Не могу сказать, чтобы меня разочаровал личный состав батальона; нет, эти молодые советские патриоты горели ненавистью к врагу и рвались в бой. Однако было похоже, что они недопонимали одной простой истины: воюют не только отвагой — необходимо еще и умение.
Тут мне вспомнился наш довоенный Осоавиахим, ныне преобразованный в ДОСААФ. Какие большие дела совершила эта массовая организация! Именно благодаря ей многие тысячи молодых воинов, впервые прибывших на фронт, умели обращаться с оружием, окапываться, делать перебежки, прыгать с парашютом и даже подрывать танки врага. Благодаря ей были сохранены к боях тысячи молодых жизней.
Я обратился к генералу Подласу с просьбой, чтобы для нашей разведки, штурмовых групп и групп истребителей в дивизию прислали несколько сот пар лыж. Он ответил:
— Хорошо. Дело очень важное. Лыжи получите через пару дней.
Мы получили их даже раньше, и, имея временную передышку, все офицеры штаба, политотдела, командиры и политработники полковых батальонов, рот, взводов — все принялись осваивать лыжное дело, чтобы обучить ему весь личный состав дивизии.
Великое дело — спорт; молодые воины, которые еще недавно, в условиях мирной жизни, увлекались футбоволейболом, бегом, плаванием, коньками, теперь легко, без особых усилий становились отличными лыжниками.
В числе пополнения, которое прибыло в дивизию, были и «старички». Они не могли спокойно усидеть в тылу, пришли на фронт добровольно. Рабочие, колхозники, партийные работники — все они становились отличными воинами и сражались до последнего дыхания.
Особенно запомнился мне и полюбился украинец Остап Стеценко — рослый, плечистый, с тяжелыми натруженными руками. В сорок семь лет он выглядел очень молодо и, казалось, был врожденным лыжником. За отличную спортивную форму в дивизии прозывали его «чемпионом». Он смущенно оправдывался:
— Какой же я чемпион, я — председатель колхоза. Правда, по урожаю гречихи мой колхоз в области считался первым. Значит, чемпион-гречкосей. А лыжи — это здоровье и сила, сама молодость к тебе возвращается.
Он стал командиром истребителей. Его немногочисленная группа несколько раз проникала в тыл противника, нанося гитлеровцам серьезные потери. Они прослышали об отважном разведчике Остапе Стеценко и потратили немало усилий, стремясь окружить его группу, схватить командира живым.
Но Стеценко оставался неуловимым. В течение короткого времени за линией фронта у него появилось много верных друзей. Он доставлял им сводки Совинформбюро, наши листовки и газеты. Мужественный разведчик вселял в сердца людей, измученных фашистской оккупацией, надежду и уверенность в скором освобождении. Они же, рискуя жизнью, не раз выручали его из беды.
После одного из рейдов Стеценко доставил письмо от славных народных мстителей — партизан. Нам было известно, что на территории, временно оккупированной врагом, действуют многочисленные отряды советских партизан и что количество этих отрядов с каждым днем возрастает. Однако мы не знали, что партизаны действуют так близко от нас, сразу же за боевыми порядками противника.
В письме говорилось:
«Дорогие воины из дивизии Родимцева!
Мы счастливы, что случайно встретились с группой ваших разведчиков. Пишем вам это письмо в степи, у дороги, при свете карманного фонарика. Здесь мы подкарауливаем отряд фашистских карателей. Быть может, через полчаса мы вступим с ними в бой.
Будьте уверены, товарищи по оружию, что ни один из нас не дрогнет в смертельной схватке с ненавистными палачами из гитлеровской бандитской своры.
Большая половина в нашем партизанском отряде — украинцы. Есть русские, белорусы. Все мы навеки соединены великой братской дружбой и единством цели — разгромить фашизм.
Родные братья наши, доблестные воины Красной Армии, армии-освободительницы! Вас ждет, считая часы и минуты, истерзанный фашистскими извергами украинский народ. Вас ждет, прекрасный древний Киев, ждут шахтеры Донбасса, металлурги Днепропетровска, ждут матери ваши, сестры и дети. Быстрее наступайте, беспощадно громите врага!
Вся Украина поднялась на борьбу с кровавыми фашистскими захватчикам, и перед вами, как и перед нами, нет иного выбора: победа или смерть.
Братья, мы верим в победу! Мы ждем вас, родные!»
В тот же день об этом письме узнал каждый солдат нашей дивизии.
Вечером, возвращаясь в свой штаб из батальона, я заметил на танке надпись. Выведенная крупными буквами на броне, она была видна издали: «Мать Украина! Сыновья твои возвращаются и победят!»
После кратковременного затишья на нашем участке фронта 16 января противник неожиданно перешел в наступление.
Как видно, немецкий штаб тщательно разработал план атаки, которая в случае успеха имела бы тяжелые для нас последствия.
