— Суп сварил, из пакетика с заправкой, — сковырнув ботинки и бросив рюкзак на пол прихожей, ответил я на мамин вопрос.
Задолбала своей непрошенной заботой, но если ругаться — будет хуже. Просто немного потерплю и буду свободен до завтра. Но мама у меня хорошая, и с тех пор как я уехал учиться в город, я стал к ней относиться еще лучше.
— Там же есть нечего, — неодобрительно заметила она. — И вредно.
— Я картошки с колбасой покрошил, — парировал я, повесив пуховик на крючок вешалки. — Не так уж и вредно.
Зима нынче началась в начале ноября.
— Ладно, раз с картошкой, значит нормально, — успокоилась она. — Ладно, отдыхай, устал поди — четыре пары!
— Устал, — подтвердил я. — Пока.
— Пока. Не забудь руки помыть перед едой, а то в автобусах чего-только не подхватишь. Ты же у меня хороший мальчик, Дюша. Папа бы тобой так гордился.
Отправив подаренный сестрой на поступление айфон в карман брюк, я подхватил рюкзак и пошел в комнату. Их у меня две, но во второй кроме кровати и пустого шкафа ничего нет — мне не нужно, а до этого в ней никто не жил. Слева — диван, я на нем и сижу, и сплю. У окна — стол с ноутом и тетрадками. Стул — «совковый», с потрепанной зеленой обивкой, но мама обещала подарить на Новый год нормальное кресло на колесиках. Справа — шкаф с отсеком под шмотки и почти пустыми полками. Не средневековье же книжки и хрусталь складировать, максимум — фигурку Хацунэ Мику, которую стыдно показывать знакомым. Хорошо, что в гости ко мне почти никто не ходит — не хочу превращать квартиру в свинарник, поэтому не говорю одногруппникам о том, что живу один. От «вписок» потом хрен отобьешься.
— Привет! — поздоровался я с «колонкой».
— Привет, Андрей! — поздоровалась она в ответ куском одноименной песни Ирины Аллегровой.
Эту песню я ненавижу настолько — всё детство в остроумии придурки упражнялись — что получаю заряд бодрости каждый раз, когда слышу.
— Поставь плейлист дня, — попросил я виртуального помощника и под музыку переоделся из джинсов и свитера в шорты и футболку.
Теперь нужно перекусить и садиться за учебники — окончившая мой институт сестра мне говорила, что первый год самый важный: если наполнить зачетку пятерками, преподавателям будет совестно ее портить плохими оценками. Пару лет назад я бы послал сестру с ее советами подальше, но теперь я вырос и поумнел — семнадцать лет, первый курс пединститута, пора уже уметь расставлять приоритеты. Ладно, посмотрю видосики пока ем. Никаким супом на кухне и не пахло — надо мне готовить, если сеструха пятьсот баксов в месяц мне на карманные расходы присылают? Обожаю пиццу и ненавижу готовить, поэтому забитая мясом морозилка почти не удостаивается моего внимания.
Сестре повезло — вышла замуж за хорошего (она так говорит по крайней мере) шведского дядьку-директора сантехнической фирмы, родила ему двоих детей и катается как сыр в масле. Эта квартира — формально ее, купила «что бы было где остановиться, когда приеду погостить на Родину». За четыре года приезжала дважды, и оба раза ночевала у нас с мамой. Для меня она ее купила, это даже мне понятно. Спасибо, Таня, я правда это ценю.
Мне такого счастья не светит — и пол не тот, и геополитическая обстановка. Даже с переводами теперь заморачиваться приходится, криптовалютой отправлять. Но план у меня есть — закончу учебу и поеду в деревню, мне все эти кафе, клубы и прочие городские прелести не нужны. На деревню мне тоже, впрочем, плевать, но там больше перспектив — если молодой учитель мужского пола не спивается за первые несколько лет, он автоматически в деревенских условиях становится директором. Ну и государство сельских учителей любит, денег даёт. Одногруппники над таким планом ржут и презрительно кривятся, но мне плевать — я целостная, лишенная комплексов личность. И мы еще посмотрим, сколько после выпуска пойдет работать в общепит и курьерами, а кто самореализуется в условиях отсутствия конкуренции и будет спокойно распиливать с тетеньками из Районо выданный на ремонт школы кусок бюджета. «Попильная» часть там, если что, изначально заложена, и потолки на головы детям падать не будут — я же себе не враг. Мама вот немножко пилит, но школа при этом считается лучшей в районе — даже губернатор время от времени приезжает, политическую агитку снимать.
