— …три дня и две ночи.
— А спать будем?
— Первым делом мы будем пить, потом танцевать…откровенно, ну и, самое главное, ностальгировать. На сон времени не остается.
Яна восторженно ухнула, оценив потрясающие перспективы и не успев затормозить, налетела на собственный чемодан. Прижав телефон к груди, она вопросительно уставилась на препятствие, потом задрала голову и взглянула на Павла.
— Пришли. Твой вагон, — кивнул супруг в сторону поезда.
— Я на месте, — отрапортовала Яна в мобильник. — Вхожу в девятый вагон. Целую, до встречи.
— Мужчина, женщина? — флегматично поинтересовался провожатый, перехватывая удобнее багаж.
— Это же Полина! Наша вечнозеленая староста.
Павел покосился на Яну, не рискуя уточнять, отчего староста зеленая? Зимой и летом одним…
— Бессменная, что ли?
— Угу. Другой старосты у нас не было, — рассеянно ответила та, разглядывая образчик сногсшибательной красоты.
Вход в вагон перекрывала высокая, статная и ошеломительно-праздничная проводница: кипенно-белая блузка, форменная юбка в обтяжку, пышные волосы собраны заколкой с цветными каменьями, помада вишневая, тени розовые. Глаз не отвести! Переминаясь на десятисантиметровых каблуках, красавица прожигала взглядом бойкого проводника из соседнего вагона. А тот, игнорируя ревнивую соседку, рассыпал комплименты двум смешливым пассажиркам.
Яна сразу вникла в ситуацию и, в ожидании неминуемой развязки, топталась у лесенки.
— Заходишь? — сухо поинтересовался Павел, взгромоздив чемодан на первую ступеньку.
— Вот только не надо таким тоном! — взорвалась Яна и сунула проводнице билет.
— Гад, — вслух пожаловалась та, не отрывая взгляда от бойкого коллеги.
— Встречаетесь?
— Две недели, как заявление подали.
— Поздравляю! — хохотнула Яна. — Ваш жених — бабник.
Павел хмыкнул и, громыхая чемоданом, скрылся в недрах вагона. Яна насупилась и полезла следом за недовольной половиной. В сердцах, она пробежала мимо своего купе, но опомнившись, вернулась назад. Муженек, между тем, запихивал чемодан под сиденье и знакомился с соседями — пожилой семейной парой. Явление взъерошенной попутчицы вызвало улыбки у супругов. В свои тридцать семь Яна напоминала героиню из американского комикса: худенькая, огненно-рыжая, с косой рваной челкой, прикрывающей пол-лица и серый глаз. Второй глаз — не менее серый — взирал на мир с отвагой и любопытством.
— День добрый! — чересчур громко поздоровалась она.
Худой мужчина, стоящий у поручня в коридоре, нервно вздрогнул и покосился в сторону нарушительницы спокойствия. Яна залилась как маков цвет, расправила плечи и независимо задрала подбородок. Из купе вышел ухмыляющийся супруг.
— Бунтуешь? — спросил он и обнял воинственную жену.
— Провожающие, на выход! — зычно выкрикнула проводница.
Провожающий приподнял Яну в воздух, сжал, встряхнул, аккуратно поставил на потертую ковровую дорожку и покинул вагон. Она задумчиво проводила взглядом его широкую спину. Очнулась от короткого стука в оконное стекло. Посмотрев вниз, резким движением опустила раму и высунула голову наружу.
— Больше так не делай, — попросил он.
— Как? — приготовилась обороняться Яна, сдунув с глаза челку.
— Заранее надо предупреждать. Ты вечером, в форме ультиматума, сообщила, что уезжаешь, полночи перетряхивала шкафы, а в восемь утра сбежала делать педикюр. Слушай, зачем тебе педикюр?
— Купаться буду, — неуверенно ответила она. — Там речек много.
— Первого мая? В горной речке? Подумай хорошенько. У тебя, между прочим, есть семья. Может, не стоит купаться…и ехать?
— Во-от! Потому и молчала. Сказала бы раньше, всей толпой навалились бы: родственники с обеих сторон подтянулись, бабки-дедки закудахтали, золотые дети заболели. А за четырнадцать часов ничего не успело случится: дела — в ажуре, отпрыски — в шоколаде, твоя мама — в шоке.
Солнышко выглянуло из-за облаков и брызнуло лучами в лицо путешественницы, ярко высветив веснушки на белой коже. Она мечтательно прищурилась:
— Мы там школу вспоминать будем, петь, танцевать… Полина сказала.
— Да я не против! Сказала бы заранее, поехал бы с тобой.
— Пф-ф, кто же ездит на встречу одноклассников со своим самоваром? — в унисон с поездом фыркнула Яна.
Вагон плавно сдвинулся с места. Павел держался возле окна, постепенно переходя на бег рысцой.
— Как отель называется? — спохватился он.
— Камелот!
Павел остановился, помахал вслед поезду и озадаченно потер лоб.
— Камелот какой-то, — бормотал он. — Куда поехала? Главное, зачем?
