Класс «точных наук» от «гуманитарного» планировкой не отличался, но наглядные пособия на стенах четко говорили о его предназначении. Над входом висела табличкой с цитатой Ньютона: «Я сделал, что смог, пусть те, кто сможет, сделают лучше». Такая же висела в моей школе из прошлого мира. На мой взгляд не очень удачный выбор — так-то ничего плохого Исаак ввиду не имел, эта цитата — о том, что сделанные им открытия потомки усовершенствуют. Это мне учительница физики объясняла, но для меня цитата переводится так: «Че докопались? Делаю, что могу! Не нравится — сделай лучше!». Словом, никакой мотивации из этого изречения Ньютона я никогда не получал.
На стенах — портреты физиков и математиков. Тут же нашлась огромная карта звездного неба. Увы, космос в этом мире очень быстро захирел — после отправки Гагарина на орбиту космические программы по всему миру перевели в разряд прикладных, ограничиваясь запусками спутников для разведки, связи и малодоступного для рядовых граждан интернета — им типа не за чем.
Учитель-«точнонаучник» мне понравился: низенький лысый старичок с потешной, как у Хоттабыча, бородкой, привлекал живым блеском глаз и легкой рассеянностью, из-за которой порой пачкал лицо мелом. А еще он обычный человек.
Я пришел очень вовремя — на перемене, и ребята (кроме Валентины), облепив меня, принялись передавать благодарности от родителей, не забывая добавить и свои. У всех в доме образовались новые холодильники — и не пустые, а набитые заморскими вкусностями — цветные телеки, и всем обломились новые шмотки: вон, в джинсах теперь все (кроме Валентины) щеголяют. Отвечал я точно так же, как и другим жителям: папа очень благодарен Липкам за то, что меня здесь очень хорошо приняли и записали в «свои». Отдельный посыл для ребят: буду рад с вами дружить так же, как и до этого, а на шмотки внимания не обращайте — есть и есть. Пообещали не заострять внимание, а на Валиной роже читалось неприязненное «продались городскому с потрохами!».
— Таким образом, в данном уравнении… — расписывая решение мелом на доске, учитель краем глаза заметил поднятую, трясущуюся от нетерпения Лёхину руку. — Да, Алексей?
— Александр Иванович, можно выйти? — протараторил он.
— Снова? — удивился тот. — Что ж, иди.
Лёха выскочил в открытое окно — путь срезает — и побежал к удобствам. Никто даже не засмеялся, потому что только за этот урок по два раза туалет успели посетить все, включая Валентину и исключая меня. Как только мой маленький друг вышел из туалета, руку в воздух поднял Коля.
— Иди, — смиренно вздохнул учитель, и мелкий побежал в туалет еще быстрее.
Хоть секундомер включай — вдруг кто рекорд поставит?
После уроков началась тренировка, которую Геннадий Петрович для удобства перенес на полянку перед туалетом. Оборотни очень потешно открывали дверь лапой и закрывали ее за собой. Интересно, они там лапу задирают или по привычке садятся? Так и хочется подглядеть, но, конечно, не стану. Перед началом занятий физрук выдал мне исписанную от руки тетрадку на восемнадцать листов в клеточку, попросив:
— Ты английский, говорил, знаешь? Переведи, что здесь написано.
Тетрадка представляла собой что-то вроде каталога спертого нами со склада добра, но без указания количества. Достав из портфеля ручку, я начал заполнять оставленные оборотнями пробелы. «Стиральный порошок», «Газировка», «Жевательная резинка», «Мыло», «Арахисовая паста»… Хочу! Надо попросить, чтобы принесли пару баночек. «Вино красное», «Вино белое», «Чипсы», «Мёд», «Майонез», «Кетчуп», «Смесь кондитерская из муки с разрыхлителем», «Соя».
Тетрадки до конца тренировки не хватило, поэтому я развлекался, представляя всевозможные способы справления нужды в волчьей форме. Наконец, ребята побежали переодеваться — Света не забыла сделать крюк для «погладить животик» — а я отдал тетрадку прямо в зубы волку-физруку, попросив:
— Можно нам домой арахисовую пасту, по две пятилитровки газировки каждого вида и консервированных осьминогов? Стиральный порошок у нас есть, а вот кондиционера нет — я записал, как переводится.
