— Она ужасно уклончива во всех разговорах. Девушка-эскиз. Я имею в виду, серьезно. Ты не ведешь себя так, если тебе нечего скрывать.
— Мы знаем, что она скрывает, — напомнил ей Джейд. — Этого достаточно.
Мэри не ответила.
— Давай обсудим это за ужином. Я проголодался.
Мэри посмотрела на дверь перед ними.
— Я надеюсь она в порядке.
— Думаю, тебе следует больше беспокоиться о себе. Это ты получаешь угрозы. — Мэри колебалась. — Если что-то пойдет не так, можно подумать, что она предупредила бы нас.
Глава 13
Белладонна
Вэл закончила тем, что заснула в круглосуточном кабинете. Она проснулась с болью в шее и позвоночником, который ощущался как холодный железный столб. Она застонала, отодвигаясь от стола, разминая затекшие плечи. Все болело, кроме ее живота, который просто казался пустым.
Одно блаженное мгновение она не могла вспомнить, где она и почему здесь.
Это сделало воспоминания еще более болезненными. Потому что в конце концов она все-таки вспомнила. Все это нахлынуло, как вонючий прилив.
Сегодня был Первый день.
Телефон зазвонил, когда она выходила из здания. Она закинула рюкзак на одно бедро, чтобы порыться в нем. Ее телефон был на самом дне, и ее руки и плечи снова заныли, когда она повернула их, чтобы дотянуться до него.
— Алло?
— Отвечаешь на звонки во время занятий?
Она остановилась, и студентам, идущим ей навстречу, пришлось свернуть, чтобы избежать столкновения. Они посмотрели на нее раздраженным взглядом, которого она не заметила.
— Полагаю, мне не следует удивляться. Я знал, что у тебя есть склонность к неповиновению, да, но не до такой степени. Твое поведение было... мм, по меньшей мере, поучительно. Однако я должен сказать, мне показалось, что стойкости и выносливости тебе скорее не хватает.
Она зажала рот рукой и тут же пожалела об этом, так как почувствовала запах желчи в своем дыхании.
— Отъе*сь.
— Хотя, возможно, твой энтузиазм заслуживает похвалы.
— Перестань искажать мои слова, — сказала она в телефон.
— О, мне не нужно искажать твои слова. Не тогда, когда у меня есть ты, чтобы делать все за меня. Вернее, подо мной. Я мог бы почти поверить, что тебе никогда раньше не приходилось умолять, но мы оба знаем, что это не совсем так. — Его голос, прежде легкий, теперь стал жестким. — Верно?
Ей хотелось заткнуть уши, но его голос был подобен нейротоксину. Он оставил ее ошеломленной и неподвижной.
— Отвали, — слабо поправилась она.
— Я не позволю тебе говорить со мной в таком тоне. — Боже, он был ужасен. Неужели он всегда был таким ужасным? Или он так хорошо умел это скрывать?
— Не смей вешать трубку, — прорычал он, заставив ее вздрогнуть, потому что ее большой палец медленно полз к кнопке «отключится», а она даже не осознавала этого. — Ты будешь слушать меня, каждое слово... и знаешь почему?
Она покачала головой, потом вспомнила, что он не мог этого видеть. Казалось, это не имело значения.
— Потому что тебе нравится, когда я заставляю тебя бороться. Куда бы я не вел, ты следуешь за мной. Разве не так?
— Нет. Нет, это не так.
— Да, это так. Ты хочешь, чтобы кто-то заставил тебя чувствовать себя беззащитной, уязвимой, преследуемой. Я мог бы убить тебя, и ты можешь чувствовать это, когда лежишь со мной. Ты любишь эту власть, мою власть — власть, которую я имею над тобой. — Последовала напряженная пауза. — Теперь твое тело принадлежит мне больше, чем тебе. Я чувствую твой запах на своей одежде. Страх и желание, и чистая, сладкая покорность.
Вэл дико огляделась по сторонам, уверенная, что кто-нибудь догадается о содержании их разговора. С криком она повесила трубку, услышав его смех, слишком поздно осознав, что только что нарушила его запрет.
Она поехала на автобусе обратно в общежитие, слишком сосредоточенная, чтобы беспокоиться о своей помятой одежде или замечать лица вокруг. Ее мысленный взор то и дело возвращался к этому холодному, жестокому взгляду и темному, хриплому голосу. Если бы леопарды могли говорить, они бы говорили так же, как он.
Вэл подумала, что пойдет в общежитие, почистит зубы, а затем отправится в столовую, чтобы успеть на последний час завтрака. Большая часть еды была бы несвежей и переваренной. Хрустящий черный бекон — если там еще остался бекон — резиновые яйца, сырые картофельные оладьи. Но даже это было лучше, чем она того заслуживала.
Она распахнула дверь. Первое, что Вэл увидела, было лицо Мэри. Оно наполнило ее тревогой с первого взгляда, и ей потребовалось некоторое время, чтобы понять почему. Она видела этот взгляд у людей дома, да — осторожность, презрительную жалость и холодное, холодное осуждение.
«Нет». Она снова проецировала, видя, как ее худшие страхи отражаются в зеркале дома развлечений, в которое превратился ее мир. Мэри заботилась о ней. Мэри не думала о ней в таком ключе.
«Только потому что она не знает правду».
Но теперь она знала. Один взгляд в ее глаза, и Вэл все поняла. Один взгляд в ее глаза, и сердце Вэл пронзили ледяные лезвия паники.
— Что происходит?
— Где ты была?
Застигнутая врасплох, Вэл сказала только:
— А?
— Ты сказала, что будешь здесь. В шесть. Джейд и я оба пришли. Мы ждали тебя, но ты так и не появилась.
— О. Я... я была в учебном классе. — Она отвела взгляд. — Наверное, забыла.
— Наверное, как и об этом? — Мэри подняла кремовый конверт, Вэл едва удержалась, чтобы не потянуться за ним. Лепесток валерианы все еще цеплялся за складки. Эти слова: «Ты боишься?» написанные девичьим подчерком Лизы, казалось укоряли ее.
Вэл потянула себя за прядь волос. Ей стало трудно дышать.
— Где ты это взяла?
— Нашла в твоем столе.
— Ты рылась в моих вещах?