В Тамбов мы попали к вечеру. Я из багажника достала записную книжку деда с адресом Татьяны Борисовой в девичестве Кушкиной и атлас дорог России.
На последних каплях бензина мы доехали до трехэтажного кирпичного дома довоенной постройки на окраине Я медленно поднялась на третий этаж, держа Юльку на руках, позвонила в дверь,
— Кто там? раздался голос.
— Тетя Таня, это я Алена Кушкина дочь Николая.
— Алена? удивленно спросили за дверью.
Задвигались замки и высокая худощавая женщина с короткой стрижкой темных волос и с папиными глазами, одетая в бордовый флисовый халат вопросительно уставилась на меня.
— Здравствуйте тетя Таня, — сказала я женщине с такими родными глазами — Мой папа Николай Кушкин, умер, я осталась одна. А это моя дочка Юля. Можно зайти?
Через пять минут я сидела за столом и поила дочку молоком, а потом, когда она уснула, прижимала ее к себе и наотрез отказываясь положить на кровать.
Я тряслась и рыдала.
Тетя Таня налила мне и себе коньяка в граненые рюмки, придвинула ко мне тарелку с ветчиной. Я выпила залпом и стала рассказывать, видя как расширяются глаза тети Тани.
Я ела все, что тетя Таня поставила на стол: холодную картошку, малосольные огурцы, ветчину, всхлипывала, рассказывала опять. Снова ела, плакала, потом откладывала вилку и продолжала рассказывать.
Папины глаза напротив грели мне душу.
Конечно я опустила в своем рассказе многое. Оставила самое главное. Отец погиб, дочь была похищена, я отдала две квартиры, самостоятельно нашла ее и теперь нам некуда бежать.
— Оставайся у меня Алена, решительно ответила тетя Таня. Я одна живу, да не плачь ты, давай тебе ванну наберу, помоешь девочку.
Когда я бережно опустила свою дочку в ванну, она закричала тоненьким голосом. Но я с ней говорила нежно, как только могла и мылила ее не мочалкой а собственной рукой, боясь повредить кожу, и она мне наверное поверила.
Юлька после мытья уснула крепко, а я не могла успокоиться. Мой организм требовал бежать, мстить и не хотел понять что все уже кончено.
* * *
Юльку обследовали у врачей в том числе и гинеколога, к счастью она не была изнасилована, хотя физические издевательства нанесли ей большую травму. Видимо ее держали до особых распоряжений. Я даже боюсь подумать, что ей было уготовано мучителями.
На третий день пребывания у тети Тани, когда я обняв малышку сидела и рассказывала, как она ловила кузнечиков, Юлька прошептала “мама”. Я замерла, а потом оказалось, что слез у меня очень много, просто больше не бывает.
Мы стали посещать детского психолога и Юля постепенно стала восстанавливаться и произносить некоторые слова.
В Нижнеярск я больше не вернусь, для них всех я умерла. Я привезла с сбой в багажнике все свои личные вещи и документы: паспорт, свой школьный аттестат, диплом из художки, Юлькино свидетельство о рождении.
В Тамбове у меня даже нашлась работа учительницей рисования в интернате для детей сирот. Хотя зарплата мизерная, но мне понравилось работать с детьми.
Иногда я привожу туда Юльку, в окружении других детей она расцветает, улыбается и моментально заводит подруг, хотя говорит пока плохо.
Тетя Таня водит дочку на плавание и и в детский театр, они сдружились и мне порой кажется, что Юлька больше тянется к тете, а не ко мне.
Я вспоминаю мою лесную землянку так щедро подаренную Саней, как будто он все предугадал.
В душе конечно понимаю, что ее обнаружат в любой момент, может найдет лесник или случайные грибники. Там ничего ценного не осталось, кроме нескольких банок консервов с распродажи да пластмассовой мебели, но это было единственное убежище, которое у меня не отобрали люди.
В настоящем, я учу детей в тамбовском интернате штриховать тени и полутени, а сама все чаще думаю скопить денег и построить где нибудь в брошенной деревне надежный дом с бетонным подвалом для припасов и оружия.
Я чувствую, что нынешняя тишина и беспечность мне даны только как передышка. Крысы всегда в поиске поживы, они меня найдут, не эти так другие.
Василий кажется был сын поселкового барона, да и в доме сгорело большое количество наркотиков. Что если кто то уже вышел на мой след?
Тетя Таня иногда странно на меня посматривает, и часто заводит разговор, что девочке жизнь отшельника ни к чему, ей нужно учиться в школе среди сверстников, потом получать высшее образование, выходить замуж. А мне надо отдохнуть, подлечить нервы в санатории.
Я улыбаюсь наивной тете, я с ней не буду спорить, но знаю, что в крепком доме с надежным оружием ни меня, ни моего ребенка, они не получат.