Конец мая
Томас и не думал, что ухлестывать за молодой девушкой будет так интересно и весело! Ох уж это постоянное и детское желание увидеться, поговорить и побыть рядом! Оно забавляло его.
У Томаса Шульмана и Лили Янг были какие-то подростковые отношения. Походы в театр и просмотр кино позволяли ему почувствовать себя молодым и необузданным. Такой ерундой он страдал только до войны совсем молодым и отбитым.
Все эта околесица позволяла ему не думать о работе двадцать четыре на семь, пока Лили мало-помалу вила из него верёвки, получая зачёты и допуски к экзаменам, пропадая целыми днями на практике в местной больнице, пока Том улаживал её делишки. Тут и там он ставил ей оценки, где-то не заслуженные, но оправданные. После Шульман встречал её под вечер, подавая руку и ведя к машине, как пай-мальчик, целуя её только в щёчку.
— Как у акушерки-таки не могу не спросить, ты руки мыла?
Дальше они вместе ужинали, и Томас слушал жуткие рассказы о родах, крови и прочих гадостях, теряя аппетит. Лили радостно смеялась, наблюдая за его лицом, скривившимся от отвращения, притягивая к себе десерт.
— Ты похож на чудика! — хохотала она, указывая на его взъерошенные от её жутких рассказов волосы, что вставали дыбом.
«Кто такой чудик?» — спрашивал Том себя, рабочих и знакомых, которые наверняка думали, что он просто окончательно и бесповоротно свихнулся.
«У сидящего перед тобой чудика еврейская половина Лондона спрашивает можно ли им сходить помочиться или отодрать жену раком, как у самого настоящего раввина.» — крутилось на у него на языке, пока Том наблюдал её веселую и немного смущенную улыбку, — «Благо, позволить себе сходить по помочиться я могу позволить в любое время. И если же соберусь подобраться к тебе, то получу на это настоящее разрешение у настоящего раввина, сладкая».
Вообще, Томас относился к тому народу, который боялся крови и старался избегать её напрасного пролития. Кровь — это грязь, а всё вокруг еврея должно быть чистым. Поэтому от её рассказов волосы вставали не только на голове, но и на всём теле.
В бизнесе его всё тоже кое-как устаканилось, поэтому Том смог вздохнуть и, наконец, позволить себе думать о чем-то большем, чем споры и деньги.
— Не хочешь завтра прокатиться загород? — спросил Томас, делая глоток воды, желая наконец-то поесть, притягивая к себе блюдо с горячим куриным супом, — Природа, воздух.
Лили пожала плечами, пока он с огорчением вылавливал из своей тарелки кусок медленно плавящегося сливочного масла.
— Мм… Ну что за дела, а? — он отодвинул суп, огорченно бегая по столу глазами, понимая, что съесть ему больше нечего.
— Чем вам масло помешало? С ним вкуснее… — заверила его Лили.
— Никогда, никогда порядочный и уважающий свои традиции иудей не будет смешивать молочное и мясное! Трефная пища, так сказать.
Лили посмотрела на Томаса с непонимающим лицом, требуя объяснений.
— Погоди…
Мужчина подозвал официанта, требуя заменить ему суп, возвращая внимание и взгляд к девушке, которая заметно напряглась и приготовилась слушать.
— Я живу по заповедям и законам, что прописаны в Торе, да? Для меня делать что-либо без молитвы или неправильно — грех. Так же, как и есть что-то не кошерное — грех.
Лили на это лишь деликатно улыбнулась, считая Томаса чуть ли не фанатиком, возвращаясь к еде.
Всё это время он потихоньку приучал её к еврейской кухне, заменяя привычные ей блюда только национальными. Сначала она яро сопротивлялась, но после вошла во вкус, найдя для себя даже любимое — цимес. Попробовав впервые, она выплюнула ложку в салфетку, сморщившись до неузнаваемости, несколько раз передернувшись со словами: «Это что за падаль?»
Томас бы рассмеялся, не будь это его любимой сладостью из самого детства, состоящее из моркови и других овощей. Мать Тома часто готовила цимес, оставив в душе мужчины только добрые воспоминания.
— Там плавает жир?! — вопила девушка, рассматривая желтую жижу в своей тарелке, пугая остальных еврейский гостей, что с недовольством наблюдали за гоем.
— Так что насчёт природы?
Лили потёрла висок: — Хотите природы, приезжайте к нам? Потому что в моем распоряжении тринадцать соток земли и три младших брата.
Не так себе Том представлял их первое уединение.
— Хочешь сказать, тебе дали задание перелопатить и засадить огород, да?
Лили кивнула, пачкая губы карамелью.
