И он оказался наполовину прав. Они не сделали этого в его постели. Они не успели пройти дальше двери, как он сорвал с нее одежду. Так что это уже по крайней мере два платья, которые сукин сын уничтожил до сих пор. Она прикусила один из его сосков и услышала, как он зашипел.
Немногие мужчины были способны дать ей то, чего она хотела. Дамиан Альварес был единственным исключением. Он оказался почти таким же испорченным, как и она. Возможно, даже больше. Их химия была взрывоопасной и едкой, ядовитой для всех, кроме них самих. Он с легкостью соглашался попробовать все, что она предлагала: кроме подчинения. На этом Дамиан не согнулся. Он всегда был хозяином, никогда — рабом.
Или так он думал.
Она искоса посмотрела на него серыми глазами, холодными и спокойными, как замерзшее озеро, прежде чем спуститься ниже, слегка потянув зубами за волосы, которые спускались с его пупка. Она услышала, как он резко вдохнул, когда ткнула его языком через штаны, и почувствовала, как он дернулся у ее рта.
— Лицемер, — заявила она.
— Шлюха, — не остался он в долгу.
Она прищелкнула языком в его сторону и резко дернула за ширинку зубами. Пуговица расстегнулась, и она дернула молнию вниз достаточно сильно, чтобы заставить его выгнуть спину и выругаться:
— Черт.
Он был тверд, уже довольно давно, и она несколько секунд восхищалась им, просто дразня своим дыханием. Затем Анна позволила своему языку поиграть с блестящим кончиком, наслаждаясь его соленым, мускусным животным запахом, прежде чем полностью взять его в рот. Она позволила своим зубам царапнуть член, ровно настолько, чтобы вызвать легкий дискомфорт, и почувствовала, как он вздрогнул.
Анна немного отстранилась и погладила его яички, целуя и облизывая последние несколько дюймов. Ей нравилось чувствовать его, железо, обтянутое шелком, с тонкой, как ткань, кожей, покрытой венами. Каким бы темным он ни был, его кожа здесь была почти такой же бледной, как у нее, за исключением кончика, где она темнела до темно-розового цвета.
Он выругался, когда она отстранилась, и подула на его влажную кожу.
— Отлично. Мы сыграем по-твоему.
Она погладила его по щеке ногтями.
— Мы всегда так делаем.
Затем она снова оказалась под ним, и он сбросил штаны и стянул с нее платье, закрыв свой рот одним из розовых сосков, пока снимал шелк с ее маленьких бедер. Ее кожа была такой же бледной, как у него — темной, и всегда смутно напоминала ему сливки. Он ласкал ее, как будто это было так, посасывая и кусая, и его рука скользнула между ее ног.
— Что скажет твой муж, когда узнает, что ты не добрая католическая девственница? — Он замурлыкал. — Я представляю, как он будет разочарован.
— Я что-нибудь придумаю, — выдохнула Анна. — Может быть... о... может быть, я скажу ему, что я...
— Мм, жаль, что ты не позволяешь мне научить тебя играть в шахматы, моя дорогая. — Его губы мимолетно вернулись к ее рту, прежде чем он вернул свое внимание к другой ее груди. — Ты такая хладнокровная, думаю, игра в шахматы была бы для тебя так же естественна, как дыхание.
— Ну, это ведь нехорошо? Потому что мне нравятся сложные задачи.
Его пальцы проникли глубже.
— О, но подумай о бесчисленных людях, которых ты уничтожила бы.
— Заманчиво.
— Подумай... обо всем, что я мог бы сделать с тобой на этой шахматной доске.
— Еще заманчивее.
— Заберу твоего короля с моей королевой, — его пальцы продолжали свое жестокое нападение, — Снова и снова. И, возможно... если ты будешь... очень хороша... мы попробуем поиграть только с фигурами.
— Очень заманчиво.
Боже, как только ей стало скучно, он напомнил ей, почему она позволила ему продолжать возвращаться. Его невероятное тело, его греховный рот, эти смеющиеся мавританские глаза, то, как он мог заставить ее кричать так громко, что она часто удивлялась, что ее голос не трескается, как натянутая резинка.
Анна закрыла глаза, выгнув спину, и вцепилась руками в его голову, накручивая мягкие пряди черных волос, чтобы удержать его на месте.
— Сильнее, Рагаццино.
Он сильно укусил ее, и его рука сменилась членом. Это было именно то, чего она хотела. Она радостно рассмеялась, как девчонка.
— Маленький мальчик? — спросил он, выгибая бровь.
— Докажи, что я ошибаюсь.
Он выдохнул и положил руки по обе стороны от ее головы.
— Если бы ты оказалась такой же плохой любовницей, как и лжецом, я бы уже был за дверью.
Она задохнулась, когда он частично проскользнул в нее одним плавным движением, которое заставило ее почувствовать себя маслом, а его — горячим ножом.
— Значит, ты признаешь, что я хороша, — заявила она, глядя на него сквозь ресницы с вызывающей застенчивостью.
— Я никогда этого не говорил. Ты принимаешь... а-а-а. — Она дернула бедрами, толкая его глубже внутрь.
Анна торжествующе улыбнулась ему. Улыбка исчезла, когда он сказал отрывисто, но, тем не менее, холодно:
— Я оставлю тебя вот так, наполовину кончившей, если ты не перестанешь ухмыляться.
А потом они оба замолчали, если не считать их стонов и вздохов удовольствия. Она обхватила его ногами за талию. Анне всегда нравилось наблюдать за его лицом во время соития, за тем, как его полные губы распухали от их яростных поцелуев, становившись еще более полными, когда они раскрыты от желания, его глаза были закрыты, густые ресницы размазаны по скулам, как черный уголь.
Он был темным ангелом. Она хотела вылепить его, а затем разбить вдребезги.
Он засмеялся в ее волосы, кончая, и сделал последний толчок с вибрацией, от которой ее кости задрожали и расплавились. Анна не смогла бы идти, даже если бы попыталась — и он знал это, самодовольный ублюдок. Он схватил галстук, который она сбросила раньше, поднял ее и понес к своей кровати.
— Что, если я забеременею? — спросила она, прежде чем он привязал ее к столбикам кровати для второго раунда. У него была аллергия на латекс, а она ненавидела все, что лишало ее ощущений, поэтому они никогда не пользовались презервативами. Она знала, что это глупо, но жизнь не стоила того, чтобы жить без небольшого риска.
Дамиан обдумал это.
— Хм. — Он поцеловал ее, томно и глубоко, погружая пальцы в бокал вина на тумбочке. — Лучше надейся, что он пойдет в меня, а не в тебя. — Он провел алой жидкостью по ее телу, и они оба смотрели, как вино струится по ее коже, как кровь. Затем он наклонил голову и слизнул все, прежде чем вино успело впитаться в его простыни.
— Дурак. Это не... о, как здорово... так работает. Дети наследуют половину генов обоих своих родителей.
Дамиан прижался лбом к ее лбу, иронично скривив губы.
— Боже, смилуйся над этим миром.
Бонус 2