Спустя пару недель
Будни шли своим чередом, возвращая Томаса по вторникам в колледж, где он должен был четыре занятия подряд читать романы, слушать в большинстве своём бестолковые рассуждения, ставить отметки и шугать указкой девчонок, лишь бы постоянно иметь железное алиби. Какой из него преступник? Самый честный преподаватель литературы и только.
С тех пор, как он стал размахивать указкой, Лили начала исправно появляться на занятиях, успевая вовремя и полностью подготовленной. Том поражался её отличной эрудиции, памяти и способностям, пока она за его спиной в колледжных коридорах называла еврея оратором. Наверное, Шульману с ней было трудно поспорить. Ведь он вдалбливал в юные головы ежедневно одно и то же, начиная с правил ведения тетради, заканчивая философскими рассуждениями. Внушал в девичьи черепушки то, что было задумано и подготовлено программой для выпуска медсестёр и акушерок, только пропуская это через своеобразный фильтр под названием «литература».
Девчонка окончательно перестала выходить из его головы. Возможно, потому что она превращала Томаса в какой-то сраный кисель. Лили медленно, как термит, разрушала его серьёзный и суровый нрав, пробираясь и в холодный разум.
В жаркие дни она надевала юбку и тонкие гетры, обнажая колени и бедра, сидя за партой и позволяя еврею снова узнать что такое неожиданный стояк в самом неподходящем месте. А что она? Она лишь слегка качала ногой, что-то рисуя и задумчиво глядя в окно, перекладывая из щеки за щеку яблочный леденец.
— Мисс Янг!
Она вздрогнула, от неожиданности проглотив карамельку, поморщившись от неприятной боли в горле.
Девушка встала, смотря на Шульмана растерянными глазами.
— Ты постоянно витаешь в облаках или размышляешь над ядерной физикой?
Студентки дружно рассмеялись, но поймав серьёзную преподавателя гримасу тут же стихли.
— Мистер Харрис отмечает у тебя особые успехи. Скоро мир встретит ещё одну Марию Склодовскую-Кюри?
Лили пожала плечами:
— Это куда интереснее, чем читать страдания глупых девиц. А тем более, делать вид что всё это — правильно.
Шульман хотел улыбнуться, но сдержался, не желая обидеть девушку.
— Надеешься, что тебя это не коснётся? — Лили вопросительно изогнула брови.
— Любовь… — уточнил он, — Думаешь, она таки обойдет тебя стороной?
Девушка снова пожала плечами, выражая всё равнодушие к теме и литературе в целом. Несомненно, она любила читать, но никак не романы.
— Для чего мы изучаем литературу? Не только английскую, но и русскую классику? — спросил Том, жестом опустив Янг на место.
Тишина в классе стояла гробовая, лишь лёгкий шелест вскинутой руки Лили и был. Шульман знал, что она знает ответ, либо просто хочет съязвить и потешить группу, выставив его идиотом, а себя нелепым шутом.
В последнее время Томас часто чувствовал себя простофилей и идиотом, который позволял ей слишком уж много на своих занятиях. Она вступала с ним в отчаянные споры о добре и зле, о сознательном и бессознательном, о существовании любви в целом. И каждый раз ему приходилось уступать, лишь бы она вышла победительницей. А Томас вновь чувствовал себя ослом, покоренным её обаянием.
— Чтобы во время работы с пациентами не оплошать, леди. Не важно, кто вы по специальности: акушеры или медсестры. В любом случае, вы столкнетесь с темой простого человеческого общения, и вам придется поддержать беседу с той же роженицей или раненым солдатом, который вопит с оторванной ногой так же, как и будущая мать.
Лили опустила руку.
— Это психология, дамы, — учитель надел очки, пытаясь уловить мимику Лили, — если вы никогда не думали об этом, значит, вы попусту протираете свои чудесные юбки все эти три года.
Мистер Шульман сел на место, проверяя карманные часы, понимая, насколько он разговорился, позабыв дать домашнее задание. Присутствие Лили привлекало слишком много его внимания, от чего он становился невнимательным ко всему остальному и периодически терял мысль, ощущая её ласковый взгляд.
— Не все женщины вопят как потерпевшие… — буркнула Янг с последней парты.
— Тебе видней, — закончил Том, отбрасывая ручку и откинувшись на стуле. Так и проходили уроки: колкие шутки, перепалки и бескрайняя наглость Янг.
