Весь полет меня развлекала Инга своей бесконечной трескотней, в то время как Полина сидела, погруженная в свои мысли. Я неотрывно следил за девушкой, но, в конце концов, не выдержал, поинтересовавшись:
— О чем задумались, Полина?
Она вздрогнула, переведя на меня какой-то затравленный взгляд.
— Ни о чем конкретном. Хотя, постойте, всё же думаю: об этом шикарном воздушном судне. Я даже и представить себе не могла, как это: летать на личном самолете. А где же ваш деловой партнер, которому принадлежит сей инопланетный борт?
— Он прилетит через пару дней в Чехию, — по-хозяйски развалившись в кресле рядом со мной, промурлыкала Инга, да с таким видом, будто делала одолжение своим пояснением. Меня это жутко покорежило, терпеть не могу подобный тон, так и хочется осадить.
— Ясно, — отвернувшись к иллюминатору, процедила Полина, и, вдев наушники в уши, включила плеер.
Такая расслабленная, притягательная… сидит напротив и смотрит на розовеющие облака, а отблеск солнечного света оставляет на лице девушки свои закатные поцелуи…
Поднявшись, я сделал вид, будто собираюсь в туалетную комнату, но резко притормозил, опустившись к Полине и вслушиваясь.
— Что такое? — рассердилась она, когда мои волосы коснулись ее головы.
— Простите, мне просто стало любопытно, что вы слушаете, — не сдержав улыбку, ответил я.
— Хулио Иглесиаса.
— Я узнал его голос. Вы знаете испанский или просто так слушаете, из-за мелодий и голоса?
— Учила в институте. Не могу сказать, что прямо знаю, но кое-что понимаю.
— Странно, что вы умолчали об этом, когда вас принимали на работу, — сузила свои чернющие глаза Инга.
— Это потому, что я, в самом деле, очень плохо говорю на испанском, — пожала плечами Полина, — вот поэтому и не указала в резюме.
— Обычно все наоборот пытаются указать как можно больше навыков, а вы утаили, — удивился и я подобной скромности.
— Потому что она испанский, наверное, начала учить не далее, как три месяца назад, а теперь заливает, скромной себя выставляет, — искривив губы в желчной ухмылке, предположила Инга, при этом окатив Полину таким токсичным взглядом, что я сам чуть не отравился от «испарений». Но Полина, надо отдать ей должное, с достоинством и с совершенным спокойствием пережила неприятный момент, даже не поддавшись на провокацию.
— Испанский красивый язык, я бы с удовольствием попрактиковалась, — переведя на меня более чем смелый взгляд, вдруг заявила Полина, и всё во мне вспыхнуло в ответ.
Боже, я горел, как на костре инквизиции, и был готов устроить ей «практику» прямо там, в салоне самолета.
— Эрнесто работать едет, а не давать вам бесплатные уроки испанского! — сурово напомнила Инга, заставив меня почувствовать себя, как под перекрестным огнем.
— Эээ… думаю, что всё-таки смогу предоставить вам пару часов языковой практики, — быстро пообещал я.
Резко развернувшись, я поспешил удалиться в спасительную туалетную комнату прежде, чем эти две тигрицы успели бы прожечь меня до костей своими пылающими взглядами.
Возможно, всё было ошибкой.
Особенно начиная с того дня, когда взбешенная Инга влетела ко мне в кабинет и потребовала уволить Полину, и мне не оставалось ничего другого, кроме как согласиться, иначе о договоренностях с ее отцом можно было бы забыть. И эта проблема потянула бы за собой другие, уже более весомые вещи. Однако и сдаться я тоже не мог себе позволить, ведь это проигрыш, а проигрывать не в моем характере, мне нравилось быть сверху в любой ситуации, ну… за исключением некоторых…
К сожалению, радость длилась недолго. Когда удалось выставить свои условия и прогнуть под себя Ингу, слетевшую с катушек, то тут же вскрылась другая проблема, ибо стоило Инге узнать, что Полина до конца новогодних праздников не только будет числиться на работе и претендовать на двойную премию, но еще и проведет время вместе с нами в Чехии, как моя заместитель просто озверела. Видимо, папочка не ввел ее в курс дела, хотя кто их знает.
В любом случае, я уже чувствовал, как вокруг меня начинают копошиться змеи, и чем ближе мы подлетали к Чехии, тем серьезней становились мои опасения.
