Возле поворота к Отрадному на столбе горел фонарь. — До свиданья, — сказала Марина. Леша попробовал ее обнять, но она выставила вперед руки. И опять ему бросился в глаза красный кончик ее мизинца.
— Что у тебя с пальцем? — спросил Алексей.
— Отморозила. Я тогда чуть было совсем не замерзла.
Командировка в Кымлот несколько затянулась. Через день после Марины в поселок прилетела и Мария Ивановна. Вначале она думала управиться с обследованием за неделю. Но несколько оленеводов никак не приезжало из стойбищ, а надо было обеспечить стопроцентный охват. С утра Мария Ивановна вела прием коренных жителей, выслушивала их своей трубочкой, говорила Марине что писать в диспансерной карте. Затем всех пациентов брали по очереди в рентгенкабинет. Мария Ивановна смотрела их за экраном. Марина делала и проявляла снимки, которые потом описывала ее начальница. Ей было немного за сорок. В Нурмикинот она приехала несколько лет назад, чтобы из северного оклада ей исчислили в 45 «вредную» рентгеновскую пенсию.
Марину ничуть не огорчала эта задержка. Весь день она ждала вечера, когда могла, наконец, встретиться с Георгием. С Юрой, как теперь, после памятной ночи в землянке, она его называла. Что будет у них дальше, Марина не знала, но не жалела ни о чем. — Я сама его тогда позвала, и не вправе ничего требовать, — думала она. — Пусть решает сам, и скажет мне об этом. Кымлот был меньше районной столицы — Нурмикинота. Жило в нем в основном коренное население. Школа, поликлиника да похожий на сарай крохотный клуб, в котором по вечерам устраивали танцы или «крутили» кино, — вот и все культурные учреждения поселка. На самом его краю находились здания геологического управления и длинный барачного вида дом, в котором проживали геологи. У Георгия была там своя крохотная комнатушка. — Сегодня вечером пойдем к Рябовым, — предложил Георгий. — Таня и Борис — мои друзья, геологи из нашего управления. — Жили Рябовы поблизости от Георгия. Компания у них собралась пестрая и веселая. — Марина. Королева красоты нурмикинотской больницы, — представил ее Георгий. — У тебя, Юрочка, есть вкус, — сказала с улыбкой молоденькая геологиня Элла. — Почему она называет его Юрочкой? И почему так насмешливо улыбается? — ощутила какой-то скрытый укол Марина. — Кем Элла приходится ему?
После застолья с оленьей строганиной и спиртом Таня и Борис спели под гитару несколько песен. — А теперь, Боря, подыграй немного и мне, — сказал Георгий. — Сейчас я спою песню про нашего брата-геолога. — И под Борин гитарный наигрыш начал:
Марина видела, что песня знакома всем собравшимся. Но сама она слышала ее впервые. — Разве она только про геологов? — подумала она. — Эта песня касается каждого.
— Почему не слышу аплодисментов моему замечательному исполнению? — тоном балованного ребенка произнес Георгий.
— Скромность украшает человека, Юрочка, — опять высунулась Элла.
— А я не люблю украшений.
Когда Георгий и Марина уходили, было уже заполночь. — Твоя Мария Ивановна, должно быть, давно крепко спит. Не стоит ее будить. Айда ко мне, — сказал Юра.
Маленький Ан-2 на широких лыжах разбежался, подпрыгнул, взлетел и мгновенно перенес Марию Ивановну и Марину в Нурмикинот. — Меня часто посылают в командировку в райцентр, — сказал накануне Георгий. — Со всякими отчетами и бумагами. Так что мы будем встречаться. А чтобы ты меня не забывала… вот, — Юра протянул ей две смешные, сшитые из кусочков оленьего меха фигурки с круглыми лицами и раскосыми глазами: — Видишь, это же мы с тобой! В кухлянках и торбазах. Поцелуй меня и улыбнись. Не бойсь, Марийка, я тебя очень люблю. —
В Нурмикиноте Марина поставила талисман на полочку над своей кроватью. И начались скучные будни. Теперь она жила ожиданием редких приездов Георгия. Но даже когда он приезжал в райцентр, остаться с ним вдвоем было не так-то просто. В комнате вместе с Мариной жила другая медсестра, Варя. Марина не посвящала никого в свои отношения с Георгием. Но Варя все понимала без слов и искренне сочувствовала подруге. Когда Юра появлялся в Нурмикиноте, она старалась взять в больнице дополнительное ночное дежурство.