— По-моему, твои старшие братья тебя эксплуатируют.
Лили сжала вилку: — Братьёв, прошу вас, не трогать! — она швырнула прибор об стол, накрывая его ладонью.
Том снова задел её за что-то живое, но за что именно, пока непонятно.
— Что я не так сказал?
Лили попыталась успокоиться, запивая злость теплым чаем, удерживая чашку пальцами.
— Ты ничего мне не рассказываешь о своей семье. Из тебя всё приходится вытягивать клешнями, — изобразил он последнее пальцами, — А если я что-то говорю не так, то ты бурно реагируешь, предварительно не обозначив приемлемых границ!
Лили потупилась, обводя ободок чашки ногтями.
— Может, начнём с вас? Расскажите мне о себе и своей семье? Я также ничего не знаю! — просьба звучала скорее как вызов.
Томас покопался в памяти, растеряв весь аппетит, и плюхнул ложку в суп.
— Тебе что, автобиографию выложить?
Лили ожидающе вскинула руки.
— Ладно, настырная. Привет, Меня зовут Томас Шульман. Мне тридцать шесть лет, и я еврей, верно? Моя мать была польской еврейкой, а мой отец был лондонским евреем. Он бывший член Палаты лордов.
— Значит, у вас английские корни?
Том устало вздохнул. Он думал, что разговаривает с гребаным ребенком.
— Ты вообще меня слушаешь? Я тебе только что сказал, что я еврей. Моя мать-чистокровная еврейка, мой отец-чистокровный еврей. Моя мать приехала в Англию вместе с семьей. Она была из благородной семьи, понимаешь? Здесь она познакомилась с моим отцом.
Лили виновато причмокнула губами, пытаясь найти нужные ключи от сердца Томаса. На самом деле он давно выбросил эту связку, потому что просто ненавидел говорить о своем прошлом, детстве и семье.
— А как же твой отец? Как он оказался в Палате?
Томас раздраженно вздохнул.
Воспоминание
Более десяти лет назад
Молодой и неистовый Томас, в расцвете сил, жаждал найти своего отца и показать, чего достиг его сын. Мужчина долго искал его отца всей Англии и в конце концов наткнулся на него во время деловой поездки в Соединенные Штаты, куда он эмигрировал ещё до войны из-за обвинений в мошенничестве в Палате.
— Здравствуй, пап, — пробормотал Томас, протягивая руку старику в кожаном кресле.
— Это ещё что за хрен? — грубо спросил Шульман-старший, глядя на высокого темноволосого мужчину с гладким лицом, серо-зелеными глазами и коротко остриженными волосами. Черный костюм, шляпа и пистолет в руке.
— Этот хрен произошел от твоего уже обвисшего и дряблого хрена, который кто-то должен был отрезать его тебе сразу после рождения, — старик заерзал на кресле, — Меня зовут Томас. Томас Шульман.
— Ублюдок, неужели ты думаешь, что можешь прийти сюда и называть себя моим сыном? — прохрипел он в ответ, замахиваясь тростью на Тома. Старик явно был не в себе от старости, но продолжал грубить и поливать грязью, — Чего ты хочешь от меня? Деньги, наследство? Почему ты стоишь здесь, как парижская девственница?
Том нервно облизнул нижнюю губу.
— Ты хочешь, чтобы я передал привет твоей мамашей? Если бы ты только знал, как она выводила меня в браке, заставляя слушать дурацкие пластинки и есть тошнотворную стряпню. Если бы ты только знал, как она мне не нравилась! И как я не любил детей, которых она мне родила! Включая тебя, маленький засранец! — указал старик на Томаса, — Слабак, за которым гонялась вся улица.
Эти слова лишили Тома рассудка и три точных выстрела в сердце поразили немощного старика, который едва вздрогнул от пуль, вошедших ему в грудь.
Лили легким прикосновением руки оторвала Томаса от воспоминаний, вызвав новую волну мурашек по его коже.
— Мой отец… — вышел он из закоулков памяти, — Мой отец ушел из семьи, когда мне было двенадцать лет. У него была молодая жена и другие дети, которых он любил больше, чем меня.
— Почему?
— Потому что он не любил мою мать, а дети этой женщины всегда будут нелюбимы.
Томас слегка покраснел и потер бороду.
— Он был беспринципным Лордом, лжецом и вором до мозга костей, ясно? — продолжал злиться Том.
Лили поджала губы и кивнула.
— Правда ли, что сыновья часто идут по стопам отца? — Девушка прервала его размышления, задав свой вопрос, не отрывая глаз от стола.