Съев кусок пиццы и запив ее скрепной, импортозамещенной «Колой», свайпнул видос и посмотрел, как корейская красавица в медицинской маске исполняет сложную кей-поп хореографию. Эх, а вот с однокурсницами из-за неосторожно озвученного плана на жизнь теперь проблемы — я теперь для них отбракованный материал, даром что на курсе всего пятеро парней. Филфак! Удачи найти богатого папика, овцы. Должна же в моем миллионнике найтись более здравомыслящая девушка, которая здраво оценивает свое место в мире?
Открыв приложение для знакомств, обрадовался паре полученных лайков — я довольно симпатичный, плаванием всю жизнь занимаюсь — в деревне, где моя мама работает директором школы, кроме плавания секций не было. Так, первой пишем «привет, как дела?». Второй — она посимпатичнее — пишем «Привет. Пошли гулять!». Теперь остается ждать поклевки.
Взяв еще кусочек пиццы, вернулся к видосикам. Вот это соевое визжащее существо сразу свайпаем. Грустно, но в чем-то я со стариками согласен: дегенератов-миллионеров в интернете как-то многовато. И хрен бы с ними, но они же рассказывают, что к успеху прийти может каждый — он же смог. И так-то мотивация от этого растет: если вот этот имбецил «взлетел», значит я тем более смогу! Увы, мир работает не так — имбецил порой приходит к успеху именно из-за своей имбецильности. У меня так точно не получится, мне придется долго учиться и работать. Скучно, зато результат почти гарантированный.
Есть и другой вариант — сестра зовет после учебы переехать к ним, в Швецию. Мама не хочет — она в той деревне всю жизнь прожила. А я не хочу ее бросать — поеду в соседнюю деревню. Может и глупо, но за последние пару лет я увидел и услышал столько русофобии, что на Запад — ни ногой, я вам не релокант соевый, у меня самоуважение есть.
Вернувшись в комнату, посмотрел на стоящую на столе семейную фотографию двухлетней давности. Отец умер через неделю после того, как мы ее сделали. Умер очень обидно, глупо и несправедливо — здоровый сорокалетний мужик наклонился завязать шнурок, упал и больше не встал. Вскрытие показало, что в его голове лопнул сосуд. Я потом три месяца наклоняться боялся — вдруг так же? Папа у меня был хороший — не пил, в лес на охоту и рыбалку водил, научил чинить все, что найдется в доме, своими руками. Теперь, задним умом, я невольно думаю — может знал, что умрет скоро, потому и торопился как можно больше навыков передать? Мама — вот она, улыбается во все свои полные, румяные щеки — тоже хорошая, добрая и готовит вкусно. Совмещает директорские обязанности с преподаванием английского — это от нее у сестры и меня хорошее знание языка взялось.
Бросив телефон на диван, я вздохнул и уселся за стол. Завтра у нас коллоквиум, нужно готовиться. Наклонившись к рюкзаку, расстегнул молнию и достал учебник. Эта штука в институте не настолько полезна, как в школе, но пару тезисов выписать можно. Положив учебник на стол, откинулся на стуле поудобнее и потерял равновесие, рухнув на спину.
— А-а-а!!! — музыку из колонки сменил испуганный женский визг.
Какого хрена? И почему потолок побеленный, с одинокой, висящей на проводе лампочкой? У меня был натяжной, с няшными светодиодами — сеструха на ремонт не скупилась, че ей, с мужниной годовой зарплатой в двести тысяч долларов? На «Тесле» по Стокгольму рассекает.
Мысль в голове пронеслась почти мгновенно, состояние из лениво-расслабленного быстро переключалось на напуганное и растерянное, болела ушибленная спина, а уши продолжало резать «А-а-а!!!».
Повернувшись на звук, я увидел пытающуюся забиться в угол комнаты, визжащую девушку в розовом топике и черных джинсовых шортах. Почти ровесница, и симпатичная, но…
— Как ты попала в мою квартиру? — спросил я у нее.
— Катя, что случилось⁈ — с этим тревожным вопросом в комнату влетел дородный, гладковыбритый мужик в тельняшке и «трениках».
Я тем временем жадно осматривался, с каждым увиденным предметом все глубже погружаясь в страх и растерянность: бледно-розовые шторы, набитый книгами в мягких обложках книжный шкаф, белый коврик под моей спиной, непривычно давящая в спину спинка стула — этот явно металлический. На кровати и полках — аккуратно расставленные мягкие игрушки.
— Ты кто, сука⁈ — рявкнул на меня мужик и без усилий поднял меня над землей, схватив за трещащий от напряжения ворот футболки.
— Я нечаянно! — на чистых рефлексах ответил я и зажмурился в ожидании побоев.
Да что со мной случилось? Головой ударился и лежу без сознания? Или может это галлюцинации или я просто задремал, и теперь меня «кошмарит» сонный паралич?