Дальше всё пошло по отработанному сценарию. Девушка вновь перестала приходить на занятия, пропустив неделю, стоило только Томасу вытянуть её на отлично. В этот раз пропуски были не только у него, но и у остальных преподавателей, которые так же негодовали, не понимая, почему способная и одаренная девушка ломает себе жизнь.
В среду днём Шульман спешил по своим делам, но мысль об отсутствии студентки не давала ему покоя. Что, если её уже давно прикончили и выкинули в какую-нибудь канаву по пути домой? Добиралась она наверняка на попутках.
Беспокойство вкупе с любопытством проедало его и, взяв в приёмной директора её личное дело, Том с интересом изучал его, добираясь с водителем по нужному адресу. Никакой информации кроме того, что её отец — атташе, а мамаша — домохозяйка. Адрес и номер телефона — на этом всё.
«Не густо» — заметил Шульман, всматриваясь в табель с оценками. Исключительное “А” по точным наукам, за исключением латыни. Профильные предметы тоже были вытянуты. В чем же тогда подвох?
Через час Том добрался до убогой и забытой Богом деревушки, остановившись возле какого-то старого бревенчатого двухэтажного дома кирпичного цвета. Хлипкая дверь с потрескавшейся и кое-где осыпавшейся краской нагоняла на него жуткую тоску, а железная ручка и вовсе была сломана. Коричневые окна со сгнившими рамами и небольшое крылечко с гладкой крышей. Сейчас Шульману хотелось вернуться в свой особняк и вырезать из памяти этот жуткий дом, если его ещё можно называть домом.
Он вежливо постучал, слыша детский визг, а после бешеный топот. Дверь распахнулась и на мгновение ему показалось, что на него налетела стая чокнутых летучих мышей, но оказалось всё куда хуже — это были её младшие братья. Три одинаковых мальчика лет семи кружили около Тома, ожидая чего-нибудь вкусного, которое он и принес, протягивая мальцам конфеты с ликёром. Шульман не говорил, что не любит детей, но во время близости с женщинами он предпочитал спускать в тряпку или на простынь. Лучше выслушать пять минут недовольства из-за испорченной постели, чем всю жизнь из-за того, какой неудачный вышел приплод.
Детвора разбирала конфеты, гаркнув тройное спасибо, угостив одной Томаса и его водителя, который смущённо вернулся к машине.
— Где сестра? — спросил Том, разжевывая приторную сладость, осматривая помещение.
— В ванной. А это что такое? — спросил один из парней, дотрагиваясь пальцами до его цепочки на руке, как остальные с любопытством подлетели, лапая широкое золотое плетение.
Том медленно осматривался: бордовые выцветшие обои, белёный потолок и прорезанный кое-где линолеум. Два дивана, кофейный столик и огромная библиотека. Короткая лестница на второй этаж, бежевая дверь и силуэт девушки, что вышла в одном белом полотенце, удерживая его рукой.
Лили опустила взгляд на детей, встав у перил, ахнув и раскрыв рот, заметив учителя внизу. — Вы?!
Том лишь кивнул, зазывая её жестом к себе, зная, что сейчас устроит ей хорошую трёпку, но девушка оказалась осторожной.
— Хотите надрать мне задницу? Валяйте!
«Надрать задницу? Лучше уж тогда отодрать тебя в задницу, сидеть на занятиях ты точно после не сможешь, но, может, хоть ума прибавится?» — подумал он про себя, ощущая приятные мурашки, спускающиеся по спине, стекающиеся к паху.
Долго расслабляться не пришлось, когда в гостиной воцарилась тишина, а перед ним предстала молодая девушка, мокрая после душа, со стекающими капельками воды с волос в светло-голубом, хлопковом домашнем платье. Карие глаза, обрамленные влажными и загнутыми пушистыми ресницами, очаровывали Томаса.
— Тебя не было неделю! — сказал он, всматриваясь в её усталое и бледное лицо, — Где ты, мать твою, была? Не мне нужен этот диплом!
Том отчитывал её как маленькую девочку, что виновато хлопала глазами, опустив голову.
— Почему бы вам просто не успокоиться и не позавтракать со мной? А я всё объясню.
«Чего? Позавтракать? Она смеется надо мной, издевается!»
Том проехал почти семьдесят километров чтобы позавтракать? Он приехал чтобы отвесить ей хороших звездюлей, а вместо этого сидит на маленькой кухне, как гребаный семьянин с тремя детьми и молодой женой, и ест блинчики с мёдом. И куда он скатился? Эта девка вертит им, как хочет, а вертеть её должен он на своём хозяйстве. Кто из них Томас Шульман, в конце концов?