Было ли это очередным испытанием или попыткой проверить уровень терпения Томаса? Голова у него закипела, в ушах зазвенело, лицо заметно раскраснелось, а правая рука машинально схватила девушку за руку, слегка сжав ее хрустальное запястье.
— Не смей! Не говори так больше! Ты меня поняла? — Его пальцы побелели, когда он почувствовал сквозь тонкую кожу ее кости, — Ты не знаешь меня! Ты не знаешь моего отца! Я не такой как он, понимаешь? Я никогда не оставлю своих детей, ясно тебе?
Она отшатнулась, легким и нежным прикосновением отняла руку, обиженно и испуганно взяла с колен салфетку, скомкала ее и бросила в суп, который расплескался по столу.
— Эй, юная леди! Я собирался его съесть! Он стоит целый фунт!
Лили встала из-за стола, натянула тонкий кардиган и уставилась в пустоту со слезами на глазах.
— Куда это ты собралась? Мы еще не закончили!
Она с трудом сглотнула и сказала дрожащим голосом:
— Я хочу домой!
Лили вынула из кармана несколько мелких купюр и положила их на стол, направляясь к двери.
— Лили, куда ты, черт возьми, собралась?
Том встал между соседним столиком и их столиком, преграждая ей путь, держа ее сумку на плече. Его пальцы скользнули внутрь, нащупывая маленький кармашек, куда он положил ее чертовы деньги.
— Дай мне пройти! — Прошипела она.
— Ух, я таки весь завожусь, когда ты так рычишь, серьёзно! Тем более, что мы наконец-то на ты? — Попытка пошутить не увенчалась успехом, а только больше обидела и без того ранимое создание.
Щелкнула звонкая пощечина, задев ухо. Томас тут же отступил, потирая лицо, позволив ей уйти.
Телефон Лили ни через два часа, ни через три, не взяла. Том беспокоился и не находил себе место, набирая знакомый номер. Только гудки и тишина. В конце концов она сняла трубку, таким образом дав понять что дома и разговаривать с ним она не будет.
«На что она обиделась?»— размышлял Том.
Очередная веселая ночь шла полным ходом в баре, раздаваясь грохотом музыки, пока Томас сидел в кабинете, прикидывая варианты, размышляя, действительно ли оно ему надо.
— Эй, Исаак! На завтра… — он задумчиво почесал висок, — На завтра к шести утра собери восемь крепких ребят.
Парнишка кивнул, исчезая за дверью кабинета.
Утром следующего дня Томас чувствовал себя ещё более разбито, чем вчера, усаживаясь в машину, надеясь доспать пару часов в пути. Кортеж двинулся в нужную деревню, чтобы он смог выкрасть девушку хоть на пару часов и расставить все точки.
Привычный старенький дом, небольшой на первый взгляд участок и трое детей, что бегали по двору, сражаясь друг с другом на деревянных мечах. Это был подарок Томаса за нужную ему информацию, которую малышня слила и подала на блюдечке с золотой каемочкой о своей любимой сестре. Дети — эгоисты, и им простительно.
— Шалом пацанье, — Том пожал руку каждому засранцу, замечая их сходство с сестрой, возвращая в карман брюк уже черную от грязи руку, — Сестра спит?
Дети закивали, выжидающе уставившись на щедрого еврея. Том вынул из кармана немного растаявших конфет, отдавая детям, которые, видимо пробовали их только благодаря его доброте. Голодные глаза и чумазые лица. Мурашки по спине. Том никогда не понимал, зачем делать выводок детей, если не в силах их достойно поднять и воспитать?
Он прошёл дальше, пару раз гулко ударив в гнилую дверь. Лили открыла её только через пять минут, сонная и такая милая, потирая глаза. Короткая ночная рубаха белого цвета, растрепанные и спутанные волосы, полуголые бёдра.
— Доброе утро, солнце.
Она тут же надула губки, сверкнув маленьким жёлтым синяком от его большого пальца на запястье, намереваясь закрыть перед носом дверь.
— Я прошу прощения, да? Такое больше не повторится, если ты не будешь меня злить, ага?
Том стоял и распинался как мальчик.
— Покажи рабочим, что нужно делать, а потом собирайся, я хочу ещё успеть позавтракать.
— Как у тебя всё просто? А братьев мне куда засунуть?
«Вот опять началось хамство. Туда, откуда они вышли» — подумал Томас.
— В мою машину. Только, ради всего святого, умой их и переодень, а то мои ребята думают, что это какие-то черти без хвостов по огороду бегают.
День они провели за городом, в небольшом и уютном бревенчатом домике возле озера.
Братья Лили купались в прохладной воде до посинения губ, пока Том ловко подкидывал их через себя, а те с визгом плюхались в воду, то и дело теряя растянутые шорты.