Надежда испарилась после средней силы пощечины, которая больно обожгла щеку и немного помогла взять себя в руки.
— Насильник? Отвечай, сука!
— Нет! — открыв глаза, заорал я. — Я не знаю, как сюда попал!
— Не зна-а-аешь, — многозначительно протянул мужик.
— Не знаю, — я позорно шмыгнул носом и ощутил как из глаз потекли слезы. — Отпустите меня, пожалуйста, я больше не буду.
— Ты мне тут не ной — не в школе! — залепил он мне еще одну пощечину, посильнее. — В окно залез, сволочь⁈ — тут он посмотрел на закрытое окно, пожевал губами и обернулся на заткнувшуюся и теперь с любопытством смотрящую «представление» дочь. — Это что, хахаль твой? Сама пустила?
— Нет! — протестующе пискнула она. — Я лежала, книжку читала, и тут бах — он на стуле опрокинутом валяется. Может он из этих? — и она с испуганной миной указала на окно.
— Я не из этих! — попытался оправдаться я.
— А из каких? — мужик поставил меня на ноги, но футболку не отпустил.
— Человек я! Русский! Не гей и не либерал!
«Эти» — понятие растяжимое, но неизменно плохое.
— И воришка, — придумал мне новое занятие мужик.
— Нет! Я вообще не понимаю, как сюда попал, я дома сидел, фольклор учить собирался, я студент, в пединституте учусь! Отпустите меня, пожалуйста!
— Че сидишь? В милицию звони, бегом! — рявкнул он на дочь и поведал мне. — Совсем ворье о***ло, среди бела дня лазят, а я тебя отпустить должен?
— Я не знаю! — рявкнул я на не в ответ, закрыл лицо руками и заплакал.
— Тьфу, — сымитировал мужик раздраженный плевок, отпустил футболку и брезгливо вытер руку о тельняшку. — Туда шуруй, в угол, на корточки сядь и чтобы бежать не вздумал, понял?
— Понял! — пискнул напуганный я и сел на корточки между столом и шкафом.
— Дозвонилась? — переключился он на дочь. — Дай сюда, — отобрал у нее телефон. — Улица двадцатилетия победы над иноземными захватчиками, дом 4, квартира 43, воришку поймал. Быстрее! Бирюков Иван Анатольевич, — представился. — Ждем!
Я тем временем осознавал всю «прелесть» моего положения. Я — несовершеннолетний, и вообще не представляю, тянет ли вторжение в чужую квартиру на срок на «малолетке». Может отделаюсь штрафом? Но из института теперь точно попрут, после такого «залета». Плакала мой очень скучный, но надежный план на жизнь.
— Ты как сюда попал-то? — вернув дочери телефон, спросил мужик.
— Да не знаю я! — простонал я. — Дома сидел, улица Вейнбаума, дом 8, квартира 21! Стойте, вы сказали «улица пятидесятилетия победы над иноземными захватчиками»? — паникующий мозг смог вычленить неожиданную деталь.
— Ты мне зубы не заговаривай, — сагрился Иван Анатольевич. — Нет в городе никакой улицы Вейнбаума! Твою мать! — на его лице мелькнул страх, и он сделал шаг назад. — Так ты «открылся»? Катька, в кладовке сумка синяя, все документы в нее и на улицу, у нас тут неадекватный «открывашка».
— Так у нас «открывашек» уже пять лет не было! — не спешила она выполнять требование. — Может он обкурился?
— Поговори мне еще! — рявкнул на нее мужик, и дочка быстро свалила из комнаты. — А ты — сиди и молчи! — рявкнул на меня.
Мне ничего не оставалось, кроме как сидеть и молчать. «Открывашка»? «Победа над иноземными захватчиками»? Да что тут вообще происходит⁈ Мужик тем временем подвинул себе стул и устроился в центре комнаты, не сводя с меня глаз.
Тут тьму и безысходность в голове снесла всепоглощающая лавина тепла, заботы, любви и надежности. Снесла она и запрет на разговоры:
— Позвоните маме!
Хозяин квартиры остался верен себе:
— Заткнись!
Ни телефона, ни документов — пара номеров в голове, шорты, футболка да носки, вот и всё, с чем я попал сюда. «Сюда!». Порталы, «иноземные захватчики», необъяснимое перемещение меня! Варианта два: я или шизофреник, или попал в параллельный мир.
Осознание больно ударило панической атакой, и потеряв над собой контроль, я запрыгнул на стол и открыл окно. Где-то в глубине поглощенного единственным желанием — бежать — мозга вяло шевельнулся совет посмотреть вниз, прежде чем прыгать.
— Стоять! — мужик схватил меня за шорты, и, оставив их у него в руках, я выпрыгнул в окно.