Три группы вражеских танков с десантами автоматчиков двинулись на рубеж, занимаемый нашим 96-м стрелковым полком. Избегая снежных заносов в степи, танки шли вдоль дорожных направлений. Одна группа заходила во фланг 1-го батальона, другая — в расположении 2-го батальона, а третья, обойдя железную дорогу южнее села Головиновка, пыталась прорваться к нам в тыл.
На этом участке фронта возникла очень серьезная опасность. Решение нужно было принять немедленно.
Пришлось бросить в бой лыжные подразделения с задачей отсечь немецкую пехоту от танков и уничтожить ее. Мы были уверены, что лыжники, совершая стремительные броски, появляясь там, где противник их не ожидал, сумеют справиться с немецкой пехотой.
Бой продолжался более трех часов. Лыжные группы показали отличные примеры быстрого, умелого маневра. Гитлеровские солдаты не могли действовать в стороне от дороги: они проваливались по пояс в снег. Танки противника без пехоты оказались бессильными. Потеряв десятки убитыми и ранеными, все три группы вражеских танков откатились на исходный рубеж.
Было радостно наблюдать, как, одетые в белые маскировочные халаты, почти неразличимые на фоне снегов, лыжники проносились над сугробами, быстрые и легкие, словно тени, и там, где они внезапно появлялись — в тылу или на фланге пехотных подразделений противника, — снег покрывался трупами вражеских солдат.
Замысел противника был сорван, ему не удалось вклиниться в нашу оборону. Гитлеровцы потеряли здесь свыше роты своих солдат.
А 18 января мы получили от генерала Подласа боевое распоряжение: во взаимодействии с гвардейской дивизией генерала Руссиянова перейти в наступление в направлении Крюково — Русаково, разгромить противостоящего противника и выйти на восточную окраину города Щигры.
Для организации взаимодействия я выехал к генералу Руссиянову. Он встретил меня в крестьянской хате как приветливый хозяин, подал левую руку: правая была на перевязи. Прочитав в моем взгляде вопрос, ответил:
— Какая-то фашистская шельма зацепила.
Плотный, среднего роста, русый и широколобый, он был оживлен и подвижен.
Есть люди, волевой характер которых угадывается с первого взгляда. Именно таким был Иван Никитович: собранным, решительным, энергичным.
Из донесений разведки мы знали, что за передовой, в ближайшей деревне, гитлеровцы разместили недавно прибывшее пополнение. Население деревни они угнали на запад, а избы заселили своей солдатней.
Сама обстановка подсказывала нам план действий. Мы договорились одновременно сосредоточить огонь двух дивизионов «катюш» по этой деревне, затем развернуть наступление лыжными батальонами.
Стоило увидеть, как улепетывали гитлеровцы от огня «катюш»! В сброшенных за два часа до начала нашего наступления листовках они уверяли, что гвардейцы генерала Руссиянова и бойцы полковника Родимцева будут уничтожены в ближайшие сутки.
Наши лыжники, с ходу заняв крупные села Удерево и Крюково, двинулись к городу Щигры.
Командование немецкой 9-й танковой дивизии пыталось организовать контратаку. Из этой затеи ничего не получилось, а командир немецкой дивизии, как показал затем пленный, поспешно укатил в Курск.
Сражаясь плечом к плечу с гвардейцами генералов Руссиянова и Акименко, бойцы и командиры дивизии воочию убеждались в их высокой стойкости и героизме. В некоторых населенных пунктах велись бои за каждый дом, сарай, стог сена и другие укрытия.
Все попытки немцев выбить нас из этих населенных пунктов успеха не имели. 10-й моторизованный полк противника, усиленный танками и свежими ротами, численный состав которых был доведен до 180 человек, разбился о нашу, наскоро организованную оборону. Но мы не собирались долго обороняться: развивая наступление, наши части вышли на восточную окраину Щигров.
В разгар этих боев к нам в штаб дивизии прибыл бригадный комиссар Грушецкий. Я знал его как человека далекого от сомнений и уныния, но теперь он показался мне особенно радостным. Неторопливо и торжественно он пожал каждому присутствовавшему руку, потом расстегнул полушубок и достал из нагрудного кармана какую-то аккуратно сложенную бумагу.
— Внимание, товарищи… Только что получен из Кремля приказ. Я зачитаю его вам.
Все офицеры и солдаты встали по стойке «смирно». Голос бригадного комиссара звучал взволнованно.
«19 января 1942 года. Москва, — читал он. — В многочисленных боях за нашу Советскую Родину против немецких захватчиков 87-я стрелковая дивизия показала образцы мужества, отваги, дисциплины и организованности. Ведя непрерывные бои с немецкими захватчиками. 87-я стрелковая дивизия наносила огромные потери фашистским войскам и своими сокрушительными ударами уничтожала живую силу и технику противника, беспощадно громила врага.
За проявленную отвагу в боях за Отечество с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава преобразовать 87-ю стрелковую дивизию в 13-ю гвардейскую стрелковую дивизию.
Дивизии вручить гвардейское знамя.
Всему начальствующему (высшему, старшему, среднему и младшему) составу дивизии установить полуторный, а бойцам двойной оклад содержания.