— А как называется отель, в котором мы остановимся? — поинтересовалась Полина, до этого ни разу не задав вопроса о размещении.
Я вытащил из своей сумки красивый буклет и передал ей. Пусть изучает.
Вдали от цивилизации, окутанный тайной и древними масонскими легендами, полуразрушенный, но отреставрированный старинный замок… теперь принадлежавший мне.
Решив заняться отельным бизнесом, я отреставрировал этот разрушенный временем шедевр и вложил туда все свои — и не только свои — средства и силы. Поставив на карту столько, что страшно подумать! Но оно того стоит по многим соображениям, и альтруистические причины тут играли весьма важную роль.
Я даже невольно улыбнулся, представив себе реакцию Полины, когда она узнает о том, кто является владельцем отеля. Заранее дав задание управляющему, чтобы номер для Полины приготовили непременно VIP и рядом разместили меня в подобном номере, вместо моих привычных комнат в замке, я уже предвкушал страстные ночи. Главное, чтобы Инга раньше времени не взболтнула и не испортила показательное выступление. Но она вроде и не собиралась, ей это крайне невыгодно: посвящать соперницу в финансовые нюансы моего благосостояния… растущего, как на дрожжах.
— Основан в IX веке? — недоуменно посмотрела на меня Полина, оторвав взгляд от буклета. — На месте еще более древнего сооружения и капища?
— Верно, это крайне интересное место, — подтвердил я, отпив сок. — Многие его называют «местом силы». Но если отвлечься от мистической составляющей, то на территории замка наикрасивейший парк с многочисленными фонтанами и три глубоких, больших озера. Своя вертолетная площадка. Так что сразу после приземления мы пересядем на другой вид транспорта.
— На вертолет? — с загоревшимися глазами, уточнила Полина.
— Да, — получая дикое наслаждение от ее детской, восхищенной реакции, таял я.
Она вся трепетала, и я трепетал в ответ, будто на расстоянии двух метров чувствовал ее вибрации, ловил их, настраиваясь на одну волну. Мне казалось, еще немного и сердце выпрыгнет из груди. Да даже не в сердце было дело. Что-то несоизмеримо глубже, нечто яркое, мощное, раскрывалось в грудине, словно там зарождалась ядерная реакция в только что сформированной звезде. Никогда такого не испытывал и даже представить себе подобного не мог. Для меня любовь всегда была чем-то банальным, чем-то вполне объяснимым, волнующим, но не более, хоть я и относил себя к числу романтичных личностей. Наверное, я впервые понял весь смысл приевшейся фразы: «Любви все возрасты покорны». На самом деле, чувствовал себя, как шестнадцатилетний пацан.
— Вы когда-нибудь летали на вертолетах? — насилу справившись с собой, поинтересовался я, продолжая опьяненным взглядом скользить по ее открытым коленкам, по бедрам, на которых натянулась юбка…
— Да я и на самолетах-то не особо…
— Значит, получите массу новых впечатлений.
— Я уже вся трепещу! — восторженно прижав руки к груди, выдохнула Полина, и с моих губ почти сорвалось «Я тоже, знаете ли, едва сдерживаюсь!», но в это время Инга, манерно причмокнув, отпила виски и прокомментировала:
- Мужчины так падки на дешевую лесть. И особенно на плохую игру, как в погорелом сельском театре.
— Что-что, прости? — повернулся я, уже стервенея: мало того, она мешала мне наслаждаться спектаклем (да, я прекрасно понимал, что Полина переигрывает, местами даже приторно, но как же мне хотелось пить этот нектар и пьянеть от него!) так еще и выставляла меня не в лучшем свете.
— Ничего, — буркнула Инга, опрокинув в себя весь стакан.
— Вот и молчи, раз ничего. Жаль, что тебе мало знакома такая вещь, как воспитание.
— Я просто сказала то, что думала.
— Именно. Знаешь, это и отличает человека воспитанного от невоспитанного. Воспитанный никогда не скажет вслух то, что думает.
— Другими словами: лжец не скажет.
— Нет, ложь — это когда ты намеренно утаиваешь правду, либо искажаешь ее. А воспитание — это когда ты всё прекрасно понимаешь, умеешь водить машину, знаешь правила езды по крутым дорогам, но не нарушаешь их и не создаешь опасную ситуацию. Воспитание — это когда ты играешь по правилам общества, пусть даже видя, что эти правила надуманные и не всегда адекватные, но тем не менее ты не желаешь причинять неудобство собеседнику своими спорно-остроумными умозаключениями, не видишь смысла, чтобы ставить человека в неловкое положение, опускаешь какие-то моменты, не заостряешь на них внимание.