Утвердительно рыкнув, физрук с тетрадкой в зубах побежал к школе. Подавив почти вырвавшееся ему вслед «хороший песик» — обидится же — я поднялся с лавочки, потянулся и пошел к турникам. Надо будет Лёху в помощники взять и во дворе такой поставить, физкультурой заниматься — здесь тренера и бассейна нет, придется самому. Раз, два, три…
— Четыре, пять, шесть! — перебил мой мысленный подсчет Колькин голос.
Спиной к школе и лицом к школьным воротам подтягиваюсь, не вижу ребят, но не прерывать же процесс?
— Семь, восемь, девять! — добавился к нему голос Артема.
— Десть, одиннадцать, двенадцать! — присоединился к ним Лёха.
— Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать! — а вот и Света.
В поле зрения вошла не смотрящая на меня Валя и быстро направилась к выходу. Продолжает игнорировать, но хоть арбуза поела — хороший знак.
— Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать… Давай, ты сможешь! — последняя фраза принадлежала соло-Лёхе. — Двадцать семь!
Я отпустил перекладину и обернулся. Маленькие оборотни мне похлопали — пришлось поклониться.
— А сколько раз обычные люди подтягиваются? — решила измерить мою крутизну Света.
— Обычным людям на физкультуре за двенадцать подтягиваний ставят пятерку, — ответил вышедший из школы Геннадий Петрович.
Артем побежал в туалет.
— Так ты сильный! — широко улыбнувшись, похвалила меня Света.
— Андрей корову Кузьмича поймал, она его чуть не забодала! — немного приукрасив, поделился драгоценными воспоминаниями Лёха.
Два дня с тех пор прошло всего, а кажется, будто в другой жизни.
— Ничего себе! — восхитился Колька. — Расскажи!
— Да что там рассказывать, — смутился не привыкший быть центром внимания я. — Коровы простые, если на них не орать и не махать руками, успокаиваются и слушаются.
— У меня не получится, — вздохнула Света. — Я бы хотела корову потрогать, но наша Рябинка меня боится.
— Зато попугай не боится, — успокоил ее я.
— Капитан хороший! — просветлела она. — Лёша, можно к тебе в гости?
Колька покивал — тоже хочет жако погладить.
— Надо маму спросить, — решил было поважничать мой друг, но не выдержал груза жалобных глаз. — Но она точно разрешит!
— А ты спортом занимался? — перевел тему на меня Геннадий Петрович.
— Не помню, но, наверное, плавал, — пожал я плечами. — Смотрю на Чулым и точно знаю, что смогу его хоть весь день туда-сюда переплывать.
— А пойдемте с попугаем на речку! — предложил Артем.
— Я удочку возьму! — решил Лёха. — И арбуз!
— А мне домой нужно, меня мама наругает, если я без купальника в речку полезу — я уже не ребенок, чтобы голыми титьками светить! — поделилась проблемой Света.
— Тогда идем по домам, переодеваемся, и через полчаса встретимся у моста, — взял на себя роль командира владелец попугая.
— Я с вами! — раздался голос из туалета.
Поржав, мы дождались Артема и покинули территорию школы, временно расставшись с друзьями. С друзьями? Ну… Ну Лёха, например, точно друг. Жаль мелковат, но он же вырастет. Остальные еще мельче, но, если мне сейчас предоставить выбор пойти на «вписку» с компашкой из моего мира или как сейчас — с оборотнями на реку, я буду очень долго думать, и, простите, Слава, Гена, Люда, Юля, Вася, скорее всего выберу оборотней. Что-то у них внутри есть такое, что заставляет глаза светиться, ноги — непроизвольно ускорять шаги, а душу немного трепетать от нетерпения.
Стоп! Да это же точь-в-точь как в младших классах — точно такие же ощущения от скорого похода на речку! Я что, деградировал, ментально откатившись на десяток лет назад⁈
—…А ты что думаешь? — закончил благополучно пропущенный мной мимо ушей рассказ Лёха и выжидающе посмотрел на меня.
— Я думаю всякое бывает, — развел я руками.
— Вот и я так считаю! — обрадовался он.
Фух, угадал!
Быстренько переодевшись в «уличное» поверх американских плавательных трусов — Лёха не забыл сбегать в туалет, удалить из организма остатки арбуза, а я сходил просто так, потому что захотелось — прихватили новенькие полотенца и неведомо как собранную Мариной за такой короткий срок корзинку — «вкуснятины вам положила» — не забыли посадить жако Лёхе на плечо и отправились к реке.
