Среда — сам по себе убогий день, который стал ещё более убогим, когда Томас не увидел своей фамилии в списке экзаменаторов. Не учись Лили на последнем курсе, он бы сейчас занимался своими делами в баре и плевал бы он на всю эту ерунду. А пока он поднимался по пустому коридору к директору, которая порой ему казалась совсем отбитой. Один её розовый стиль говорил о неправильной работе головного мозга. Женщина вылетела из кабинета, чуть не сбив еврея с ног.
— Ох! — вскрикнула она, скрипучим и противным голосом, словно ей дали работу в оперетте, посмотрев на Томаса снизу вверх, — Мистер Шульман, вы так кстати!
Она как припадочная затараторила о том, что в четвёртой выпускной не хватает «преподавателя-надзирателя», который проследит за добросовестной сдачей экзамена очень хитрыми и изворотливыми девицами, среди которых была и Лили.
Том довольно улыбнулся, радуясь тому, как день прогнулся под него.
Через десять минут он попал на нужный этаж, заметив сидящую на своей сумке Лили, которая нервно бегала глазами по тетради, повторяя материал. Тонкие ножки, высокие белые носки и чёрные туфли. Тому не понравилось, как она расселась, сверкая своими прелестями. Так не подобает вести себя достойной, пусть и новоиспеченной еврейке.
Ещё четырнадцать таких же недотеп галдели и шелестели тетрадками. Недотёпа с фамилией Янг даже не подняла глаз, усиленно запоминая информацию, но ведь перед смертью не надышишься. Она не успела подготовиться лишь по его вине, ведь это Томас увёз её в Иерусалим и устроил мини-каникулы. Они вернулись только в понедельник вечером, уставшие, но Тому показалось, что довольные.
Всё было бы идеально, если бы не маленькое «но».
— Томми, можешь отдать мне назад крест и цепочку?
Томас был не намерен ей отдавать добро, поэтому показушно пошарив в карманах, развёл руками, виновато опустив голову, выражая максимум сожаления.
— Прости, я, кажется, её потерял… Мне очень жаль. Сколько она стоила?
Лили огорченно вздохнула: — Не надо денег.
Томас сунул ей пять фунтов. Дороговато для такого тонкого и хрупкого плетения, потемневшего от соли и пота креста, немного согнутого и поцарапанного. Ну и ладно.
Вскоре дамы ввалились в кабинет, встав у входа, который встречал их светло-бирюзовыми стенами, блестящей доской, открытыми нараспашку окнами и теплым летним ветром, что колыхал белоснежные шторы.
Лили прошла к преподавательскому столу, и, заметив Томаса, весело улыбнулась, на что он ей подмигнул, шуточно пригрозив металлической линейкой.
Том сделал два шага, притянул к себе за кардиган девушку, приближаясь к уху: — Этой линейкой, да тебе по попе, если завалишь экзамен, усекла?
Лили покраснела, побелела и нервно хихикнула, вытягивая билет и занимая своё место.
Пять преподавателей, три профильных и два общих — списать просто невозможно. К тому же, получить металлической линейкой по пальцам — удовольствия мало.
Том ходил по кабинету, изредка опуская взгляд на Лили, которая без особых трудностей царапала что-то на большом листе бумаге. Акушерское дело — действительно её призвание, а вот на химии она застряла, нервно поглядывая на часы.
Том встал над ней, опустив взгляд. Тонкий пальчик указал на уравнение, которое решить она была не в силах. Мужчина запомнил вещества и, сев на место, порылся в карманах, найдя кусок бумаги с какими-то номером. Перевернув и расправив обрывок, Том стал расписывать ответ, сдув его с учебника. Лили нервно стучала пальцами по столу.
Он подошёл к ней и просунул под локоть ответы, слегка ударив по голому бедру линейкой. Девушка едва подавила смех, завершая задание.
Вскоре она защищала свои ответы, обосновывала и доказывала, получив заслуженную отметку.
— Как всегда отлично, Лили! — заметила преподаватель акушерского цикла, улыбнувшись девушке.