— Учту, — насмешливо фыркнула Инга, — благодарю за разъяснение и чтение морали, папочка.
— Упаси меня от «папочки», — округлил глаза я.
— А что, тебе не нравится? — прикусила пшеничную соломку Инга. — Многим мужчинам нравится, когда их «папочкой» называют всякие маленькие девочки. Это повышает их самооценку.
— Не извращенец, знаешь ли, не педофил, — огрызнулся я в ответ, — и повышать самооценку мне не нужно.
— Ну, конечно, куда еще выше! — ехидничала эта зловредная ирга.
— Не раздражай меня, Инга.
— А то что? Ты разозлишься и станешь рычать? Рррррр… — выставив ногти-когти зарычала Инга, начав царапать моё плечо. — Ну, давай, позлись. Мне нравится, когда ты рычишь в ответ. Это заводит.
— Зато меня не заводит такое. Не выношу лицемеров, язвительных глупцов и лгунов.
— Сказал адвокат! — взорвалась смехом Инга.
— Мы не в зале суда, и я не страдаю профдеформацией, как многие, — отчеканил я и мстительно добавил: — Не представляю, каким мужчинам ты можешь нравиться. Наверное, лишь тем, кому нужно постоянно что-то доказывать, куда-то лезть, драться за детсадовские игрушки, мериться яйцами с другими псевдо-ловцами мамонтов, когда в реальности они не то, что мамонта поймать не в состоянии, но и текущий сортир не могут самостоятельно починить. У них мамонты бегают вместе с инстинктами, знаешь, где? На экране, в компьютерных игрушках, что проели им все мозги. Может, такие недоумки и заведутся от тебя — вечно подкалывающей и треплющей своим поганым языком без костей то, что можно, и то, о чем лучше бы тактично промолчать. Ты настолько типично поступаешь, все твои низменные мотивы, твои приземленные умозаключения, оправдания лжи, шитые белыми нитками… — как на ладони! Думаешь, этого никто не видит? Или ты считаешь, что если тебя не мокнули носом в твоё же лживое дерьмо, то всё прошло безнаказанно и можно продолжать в том же духе? Всё это меня не интересует, мне до отвращения скучно, Инга! У меня имеется своя песочница, я не пользуюсь общественной, понимаешь, кукла? Я давно перерос этот возраст, когда хочется подраться, а потом потрахаться, взяв сучку в наказание.
Лицо Инги не просто исказилось, оно пошло судорогой.
— А говоришь, что не страдаешь профдеформацией, — выдавила она из себя. — В суде я от тебя и не такое слышала, но не ожидала, что ты мне… вот так…
Поднявшись, она пулей добежала до туалетной комнаты, где и скрывалась до самой посадки. И прекрасно! Потому что мне было ужасно стыдно, ведь мало того, что пришлось говорить всё это при Полине, так еще и портить отношения с дочкой Петровича в самый неблагоприятный момент бизнес-сделки… Но я уже был не в силах это терпеть. Когда-нибудь подобная стычка случилась бы, это было лишь вопросом времени. Закулисные игры сложны и опасны, и ненавистный человеческий фактор всегда побеждает в схватке: расчет vs сердце.
Мне вообще не нравится, если приходится разговаривать в подобном тоне, причем как с мужчинами, так и с женщинами, но когда люди переходят все разумные грани приличия, когда выставляют меня идиотом только из-за того, что я лишний раз не пожелал поругаться, сознательно попытался избежать конфликтной ситуации, хотел чисто по-дзеновски проигнорировать, не указав на откровенный промах или ложь, что льют мне в уши… То есть сыграл… солгал, прекрасно видя подноготную, но из-за очевидной выгоды решил сделать вид, будто не заметил, отшутился, ушел от ответственности перед собственным сердцем… Может, всё-таки профдеформация? На работе такое приходится проделывать постоянно, каждый день, виртуозно лгать или притворяться слепым и невнимательным в каких-то ситуациях, видя в документах и делах очевидные факты, которые: либо решать по справедливости, либо игнорировать, а третьего, увы, не дано. Но как же ужасно, когда вся эта проституция перекочевывает в твою личную жизнь и бытовые вопросы! Ложь не спасает, она лишь усугубляет, отодвигая проблему, что за время забвения обрастает такими уродствами, что…
Возможно, мне стоило еще раньше объясниться с Ингой и Петровичем. Это избавило бы от многих дальнейших проблем. Наивно. Нет-нет, в наших кругах так не поступают, иначе это могила. Хотя и это тоже — всего лишь вопрос времени. Я же знал, на что шел. Я сознательно, в здравом уме, вступил на этот путь. Так хочется думать, будто изначально у меня имелся выбор.