— Вкусно… — заметил он, посмотрев в почти пустую тарелку, запивая всё это сладким чаем с молоком.
Разговаривать по делу уже не хотелось, поэтому они просто ели, изредка переглядываясь.
— Когда собираешься вернуться на учебу? Когда останешься необразованным недоделком из глухой деревни?
Лили скривилась от злости и плеснула в Томаса остывшим чаем, со звоном швыряя чашку на стол. В этот момент он понял, что перегнул палку и взял её за нечто живое.
— Тогда, когда вы перестанете лезть в мою жизнь!
Том чуть не упал со стула, с трудом удержав равновесие, удивляясь от происходящего, от дерзости девушки, зарекаясь больше никогда не помогать и не делать добро, что вечно выходит ему боком, стряхивая с бороды сладкие капли.
Лили уже сотню раз пожалела о сделанном, протягивая мужчине полотенце, чтобы он смог просушить недовольную рожу. Будь на её месте любая другая, Томас бы наверное не сдержал себя, но здесь была та, что занимала все его мысли последний месяц. Звон в ушах становился громче, а сохранять самообладание становилось сложнее.
— Если я не увижу тебя на занятии во вторник, то приложу все мои силы, чтобы ты вылетела из колледжа с пинками под зад! Момент понятен?
Шульман швырнул ей пропитанное чаем полотенце, накидывая пиджак и направляясь к коридору.
— Вы злой! Лили никогда нас не бросит! — один из мальчиков яростно вцепился в его бедро, нанося легкие удары кулачками, — Нас папа бросил! И вы тоже плохой!
Лили отвернулась к окну, утыкаясь в майскую зелень.
— Боец… — Том потрепал мальчика в светлую макушку, поражаясь маленьким защитником, понимая, что не прав. Но, дёргаться уже было поздно и он молча покинул дом, виновато закрыв за собой дверь.
Поздним вечером Томас впервые за месяц принял решение расслабиться, подъезжая к знакомому борделю. Пиджак нараспашку, ворот белой рубашки растянут, а крепкие руки вложены в глубокие брючные карманы. Единственным его желанием после плохого дня было посношаться с какой-нибудь чистенькой девкой.
Несмотря на разрушенный разум и даже сильное желание, Томас никогда не прыгал на первую попавшую под него женщину, считая, что свой член он не на помойке нашёл. Мужчина с самым настоящим фанатизмом запрашивал в борделе только нетронутых девок и если же таких не находилось, то он молча возвращался домой ни с чем. Никогда Томас Шульман не залезет на ту, что уже была в эксплуатации или, проще говоря, была в употреблении. И вот сейчас он стоял возле бара, докуривая редкую, но такую нужную сигарету, ожидая ответа владельца публичного дома.
Серый взгляд перемещался по полуголым девушкам в объятиях молодых, старых и самых разных мужчин. Кто-то зажимался за столиком в углу, кто-то целовался у стены, а кто-то просто выпивал в компании женщин.
— Есть одна девушка. Новенькая, ценный экспонат, но за неё я прошу триста фунтов.
— Хочешь пропихнуть мне зашитую шалаву по цене этого бара? Я собаку съел на их трюках по возвращению мнимой девственности, когда за спиной уже побывала целая рота, — Томас недовольно поджал губы, — У меня член проваливался как в гребаное ведро с тёплой водой!
Мужчина хмыкнул, пытаясь заверить недоверчивого мужчину: — Эта точно новая, с биркой-этикеткой между ног. Берёшь?
Том немного поколебался, не зная, что лучше, воспользоваться рукой или всё-таки раскошелиться раз в месяц, все-таки, он ведь это заслужил. Слегка хлопнув по столу, Шульман намерился отдохнуть, вынув из кармана пачку свернутых купюр, недовольно швыряя триста фунтов, зная, что эту девушку он будет иметь всю ночь, выжимая всего себя и её тем более.
Через пару минут мужчина поднялся на второй этаж, пройдя мимо пустых комнат, тихо постучав в нужную, приоткрывая скрипучую и широкую дверь, за которой ничего не было слышно. В углу постели сидело юное тело, чьё лицо Том никак не мог разглядеть из-за пьяного зрения, делая несколько шагов вперёд к кровати, на ходу снимая пиджак и рубашку.
