Томас Шульман привычно стоял у доски, проклиная ноющую боль в ноге, что-то расписывая на доске и нервно поглядывая сначала на часы, а затем на пустое место, которое обычно занимала Лили.
С момента их разговора они не виделись неделю, ведь Шульман был в колледже лишь по вторникам, а всё остальные дни он трудился в своём баре и читал Тору. Именно эта священная книга одарила его терпением и сдержанностью к девушке в тот момент, когда она была перед ним как на ладони в чём мать родила. Лили как будто без слов требовала от Тома соблюдения всех заповедей, запрещающих исполнение определенных действий, или же предписывающих исполнение этих самых действий. Девушка не меняла его в лучшую сторону, а лишь открывала новые черты, расширяла его границы. Но устройство Томаса оставалось прежним, потому что он был и оставался — частью лондонской банды евреев, которую крыл самым отборным матом, и это никуда не могло деться.
Том стал ещё больше о ней думать, вчитываясь в Тору, бегая глазами по ивриту, словно искал в этой книге ответы на свои вопросы. В его голове сталкивались противоречия, ведь она была христианкой, а он — иудей; она — студентка, он — преподаватель; она — совсем юная, а он уже зрелый и повидавший жизнь. Разные веры, разные взгляды, разные ценности и ничего общего. Том — спокойный и рассудительный, а Лили — буйная и импульсивная, живущая чувствами и эмоциями.
Переступив порог её дома, он не мог не заметить чистоты, уюта и комфорта. Вкусная еда, благоприятная обстановка и наличие воспитания у неё и младших детей подбрасывали новую почву для размышлений. Но… всё время появлялось какое-то «но».
Мужчина сел на место, поглядывая на часы, что болтались на тонкой золотой цепочке. Задумчивое и хмурое лицо пробежалось по классу, который казался пустым без одной, такой нужной ему студентки. Внезапно старая и скрипучая дверь распахнулась, а в кабинет параллельно со звонком влетела Янг, виновато и разочарованно встав у входа.
«Блин, какая-то минута!» — пронеслось в её голове, пока она искала оправдание своему опозданию. Мисс Янг открыла было рот, но мистер Шульман довольно махнул рукой, чтобы та поскорее заняла своё место.
— Указкой бить не буду, мисс Янг, — Лили смущенно улыбнулась, вытаскивая из сумки нужные книги, тетрадь и карандаш.
Томас встал с места, начиная занятие с приветствия и привычного списка отсутствующих, которых сегодня не оказалось.
Дальше всё снова по отработанному сценарию: чтение произведения, обсуждение и написание короткого сочинения-рассуждения. Только вот снова произошла несостыковка между мнениями учителя и ученицы.
— Большое значение в литературе всегда отдавалось жертвенности любви, дамы. Ни одно произведение не упускает эту сюжетную линию, — на последний парте кто-то зевнул и хмыкнул, — Янг? — вопросительно буркнул мужчина, заметив вскинутую руку.
— Мне кажется, всё это гораздо проще, чем мы думаем.
— То есть? — обернулся Том, поправив набок волосы.
— Это лишь красивые сказки, которые противостоят реальности. Он втирает ей о вечной любви, но после получения желаемого, что происходит? — спросила саму себя девушка, что-то рисуя карандашом на столе, изредка посматривая на заинтересованного и готового слушать Томаса.
— Хватит ходить вокруг да около, Янг. Может тебе встать на моё место?
— Вы меня приглашаете?
— Я настаиваю, — учитель сел на место, наблюдая за тем как девушка быстро подошла к доске, сверкнув бордовым и потрепанным сарафаном, под которым была белая блузка, и, обернувшись, взволнованно прочистила горло.
— Как можно вообще относится с состраданием к этой девушке? Что направляло её разум? Чувства и вера в то, чего нет?
Том хмыкнул, сложив на столе руки: — Нет? Ты не можешь знать наверняка!
— Послушайте, никто не хочет видеть в нас душевную красоту, и всё стекается к телу, разве не так? — Лили развела руками, — Ведь героиня перестала быть интересна мужчине после сближения, не так ли, мистер Шульман?
«Если бы всё стекалось к телу, то ты бы здесь уже не стояла» — учитель устало поджал губы, вспоминая их короткую, но эпичную встречу в борделе. Не будь у него желание рассмотреть её внутренний мир, то он бы поддался похоти и разврату, и, возможно, Лили рассуждала бы иначе?
