Появился Матвей тогда, когда Анна уже вся извелась и от нарастающего напряжения просто не знала куда деться. Пальцы после нескольких часов издевательств над ними горели, а искусанные губы неприятно саднили. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что было у неё на душе, с каждой минутой всё сильнее и сильнее погружающейся в мрак отчаяния.
Анна сама не поняла, что вынудило её оглянуться. Совершенно точно её никто не окликнул, шагов Хранителя она тоже не слышала — тот был ещё далеко. Но в один миг она вдруг обернулась и увидела в дальнем конце аллеи мужскую фигуру, быстро идущую к ней. Сначала Анна замерла, со страхом вглядываясь в лицо приближающегося Хранителя, а потом не выдержала и сначала стремительно пошла навстречу, а потом и вовсе побежала. Остановилась она в нескольких метрах от него и замерла, не понимая, не умея прочесть по его лицу новости. Матвей подошёл к ней и подбадривающе кивнул:
— Жив. И есть надежда.
Анна жадно вздохнула полной грудью, наверное, впервые за последние несколько часов и хрипло ответила:
— Слава Богу!
— Да, — кивнул Матвей. — Именно так. Врачи говорят, это чудо.
Он неожиданно протянул Анне руку. Она не колеблясь вложила в большую ладонь свою. Вдвоём они пошли по аллее к выходу. Оба молчали. Анна ожидала, что они вернутся на пристань, но Матвей остановил машину у Морского Никольского собора. Анна слышала о нём, но до этого видела только на фотографиях.
Храм потряс её. Огромный, величественный, казалось, подпирающий большой неовизантийской главой голубое летнее небо. Матвей всё так же молча обошёл машину и подал замешкавшейся Анне руку. Она послушно вышла.
— Пойдёмте. Я должен сказать спасибо за чудо и попросить о ещё одном. А, может, и не одном.
— Но я в джинсах. Да и вообще вид у меня…
— Это не страшно. Вы же тоже хотите сказать спасибо? — Матвей впервые за последние часы улыбнулся и снова протянул ей ладонь. И Анна поняла вдруг, что это и правда не страшно. Когда она будет собираться в храм специально, то, конечно, уважительно отнесётся к традициям. Но сейчас она просто очень хочет поблагодарить за чудо. А для этого специально готовиться не нужно. И глупо забывать о благодарности в угоду мнению окружающих.
Анна улыбнулась и тоже протянула руку. Они опять пошли вперёд вместе, словно давно знакомые, близкие друг другу люди. И ей почему-то это не казалось странным и преждевременным. Завтра, наверное, покажется. И, пожалуй, она даже будет жалеть об этом. Но не теперь.
Сейчас Хранителю Заката нужна её поддержка, и она не может отказать ему в этом. Да и ей тоже, если уж быть совершенно честной с собой, необходимо его участие. А мысли о приличиях она оставит на завтра. Или, может, и вовсе не станет думать об этом. Потому что в её нынешней жизни, той, которая началась после отмены приговора, совершенно нет места неважному и ненужному. Теперь это другая, но очень правильная жизнь. И Анне она нравится.
К катеру они вернулись, когда залив уже окрасился в тёплые закатные тона и был похож на расплавленную смолу. Матвей помог Анне устроиться в катере и уже хотел завести двигатель, когда у него запел телефон. Анна узнала первые такты любимой песни «Неприкасаемых». Хранитель Заката бросил на неё встревоженный взгляд и ответил.
— Да!
Анна замерла, боясь услышать страшное. В вечерней тишине слова его собеседника звучали вполне отчётливо.
— Мэт, — громко говорил низкий мужской голос. — Короче, я по твоей просьбе побеседовал тут с коллегами. В общем, они тоже думают, что ты прав. Не сам он. Мы, конечно, не эксперты. Наше дело чинить, а не разбираться, что да как. Но тем не менее… — Мужчина помолчал недолго, потом со вздохом закончил: — В общем, вызвал ты бы кого следует.
— Понял, Лёш. Спасибо, — помрачнев, поблагодарил Хранитель Заката. — Значит, не ошибся я.
— Скорее всего.
— Ладно, буду разбираться. Пока, Лёш. И это, вы там за отцом приглядывайте уж.
— Вот об этом мог бы и не напоминать, — чуть обиженно пробасил его собеседник. — Мне ж дядя Вася как родной.
— Прости, — Матвей заговорил мягче, в голосе его прозвучала нежность. — Что-то устал я. Вот и несу всякую чушь.
— Да я всё понимаю, Мэтью. Ты тоже меня прости. И отправляйся спать. Прямо сейчас.
— Прямо сейчас не могу. Ты же сам говоришь, что нужно вызывать кого следует.
— Ты им позвони, а сам на боковую.
— Да нет, я на Закат.
— Нечего! — возмутился собеседник Матвея. — Никуда не денется твой Закат. Выспишься, а завтра утречком и отправишься. Думаю, до утра ничего не случится. Не разбегутся твои островитяне.
— Ладно, ладно, — проворчал Матвей. — Понял и выполню.
— Врёшь ведь, — сокрушённо вздохнули в трубке.
— Вру, — усмехнулся Хранитель.
— Тогда хоть позвони мне, когда доберёшься. Заодно и о дяде Васе новости расскажу.
— Договорились.
Матвей сунул телефон в карман джинсов и, не глядя на Анну, спросил:
— Вы всё слышали?
— Да.
— И всё поняли?
— Василий не сам упал и ударился?
— Не сам.
— Плохо. — Анна не знала, что ещё сказать.
— Куда уж хуже, — согласился Хранитель Заката.
— Мы сейчас на остров?
— Сейчас мы позвоним в полицию. А потом отправимся на поиски лодки. Теперь мы не можем просто бросить её в море. Теперь это вещдок.
Глава 20. Осознание
Лодку они не нашли.
— Ничего, завтра попрошу знакомых дрон запустить, — успокоил расстроенную Анну Матвей. — Давайте-ка возвращаться. Вставать придётся ни свет ни заря.
Анна покивала задумчиво и ничего не сказала. Ей было грустно. Отпуск получался не совсем таким, как она планировала. Вернее, совсем не таким.
Когда Матвей связался с военной прокуратурой и сообщил о происшествии на Закате, ему пообещали сейчас же отправить специалистов в госпиталь, чтобы те определили характер ран, и, как только рассветёт, прибыть на остров.
— Раньше не смогут, — пояснил Матвей Анне. — Да и нет необходимости. Что они там в темноте найдут? А на рассвете уже будут у нас. Всего несколько часов осталось. Да, может, мы всё же ошиблись, и отец сам упал…
Анна не верила в это и понимала, что Хранитель Заката тоже не верит. Но спорить она не стала.