Георгий. Юрка. Марина постоянно думала о нем. Поездка в Кымлот, холодный пожар в небе и та землянка все еще стояли у нее перед глазами. Но не забывалась и геологиня Элла. Красивая, насмешливая, эффектная. Разве сможет влюбчивый и ветреный Георгий оставаться к ней равнодушным? В один из его приездов Марина не удержалась и спросила:
— Как там твоя Элла?
— Ну, что Элка? Она только кажется ехидной, но, в сущности, добрая девка. Когда-то она и вправду была неравнодушна ко мне. А потом я получил у нее полную отставку.
Марина и верила, и не верила Юриным словам. Но что она могла сделать? Между тем приближался ее день рождения. В марте ей «стукнет» двадцать один. — Что для меня важней, — думала Марина, — двадцать спокойно прожитых лет или год знакомства с моим Юркой? Конечно, этот последний год!
Георгий обещал непременно приехать в Нурмикинот. Но за два дня он позвонил ей в больницу и осипшим голосом сказал: — Прости, но никак не смогу. Почему? Ну, заболел. Сильно простужен. Да ты не беспокойся, ничего серьезного. Скоро поправлюсь и приеду. Подарок за мной.
Но Марина разволновалась. Накануне она даже пробовала дозвониться в геологическое управление в Кымлот и справиться о здоровье Георгия. Но связи не было, телефонный провод, проложенный вдоль берега, часто рвался. — Как там Юрка? — думала она. — Какой хриплый был у него голос. Наверняка у него высокая температура. Принимает ли он лекарства, есть ли у него хоть что-то поесть?
День рождения отмечали в пятницу. Вечером после работы у Марины собралось несколько подружек, медсестер райбольницы. Ненадолго приходила и Мария Ивановна. — Летом, когда поедешь в отпуск, поступай-ка в мединститут. А сюда не возвращайся, — посоветовала начальница. — Мне без хорошей лаборантки будет, конечно, трудней. Но для тебя так будет лучше. — Девчонки шутили, верещали, смеялись. Включили магнитофон, распили бутылочку вина. Но беспокойство о Юре не проходило.
Впереди было два выходных. И Марина решила завтра навестить больного. — Дело к весне, погода прекрасная. Дорога до Кымлота мне знакома, всего-то километров тридцать пять. В прошлом году во время лыжного пробега нам случалось за сутки проходить и пятьдесят. Я же спортсменка. — Никому не сказав и только оставив записку дежурившей в больнице Варе, Марина быстро собралась, оделась потеплей и встала на лыжи.
Солнце светило почти по-весеннему. На выезде из поселка повстречался другой лыжник — хирург их райбольницы. Еще издали он узнал ее по ярко-алой лыжной шапочке и варежкам, — подарку Юры, — таких в Нурмикиноте больше ни у кого не было.
— Молодец, Марина! — одобрительно сказал он. — Свежий воздух и лыжная прогулка с утра полезней любых витаминов.
Марина хорошо помнила дорогу. Справа одиноко возвышался величавый Айкарем. А слева к самому берегу прижалась маленькая сопочка Шаман-гора. На склонах ее часто катались лыжники поселка. Обогнув сопку, Марина двинулась дальше. Вдоль берега опять попадались темные кубики — «домики-непогодники» для пограничников. Однажды вдали прошел навстречу и сам дозор — два солдата на лыжах с карабинами за спиной.
Как ни спешила Марина, было совсем темно, когда впереди показались огни Кымлота. Дом, в котором жил Георгий, стоял на самом краю поселка. Поставив в тамбуре лыжи, Марина повернула направо по пустому полуосвещенному коридору. И только теперь почувствовала, насколько устала. — Наконец-то дошла. Юрка, конечно, не ждет моего приезда. Интересно, что за подарок он мне приготовил?
Вот и дверь Юриной комнатушки. В ней всего-то стол возле окна, два стула да кровать справа у стенки. Дверь не заперта, темно. Спит Юра уже, что ли? Или лежит в жару? — Ну, кто там еще? — раздался с кровати его недовольный голос. Марина потянулась рукой зажечь свет. И тут услышала испуганное женское: — Ой! — Ее рука отдернулась от выключателя. Что-то, прошуршав, упало в темноте на пол. Не помня себя, Марина выскочила в коридор.
— Скорей, пока никто меня не заметил, — думала она, пристегивая к ногам лыжи. — Сейчас полнолуние, значит, будет светло. Как-нибудь добегу к утру. Но кто же все-таки там у Юры? Элла? Не хочу знать!