— У героини было желание отдавать, а отдавать — это и есть смысл любви, — заверил Томас, недовольно выдохнув через нос.
— Вывод: миром правит животный инстинкт! Поправка, мужчинами правит животный инстинкт.
Том был разочарован её ответом и рассуждением на прочитанную повесть, а Лили же растерялась, поникнув до конца занятия, словно хотела услышать от него что-то другое. Она снова выступила в роли шута, а он — в роли законченного идиота. Тому стало казаться, что девушка насмотрелась на мужской пол и определенно его ненавидит.
После занятий мисс Янг ждала учителя в кабинете ещё более понурой и расстроенной.
— Ты пишешь сочинение, я — проверяю, а после дружно расходимся, — раздраженно буркнул он, войдя в класс, швырнув ей тетрадку.
Лили покорно кивнула:
— Я вас чем-то расстроила?
Мистер Шульман клацнул зубами, а после с тяжёлым вздохом кивнул: — Меня откровенно бесят твои рассуждения. Они меня разочаровывают.
Лили поспешила извиниться.
— Не в этом дело, — унял её учитель, — Ты можешь думать как хочешь, как тебе нравится, и как ты считаешь правильным. Но, неужели твой жизненный опыт богаче моего? Или ты действительно решила, что знаешь и понимаешь больше остальных, м? Любая теория нуждается в практике, Янг. Ага?
Лили быстро кивнула.
— Но, сэр… Наблюдая иллюзии других, я всего-навсего утратила свои.
— Это твоя проблема, — заверил Том, заведенный не на шутку, злобно стуча тяжеленной ручкой по учебнику, — Живи своими мечтами и надеждами, своей верой в любовь.
— Зачем? Чтобы в конечном итоге остаться раздавленной по собственной воле, как и все?
Том глубоко вздохнул, набираясь терпения:
— Что значит, как все? Ты не они, а они не ты! У всех правил есть исключения. Я бы тебе это быстро доказал!
Лили вскинула голову, а Томас уставился ей в глаза, отчётливо понимая, что только что ляпнул. Его лицо расправилось от напряжения, становясь мягким и даже немного умиротворенным.
— Докажите… — протянула Лили, продолжая буравить серые глаза.
— Ты решила со мной поиграть? Если я возьмусь, то не отступлю, пока не доведу дело до конца. Хорошо подумай, оно тебе надо, а? Надо?
— Зависит от того, что ждёт меня в конце…
Том потёр руки, намереваясь заключить выгодную сделку, наблюдая её мнимое спокойствие.
— Радость и покой, но это при твоей полной отдачи мне.
— Это условие?
— Нет, это обычная сделка.
Лили насупила нос, бегая глазами по классу, обводя бежевые стены, шторы, стенды и плакаты, огромные окна и наконец останавливаясь на Томасе, что терпеливо ждал, теребя ручку.
Девушка понимала, что, с одной стороны — это выгодно, ведь шашни с учителем при любом исходе ведут к тому, что её долги моментально исчезнут, на пропуски будут закрывать глаза, и она сможет полноценно заниматься образованием дома, а также присматривать за братьями и больной матерью. «А может, на мистере Шульмане можно вспахать целый огород, если братья не успеют к посеву?»
Она молча оценивала его физическое развитие, обводя глазами широкие плечи, грудь и массивные руки. Поиграть в любовь — задачка сложнее некуда, но Лили твёрдо решила попробовать, рискнуть и попытать удачу. Если правильно расставить приоритеты и обозначить приемлемые рамки, она абсолютно ничего не потеряет. Но всё это было не так выгодно, как для самого Шульмана. И эта мысль мелькнула где-то в уголках карих глаз. Что он получит взамен? Ведь Том, как истинный еврей, никогда и ничего не делал просто так. Статус? Или просто докажет правоту и превосходство?
Лили облизнула губы.
— Нервничаешь? — спросил её мистер Шульман надменным и охрипшим голосом.
— Думаю, — отозвалась она.
— Нервничаешь, — протягивая гласные, констатировал Том.
Мужчина хмыкнул и учтиво кивнул, вновь складывая сухие руки вместе, прожигая её глазами.
— И всё-таки, в чём подвох? — спросила Лили, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, которая стала её душить.
Том вопросительно вскинул брови: — Какой подвох ты ищешь? Я перед тобой честен. Принимай уже решение, у меня ещё дела помимо тебя.
