паук окончательно скрылся в глубине холла за бесчисленными белыми нитями.
Кенрон потянул левую руку, которую паук ухитрился прилепить сразу к двум толстым жгутам паутины. Раны тут же отозвались болью, клейкая масса отпускала неохотно, она вытягивалась, утончалась и постепенно становилась все тверже. Кенрон уперся ногой в стену и напряг мышцы всего тела, чтобы освободиться, он тянул руку на себя, пока, наконец, не вырвался из липких пут.
В этот момент длинная черная лапа ударила точно по запястью правой руки, боль от удара прошила все тело, пистолет вылетел из руки и упал на пол. Шипы вонзились в плечи Кенрона, и его потянуло наверх. Над собой он увидел гигантского паука, все раны монстра зажили, глаза восстановились, лишь по отсутствию одной из лап было ясно, что это тот же паук, на которого Кенрон только что израсходовал все оставшиеся пули.
— Как же я ненавижу пауков, — раздался сверху омерзительный шипящий голос.
Сейчас не было никакого смысла сражаться, решил Кенрон, мало того, что он лишился боеприпасов и самого оружия, камуфляж ему сегодня больше применить не удастся.
Одним быстрым движением Кенрон расстегнул все пуговицы на куртке и выскользнул из нее. Он приземлился на корточки и тут же бросился бежать так быстро, как позволяла перекрывающая холл паутина. Вскоре он добрался до каменной арки и лестницы, ведущей вниз.
Спускаясь, Кенрон увидел мерцание пламени. На втором этаже было уже не так темно, как раньше. Чафис сидел на полу, скрестив ноги, на его коленях лежала сложенная в несколько раз униформа охотника и нетронутый кусок серого хлеба поверх нее. Вокруг себя кобольд расставил четыре факела, выполненных из швабр и намотанных на них тряпок, видимо, вдобавок пропитанных маслом, что вытекло из разбитых ламп. Это зрелище напомнило Кенрону рассказы о суеверных охотниках, устраивающих самые разные причудливые ритуалы, чтобы в лесу им сопутствовала удача.
— Тебе удалось убить Милура? — спросил Чафис. — Имя госпожи можно считать очищенным?
— Увы, но я проиграл, — сказал Кенрон. — Паук меня одолел, пришлось сбежать. Признаю свое полное поражение.