— Она была здесь? — повторила Эвелин и непроизвольно вцепилась в подлокотник дивана. У нее вдруг возникло ощущение, что она сидит не в ржавом жилом вагончике, а в камбузе корабля. Все вокруг кружилось перед глазами.
— Примерно два месяца назад, — ответил Смолле.
— Как она выглядела?
На лице бывшего капитана промелькнула грустная улыбка.
— Красивая. Изящное лицо, веселая натура, словно никогда не знавшая бед.
Эвелин быстро открыла сумочку и вытащила фоторобот и снимок с камеры банкомата.
— Это она?
Смолле взял фотографию и держа ее на расстоянии, посмотрел на девушку в платье на бретельках.
- Вне всяких сомнений.
— На обеих фотографиях?
Взглянув на фоторобот, Смолле кивнул.
- Это Лиза.
— Лиза! — наконец-то это лицо обрело имя! — Чего она от Вас хотела?
— А Вы не догадываетесь? — нижняя губа Смолле дрожала. — Однажды ночью она постучала в дверь вагончика. Была полуголой и насквозь промокшей. Шел дождь, также, как сегодня. Я дал ей поесть и выпить. Она сидела, завернувшись в одеяло — как Вы — и была бледной как морская пена. Выглядела невероятно худой и хрупкой, но располагала к себе. Правда, от ее взгляда у меня бежали мурашки по спине. Она знала мое имя, и я догадывался, что девушка не случайно постучала в мою дверь.
Разветвленная молния вспыхнула над морем. Эвелин прямо-таки чувствовала электричество в воздухе.
Смолле тоже смотрел в окно.
— Увидев мою обожженную руку, она на мгновение вздрогнула и дернулась назад. И тогда я понял, откуда она меня знала. В тоже мгновение игра в прятки закончилась. Она лишь сказала: — «Фридберг». И задала всего один вопрос: — Кто организовал круиз?
— Хокинсон, — выпалила Эвелин.
Смолле кивнул.
— Эдвард Хокинсон. В то же мгновение она исчезла за дверью. Я побежал за ней, но потерял из виду в дожде… после этого я не видел девушку и ничего не слышал о ней. — Смолле посмотрел на Эвелин. — О чем Вы думаете?
Она покачала головой.
— Не важно.
Эвелин пришло в голову дело о подушке безопасности. Она подумала о Пранге. Он погиб два месяца назад в Альпах в районе города Берхтесгаден. Возможно, в ту ночь Смолле сдвинул дело с мертвой точки. Но почему именно в это время? Десять лет спустя?
— Вам нехорошо? — спросил Смолле, с волнением в голосе.
— Я была готова ко всему, но только не к такому.
Голос Смолле стал тише.
— Вот уже десять лет я ни с кем не разговаривал о событиях той ночи. Я месяцами просматривал все газеты в поисках одной единственной новости на эту тему, но дюны так до сих пор и не раскрыли секрет мальчика. Я бы все рассказал, если бы полиция допросила меня о происшедшем. Но этого так и не произошло. А в газете было написано только о девочке. Что она попала в клинику, а потом ее следы затерялись как песок в дюнах. — Он кашлянул. — Спасибо, что выслушали.
Это прозвучало так, словно он только что исповедался о своей жизни.
Смолле поднялся, отодвинул занавеску, закрывавшую гостиную и подошел к шведской печи. Поленья догорели, пламя почти погасло. Он открыл дверь и подкинул в печь новых дров. После чего снова сел на диван рядом с Эвелин.
— Почему Вы хотели покончить жизнь самоубийством в десять лет?
Эвелин поначалу не расслышала вопрос. Ее мысли были слишком сильно поглощены рассказом Смолле. Но вдруг она вздрогнула и повернулась к нему.
— Что?
Вместо того, чтобы повторить вопрос, он осторожно, почти нежно взял ее руку. Эвелин не стала противиться и даже не вздрогнула, когда он поднял вверх рукав ее пуловера, обнажив шрам на запястье. Он тянулся поперек руки и был едва заметен. Тогда она почти ничего об этом не знала. Нажми Эвелин осколком стекла посильнее на артерию, она бы уже здесь, наверное, не сидела.
— Вы пережили нечто подобное? — предположил Смолле.
Она покачала головой, но как — то слишком уж сильно. Да и имело ли смысл лгать?
— Вижу по Вашему взгляду. — Он отпустил ее руку. — Вы не обязаны говорить, если не хотите.
Возможно, она даже этого хотела.
- Какой-то мужчина на моих глазах затащил мою восьмилетнюю сестру на заднее сиденье автофургона. — Она до сих пор видела перед собой коренастого парня, словно это случилось вчера. — На школьной парковке никто ничего не заметил. Он держал ее за руку и сказал, что сделает ей больно, если я тоже не сяду к нему в машину. Если бы я тогда убежала, все было бы по-другому, но я слишком боялась за сестру. — Эвелин прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать слезы и почувствовала на плече руку Смолле. — Так что я тоже забралась в фургон. Он закрыл дверь, связал нам ноги и завязал руки за спиной. Потом он заклеил ей рот. Для меня скотча у него не хватило, поэтому он натянул мне на голову вонючий мешок. Я не издала ни звука. Лишь когда он завел мотор, я хотела громко закричать и позвать на помощь, но музыка в машине заглушала все остальные звуки. На парковке стояло столько людей. Я до сих пор не знаю, почему никто ничего не заметил.
Эвелин вытерла слезы, текущие по щекам. От удара грома у нее внутри все похолодело. Ветер непрерывно хлестал дождем по стеклу. Это случилось в то же время года… Только началась школа… и также была гроза. В тот день она впервые ощутила горячее щекотание в желудке — как спазм, от которого сжимались все органы. Она слишком много рассказала о своем прошлом, поэтому Смолле ничего не узнает об охотничьей избушке в лесу и сыром подвале. Только Патрик знал эти подробности.
Мысли Эвелин прервал звонок сотового. Дрожащими руками она взяла телефон. Цифры на дисплее расплывались, и она вытерла слезы. На часах было 23:56. Высветился номер Патрика. Почему он звонит так поздно?
— Алло.
— Привет, я тебя разбудил? — прошептал он. Видимо он тоже был не в лучшем настроении.
— Нет, все в порядке. — Краем глаза Эвелин увидела, как Смолле встал и пошел к печке.
— У тебя какой-то невеселый голос.
— Все нормально. Что случилось? — она кашлянула.
— Ты же послала мне факсом этот список.
Список пассажиров из папки. У нее было такое чувство, что с тех пор как она посетила рабочий кабинет Хокиносна прошла целая вечность.
— И что с ним?
Скрипнул шарнир печной двери. Эвелин слышала, как Смолле перемешал кочергой угли. Поток воздуха раздул огонь, и дерево начало похрустывать.
— Я проверил несколько имен. Люди из списка — это врачи, политики, чиновники и правозащитники. Я собрал довольно пикантный материал…
Вдруг вагончик качнуло. Задрожал потолок, а чайные кружки затанцевали по столу. У Эвелин бешено заколотилось сердце.
— Эвелин… Эвелин?
Она уронила телефон. Он упал на пол, где-то между кухонными шкафами. Голос Патрика звучал теперь вдалеке.
Эвелин огляделась, словно загнанная в угол. И тут она услышала потрескивание веревки.
Она не заметила, что Смолле задернул занавеску. За ней вырисовывался покачивающийся туда-сюда силуэт. А из под занавески выглядывали колени Смолле, волочившиеся по полу.