Походкой человека с повреждением позвоночника, кашляя и выдыхая черный дым, добираюсь до обрыва. Из-под моей ноги обрушивается ком глины, и тотчас, словно из-под земли, с оглушительным карканьем взвивается вверх воронья стая. Медлить нечего. Прыгнув с обрыва на склон, представляющий собой обширную свалку, несусь по нему вниз, как идущий ко дну топор…
Брызнули в стороны какие-то люди, копошившиеся среда отбросов возле костра, блеснула оконцем черная избушка, и мелькнули собаки с поджатыми хвостами, разбегающиеся от лошадиной падали…
Повернув влево, выбросив в небо веером грязь, чудом избегаю наполненного коричневой жижей рва, посреди которого валяется захлебнувшийся подъемный кран и, похожий на большой кусок праздничного прошлогоднего пирога, на бешеной скорости вылетаю со свалки.
Пробив бетонный забор, так наподдаю коленом под зад уже приготовившемуся было пропустить стаканчик-другой восьмиколесному рыжему великану, что тот зарывается подбородком в землю.
Почетное место за стойкой бара опустело… Заняв его, перевожу взгляд на замасленного холуя, прижавшегося спиной к красной колонке, отсчитывающей литры моего любимого коктейля. Халдей молча таращится на меня, открыв рот с редкими нечистыми зубами.
Виктор, видать, утомленный бестолковостью обслуживающего персонала, расслабленно откидывается на спинку сиденья. Рука Товарища Лейтенанта, прежде чем исчезнуть в трещине, выразительно махнула…
Правильно истолковав этот жест, бармен наконец поторопился соединить свой коктейль с моей пересохшею глоткой. Нагрузившись под завязку, я повернулся на одной ноге, оглядев столпившиеся вокруг меня трактора с той симпатией, с какой разглядывает снеговиков-убийц ворвавшийся в их будуар участковый (Виктор, радист, заряжающий и даже Товарищ Майор увлекались остросюжетными фильмами, при мне пересказывая из них особенно волнующие места), покинул питейное заведение.
Я медленно катился по чередующимся квадратам черных вспаханных и покрытых золотистой кукурузой полей. Они напоминали доску, которую во время привалов раскладывали между собой Виктор с Товарищем Майором, принимаясь ожесточенно двигать по ней белые и черные, имеющие каждая свой маневр, фигурки. Одной из этих фигурок, совершающей переходы с квадрата на квадрат, был теперь я.
Сошедшая с ума рация тараторила гнусавыми лилипутскими голосами:
— «Ястреб-четыре», «Ястреб-четыре»… Я — «Кондор»! Отзовитесь! Как поняли? Прием…
— Товарищ гене… То есть «Кондор»! Я, «Ястреб-четыре», слышу вас хоро…
— Вы мудак. «Ястреб-четыре»! Я где вам приказал занять позицию?! Я вам позицию приказал занять в квадрате 39–06! А вы где заняли?!
— Товарищ… «Кондор»… Простите. Квадрат 39–06 — это болото! Там зимой-то трактора тонут, а сейчас…
— Ты будешь рассуждать у меня, чучело?! Выполнять приказ!!!
— Есть, това…
— «Кондор»! «Кондор»! О-о, черт… «Кондор»!!!
— «Кондор» слушает.
— «Кондор»! Я — «Ястреб-один», я — «Ястреб-один», я яс…
— Старший лейтенант, вы дело говорите, а не засерайте мне мозги…
— В таком случае докладываю: продвиженье объекта замечено к югу… к югу в квадрате 29–33! Пов-тор-ряю…
— Где, говоришь, замечено?
— В квадрате 29–33!!!
— Ну и дурак,! Объект вертолетчики двадцать минут назад в квадрате 13–04 засекли, а ты мне толкуешь про 29–33… Он что, по-твоему, за двадцать минут сто пятьдесят километров отмахал? Повнимательнее, повнимательнее, «Ястреб-один»!
— Виноват, тов…
— «Кондор»! «Кондор»! Я — «Тигр»! Занял позицию! Веду наблюдение! Жду приказаний!
— Жди, жди…
— «Кондор»! Я — «Крапива»! Позицию заняли! Готовы к выполнению любых заданий! Готовы… до последней капли крови… Насмерть!!!
— Вы что там, белены объелись?! Или ты пьян, сынок?.. Я вот тебе покажу «насмерть»!
— «Кондор»! Я — «Авось»! Почему до сих пор нет походной кухни?! Мои люди с четырех утра на ногах и до сих пор не жрамши! Где… мать… кашевары?!
— Хладнокровней, «Авось»! Кашевары на пути к вам… Кашевары — на пут… Как поняли? Прием.
— «Кондор», я, «Авось», вас понял! Мать… Конец связи!
Голоса продолжали тараторить, перебивая друг друга. По-видимому, они принадлежали игрокам, занявшим места на противоположном краю доски…
С горячим энтузиазмом, конечно, хватаясь за голову и ожесточенно куря, эти прирожденные шахматисты двигают свои фигуры, стремясь помешать продвижению моей одинокой ладьи.