Томас вышел в коридор вместе с девушкой, ощущая её горячие и счастливые объятия на своей шее.
— Без тебя я бы не сдала на пять, — прошептала она, нежно дотрагиваясь до его пухлых губ своими, оставляя трепетный и неуверенный поцелуй, покалываемый подстриженной бородой.
— Хочешь меня поблагодарить? — сверкнул осоловелыми глазами Том, озаряя девушку плутоватой и немного кривляющейся улыбкой.
Лили облизнула и следом прикусила нижнюю губу, игриво, заменив этим положительный ответ.
— Ладно… идём… — Он торопливо схватил её за руку, быстрыми шагами направляясь на второй этаж, проскакивая узкий коридор, наконец, открыв ключом дверь своего кабинета.
Том изредка поглядывал на лицо девушки, что по-прежнему было решительным и самодовольным. Они вошли в класс за руки, протискиваясь сквозь парты, приближаясь к преподавательскому столу. Мужчина сел на стул, расставив ноги, несколько раз хлопнув по ним, зазывая Лили.
— Сядь на меня…
Девушка поняв всё абсолютно буквально, села на край его колена, поправив под задницей юбку, вопросительно глянув в чистые серо-зелёные глаза, на его изнуренном и утомленном лице.
— Не так, сладкая… — Томас был нетерпелив, приподнимая её за предплечье, поворачивая к себе так, что её ноги сами стали расходиться в стороны. — Да, вот так, разведи свои ножки и сядь, ага?
Лили присела на сильные и твердые бедра, поправив края юбочки, бережно и медленно расправила смятую ткань, робко вскидывая глаза. Том опустил умелые руки на её ноги, быстро ведя к ягодицам, за которые притянул её ближе к себе, опустив ножны на свой пах. Она вздрогнула, ощутив устойчивый мужской порыв, сделала резкую попытку отстраниться, но Том ей не позволил, сильнее усаживая на себя.
— Не бойся меня, солнце. Я всё контролирую, поняла?
И вот её тело, горячее. даже через ткань белья обжигало его, заводило и сводило с ума одновременно. Том, не отрываясь, блуждающе смотрел в карие глаза, полуприкрытые и расслабленные, читая похоть, видя в отражении свою. Он знал, что она хотела этого, не будь на нём брюк, она бы довела его до греха. Но, увы, пока они только «играют». Сколько протянутся эти игры, и что будет, когда он устанет ждать?
Его руки всё ещё лежали на её ягодицах, которые он плавно, но ритмично и чувственно двигал. Наконец, её мнимое безразличие выдал стон, который Том накрыл губами, растягивая удовольствие и поцелуй.
Он наблюдал за её пересохшими губами, с мелкими трещинками и ложбинками, притягивая ловкие пальцы к горловине светлой рубашки, расстегивая пуговицы одну за другой, как бы невзначай задевая мягкую кожу. Эти мгновения казались бесконечными из-за трепета и волнения. После четвертой пуговицы его пальцы были остановлены женскими.
— Дай мне взглянуть. — голос Томаса стал совсем низким и хриплым, ещё более растянутым, — Взглядом я тебя не съем, правда?
Здесь Лили было сложно не поспорить с ним, ведь его взгляд проедал её душу насквозь с того самого момента, когда она впервые предстала перед ним в классе.
Девушка немного поколебалась, взвешивая все за и против, лицезря полное спокойствие раскинувшегося на стуле еврея. Его ровное и размеренное дыхание расслабляло и её, отчего она приоткрыла края рубашки, поднимая глаза.
Том молча смотрел, не сводя взор, чувствуя очередной прилив возбуждения, который подталкивал его руки, но он старался держать их, ровно как и член, в узде, выжидающе испепеляя молодую и нежную округлость её груди.
Лили хотела большего, сглатывая сладковато-горький привкус первого осознанного, а может и нет, желания, которое растекалось по телу, собиралось в устье в самом низу живота.