Яна из последних сил дергала дверь купе, грозя вконец оторвать разболтанную ручку. Отчаянные крики о помощи и пылкая молитва не привели к освобождению, и нечаянная пленница в который раз поменяла тактику. Сейчас она вела дипломатические переговоры. С дверью.
— Глубокоуважаемая дверь! — начала она с потрясающего пассажа. — Сегодня — даже не понедельник. Солнышко в неб-бе светит ярко, облака летят голуб-бые, — буква «б» подвигала ее на очередные рывки. Она дергала ручку и продолжала с досадой, — куда-то. Ведь чудесный день б-был. Сезам, откройся!
Рывок, еще рывок. Дверь стояла насмерть. Надежда на освобождение умирала в мучительных трудах. Яна рухнула на сиденье, толкнув в сторону чемодан на колесиках.
— Признаю, я вела себя непочтительно. Пнула вас разок, — подумала и уточнила. — Три раза. Но я раскаиваюсь. Это все предки с их дремучими рефлексами.
Пассажирка тринадцатого места обвела взглядом пустое купе и горестно взвыла:
— О-ох!
Без толку стучать по стенам и в дверь. Еще в Чопе все пассажиры покинули вагон, а она, как последний герой, поехала в Ужгород. И проводницу…бесы забрали. Час назад в вагоне поднялась жуткая кутерьма. Со всего состава сбежалась энергичная обслуга и принялась «раздевать» вагон. Деятельные помощники вынесли коврики, матрасы, занавески и с той же внезапностью, как объявились, исчезли, прихватив за компанию хозяйку вагона.
Как только служивый люд плюс живописная проводница — сегодня она разоделась в прозрачную блузку — убрались из вагона, случилась неприятность. Поезд судорожно дернулся, и дверь купе, которую по случаю теплой погоды держали открытой, с лязгом захлопнулась.
Сначала Яна не придала этому значения, но за двадцать минут до прибытия ей захотелось отрепетировать торжественный выход. Вот тогда и выяснилось, что пассажирка попала в западню. И сейчас, постукивая носком красной кроссовки в негодную дверь, она размышляла вслух:
— Не может быть, чтобы невеста забыла обо мне. Или может?
С любовью — своей или чужой — вечные неприятности. По всей вероятности, проводница охраняет от соблазнов вертлявого суженого. Он, и правда, на флюгер смахивает. Погода нынче ветреная: столько соблазнительных женщин.
Колеса лениво постукивали, за окном мелькали городские постройки, поезд замедлял ход. Яна бестолково дергала неподдающуюся дверь, таращилась в бесполезный телефон и прикидывала возможные варианты эвакуации. Вариант первый и единственный — через окно. Оглянулась, оценила размеры выходного отверстия и сообразила, что на определенном этапе движения драгоценная часть тела застрянет, и она зависнет вниз головой.
— Встречающие захлебнутся в экстазе.
Отвернувшись от окна, Яна бросила взгляд в зеркало, вытерла испарину, расстегнула верхнюю пуговицу у блузки, взлохматила челку.
— Будь, что будет! — махнула рукой.
Вот не так она представляла себе встречу с одноклассниками двадцать лет спустя. Говорил Павел, чтобы сидела дома.
В этот момент состав резко затормозил. Она неловко попятилась, ударилась боком о косяк, вскрикнула от боли и ухватилась за ручку, чтобы не упасть. Дверь с приятным звуком отъехала в сторону. Поезд остановился.
Прихрамывающая на одну ногу, расхристанная, с пятнистым румянцем на лице Яна волокла чемодан по узкому проходу. Метания и нервная суета восстановили против нее багаж: колесики, будто специально, находили препятствия и намертво застревали в предвкушении хозяйских действий. Она, закалившая себя в борьбе, тянула уже за другую ручку. Чемодан протестующе тарахтел.
Яна вышла в тамбур, где встретила сто раз поминаемую проводницу. Макияж невесты выглядел подозрительно смазанным, а сама она грелась в крепких мужских объятиях.
— Приехали! — объявила проводница грудным голосом и кивнула на распахнутую дверь.
— Счастливо отдохнуть!
— И вам не болеть, — выдохнула замученная пассажирка.
Она одарила взглядом воркующую парочку и самостоятельно выпрыгнула из вагона. Следом протарахтел чемодан.
Перрон был пуст, безукоризненно чист и абсолютно ничем не зацепил ее внимания. Яна потопталась, оглядываясь в недоумении, а потом запрокинула голову и уставилась на электронное табло. Светящаяся строчка указывала, что поезд прибыл точно по расписанию в одиннадцать пятьдесят, и пассажирка, почти пять минут, топчется на платформе в качестве живого подтверждения этого неоспоримого факта.
Она добрела до ближайшей скамейки, присела на краешек и задумалась. Никаких радостных одноклассников вблизи и вдали не наблюдалось. Ей стало не по себе: в свете последних событий вся поездка выглядела чистой воды авантюрой, а она — легкомысленной особой. Самобичевание длилось недолго. Яна открыла сумочку, достала телефон, и принялась нажимать кнопки.
