Анна слушала и с ужасом понимала, что версия орнитологини выглядит очень правдоподобной. Неужели они всё-таки ошиблись? В очередной раз.
Но Хранитель приложил палец к губам и покачал головой, словно призывая Галину Филипповну не лгать.
— Ну, зачем вы так? Ведь ваш мотив был совсем другим. Давайте уж не будем увиливать, ходить вокруг да около и выдумывать версии разной степени убедительности. Вы сюда приехали совсем с другой целью. И будет лучше, если вы расскажете всё, как есть. Во всяком случае, так мы точно сэкономим время и к приезду представителей прокуратуры будем готовы рассказать им всё, как было. Они, кстати, в худшем случае доберутся до Заката уже завтра утром.
— А в лучшем? — поинтересовалась Камилла, следящая за происходящим с напряжённым вниманием.
— А в лучшем — сегодня вечером. — И я склоняюсь именно к этому варианту развития событий.
— Матвей у нас точнее любого гидромицентра, он море чувствует! И всегда оказывается прав. Мы уже даже перестали удивляться! — радостно заметила Мария Михайловна. Сыном смотрителя она гордилась так явно, будто он был и её ребёнком тоже.
Галина Филипповна посмотрела на неё с неприязнью, а Хранитель поторопил:
— Рассказывайте.
Глава 49. Версии
— Мне нечего рассказывать! — заупрямилась Галина Филипповна. — Ну, почти нечего. Да, вы, Матвей, старший сын моего мужа. Да, нас можно даже родственниками считать…
— Ничего себе! — невежливо присвистнула Камилла. — У вас просто нашествие родни, дядя! То я, то теперь мачеха. Так мы с вами, Галина Филипповна, выходит, тоже родня?
— Я не понимаю тебя, Камилла, — поморщилась орнитологиня и повернулась к Матвею. — Так вот ваш отец в последнее время себя плохо чувствует, и я хотела убедить вас помириться с ним.
— Мы с ним не ссорились. Он ушёл от моей мамы, когда мне было меньше года. Я его не знаю. И даже не представляю, как он сейчас выглядит. На фотографиях, которые сохранились у мамы, он молодой. Но с тех пор прошло больше тридцати лет. Меня растил совсем другой человек. Поэтому будьте любезны не употреблять слово «отец» в отношении вашего мужа. Моего отца зовут Василий Аяцков, а не Валентин Булатов. И на этом в разговоре можно было бы поставить точку, если бы вы не покушались на убийство моего настоящего отца.
Мария Михайловна ахнула, её фиктивный муж нахмурился, Денис буркнул что-то, племянник Полоцкого-Семёнова хлопнул себя по колену, Анна смотрела на Галину Филипповну во все глаза, а Камилла не сдержалась и громко протянула:
— О-фи-геть!
— Не говорите ерунды, молодой человек! — возмутилась, стараясь перекрыть возникший шум, Галина Филипповна.
— Отчего же ерунду? — казалось, недоумевал Хранитель. — Вас видели в ту ночь, когда пострадал мой отец, рядом с ним.
Анна бросила вопросительный взгляд на племянника Полоцкого, тот изучающе смотрел на орнитологиню, а потом попросил Матвея:
— Пусть она встанет.
— В этом нет необходимости. Вы, Владимир, видели рядом с отцом человека крепкого телосложения, который был чуть повыше отца. Под это описание подходит только Галина Филипповна. Анатолий Михайлович и Мария Михайловна ниже отца, Камилла ростом примерно, как мой отец, к тому же она очень стройная, какую одежду ни надень — всё равно это будет заметно. Остаётся Денис, но он намного выше отца…
— Не слишком убедительно, — дёрнула плечом Галина Филипповна. — Мало ли кого видели рядом с маячником? Может, и меня? Я ходила к нему, хотела попросить разрешения подняться на маяк.
— В темноте? — изогнул бровь Хранитель.
— В какой темноте? Я была у маяка на закате.
— Вы же говорили мне, что вам это не слишком интересно, — напомнила Анна.
— Ну, сказать можно что угодно…
— В том числе и сейчас, — с нехорошей усмешкой согласился Хранитель. — В вечер, когда мой отец ещё был в полном здравии, вы приходили к маяку. Камилла видела вас с отцом, вы о чём-то разговаривали и смеялись. А буквально через несколько минут, когда вы ушли, отец был уже расстроен и задумчив. И тому тоже есть свидетели. Значит, вы сказали ему что-то такое, что повлияло на его настроение.
— Это бред.
— Ладно, пусть бред, — не стал настаивать Хранитель. — Но поздно вечером, уже в темноте вы зачем-то вернулись к маяку.