Томас подумал о баре и своих проблемах с нелегальным бизнесом, которые топили его с головой в дерьме. А он его потихоньку расхлебывал, по-человечески устав от всего. Возможно, эта «сделка» была больше нужна ему, потому что он желал непринужденного общения и тепла. Чтобы кто-то его ждал и слушал, необязательно любил. Лишь бы просто кто-то был.
— Вы мне нравитесь, потому что вы — одиночка. — нарушила тишину девушка, сбрасывая Тома словно с вороного коня, начиная играть сразу же не по правилам, — Такой же, как я.
— Я? Одиночка? — Томас хмыкнул, прищурившись, — друзья, коллеги, студентки. Я не одиночка, Янг.
Да никого у Тома не было: ни друзей, ни коллег, которые были бы для него чем-то большим, нежели галочкой в списке источников выгоды. Да и студентки его скорее шарахались, чем обожали.
— Ну так что? — его терпение медленно испарялось и Томас осторожно давил.
— Я согласна, но, с течением времени, я хотела бы внести некоторые правила, — заверила Лили.
Тому это не понравилось, но вида он не подал, слегка плюнув на ладонь.
— Сделай также.
Лили посмотрела на мужчину как на глупца, но просьбу выполнила, протягивая в ответ раскрытую руку.
Томас не стал гонять девушку сочинением после напряженного момента, решая запросить должок за эту поблажку в будущем. Он был удивлён её согласию. То ли она просто дурочка, то ли хитрая дурочка, которая хочет его надуть.
«Обмануть еврея — остаться обманутым самому» — думал он, закидывая на плечо её сумку, пока та сверкала от счастья, получив оценку просто так, на деле — авансом.
— В следующую пятницу комиссия, и если ты не успеешь закрыть долги, тебя отчислят за пять минут до выпуска. Понимаешь же?
Девушка устало угукнула: — Всё бы ничего, но математика и латынь… Мисс Эванс такая… вредина, она меня просто ненавидит.
Том улыбнулся, понимая тонкий намек.
— С латынью могу помочь, а вот математику тебе придётся наверстать.
Лили ехидно ухмыльнулась.
На таких хитро сделанных как она, Томас Шульман некогда съел собаку, а закусил сучкой, в роли которой сейчас она и выступает в этом идиотском цирке.
«Ну и на кого я похож, мать вашу? Тащу её сумку на плече, как мальчишка, пока та идёт впереди, виляя бёдрами, которые были у неё что надо: широкие и красивые. Ей только плодить детей, да пополнять доблестный и великий еврейский род»
— Твой автобус? — указал Том в сторону остановки.
— Ага! Мне пора! — Лили оживилась принимая из рук его сумку, что Томас нес три квартала, как ездовой верблюд, — До свидания.
Карие глаза напротив смотрели точно в его, ища какие-то ответы или вопросы. В следующее мгновение Лили дёрнулась к транспорту, но Том схватил её за талию, прикасаясь пальцами к мягкой ткани сарафана, поднимаясь вверх.
— А поцеловать? — её глаза округлились и чуть ли не вылезли из орбит. Кажется он обошёл её наглость своей.
Вопросительно-растерянная мордашка подрумянилась на майском солнышке, а податливое тельце легонько отстранилось.
— Нам теперь положено.
Лили возмущенно вздохнула, посмотрев на автобус, а тот словно никуда не спешил и ждал прощального поцелуя не меньше, чем Том.
— Давай же, — его голос совсем охрип от предстоящих приятных ощущений, — Ты скрепила рукопожатием наш договор.
Лили нервно сглотнула, делая шаг к заросшему лицу, положив правую руку на плечо Томаса, будто это ей чем-то поможет. А он никогда не был терпелив и ужасно не любил ждать, поддаваясь вперёд, осторожно запечатывая их «сделку» пухлыми губами на таких же, только очень нежных и розовых, ощущая сладкий привкус и жгучее тепло, бегущее по всему телу. Она в этот миг лишь зажмурилась, словно у виска её был пистолет.
— А теперь, пока, — сказал Том, отпрянув от полюбившихся губ, продолжая держать её чуть выше талии, — Когда ты будешь дома?
Лили растерялась окончательно, с трудом подбирая слова, путаясь и ещё больше краснея: — Ну… эм… через два часа, не раньше.
Том принял к сведению.
— Значит, ровно в шесть я тебе позвоню, добро?