— Сейчас узнаем, как добраться до вашего хваленого пансионата, — пробормотала она и тут же поняла, что на перроне появились новые персонажи. Недружный топот, разноголосица и робкое покашливание обозначили чужое присутствие. Яна склонила голову, прищурилась: трое мужчин вынырнули из тени подземного перехода и журавлиным клином двигались к ее скамейке.
Роль вожака взял на себя Андрей. «Я уже и забыла, какой он брюнетистый», — мысленно дивилась Яна. Она оценила широкие плечи, твердый шаг и внимательный взгляд бывшего одноклассника. Он не скрывал своей профессии: полковник ГРУ, прошу любить и жаловать. В девятом классе Яна отчаянно влюбилась в будущего разведчика, однако чувство не было взаимным.
Чуть позади от главной птицы держались Герман и Толик. По гроб жизни Герман был обязан своей чудной мамаше за такое необычное имя. В детстве оно принесло ему немало огорчений, зато пригодилось в актерской карьере. Высокий импозантный блондин с пронзительно-голубыми глазами всегда был в центре женского внимания. Слабый пол не мог устоять против его природного шарма, а он как-то быстро привык к обожанию поклонниц.
Зато Толик Чуев не изменился: остался таким же долговязым, сутулым и стеснительным. Яна припомнила, что в зависимости от ситуации глаза у Толика были либо виноватые, либо обиженные, а еще ее беспокоили эти руки, судорожно сжимающие пальцы в кулаки. Чуев никогда не любил Войтовскую, и она мудро избегала общения с ним.
«Какого дьявола он потащился меня встречать?» — мысленно возмутилась Яна.
Когда мобильная троица приблизилась, она занервничала не хуже перепуганного Толика.
— Привет, Яночка!
Голос Андрея произвел фурор в ее душе. Она не воспринимала смысл слов, просто наслаждалась его бархатными ноткам.
— Снова влюбилась, — пожала плечами Яна, и мужчины рассмеялись. — Как и не было двадцати лет разлуки.
— А меня, значит, разлюбила? — Гера в своем репертуаре.
Уступить пальму первенства сопернику? Да никогда!
— Забыть и разлюбить тебя невозможно, — улыбнулась она. — Как только увижу фильм с твоим участием, сразу мне снишься ночью. Вероятно, как и всем женщинам нашей страны. Целоваться будем? — легкая хрипотца в голосе не осталась незамеченной одноклассниками.
— А, то! — апломбу Германа не было предела. — Я всех наших девчуриков целую, а пацанам жму руки.
— Популярному артисту можно, — позавидовал Толик.
Яна галсами рванулась навстречу судьбе в лице жгучего брюнета, и бедный Чуев немедленно угодил ей под ноги.
— Войтовская! Ты! Ты, как всегда! — возопил неудачник и в священном ужасе уставился на ботинок, пострадавший от нашествия красной кроссовки.
— Прости, — беззаботно оборонила она и уже спокойно поцеловала Германа.
После коснулась губами щеки Андрея. Толик отошел подальше, демонстративно прихрамывая на пострадавшую ногу. Он очень боялся, что тронутая Войтовская накинется на него со своими поцелуями, но она обошла его вниманием. Даже обидно!
Андрей подхватил чемодан, и квартет двинулся в обратный путь.
— Военного человека видно издалека. Офицерская выправка, — нервно тараторила Яна и гипнотизировала спину движущейся мечты. — Как жаль, что я не вышла замуж за полковника! Нет, капитан — тоже вариант. Только не майор! Папы-майора с его пол-литрой в кармане шинели мне на всю юность хватило.
У Андрея дрогнула рука: чемодан привычно громыхнул, заваливаясь на бок. Маленькую катастрофу сопровождало собачий скулеж Толика.
Яна умолкла, маршируя в ногу с одноклассниками. Только сейчас она вспомнила мудрое напутствие Павла: «Дорогая, постарайся не думать вслух. С бухты-барахты вывалишь на них свои сокровенные мысли, надежды там, робкие женские чаяния. Они же непривычные, — слягут в душевном расстройстве. Или убьют тебя к чертовой матери». Яна поклялась взять себя в руки, но в этот момент мобильная четверка подрулила к большому черному автомобилю.
— И воронок тут, — автоматически выдала Яна и прикусила дурной язык.
Герман коротко хохотнул. Андрей же обернулся к возмутительнице спокойствия: уголки губ бывалого разведчика подергивались в странной усмешке, однако профессионализм взял верх.
— Ты последняя из нас, девятая. Двое суток ехала. Как дорога? — вежливо поинтересовался он, подразумевая, что совершенно не понимает, как такое могло сюда добраться в целости и сохранности.
— Никак. Чудесно, — буркнул комок противоречий. — Только нога болит и язык. Дверь купейная, сволочь, на сезам не реагирует.
— Заклинила! — оживился Толик.
— И ты про это молчала? — развлекался Гера. — Не похоже на тебя. Подробности давай! Ребята, сейчас мы узнаем, что в процессе освобождения нашей Янки участвовали начальник поезда, дорожно-транспортная полиция плюс группа отважных пассажиров.
— Точно. Потом МЧС подтянулась, пехота, авиация и артиллерия, — уныло пробормотала виновница общей радости.