— Не было этого.
— Хорошо. Пусть так, — Матвей кивнул. — Мария Михайловна, будьте добры, дайте лист бумаги и что-нибудь пишущее.
Хозяйка, не сходя с места, открыла один из ящиков стола и достала тетрадь и ручку. Хранитель быстро накидал какую-то схему и подвинул её к Галине Филипповне.
— Вот, смотрите. Это маяк, это дом отца, это залив. Где вы были, когда приходили к отцу? Только точно вспомните, это важно. — Хранитель, очевидно, решил сменить тактику и теперь говорил ровно и даже доброжелательно. Судя по всему, это сработало и немного успокоило орнитологиню. Она недовольно поджала губы, но в схему всё же всмотрелась.
— Вот здесь я была. Пришла отсюда, мы с Василием посидели на скамейке, поговорили на отвлечённые темы. И я ушла.
— А почему же вы не стали подниматься на маяк? — снова не выдержала Анна. Ей было очень неприятно разочаровываться в Галине Филипповне, и она ощущала даже что-то вроде обиды. Женщина так нравилась ей. Почти как Мария Михайловна. И вдруг такое. Наверняка ведь из-за наследства приехала…
— Потому что Василий сказал мне, что наверху ты, Анечка. — Голос Галины Филипповны звучал привычно басовито и мирно, и Анна снова засомневалась в том, что женщина виновата. — Ну, я и не захотела тебе мешать. Решила, что потом заберусь. Мы же сюда на две недели приехали. Хватило бы времени.
— А так же хватило бы времени уговорить моего отца, чтобы он повлиял на меня, — снова вступил Хранитель. — Только вот повлиял в чём? Чтобы я отказался от наследства?
Галина Филипповна посмотрела на него, как до этого смотрела только на Камиллу и Дениса, со смесью снисходительности и превосходства и закатила глаза:
— Ну, нет, конечно. Я же сказала, хотела, чтобы вы с отцом наладили отношения.
— Ага, и исходя из этой цели, вы ударили отца по голове поленом, а потом оттащили к лодке, сбросили в неё и отправили умирать в море? Видимо, чтобы он меня не отговорил общаться с вашим мужем? Да, Галина Филипповна? Такая у вас версия?
Мария Михайловна коротко глотнула воздуха и закрыла рот рукой. Остальные напряжённо молчали. И орнитологиня тоже. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки и снова заговорить:
— Я его не ударяла никаким поленом.
— А что же тогда вы делали у поленницы?
— Я там не была.
— Были. Я ещё в первый день на Закате, когда мы с Анной отправлялись на поиски лодки, заметил, что на вашей обуви есть мелкие деревянные щепки. Вы стояли на причале, а мы с Анной сидели в катере, и ваши ноги были почти напротив наших лиц. А у вас замшевые мокасины, к ним всё липнет. Я тогда заметил, но не придал этому значения. Но сегодня всё понял.
В ночь, когда кто-то напал на отца, Владимир… — Хранитель бросил быстрый взгляд на племянника Полоцкого. — …видел отца с вами. Потом раздался грохот. А утром мы обнаружили отца в лодке далеко от берега. Сегодня я осмотрел место, откуда примерно раздался шум, услышанный Владимиром. И понял, что вы были у поленницы. Оттуда и щепки. Но я допускал, что вы там могли быть раньше. Поэтому и попросил вас показать на схеме, где вы проходили накануне. И вы однозначно сказали, что не были не только у поленницы, но даже хотя бы в относительной близости от неё.
— Да мало ли где на мою обувь могли попасть щепки! — возмутилась Галина Филипповна, но в её голосе Анне почудился страх.
— Да больше нигде, — не согласился Хранитель. — Лес на Закате не валят, используют привозной. Прошлогодние дрова уже закончились. Новые привезли две недели назад. Отец как раз нарубил и сложил в поленницу. Но у неё вы, по вашим же словам, не были. Она, кстати, не на проходе, в стороне от дома, за сараем, случайно там не бывают, только если по делу. Но я допускал, что отец мог показывать вам свои владения и завести в том числе и туда. Однако вы сами опровергли это моё допущение. У Полоцких и Родаковых дрова хранятся не на улице, а в дровяных сараях. Там вы тоже случайно побывать не могли. А на орнитологической станции дров нет. На ней зимой никто не живёт. А весной, летом и ранней осенью, если вдруг станет холодно, проще электрическими обогревателями пользоваться. Они и стоят в кладовке. Так что нет, больше щепок нигде вы найти не могли.
В комнате повисла тишина. Первой не выдержала Мария Михайловна:
— Господи, да неужели ради какого-то наследства?!