— Как твои дела? — решил маленький оборотень пообщаться с попугаем.
— Que te follen! — продемонстрировала птичка свой билингвизм.
— Хотел бы я понимать, что он говорит, — вздохнул пацан.
— А в городе словари иностранные не продают? — спросил я.
— Английский и японский вроде есть, — не очень уверенно ответил он. — Дорогие поди — у нас все, что с языками связано, дорого. Ой, а ты же английский знаешь! — аж подскочил он. — Может меня научишь?
— Если хочешь, научу, — кивнул я. — Но я же не учитель, мне хотя бы словарь или разговорник нужен. Могу сам что-то типа учебника написать попробовать, но лучше нормальными пользоваться.
— Ты так говоришь, потому что не хочешь, или потому что так и есть? — уточнил он.
— Потому что так и есть, — фыркнул я и улыбнулся маленькому другу. — Мне же все равно делать особо нечего — сижу, скучаю. С речки придем, уроки сделаешь и сразу начнем — алфавит напишу тебе, выучишь.
— Спасибо! — просветлел он.
— Не за что пока, — отмахнулся я.
Так, если «все, что с языками связано — дорого», значит я вполне могу податься в репетиторы! Не здесь, конечно — кто здесь за английский платить станет? — а вот в Скандинавии запросто — там Империя рядом, значит язык кому-то да нужен будет. От открывающихся перспектив перехватило дух — пробои пробоями, но жить с продажи ворованных вещей или за чужой счет мне неприятно. А вот зарабатывать репетиторством — это совсем другое дело!
— Маму жалко, — неожиданно приуныл Лёха. — Одна из-за меня осталась — кто за вдову с ребенком-оборотнем пойдет? Только другой оборотень, я у Юрки как-то спросил, не хочет ли он мне новым папкой стать, а он рассмеялся и попросил больше так не шутить. Это потому что мама старая?
— Не знаю, — соврал я.
Я бы в двадцать два года к «тридцать плюс» вдове с малолетним сыном тоже бы клинья бить не стал. С другой стороны, Марина симпатичнее всех встреченных мной за эти дни относительно молодых женщин — оборотень Игорь, с которым мы по арбузы ходили, например, женат на ровеснице, она не очень. Или это потому, что она беременная, и все «соки» уходят на ребенка в ее животе?
— Ну и фиг с ними, с дебилами! — сплюнул Лёха, метко попав в цветущую на обочине ромашку. — Им же хуже! Она красивая, готовит хорошо, в огороде ни сорняка нету… — подумав, добавил. — Но это потому, что я ей помогаю. Но когда маленький был, она сама все делала, я только дрова колол, пока по ноге не попал нечаянно — во, смотри! — показал едва заметный шрам на голени. — Три дня, пока заживало, она мне топор не доверяла. А теперь ничего, научился!
— Сильно рубанул? — заинтересовался я.
— До кости! — похвастался он. — А, удивляешься? — догадался. — У нас быстро все заживает — хочешь палец порежу, прямо на глазах зарастет? — достал из корзинки американский «мультитул».
— Не надо! — поспешил отказаться я. — Себя резать вообще нельзя!
— Мама так же говорит, — кивнув, убрал меленький оборотень опасную штуку на место. — А мне бы и не больно даже было — у нас болевой порог повышенный. Вот Света недели две назад палец сломала, сама дернула и через час уже как ничего и не было. Даже не плакала, прикинь?
— Ничего себе, — послушно «удивился» я.
Потому уже вообще ничему не удивляюсь.
У моста нас встретил одетый в новенькие джинсовые шорты и красную, старую футболку, Артем:
— Мамка сказала, что это тоже от тебя? — похлопал он по штанине.
— От бати, — с улыбкой покачал я головой и напомнил. — Носи на здоровье, у него денег куры не клюют.
— Спасибо тогда, — улыбнулся он в ответ.
— Передам ему, — пообещал я. — А когда у тебя день рождения?
— Нескоро еще, в конце августа, — вздохнул он.
Так-то чуть больше месяца, но в его возрасте день рождения хочется настолько сильно, что оставшиеся до него дни начинают вредничать и растягиваться до бесконечности.