Лили стояла на берегу, наблюдая за нами с улыбкой и беспокойством.
— Иди к нам, Лили! Том и тебя подбросит!
«Том?! Такими темпами я стану им папочкой!» — усмехнулся он про себя.
— Иди сюда… — поманил он её рукой, но получил отрицательный ответ, — Боишься?
Томас взял её на слабо, и девушка, немного поколебавшись, сбросила лёгкое платье, переступив через него, оставаясь в короткой ночной рубашке. Длинные ноги и светлые бедра. У неё не было пляжного наряда, и всё это время она просто стеснялась заходить в таком виде в воду.
— Ну же… — Том протянул ей руку. Она нехотя вошла в озеро сначала по колени, а после по бедра, которые тут же покрылись крупными мурашками.
Он встретил её чуть глубже.
— Тут уже достаточно глубоко?! — запищала Лили, теряя под собой дно. Она взволнованно вцепилась в Томаса, обвив его шею руками и обхватив поясницу ногами, зажимая в замок.
Том наконец-то почувствовал её женское тепло на своём теле, обнимая её за поясницу и притягивая ещё сильнее к себе. Ее зубы стучали, взволнованные глаза бегали по водной глади, которая игралась с ней яркими лучиками, что ослепляли, отражаясь от кристально-чистой воды. Её касания медленно обжигали мужскую голую спину и грудь, оставляя на коже влажные следы.
— Трусишка! — ласково прошептал Томас, приближаясь к её лицу, чувствуя горячее дыхание и тело сквозь мокрую ткань рубашки, что из мешковатой тут же стала приталенной.
Лили проглотила дрожь, но её зубы по-прежнему стучали, пока Том рассматривал в упор карие глаза с длинными и влажными ресницами, тонкий и курносый нос с мелкими веснушками, розовые и искусанные губы. Никаких морщин и прочих несовершенств, только светлая кожа и едва подрумяненные щеки. В отличии от его далеко не юного и даже не молодого лица, которое Лили с интересом рассматривала. Ее взгляд то задерживался на глазах, то на губах — и на последних гораздо чаще и дольше. Вот он, тот самый момент.
«Давай, Том! Не тормози! Сейчас или никогда!»
Мужчина дотронулся до её носика своим, несколько раз ласково и медленно проведя линии, вдыхая её воздух, собирая прохладные капельки, смотря в тёмные глаза, которые плавно прикрылись. Лили не отстранилась, а значит — дала Томасу добро пустить в ход губы, которые осторожно примкнули к её, заглушая на заднем фоне визги и крики детей, плескание воды и пение птиц. Податливые и мягкие, ее губы встретили его как родного, позволяя ему оставить более чувственный поцелуй, захватывая её нижнюю губу. Он ощутил сладко — солёный вкус от брызнувшей из маленькой трещинки крови.
Идиллию нарушил вопль одного из мальчиков, который отчаянно пытался доплыть до другого.
«Ну, черт!» — выругался Том мысленно, делая рывок и возвращая того мальчишку, что рванул на помощь, а уже после ныряя за вторым, который из-за собственного непослушания чуть не угодил в могилу.
Опустившись в прозрачную воду, Том напрягал зрение, пытаясь рассмотреть силуэт ребёнка. Нигде нет. Мужчина вынырнул, набираясь воздуха, заметив ревущую Лили, что судорожно ждала на берегу. Ещё одна попытка опуститься глубже, так, что его уши заболели от высокого давления. Наконец, он заметил ребёнка и схватил его за отросшие волосы, толкая вверх.
Мальчик громко вздохнул с отрывистым всхлипом, откашливая большое количество воды, песка и ила.
«Гребаные дети! Я чуть от инфаркта не умер!»
Лили стоя на коленях крутилась возле брата, пока Томас в кустах выжимал свои трусы, наблюдая её округлую задницу, опуская взгляд ниже.
«Хоть что-то, мать твою, хорошее!» — выругался он, натягивая брюки, продолжая смотреть, «Не зря я не люблю детей. Ходишь за этими червяками, кормишь, поишь, одеваешь, обучаешь, а он пошёл, да в озере утонул! Ну что за чертовщина? Для чего столько денег и времени тратить?»
Ближе к вечеру они подъехали к дому, не нарушая молчания. Участок был вспахан и засеян, а Лили приехала расстроенной, но, все же, отдохнувшей и хоть немного отвлекшейся от своей рутины.
— Хочешь зайти на чай? — спросила она Тома.
Он отрицательно помотал головой, ссылаясь на занятость, на что Лили с успокоением выдохнула, чмокнув его в щёку, и шёпотом поблагодарила.