Опутанный обрывками проволок, полиэтиленовой пленки, торчащими в разные стороны обрезками ржавых труб, между которыми застряла куча навоза с колыхающимися на ней зарослями бурьяна, застываю посреди вспаханного квадрата. И, ничего особенного не заметив, парочка ферзей на бреющем полете мелькает надо мной, вероятно приняв меня за беспризорную мусорную кучу; следом за ферзями, запоздав секунд на пять, примчались их грохот и рев, но вполне безобидные…
Пересекаю покрытую лужами грейдерную дорогу, переваливаю поросший сочными лопухами земляной вал, и, оставляя на сучьях мертвых сухих деревьев клочья своего изысканного камуфляжа, теку по растрескавшейся, покрытой зеленым налетом земле туда, где между камышей вспыхивает и сверкает…
Я вышел из-под воды на берег, преодолев пару десятков километров речного дна, таким образом шахматная доска с незавершенной партией осталась позади, а передо мной предстал город, который, слегка покачиваясь, висел на стропах подъемных кранов. Я вгляделся в улицы, забитые людьми, снующими туда-сюда автомобилями… Где-то в этом каменном лабиринте скрылась та, которую я ищу…
И я двинулся на город. Путь мой пролег по косогору вниз — мимо кладбища, каких-то полуразвалившихся лачуг, столбов с оборванными проводами. Пройдя сквозь железобетонный забор, украшенный магическими надписями «МИРУ — МИР», я оказываюсь на бескрайней площадке, заставленной новенькими легковушками. Я мстительно шагал по их сверкающим глянцем капотам и крышам, и вскоре впереди показались кирпичные производственные корпуса. Через их распахнутые двустворчатые ворота в сумрачной глубине виднелись уходящие вдаль ряды каких-то обвитых черными шлангами блестящих труб. На трубы эти, словно перстни на пальцы, были нанизаны куски автомобилей.
Миновав нескольких подобных зданий, останавливаюсь перед очередным из них, развлеченный зрелищем ползущей по кругу гусеницы, состоящей из свежеокровавленных автомобильных корпусов. Мое внимание привлекает ванна, из которой гусеница выползала…
Разорвав заросли из шлангов, с шипением выпускающих воздух, в конвульсиях извивающихся по полу, приближаюсь к чудной ванне. Нужно сказать, что тот грязно-зеленый колер, в который я был окрашен каким-то унылым художником, всегда не нравился мне, я находил его недостаточно актуальным. И вот, проткнув пальцами высоченную стенку ванны, встаю под багровый душ…
Замерев перед стеклянной витриной с выставленными в ней мишенями, изображающими людей, я любуюсь своим отраженьем. С шапкой перепутанных водорослей, проволок и обрезками жести, изогнутых труб, торчащих из-моей прически, словно драгоценные гребни, с этой новой красною, глянцевито переливающейся кожей я удивительно похож на одного из тех экзотических музыкантов, чьи фотопортреты помещаются на обложках журналов, которые на досуге так любил перелистывать радист…
Чувствуя себя неотразимым, отворачиваюсь от витрины и прогулочным шагом бреду по пустынным улицам, таким многолюдным и оживленным десять минут назад.
…В полном одиночестве я пересекал проспекты с болтающимися над перекрестками металлическими ящиками, весело подмигивающими мне зелеными, желтыми и красными огоньками.
Ярко светило солнце. Сверкали стекла витрин и многочисленных окон. И ни души вокруг. Только голуби при моем приближении дружно вспархивали от валяющихся на тротуарах раздавленных печений, да журчала в фонтанах вода.
Я испытывал разочарование, подобно герою одной из радиопьес, который, прежде чем отправиться на свидание, долго мыл руки с мылом; но все усилия оказались напрасными, потому что девушка в назначенный час не пришла. И вот герою не остается ничего иного, как, засунув бессмысленно чистые руки в карманы, шляться по городу…
Центр словно вымершего населенного пункта остался позади. Заглядывая в окна с теснящимися на подоконниках цветами в глиняных горшках, протянувшими руки вперед куклами, стопками книг, электролампами, грязными бутылками, кипами выгоревших газет и журналов, подушками, швейными машинками, портретами усатого человека в маршальском кителе, котами, банками, аквариумами, я катился вдоль голой каменной улочки. Вдруг сзади послышался шум. Я на ходу обернулся… Ворота, запиравшие обнесенные высокими деревянными заборами дворы, которые я только что миновал, распахнулись настежь одновременно с обеих сторон улицы. Что за чудеса?..
Остановившись, смотрю вперед. Там из подворотен уже выползали, торопливо выстраиваясь на моем пути, зеленые великаны…
— Сдавайтесь, — загремело вдруг так, что в окнах ближайших домов задребезжали стекла, — вы окружены!!!
Над выросшим передо мной бронированным забором, разрисованным алыми розами, замечаю раструб известного армейского болтуна — полевого громкоговорителя.
— Выходите… — неслось из него не без ноток истерии. — С поднятыми руками, по одному!!! В случае добровольной сдачи…