— Ты мне ничего не дари! — на всякий случай отказался Артем.
— Но Свете-то я на день рождения подарок подарю, — развел я руками. — А значит нужно всем дарить, потому что так будет нечестно. Либо всем, либо никому — это справедливо.
— Если от души — надо брать! — подтвердил Лёха.
Блин, Света же с новым рюкзаком будет в школу ходить, а остальные, как следствие, завидовать. Нехорошо.
— Здорова! — вынырнул из переулочка Колька.
Этот тоже в джинсовых шортах и старенькой футболке.
— С мамкой ругался, — подходя к нам, начал он делиться наболевшим. — Шорты не разрешала надеть — куда, мол, в новых на речку? А я ей — «все равно скоро из них вырасту, а шкафу еще две пары, одна — на вырост. Смысл жалеть?». Вот, шорты отвоевал, а футболку все равно старую надеть заставила — я новые еще долго не перерасту, они на размер больше, говорит — «в город ездить оставь».
— У меня так же было, — покивал Артем.
— Значит так, пацаны, — я помахал рукой, и оборотни обступили меня кольцом. — Я завтра Свете на день рождения рюкзак подарю, с шоколадками.
Ребята сглотнули слюну — шоколада на складе оказалось не так много, поэтому раздают ограниченно.
— У вас дни рождения позже, но в школу ходим вместе. Если у Светы рюкзак новый будет, получится нечестно, поэтому давайте она завтра одна порадуется, мы ей немножечко позавидуем, порадуем ребенка… — пацаны оживленно покивали на «ребенка», типа сами взрослые. —…А послезавтра, прямо с утра, перед школой подходите к нам домой, я вам тоже рюкзаки подарю, чтобы честно было. Но на настоящий день рождения потом с пустыми руками приду.
— Это тоже честно! — подтвердил Артем и протянул руку. — Договорились!
Я пожал руки ему и остальным.
— Скажи, Андрей… — начал Артем, замялся, и я кивнул — продолжай. — Мы вот вчера у вас дома новости смотрели, там старик такой был, политик, ты на него так смотрел… — замолчал.
Конечно смотрел — это же живой и здоровый Жириновский, ценность слов которого резко выросла в моем мире после грустных событий и смерти Владимира Вольфовича! Нет коронавируса в этой реальности, вот Жирик и вещает. Прямо с трибуны государственной думы вещает:
— Они за нас сражаются, жвала да шерсть во все стороны летят! А мы им что? Нищенское пособие⁈ Школы отдельные? Они же не социализируются! Диаспоры, говорите? А что еще им делать, если им ни работы нормальной, ни образования! Ловко придумали — на пятнадцать лет в армию загонять! Там же пацаны молодые! Девки! О них хоть кто-то подумал? Она же из армии в тридцать три года придет, жизни нормальной не видела! А как ей замуж выходить? У нас демографическая ситуация в стране с каждым годом хуже становится, а вы еще хуже делать пытаетесь? На кого работаете? На Империю эту? На мракобесов⁈
Словом — Владимир Вольфович (очень отчество подходящее, надо признать) в этой реальности «топит» за равноправие, а главное — отмену акциза на мясо.
— Смотрел? — поощрил я Артема.
— Мы секреты хорошо хранить умеем, — зашел он издалека. — Но, если отвечать не хочешь, я пойму. Жириновский — твой отец?
Оборжаться!!! Не справившись с собой, я согнулся пополам, держась за живот и загоготал на всю улицу.
— Че ржешь-то? — обиженно спросил Артем. — Сам подумай — на всех смотрел нормально, а как этот появился — чуть не подскочил!
— Без обид, — вытерев слезинку, попросил я его. — Моего отца в телевизоре не показывают.
— Военный, наверно, — попытался угадать пацан. — Там только министра и его зама иногда показывают, остальные секретные.
— Прости, если бы я мог, я бы сказал, — развел я руками. — Не обижаешься?
— Не обижаюсь, — вздохнул он.
На Лёхину рожу выползла ехидная ухмылка:
— Так-то сходится! Он за права оборотней борется, за равноправие, это потому, что ты, его сын — оборотень!
Пацаны посмотрели на меня сияющими, восхищенными глазами. Всё, быть мне теперь в глазах жителей Липок сыном Жириновского.