Этаж оказался вторым, и на клумбу с цветочками я умудрился приземлиться ногами. Потеряв равновесие, шлепнулся в цветы всем телом, уткнувшись в бархатцы и календулу носом.
— Держи его! — раздался сверху ненавистный голос.
Встать самостоятельно я не успел — кто-то заломал мне руки за спину и скрепил их наручниками. После этого меня вполне деликатно подняли, и я увидел добродушно улыбающегося из-под привычного вида фуражки, одетого в непривычную форму, усатого упитанного полицейского.
Вокруг — освещенный теплым солнышком типовой двор между двумя «хрущевками». На детской площадке играет пара ребятишек, растут тополя, а проезды и проходы, разумеется, забиты припаркованным транспортом. Полиция прибыла на «Ладе», вот она стоит, бело-синяя. Стоп! На ней написано «милиция», а не «полиция»! Остальные машины представляют собой вполне привычный набор: немножко отечественных и много иномарок. Слева — переулок и следующий за ним двор, справа — выход к автобусной останове, а по ту сторону двухполосной дороги видна витрина известного сетевого супермаркета. Да какой тут, нафиг, параллельный мир? Я просто немножко сошел с ума и как-то пролез в Катину комнату. Слава богам, я — дома! А машину просто забыли перекрасить во время реформы или кто-то накосячил. Словом — объяснимо! Теперь нужно постараться сделать так, чтобы меня не выгнали из института.
— Совершеннолетний? — спросил полицейский.
— Несовершеннолетний! — ухватился я за возможность облегчить свою участь и подергал скованными руками. — Снимите, я убегать не буду!
— Врёт! — прокомментировал сверху мужик. — Это «толчок».
Сам ты толчок!!! А если?
— Господин полицейский, он меня похитил и пытался изнасиловать! — завопил я. — Видите, даже шорты снял! Я мусор вышел вынести, а он мне раз — тряпку ко рту, и я очнулся у него дома. Ну сами подумайте — какой из меня вор? У меня даже мешка для добычи нет!
— Та-а-ак, — многозначительно протянул полицейский, посмотрев в окно второго этажа, откуда свисал Иван Анатольевич. — Коля, сходи вызови следователя и инспектора по делам несовершеннолетних. Гражданин Бирюков, вы не переживайте — следствие во всем разберется.
Напарник полицейского — этот потоньше и повыше — отправился разговаривать по рации, а оставшийся со мной достал ключи и снял наручники, напомнив:
— Не убегай.
— Не буду, — пообещал я, разминая запястья.
Справедливости ради — почти не болят, просто так положено. И тут до меня дошло — из богатого на снегопады и мороз ноября я попал в самое настоящее лето! Судя по цветочкам и деревьям — что-то типа июля. Паническая атака начала возвращаться, и мне очень захотелось свернуться в позу эмбриона и завыть от отчаяния.
— Номер мамы или папы знаешь? — достал полицейский кнопочный — нифига себе раритет! — телефон из кармана брюк.
Это простое, понятное и привычное действие послужило якорем, за который мне удалось уцепиться и взять себя в руки.
— Да это сученок — неадекват! В центр его везите, он сейчас толкнётся и лови его потом, — напомнил голос сверху.
— Следствие разберется, — напомнил ему в ответ полицейский.
— Помню, — запоздало ответил я.
— Диктуй, — велел он, разблокировав экран.
Я продиктовал.
— Набран несуществующий номер, — напускное добродушие тут же исчезло, и он смерил меня подозрительным взглядом, как бы показывая, насколько плохо врать и дал мне шанс исправиться. — Может головой ударился, забыл? Попробуй еще раз.
Я попробовал.
— Это тот же самый номер, — покачал он головой.
— Номер старшей сестры еще помню, но это в Швецию звонить придется, роуминг дорогой, — схватился я за последнюю соломинку.
— Роуминг у нас казенный, — не смутился он. — Только не Швейцария, а Скандинавия. Чему вас только в школах нынче учат?
Скандинавия? Вроде была такая страна или нет? У меня с географией вообще не очень. Сейчас не важно!
Я продиктовал номер, и полицейский с укоризненной миной нажал кнопку громкой связи, дав мне послушать:
— Набран несуществующий номер.
— Портки-то забери! — насмешливо прокомментировал Иван Анатольевич, и рядом на уцелевшие цветы приземлились шорты. — Товарищ милиционер, везите его в центр от греха подальше.
— Как звать-то? — спросил надевающего шорты меня полицейский.
— Андрей, — ответил я и громко пропел. — Привет, Андрей! Ну обними меня скоре-е-ей! — после чего погрузился в истеричный, сдобренный слезами, смех.