Он взял следующий листок:
— Заявление Петра Демьяновича Осадчего: «В моем родном городе Кременчуге немецкие изверги расстреляли моих родных. Я поклялся мстить и уже уничтожил четырнадцать фашистов. Прошу принять меня в партию и обещаю быть верным ее сыном, сражаться против ненавистного врага до последней капли крови…»
Еще один листок.
— Заявление бойца Стратона Тимофеевича Дерябина: «Прошу принять меня в ряды нашей славной Коммунистической партии, которая является опорой и надеждой Родины. Ухожу в бой, считая себя коммунистом…»
Их было здесь десять человек. Комиссар зачитал девять заявлений. Семен Беляков недавно был принят в партию без кандидатского стажа: он доказал в бою, что достоин звания коммуниста.
Не знаю почему, но отдельные эпизоды нашей фронтовой жизни волновали меня особенно глубоко. Казалось бы, многое пережито и ничем уже не затронешь, не удивишь. И вдруг неизъяснимая, торжественная радость наполнила сердце…
Я хотел бы, чтобы в эти минуты здесь был художник; он запомнил бы и положил на холст эту волнующую картину: каморка в полуразрушенной снарядами крестьянской хате, окно занавешено шинелью, трепетный огонек мерцает над плошкой на табурете… Уже седеющий полковой комиссар держит в руке тетрадочную четвертушку бумаги. Во взгляде его доброта и нежность, и рука слегка дрожит… А лица молодых солдат, глаза их полны решимости и сознания самой важной в жизни минуты! Какая кристальная чистота человеческой души и ясная вера в бессмертие дела Ленина, какая преданность Родине и отвага!
Право, хотелось расцеловать этих славных ребят, сказать им: партия верит вам и гордится вами.
А утром мне донесли, что группа разведчиков Белякова в перелеске за линией фронта столкнулась с ротой немецких автоматчиков. Несмотря на неравенство сил, десять разведчиков приняли бой и уничтожили свыше тридцати фашистов. Они заставили вражескую роту отступить и вернулись с трофеями.
Вернулись, но не все… Трое остались на поле боя. И я невольно думал: кто же из них не вернулся? Тот, синеглазый и кудрявый, у которого родные погибли в Кременчуге? Или улыбчивый, смуглый паренек, гордо заявивший, что он из Донбасса?.. Что ж, юные герои-коммунисты, это война. И наша задача — мстить за вас, пока мы не растопчем фашистскую гадину.
…К полудню мы все-таки вышибли гитлеровцев из деревни Кут и захватили гаубицу и две пушки. Первыми туда ворвались разведчики: они уничтожили четыре десятка немцев и захватили станковый пулемет. Особенно отличился разведчик Иван Москалев: он вскочил в немецкий блиндаж, скосил автоматной очередью офицера и двух солдат и принес их документы и оружие.
Я прибыл в Кут в самый разгар боя. В течение короткого времени гитлеровцы два раза предпринимали яростные контратаки, пытаясь вернуть утраченные рубежи. Не вышло! Наш 32-й гвардейский артиллерийский полк шквалом огня отбросил наступавших.
Кут мы отбили, но передвигаться по этой деревне можно было только с большими предосторожностями. Два вражеских дзота, расположенные за ее западной окраиной, простреливали улицу пулеметным огнем. Эти два дзота могли обойтись нам слишком дорого, и нужно было во что бы то ни стало ликвидировать их.
Я спросил у командира группы разведчиков Сойбельмана, как ему нравятся эти две огневые точки врага?
— Никак не нравятся, товарищ полковник… Мы уже два раза пытались к ним подобраться, но безуспешно. Правда, вызвались добровольцы, но жаль мне напрасно терять людей.
— Кто эти добровольцы?
— Четыре летчика. Штрафники.
— Значит, они желают подвигом искупить вину?
— Они уже искупили ее, товарищ полковник. Позавчера все четверо отличились в бою, и командование полка подготовило материал о снятии с них судимости. Между прочим, они здесь, неподалеку. Если желаете, я их позову.
— Зовите…
Через несколько минут в дом, где я находился с адъютантом, вошли четверо бравых солдат, статных и подтянутых, с автоматами на груди. Запомнились мне Николай Павленок и Петр Подбражник, оба русые, кареглазые, очень похожие друг на друга, как близнецы. От них веяло молодостью, здоровьем и физической силой. Впрочем, и двое других — Павел Бажинов и Николай Самонов — тоже выглядели бравыми бойцами.
— Мне передали, что вы добровольно вызвались уничтожить вражеские дзоты?
— Они ответили дружно, как слаженный хор:
— Так точно, товарищ полковник! — и одновременно все четверо улыбнулись.
Я невольно подумал: отличные бойцы! — достал пачку папирос, раскрыл, предложил им:
— Закуривайте.
Николай Павленок вскинул руку, но тотчас же опустил.
— Высокая честь, товарищ полковник. Мы — штрафники.
— Уж ладно. Закуривайте. Не все же время вам быть штрафниками.
Они осторожно взяли из коробки по папиросе.
— Как же вы думаете уничтожить дзоты?
— Очень даже просто, товарищ полковник, — живо ответил чернявый Бажинов, — Мы их подорвем. Можете наблюдать: подползем, и комар носа не подточит!..
— Что ж, в таком случае желаю успеха!
Я и адъютант взобрались на чердак дома, выглянули в слуховое окно. Все поле вокруг, огороды, перелески, дальний изгиб дороги — все дымилось от снарядных разрывов. Через взгорок, что за изгибом дороги, тяжело перекатывалась шестерка немецких танков, занимая исход
—
—
—
—