Я кивнул, чуть не выронив изо рта сигарету. Отстегнув ремни, я медленно протянул руку и открыл боковое стекло. В кабину ворвался сладкий влажный воздух. Внезапно я почувствовал, что в кабине пахнет бензином и застоявшимся теплом.
Я встал и прошел назад между креслами. Ноги одновременно и слушались, и не слушались меня. Я открыл кабину и спрыгнул на землю. Ветер сразу набросился на меня. Я прислонился к самолету и взглянул назад.
На траве почти не осталось следа, но по песку прошли три узких колеи, еле заметные на сухом песке возле травы и отчетливые - на мокром, ближе к морю. Место соприкосновения с землей уже смыли волны. Должно быть, я посадил машину весьма близко к кромке берега. Это у меня хорошо вышло.
Мне стало холодно. Ветер задувал под рубашку и слишком быстро остужал пот. Я забрался обратно в кабину, нашел замшевый пиджак Кена с крошечными отверстиями от пули на левом рукаве и одел его на себя. Потом мы с Кеном вышли из самолета. По склону медленно спускались любопытные.
- Это там "Дак"? - спросил Кен, глядя на кипарисовую рощу.
- Да. - Зная, где находится самолет, я полагал, что сразу увижу его. Кен его пока не видел. - Пойдем посмотрим, - пригласил я. - Надо бы самолет развернуть.
Фронт скоро подойдет, и здесь задует северо-западный ветер. Лучше встать носом к нему. И для взлета, естественно, тоже. Я взглянул на короткую полосу травы и песка, и в ногах у меня снова появилась дрожь.
Кен уже был среди деревьев, когда первые местные жители подошли к нам. Я спросил насчет Николаоса и тут же увидел, что и он спускается по склону. Я кивками и пожатием плеч отвечал на вопросы, пока не подошел он. Он узнал меня. Мы поздоровались за руку.
- С вами все нормально?
- Да, прекрасно.
Он показал на "Пьяджо".
- Какие-нибудь проблемы?
- Так, кое-что. Но я хочу развернуть его. Вы поможете?
- О чем речь!
Я забрался в кабину и снял "Пьяджо" с тормозов, а тем временем он и ещё пара человек взялись за нос. Мы развернули машину и откатили её насколько можно назад, остановив в десятке ярдов от деревьев. Я снова поставил машину на стояночные тормоза, поставил колодки под все колеса, заблокировал систему управления и захлопнул за собой дверь в кабину.
Николаос смотрел на рощу и что-то показывал жестами.
- Ваш друг...
- Найду я его. - Я двинулся было в сторону Кена, но остановился и обернулся. - Этим утром кто-нибудь высаживался здесь?
Он замотал головой.
- Никого. Море, волна...
- Что, никто не может выйти в море в такую волну?
Он, кажется, даже немного обиделся.
- Это ж народ - моряки. Только смысл-то какой?..
Он покачал головой, и ветер сбросил его светлые волосы на лоб со шрамами. Я кивнул и пошел в сторону рощи.
И снова я словно в дверь вошел. Здесь было тихо и спокойно, только в вершинах деревьев стоял шум. Деревья, прохладная земля, поросший лишайником самолет отдавали старинным спокойствием. Даже то пятно на стабилизаторе, которое я очистил в прошлый раз - и увидел часть пакистанской эмблемы, выглядело сейчас старым. Я поймал себя на том, что ступаю крадучись.
Кена я вначале не увидел. Обойдя нос "Дакоты", я увидел его сквозь лобовое стекло кабины. Он кивнул мне и вышел наружу через дверь фюзеляжа.
- И что ты об этом скажешь? - спокойно спросил я.
Он медленно покачал головой.
- Ничего подобного не видел. Это как все равно часть храма. Я не стал бы... - Он снова беспомощно покачал головой. - Я просто не могу. Будто я хожу по душам погибших летчиков.
Я кивнул в знак согласия. Кен спросил, почти шепотом:
- И сокровища где-то поблизости?
- Я не знаю.
Я вернулся к "Пьяджо", и Кен последовал за мной. Николаос ждал нас за деревьями. Несколько детишек поднялись на цыпочки, чтобы заглянуть в кабину "Пьяджо", но все остальные разошлись по домам с холодного ветра. Облака быстро наползали на местность. Со стороны деревни на нас упали первые капли дождя.
Я сказал:
- Николаос, разрешите представить вам мистера Китсона. Кен, это Николаос Димитриу.
Николаос произнес несколько натянуто:
- Мне приятно с вами познакомиться.
Произошел обмен рукопожатиями. Затем я продолжил:
- Николаос был здесь германским солдатом во время войны. Он полюбил здешнюю жизнь и спустя несколько лет вернулся сюда и обосновался здесь. Я правильно говорю?
- Все верно, - глухо ответил Николаос.
Кен хмуро взглянул на меня. Здесь, на холодном ветру, ему было не до дипломатического этикета.
- Так, и куда теперь? - спросил он.
- Возможно, Николаос может нам помочь, - сказал я.
Кен с удивлением поднял брови, непонимающе взглянул на меня и Николаос. А я шел дальше:
- Все это началось, когда здесь очутилась "Дакота", с тех самых пор. Кен, что ты сказал обо всем том, что осталось от нее?
Кен поднял на меня глаза, осторожно провел правой рукой по больной левой.
- Ну, как храм, что-то в этом роде.
Он взглянул в сторону рощи, как бы вспоминая, что там, в нескольких футах отсюда, находится.
- Правильно, - сказал я. - Так оно примерно и должно быть.