— Хочешь, я тебе что-то покажу? — спросила она тихим, почти беззвучным шепотом, на который Том одобрительно кивнул, следя за тем, как Лили сдвигает рубашечную ткань в бок, оголяя левую грудь до половины, оставив ему возможность посмотреть на шрам. Маленький, но глубокий, больше похожий на оставшийся после тушения о кожу окурка сигареты.
— Кроме тебя никто не видел.
У Томасс возник вопрос о том, как он там появился, и кто осмелился его оставить, но вместо этого мужчина провёл подушечками пальцев, ощущая бугристость и шершавость маленькой выемки.
Лили вернула края одежды на место, а Том задумчиво нахмурил брови, немного скривив лицо.
— Покажи ещё! — Потребовал он, на что Лили, не думая, сдвинула ткань, обнажая всю ту же грудь с тем же шрамом. Том рывком опустился, касаясь влажными и упругими губами, быстро зацеловывая старую рану.
Лили задышала чаще, интенсивнее набирая воздух, которого стало так резко не хватать в захлестываемые адреналином лёгкие. Она зарыла пальчики во вздыбленные и непослушные каштановые волосы, минуту назад бережно уложенные на бок, пахнущие дегтярным мылом.
Том поднял голову, возвращаясь к девичьим ненасытным губам, отдаваясь в пустом кабинете звонким чмоканьем, схожим с щелчками сухих пальцев друг об друга. Лили прикоснулась к его шелковистой и роскошной бороде, изучая её цвет, что отличался от волос на несколько тонов. Он бережно застегнул её рубашку, возвращая руки на стройную талию, желая охладить свой пыл, который ещё немного и точно не довёл бы до добра.
Они спустились к машине, держась теперь только за руки и плевать, что в колледже их могли увидеть. Тому было не важно, ведь он шёл за руку с красивой студенткой, провожая её к своей машине.
— Томми, можно не домой, пожалуйста! — взмолилась она, не желая скучать в своей комнате. Учиться и корпеть над латынью было больше не надо, поэтому Том поцеловал её в макушку и одобрительно промычал.
Том и Лили подъехали к бару, где он хотел было вернуться к своим мужским делам. Девочка вылезла из машины, прячась за его широкой спиной.
— Так, мне надо немножко поработать. А ты пока погуляй по заведению, послушай хорошую музыку. Ничего не трогай! — предупредил еврей девушку, поправляя её кардиган, сплавляя любознательную почемучку под ответственность Исаака.
Полчаса тишины и покоя, пока Томас разбирал свои документы, проверяя и перепроверяя каждый договор о поставке. Ахмет Озан — его бывший друг и просто вычурный урод, нарисовался очень кстати.
Том встал с места, направляясь к нему навстречу, ведь ублюдка надо сопроводить. Томас знал, что он настырно закрывает магазины и заведения, где он продаёт свои наркотики. Ахмет делал свое дело тихо, молча и исподтишка.
От недостатка гормона радости Томас был буквально на взводе, так же как и пистолет, что мирно торчал за пазухой его рубашки.
Ахмет уже ждал Томаса в своей светлой шляпе и таком же костюме-тройке, с короткой бородкой козленка. Вся его турецкая сущность и натура напоминала Томми педика эпохи возрождения, мать его! Даже Лили, даже она не залезла бы на этого женоподобного прохиндея, в котором ну априори не может быть мужика, как и яиц.
Мистер Шульман приблизился к нему, надменно и вопросительно глянув в бледную рожу, собираясь сказать пару ласковых, но всех оглушил девичий визг.
— Стоять всем здесь! — буркнул Том, узнав голос и бросившись в его сторону.
Лили стояла с обожженными руками, изнывая от жгучей боли. Мужчина подлетел к ней, опуская руки под ледяной кран, умывая, к счастью, целое девичье лицо.
— Что я тебе сказал, а? О чем я тебя просил? — проорал Том так, что вздрогнул весь персонал и моментально затих, силой удерживая красные руки под водой.