Ещё два шага и Шульман взъерошил густые каштановые пряди ничком падая возле девичьих ног, что тут же поджались от волнения и испуга. Серые глаза уставились в огромные и карие напротив.
— Ты чего здесь забыла?
Лили Янг обеспокоенно смотрела на заросшую мужскую физиономию, не желая отвечать, стеснительно прикрывая себя шелковым покрывалом.
— Решила, что сможешь заработать здесь «лёгких» денег?
Янг пожала плечами, продолжая смотреть преподавателю в глаза.
— Что ж, я дам тебе возможность их отработать.
Томас полз к ней навстречу по мягкому и шелковому ложу, нащупывая кожаный ремень, пытаясь расстегнуть его и грубую брючную пуговицу. Всё, что он сейчас видел, это обнаженные девичьи ноги и покрывальце, которое здесь было лишним. Испуганное тельце сжалось, по инерции сдвигаясь назад.
— Что такое? Триста фунтов на дороге не валяются, Янг! Зачем работать головой, если можно час поработать отверстиями, да?
Шульман навалился на хрупкое тело, опустив голову на её плечо, утыкаясь густой бородой и пухлыми губами в нежную шею, ощущая зверское головокружение, как после морфина со времен войны. Сухие пальцы скользнули по правому бедру, которое дико задрожало. Сладкий запах духов пьянил его.
— Вы блефуете… — прошипела девушка, ощущая горячее дыхание в шею и больше ничего.
Том не двигался, замерев в одной позе.
— Либо ты смелая, либо глупая. И я не знаю, что из этого хуже, — пробормотал он, продолжая дышать ей в ухо, — Я чувствую, как ты дрожишь, как дрожит твой голос, — Шульман отпрянул, толкнув девушку в грудь, от чего та упала спиной на кровать, возмущенно осматриваясь.
«Дура!» — подумал он, надевая рубашку, пытаясь со злостью застегнуть манжеты рукавов.
— Пойми, лёгких денег не бывает, — Томас осознавал, что снова лезет в её жизнь, напрашиваясь быть вновь облитым чаем. Он не знал, зачем сейчас допытывался до неё, ведь проще было оставить девушку на растерзание кого-нибудь другого. Лишь бы его всё это не касалось, но какой-то отцовский инстинкт не позволял ему развернуться и уйти.
— Бросаться из крайности в крайность — не выход даже в самой сложной ситуации, — бормотал он, не поднимая взор на девушку, что продолжала сидеть в углу кровати, проливая солёные слёзы. Капли падали на серый шёлк, медленно впитывая воду, растекаясь по волокнам ткани.
— А что тогда выход, мистер Шульман? — Лили уткнулась в стену, роняя прозрачные капли с абсолютно безразличным лицом, на которое Томас внимательно посмотрел, услышав свое имя, — И есть ли вообще выход? Нас рождают на свет для вечного скитания по несбывшимся надеждам, заставляя жить в собственном мире под названием «Разочарование».
Мужчина нервно почесал бороду, скривив нижнюю губу, а после повернулся к ней, осматривая осунувшееся лицо, длинную шею и бледные плечи. Левая рука лежала на груди, поверх ткани, скрывая её несовершенства.
Шульман вздохнул, делая ещё одно движение, чтобы приблизиться к студентке на расстояние вытянутой руки, убирая русые волосы с влажного лица за ухо.
— Послушай, ты очень запустила учёбу, — он смотрел в её карие глаза, читая безысходность в чёрных зрачках, — Я хочу, чтобы ты поборола свой юношеский максимализм и взялась за ум.
— Для чего? — спросила Лили, продолжая равнодушно по отношению к Томасу буровить стену, — Жизнь — метание, затяжной вздох от рождения и до смерти.
Мужчина ухмыльнулся, слушая её рассуждения.
— Я думаю, образование, диплом и хорошая работа позволили бы тебе метаться меньше. Вот увидишь, и вздох станет более облегченным.
Лили слабо улыбнулась, заражая этим и еврея.
— Одевайся, мой водитель отвезет тебя домой.
Том встал с постели, утыкаясь в собственные часы, с мнимым интересом рассматривая циферблат, пока за спиной юная девушка в спешке натягивала платье.
— Вот, — буркнула она, подходя к мужчине, протягивая три сотенных купюры, — Возьмите назад. Я не заработала.
Том вскинул брови: — И здорово! — ухмыльнулся он, обнажая кривые и белые зубы, но заметив всю серьёзность девушки тут же добавил, — Оставь себе и приходи уже в колледж!