Луна то ярко светила, то пряталась в облаках. Начала поддувать поземка, и стало гораздо холодней. Куда-то подевалась варежка с правой руки, и Марина почти не чувствовала на ней пальцев. Но продолжала упрямо двигаться вперед. — В крайнем случае побуду до утра в домике для пограничников. Георгий говорил, что там есть все для ночевки в непогоду.
Доковыляв до третьей погранизбушки, Марина почувствовала, что дальше идти не в силах. Воткнув у входа лыжи и палки в снег, она вошла в пустую холодную клетушку. В железной печке действительно лежали дрова. — Сейчас затоплю печку и согреюсь, — обрадовалась Марина. — Но где же спички?
Спичек нигде не было. В десятый раз ощупав каждый уголок крохотного помещения, Марина поняла, что развести огонь ей нечем. — Почему я не курю? — пожалела она. Усталость навалилась на Марину. Она присела на топчан. В полудреме ей виделся то Георгий, то Варя, то Марья Ивановна. Она беззвучно просила их о помощи, но они, не замечая, проходили мимо. Время от времени Марина вставала и начинала хлопать себя руками по плечам и бокам, притопывать ногами. — Только бы не заснуть, — твердила себе она. — Иначе замерзну.
Начало светать. Потом через оконце в домик заглянул луч солнца. Но теплей не становилось. И Марина никак не могла заставить себя подняться на ноги и продолжить путь. — Еще полчасика. Еще десять минут, — выпрашивала она поблажку у самой себя. И опять оставалась лежать на холодном топчане. — Встаю. Все. — сказала, наконец, она и в этот момент услышала лай собак и шум снаружи. Голос Георгия: — Вот ее лыжи. Она здесь! — и фигуры мужчин в дверях времянки. Она смутно чувствовала, что ее поднимают на руки, укладывают на сани и куда-то везут…
Придя в себя, она узнала: обнаружив утром оброненную под выключателем варежку, Георгий понял, что Марина вчера заходила к нему, и тотчас кинулся ее искать. Не найдя Марину в Кымлоте, он снарядил упряжку и с несколькими геологами помчался на выручку. Открыв глаза в нурмикинотской больнице, она увидела сидящего возле своей постели Юру. К ней подходила то Варя, то Мария Ивановна. А Марина все просила: — Пить! Пить! — И никак не могла напиться.
После ночного купанья Лена стала прохладней с Мариной. Теперь Коля один провожал Лену в Отрадное. — Махнемся жилплощадью? — шутливо предложил ей Леша. — Ты — в нашу с Колей комнатенку при медчасти, а я — в ваши хоромы у «козы и коровы».
— А что, Марина тоже согласна? — в тон ему ответила Лена.
Но с Мариной у Алеши были сложные отношения. Нет, она не избегала его, но все время держала дистанцию. И пресекала любые поползновения выйти за чисто дружеские рамки. Как-то под вечер они сидели вдвоем на открытой веранде возле медпункта. Дневная жара спала. Марина полулежала в шезлонге с вязаньем на коленях. У ее ног был клубок бордовой шерсти. Алексей старался не глядеть на ее ладную загорелую фигурку в купальнике и голубой косынке на голове.
— Ты любишь вязать? — удивился Алексей.
— Это успокаивает нервы.
— Ты и так всегда невозмутима.
— Это только кажется. Просто у меня северная закалка. А раньше я была очень стеснительной.
Марина красила губы яркой лиловатой помадой; Алексею казалось, что за ее толстым слоем она прячет свое настоящее лицо.
— Кому ты вяжешь джемпер? — поинтересовался он.
— Еще не знаю.
— Подари его мне.
Марина подняла глаза от работы: — Тебе он будет узковат.
— Тогда подари мне свой Нурмикинот!
— Чудак. Как же я тебе его подарю? — Марина засмеялась коротким, нарочито громким смешком. И этот смех тоже показался Леше защитной маской. — Да и какой же он мой? Просто мне дали туда направление в облздраве.
— После института я тоже хочу уехать далеко-далеко. Возьму и попрошусь в Нурмикинот.
— А меня, может, как раз там и не будет. Если я поступлю в институт, то буду в это время учиться в Москве.
— Тогда и я туда не поеду. Я не хочу долго жить вдали от тебя. Потому что… потому что ты мне очень нравишься. Можешь, если хочешь, смеяться.