— А ты чего делал? — обратился Томас к Исааку, который испугался больше Лили, зная что он оторвет ему голову первому, — Ты чем занят был? Кто её вообще к оборудованию подпустил?! — Томас обратился ко всем, заметив молча стоящего за спиной Ахмета Озана.
— Я ходил отлить.
— Отлить? — спросил Том, — Отлить? А, ну тогда извини, дружок! Это охренительная причина!
Лили молча плакала, покраснев и опухнув, вытаскивая руки из ведра с ледяной водой.
— Прости меня, инвалид ты наш! — Лили высунула руку со словами больно, на которой тут же появился мелкий пузырёк, — Терпи, детка! — попросил Том, возвращая внимание к Исааку, окончательно забив на Ахмета, — Такая ялда действительно порок и веская причина, а?
— Долго мне тут смотреть на ваши семейные разборки? — вмешался Озан, раскрыв свой хлебальник.
— Ты что, в глаза долбишься, урод? Не видишь, моя девушка руки обожгла! Если ей не помочь, она будет открытыми ранами зиять через час!
Ахмет нервно цокнул, набираясь терпения, закатив глаза: — Найдешь себе новую раб-силу, — проговорил он, стараясь не лезть на рожон.
— Я себе и нового недоделка, что перекрывает мне воздух, найду!
Мужчины сцепились, но бить друг друга никто не хотел, ведь ещё месяц назад они сотрудничали, что называется, не разлей вода. После его выходки с подставой, где погибли шестнадцать парней Томаса, половина из которых даже не успела жениться, а тем более завести детей. На этом их дружба резко прекратилась. Еврейский народ и так поголовно истребляли, а тут погибли совсем молодые. Скрепя сердце, Том усмирил гнев, подняв под руки девчонку, провожая её и гостя в свой кабинет.
Они вошли, и Томас Шульман вынул из шкафа аптечку с бинтами и мазями.
Ахмет по-хозяйски расселся напротив стола, пока его конвоиры сидели на кожаном бордовом диванчике. Том забинтовывал ладони, раздражаясь от каждой падающей слезинки и тихого всхлипывания.
— Хорошие девочки не плачут, — съязвил Озан, — Или ты плохая?
Лили тут же метнула искрометный взгляд, прыснув своим бабским ядом, забыв про слёзы: — Не знаю. Спроси об этом у своего папаши… — буркнула она, и Том беспомощно рассмеялся, заметив реакцию Ахмета, который на мгновение нахмурился, затем набычился и в итоге глупо заулыбался.
Вообще, с такими как Шульман и Озан шутки плохи. Если бы он не знал Томаса достаточно хорошо, то вышиб ей мозг прям тут, на новом столе. И если бы ему был невыгоден еврей, то он пришил бы уже двоих и всё на том же столе.
— Ты знаешь, кто я? Я — Ахмет Озан!
Лили было без разницы, чему Том мог позавидовать. Она не знала ни его самого, ни других криминальных группировок с их известными фамилиями.
— Мне как-то наплевать… — прошипела она сквозь зубы, но Томас её тут же прервал, случайно, сорвав с языка.
— Еврейской девушке стоит вести себя более скромно, да?
Через десять минут машина увезла Лили домой, а Томас вернулся к работе. Да, она надулась, обиделась и уже проклинала его всеми известными ей способами, чертыхала и шила куклу Вуду. Но Тому было на это всё равно. В этом мире он сам сделал себя, свой бизнес и свою судьбу. А также он делал под себя и Лили, потому что он Томас Шульман.
— Итак, чего ты припёрся? Хочешь вести со мной дела и губить моих людей? Хер там плавал, Ахмед! Я знаю тебя с горшка, ты тот ещё прохвост!
— Нет, Том. Я принёс свои извинения. — Озан швырнул ему конверт с деньгами, но он не притронулся.
— Во сколько ты оценил их? — спросил Томас с издевкой, не поднимая взгляда на конверт.
— Пятнадцать тысяч, ровно. Этого хватит, чтобы зарыть топор войны?