Не понял, с каким выражением лица сидела Полина: то ли с осуждением, то ли с недоверием, то ли с…
— Простите, — извинился я. — У нас с Ингой своеобразные отношения, но в любом случае мне стоит извиниться перед ней. Жаль, что вы стали свидетельницей подобной нелицеприятной сцены. Это не делает мне чести.
— Не страшно, — улыбнувшись, пожала плечами Полина, — мне недолго осталось работать под вашим началом. Так что у меня нет причин опасаться, будто и я когда-нибудь услышу от вас подобное.
— Поверьте, мне не хотелось вас увольнять.
— Но вы быстро приняли решение.
— Обстоятельства…
— Ну да, — закивала она, — я понимаю. Не нужно, я сама во всем виновата. Да и просто я могу не подходить вам. К тому же я плохо вливаюсь в коллективы, и мне не очень уютно работать с такими людьми, как Инга.
— Значит, вы меня не осуждаете? — наклонив голову на бок, с надеждой уточнил я.
— Честно? — засмеялась она. — Если по правде, то не очень. Мне чисто по-женски было радостно видеть, как вы поставили ее на место, а вот по-человечески… Это, конечно, было антигуманно.
— По-человечески и по-женски, — отметил я. — Женщина — это не человек, это отдельный вид?
— Увы, — закивала она. — Не всегда это хорошо, но и не всегда плохо.
Боже мой… Я просто физически не мог выносить ее взгляд, особенно когда она так весело и открыто смотрела на меня. Не хотелось прерывать этот волшебный зрительный контакт, но если этого не сделать, то зрительный вполне мог в мгновение ока перерасти в телесный. Контроль над собой давался нелегко, учитывая, что я мог позволить себе всё, вот абсолютно всё… и мне за это даже ничего не будет.
Что я там говорил о мамонтах и недоумках? Да в такие моменты я ничем не отличался от пещерных дикарей! Мне хотелось схватить ее и…
— Расскажите еще об этом отеле, — кокетливо отвела глаза Полина. — Вы же там не в первый раз останавливаетесь, я правильно понимаю?
«Если у нее и имеется муж, то он — полный кретин, — уверился я. — Отпустить такую женщину под Новый Год в место, где праздник и веселье накроют с головой, где ожидаются вечеринки и разгульное настроение, опьяненное сказочным местом, алкоголем, наркотиками и свободой».
— Отель? — переспросил я, промочив пересохшее горло водой. От одного представления открывающихся возможностей мой тестостерон просто зашкаливал.
— Да.
— Сейчас там проходит ледовая выставка. Знаете, множество фигур изо льда?
— Фантастика!
— Не знаю, видел пока только видео и фото с этой выставки. Так что я тоже в предвкушении.
— И часто там устраивают подобное?
— Ледовую выставку — в первый раз. В рамках рекламной кампании для привлечения внимания к этому красивейшему месту. Прошлым летом проводились водные состязания. Озёра больно хороши! Но мне бы хотелось, чтобы вы всё увидели своими глазами. В Чехии полно всевозможных старинных замков, но этот, поверьте, особенный.
— Легко было его приобрести? — просто спросила она, и меня пригвоздило к креслу.
— Откуда вам это известно? — спустя минуту молчания, холодно осведомился я.
Полина без слов развернула прошлогодний буклет и продемонстрировала мне фото в нем. Совершенно вылетело из головы, что там моя фотография, на которой я разбиваю бутылку шампанского о яхту в «приотельном» яхт-клубе.
Ёлки-палки, какая неловкая ситуация…
— Слишком круто для обычного адвоката, — вернулась к рассматриванию буклета Полина. — Старинный замок, яхт-клуб, а самолет, может, тоже ваш?
— Нет, самолета у меня нет. Пока что.
— Это упущение.
— Несомненно.
Как-то я не рассчитывал, что всё так осложнится. Я вообще не рассчитывал влюбляться, когда вступал в масонскую ложу и еще один… старинный орден.