- Было... - Пашка размазывал по лицу выступивший холодный пот, но дышал уже почти ровно, - Боялся, что медкомиссия зарубит...
- Тебе нужно нагрузки пока дозировать, - озабоченно проговорил Маргус, - Надо командиру сказать.
- Ты что, сдурел? - вытаращился Пашка, - Не вздумай! Я втянусь, ничего...
Маргус кивнул и отошел - все такой же спокойный и невозмутимый, черт.
- Он меня как за руки поднял, как на грудь себе положил - я прямо забалдел! - делился потом Пашка, - Лапы прохладные, грудь прохладные - такой кайф! И воздух будто сам вливается, и кашель прошел, и башка на место встала. Атасный мужик!
Хорошо, что в то время никто еще толком понятия не имел о таких вещах, как гомосексуализм - а то ведь задразнили бы бедного Пашку...
Глава 3. Каша ест меня
Начались занятия по иностранному языку - одному из основных предметов в девятой роте, так как по выпуску офицеры-спецназовцы получали дипломы переводчиков-референтов. Основные европейские языки Ауриньш уже знал, поэтому его определили в группу китайского языка.
Китай в ту пору считался одним из наиболее вероятных противников СССР: еще свежи были в памяти события на Даманском, только-только почил в бозе Великий Кормчий, сыны Поднебесной вполне определенно делали заявки на лидерство в регионе, а мудрый старец Дэн Сяопин еще только подступался к проведению своих реформ. Поэтому и существовали на разведфаке "китайские" группы, в которые собирали всех курсантов, хоть мало-мальски смахивающих на азиатов. Впрочем, таких было немного, и группы дополнялись обычными "рязанскими мордами".
- Нимэн хао, тунджимэн, - приветствовала курсантов молодая светловолосая дама в строгих очках и с мягкой улыбкой училки начальных классов, - Здравствуйте, товарищи. Меня зовут Валентина Алексеевна, я - ваш преподаватель китайского языка. "Нимэн хао" означает: "здравствуйте", так я буду приветствовать вас на занятиях. Отвечать вы мне будете: "Хао". Понятно? Давайте попробуем. Нимэн хао!
- Хао! - дружно выдохнули курсанты и приободрились - во, совсем простой язык, зря боялись.
- Проходите в класс, - открыла она дверь, - Рассаживайтесь, цин цзо...
Парни вошли в класс и остолбенели. Разноцветные иероглифы красовались на всех стенах класса - на большой карте Китая, на плакатах с оружием и боевой техникой, даже над классной доской вели свою молчаливую таинственную пляску пламенно-алые знаки, пугающе-непонятные и все-таки непостижимо красивые. Тут мы все и сдохнем... В то, что простой смертный может научиться читать и писать э т о, казалось абсолютно невероятным. Курсанты были подавлены напастью, свалившейся на них непонятно за какие грехи.
- Бье п'а, сюэшен тунджимэн, - улыбнулась Валентина Алексеевна, - Не бойтесь, товарищи курсанты. Не вы первые, не вы последние. Все поначалу пугаются, а потом - ничего, учатся. Причем, очень хорошо. Во всяком случае, отличников в китайских группах всегда было больше, чем в других.
Мягким негромким голосом, словно рассказывая сказку, поведала она курсантам, что грамматика китайского языка - довольно проста, в отличие от европейских языков, в нем нет привычных падежей, склонений, спряжений и прочих премудростей. Смысл предложения определяется порядком слов. Например, если сказать: "Губа гэмин", это будет означать "кубинская революция", а "гэмин Губа", наоборот - "революционная Куба". Или: предложение "во чи фань" означает: "я ем кашу". А "фань чи во" будет означать "каша ест меня".
Китайская письменность - слоговая. Каждый иероглиф обозначает один слог. Как в русском языке слово может состоять из одного, двух и более слогов, так и в китайском языке: слово может состоять из одного, двух и более иероглифов.
Затаив дыхание, курсанты повторяли вслед за "цзяоюань тунджи"1 таинственные слова - осторожно, словно пробуя их на вкус. "Ни хао" - здравствуй, "цзай дянь" - до свиданья, "цин цзо" садитесь, "чжань ци лай" - встаньте... А уже к следующему занятию всем требовалось вызубрить совсем уже запредельную фразу, которую придется докладывать дежурному: "Цзяоюань тунджи! Цзю лянь сань п'ай сы бань сюэшен шанла чжунвэн к'э!" Во как! Товарищ препод, стало быть - курсанты четвертого отделения третьего взвода девятой роты к занятиям по китайскому языку готовы. Ешьте нас с потрохами, уважаемый богдыхан...
Китайские тетради для обучению правописанию расчерчены особым образом: не в клетку и не в линейку - ровные ряды квадратиков сантиметр на сантиметр. Иероглиф должен аккуратно вписываться в этот квадратик - равномерно, без наклона и смещения в сторону. Порядок написания строго определенный - слева направо, сверху вниз. Оказывается, это только у европейцев можно быть профессором и иметь отвратительный почерк. В Китае же об образовании человека можно судить по его почерку. Чем образованнее человек, тем у него лучше почерк.
Пыхтя, сопя и свесив набок языки от усердия, курсанты вписывали в квадратики основные черты - составляющие иероглифов. Вертикали, горизонтали, откидные и разнообразнейшие точки. Разумеется, получалось все вкривь и вкось, как у неумелого первоклашки. Курсанты отдувались, и губы их то и дело складывались, чтобы произнести нехорошее слово.
Маргус же выполнил задание со скоростью опытной стенографистки и быстро пролистывал учебник. Хорошо ему...
- Хао цзилэ, Ауриньш тунджи! Замечательно, товарищ Ауриньш! - от души восхитилась Валентина Алексеевна, проверив его тетрадь, - Настоящая каллиграфия. Вы изучали язык раньше?
- Никак нет, - поднялся Маргус, - Только сейчас.
- Очень хорошая работа. Твердая, уверенная рука. Вы рисуете?
- Я еще не пробовал. Просто - Вы показали, я сделал. Вы хорошо объяснили.
- Цин цзо, - порозовела от удовольствия Валентина Алексеевна, Садитесь. Пять баллов, у фэн.
Парни недоуменно переглянулись - она что, не в курсе? Вот же еще напасть подвалила - теперь на его фоне мы вообще деревяшками смотреться будем...
Занятия по языку Валентина Алексеевна вела, словно мастер борьбы шоудао: изящно-мягко, благородно-вежливо, и - беспощадно. В конце занятия она добила курсантов коронным приемом: КАЖДЫЙ ДЕНЬ они должны будут заучивать два-три десятка новых иероглифов - только при таком темпе можно за четыре года накопить необходимый переводчику запас лексики. Поскольку это довольно серьезная нагрузка, она договорится с командованием роты о том, чтобы в наряды их ставили только в выходные дни, дабы курсантам не пропускать занятия.
Парни отвесили челюсти. Нет, вы поняли? Вот так позаботилась - ну прямо мама родная. Единственный выходной - и тот псу под хвост. Точнее, китайскому дракону. Звездец, парни. Иппон! Чистая победа.
Так началась бесконечная борьба с языком древних мудрецов и отморозков - хунвэйбинов, без перерывов и тайм-аутов. Во чи фань, фань чи во. То ли я ем эту бесконечную кашу иероглифов, то ли она ест меня. Даже стоя в наряде по роте, по ночам, пристроив рабочий черновик на тумбочку дневального, курсанты корпели, вымарывая страницу за страницей заучиванием новых иероглифов - каждый иероглиф требовалось написать не менее десятка раз для того, чтобы он пристроился в памяти, обитающей, казалось, не в голове, а в кончиках пальцев. Дежурные по роте на такое разгильдяйство смотрели сквозь пальцы: да, не положено дневальному отвлекаться, да уж ладно - и так люди судьбой обижены. К тому же, многие дежурные сами были курсантами китайских групп. Правда, мелкий коренастый Серега Колдин, заработавший в первые же дни занятий китайское прозвище Цунь (вершок) свой втык поимел.
Второй час ночи. Полторы сотни парней спят сладким субботним сном надо сказать, спят довольно тихо: храпеть и бормотать во сне в казарме отучаются быстро. Дневальный Серега, стоя у тумбочки с телефоном, стойко борется со сном и очередным домашним заданием. Камнем преткновением становятся слова "цзо" (левый) и "еу" (правый). Серега их постоянно путает. Отчаявшись, он вытаскивает из ножен штык-нож и принимается перебрасывать его из одной руки в другую, приговаривая: "цзо-еу, цзо-еу...". Постепенно увлекается, забывает про этот долбанный язык и начинает выписывать ножом немыслимые кренделя, любуясь на себя в большом зеркале со строгой надписью "Заправься!". Где он этих приемов насмотрелся - загадка, во всяком случае, на занятиях по физо ничего подобного курсантам не давали. Скорее всего, тут имела место импровизация.
Понятное дело, вскоре он увлекается, тяжелый нож вырывается из его рук и летит в сторону, с грохотом приземляясь на дощатый пол. Казарма чутко реагирует скрипом коек и неясным бормотанием. Серега на цыпочках (это в сапогах-то!) бежит к вверенному вооружению, суетливо вытаскивает его из-под чьей-то кровати и опрометью кидается назад. Через пять минут пресловутое шило в одном месте дает о себе знать и ситуация повторяется.
После третьего раза из каптерки появляется старшина - несмотря на поздний час, одетый по форме, и любопытствующий, что за херня здесь происходит. Ничтоже сумняшеся, Серега не придумывает ничего умнее, как выдать абсурдную версию: дескать, отчищал ножом тумбочку и вот, уронил нечаянно. После неплохо проведенного увольнения старшина был в благодушном настроении, и скорее всего, готов был отпустить незадачливому салаге-дневальному его вольные и невольные прегрешения, но из темноты кубрика вдруг раздался голос Ауриньша:
- Товарищ старшина, не так. Курсант Колдин выполнял ножом какие-то упражнения, стоя перед зеркалом. Он не удержал нож, и нож упал. Так было три раза, - наверное, примерно так же обстоятельно и невозмутимо докладывали красные латышские стрелки об измене товарищей по партии.
Оба-на. От такого простодушного предательства обалдел даже сам старшина. Какие-то мгновения в его душе шла борьба между солдатом (кем, по сути и являлся в настоящее время Фомин) и офицером (кем ему предстояло стать почти через год). Схватка окончилась боевой ничьей, в результате каковых и рождаются Соломоновы решения:
- Значит, так. Колдин - несешь службу до четырнадцати часов. В четырнадцать - сменяешься, четыре часа на подготовку к наряду и заступаешь по новой. Ауриньш - наряд вне очереди за разговоры после отбоя, заступаешь вместе с ним. Вопросы? Свободны!
Глава 4. В жизни всегда есть место подвигу
Что из себя представляет армейский сортир? В общем, ничего особенного: пара писсуаров с неизменными плавающими окурками, да четыре кабинки без дверей, оборудованные унитазами типа "Генуя" - их вы могли видеть в привокзальных бесплатных туалетах. На гвоздях, торчащих из стен кабинок обрывки окружной газеты "Ленинское знамя", или попросту, "Гальюн таймс".
Особенность тут всего одна - эти четыре кабинки предназначены для обслуживания полутора сотен здоровенных парней, которые не дураки пожрать и запорами отнюдь не страдают. Делите полтораста на четыре - арифметика простая.
- Ну что, Марик, дозвезделся? - сочувственно вздохнул Цунь, уныло обозревая поле деятельности, - Черт тебя за язык дернул, уставник хренов...
Чудовище по имени Рота добросовестно изгадила санузел и теперь сладко посапывала, набираясь сил перед очередным учебным днем. Из когда-то белых унитазов высились горы смердящих сталагмитов всевозможных оттенков коричневого цвета. Измятые обрывки газет не помещались в пластмассовых корзинах и щедро устилали внутренности кабинок и пол сортира вперемешку с окурками и плевками. Фигня эти ваши авгиевы конюшни, товарищи древние греки...
Дневальные Ауриньш и Колдин приступили к наведению порядка. Согласно многолетней традиции, в наряд по роте заступали двое первокурсников, один второкурсник и один третьекурсник - дежурным по роте. Согласно той же традиции первокурсникам для наведения порядка доставались "дембельские объекты" - туалет и умывальник. По ловко брошенному Колдиным жребию туалет достался Маргусу. Измотанный предыдущим нарядом, Цунь уже даже и не злился на этого придурка - из всех чувств осталась только усталая тоска.
- Ну, что. Технология этого дела простая, - тоном усталого ветерана начал он делиться боевым опытом, - Будешь смывать говно - все сразу не смывай, ты частями, частями: а то забьется - затрахаешься пробивать. Потом берешь кирпич вон там, в загашнике, фигачишь его гантелей в порошок. И этим порошком херачишь все очки, чтоб горели, ясно? Ну и чтоб все остальное чисто было, - махнул он рукой, - Э, еще дежурный с доклада вернется заинструктирует. Давай, короче, начинай помаленьку - времени много, вся ночь впереди... - и он удалился в умывальник походкой, исполненной достоинства: умывальник - это уже ранг повыше, почетнее...
В умывальнике он уютно устроился на широком подоконнике, со вкусом раскурил заначенный "бычок" и предался глубокомысленным размышлениям на тему: какая падла скоммуниздила шланг, каковым было так удобно отмывать плиточный пол? И сколько теперь уйдет времени на то, чтобы проделать эту работу с помощью ведра и тряпки? О ждущих чистки двадцати раковинах с кранами он суеверно старался не думать. Сидеть на подоконнике было славно, покойно. Мягким текучим свинцом наливались веки, чугунела голова. Окурок выскользнул из ослабевших пальцев и прощально пшикнул на мокром полу. Да и хрен с ним... С бычком этим...
- Сергей! - кафельные стены гулко отразили негромкий голос Ауриньша, Они не горят...
- А? Чего? - вскинулся Цунь и помотал головой, просыпаясь, - Чего не горит?
- Очки не горят, - виновато пояснил Маргус, тиская мокрую тряпку, - У меня не получается...
- "Не получа-ается"... - презрительно протянул Цунь, слезая с подоконника, - У всех получается, только у него одного не получается! Интеллигент хренов. Пошли, покажу, фиг с тобой. Наберут детей в армию... - с удовольствием проворчал он, шагая к туалету и скрылся за дверью.
- С-сука! - донесся вдруг из-за двери его сдавленный стон. Маргус кинулся следом.
- Сергей, что случилось?